Страница:
Можно напротив тайноведческим высказываниям часто слышать возражение: таковые не доказывают то, что они преподносят; они выставляют там только одно или другое и говорят: Тайноведение устанавливает это твердо. Следующие высказывания недооценивают, если полагают, что только что-либо в них преподнесено в этом смысле. Что здесь добиваются, есть то, чтобы разворачивающемуся в Душе при естественном знании позволить так далее развиваться, как это может развиваться по своему собственному существу и затем обратить внимание на то, что при таком развитии Душа наталкивается на сверх-чувственные факты. При этом предполагается, что каждый читатель, которому удается вникнуть в высказываемое, совершенно необходимо наталкивается на такие факты. Некое различие напротив чисто естественно-научному рассмотрению предрасполагает себя правда в то мгновение, в которое вступают в Духовно-научную область. В естественной науке факты располагаются в поле мира чувств; научный излагающий (Darsteller) рассматривает деятельность Души как нечто, что напротив совместной связи и течению чувство-фактов отступает назад. Духовно-научный излагающий должен установить эту деятельность Души на передний план; ибо читатель достигает только к фактам, когда он эту деятельность Души правомерным образом делает своей собственной. Эти факты есть не как в естественной науке - все-таки не понятые - также без деятельности Души перед человеческим восприятием; они выступают много более в таковом только через деятельность Души. Духовно-научный излагающий предполагает также наперед, что читатель ищет факты совместно с ним. Его изложение будет выдерживаться таким образом, что он рассказывает об обнаружении этих фактов и что в том образе, как он рассказывает, господствует не личный произвол, но воспитанный в естественной науке научный смысл. Он будет поэтому также вынужден говорить о средствах, через которые достигают к некому рассмотрению не-чувственного сверх-чувственного. Кто пускается в тайноведческое изложение, тот скоро заметит, что через него приобретаются представления и идеи, которых прежде не имели. Так приходят к новым мыслям также о том, что прежде полагали под сущностью "доказательства". Учатся познавать, что для естественно-научного изложения "доказательство" есть нечто, что для такового привнесено известным образом извне. В Духовно-научном мышлении располагается однако деятельность, которую Душа при естественно-научном мышлении прилагает к доказательству уже при поиске фактов. Их можно не найти, если путь к ним не является уже доказуемым. Тот кто действительно проходит через этот путь, уже переживает доказуемое; ничто не может быть достигнуто через извне вставленный аргумент. То, что этим в характере Тайноведения пренебрегают, вызывает многие недоразумения.
Все Тайноведение должно произрастать из двух мыслей, которые в каждом человеке могут пустить корни. Для Тайно-исследователя, как он здесь подразумевается, обе такие мысли выражают факты, которые можно переживать, если обслуживают себя для этого правильными средствами. Для многих людей эти мысли уже означают весьма оспариваемые утверждения, над которыми позволительно много спорить, если не вообще нечто, чью невозможность можно "доказать".
Эти обе мысли есть таковы, что позади видимого мира, прежде всего для чувств и завязанном на эти чувства мышлении, существует скрытый мир и что человеку, через развитие способностей, которые в нем дремлют, возможно проникнуть в такой скрытый мир.
Такой скрытый мир не существует, говорят одни. Мир, который человек воспринимает через свои чувства, является единственным. Его загадки можно разрешить из него самого. Когда также человек в настоящее время еще далеко удален от того, чтобы мочь ответить на все вопросы бытия, еще придет время, когда чувственный опыт и на нем основывающаяся наука смогут дать ответы.
Нельзя утверждать, что за видимым миром не существует невидимого, говорят другие; однако человеческие силы познания не могут проникнуть в этот мир. Они имеют границы, которые они не могут переступить. Возможно, что потребность "веры" может найти в таком мире свое убежище: истинная наука, которая опирает себя на надежные факты, не может заниматься таким миром.
Некой третьей партией являются те, которые смотрят на это как на некий род соразмерности, если человек через свою познавательскую работу желает проникать в некую область, в отношении которой он должен отказаться от "знания" и довольствоваться "верой". Как неправомерность воспринимают признающие это мнение, когда слабый человек желает проникнуть в мир, который может принадлежать единственно религиозной жизни.
Также будет преподноситься то, что для всех людей возможно совместное познание фактов чувственного мира, что однако в отношении сверх-чувственных вещей единственно личное мнение отдельного человека могло бы стать под вопросом и что об общей действующей достоверности в таких вещах не может говориться.
Другие утверждают многое другое.
Можно сделать себе ясным, что рассмотрение видимого мира предлагает человеку загадки, которые никогда из фактов этого мира не могут быть сами разрешены. Они будут в таком виде неразрешимы также тогда, когда наука таких фактов будет продвинутой так далеко, насколько это только возможно. Ибо видимые факты указывают отчетливо через свою собственную внутреннюю сущность на скрытый мир. Кто этого не видит, тот замыкает для себя загадки, которые везде отчетливо проистекают из фактов чувственного мира. Он не желает известные вопросы и загадки вообще видеть; поэтому он полагает, что все вопросы могут быть отвечены через чувственные факты. Те вопросы, которые он желает ставить, есть действительно также все, должные быть отвеченными через факты, о которых ручаются, что они в течение будущего будут открыты. Это можно признать без дальнейшего. Но почему должен также ожидать ответы в известных вещах тот, кто вообще никаких вопросов не ставит? Кто стремится к Тайноведению, говорит ничто другое, как что для него такие вопросы есть само-очевидны и что их должно признать как полноправное выражение человеческой Души. Наука, все-же, не может быть через это втиснута в границы, что запрещают человеку непредвзятые вопросы.
На мнение, что человек имеет границы своего познания, которые он не мог бы переступить и которые заставляют его останавиться перед невидимым миром, должно быть, все-же, сказано: не может иметь место вообще никакое сомнение, что через такой род познания, какой здесь подразумевается, нельзя было бы проникать в невидимый мир. Кто такой род познания считает единственно возможный, тот не может прийти ни к какому другому воззрению, как к такому, что отказывало бы человеку проникнуть в некий якобы имеющийся высший мир. Однако можно все-же также сказать следующее: если возможно развить некий другой род познания, то может таковой все-же привести в сверх-чувственный мир. Считают такой вид познания за невозможный, тогда приходят к некой точке зрения, глядя из которой всякая речь о неком сверх-чувственном мире является как чистая бессмыслица. Напротив такому непредвзятому суждению не может однако для такого мнения быть никакое другое основание как то, что приверженецу такового, любой другой род познания неизвестнен. Как можно однако вообще судить о том, о чем утверждают, что этого не знают? Непредвзятое мышление должно признать утверждение, что должно говорить только о том, что знают, и что ничто не должно быть утверждаемо о том, чего не знают. Такое мышление может только говорить вправе то, что некто сообщает о деле, которое он испытал, однако не вправе то, что некто объявляет за невозможное то, чего он не знает или не желает знать. Никому не позволительно оспаривать право, чтобы не заботиться о сверх-чувственном; однако никогда не может истинное основание высказываться за то, что некто не только объявляет себя соразмерным для того, что он может знать, но также для всего того, что "человек" может не знать.
Напротив тем, кто объявляет как соразмерность то, чтобы проникнуть в сверх-чувственную область, должно быть дано тайноведческое рассмотрение для того, чтобы обдумать, что это возможно и что это было бы прегрешением против данных человеку способностей, если он им позволяет увядать, вместо того, чтобы их развивать и себя ими обслуживать.
Кто однако полагает, что воззрения на сверх-чувственный мир должны принадлежать всецело личному мнению и ощущению, тот отрицает общее во всех человеческих существах. Это конечно верно, что прозрение в такие вещи каждый должен найти через самого себя, это есть также факт, что все те люди, которые только достаточно далеко идут, приходят не к различному, но к одному и тому же воззрению об этих вещах. Различие имеется в наличии только так долго, пока люди хотят приблизиться к наивысшим истинам не по некому научно гарантированному пути, но на личном произволе. Это, все-таки, должно быть признано без дальнейшего, что только тот может признать правильность тайноведческого пути, кто сам желает вжиться в его своеобразие.
Путь к Тайноведению может каждый человек найти в подходящем для него временном пункте, который наличие некого скрытого распознает или также только предполагает или угадывает из проявленного, и который из сознания того, что силы распознавания являются способными к развитию, побуждается к чувству, что скрытое может ему разоблачиться (enthьllen). Человеку, который через такие Душевные переживания приводится к Тайноведению, раскрывается через таковые не только перспектива, что он на определенные вопросы своего стремления к познанию найдет ответ, но также еще совсем другая перспектива, что он становится преодолевателем (Ьberwinder) всего того, что жизнь задерживает и делает слабым. И это означает в некотором известном, высшем смысле ослабление жизни, да даже некую Душевную смерть, если человек рассматривает себя вынужденным отвергать или отрицать сверх-чувственное. Да, это ведет при известных предпосылках к отчаянию, если человек теряет надежду, что ему скрытое станет открытым. Эта смерть и это отчаяние в своих многосторонних формах есть одновременно внутренние, Душевные противники тайноведческого устремления. Они выступают, если исчезает внутренняя сила человека. Тогда ему должны быть подведена извне всякая сила жизни, если вообще таковая должна прийти в его владение. Он воспринимает тогда вещи, существа и процессы, которые выступают для его чувств; он разчленяет их своим рассудком. Они готовят ему радость и боль; они побуждают его к действиям, каких он способен. Он желает делать это некоторое время так дальше: он должен однако все-же достичь однажды некого пункта, на котором он внутренне умирает. Ибо то, что может быть извлечено из мира для людей, исчерпывает себя. Это не есть некое утверждение, которое происходит из личного опыта отдельного человека, но нечто, что получается из непредвзятого рассмотрения всей человеческой жизни. То, что предохраняет от такого исчерпания, есть то скрытое, что покоится в глубине вещей. Умирает в человеке сила, чтобы снизойти в такие глубины, чтобы всегда добывать новую жизненную силу, то также внешнее вещей оказывается в конце-концов более не жизне-побудительным (lebenfцrdern).
Дело ведет себя никоим образом так, что оно касается только отдельного человека, его личного блага и боли. Как раз через истинное тайноведческое рассмотрение станет человеку достоверностью то, что с некой высшей точки зрения благо и боль отдельного человека внутренне совместно зависит от счастья (Heil) и несчастья (Unheil) целого Мира. Существует, ведь некий путь на котором человек достигает к прозрению, что он целому Миру и всем существам в нем вносит вред, если он свои силы не приносит верным образом к развертыванию. Опустошает человек свою жизнь через то, что он теряет совместную связь со сверх-чувственным, то разрушает он не только в своем Внутреннем нечто, чье отмирание может приводить его в конце-концов к отчаянию, но он образует через свои слабости некую помеху для развития целому Миру, в котором он живет.
Теперь, может человек заблуждаться. Он может предаться вере, что некое скрытое не существует возможно, что в том, что выступает для его чувств и для его рассудка, уже содержится все, что вообще может иметься. Однако такое заблуждение возможно только для поверхности сознания, не для его глубины. Чувство и желание не присоединяют себя к такой обманчивой вере. Они будут всегда снова каким-нибудь образом затребывать к скрытому. И если они лишены этого, они устремляют людей в сомнение, в неуверенность жизни, да, именно внутрь в отчаяние. Познавание, которое скрытое делает открытым, подходит для того, чтобы всю безнадежность, всю неуверенность жизни, все отчаяние, короче, все то преодолеть, что жизнь ослабляет и делает это неспособным, для необходимой ему службы в Мировом целом (Weltganzen).
Это есть прекрасный плод Духовно-научных познаний, что они дают жизни силу и прочность и не только удовлетворение вожделения знания. Источник, из которого такие познания черпают силу для работы, уверенности для жизни, не есть некий запечатанный. Никто, кто истинно однажды набрел на этот источник, при повторяющемся прибежище, которое он в нем же самом принимает, не покидает его не укрепившись.
Существуют люди, которые из основ таких познаний ничто не желают знать, потому что они именно в сказанном уже видят нечто нездоровое. Для поверхности и внешнего жизни такие люди совершенно правы. Они не хотят ослабленно знать то, что жизнь в так называемой действительности предлагает. Они видят некую слабость в том, когда человек отвращается от действительности и свое счастье ищет в неком скрытом мире, который для них, ведь, равняется некому фантастическому, выдуманному миру. Желают при таком Духовно-научном поиске не впадать в болезненное мечтание и слабость, то должно признать отчасти правомерное таких возражений. Ибо они основываются на неком здоровом суждении, которое только через это ведет не к некой полной, но к некой половинчатой истине, что проникает не в глубины вещей, но остается стоять на их поверхности. - Подходило бы стремление к сверх-чувственному познанию для того, чтобы жизнь ослаблять и приносить людей к удалению от истинной реальности, тогда были бы конечно такие возражения достаточно сильны, чтобы выбить почву под ногами этого Духовного направления.
Однако также напротив этим мнениям тайноведческие устремления шли бы неправильный путем, если они себя в обычном смысле слова желали бы "защищать". Также здесь могут они говорить только через их, для каждого непредвзятого человека распознаваемую, ценность, если они делают ощутимым то, как они жизненную силу и жизненную крепость повышают тому, кто в правильном смысле в них вживается. Эти устремления не могут сделать человека чуждым жизни или мечтателем; они усиливают человека из такого жизненного источника, из которого он, по своей Духовно-Душевной части, происходит.
Другие препятствия понимания еще кладут себе некоторые люди на пути, когда вступают на путь тайноведческих устремлений. Это именно принципиально хотя правильно, что читатель в тайноведческом изложении находит описание переживаний Души, через чье последование он может продвигаться к сверх-чувственному Миро-содержанию. Единственно в практике должно, однако, это изживать себя как некий род идеала. Читатель должен прежде всего, соразмерно своему участию, принять некую значительную сумму сверх-чувственных опытов, которые он сам еще не переживает. Это не может быть по-другому и будет также с этой книгой так. Будет описано то, что составитель подразумевает знать о существе человека, о его поведении в рождении и смерти и в свободном от тела состоянии в Духовном мире; будет издалека изложено развитие Земли и человечества. Так могло бы это показаться, что как будто все-же была сделалана предпосылка, что некое количество предполагаемых познаний были преподнесены как догмы, для которых потребовались бы вера в авторитет. Это есть однако все-же не тот случай. Что именно может быть известно о сверх-чувственном Миро-содержании, это живет в излагающем как живое содержание Души; и вживаются в такое содержание Души, то воспламеняет такое вживание в собственной Душе импульсы, которые ведут к соответствующим сверх-чувственным фактам. В чтении Духовно-научных познаний живут другим образом, чем в сообщениях о чувственных фактах. Читают сообщения из чувственного мира, то читают именно о них. Читают, однако, сообщения о сверх-чувственных фактах в правильном смысле, то вживаются в течение Духовного бытия. В принятии результатов, принимают одновременно собственный внутренний путь к этому. Это верно, что здесь подразумеваемое, не будет сначала часто вообще замечено читателем. Человек представлет себе вступление в Духовный мир слишком аналогичным чувственному переживанию, и так обнаруживается, что то, что переживают при чтении об этом мире, является слишком соразмерным мыслям. Однако в истинном, соразмерном мыслям принятии, уже стоят внутри этого Мира и должно только еще сделать для себя ясным, что он уже незаметно пережил то, что избегалось получить только как сообщение мысли. - Получают тогда полную ясность о настоящей природе этого пережитого, когда практически исполнят то, что описывается во второй (последней) части этой книги как "путь" к сверх-чувственным познаниям. Можно бы легко поверить, что обратное было бы верным: этот путь должен был бы описываться сначала. Это есть однако не тот случай. Кто, без того, чтобы направлять Душевный взор на определенные факты сверх-чувственного мира, делает только "упражнения", чтобы вступить в сверх-чувственный мир, для того остается этот мир неопределенным, запутывающим себя хаосом. Учатся вживаться в этот мир в известной мере наивно, тем что осведомляют себя об определенных фактах, и затем дают себе отчет в том, как - оставив наивность - в полном сознании сами достигают переживаний, сообщение о которых приобрели. Убеждаются, когда проникают в тайноведческие изложения, что надежный путь к сверх-чувственному познанию только таким, однако, и может быть. Будет также распознано, что все мнения о том, что сверх-чувственные познания могли бы сначала как догмы, в известной мере действовать через силу внушения, являются необоснованными. Ибо содержание этих познаний приобретается в такой Душевной жизни, что у него отнимается любая голая внушающая власть и дает ему только возможность, говорить к другому на том же пути, на котором говорят к нему все истины, которые направляют себя на его разумное суждение. Что другой человек сначала не замечает, как он в Духовном мире живет, к этому лежит основание не в неком неразумном внушенном принятии, но в утонченности и необычности переживаемого в чтении. - Так становятся через первое принятие сообщений, как они даются в первой части этой книги, сначала со-познавателем (Mit-Erkenner) сверх-чувственного мира; через практическое исполнение, указанных во второй части Душевных отправлений, становятся самостоятельным познавателем в этом мире.
По Духу и истинному смыслу также никакой настоящий ученый не сможет найти противоречие между своей, построенной на фактах чувственного мира науке и тем образом, как исследуется сверх-чувственный Мир. Каждый ученый обслуживает себя известными инструментами и методами. Инструменты он изготавливет через переработку того, что дает ему "природа". Сверх-чувственный образ познания обслуживает себя также неким инструментом. Только этот инструмент есть сам человек. И также этот инструмент должен сначала быть подготовленным для высшего исследования. В нем должны, сначала данные ему от "природы" без содействия человека способности и силы, быть превращены в высшие. Через это человек может сам сделать себя инструментом для исследования сверх-чувственного Мира. Сущность человечества
При рассмотрении человека с точки зрения образа сверх-чувственного познания вступает одновременно в силу то, что из этого образа познания действенно. Это рассмотрение основывается на признании "проявленной тайны" в собственном человеческом существе. Чувствам и на них поддержанному рассудку доступна только часть того, что в сверх-чувственном познании охватывается как человеческое существо, именно физическое тело. Чтобы прояснить понятие этого физического тела, внимание сначала должно быть направлено на явление, которое как великая загадка лежит расширенным над всем наблюдением жизни: на смерти и, в совместной связи с этим, на так называемой безжизненной природе, на царство минералов, которое постоянно носит в себе смерть. Этим указано на факты, чье полное разъяснение возможно только через сверх-чувственное познание и которому важная часть этой книги должна быть посвящена. Здесь, однако, должны быть пока только побуждены представления для ориентации.
В пределах проявленного мира физическое тело человека является тем, в чем человек равен минеральному миру. Напротив, не может как физическое тело быть действенным то, что отличает человека от минерала. Для непердвзятого рассмотрения прежде всего важным есть тот факт, что смерть обнажает в человеческом существе то, что, когда наступает смерть, является одного рода с минеральным миром. Можно указать на труп как на то в человеке, что после смерти подвержено процессам, которые находятся в царстве минерального мира. Можно подчеркнуть факт, что в этом члене человеческого существа, в трупе, действенны те же самые вещества и силы как в минеральной области; однако является необходимым, не менее сильно подчеркнуть, что со смертью для этого физического тела наступает распад. Правомерно, однако, также сказать: конечно, в физическом теле человека действуют те же самые вещества и силы как в минерале; но их действенность во время жизни поставлена на более высокую службу. Они действуют только тогда равно минеральному миру, когда наступает смерть. Здесь они выступают так, как они соразмерно своему собственному существу должны наступить, то есть как разлагатель физического телесного облика (Leibesgestaltung).
Так должно резко отделять в человеке проявленное от скрытого. Ибо во время жизни скрытое должно вести продолжающуся борьбу против веществ и сил минерального в физическом теле. Прекращается эта борьба, то вступает минеральная действенность. - Этим указывается на пункт, при котором наука должна использовать сверх-чувственное. Она должна искать то, что ведет указанную борьбу. И это именно является скрытым для наблюдения чувств. Это доступно только сверх-чувственному наблюдению. Как человек достигает того, что ему это "скрытое" таким проявленным становится, какими являются чувственные явления для обычных глаз, об этом будет говориться в более поздней части этой книги. Здесь, однако, должно описываться то, что выдает себя сверх-чувственному наблюдению.
Уже было сказано: только тогда могут сообщения о пути, на котором достигают высших наблюдений, быть некой ценности человеку, когда он сначала через голое рассказывание ознакомился с тем, что разоблачает сверх-чувственное исследование. Ибо понять можно именно также то в этой области, что еще не наблюдают. Да, это есть хороший путь к созерцанию для того, кто исходит из понимания.
Когда, теперь, также то скрытое, что в физическом теле ведет борьбу против распада, наблюдается только для высшего созерцания: то ясно обнаруживается, что в его действиях расположена, ограничивающая себя на проявленном, сила суждения. И эти действия выражают себя в форме или облике, в который во время жизни совместно соединяются минеральные вещества и силы физического тела. Эта форма исчезает мало-помалу, и физическое тело становится частью остального минерального мира, когда наступает смерть. Сверх-чувственное созерцание, однако, может наблюдать то, как самостоятельный член человеческого существа, что препятствует физическим веществам и силам во время жизни, идти своими собственными путями, которые ведут к разложению физического тела. Будь этот самостоятельный член назван "эфирное тело (Дtherleib)" или "жизненное тело (Lebensleib)". - Чтобы сразу, с начала, недоразумения не должны вкрадываться, то должно напротив этому обозначению второго члена человеческого существа приниматься во внимание двоякое. Слово "эфир (Дther)" употребляется здесь в другом смысле, чем это происходит в современной физике. Таковое обозначает, например, носитель света как эфир. Здесь должно, однако, слово стать ограниченным в том смысле, который был дан выше. Оно должно применяться для того, что доступно высшему созерцанию и что для чувственного наблюдения существует, чтобы познавать только в его действиях, именно через то, что имеющимся в физическом теле минеральным веществам и силам удается придать определенную форму или облик. И также слово "тело" не должно быть недопонятым. Должно для обозначения высших вещей бытия, именно, все-же употреблять слова обычного языка. И таковые выражают, ведь, для чувственного наблюдения, только чувственное. В чувственном смысле, естественно, есть "эфирное тело" вообще не телесное, каким бы утонченным таковое также ни удавалось представить. (* Что с названием "эфирное тело", "жизненное тело" не должно быть снова просто обновлено воззрение на старую, естественно-научно преодоленную "жизненную силу", об этом составитель этой книги высказался в своей "Теософии".)
Все Тайноведение должно произрастать из двух мыслей, которые в каждом человеке могут пустить корни. Для Тайно-исследователя, как он здесь подразумевается, обе такие мысли выражают факты, которые можно переживать, если обслуживают себя для этого правильными средствами. Для многих людей эти мысли уже означают весьма оспариваемые утверждения, над которыми позволительно много спорить, если не вообще нечто, чью невозможность можно "доказать".
Эти обе мысли есть таковы, что позади видимого мира, прежде всего для чувств и завязанном на эти чувства мышлении, существует скрытый мир и что человеку, через развитие способностей, которые в нем дремлют, возможно проникнуть в такой скрытый мир.
Такой скрытый мир не существует, говорят одни. Мир, который человек воспринимает через свои чувства, является единственным. Его загадки можно разрешить из него самого. Когда также человек в настоящее время еще далеко удален от того, чтобы мочь ответить на все вопросы бытия, еще придет время, когда чувственный опыт и на нем основывающаяся наука смогут дать ответы.
Нельзя утверждать, что за видимым миром не существует невидимого, говорят другие; однако человеческие силы познания не могут проникнуть в этот мир. Они имеют границы, которые они не могут переступить. Возможно, что потребность "веры" может найти в таком мире свое убежище: истинная наука, которая опирает себя на надежные факты, не может заниматься таким миром.
Некой третьей партией являются те, которые смотрят на это как на некий род соразмерности, если человек через свою познавательскую работу желает проникать в некую область, в отношении которой он должен отказаться от "знания" и довольствоваться "верой". Как неправомерность воспринимают признающие это мнение, когда слабый человек желает проникнуть в мир, который может принадлежать единственно религиозной жизни.
Также будет преподноситься то, что для всех людей возможно совместное познание фактов чувственного мира, что однако в отношении сверх-чувственных вещей единственно личное мнение отдельного человека могло бы стать под вопросом и что об общей действующей достоверности в таких вещах не может говориться.
Другие утверждают многое другое.
Можно сделать себе ясным, что рассмотрение видимого мира предлагает человеку загадки, которые никогда из фактов этого мира не могут быть сами разрешены. Они будут в таком виде неразрешимы также тогда, когда наука таких фактов будет продвинутой так далеко, насколько это только возможно. Ибо видимые факты указывают отчетливо через свою собственную внутреннюю сущность на скрытый мир. Кто этого не видит, тот замыкает для себя загадки, которые везде отчетливо проистекают из фактов чувственного мира. Он не желает известные вопросы и загадки вообще видеть; поэтому он полагает, что все вопросы могут быть отвечены через чувственные факты. Те вопросы, которые он желает ставить, есть действительно также все, должные быть отвеченными через факты, о которых ручаются, что они в течение будущего будут открыты. Это можно признать без дальнейшего. Но почему должен также ожидать ответы в известных вещах тот, кто вообще никаких вопросов не ставит? Кто стремится к Тайноведению, говорит ничто другое, как что для него такие вопросы есть само-очевидны и что их должно признать как полноправное выражение человеческой Души. Наука, все-же, не может быть через это втиснута в границы, что запрещают человеку непредвзятые вопросы.
На мнение, что человек имеет границы своего познания, которые он не мог бы переступить и которые заставляют его останавиться перед невидимым миром, должно быть, все-же, сказано: не может иметь место вообще никакое сомнение, что через такой род познания, какой здесь подразумевается, нельзя было бы проникать в невидимый мир. Кто такой род познания считает единственно возможный, тот не может прийти ни к какому другому воззрению, как к такому, что отказывало бы человеку проникнуть в некий якобы имеющийся высший мир. Однако можно все-же также сказать следующее: если возможно развить некий другой род познания, то может таковой все-же привести в сверх-чувственный мир. Считают такой вид познания за невозможный, тогда приходят к некой точке зрения, глядя из которой всякая речь о неком сверх-чувственном мире является как чистая бессмыслица. Напротив такому непредвзятому суждению не может однако для такого мнения быть никакое другое основание как то, что приверженецу такового, любой другой род познания неизвестнен. Как можно однако вообще судить о том, о чем утверждают, что этого не знают? Непредвзятое мышление должно признать утверждение, что должно говорить только о том, что знают, и что ничто не должно быть утверждаемо о том, чего не знают. Такое мышление может только говорить вправе то, что некто сообщает о деле, которое он испытал, однако не вправе то, что некто объявляет за невозможное то, чего он не знает или не желает знать. Никому не позволительно оспаривать право, чтобы не заботиться о сверх-чувственном; однако никогда не может истинное основание высказываться за то, что некто не только объявляет себя соразмерным для того, что он может знать, но также для всего того, что "человек" может не знать.
Напротив тем, кто объявляет как соразмерность то, чтобы проникнуть в сверх-чувственную область, должно быть дано тайноведческое рассмотрение для того, чтобы обдумать, что это возможно и что это было бы прегрешением против данных человеку способностей, если он им позволяет увядать, вместо того, чтобы их развивать и себя ими обслуживать.
Кто однако полагает, что воззрения на сверх-чувственный мир должны принадлежать всецело личному мнению и ощущению, тот отрицает общее во всех человеческих существах. Это конечно верно, что прозрение в такие вещи каждый должен найти через самого себя, это есть также факт, что все те люди, которые только достаточно далеко идут, приходят не к различному, но к одному и тому же воззрению об этих вещах. Различие имеется в наличии только так долго, пока люди хотят приблизиться к наивысшим истинам не по некому научно гарантированному пути, но на личном произволе. Это, все-таки, должно быть признано без дальнейшего, что только тот может признать правильность тайноведческого пути, кто сам желает вжиться в его своеобразие.
Путь к Тайноведению может каждый человек найти в подходящем для него временном пункте, который наличие некого скрытого распознает или также только предполагает или угадывает из проявленного, и который из сознания того, что силы распознавания являются способными к развитию, побуждается к чувству, что скрытое может ему разоблачиться (enthьllen). Человеку, который через такие Душевные переживания приводится к Тайноведению, раскрывается через таковые не только перспектива, что он на определенные вопросы своего стремления к познанию найдет ответ, но также еще совсем другая перспектива, что он становится преодолевателем (Ьberwinder) всего того, что жизнь задерживает и делает слабым. И это означает в некотором известном, высшем смысле ослабление жизни, да даже некую Душевную смерть, если человек рассматривает себя вынужденным отвергать или отрицать сверх-чувственное. Да, это ведет при известных предпосылках к отчаянию, если человек теряет надежду, что ему скрытое станет открытым. Эта смерть и это отчаяние в своих многосторонних формах есть одновременно внутренние, Душевные противники тайноведческого устремления. Они выступают, если исчезает внутренняя сила человека. Тогда ему должны быть подведена извне всякая сила жизни, если вообще таковая должна прийти в его владение. Он воспринимает тогда вещи, существа и процессы, которые выступают для его чувств; он разчленяет их своим рассудком. Они готовят ему радость и боль; они побуждают его к действиям, каких он способен. Он желает делать это некоторое время так дальше: он должен однако все-же достичь однажды некого пункта, на котором он внутренне умирает. Ибо то, что может быть извлечено из мира для людей, исчерпывает себя. Это не есть некое утверждение, которое происходит из личного опыта отдельного человека, но нечто, что получается из непредвзятого рассмотрения всей человеческой жизни. То, что предохраняет от такого исчерпания, есть то скрытое, что покоится в глубине вещей. Умирает в человеке сила, чтобы снизойти в такие глубины, чтобы всегда добывать новую жизненную силу, то также внешнее вещей оказывается в конце-концов более не жизне-побудительным (lebenfцrdern).
Дело ведет себя никоим образом так, что оно касается только отдельного человека, его личного блага и боли. Как раз через истинное тайноведческое рассмотрение станет человеку достоверностью то, что с некой высшей точки зрения благо и боль отдельного человека внутренне совместно зависит от счастья (Heil) и несчастья (Unheil) целого Мира. Существует, ведь некий путь на котором человек достигает к прозрению, что он целому Миру и всем существам в нем вносит вред, если он свои силы не приносит верным образом к развертыванию. Опустошает человек свою жизнь через то, что он теряет совместную связь со сверх-чувственным, то разрушает он не только в своем Внутреннем нечто, чье отмирание может приводить его в конце-концов к отчаянию, но он образует через свои слабости некую помеху для развития целому Миру, в котором он живет.
Теперь, может человек заблуждаться. Он может предаться вере, что некое скрытое не существует возможно, что в том, что выступает для его чувств и для его рассудка, уже содержится все, что вообще может иметься. Однако такое заблуждение возможно только для поверхности сознания, не для его глубины. Чувство и желание не присоединяют себя к такой обманчивой вере. Они будут всегда снова каким-нибудь образом затребывать к скрытому. И если они лишены этого, они устремляют людей в сомнение, в неуверенность жизни, да, именно внутрь в отчаяние. Познавание, которое скрытое делает открытым, подходит для того, чтобы всю безнадежность, всю неуверенность жизни, все отчаяние, короче, все то преодолеть, что жизнь ослабляет и делает это неспособным, для необходимой ему службы в Мировом целом (Weltganzen).
Это есть прекрасный плод Духовно-научных познаний, что они дают жизни силу и прочность и не только удовлетворение вожделения знания. Источник, из которого такие познания черпают силу для работы, уверенности для жизни, не есть некий запечатанный. Никто, кто истинно однажды набрел на этот источник, при повторяющемся прибежище, которое он в нем же самом принимает, не покидает его не укрепившись.
Существуют люди, которые из основ таких познаний ничто не желают знать, потому что они именно в сказанном уже видят нечто нездоровое. Для поверхности и внешнего жизни такие люди совершенно правы. Они не хотят ослабленно знать то, что жизнь в так называемой действительности предлагает. Они видят некую слабость в том, когда человек отвращается от действительности и свое счастье ищет в неком скрытом мире, который для них, ведь, равняется некому фантастическому, выдуманному миру. Желают при таком Духовно-научном поиске не впадать в болезненное мечтание и слабость, то должно признать отчасти правомерное таких возражений. Ибо они основываются на неком здоровом суждении, которое только через это ведет не к некой полной, но к некой половинчатой истине, что проникает не в глубины вещей, но остается стоять на их поверхности. - Подходило бы стремление к сверх-чувственному познанию для того, чтобы жизнь ослаблять и приносить людей к удалению от истинной реальности, тогда были бы конечно такие возражения достаточно сильны, чтобы выбить почву под ногами этого Духовного направления.
Однако также напротив этим мнениям тайноведческие устремления шли бы неправильный путем, если они себя в обычном смысле слова желали бы "защищать". Также здесь могут они говорить только через их, для каждого непредвзятого человека распознаваемую, ценность, если они делают ощутимым то, как они жизненную силу и жизненную крепость повышают тому, кто в правильном смысле в них вживается. Эти устремления не могут сделать человека чуждым жизни или мечтателем; они усиливают человека из такого жизненного источника, из которого он, по своей Духовно-Душевной части, происходит.
Другие препятствия понимания еще кладут себе некоторые люди на пути, когда вступают на путь тайноведческих устремлений. Это именно принципиально хотя правильно, что читатель в тайноведческом изложении находит описание переживаний Души, через чье последование он может продвигаться к сверх-чувственному Миро-содержанию. Единственно в практике должно, однако, это изживать себя как некий род идеала. Читатель должен прежде всего, соразмерно своему участию, принять некую значительную сумму сверх-чувственных опытов, которые он сам еще не переживает. Это не может быть по-другому и будет также с этой книгой так. Будет описано то, что составитель подразумевает знать о существе человека, о его поведении в рождении и смерти и в свободном от тела состоянии в Духовном мире; будет издалека изложено развитие Земли и человечества. Так могло бы это показаться, что как будто все-же была сделалана предпосылка, что некое количество предполагаемых познаний были преподнесены как догмы, для которых потребовались бы вера в авторитет. Это есть однако все-же не тот случай. Что именно может быть известно о сверх-чувственном Миро-содержании, это живет в излагающем как живое содержание Души; и вживаются в такое содержание Души, то воспламеняет такое вживание в собственной Душе импульсы, которые ведут к соответствующим сверх-чувственным фактам. В чтении Духовно-научных познаний живут другим образом, чем в сообщениях о чувственных фактах. Читают сообщения из чувственного мира, то читают именно о них. Читают, однако, сообщения о сверх-чувственных фактах в правильном смысле, то вживаются в течение Духовного бытия. В принятии результатов, принимают одновременно собственный внутренний путь к этому. Это верно, что здесь подразумеваемое, не будет сначала часто вообще замечено читателем. Человек представлет себе вступление в Духовный мир слишком аналогичным чувственному переживанию, и так обнаруживается, что то, что переживают при чтении об этом мире, является слишком соразмерным мыслям. Однако в истинном, соразмерном мыслям принятии, уже стоят внутри этого Мира и должно только еще сделать для себя ясным, что он уже незаметно пережил то, что избегалось получить только как сообщение мысли. - Получают тогда полную ясность о настоящей природе этого пережитого, когда практически исполнят то, что описывается во второй (последней) части этой книги как "путь" к сверх-чувственным познаниям. Можно бы легко поверить, что обратное было бы верным: этот путь должен был бы описываться сначала. Это есть однако не тот случай. Кто, без того, чтобы направлять Душевный взор на определенные факты сверх-чувственного мира, делает только "упражнения", чтобы вступить в сверх-чувственный мир, для того остается этот мир неопределенным, запутывающим себя хаосом. Учатся вживаться в этот мир в известной мере наивно, тем что осведомляют себя об определенных фактах, и затем дают себе отчет в том, как - оставив наивность - в полном сознании сами достигают переживаний, сообщение о которых приобрели. Убеждаются, когда проникают в тайноведческие изложения, что надежный путь к сверх-чувственному познанию только таким, однако, и может быть. Будет также распознано, что все мнения о том, что сверх-чувственные познания могли бы сначала как догмы, в известной мере действовать через силу внушения, являются необоснованными. Ибо содержание этих познаний приобретается в такой Душевной жизни, что у него отнимается любая голая внушающая власть и дает ему только возможность, говорить к другому на том же пути, на котором говорят к нему все истины, которые направляют себя на его разумное суждение. Что другой человек сначала не замечает, как он в Духовном мире живет, к этому лежит основание не в неком неразумном внушенном принятии, но в утонченности и необычности переживаемого в чтении. - Так становятся через первое принятие сообщений, как они даются в первой части этой книги, сначала со-познавателем (Mit-Erkenner) сверх-чувственного мира; через практическое исполнение, указанных во второй части Душевных отправлений, становятся самостоятельным познавателем в этом мире.
По Духу и истинному смыслу также никакой настоящий ученый не сможет найти противоречие между своей, построенной на фактах чувственного мира науке и тем образом, как исследуется сверх-чувственный Мир. Каждый ученый обслуживает себя известными инструментами и методами. Инструменты он изготавливет через переработку того, что дает ему "природа". Сверх-чувственный образ познания обслуживает себя также неким инструментом. Только этот инструмент есть сам человек. И также этот инструмент должен сначала быть подготовленным для высшего исследования. В нем должны, сначала данные ему от "природы" без содействия человека способности и силы, быть превращены в высшие. Через это человек может сам сделать себя инструментом для исследования сверх-чувственного Мира. Сущность человечества
При рассмотрении человека с точки зрения образа сверх-чувственного познания вступает одновременно в силу то, что из этого образа познания действенно. Это рассмотрение основывается на признании "проявленной тайны" в собственном человеческом существе. Чувствам и на них поддержанному рассудку доступна только часть того, что в сверх-чувственном познании охватывается как человеческое существо, именно физическое тело. Чтобы прояснить понятие этого физического тела, внимание сначала должно быть направлено на явление, которое как великая загадка лежит расширенным над всем наблюдением жизни: на смерти и, в совместной связи с этим, на так называемой безжизненной природе, на царство минералов, которое постоянно носит в себе смерть. Этим указано на факты, чье полное разъяснение возможно только через сверх-чувственное познание и которому важная часть этой книги должна быть посвящена. Здесь, однако, должны быть пока только побуждены представления для ориентации.
В пределах проявленного мира физическое тело человека является тем, в чем человек равен минеральному миру. Напротив, не может как физическое тело быть действенным то, что отличает человека от минерала. Для непердвзятого рассмотрения прежде всего важным есть тот факт, что смерть обнажает в человеческом существе то, что, когда наступает смерть, является одного рода с минеральным миром. Можно указать на труп как на то в человеке, что после смерти подвержено процессам, которые находятся в царстве минерального мира. Можно подчеркнуть факт, что в этом члене человеческого существа, в трупе, действенны те же самые вещества и силы как в минеральной области; однако является необходимым, не менее сильно подчеркнуть, что со смертью для этого физического тела наступает распад. Правомерно, однако, также сказать: конечно, в физическом теле человека действуют те же самые вещества и силы как в минерале; но их действенность во время жизни поставлена на более высокую службу. Они действуют только тогда равно минеральному миру, когда наступает смерть. Здесь они выступают так, как они соразмерно своему собственному существу должны наступить, то есть как разлагатель физического телесного облика (Leibesgestaltung).
Так должно резко отделять в человеке проявленное от скрытого. Ибо во время жизни скрытое должно вести продолжающуся борьбу против веществ и сил минерального в физическом теле. Прекращается эта борьба, то вступает минеральная действенность. - Этим указывается на пункт, при котором наука должна использовать сверх-чувственное. Она должна искать то, что ведет указанную борьбу. И это именно является скрытым для наблюдения чувств. Это доступно только сверх-чувственному наблюдению. Как человек достигает того, что ему это "скрытое" таким проявленным становится, какими являются чувственные явления для обычных глаз, об этом будет говориться в более поздней части этой книги. Здесь, однако, должно описываться то, что выдает себя сверх-чувственному наблюдению.
Уже было сказано: только тогда могут сообщения о пути, на котором достигают высших наблюдений, быть некой ценности человеку, когда он сначала через голое рассказывание ознакомился с тем, что разоблачает сверх-чувственное исследование. Ибо понять можно именно также то в этой области, что еще не наблюдают. Да, это есть хороший путь к созерцанию для того, кто исходит из понимания.
Когда, теперь, также то скрытое, что в физическом теле ведет борьбу против распада, наблюдается только для высшего созерцания: то ясно обнаруживается, что в его действиях расположена, ограничивающая себя на проявленном, сила суждения. И эти действия выражают себя в форме или облике, в который во время жизни совместно соединяются минеральные вещества и силы физического тела. Эта форма исчезает мало-помалу, и физическое тело становится частью остального минерального мира, когда наступает смерть. Сверх-чувственное созерцание, однако, может наблюдать то, как самостоятельный член человеческого существа, что препятствует физическим веществам и силам во время жизни, идти своими собственными путями, которые ведут к разложению физического тела. Будь этот самостоятельный член назван "эфирное тело (Дtherleib)" или "жизненное тело (Lebensleib)". - Чтобы сразу, с начала, недоразумения не должны вкрадываться, то должно напротив этому обозначению второго члена человеческого существа приниматься во внимание двоякое. Слово "эфир (Дther)" употребляется здесь в другом смысле, чем это происходит в современной физике. Таковое обозначает, например, носитель света как эфир. Здесь должно, однако, слово стать ограниченным в том смысле, который был дан выше. Оно должно применяться для того, что доступно высшему созерцанию и что для чувственного наблюдения существует, чтобы познавать только в его действиях, именно через то, что имеющимся в физическом теле минеральным веществам и силам удается придать определенную форму или облик. И также слово "тело" не должно быть недопонятым. Должно для обозначения высших вещей бытия, именно, все-же употреблять слова обычного языка. И таковые выражают, ведь, для чувственного наблюдения, только чувственное. В чувственном смысле, естественно, есть "эфирное тело" вообще не телесное, каким бы утонченным таковое также ни удавалось представить. (* Что с названием "эфирное тело", "жизненное тело" не должно быть снова просто обновлено воззрение на старую, естественно-научно преодоленную "жизненную силу", об этом составитель этой книги высказался в своей "Теософии".)