Шумак Наталья. Та-Ро

   -Ой, мне есть повод закручинить
   Плетью коня погоняя.
   Не задержалась беда, приключилась.
   Коршун голубку терзает.
   Коршун голубку терзает...
 
   Из распахнувшихся дверей на крыльцо выплеснулась группа дружинников, вышел и сам князь. Степан то ли не расслышал, то ли хотел допеть.
   -Ой, я стрелу спущу заветную.
   Вострую, напиться черной кровушки.
   Ой, призову любодея к ответу.
   Не пожалею головушки.
   Не пожалею головушки.
 
   Ой, разгулялись, разгулялись.
   В темном небе облака да тучи.
   Звезды сокрылись, мое сердце сжалось.
   Что добра молодца мучит?
   Что добра молодца мучит?
 
   Странная вышла песня. Горькая до невозможного и сильная. Напоследок голос взметнулся яростно и неистово.
   -Мучи-и-и-и-ит...
   Нота тянулась невероятно долго и звонко, не теряя глубины, да откуда такой запас дыхания у парня? Даниил покрылся мурашками, так невероятно красиво закончил Степан петь. Даже головой встряхнул, отгоняя наваждение. Кто-то из свиты князя громко вздохнул в наступившей пронзительной тишине.
   -Ай да молодец, обидчик мой.
   Зло проскрежетал боярин.
   -Здоров глотку драть.
   Князь покосился на Карпа Петровича с толикой неодобрения. Сел в подставленное слугами креслице. Велел боярину коротко.
   -Стань там. Рядом. Судить вас буду. По завещанному дедами обычаю, по своему праву.
   Даниил рассматривал безусое почти мальчишеское лицо Владимира. Румянец на гладких щеках от мороза, или волнения? Прямая спина, гордо задранный подбородок. Щенок еще, совсем щенок. Хотя... От свеев отбился, задал перцу степным бандам на дальней границе, и если дружина не ворчит, слушается, если на улицах Моски порядок, может и не безнадежен юный правитель. Возмужает, наберется мудрости. Только доживет ли Степан, бывший холоп, поднявший руку на боярина до этого? Тем временем князь обратился к Карпу Петровичу.
   -Поведай, ближний боярин, что произошло между тобой и этими людьми.
   Слушая бредовый навет Степан покрылся красными пятнами сдерживаемой бессильной злобы. Даниил же, широко расставив ноги, улыбался безмятежно. ОН умел не мерзнуть, весьма полезное умение для степи или росских морозов. Не переминаться с ноги на ногу, не сутулиться. Выглядеть с достоинством. Ну и что, что голова не покрыта? ЕМУ не холодно. Блестят черные волосы. Рукавицы давно спрятал. Скрестил руки на груди, ярко засверкали перстни, прищурился. Зная, что выглядит опасно и внушительно.
   -Хорошо. Теперь пусть скажут мой дружинник и... воин-иноземец. Кто таков? Говоришь ли по-нашему?
   Даниил поклонился низко, с максимальной достойной дворянина вежливостью. Но не как холоп. В толпе прозвучал гул.
   -Меня зовут Даниллин Дю Лой. Я могу говорить на твоем языке, милостивый князь.
   -Кто ты?
   -Мое имя можно перевести на росский. Князь Даниил Ветров. Отец был правителем. Далеко отсюда. В степи. Моя страна погибла, когда я еще не родился.
   -Свеи?
   -Нет, желтая лихорадка, милостивый князь.
   -Кто-нибудь может подтвердить твои слова?
   -Здесь, нет. Только мои мечи. Но разве благородному правителю не достаточно честного слова воина?
   -Не на суде.
   -Хорошо. У меня есть монеты, которые чеканил отец. С его профилем и именем. Мы очень похожи.
   -Покажи.
   Даниил особым свистом позвал Зверя. Конь послушался мгновенно. Сквозь расступившуюся толпу он подбежал к хозяину. Застыл рядом.
   -У тебя великолепный жеребец, воин.
   -Он достоин меня.
   В свите князя заулыбались. Даниил вынул из сумки кошель, достал золотой блестящий диск, протянул подошедшему дружиннику. Князь задумчиво рассматривал монету с узнаваемым профилем. Длинный хвост, гладкий лоб, нос. Кто-то шепнул.
   -Похож то как...
   Еще бы! На самом деле двести лет назад Даниллин монеты и чеканил. Не лично, разумеется. Ювелиры его двора. Нечего сказать, покуролесил в одном из затянувшихся приключений.
   -Что на ней написано, на обратной стороне?
   Осведомился юный правитель.
   -Сила и честь.
   -Хороший был девиз.
   -Почему был? Есть. Я еще жив, светлый князь. Хоть и остался один от целого народа.
   Сурового вида воины в свите переглянулись одобрительно. Россичи ценили храбрость.
   -Ты путешествуешь без слуг?
   -Мне они не к чему. Я господин без подданных.
   -Расскажи, мне... чужеземец, называющий себя князем Данилой Ветровым, что произошло вчера.
   Говорить, судя по всему, следовало образно (россичи были весьма эмоциональным народом), но кратко.
   -Твой ближний боярин очень большой женолюб.
   ОН угадал тон, произнеся последнее слово так, что даже князь невольно, хоть и коротко улыбнулся.
   -Супруга твоего дружинника очень красива. Катерина дочь Василия. Боярин избил ее публично, на базаре, за то, что отказалась потешить его плоть. Но она верная мужняя жена, не девка из корчмы. Друг мой виновен, что впал в праведный гнев и наказал развратника сам, своей рукой, а не прибег к твоей власти, милостивый князь. Вот и все.
   -Лжу напускаешь!
   Крикнул озлобленно Карп Петрович.
   -Иноверец! Злодей!
   Даниил не ответил, поклонился князю, отошел к другу. Встал рядом с понурым Степаном.
   -Ответь и ты, мой дружинник.
   -Прости за самоуправство, господин. Если сможешь. Я в воле твоей. Данила все как было рассказал.
   Юноша, облеченный властью, подытожил.
   -Слово моего боярина против слова дружинника и его друга, иноземного воина, именующего себя князем Ветровым. Хорошо.
   К нему наклонились, Даниил таки вызвал в некоторых симпатию, зашептали, что можно допросить жену дружинника, поискать свидетелей сцены на базаре. Владимир отверг подсказку, поморщился, громко сказал.
   -Дружинные люди мои не считаются худородными, даже если вышли из такой семьи. Не холоп обидел боярина, а воин. Быть воинскому праву. Кто может постоять за честь твою, боярин? Сам не выйдешь?
   Пузатый и немолодой Карп Петрович нахмурился, посетовал.
   -Стар я и слаб. Давно не держал меча в руках. Мой доверенный человек - Онисим не даст погибнуть по клевете и лже.
   В толпе умолкли, словно прозвучало имя нечистого. Степан взялся рукой за ворот, точно ему стало труднее дышать. Князь посмотрел на своего дружинника.
   -А ты, Степан?
   Но Даниил не дал другу ответить.
   -Светлый князь, дозволь мне.
   Веснушчатый бородач рывком обернулся к товарищу.
   -Смерти ищешь? Не слушай его, княже. Он не знает наших обычаев. Моя вина мой и ответ.
   В его глазах черной стеной встала безысходная тоска. И Даниил решил, что слава неведомого ему бойца по имени Онисим - это слава убийцы. Князь приоткрыл рот. Но объявить ничего не успел. Даниил коротким толчком уронил друга в снег, стремительно пнул раз, другой. Степан застонал и скорчился. Все произошло необыкновенно быстро, вмешаться никто не успел. Дружинники только еще повытаскивали мечи из ножен, как сцена завершилась. Даниил отступил на шаг, от покалеченного им друга. Вскинул руки, показывая, что более ни на кого не собирается нападать - чтоб дурную стрелу не словить. Вон уже изготовились, хоть и с изрядным запозданием. Князь остановил своих людей.
   -Нет. Не трогать! Говори - зачем?
   Перекрыв возмущенный рев толпы чужеземец просто и спокойно объяснил.
   -У твоего дружинника сломаны два ребра, светлый князь, отбито бедро. Он не сможет выйти на поединок.
   Длинноносый седой воин со старым ужасного вида шрамом на подбородке и скуле, стоящий прямо за спиной князя хмыкнул, наклонился, шепнул на ухо что-то, не слышное никому кроме них двоих и... Даниила, который человеком не был и много чего умел невозможного.
   -Пусть.
   -Чудишь дядько.
   Ответил Владимир тоже шепотом, но после паузы громко провозгласил.
   -Что ж, раз мой дружинник... болен и не может выйти на бой, его место займешь ты, чужеземец.
   Степан, придерживая грудь рукой, уже поднялся на колени. Даниил приблизился, протянул руку - помочь встать. Бородач зло оттолкнул ее, зашипел от боли, выпрямился. Снег в бороде, на воротнике и холод в глазах. Даниил отвернулся. Это подождет. Не стал слушать обидных слов, отошел к Зверю. Заметив, впрочем, что кто-то из дружинников кинулся на выручку к Степану. Стоял себе, дышал ровно, заплетал косичку в шелковой гриве. За левым плечом кашлянули.
   -Ты вот что... Данила. Ты все правильно сделал. Молодец. Не по зубам Степке Онисим. Увы. А прищемить ему хвост давно пора. Ты меня старика послушай. Любит этот ирод бить подло, снизу в пах. Левша. Но начать может с правой, тебя путать будет. Сапоги с острой кромкой, как ножом брюхо вспорет. Не подпускай близко. Если схватит - сомнет. Думаю, ты побыстрее будешь. Живот у него крепче каменного, и лоб тоже. А еще он пускает в ход зубы. Гаденыш. Бают также, может и не врут, что мажет ядом ногти. Царапнет - ты и ослабнешь. Понял?
   -Спасибо. Помочь решил почему? Я ж чужой.
   -Ты против черта выходишь, парень. Не обманывайся его рожей. Ну, бывай.
   Он уже шагнул прочь, седой наставник молодого князя, да тихий голос чужеземца остановил.
   -Ты честен и не богат. Скажи, об заклад у вас, у россичей принято биться?
   -Да.
   -Если слава Онисима так велика и ужасна, а друзья боярина все при тугих кошелях - можешь хорошо заработать.
   Даниил бросил через плечо короткий и хитрый взгляд. Поблекшие, похожие цветом на лед, затянувший полынью, глаза седого воеводы потемнели.
   -Так ли?
   -Верь мне.
   Даниил небрежно стягивал с пальцев дорогие перстни.
   -Эти игрушки подержи пока, пожалуйста. Мешать будут.
   Старик посмотрел на переливающиеся в своей мозолистой ладони камни.
   -Как скажешь... Данила.
   -Спасибо, воевода.
   -Меня Силой Куприянычем величают.
   -Онисим убил близкого тебе человека?
   Воевода не ответил, насупился, седые брови соединились над переносицей, отвернулся, ушел. И ладно. Не до того. Был бы Дю Лой человеком - готовился, собирался с духом, возносил молитвы. Тревожно ждал - что же за Онисим такой? Старался собрать волю, настроиться должным образом... Вспотел бы наверно. Присутствовала во всех приключениях Даниила некая неправильность. ОН играл, всегда. В любой, самый отчаянный момент. И никогда не боялся. Что ЕМУ могло грозить? Ну убьют... Короткая вспышка боли? Отключение. А дальше по желанию, на выбор. Воскресать из мертвых, или лепить новое тело. ОН и к приятелям своим, самым лучшим, относился двусмысленно. Редкий раз, ненадолго забывая о пропасти, неизбежно разделяющей ЕГО и короткоживущих. Глупо, конечно. Влез в чужую шкуру - изволь соответствовать. Мерзни, испытывай голод и жажду, пробуй на вкус оттенки эмоций. ОН так и поступал обыкновенно, запрещая себе прибегать к сверхчеловеческим способностям. Намеренное самоограничение позволяло вжиться, и в самом деле начать чувствовать. А именно разнообразных переживаний искала ЕГО душа. Сейчас Даниил отстраненно наблюдал, как высыпавшие во двор дружинники расчерчивают место - круг диаметром в пять метров. Как воевода с длинным носом, было в его профиле нечто орлиное, не торопясь обходит пожилых осанистых бояр, коротко переговаривая с каждым. Взгляды россичей то и дело скрещивались на фигуре непонятного чужеземца. Даниил легко мог угадать, по выражению лиц кто из присутствующих симпатизирует Степану. Эти люди его жалели. В победу никому неведомого худощавого парня не верил никто. Воевода и тот, при всем немалом опыте лишь допустил небольшую возможность иного исхода. А ведь разбирался в воинах и умел оценить бойца - каков будет в деле - по походке, движениям, манере себя вести. Даниил несомненно выглядел опытным и опасным. Но вот насколько? Лезет же в голову разная чушь. Поднял голову и посмотрел на небо. Холодное зимнее солнце посмеивалось с высоты.
   -Эй, чужеземец!
   Тонким голосом ЕГО окрикнул мальчик, видимо личный слуга кого-то из свитских. Он переминался с ноги на ногу, не зная как себя вести с человеком не испугавшимся выйти против Черта Онисима. Некоторые, мальчик слышал, сочли заступника Степки бесстрашным идиотом. Он тоже хихикнул издали, но сейчас в двух шагах от смуглолицего, с гладкими бритыми щеками, (смешные же обычаи бывают у иноверцев) воина, понял, что от недостатка ума или избытка самомнения этот парень не страдал. Конь, эх и конь, у князя похуже будет, ласкался точно умная сторожевая собака. Бросил на мальчика взгляд, счел его не стоящим внимания, и опять радостно переключился на любимого хозяина.
   -Господин.
   Улыбка тронула губы чужеземца.
   -Что тебе, малыш?
   -Может у тебя есть какая нужда? Можешь зайти в терем, подождать в тепле. Я провожу, покажу.
   -Спасибо. Ничего не нужно.
   -А моего отца зовут Даниилом.
   Вдруг сказал мальчик и застеснялся, даже кровь прилила к щекам. Опустил глаза, поддел мыском старого сапожка снег. Зверь фыркнул недовольный, что хозяин отвлекся и перестал ласкать его, слегка прихватил край капюшона, потянул к себе.
   -Не озоруй.
   Велел Даниил. Но в голосе не было строгости. И Зверь не послушался. Даниил шутя погрозил себе за спину кулаком. Никакого эффекта. Жеребец продолжал мешать. Юный слуга замялся, точно хотел спросить о чем-то, но не посмел. Быстро поклонился, признавая в Данииле знатного человека, и умчался прочь.
   -Хватит.
   Теперь хозяин действительно приказывал, пришлось отпустить капюшон. Зверь никогда не ошибался, Даниила это попеременно то забавляло, то удивляло. Суета вокруг стала пахнуть нервозностью и предвкушением зрелища. Пощекотать нервы видом чужой крови - древняя человеческая забава: жестокая и неизбежно популярная. Из конца в конец двора прошелестело имя Онисим... Онисим... Черт Онисим...
   Даниил посмотрел не глазами, так как ОН умел, сразу вокруг себя, сверху и отметил яркий грязно багровый всполох. Боец Карпа Петровича был не прост, очень непрост. Сила вихрилась над его головой, клокотала в огромной вибрирующей воронке, возносящейся неизвестно куда. Прожорливая труба требовала постоянной подпитки, а что может быть лучше чужой ослепляющей боли, предсмертного стона, переходящего в агонию? Человек прикормил, посадил себе на плечи жадного паразита, бесконечно требующего очередной порции. Вот где крылись истоки садизма и немереной жестокости Онисима. Он привык к заемной страшной мощи, уверенности, безнаказанности. Кто мог противостоять ему? Карп Петрович громко и радостно приветствовал своего любимчика, потрепал по щеке, посулил награду. Покивал в сторону Даниила, поганого чужеземца, ввязавшегося не в свое дело. Даниил уловил издали смятение и тоску Степана. Мучается, бедолага, отчаянно злится на друга, клянет себя на чем свет стоит, ненавидит и боится Онисима и... радуется, радуется, что будет жить сам. Даже такой ценой. А признаться себе в столь подлом чувстве не хочет, вот и бесится еще больше. Дурачок. Ладно, не до него. Даниил старательно притемнился, чтобы не пугать противника до поры до времени. Но воронка невидимого обычным глазом силового смерча над головой Онисима тревожно вздулась, по ней прошла волна. Заметила непорядок? Уловила что-то? Даниил посмотрел на врага глазами, впервые. И откровенно удивился. Что там воевода советовал: не обманываться рожей защитника Карпа Петровича??? Рожей, значит? Ну и ну. Сколько же зла надо сотворить, чтобы заслужить прозвище черта и паническую ненависть при этаком ангельском личике? Онисим был великолепен. Ему еще не исполнилось тридцати лет. Гладкий, без морщинки лоб. Огромные синие глаза, густые соломенные кудри, бычья шея - богатырь из сказок да и только! Пышные ресницы кокетливо загибались вверх. На бледной коже, на щеке чернела родинка. Плечи невероятной ширины. Грудные мышцы выпирали тугими плитами. Руки толщиной едва ли не в бревно. Живое воплощение росской красоты и силы, а не злодей, которым детей пугают. Подмигнул Даниилу. Поприветствовал наклоном головы. Не дождался ответной любезности, пренебрежительно хмыкнул. Дескать, ладно, что ж взять с варвара, иноверца невоспитанного. Сила, которую он принес с собой ощутимо давила на людей. И воронка над головой Онисима жадно всасывала разлитый в толпе страх. Воевода сложил руки рупором, прокричал.
   -Князь говорить будет, слушайте князя!
   Молодой правитель немного нервничал. Но никто, кроме Даниила этого не заметил. Речь его была спокойной и четкой. Тон властным, не допускающим ослушания. Будет толк из мальчика, решил Даниил. Моску ждет расцвет.
   -Боярина Карпа Петровича и дружинного человека Степана сына Ильи рассудит честный бой. Без оружия в круге. До явной победы одной из сторон.
   Продолжил Владимир, впрочем, с небольшой заминкой.
   -Ты не считаешь унизительным... Даниил Ветров, господин в своих землях, биться с сыном купеческим Онисимом?
   -В круге все равны.
   Просто ответил Даниил. Почувствовал взгляд соперника, полный легкого недоумения.
   -Тогда начинайте. Пусть с победителем будет правда.
   Велел молодой моский повелитель. В абсолютной тишине, был отчетливо слышен скрип снега под ногами поединщиков, шагнувших через черту. Красивое лицо Онисима ничего не выражало. Он не торопился нападать. Осторожничал с незнакомым бойцом. Даниил внимательно смотрел, как кудрявый молодец ставит ноги: очень легкий, очень сильный, очень умелый. И не глуп. Не рвется на рожон. Выжидает. Сапоги и верно были специальные, с острой кромочкой по краю, с шипами на каблуках. Вот ведь говнюк... безоружный. А ногти? На больших пальцах немного длинноваты. Что там воевода говорил о яде? Странно, что поединщиков не осматривают, не обыскивают. Объяснение, разумеется есть. А может и не одно. Даниил решил не утруждать себя поиском причин вопиющих нарушений правил. В конце концов, ОН тоже не святой. У всех свои недостатки. Сосредоточился на моменте. Не был человеком, вот и увидел то, чего увидеть был не должен. Воронка втянулась в макушку Онисима. И глазами купеческого сына на Даниила посмотрела... бездна. Двое отпрянули друг от друга. Канал, соединяющий тень с основой запульсировал. Со стороны это выглядело странно: поединщики медленно идущие по кругу остановились, дернулись, покачнулись. Онисим прижал ладони к голове, Даниил к сердцу.
   -Что за хренотень?
   Вслух спросил Сила Куприяныч. Никто само собой не ответил. В круге творилось неладное. Внезапно Онисим выставил перед собой руки и бросился к смуглому чужеземцу. То ли царапаться собрался, наподобие базарных торговок, позабыв воинские умения, то ли душить врага вздумал. Он визжал, красивый рот исказился, из него капала слюна. Брюнет с длинными волосами танцевал вокруг, не давая дотронуться до себя. Руки Онисима хватали воздух. Сила Куприяныч понял, что не успевает уследить за движениями обоих. Противники двигались быстро. Очень быстро. Невероятно быстро. Еще быстрее.
   -Ты!
   Завывал Онисим.
   -Ты! Ненавижу!
   Брюнет не отвечал, ускользал с грацией непостижимой, нереальной. Вот на какое-то неуловимое мгновение враги соприкоснулись. Раздался отвратительный хруст, левая рука Онисима повисла, неестественно вывернутая в локте. Жуткий вой взорвал тишину. Брюнет, оказавшийся за спиной купеческого сына, теперь все видели, удерживал его за правую кисть. Последовал короткий толчок. Светловолосый красавец уткнулся лицом в снег, невольно навалившись на сломанную руку, что вызвало новый страшный вопль. Поверженный, беспомощный, Онисим отказывался угомониться, яростно скреб сапогами и рычал.
   -Говори или шею сверну.
   Спокойно велел Даниил.
   -Не-не-нет!
   -Говори. Я все знаю. А князь нет.
   Онисим выл, захлебываясь слезами, глотая снег, отплевываясь. Там, где не было свидетелей, в слепящей синеве, таяла, захлестнутая фиолетовой нитью, дымилась и исчезала, сворачиваясь внутрь себя черная воронка. С тихим хлопком она исчезла. Силы оставили купеческого сына. Он дернулся, жалобно заскулил. Перекошенное лицо казалось безобразным.
   -Говори. Если хочешь жить.
   Он был упрямым, этот парень. Но пальцы Даниила, причиняли совершенно непереносимую боль, а воля давила, вынуждая подчиниться. Есть особые приемы. И правильно заданный, правильным тоном в правильное время вопрос - редко остается без ответа. К тому же, не чинясь, Даниил взломал сопротивление Онисима хорошим ментальным пинком.
   -Виноват. Мой боярин виноват. Ты прав. Ты. Доволен?
   -Нет.
   -Что тебе еще?
   По огромной спине пробегала дрожь. Голос больше не напоминал рев обезумевшего медведя. В нем прорезались плаксивые нотки. Просто удивительно, но в каждом подонке дремлет этакое зареванное ни в чем не виноватое чадо. Обиженное, несчастное, жадное до удовольствий и панически не выносящее СВОЕЙ боли.
   -Хочешь жить - говори.
   -Это все боярин. Это все он проклятый. Он.
   -Дальше. Что он?
   -Ему платили свеи... Я не виноват. Свейское золото. Измена.
   Извернувшись, Онисим снизу покосился на окаменевшее лицо князя.
   -Измена. Твоего отца... отравили. Я все расскажу. Все!
   В толпе охнули. Карп Петрович затравленно огрызнулся.
   -С ума сошел! Что несешь?! Что ты несешь?!
   Даниил с удовольствием увидел шустро повинующихся командам воеводы дружинников, берущих боярина и его людей в кольцо. Князь встал.
   -Вы все слышали, люди. Наговор это или правда... мы узнаем. Я узнаю.
   Отчетливо проступили желваки на скулах. Даниил мимолетно подумал, что мальчик крут, и не стоит завидовать участи боярина. Прежде, чем отпустить Онисима, победитель быстро прижал точку на бычьей шее. Потерявший сознание богатырь притих. Даниил, как положено, поклонился князю.
   -Вы все слышали. На Степане нет вины.
   Вышел из круга. Сейчас ЕМУ хотелось отдохнуть, но пришлось выдержать жесткий разговор с молодым правителем. Почему заподозрил, да как? Не поведаешь же правду - мысли прочел.
   -Прости, князь. Я сказал тебе то, что мог сказать.
   -Степь всегда воевала и с нами, и со свеями. Кто прислал тебя?
   -Никто. Я сам по себе.
   Мудрый воевода бросился на выручку. Сверкнул льдистыми глазами из-под мохнатых бровей.
   -То, что мы узнали очень важно. Парень нам помог.
   Фамильярно, успокаивающим жестом положил ладони на плечи князя.
   -По рождению он ровня тебе. Ну?
   -Ладно. Пусть идет. Позже поговорим.
   Владимир торопился поспрашивать Карпа Петровича об обстоятельствах смерти отца. Кивнул, если и не как равному, то как боярину точно. Резко развернулся, пошел прочь. По бокам доверенные дружинники, рослые, молчаливые. Воевода заговорил быстро и сухо.
   -Держи свои перстни, Данила. Эх, кабы знать!!! Маловато серебра я на тебя поставил, пожадничал старый дурень. Теперь вали отсюда. Сейчас велю, чтобы тебя пропустили через южные ворота. Ни к чему тебе лезть в эту кашу. Ну и заварил. Ну и натворил дел. Бояре за своего горло рвать готовы. Держатся друг за дружку. Деньги у них, много денег. А мой... крестник начнет немедля разбираться. Полезет без штанов в осиное гнездо. Тьфу. Не вовремя как. Дали бы годок еще укрепиться князю.
   -Помогай ему, Сила Куприяныч.
   -Да уж. Спасибо за совет.
   -Не за что.
   Ответил Даниил, возвращая все, кроме одного, перстни на законное место. На его пальцах они точно ожили, заиграли ярко. Сила Куприяныч покачал головой, вздохнул. Пробурчал неожиданно.
   -А за Онисима считай меня должником. Проси чего хочешь. Живо.
   -Князь, я чаю, попрет Степана из дружины?
   -Провидец безбородый!
   Но по тому, как воевода отвел глаза в сторону, Даниил понял, что не ошибся.
   -Передай ему от меня перстень. На счастье. Скажи, что он поет лучше всех. Что я его никогда не забуду. Если сможешь, воевода, защити моего друга. Не дай сожрать. Это и будет моя просьба. Исполнишь?
   Сила Куприяныч промычал невразумительное подтверждение, покряхтел, вдруг добавил внятно, точно в голову к счастью пришла удачная мыслишка и он ее вслух обмозговывал.
   -Чего уж там. Тесть у него, кстати, Василий Андреич, купец не из последних. Хоть они и не ладят. Потолкую со стариком. Меня он послушает. Ну, иди. Что глазищи таращишь?! Слово тебе даю. Пригляжу за Степаном. Подожди.
   -То вали, то постой. Ты уж определись, Сила Куприяныч!
   ОН еще продолжал что-то беспечно и легко говорить, а седой воин, притянул к себе, прижал к выпуклой мощной груди. Вздохнул.
   -Сделал ты мне подарочек сегодня. Век помнить буду! Уляжется буря, сможешь вернуться, приму в своем доме, как родного! Как свою кровь! Понял ли? В том тебе мое слово.
   Даниил с трудом мог поверить в происходящее. Не самый сентиментальный человек на свете, а сдерживает слезы, целует чужеземца в висок, точно сына.
   -Иди с Богом.
   Даниил уехал из Моски в тот же вечер.
 

* * *

 
   -Ну, попарь меня, Степан. Потешь.
   Он вошел боком, немного стесняясь странного гостя. Отца ослушаться не решился. Раскормленная копия забытого друга. В его деде, в том молодом, которого знал Даниил, не было ни капли лишнего веса. Но внук часами не прыгал с тяжелым мечом, исполняя зверски трудное воинское правило. Сытно и много ел. Ни один шрам не портил свежей гладкой кожи.
   -Ты один у отца?
   -Пятеро нас. Четыре сестры и я, последыш.
   Пухлые губы растянулись в широкой улыбке. Любимец семьи. Балованное долгожданное чадо.
   -По стопам родительским пойдешь?
   -Надо. Но не охота. Мне бы в купцы, как дед мой.
   -А он купец у тебя? Не воин?
   -В молодых годах дружинником был, послужил князю Владимиру. После в купцы пошел, тесть его, мой прадед помог, гильдию в Моске основали. Новую. Дед придумал чай возить. Не пили мы до этого степных напитков. Слова такого никто не знал - чай. А теперь и жизнь не в жизнь без него. Эх, и дед у меня был!
   Он говорил с гордостью.
   -Чуть не весь мир повидал. Со степью много торговал. Язык их выучил. До последнего - дед преставился, царствие небесное, год назад - к нему приезжали гости оттудова. Но париться, как ты, господин, никто не ходил, никогда.