Шумак Наталья. Та-Ро

   Даниил сел на полке, наблюдая как парень вытягивает из горячей воды веник.
   -Березовым господин?
   -Давай. Что так смотришь?
   -Картинка на плече. Как живая.
   -...
   -Таких красивых у нас в Моске не делают. Значит что-нибудь?
   -Да.
   ОН ничего не стал объяснять, но Степан оказался хорошо воспитанным парнем. С расспросами больше не лез.
   Многое отступило, сделалось неважным, растаяло. Под размерянными и умелыми похлопываниями, кожа зажглась, натянулась. Через малое время Степан начал охаживать гостя всерьез. С оханьями и приговорами. Сладкая боль вытеснила из сердца тоску, пусть всего на несколько мгновений.
   -Хорош. Обливаться будешь, господин?
   -Да.
   Степан помог - еще не шлепнулся бы гость с непривычки - слезть с полки. Выскочили в моечную.
   -Холодненькой?
   -Да.
   Целое ведро ледяной воды обрушилось ЕМУ на макушку. За ним второе, третье!
   -Ух!!! Ох!!! О...
   -Теперь обратно, согреться.
   Даниил давно не получал такого острого телесного удовольствия. Кожу кололо точно иголочками, а легкая посветлевшая душа норовила взлететь. Размахалась ангельскими добела отмытыми крылышками - зараза непоседливая.
   -Хорошо то как! Чудо!
   Выскочило само собой. Точно похвала для заслужившего ее юноши. Он так и счел. Не скромник, нет. Радостно оскалился в улыбке. Ответил почти комплиментом.
   -А ты крепок, господин.
   У Даниила чуть не вырвалось, что париться ЕГО учил Степан. Великий охотник до этого росского национального время провождения. Как они вдвоем ходили в маленькую баньку? Со жбаном кваса, сушеной рыбкой и миской горького меда - растираться.
   Забытый и потерянный друг. Судя по всему - более, чем настоящий. Помнил. Помнил до последнего. Торговал со степью? Выучил язык? Искал. Хотел увидеть. Грусть была пронзительной, но светлой.
   -Еще будем париться?
   -Пожалуй. Разочек.
   Внук взялся за веник, промурлыкал под нос.
   -Затопилася банька, заладилась...
   Голос. Сквозь Даниила точно ток пропустили. Почти что тот самый голос. Богатый и красивый. С особенным, свойственным только россичам, грудным теплым звуком.
   -Ты поешь?
   -Я то?
   Степан хохотнул, вопрос его позабавил.
   -Мяукаю, точно кот, которому хвост прищемили. Вот дед у меня пел! Как затянет, до слез прошибает. Прадед - Василий Андреич говорил, что у зятя глотка луженая. Это если злился. А в иное время соловьиным горлом звал. Дюже ему нравилось как дед выводит песни. Сядет, вздыхает, умиляется. Чай пьет с вареньем. Я маленький был, но помню. Прадед по всей Роси ездил. В многих городах бывал, везде певунов прославленнх выискивал. Бабка шутила, что он все поначалу не верил насколько дед хорош. Думал встретить кого получше. А после, перед смертью баял, что далеко всем до его Степана. Бабка шутила, что он с вредности характера не мог поначалу понять. Не люб ему дед был. Вначале. А отец рассказывал, что старый воевода - Сила Куприяныч, частенько заходил послушать. До утра случалось засиживался. Дружили они с прадедом моим.
   Даниил молча вытянулся на полке. Простоватое и смешливое лицо друга, вечные подковырочки, шуточки-прибауточки. Как будто все было вчера. Долгие посиделки, запах свежеиспеченного хлеба, пирогов - Катерина любила побаловать свою семью вкусностями.
   -Бабка говорит, что я похож на деда, но не так хорош. Она не про рожу мою, конечно. Уходит, когда я пою. Мать сильно обижается. Ей нравится.
   Степан старался, парил от души, после спину потер, плечи.
   -Шкуру спустишь с меня!
   -Да я легонько.
   Снова окатил, как положено, тремя ведрами ледяной - только только из колодезя! - водички. Вместе одевались в прохладном предбаннике.
   -Баню дед сам строил. Как-то сказал мне, жаль, что друг его, чужеземец, не увидит, сколь здорово вышло.
   -Он часто вспоминал своего друга?
   -Ага.
   Степан потянулся, подобрал с полки и надел на мизинец... У Даниила дрогнуло сердце, тот самый бледного золота, с синим сапфиром перстень. Хорошо, что юноша был занят собой, не обратил внимание на странное выражение лица гостя, весело поинтересовался.
   -Это ж вроде, как твой дед, господин? С моим дружил?
   Даниил промолчал.
   -Чудно вышло, правда?
   -Очень.
   -Пойдем, батя зовет на ужин.
   Злющие сторожевые псы ластились к Степану, гостя деликатно обнюхивали. Бесшумными тенями стелились следом.
   -А ты не боишься собак. Со мной они не тронут, но обычно приходится долго убеждать, уговаривать. Просят, чтобы я их куда-нито загнал, закрыл.
   -Хорошие охранники у твоего отца. Серьезные и умные. А кто воспитывал?
   -Я.
   Парень зарделся от удовольствия. Стал объяснять.
   -У нас на низах, случается, пошаливают. Никак нельзя иначе.
   Даниил вспомнил встречу с бандой, пошаливают это слабо сказано.
   -Дед говорил, при Владимире было больше порядка. Даже двери не всегда запирали.
   Поднялись по светлому, широкому крыльцу. Степан распахнул дверь.
   -Входи.
   Дом наполнял аромат горячей выпечки. Даниил узнал запах. Горло сжалось.
   -Знатно пахнет пирогами. Кто пек? Твоя мама?
   -Не. Бабушка. Она старая совсем, но бойкая, спасу нет. А хлеб делает - лучше всех на нашей и соседних улицах. Вкуснотища. Я не хвастаю. Так все говорят. Батя! Мы пришли. Проходи в горницу господин.
   Дом был другим, совершенно. Чистым, просторным, но совсем не похожим на старый, тот, что помнил Даниил. От двери разбегались полосатые пестротканые коврики. Из-за занавеса быстро скрываясь обратно, выглядывали молодые миловидные женские лица. Наконец, появился хозяин. Поздравил с легким паром, предложил выпить чая с пирогами.
   -Щи задержались немного.
   -Прямо уж и задержались. Чуток не обождут! Сразу фыркают. Сейчас подам.
   К ним вышла старуха горделивого вида, сухая и опрятная. В красном платке, покрывающем голову, руки выпачканы мукой.
   -Познакомься, мама. Это Данила Ветров. Внук того самого.
   Она подслеповато прищурилась, вдруг вскрикнула, взялась за сердце, покачнулась. Матвей Степаныч едва успел ее поддержать за локоть. Старуха справилась с собой, выпрямилась, подошла вплотную.
   -Быть не может. Ты!
   Даниил молчал.
   -Как похож... Жаль, Степан не дождался. То-то была б ему радость. Жаль.
   Прижала к глазам уголок платка, покачала головой. Ничего не осталось в ней от прежней яркой Катерины, подвигнувшей боярина на глупое злодейство. Даниил низко поклонился.
   -Дед говорил, вы были первой красавицей в Моске. Коса до земли. И ходили плавно, как лебедушка.
   Старуха осталась, как почти каждая женщина, падкой на лесть. Заулыбалась смущенно и гордо одновременно, махнула на гостя рукой.
   -Такой же баловник, как дед. Наговорит разного. Проходи, не стой столбом, не чужой.
   Даниил вопросительно приподнял брови.
   -Дед твой спас всех нас. Бежать ему пришлось. Сила Куприяныч говорил про это. Ну да не моего бабского ума дело. Мы люди благодарные, и память у нас не отшибло. Ты - родной. Понял? То-то. Знай. Расскажешь про деда. Жив?
   -Его нет и уже давно.
   -Царствие небесное. Первосортный мужик был. Таких сейчас нет. Измельчали людишки.
   Матвей Степаныч и сын переглянулись. Судя по всему, бабка села на привычного конька.
   -Проводите человека. Чаю налейте.
   Она ушла. И мужчины вздохнули свободнее.
 

* * *

   Ночью Даниил вышел в сад. Псы не бросались, недовольно ворчали и бродили по пятам. Вздумай гость тайком полезть в амбар, поднимут лай, а может, и налетят оскаленным вихрем. Но чужак не безобразничал, от НЕГО не пахло страхом, ОН не размахивал руками, не нервничал. Сел себе на лавочку под яблоней, вытянул ноги, задумался. Черно-белый мохнатый кобель, подошел поближе. Долго и внимательно смотрел на человека. Даниил приглашающим жестом хлопнул по бедру. Пес понял, отчего то доверился. Приблизился, влажным носом ткнулся в ладонь. Потом пристроился вплотную к Даниилу, прижался сильным телом к ноге. Вдвоем они встретили удивительный апельсиново-изумрудный росский рассвет. Гость росского дома ласково чесал монатый загривок четырехлапого охранника, гладил сильную широкую спину умного кобеля. Разговаривал сам с собой, вслух. Спрашивал совета у нечаянного товарища.
   -Что мне делать теперь, пес? Кто бы подсказал...
 

* * *

 
   Ответ пришел сам собой, через две ночи на третью. ЕМУ приснилась Ли.
   -Здравствуй.
   -Девочка моя!
   ОН вскинулся навстречу, обнял ее прежнюю. Некрасивую худенькую малышку. Притянул к себе.
   -Девочка моя. Я чуть не сошел с ума. Это в самом деле ты?
   Она не ответила. Вздохнула, положила голову на плечо Даниила.
   -Где ты? Где ты, Ли? Как мне найти тебя?
   -Достаточно глупостей. Я пришла попрощаться.
   -Что?
   -Я снюсь тебе не так как раньше. Я теперь не я. Днем ничего не помню. Не хочу жить.
   -Ли.
   -Мы больше не увидимся. Жаль, правда.
   Положила тонкий пальчик ему на губы.
   -Не знаю, что будет со мной. Просто какой то бред. Хранители. Вторичный временной поток. Дуэль. Мной пожертвовали. Ты знал?
   -Что?
   -Семья отдала меня в обмен за право переписать историю. Династические игры. Отец, дядя, мой старший брат - они все вместе и каждый в отдельности считали, что я ломаю их планы. Миром правят мужчины. Только корона Вечного Города осеняет женскую голову. Уже много веков. Удел всегда стоять лишь рядом с троном не устраивал моего отца, дядю, брата. Они много путешествовали, видели строгих королей и их запуганных жен. Возжелали того же для себя. Ан нет. Аэль не уступала. Потом родилась я. Меня назначили официальной наследницей. Вот чаша мужского терпения переполнилась. А я? Что я? Меня не должно было быть.
   -Ничего не понимаю.
   -Просто лишняя карта в колоде. Прости.
   -За что?
   -За то, что одного тебя я могла бы любить. За то, что ничего уже нельзя исправить.
   -Ли. Пожалуйста. Где ты? Я хочу найти тебя.
   -Ты не отразишься в мире, которого нет.
   -Ли, я что-нибудь придумаю. Верь мне!
   В ее улыбке была сводящая с ума безнадежная жалость.
   -Глупый.
   Потянулась, поцеловала в лоб, пальцы теребили тугой хвост на затылке мужчины. Тинэль на плече Даниила горела.
   -Твоя основа цела. Я ее чувствую. Она здесь.
   Постучала ладонью по груди Даниила.
   -Не знаю как такое могло случиться... Я не профессор астрономии. Ты можешь уйти к себе. Вернуться. Правда.
   -Ли, я хочу найти тебя!
   -Невозможно.
   -Ли. Девочка моя.
   -Прощай...
   ОН проснулся, взлетел с постели. В воздухе гасли лимонные искры. В комнате царил предутренний полумрак. За окном танцевал теплый дождь. Даниил улыбнулся яростно. ОН понял, что ЕМУ делать.
 

* * *

 
   Третий расклад.
 
   Колода ТА.
 
   МУДРЕЦ-ПРОСТАК,
 
   НАСТАВНИК и ЛЕСТНИЦА.
 
   Колода РО.
 
   ОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ-ЗАКРЫТАЯ ДВЕРЬ в перевернутом положении,
 
   ЛОВЕЦ и ЗАПАДНЯ.
 

* * *

   Она бесцельно слонялась по комнате. Аккуратно, но бездумно подобрала и сложила в косметичку разбросанные по столику тюбики губной помады. Заправила постель, которую с непонятно какой целью, вероятнее всего в силу привычки, разобрала пол часа назад. Лечь и выключить свет? Что она самоубийца?!
   Женщина существо забавное, очень постоянное в непостоянстве. Доходчиво, не без помощи страшилища с щупальцами объяснили, что по чем. Пригрозили смертью. И жить немедленно захотелось. Дела.
   Чего ж ты ныла много лет подряд? Проклинала свое бессмысленное существование. Призывала костлявую гостью в саване, с косой наперевес. Зачем? Стоило оказаться одной ногой на дороге в никуда, чтобы понять всю прелесть бытия. И твердо решить: жить хорошо! Раньше, все же культурная девушка, начитанная, кой-какие умные книги в руки попадали, она не вникала в смысл понятия - перерождение. Знала, что многие исцелившиеся смертельно больные, люди чудом выжившие в катастрофах, словом сбежавшие с виселицы приговоренные всякого сорта - кардинально меняли все абсолютно в судьбе: семью, работу, увлечения. Но сведения такого порядка оставались некой абстракцией. Никоим образом не имеющей прикладного смысла. И вот - сподобилась. Прониклась. На ум пришли мысли о воинской традиции в средневековой Японии и до христианской Руси. Классический завет - здесь и сейчас. Каждый миг, как последний. Ценность настоящего момента. И то, что превыше всего: долг, честь.
   Вышла на балкон, в теплую и вот прелесть, лишенную пронзительного комариного писка, ночь. Чем бы болгары ни травили летающих кровососов, результат себя оправдывал. Поздний ужин в ярко освещенном уличном кафе не грозил долгим зудом в искусанных руках-ногах. Здесь можно было спать с распахнутым окном, даже балконной дверью и не натягивать одеяло на голову в тщетной попытке спастись от пискливых извергов. Позднее купание в бассейне или море, не превращалось в серию шлепков и невероятно торопливое одевание. Для Лины, с ее крайне чувствительной тонкой кожей комариные укусы были нешуточной проблемой.
   Вечер, перетекал в ночь полную развлечений. У бара кучковались, пили и громко переговаривались постояльцы "Ясеня". Все без исключения, наряженные в объемные футболки. Чтобы скрыть изъяны телосложения? Или удобства ради? Гибкий веселый Георгий сновал между столиков, шутил по-немецки, подмигивал симпатичным дамам. Его отглаженная белая рубашка и темные брюки выглядели импозантно. Он скорее походил на преуспевающего молодого менеджера, чем на официанта.
   Чушь какая лезет в голову! Но чужое веселье сейчас казалось девушке неуместным, почти жестоким. Стоять на балконе, глупо пялиться на расцвеченный огнями бар, и не думать о плохом? Вообще, ни о чем не думать? Свернуться клубочком в углу номера? Плакать? Ничего решительно у нее не получалось никогда. Вот и сейчас ни за здорово живешь угодила в жуткую историю.
   Лина не собиралась паниковать, бежать в полицию, смешить парней в форме рассказом о чудовище и прожженной занавеске. Естественно, у нее поинтересуются, что именно она пила, в каком количестве да с кем. И потом, стены не препятствие для милого создания с щупальцами. Проверенный факт. В участке, в камере или больничной палате не отсидишься. Чем такую тварь проймешь? Из огнемета в нее палить, как в примитивных фильмах? Серебро... Серебро!
   Стремительно влетела в комнату. Схватила сумку, высыпала содержимое на покрывало. Где? Где же? Вот. Браслет, еще браслет, колечко. Только нацепив все сразу она немножко успокоилась. Залезла в стенной шкаф, уронила несколько вешалок. Вытащила и натянула черные брючки, белую маечку. Руки заметно дрожали. Как у алкаша, поморщилась Лина. Она не могла бы внятно объяснить даже себе самой внезапную спешку с переодеваниями. Арбитр, если можно верить хоть ему, говорил про завтрашний полдень. Телефонный звонок заставил девушку подпрыгнуть. Совсем психопаткой стала. Сорвала с рычажков трубку.
   -Алло!

* * *

 
   В двадцать четыре года, вернее в ночь перед днем рождением, он начал осознавать себя, даже вспомнил кое-что. И пожирающая Даниила безудержная ярость, и нежелание уступать ни в чем, никому и никогда получили интересное объяснение. Чтобы проверить себя, а вдруг банальный бред? Похмельный психоз? Он осторожно расспросил маму через несколько дней. Было ли что-нибудь необычное в его рождении?
   -Да. Разве я тебе не рассказывала?
   Мама никак не могла привыкнуть к новому поведению своего младшего. Сидела перед чашкой заваренного и налитого им чая, грустно смотрела поверх лохматой головы. Хмурилась.
   -Никогда.
   Пододвинул ногой табуретку, устроился поудобнее. Переспросил.
   -Что именно случилось?
   Услышал слово в слово то, чего ждал.
   -Ты очень долго не дышал, Данчо. Чуть не умер. Врачи убежали с тобой, я не видела как и что они делали. Просто вдруг услышала детский крик. Даже вопль. Оглушительный.
   Мама вытерла ладонью слезинку с щеки.
   -Ко мне подошла медсестра. Сказала, что ты жив, Слава Богу. Вот и все. Больше у нас проблем с твоим здоровьем не было. Никаких. Никогда.
   В ее фразе не было упрека. Мама не пыталась намекать на изрядное количество проблем совсем иного рода, которыми сын загружал семью. Она была замечательной, эта славная женщина. Стало дико жаль, что так долго мучил ее. Порывисто потянулся, прижался губами к лежащей на скатерти смуглой руке.
   -Прости, прости меня, пожалуйста. За все.
   Мама разрыдалась и прижалась к груди Даниила. Для обоих это было внове. Он утешал, обнимал и успокаивал. А мама никак не могла остановиться. Раньше он не видел ее слез. Почти никогда. Она была редкой женщиной. Таких не легко сбивает с ног даже настоящее горе. Иное дело - нежданное счастье.
   -Мальчик мой. Мой маленький!
   Мама давно была ему по плечо...
   Постепенно, за год, он вспомнил почти все. Пришел в ужас. Сила не повиновалась. Точно ее не существовало вовсе. Нет, с физическими кондициями всегда, и сейчас тоже, был полный порядок. Даже более того. Зря ли в юности из Софии к нему дважды приезжал известный тренер. Уговаривал заняться штангой. (Друзья сообщили про фантастического парня.) Даниил представил себя на помосте. Тра-ля-ля. С надсадным хэканьем толкать вверх железяку, под аплодисменты и восторженные вопли толпы? Еще чего не хватало. Скривился.
   -Ни за что.
   Было это еще до армии. Родные расстроились. Надеялись, что займется спортом, будет дурь на тренировках тратить. Их надеждам на спортивную карьеру Даниила сбыться было не суждено. Хотя в зал он после этого пошел. Боксерский. А чуть позже позанимался борьбой. Не водилось у него, даже близко, соперников. Донельзя огорченные наставники валидол заедали валерьянкой: этого придурка, именно этого, самого способного из всех - в большой спорт не тянет.
   -Ты же талант в землю зарываешь, парень!
   -Ага.
   Кивал Даниил и уходил. Выливать свою странную злобу, больше похожую на боль в ночных отчаянных похождениях. Конечно, на одном умении драться и чудовищной силе он бы не продержался. За малую толику подобных приключений - убивают. Но... Было в его мгновенно вскипавшем взгляде нечто. Даже примитивными натурами, среди которых он вращался, безошибочно угадываемое - ПРАВО так себя вести. Ему доводилось останавливать бегущую толпу. Наглый силуэт поперек улицы. Ледяная усмешечка. Что, парни, сбились с шага? Ему случалось проходить сквозь пришедших по его шкуру и покорно расступившихся опасных ребятишек. Привет! Привет... Привет... Словом, был он мальчик особенный. Дерзкий, неглупый, отчаянный - какой угодно. Головная боль и ранняя седина для мамы.
   -Это тебе. Нравится?
   Зимой (через полгода после дня рождения, многое уже успел понять) принес ей ведро роз. Столько никогда не получала ни одна его девушка. Высыпал на пол перед диваном, где родительница пристроилась смотреть любимый сериал.
   -По какому поводу?
   -Просто так.
   Мама взялась за сердце.
   -Что случилось? Данчо?
   -Ты вчера сказала, что завидуешь этой дуре, из фильма? Твой букет лучше!
   На этот раз она не стала плакать. Растерянным жестом вытянула из кармана расческу. Лохматые прядки под ее рукой на мгновение-другое ложились как порядочные, аккуратными волнами. Даниил молчал, терпел нелюбимую ласку. Не выносил просто, когда трогали волосы. Но мама, это мама. Ей можно.
   -Глупый.
   Потянулась, чмокнула в щеку.
   -Ой, глупый.
   Что-то до жути знакомое почудилось ему в тоне голоса, в словах. Покрутил головой, отогнать наваждение. Только дежа вю не хватало, для полного комплекта.
   -Что поесть можно?
   Три раза переспрашивать пришлось! Мама все сидела задумчиво, вертела в пальцах ненужную расческу, смотрела на цветы. Даниил зашел с другого конца, догадался добавить весело и жалобно.
   -Сейчас с голоду умру.
   Только тогда опомнилась.
   -Там Живко ужинает. Все готово. Иди мой руки...
   Брат действительно ел. В наушниках. Очередной язык учит, отличник. Хочет умотать в Европу, поработать в приличных отелях. Белая рубашечка, хорошие брючки, плавные жесты. Ножом и вилкой пользуется, аристократ фигов. Даниил в черных потертых джинсах и видавшем лучшие дни черном свитере склонился над столом. Оттянул наушник на голове Живко, гаркнул старшему брату в ухо.
   -Привет!
   -Здравствуй.
   Сморщился полу оглушенный страдалец. Заморгал, потряс головой. А тут новая шутка. Живко на нее не ответил.
   -Шпрехен зи дойч?
   Воцарилась короткая, плавающая в аромате маминой стряпни тишина, нарушаемая звяканьем крышки, хрустом сухарей на крепких зубах, шорохом скатерти. Старший наконец пришел в себя, с укоризной посмотрел на Даниила. Абсолютно бесполезное занятие - давить на сознательность заведомо несознательного субъекта. Ну, повезло с братом, очень.
   -У нас много общего, не находишь?
   Съехидничал Живко, глядя на Даниила, бесцеремонно насадившего котлету на вилку.
   -Что именно?
   Уточнил младший и откусил кусок. Внимательно рассматривая брата, орудующего ножом и вилкой. С любопытством ожидая продоложения тирады.
   -Фамилия, национальность, рост, цвет волос...
   Смолчать? Ни за что! Конечно, хриплый и сильный голос Даниила звучал слегка невнятно, котлета мешала. Реплика получилась смазанной. Ничего, помог себе жестами.
   -Еще толщина.
   Задрал свитер, демонстрируя проступающие под смуглой кожи ребра. Улыбнулся. Волна радости отразилась от стен кухни, выплеснулась на улицу, и тотчас сквозь серую облачную муть пробилось бледное солнце. Живко тоже невольно растаял. Позлишься на этакого орла, как же...
   -Скелет.
   -Номер два в семейном списке.
   -А номер один?
   -У, жуткий тип. Полиглот и воспитатель. Догадываешься о ком я?
   -Нет.
   -Зря.
   Хмыкнул младший. Добавил серьезно.
   -Если что, не пропаду. Есть кому заступиться.
   Оба расхохотались. Даниил старался вести себя как прежде. Дразнил брата. Занимался спортом. Вот только начал усердно работать, чтобы помочь родителям. Люди, в чью семью он пришел, заменив погибшего ребенка, ни в чем не виноваты. А мама... Ее у него никогда не было (какие мамы у звезд?), мама оказалась прямо подарком судьбы. Прощальным. Он прикинул разные варианты. Выходило, что не повезло идиоту. Жить ему короткую человеческую жизнь, откинуть копыта - на этот раз по-настоящему, вот так. Что он, лишенный силы, может изменить? Рванул вслед за пропавшей деточкой, сжег мосты. Теперь живи - не жужжи. Господи, какая глупость!
   Ну не мог он иначе! Не мог. Беспомощную жертву вышвырнули на помойку мира. Да и там не оставят в покое. Игра? Правила? Плевать повелителям на кодексы. Уж они расстараются. История с Зимой приоткрыла ему глаза. Попытался спасти. Верил, что найдет, успеет вовремя. Защитит. Псих. Самого бы кто теперь уберег.
   Ночами метался по постели, локти грыз. А потом, однажды, почувствовал Ее. Сны соприкоснулись. И все, что смог - прокричать неистово: "Я жду тебя, Ли! Приходи. Я здесь. Солнечный берег. Солнечный берег. Солнечный берег..." Это повторилось несколько раз. Коротких, долгих - разных. Общим было одно - острое, как боль узнавание. Она. Это она. И слияние снов. И бесконечные попытки докричаться до изуродованного, лишенного прежней силы и свободы сознания. И жалость. И то, что он не мог назвать любовью, и поэтому никак не называл.
   Такие дела.
 

* * *

 
   -Алло.
   -...
   -Перезвоните. Вас не слышно.
   Вернула трубку на законное место. Не мигая, уставилась в зеркало на свое отражение. Бледная физиономия, яркие зеленые глаза, нос... А что нос? На троих рос, одной достался. Тяжелый случай? Да ни фига подобного. Вон Кристина Орбакайте не бежит к пластическому хирургу - подкоротить, подправить. Щеголяет непохожестью. Барбре Стрейзанд "выдающийся" профиль никогда не мешал. Повернулась боком. Цветок на плече сиял и переливался. В нем была особенная красота - дикая, необузданная. Объемным выглядел, живым. Хотелось потрогать. Лина прижала ладонь к рисунку. И точно мир обрушился на нее. Ноги подкосились, тело грохнулось на бок, тяжело, неловко, смахнув со столика телефон и косметичку Яны. Тюбики помады, лаки, раскатились по полу.
   Тот еще получился натюрморт.
 

* * *

   Даниил бежал в гору. Плохо пригнанный утяжелитель бил по щиколотке. Остановиться и поправить?
   -Наплевать.
   Злобно буркнул он сам себе. Пот заливал глаза, мокрая футболка облепила грудь. Камушки брызгали из-под ног, соревнуясь друг с другом - кто первый долетит до далекой воды. Набирающее силу утро выливало на облака оранжевую и фиолетовую краску. Причудливо завивающиеся разноцветные полосы, пронизанные слабым мерцанием угасающих звезд, реяли над горизонтом. Наконец малиновая макушка светила выглянула из-под земли. И новая порция огненных клякс растеклась по небесному холсту. Даниил, немного запыхавшись (прокуренные легкие бастовали) выбрался на верхнюю площадку. Окинул взглядом расстилающиеся у подножия красоты, перешел на шаг, раскинув руки в стороны, жадно глотая воздух. Улыбка высветила на его лице знак смутной, странной уверенности (в том, что сказка закончится счастливо), тут же скрывшийся за хмурым выражением сосредоточенности. Даниил остановился на краю обрыва, рассеянно подумал, что некий особый смысл в экстремальных видах спорта имеется. Пот и опасность смывают с линз, через которые человек смотрит на мир, серую пленку обыденности: даруя возможность увидеть жизнь по-настоящему. Пусть и ненадолго, но заглянуть в глаза истинной реальности - подруге смерти, сестре удачи и любовнице воображения.
   -Ли!!!
   Закричал Даниил и почувствовал слабое эхо на дне потерянной судьбы.
   -Ли!
   Вопль отразился от невидимой преграды между ними, хлестко ударил по губам. Брызнула кровь.
   -Ли!