Страница:
— Никак, Престимион. Он ничего об этом не знает, и не узнает.
— Нет?
— Нет, Я взял с нее обещание не говорить ее отцу ни звука.
— И она, конечно, его сдержит.
— Думаю, сдержит. Я ей хорошо заплатил за молчание. Они с Симбилоном Кайфом будут приглашены на следующий прием при дворе и официально тебе представлены. Во время приема ему будет вручен орден лорда Хэвилбоува или какая-либо другая, столь же бессмысленная, награда.
Пораженный Престимион невольно крякнул.
— Ты серьезно? Ты просишь, чтобы я позволил этому отвратительному клоуну ступить в королевские покои? Предстать перед троном Конфалюма?
— Я всегда говорю серьезно, Престимион, — по-своему. На ее устах печать молчания. Корональ и его друзья пережили небольшое приключение в Сти, и знать об этом никому не надо, и она выполнит свою часть соглашения, если ты выполнишь свою. Ты будешь сидеть на троне, они к тебе почтительно приблизятся и поприветствуют тебя знаком Горящей Звезды, а ты улыбнешься и милостиво примешь от них знаки уважения, вот и все. Симбилон Кайф до конца своих дней будет сиять от восторга, вспоминая, как его принимали при дворе.
— Но как я могу…
— Послушай меня, Престимион. Это выгодное соглашение с трех точек зрения. Во-первых, ты хочешь сохранить в тайне нашу вылазку в Сти, и это нам удастся. Во-вторых, Симбилон Кайф ссужает деньгами половину принцев Замка, и рано или поздно один из них в поисках более выгодных условий или отсрочки уплаты почувствует необходимость добиться для него приглашения ко двору, и ты согласишься, хоть и считаешь Симбилона Кайфа страшной свиньей, потому что просьба будет исходить от человека влиятельного и полезного, например от Файзиоло, или Белдитана, или моего кузена Дембитава. Так, по крайней мере, ты откроешь Симбилону Кайфу доступ ко двору, который он все равно в конце концов получит, на условиях, выгодных для тебя.
Престимион мрачно взглянул на Септаха Мелайна.
В его аргументах есть некоторая логика, нехотя признал Престимион, хотя все это ему и отвратительно.
— А в третьих? Ты сказал, с трех точек зрения.
— Ну, тебе ведь хочется снова увидеть Вараиль? Вот твой шанс. В Сти она все равно что в миллионе миль отсюда. Ты можешь больше никогда в жизни не попасть в Сти. Но если она уже будет находиться здесь и жить в Замке в качестве королевской фрейлины, должность которой ты ей предложишь во время беседы после приема в тронном зале…
— Погоди минутку, — сказал Престимион. — Ты слишком торопишься, друг мой. Что заставляет тебя думать, что я так уж жажду снова ее увидеть?
— Но ведь это правда, разве не так? Ты нашел ее очень привлекательной, когда мы были в Сти.
— Откуда тебе это известно?
Септах Мелайн рассмеялся.
— Я ведь не слепой и прекрасно вижу подобные вещи, Престимион. И не глухой. Ты глаз не мог от нее оторвать. Можно было слышать, как ты хлопаешь ресницами.
— Это переходит все границы, Септах Мелайн Да, она привлекательная женщина. Это всем видно, даже тебе. Но делать поспешный вывод о том, что я…
Его голос перешел в нечленораздельное бормотание.
— Ах, Престимион, — произнес Септах Мелайн, ласково улыбаясь ему с противоположного конца комнаты. — Престимион, Престимион! — Взгляд его глаз был лукавым и понимающим, и таким тоном, конечно, не разговаривает подданный с монархом, даже Верховный канцлер с короналем, которому служит. Такой тон, мягкий, интимный, подходит двум друзьям, которые вместе пережили не одну ночь приключений.
Престимион ощутил этот легкий упрек. Ему нечего было возразить. Ведь тогда, в Сти, он смотрел на Вараиль, как завороженный. Нельзя отрицать, что ее красота не оставила короналя равнодушным и даже возбудила в нем желание. Он не однажды видел ее во сне.
— Мы вступаем в ту область, где я сам не уверен в своих чувствах, — произнес Престимион после долгого молчания. — Прошу тебя, Септах Мелайн, оставим на время этот разговор. Нам нужно обсудить те сведения, которые были получены от Сирифорна относительно местонахождения Дантирии Самбайла.
— Навигорн сообщит тебе последние новости. Он как раз идет сюда. Ты разрешишь Симбилону Кайфу и его дочери прийти на прием в тронном зале? Я пообещал от твоего имени, знаешь ли.
— Согласен, Септах Мелайн! Да. Пусть будет так. Но где же Навигорн?
— Это район, где он, вероятнее всего, находится, — рассказывал Навигорн. Он принес с собой карту — полусферу из тонкого белого фарфора, раскрашенную голубыми, желтыми, розовыми, фиолетовыми и коричневыми красками для обозначения основных особенностей рельефа. Карта была снабжена особым устройством для световой демонстрации, и сейчас Навигорн прикосновением руки включил это устройство.
Светящиеся красные точки, соединенные ярко-зелеными линиями, вспыхнули на поверхности вдоль нижнего квадранта континента Алханроэль.
— Вот здесь — Байлемуна, к югу от Лабиринта и немного восточное, — объяснил он, указывая на самую яркую красную точку. — Доказательства его пребывания здесь неопровержимы. Некто, внешне очень похожий на Дантирию Самбайла, не только был замечен в окрестностях поместья Сирифорна примерно во время похищения стада, но один из людей прокуратора сказал лесничему Сирифорна, что похищенное стадо предназначено на мясо для нужд Дантирии Самбайла.
— В восточных землях тоже хватало неоспоримых доказательств его пребывания там, — заметил Абригант — Точнее сказать, они находились повсюду. И все было подстроено магами прокуратора, чтобы надуть нас. Почему вы считаете, что тут не действует та же магия?
Навигорн только нахмурился. Престимион вопросительно посмотрел на Мондиганд-Климда.
— Нет сомнений в том, что прокуратор какое-то время находился в восточных землях, — сказал маг, — Я полагаю, его действительно видели крестьяне в округе Врамбикат. Но большинство сообщений, которые подталкивали нас вперед, оказались иллюзиями, навеянными колдовством и снами. Пока мы бегали за ним туда-сюда, он вернулся в центральный Алханроэль, а мы гнались за созданными им фантазиями. Сообщения из Байлемуны, по-моему, подлинные, не то что прежние.
Казалось, Абриганта это не убедило.
— Это голословное утверждение. Вы просто говорите нам, что те сообщения были иллюзией, а это — правда. Но вы не приводите никаких доказательств.
Прежде говорила левая голова су-сухириса. Теперь вторая голова спокойно произнесла:
— Я обладаю некоторым даром второго зрения. Сообщения из Байлемуны кажутся мне правдивыми, и поэтому я предпочитаю им доверять. Вы не обязаны со мной соглашаться.
Абригант начал было что-то ворчливо отвечать, но Навигорн резко перебил его:
— Я могу продолжать? — Он провел рукой по освещенным точкам на карте. — Его видели и в других местах — здесь, здесь и здесь; некоторые из этих сообщений более надежны, другие — менее. Отметьте, что в Целом он двигается на юг. Это для него единственно разумное направление, потому что на север и запад от него ничего нет, кроме пустыни, окружающей Лабиринт, — не слишком-то полезный для него выход; он также ничего не выиграет, если вернется на восток. Но его путь явно ведет к южному побережью.
— Что это за города? — спросил Абригант, указывая на красные точки, нанизанные, словно сверкающие бусины, на зеленые линии, тянущиеся на юг.
— Здесь Кетерон, — ответил Навигорн. — Затем Арвианда. Это Каджит-Кабулон, где беспрестанно идут дожди. После того как он проберется через эти джунгли, он окажется на южном побережье, где в любом из сотни портов сможет найти корабль, плывущий к Зимроэлю.
— Какие из них главные? — спросил Гиялорис.
— К югу от страны влажных джунглей, — сказал Навигорн, — сначала стоит город Сиппульгар. Если от него двигаться на запад вдоль побережья, то там расположены города Максимин, Карасат, Гандуба, Слайл и Порто-Гамбиерис — вот, вот, вот и вот. — Навигорн говорил резким, решительным тоном. Он хорошо подготовился к этому совещанию, возможно стремясь искупить свой промах, когда позволил Дантирии Самбайлу удрать. — Кроме Сиппульгара, ни один из этих городов не имеет сообщения по морю с Зимроэлем, но в любом из них или в соседних городах дальше к северу, на побережье полуострова Стойензар, он может получить место на каботажном судне, которое отвезет его в Стойен, Треймоун, даже в Алаизор. В любом из них он сможет договориться о поездке в Пилиплок, а оттуда вверх по реке в Ни-мойю.
— Нет, не так все просто, — возразил Гиялорис. — Вы помните, что я взял все порты от Стойена до Алаизора под пристальное наблюдение. Нет никаких шансов что человек с такой необычной внешностью, как у него мог проскользнуть мимо даже самого тупого таможенника. Теперь мы растянем блокаду до самого Сиппульгара. Даже еще дальше, если хочешь, Престимион.
Престимион, внимательно изучая карту, ответил не сразу — Да, — после долгого молчания произнес он. — Я думаю, что нам нужно расставить военные патрули вдоль всей линии, начиная к северу от Байлемуны и далее на запад, до самого Стойена.
— Иными словами, вдоль всей протяженности ограды от клорбиганов, — сказал Септах Мелайн и рассмеялся. — Как это подходит к случаю. Ведь он и есть клорбиган — не так ли? Уродлив, как клорбиган, но в пять раз опаснее!
Престимион и Абригант тоже начали смеяться. Гиялорис с раздраженным видом спросил:
— О чем это вы тут говорите, позвольте узнать?
— Клорбиганы, — все еще смеясь, объяснил Престимион, — это толстые, ленивые, неуклюжие норные животные, с большим розовым носом и огромными волосатыми лапами, обитающие в южной части центрального Алханроэля. Они питаются корой и корнями деревьев и в своем ареале поедают только те виды диких растений, которые не приносят пользы никому, кроме них самих. Примерно тысячу лет назад, однако, они начали мигрировать на север, в районы, где фермеры выращивают стаджу и глейн, и обнаружили, что вкус клубней стаджи им нравится ничуть не меньше, чем нам. И внезапно полмиллиона клорбиганов начали выкапывать урожай стаджи во всем, центральном Алханроэле. Фермеры не успевали уничтожать этих животных. Тогдашний корональ в конце концов придумал особый вид ограды, которая проходит как раз по середине континента. Ее высота всего два фута, так что любое животное, даже чуть-чуть менее медлительное, чем клорбиган, может перешагнуть через нее, но она уходит в глубину на шесть-семь футов, что не позволяет им подкопаться под нее.
— Лорд Кибрис ее построил, — подсказал Септах Мелайн.
— Да, Кибрис, — согласился Престимион. — Ну а мы построим свою ограду от клорбиганов — сплошную линию патрулирования, так что если Дантирии Самбайлу опять вздумается повернуть обратно и отправиться на север, его поймают в… — Он замолчал на полуслове. — Навигорн? Навигорн, в чем дело?
Все уставились на Навигорна. Крупный, чернобородый Навигорн внезапно отвернулся от карты, согнулся пополам, низко наклонил голову и схватился руками за живот, словно в приступе страшной боли. Через мгновение он поднял голову, и Престимион увидел, что лицо Навигорна исказила ужасная гримаса. Пораженный Престимион сделал знак Гиялорису и Септаху Мелайну, которые стояли ближе всех, оказать ему помощь. Но первым отреагировал Мондиганд-Климд: су-сухирис поднял одну руку и сблизил две свои головы. Нечто невидимое пронеслось между ним и Навигорном, и через секунду весь этот странный эпизод закончился. Навигорн выпрямился, словно ничего не произошло, и замигал, как человек, который внезапно проснулся. Лицо его было спокойным.
— Вы что-то сказали, Престимион?
— У вас на лице появилось очень странное выражение, и я спросил, в чем дело. Кажется, у вас случился какой-то припадок.
— Припадок? — Навигорн казался озадаченным. — Но я ничего подобного не помню. — Затем лицо его прояснилось. — А! Значит, это случилось опять, а я ничего и не знал!
— Так это с вами часто бывает? — спросил Септах Мелайн.
— Это случалось несколько раз, — ответил Навигорн, с несколько смущенным видом. Он явно стеснялся признаваться в подобной слабости, но все равно продолжал:
— Это приходит и уходит внезапно, вместе с сильной головной болью, так что мне кажется, что у меня вот-вот череп лопнет. И мне очень часто снятся кошмары. Мне никогда раньше не снились подобные сны.
— Расскажите нам о них, пожалуйста, — мягко попросил Престимион.
Это было деликатное дело — просить человека благородного происхождения, к тому же воина, рассказать свои сны таким слушателям. Но Навигорн без колебаний ответил:
— Я нахожусь на поле боя, снова и снова, на огромном грязном поле, где со всех сторон умирают люди и под ногами текут реки крови. Кто из нас участвовал в столь ужасной битве, милорд? И кто будет участвовать, на этой мирной планете? Но я нахожусь там, вооруженный и в доспехах, размахиваю во все стороны мечом и убиваю при каждом взмахе. Убиваю не только незнакомых людей, но и друзей, милорд.
— Ты убиваешь меня, может быть? Септаха Мелайна?
— Нет, не вас. Я не знаю, что за люди те, кто пал от моего меча. Я не могу вспомнить их лица, когда просыпаюсь. Но когда я сплю, я знаю, что убиваю дорогих мне друзей, и от этого мне становится плохо, милорд.
Мне становится плохо. — Навигорн содрогнулся, хотя в комнате было очень тепло. — Говорю вам, ваша светлость, этот сон снится мне снова и снова, иногда три ночи подряд, так что теперь я уже боюсь сомкнуть глаза.
— И как долго это продолжается? — спросил Престимион.
Навигорн пожал плечами.
— Несколько дней? Недель? Мне трудно сказать Могу я на несколько минут удалиться?
Престимион кивнул. Разгоряченный, обливающийся потом Навигорн вышел из комнаты. Престимион тихо сказал Септаху Мелайну:
— Ты слышал? Битва, в которой он убивает своих друзей. Вот еще одна моя вина.
— Милорд, вся вина лежит на Корсибаре, — ответил Септах Мелайн.
Но Престимион лишь покачал головой. Его одолевали мрачные мысли. Да, само сражение, в котором погибло так много людей, было виной Корсибара. Но тяжелые сны Навигорна, приступы боли, смятение чувств — все это было частью нового безумия А кто виноват в нем, как не Престимион? Это безумие на планете чародеи сотворили по его просьбе, хотя он и не предполагал возможности таких последствий.
Они ждали возвращения Навигорна, но тут раздумья Престимиона прервал Абригант.
— Брат, ты лично поедешь в южные земли искать прокуратора, как отправился на восток?
Престимион вздрогнул, потому что эта мысль только что зародилась в его голове. Но они с Абригантом были одной крови и часто мыслили одинаково. Он ответил с улыбкой:
— Весьма вероятно. Конечно, этот вопрос надо обсудить с советом в полном составе. Но его величество понтифекс потребовал моего присутствия в Лабиринте, и в этом он прав; и раз уж я поеду так далеко на юг, возможно, я продолжу путь к Стойену в надежде найти…
— Ты говоришь о полном составе совета, — вмешался Септах Мелайн. — Пока Навигорн отсутствует, позволь мне спросить, Престимион: допустим, какой-нибудь член совета — Сирифорн, скажем, или мой родственник Дембитав — потребует от тебя прямого ответа, почему так получилось, что Дантирия Самбайл стал беглецом, за которым ты охотишься по всему Алханроэлю? Что ты ему ответишь?
— Только то, что он совершил тяжкое преступление против закона и против короналя лично.
— И не объяснишь никаких подробностей?
— Напоминаю тебе, Септах Мелайн, что он — корональ, — вспыльчиво заявил Гиялорис. — Он может поступать как ему заблагорассудится.
— О, нет, друг мой, — возразил Септах Мелайн. — Он правитель, да, но не абсолютный тиран. Он подчиняется указам понтифекса, как и все мы, и в какой-то мере подотчетен также и совету. Объявить крупного правителя, такого как Дантирия Самбайл, преступником и не привести никаких доводов собственному совету — этого не позволят даже короналю.
— Ты же знаешь, почему нам приходится так поступать, — с упреком произнес Гиялорис.
— Да. Потому что есть один важный факт, который скрыли от всей планеты, не считая нас пятерых, присутствующих здесь, и Теотаса, которого здесь нет. — И Септах Мелайн кивнул в сторону Мондиганд-Климда и Абриганта, тех двоих, кто лишь недавно узнал правду о том, что произошло в тот день у Тегомарского гребня. — Но мы тем глубже увязаем в двусмысленностях и уловках и в откровенной лжи, чем дольше пытаемся сохранить эту тайну.
— Оставь, Септах Мелайн, — приказал Престимион. — У меня нет ответа на твои вопросы. Могу лишь сказать, что если совет будет настаивать на получении информации о преступлениях Дантирии Самбайла, я буду изворачиваться и лгать, если понадобится. Но мне это нравится не больше, чем тебе. Вот возвращается Навигорн, так что прекрати.
Когда Навигорн уже был в дверях, Абригант сказал:
— Еще одно, брат: если ты поедешь на юг, в Аруачозию, прошу позволения сопровождать тебя часть пути.
— Только часть?
— Есть одно место под названием Скаккенуар, о котором мы недавно говорили, где можно получать полезные металлы из стеблей и листьев тамошних растений. Оно находится на юге, где-то к востоку от Аруачозии, может быть даже к востоку от Вриста. Пока ты там будешь охотиться за Дантирией Самбайлом, я проведу поиски в Скаккенуаре.
— Вижу, ничто не может удержать тебя от этой затеи, — с легкой насмешкой ответил Престимион. — Но содержащие металл растения Скаккенуара — чистая фантазия, Абригант.
— Разве мы знаем это наверняка, брат? Позволь мне поехать и посмотреть.
Престимион снова улыбнулся. Абриганта невозможно обескуражить.
— Давай поговорим об этом после. Сейчас не время. Ну, Навигорн, ты пришел в себя? Вот, выпей немного вина. Оно успокоит твою душу. Теперь вот что. Когда Навигорну стало плохо, я как раз собирался сказать, что понтифекс Конфалюм напомнил мне о моем долге навестить его в новой резиденции, и поэтому…
В тот вечер, когда они вдвоем ужинали в апартаментах короналя, Септах Мелайн сказал Престимиону:
— Я вижу, тебя мучает проблема той великой тайны, которую мы храним, и знаю, сколько страданий она тебе доставляет. Как мы решим эту проблему, Престимион?
Они сидели напротив друг друга в алькове личной столовой Престимиона, на семиугольном возвышении, отделенном от остального помещения семью ступенями из прочного черного «огненного дуба» и украшенном вышитыми коврами тысячелетней давности из разноцветного шелка с золотыми и серебряными нитями, на которых были изображены сцены верховой и ястребиной охоты.
— Если бы я знал ответ на этот вопрос, — ответил Престимион, — я бы его тебе сообщил еще днем.
Септах Мелайн некоторое время смотрел на жареного каспока на своей тарелке — редкий деликатес, сладкая, как свежие ягоды, белая рыба из северных рек, — к которому едва прикоснулся. Он сделал глоток вина, потом еще глоток, побольше.
— Ты хотел исцелить боль всей планеты, как говорил мне тогда, начисто стерев воспоминания о войне.
Чтобы позволить каждому начать все сначала. Да, все это очень хорошо. Но всеобщее помешательство, последовавшее за…
— Послушай, — прервал его Престимион. — Я в ответе за это помешательство. И за все остальное, что случилось с планетой с тех пор, как я принял власть, и за все, что произойдет при моей жизни. Я — корональ, и это означает прежде всего бремя ответственности за судьбу планеты. И я готов его нести. — Септах Мелайн попытался ответить, но Престимион, не слушая его, продолжал:
— Нет, позволь мне высказаться. Неужели ты думал, что в моем представлении носить корону значит только устраивать большие процессии, роскошные банкеты и сидеть здесь, в просторных залах Замка, среди древних ковров и статуй? Когда я принял решение у Тегомарского гребня избавить мир от памяти о войне, оно было поспешным и, возможно, не правильным. Но это мое собственное решение, и в то время для него имелись веские основания, оно и сейчас еще кажется мне не столь уж порочным. Это похоже на утверждение человека, которого мучит чувство вины?
— Ты сам сегодня произнес это слово. Помнишь?
«Вот еще одна моя вина».
— Мимолетная слабость, только и всего.
— Не мимолетная. И не такая уж слабость, Престимион. Я читаю в твоей душе не хуже любого мага. Каждое новое сообщение о случаях помешательства причиняет тебе боль.
— А если и так, стоит ли портить такой чудесный ужин, чтобы сказать мне об этом? Боль со временем проходит. Этот каспок доставлен стремительными курьерами с берегов Синталмондской бухты для нашего с тобой удовольствия, а ты позволяешь нежнейшему куску рыбы превращаться в старую подошву на тарелке, утомляя меня такими разговорами. Ешь, Септах Мелайн. Пей. Уверяю тебя, я готов терпеть те неудобства, которые принесут последствия моего решения, принятого у Тегомарского гребня.
— Ладно, — сказал Септах Мелайн. — Разреши мне тогда перейти к сути дела. Если тебе приходится терпеть и страдать, почему ты приговорил себя к необходимости страдать в одиночку?
Престимион непонимающе посмотрел на него.
— О чем ты говоришь? Почему в одиночку? У меня есть ты. У меня есть Гиялорис. У меня есть Мондиганд-Климд, дающий мне мудрость и утешение, с помощью обеих своих голов. У меня есть крепкие братья. У меня…
— Тизмет не воскреснет, Престимион.
Откровенные слова Септаха Мелайна Престимион воспринял, словно пощечину.
— Что? — переспросил он после секунды ошеломленного молчания. — Неужели тебя тоже охватило безумие если ты произносишь подобные глупости? Да, Тизмет мертва и никогда не воскреснет. Но…
— Ты собираешься провести остаток жизни в трауре?
— Никто, кроме тебя, Септах Мелайн, не посмел бы говорить так откровенно.
— Ты меня хорошо знаешь. И я говорю действительно откровенно. — Невозможно было уклониться от пристального взгляда настойчивых голубых глаз Септаха Мелайна. — Ты живешь в ужасном одиночестве, Престимион. Было время, в те несколько недель перед битвой у Тегомарского гребня, когда ты казался полным новой жизни и радости, словно часть тебя, давно отсутствующая, встала на место. Этой частью была Тизмет. Всем нам у Тегомарского гребня было ясно, что нам предназначено судьбой разгромить мятежников Корсибара в тот день, потому что ты был нашим лидером и тебя окружала аура неуязвимости. Так и случилось; но в час победы Тизмет погибла, и для тебя с тех пор все изменилось.
— Ты не сказал мне ничего, чего я бы еще…
Септах Мелайн хладнокровно перебил короналя, невзирая на его титул.
— Дай мне закончить, Престимион. Тизмет умерла, и для тебя это было концом света. Ты бродил по полю битвы, словно проиграл войну, а не завоевал трон в тяжком сражении. Ты приказал стереть воспоминания, словно тебе необходимо спрятать обстоятельства, сопровождавшие твое восхождение на престол, от всего мира, — а кто мог возразить тебе в тот момент? В самый день твоей коронации я нашел тебя, погруженным в отчаяние, в зале Гендигейла, и ты говорил мне такие вещи… Никто бы мне не поверил, если бы я их повторил кому-то еще: правление, сказал ты, означает для тебя лишь долгие годы безрадостного труда, а потом еще некоторое время жизни в мрачном Лабиринте в ожидании смерти. Причину такого отчаяния я вижу исключительно в потере Тизмет.
— А если и так, что тогда?
— Ты должен выбросить Тизмет из головы, Престимион! Разве ты этого не понимаешь? Ты будешь всегда любить ее, но любить призрак — леденящее душу удовольствие. Тебе нужна живая спутница, которая разделит с тобой славу твоего правления, когда все пойдет так, как нужно, и будет сжимать тебя в объятиях в совсем иной темноте.
Бледная кожа Септаха Мелайна покраснела от возбуждения, вызванного собственным красноречием.
Престимион изумленно смотрел на него. Такая самонадеянность переходила всякие границы. Септах Мелайн был самым привилегированным из его друзей; лишь он один в целом мире мог так разговаривать с ним. Но его речи переходят всякие границы и способны лишить его всех привилегий.
Сдержав себя немалым усилием воли, Престимион спросил:
— И у тебя есть кандидатура на эту должность, полагаю?
— Есть. Эта женщина, Вараиль, из Ста.
— Вараиль?
— Ты любишь ее, Престимион. О, только не надо засыпать меня возражениями! Для меня это совершенно ясно.
— Я ее видел всего один раз, не более часа, когда приходил под фальшивым именем и с накладной бородой.
— Чтобы это произошло между вами, понадобилось не более пяти секунд. Она вонзилась в твою душу так же глубоко, как топор дровосека в дерево, и высекла такие искры, что вся комната осветилась.
— Наверное, я сделан из металла, если топор может высечь из меня искры? Или из камня.
— Ошибки быть не может: она создана для тебя, а ты — для нее.
Престимион обнаружил, что ему нечего возразить.
И все же возмутительно подвергаться такому вторжению в личную жизнь, даже со стороны Септаха Мелайна. Он потянулся за бутылкой вина, стоящей между ними, и задумчиво подержал ее в руках, перед тем как наполнить бокалы. Наконец, он произнес:
— Нет?
— Нет, Я взял с нее обещание не говорить ее отцу ни звука.
— И она, конечно, его сдержит.
— Думаю, сдержит. Я ей хорошо заплатил за молчание. Они с Симбилоном Кайфом будут приглашены на следующий прием при дворе и официально тебе представлены. Во время приема ему будет вручен орден лорда Хэвилбоува или какая-либо другая, столь же бессмысленная, награда.
Пораженный Престимион невольно крякнул.
— Ты серьезно? Ты просишь, чтобы я позволил этому отвратительному клоуну ступить в королевские покои? Предстать перед троном Конфалюма?
— Я всегда говорю серьезно, Престимион, — по-своему. На ее устах печать молчания. Корональ и его друзья пережили небольшое приключение в Сти, и знать об этом никому не надо, и она выполнит свою часть соглашения, если ты выполнишь свою. Ты будешь сидеть на троне, они к тебе почтительно приблизятся и поприветствуют тебя знаком Горящей Звезды, а ты улыбнешься и милостиво примешь от них знаки уважения, вот и все. Симбилон Кайф до конца своих дней будет сиять от восторга, вспоминая, как его принимали при дворе.
— Но как я могу…
— Послушай меня, Престимион. Это выгодное соглашение с трех точек зрения. Во-первых, ты хочешь сохранить в тайне нашу вылазку в Сти, и это нам удастся. Во-вторых, Симбилон Кайф ссужает деньгами половину принцев Замка, и рано или поздно один из них в поисках более выгодных условий или отсрочки уплаты почувствует необходимость добиться для него приглашения ко двору, и ты согласишься, хоть и считаешь Симбилона Кайфа страшной свиньей, потому что просьба будет исходить от человека влиятельного и полезного, например от Файзиоло, или Белдитана, или моего кузена Дембитава. Так, по крайней мере, ты откроешь Симбилону Кайфу доступ ко двору, который он все равно в конце концов получит, на условиях, выгодных для тебя.
Престимион мрачно взглянул на Септаха Мелайна.
В его аргументах есть некоторая логика, нехотя признал Престимион, хотя все это ему и отвратительно.
— А в третьих? Ты сказал, с трех точек зрения.
— Ну, тебе ведь хочется снова увидеть Вараиль? Вот твой шанс. В Сти она все равно что в миллионе миль отсюда. Ты можешь больше никогда в жизни не попасть в Сти. Но если она уже будет находиться здесь и жить в Замке в качестве королевской фрейлины, должность которой ты ей предложишь во время беседы после приема в тронном зале…
— Погоди минутку, — сказал Престимион. — Ты слишком торопишься, друг мой. Что заставляет тебя думать, что я так уж жажду снова ее увидеть?
— Но ведь это правда, разве не так? Ты нашел ее очень привлекательной, когда мы были в Сти.
— Откуда тебе это известно?
Септах Мелайн рассмеялся.
— Я ведь не слепой и прекрасно вижу подобные вещи, Престимион. И не глухой. Ты глаз не мог от нее оторвать. Можно было слышать, как ты хлопаешь ресницами.
— Это переходит все границы, Септах Мелайн Да, она привлекательная женщина. Это всем видно, даже тебе. Но делать поспешный вывод о том, что я…
Его голос перешел в нечленораздельное бормотание.
— Ах, Престимион, — произнес Септах Мелайн, ласково улыбаясь ему с противоположного конца комнаты. — Престимион, Престимион! — Взгляд его глаз был лукавым и понимающим, и таким тоном, конечно, не разговаривает подданный с монархом, даже Верховный канцлер с короналем, которому служит. Такой тон, мягкий, интимный, подходит двум друзьям, которые вместе пережили не одну ночь приключений.
Престимион ощутил этот легкий упрек. Ему нечего было возразить. Ведь тогда, в Сти, он смотрел на Вараиль, как завороженный. Нельзя отрицать, что ее красота не оставила короналя равнодушным и даже возбудила в нем желание. Он не однажды видел ее во сне.
— Мы вступаем в ту область, где я сам не уверен в своих чувствах, — произнес Престимион после долгого молчания. — Прошу тебя, Септах Мелайн, оставим на время этот разговор. Нам нужно обсудить те сведения, которые были получены от Сирифорна относительно местонахождения Дантирии Самбайла.
— Навигорн сообщит тебе последние новости. Он как раз идет сюда. Ты разрешишь Симбилону Кайфу и его дочери прийти на прием в тронном зале? Я пообещал от твоего имени, знаешь ли.
— Согласен, Септах Мелайн! Да. Пусть будет так. Но где же Навигорн?
— Это район, где он, вероятнее всего, находится, — рассказывал Навигорн. Он принес с собой карту — полусферу из тонкого белого фарфора, раскрашенную голубыми, желтыми, розовыми, фиолетовыми и коричневыми красками для обозначения основных особенностей рельефа. Карта была снабжена особым устройством для световой демонстрации, и сейчас Навигорн прикосновением руки включил это устройство.
Светящиеся красные точки, соединенные ярко-зелеными линиями, вспыхнули на поверхности вдоль нижнего квадранта континента Алханроэль.
— Вот здесь — Байлемуна, к югу от Лабиринта и немного восточное, — объяснил он, указывая на самую яркую красную точку. — Доказательства его пребывания здесь неопровержимы. Некто, внешне очень похожий на Дантирию Самбайла, не только был замечен в окрестностях поместья Сирифорна примерно во время похищения стада, но один из людей прокуратора сказал лесничему Сирифорна, что похищенное стадо предназначено на мясо для нужд Дантирии Самбайла.
— В восточных землях тоже хватало неоспоримых доказательств его пребывания там, — заметил Абригант — Точнее сказать, они находились повсюду. И все было подстроено магами прокуратора, чтобы надуть нас. Почему вы считаете, что тут не действует та же магия?
Навигорн только нахмурился. Престимион вопросительно посмотрел на Мондиганд-Климда.
— Нет сомнений в том, что прокуратор какое-то время находился в восточных землях, — сказал маг, — Я полагаю, его действительно видели крестьяне в округе Врамбикат. Но большинство сообщений, которые подталкивали нас вперед, оказались иллюзиями, навеянными колдовством и снами. Пока мы бегали за ним туда-сюда, он вернулся в центральный Алханроэль, а мы гнались за созданными им фантазиями. Сообщения из Байлемуны, по-моему, подлинные, не то что прежние.
Казалось, Абриганта это не убедило.
— Это голословное утверждение. Вы просто говорите нам, что те сообщения были иллюзией, а это — правда. Но вы не приводите никаких доказательств.
Прежде говорила левая голова су-сухириса. Теперь вторая голова спокойно произнесла:
— Я обладаю некоторым даром второго зрения. Сообщения из Байлемуны кажутся мне правдивыми, и поэтому я предпочитаю им доверять. Вы не обязаны со мной соглашаться.
Абригант начал было что-то ворчливо отвечать, но Навигорн резко перебил его:
— Я могу продолжать? — Он провел рукой по освещенным точкам на карте. — Его видели и в других местах — здесь, здесь и здесь; некоторые из этих сообщений более надежны, другие — менее. Отметьте, что в Целом он двигается на юг. Это для него единственно разумное направление, потому что на север и запад от него ничего нет, кроме пустыни, окружающей Лабиринт, — не слишком-то полезный для него выход; он также ничего не выиграет, если вернется на восток. Но его путь явно ведет к южному побережью.
— Что это за города? — спросил Абригант, указывая на красные точки, нанизанные, словно сверкающие бусины, на зеленые линии, тянущиеся на юг.
— Здесь Кетерон, — ответил Навигорн. — Затем Арвианда. Это Каджит-Кабулон, где беспрестанно идут дожди. После того как он проберется через эти джунгли, он окажется на южном побережье, где в любом из сотни портов сможет найти корабль, плывущий к Зимроэлю.
— Какие из них главные? — спросил Гиялорис.
— К югу от страны влажных джунглей, — сказал Навигорн, — сначала стоит город Сиппульгар. Если от него двигаться на запад вдоль побережья, то там расположены города Максимин, Карасат, Гандуба, Слайл и Порто-Гамбиерис — вот, вот, вот и вот. — Навигорн говорил резким, решительным тоном. Он хорошо подготовился к этому совещанию, возможно стремясь искупить свой промах, когда позволил Дантирии Самбайлу удрать. — Кроме Сиппульгара, ни один из этих городов не имеет сообщения по морю с Зимроэлем, но в любом из них или в соседних городах дальше к северу, на побережье полуострова Стойензар, он может получить место на каботажном судне, которое отвезет его в Стойен, Треймоун, даже в Алаизор. В любом из них он сможет договориться о поездке в Пилиплок, а оттуда вверх по реке в Ни-мойю.
— Нет, не так все просто, — возразил Гиялорис. — Вы помните, что я взял все порты от Стойена до Алаизора под пристальное наблюдение. Нет никаких шансов что человек с такой необычной внешностью, как у него мог проскользнуть мимо даже самого тупого таможенника. Теперь мы растянем блокаду до самого Сиппульгара. Даже еще дальше, если хочешь, Престимион.
Престимион, внимательно изучая карту, ответил не сразу — Да, — после долгого молчания произнес он. — Я думаю, что нам нужно расставить военные патрули вдоль всей линии, начиная к северу от Байлемуны и далее на запад, до самого Стойена.
— Иными словами, вдоль всей протяженности ограды от клорбиганов, — сказал Септах Мелайн и рассмеялся. — Как это подходит к случаю. Ведь он и есть клорбиган — не так ли? Уродлив, как клорбиган, но в пять раз опаснее!
Престимион и Абригант тоже начали смеяться. Гиялорис с раздраженным видом спросил:
— О чем это вы тут говорите, позвольте узнать?
— Клорбиганы, — все еще смеясь, объяснил Престимион, — это толстые, ленивые, неуклюжие норные животные, с большим розовым носом и огромными волосатыми лапами, обитающие в южной части центрального Алханроэля. Они питаются корой и корнями деревьев и в своем ареале поедают только те виды диких растений, которые не приносят пользы никому, кроме них самих. Примерно тысячу лет назад, однако, они начали мигрировать на север, в районы, где фермеры выращивают стаджу и глейн, и обнаружили, что вкус клубней стаджи им нравится ничуть не меньше, чем нам. И внезапно полмиллиона клорбиганов начали выкапывать урожай стаджи во всем, центральном Алханроэле. Фермеры не успевали уничтожать этих животных. Тогдашний корональ в конце концов придумал особый вид ограды, которая проходит как раз по середине континента. Ее высота всего два фута, так что любое животное, даже чуть-чуть менее медлительное, чем клорбиган, может перешагнуть через нее, но она уходит в глубину на шесть-семь футов, что не позволяет им подкопаться под нее.
— Лорд Кибрис ее построил, — подсказал Септах Мелайн.
— Да, Кибрис, — согласился Престимион. — Ну а мы построим свою ограду от клорбиганов — сплошную линию патрулирования, так что если Дантирии Самбайлу опять вздумается повернуть обратно и отправиться на север, его поймают в… — Он замолчал на полуслове. — Навигорн? Навигорн, в чем дело?
Все уставились на Навигорна. Крупный, чернобородый Навигорн внезапно отвернулся от карты, согнулся пополам, низко наклонил голову и схватился руками за живот, словно в приступе страшной боли. Через мгновение он поднял голову, и Престимион увидел, что лицо Навигорна исказила ужасная гримаса. Пораженный Престимион сделал знак Гиялорису и Септаху Мелайну, которые стояли ближе всех, оказать ему помощь. Но первым отреагировал Мондиганд-Климд: су-сухирис поднял одну руку и сблизил две свои головы. Нечто невидимое пронеслось между ним и Навигорном, и через секунду весь этот странный эпизод закончился. Навигорн выпрямился, словно ничего не произошло, и замигал, как человек, который внезапно проснулся. Лицо его было спокойным.
— Вы что-то сказали, Престимион?
— У вас на лице появилось очень странное выражение, и я спросил, в чем дело. Кажется, у вас случился какой-то припадок.
— Припадок? — Навигорн казался озадаченным. — Но я ничего подобного не помню. — Затем лицо его прояснилось. — А! Значит, это случилось опять, а я ничего и не знал!
— Так это с вами часто бывает? — спросил Септах Мелайн.
— Это случалось несколько раз, — ответил Навигорн, с несколько смущенным видом. Он явно стеснялся признаваться в подобной слабости, но все равно продолжал:
— Это приходит и уходит внезапно, вместе с сильной головной болью, так что мне кажется, что у меня вот-вот череп лопнет. И мне очень часто снятся кошмары. Мне никогда раньше не снились подобные сны.
— Расскажите нам о них, пожалуйста, — мягко попросил Престимион.
Это было деликатное дело — просить человека благородного происхождения, к тому же воина, рассказать свои сны таким слушателям. Но Навигорн без колебаний ответил:
— Я нахожусь на поле боя, снова и снова, на огромном грязном поле, где со всех сторон умирают люди и под ногами текут реки крови. Кто из нас участвовал в столь ужасной битве, милорд? И кто будет участвовать, на этой мирной планете? Но я нахожусь там, вооруженный и в доспехах, размахиваю во все стороны мечом и убиваю при каждом взмахе. Убиваю не только незнакомых людей, но и друзей, милорд.
— Ты убиваешь меня, может быть? Септаха Мелайна?
— Нет, не вас. Я не знаю, что за люди те, кто пал от моего меча. Я не могу вспомнить их лица, когда просыпаюсь. Но когда я сплю, я знаю, что убиваю дорогих мне друзей, и от этого мне становится плохо, милорд.
Мне становится плохо. — Навигорн содрогнулся, хотя в комнате было очень тепло. — Говорю вам, ваша светлость, этот сон снится мне снова и снова, иногда три ночи подряд, так что теперь я уже боюсь сомкнуть глаза.
— И как долго это продолжается? — спросил Престимион.
Навигорн пожал плечами.
— Несколько дней? Недель? Мне трудно сказать Могу я на несколько минут удалиться?
Престимион кивнул. Разгоряченный, обливающийся потом Навигорн вышел из комнаты. Престимион тихо сказал Септаху Мелайну:
— Ты слышал? Битва, в которой он убивает своих друзей. Вот еще одна моя вина.
— Милорд, вся вина лежит на Корсибаре, — ответил Септах Мелайн.
Но Престимион лишь покачал головой. Его одолевали мрачные мысли. Да, само сражение, в котором погибло так много людей, было виной Корсибара. Но тяжелые сны Навигорна, приступы боли, смятение чувств — все это было частью нового безумия А кто виноват в нем, как не Престимион? Это безумие на планете чародеи сотворили по его просьбе, хотя он и не предполагал возможности таких последствий.
Они ждали возвращения Навигорна, но тут раздумья Престимиона прервал Абригант.
— Брат, ты лично поедешь в южные земли искать прокуратора, как отправился на восток?
Престимион вздрогнул, потому что эта мысль только что зародилась в его голове. Но они с Абригантом были одной крови и часто мыслили одинаково. Он ответил с улыбкой:
— Весьма вероятно. Конечно, этот вопрос надо обсудить с советом в полном составе. Но его величество понтифекс потребовал моего присутствия в Лабиринте, и в этом он прав; и раз уж я поеду так далеко на юг, возможно, я продолжу путь к Стойену в надежде найти…
— Ты говоришь о полном составе совета, — вмешался Септах Мелайн. — Пока Навигорн отсутствует, позволь мне спросить, Престимион: допустим, какой-нибудь член совета — Сирифорн, скажем, или мой родственник Дембитав — потребует от тебя прямого ответа, почему так получилось, что Дантирия Самбайл стал беглецом, за которым ты охотишься по всему Алханроэлю? Что ты ему ответишь?
— Только то, что он совершил тяжкое преступление против закона и против короналя лично.
— И не объяснишь никаких подробностей?
— Напоминаю тебе, Септах Мелайн, что он — корональ, — вспыльчиво заявил Гиялорис. — Он может поступать как ему заблагорассудится.
— О, нет, друг мой, — возразил Септах Мелайн. — Он правитель, да, но не абсолютный тиран. Он подчиняется указам понтифекса, как и все мы, и в какой-то мере подотчетен также и совету. Объявить крупного правителя, такого как Дантирия Самбайл, преступником и не привести никаких доводов собственному совету — этого не позволят даже короналю.
— Ты же знаешь, почему нам приходится так поступать, — с упреком произнес Гиялорис.
— Да. Потому что есть один важный факт, который скрыли от всей планеты, не считая нас пятерых, присутствующих здесь, и Теотаса, которого здесь нет. — И Септах Мелайн кивнул в сторону Мондиганд-Климда и Абриганта, тех двоих, кто лишь недавно узнал правду о том, что произошло в тот день у Тегомарского гребня. — Но мы тем глубже увязаем в двусмысленностях и уловках и в откровенной лжи, чем дольше пытаемся сохранить эту тайну.
— Оставь, Септах Мелайн, — приказал Престимион. — У меня нет ответа на твои вопросы. Могу лишь сказать, что если совет будет настаивать на получении информации о преступлениях Дантирии Самбайла, я буду изворачиваться и лгать, если понадобится. Но мне это нравится не больше, чем тебе. Вот возвращается Навигорн, так что прекрати.
Когда Навигорн уже был в дверях, Абригант сказал:
— Еще одно, брат: если ты поедешь на юг, в Аруачозию, прошу позволения сопровождать тебя часть пути.
— Только часть?
— Есть одно место под названием Скаккенуар, о котором мы недавно говорили, где можно получать полезные металлы из стеблей и листьев тамошних растений. Оно находится на юге, где-то к востоку от Аруачозии, может быть даже к востоку от Вриста. Пока ты там будешь охотиться за Дантирией Самбайлом, я проведу поиски в Скаккенуаре.
— Вижу, ничто не может удержать тебя от этой затеи, — с легкой насмешкой ответил Престимион. — Но содержащие металл растения Скаккенуара — чистая фантазия, Абригант.
— Разве мы знаем это наверняка, брат? Позволь мне поехать и посмотреть.
Престимион снова улыбнулся. Абриганта невозможно обескуражить.
— Давай поговорим об этом после. Сейчас не время. Ну, Навигорн, ты пришел в себя? Вот, выпей немного вина. Оно успокоит твою душу. Теперь вот что. Когда Навигорну стало плохо, я как раз собирался сказать, что понтифекс Конфалюм напомнил мне о моем долге навестить его в новой резиденции, и поэтому…
В тот вечер, когда они вдвоем ужинали в апартаментах короналя, Септах Мелайн сказал Престимиону:
— Я вижу, тебя мучает проблема той великой тайны, которую мы храним, и знаю, сколько страданий она тебе доставляет. Как мы решим эту проблему, Престимион?
Они сидели напротив друг друга в алькове личной столовой Престимиона, на семиугольном возвышении, отделенном от остального помещения семью ступенями из прочного черного «огненного дуба» и украшенном вышитыми коврами тысячелетней давности из разноцветного шелка с золотыми и серебряными нитями, на которых были изображены сцены верховой и ястребиной охоты.
— Если бы я знал ответ на этот вопрос, — ответил Престимион, — я бы его тебе сообщил еще днем.
Септах Мелайн некоторое время смотрел на жареного каспока на своей тарелке — редкий деликатес, сладкая, как свежие ягоды, белая рыба из северных рек, — к которому едва прикоснулся. Он сделал глоток вина, потом еще глоток, побольше.
— Ты хотел исцелить боль всей планеты, как говорил мне тогда, начисто стерев воспоминания о войне.
Чтобы позволить каждому начать все сначала. Да, все это очень хорошо. Но всеобщее помешательство, последовавшее за…
— Послушай, — прервал его Престимион. — Я в ответе за это помешательство. И за все остальное, что случилось с планетой с тех пор, как я принял власть, и за все, что произойдет при моей жизни. Я — корональ, и это означает прежде всего бремя ответственности за судьбу планеты. И я готов его нести. — Септах Мелайн попытался ответить, но Престимион, не слушая его, продолжал:
— Нет, позволь мне высказаться. Неужели ты думал, что в моем представлении носить корону значит только устраивать большие процессии, роскошные банкеты и сидеть здесь, в просторных залах Замка, среди древних ковров и статуй? Когда я принял решение у Тегомарского гребня избавить мир от памяти о войне, оно было поспешным и, возможно, не правильным. Но это мое собственное решение, и в то время для него имелись веские основания, оно и сейчас еще кажется мне не столь уж порочным. Это похоже на утверждение человека, которого мучит чувство вины?
— Ты сам сегодня произнес это слово. Помнишь?
«Вот еще одна моя вина».
— Мимолетная слабость, только и всего.
— Не мимолетная. И не такая уж слабость, Престимион. Я читаю в твоей душе не хуже любого мага. Каждое новое сообщение о случаях помешательства причиняет тебе боль.
— А если и так, стоит ли портить такой чудесный ужин, чтобы сказать мне об этом? Боль со временем проходит. Этот каспок доставлен стремительными курьерами с берегов Синталмондской бухты для нашего с тобой удовольствия, а ты позволяешь нежнейшему куску рыбы превращаться в старую подошву на тарелке, утомляя меня такими разговорами. Ешь, Септах Мелайн. Пей. Уверяю тебя, я готов терпеть те неудобства, которые принесут последствия моего решения, принятого у Тегомарского гребня.
— Ладно, — сказал Септах Мелайн. — Разреши мне тогда перейти к сути дела. Если тебе приходится терпеть и страдать, почему ты приговорил себя к необходимости страдать в одиночку?
Престимион непонимающе посмотрел на него.
— О чем ты говоришь? Почему в одиночку? У меня есть ты. У меня есть Гиялорис. У меня есть Мондиганд-Климд, дающий мне мудрость и утешение, с помощью обеих своих голов. У меня есть крепкие братья. У меня…
— Тизмет не воскреснет, Престимион.
Откровенные слова Септаха Мелайна Престимион воспринял, словно пощечину.
— Что? — переспросил он после секунды ошеломленного молчания. — Неужели тебя тоже охватило безумие если ты произносишь подобные глупости? Да, Тизмет мертва и никогда не воскреснет. Но…
— Ты собираешься провести остаток жизни в трауре?
— Никто, кроме тебя, Септах Мелайн, не посмел бы говорить так откровенно.
— Ты меня хорошо знаешь. И я говорю действительно откровенно. — Невозможно было уклониться от пристального взгляда настойчивых голубых глаз Септаха Мелайна. — Ты живешь в ужасном одиночестве, Престимион. Было время, в те несколько недель перед битвой у Тегомарского гребня, когда ты казался полным новой жизни и радости, словно часть тебя, давно отсутствующая, встала на место. Этой частью была Тизмет. Всем нам у Тегомарского гребня было ясно, что нам предназначено судьбой разгромить мятежников Корсибара в тот день, потому что ты был нашим лидером и тебя окружала аура неуязвимости. Так и случилось; но в час победы Тизмет погибла, и для тебя с тех пор все изменилось.
— Ты не сказал мне ничего, чего я бы еще…
Септах Мелайн хладнокровно перебил короналя, невзирая на его титул.
— Дай мне закончить, Престимион. Тизмет умерла, и для тебя это было концом света. Ты бродил по полю битвы, словно проиграл войну, а не завоевал трон в тяжком сражении. Ты приказал стереть воспоминания, словно тебе необходимо спрятать обстоятельства, сопровождавшие твое восхождение на престол, от всего мира, — а кто мог возразить тебе в тот момент? В самый день твоей коронации я нашел тебя, погруженным в отчаяние, в зале Гендигейла, и ты говорил мне такие вещи… Никто бы мне не поверил, если бы я их повторил кому-то еще: правление, сказал ты, означает для тебя лишь долгие годы безрадостного труда, а потом еще некоторое время жизни в мрачном Лабиринте в ожидании смерти. Причину такого отчаяния я вижу исключительно в потере Тизмет.
— А если и так, что тогда?
— Ты должен выбросить Тизмет из головы, Престимион! Разве ты этого не понимаешь? Ты будешь всегда любить ее, но любить призрак — леденящее душу удовольствие. Тебе нужна живая спутница, которая разделит с тобой славу твоего правления, когда все пойдет так, как нужно, и будет сжимать тебя в объятиях в совсем иной темноте.
Бледная кожа Септаха Мелайна покраснела от возбуждения, вызванного собственным красноречием.
Престимион изумленно смотрел на него. Такая самонадеянность переходила всякие границы. Септах Мелайн был самым привилегированным из его друзей; лишь он один в целом мире мог так разговаривать с ним. Но его речи переходят всякие границы и способны лишить его всех привилегий.
Сдержав себя немалым усилием воли, Престимион спросил:
— И у тебя есть кандидатура на эту должность, полагаю?
— Есть. Эта женщина, Вараиль, из Ста.
— Вараиль?
— Ты любишь ее, Престимион. О, только не надо засыпать меня возражениями! Для меня это совершенно ясно.
— Я ее видел всего один раз, не более часа, когда приходил под фальшивым именем и с накладной бородой.
— Чтобы это произошло между вами, понадобилось не более пяти секунд. Она вонзилась в твою душу так же глубоко, как топор дровосека в дерево, и высекла такие искры, что вся комната осветилась.
— Наверное, я сделан из металла, если топор может высечь из меня искры? Или из камня.
— Ошибки быть не может: она создана для тебя, а ты — для нее.
Престимион обнаружил, что ему нечего возразить.
И все же возмутительно подвергаться такому вторжению в личную жизнь, даже со стороны Септаха Мелайна. Он потянулся за бутылкой вина, стоящей между ними, и задумчиво подержал ее в руках, перед тем как наполнить бокалы. Наконец, он произнес: