Страница:
Если Престимион уже выбрал человека, которого призовет в таком случае, то он никогда ей о нем не говорил. Наверное, коронали не любят говорить о таких делах, даже со своими женами. Но она уже понимала, что Септах Мелайн, хотя Престимион любил его больше всех на свете, слишком эксцентричный человек, чтобы доверить ему трон, а Гиялорис, еще один самый близкий друг Престимиона, слишком доверчив и медлителен.
Тогда кто? Навигорн? Сильный человек, но его очень беспокоит то, что весьма напоминает начало безумия. Конечно, есть еще Деккерет: многообещающий, способный. Энергичный. Но он на десять лет младше, чем требует высокая ответственность должности короналя. Весьма вероятно, он придет в ужас, если Престимион завтра обратится к нему и предложит звездную корону.
Действительно, оставался только Акбалик. Потеря Акбалика из-за глупого укуса злобного мелкого стойензарского краба нанесла бы большой удар по всем планам Престимиона. Особенно в такое трудное время, как сейчас, когда неприятности вырастают со всех сторон, как грибы.
Мы скоро приедем в Сайсивондэйл, подумала Вараиль. Это был крупный город: она помнила, что его отцу принадлежали тамошние склады, банк и компания по фасовке мяса. Наверняка в таком городе найдутся знающие врачи. Сможет ли она убедить Акбалика полечиться у кого-то из них? К этому надо подойти очень деликатно. «Акбалик всегда такой здравомыслящий, что мы все обращаемся к нему за советом со своими проблемами, — говорил ей Престимион. — Но это рана его изменила. Он стал нервным и странным. Теперь надо вести себя очень осторожно, чтобы его не обидеть».
Но у нее самой есть законные основания пожелать остановиться в Сайсивондэйле для медицинского обследования. Очень ли он обидится, если она мягко предложит ему заодно показать врачам и свою ногу, раз уж они будут там?
Она попытается. Должна попытаться.
Однако до Сайсивондэйла оставалось еще много сотен миль пути. Слишком рано поднимать этот вопрос.
Они сидели рядов и молчали, час за часом наблюдая, как мимо окон проплывают монотонные, высохшие, пыльные равнины западной части срединного Алханроэля.
— Скажите, здесь шли бои во время гражданской войны? — спросила наконец Вараиль исключительно ради того, чтобы завести разговор.
Акбалик как-то странно посмотрел на нее.
— Откуда мне знать, миледи?
— Я думала..
— Что я в ней участвовал? Наверное, участвовал, миледи. Многие из нас участвовали. Но у меня не сохранилось никаких воспоминаний. Вы понимаете, почему, не так ли?
Пот снова выступил на его лбу и щеках. В его глубоко запавших серых глазах, теперь почти всегда налитых кровью, появилось затравленное выражение. Вараиль пожалела, что заговорила.
— Я знаю, что сделали маги у Тегомарского гребня, — сказала она. — Но… послушайте, Акбалик, если разговор о войне вам неприятен…
Казалось, он ее почти не слышит.
— Насколько я понимаю, в этих местах не было боев, — сказал он, глядя не на нее, а на пейзаж за окном, на выжженную бурую равнину с редкими рощицами зеленых деревьев, которые росли странными спиралями. — Было сражение к северо-западу отсюда, у реки Ийянн. И еще какое-то у Джелума, на юге, и одно на равнине Аркилона, так, кажется, говорил Престимион.
И разумеется, битва у Тегомарского гребня, но это далеко на юго-востоке. Мне кажется, война обошла эти районы. — Акбалик внезапно повернулся в своем кресле и пристально посмотрел на нее. — Вы ведь знаете, миледи, что я сражался в этой войне против лорда Престимиона?
Если бы Акбалик заявил, что он — метаморф, Вараиль была бы поражена меньше.
— Нет, — ответила она со всем доступным ей самообладанием. — Нет, я ничего не знаю об этом. Вы сражались на стороне Корсибара? Но как это возможно, Акбалик? Престимион очень вас ценит, вы же знаете — И его тоже, миледи Но, тем не менее, я думаю, что во время восстания сражался на стороне гримасу противника.
— Вы только предполагаете это? Вы не уверены?
Его лицо на мгновение исказилось, словно от приступа боли. Он попытался замаскировать гримасу кривой улыбкой.
— Я вам уже говорил, у меня не сохранилось никаких воспоминаний о войне, и у всех остальных тоже, кроме Престимиона, Септаха Мелайна и Гиялориса. Но я находился в Замке, когда разразилась война, это я знаю. Даже несмотря на то, что восшествие Корсибара на трон произошло необычным и не правильным путем, мне кажется, я все равно считал бы его истинным короналем, просто потому, что он был помазан и коронован. Поэтому, если меня просили сражаться за него — а Корсибар, безусловно, просил меня об этом, — я бы так и поступил. Корсибар находился в Замке, а Престимион — в провинциях, собирая армию из местных жителей. Большинство принцев Замка непременно служили офицерами в войсках, которые считались законной королевской армией. Я знаю, что Навигорн служил. А я, как племянник принца Сирифорна, несомненно, не стал бы бросать вызов моему могущественному дяде, перейдя на сторону Престимиона.
У Вараиль кружилась голова.
— Сирифорн тоже был на стороне Корсибара?
— Вы спрашиваете меня о том, чего я уже не помню, леди Но думаю, да, по крайней мере какое-то время. Тогда нелегко было разобраться, кто на чьей стороне.
Он внезапно привстал, морщась.
— Акбалик, что с вами?
— Ничего, миледи. Ничего. Процесс заживления… иногда… проходит болезненно… — Акбалик выдавил из себя еще одну неубедительную улыбку. — Давайте перестанем обсуждать эту войну, хорошо? Вы теперь понимаете, почему лорд Престимион стер все это из нашей памяти? Это было самое разумное решение. Я лучше буду его другом до гроба, чем бывшим врагом; а теперь я не помню о том, что когда-то был его врагом, если я им действительно был. И Навигорн тоже. Септах Мелайн говорил мне, что Навигорн был самым крупным генералом Корсибара; но все это забыто, и Престимион полностью ему доверяет во всем. Война ушла от нас.
Поэтому война никогда не сможет повлиять на наши отношения. И следовательно…
У него снова вырвался стон, который он не смог скрыть. Он приподнялся было, повернулся, потом снова упал на сиденье, содрогаясь в конвульсиях.
— Акбалик! Акбалик!
— Миледи, — пробормотал он. Но внезапно, казалось, впал в забытье. — Нога… я не знаю… она… она…
Вараиль схватила кувшин с водой, налила в стакан и насильно прижала к его губам. Он сделал глоток и слабо кивнул, прося еще. Потом закрыл глаза. На секунду Вараиль показалось, что он умер, но нет, он еще дышал. Но ему явно было очень плохо. Очень плохо. Она намочила ткань в воде и вытерла его горящий лоб.
Затем поспешно прошла к передней кабине и постучала в дверной косяк, чтобы привлечь внимание водителя. Водитель, скандар, заросший коричневым мехом, по имени Вартан Гутарц, который носил на мясистых бицепсах трех из четырех своих рук амулеты какого-то скандарского культа, склонился над панелью управления экипажем, но быстро поднял глаза.
— Миледи?
— Сколько нам еще ехать до Сайсивондэйла?
Скандар бросил взгляд на приборы.
— Часов шесть, миледи.
— Доставь нас туда за четыре часа. А когда мы прибудем туда, поезжай прямо в самую крупную больницу в городе. Принцу Акбалику очень плохо.
Казалось, пригороды Сайсивондэйла растянулись на тысячу миль. Плоская, сухая центральная равнина теперь практически лишилась растительности, и лишь иногда ее монотонность прерывалась небольшими кучками хижин под жестяными крышами, потом снова пустое пространство, потом еще одна группа хижин, в два раза больше, потом пустота, пустота, пустота, а после отдельные склады и мастерские. И постепенно пригороды переходили в окраины, а затем в сам огромный город.
И очень уродливый. Вараиль видела мало уродливых городов во время своего, недавнего путешествия по планете, но Сайсивондэйл был действительно мрачным промышленным городом и совсем не отличался красотой. Здесь сходилось много главных дорог. Много товаров по пути из порта Алаизора к Замковой горе или в города северного Алханроэля шло через Сайсивондэйл. Это был чисто функциональный город: миля за милей гигантские склады тянулись вдоль широких, непривлекательных бульваров. Даже растения в Сайсивондэйле были скучными и утилитарными: коренастые пальмы камаганда с пурпурными листьями, которые легко выдерживали бесконечные месяцы долгого засушливого сезона, продолжающегося большую часть года; массивные кусты лумма-лумма, которые можно было принять за большие серые камни; и жесткие, колючие розетки гараведас, которые лишь раз в сто лет выбрасывали высокие черные шипы с цветком на конце.
Похоже было, что бульвар, по которому они въехали в город с запада, приведет их прямиком в центр города. Теперь Вараиль видела, что вливающиеся в город дороги похожи на спицы огромного колеса, связанные улицами по окружностям, диаметр которых уменьшался по мере приближения к центру. Общественные здания должны находиться в центре. И среди них должна быть крупная больница.
Акбалик умирал. Теперь она была в этом уверена.
Он лишь ненадолго приходил в себя. В его словах почти не было смысла. В один из моментов просветления он открыл глаза и сказал ей, что, кажется, яд болотного краба, в конце концов, добрался до сердца; но все остальное время он бормотал что-то непонятное: рассказывал о турнирах и дуэлях, охотничьих вылазках, даже о кулачных боях — мальчишеские воспоминания, вероятно. Иногда она различала имена Престимиона или Септаха Мелайна, и даже Корсибара. Странно, что он называет Корсибара. Но ее отец тоже его вспоминал в приступе безумия, напомнила себе Вараиль.
Наконец, они подъехали к больнице. К своему отчаянию, Вараиль узнала, что главным врачом был гэйрог, существо совершенно чуждое человеку в подобный момент. В серо-зеленых глазах рептилии не отражалось никакого сострадания. Спокойный и размеренный голос мог бы принадлежать машине.
— Вы приехали в очень сложный момент, миледи.
Все операционные сейчас заняты. На нас обрушились самые разные и необычные проблемы, которые…
Вараиль его перебила:
— Уверена, что вы говорите правду. Но вы слышали о принце Сирифорне Самивольском, доктор? Может быть, вы даже не знаете имени лорда Престимиона?
Этот человек — племянник Сирифорна. Он — один из самых приближенных людей короналя. Ему необходима немедленная помощь.
— Сегодня среди нас находится Провозвестник Мистерий, миледи. Я попрошу его помолиться Божествам города о здоровье этого человека. — И гэйрог поманил таинственную, зловещую фигуру стоящую в коридоре, человека в странной деревянной маске на лице, которая изображала собаку с желтыми глазами и длинными острыми ушами.
Вараиль охватила ярость. Боги города? О чем говорит это существо?
— Вы хотите сказать — маг? Нет, доктор, ему нужен не маг. Мы обратились сюда за медицинской помощью.
— Провозвестник Мистерий…
— Может передать свое послание кому-нибудь другому. Вы сейчас же займетесь принцем Акбаликом, доктор, или обещаю вам и клянусь тем Божеством, в которого вы верите, что я попрошу лорда Престимиона закрыть эту больницу и отправить весь персонал в самый дальний уголок Сувраэля. Вам все ясно? — Она щелкнула пальцами и позвала одного из скандаров эскорта. — Микзин Хрож, я хочу, чтобы вы обошли больницу и записали имена всех сотрудников, вплоть до того лиимена, который моет столы в операционных.
А потом…
Но упрямый гэйрог уже сдался. Он теперь тоже начал отдавать распоряжения: внезапно появились носилки на колесах, на которые положили Акбалика, а вокруг собрались молодые интерны с серьезными лицами, как люди, как и гэйроги. Они увезли Акбалика.
Провозвестник Мистерий шел рядом с носилками, как будто Акбалику собирались оказать не только обычную медицинскую помощь, но и помощь того фантастического религиозного культа, который, по-видимому, был популярен в городе.
Самой Вараиль предложили удобную комнату для ожидания. Но ей не пришлось долго ждать. Вскоре доктор-гэйрог вернулся. Выражение его лица оставалось холодным, как обычно, но когда он заговорил, в его тоне звучали мягкие нотки, отсутствовавшие прежде.
— Я просто пытался сказать вам, миледи, что нет смысла прерывать лечение другого серьезно больного пациента, чтобы заняться принцем Акбаликом, ибо я тотчас же увидел, что состояние принца уже настолько критично, что, что…
— Что он умер? — воскликнула она. — Это вы пытаетесь мне сообщить?
Но не успел он выговорить и слова, как она прочла ответ на его лице.
13
Тогда кто? Навигорн? Сильный человек, но его очень беспокоит то, что весьма напоминает начало безумия. Конечно, есть еще Деккерет: многообещающий, способный. Энергичный. Но он на десять лет младше, чем требует высокая ответственность должности короналя. Весьма вероятно, он придет в ужас, если Престимион завтра обратится к нему и предложит звездную корону.
Действительно, оставался только Акбалик. Потеря Акбалика из-за глупого укуса злобного мелкого стойензарского краба нанесла бы большой удар по всем планам Престимиона. Особенно в такое трудное время, как сейчас, когда неприятности вырастают со всех сторон, как грибы.
Мы скоро приедем в Сайсивондэйл, подумала Вараиль. Это был крупный город: она помнила, что его отцу принадлежали тамошние склады, банк и компания по фасовке мяса. Наверняка в таком городе найдутся знающие врачи. Сможет ли она убедить Акбалика полечиться у кого-то из них? К этому надо подойти очень деликатно. «Акбалик всегда такой здравомыслящий, что мы все обращаемся к нему за советом со своими проблемами, — говорил ей Престимион. — Но это рана его изменила. Он стал нервным и странным. Теперь надо вести себя очень осторожно, чтобы его не обидеть».
Но у нее самой есть законные основания пожелать остановиться в Сайсивондэйле для медицинского обследования. Очень ли он обидится, если она мягко предложит ему заодно показать врачам и свою ногу, раз уж они будут там?
Она попытается. Должна попытаться.
Однако до Сайсивондэйла оставалось еще много сотен миль пути. Слишком рано поднимать этот вопрос.
Они сидели рядов и молчали, час за часом наблюдая, как мимо окон проплывают монотонные, высохшие, пыльные равнины западной части срединного Алханроэля.
— Скажите, здесь шли бои во время гражданской войны? — спросила наконец Вараиль исключительно ради того, чтобы завести разговор.
Акбалик как-то странно посмотрел на нее.
— Откуда мне знать, миледи?
— Я думала..
— Что я в ней участвовал? Наверное, участвовал, миледи. Многие из нас участвовали. Но у меня не сохранилось никаких воспоминаний. Вы понимаете, почему, не так ли?
Пот снова выступил на его лбу и щеках. В его глубоко запавших серых глазах, теперь почти всегда налитых кровью, появилось затравленное выражение. Вараиль пожалела, что заговорила.
— Я знаю, что сделали маги у Тегомарского гребня, — сказала она. — Но… послушайте, Акбалик, если разговор о войне вам неприятен…
Казалось, он ее почти не слышит.
— Насколько я понимаю, в этих местах не было боев, — сказал он, глядя не на нее, а на пейзаж за окном, на выжженную бурую равнину с редкими рощицами зеленых деревьев, которые росли странными спиралями. — Было сражение к северо-западу отсюда, у реки Ийянн. И еще какое-то у Джелума, на юге, и одно на равнине Аркилона, так, кажется, говорил Престимион.
И разумеется, битва у Тегомарского гребня, но это далеко на юго-востоке. Мне кажется, война обошла эти районы. — Акбалик внезапно повернулся в своем кресле и пристально посмотрел на нее. — Вы ведь знаете, миледи, что я сражался в этой войне против лорда Престимиона?
Если бы Акбалик заявил, что он — метаморф, Вараиль была бы поражена меньше.
— Нет, — ответила она со всем доступным ей самообладанием. — Нет, я ничего не знаю об этом. Вы сражались на стороне Корсибара? Но как это возможно, Акбалик? Престимион очень вас ценит, вы же знаете — И его тоже, миледи Но, тем не менее, я думаю, что во время восстания сражался на стороне гримасу противника.
— Вы только предполагаете это? Вы не уверены?
Его лицо на мгновение исказилось, словно от приступа боли. Он попытался замаскировать гримасу кривой улыбкой.
— Я вам уже говорил, у меня не сохранилось никаких воспоминаний о войне, и у всех остальных тоже, кроме Престимиона, Септаха Мелайна и Гиялориса. Но я находился в Замке, когда разразилась война, это я знаю. Даже несмотря на то, что восшествие Корсибара на трон произошло необычным и не правильным путем, мне кажется, я все равно считал бы его истинным короналем, просто потому, что он был помазан и коронован. Поэтому, если меня просили сражаться за него — а Корсибар, безусловно, просил меня об этом, — я бы так и поступил. Корсибар находился в Замке, а Престимион — в провинциях, собирая армию из местных жителей. Большинство принцев Замка непременно служили офицерами в войсках, которые считались законной королевской армией. Я знаю, что Навигорн служил. А я, как племянник принца Сирифорна, несомненно, не стал бы бросать вызов моему могущественному дяде, перейдя на сторону Престимиона.
У Вараиль кружилась голова.
— Сирифорн тоже был на стороне Корсибара?
— Вы спрашиваете меня о том, чего я уже не помню, леди Но думаю, да, по крайней мере какое-то время. Тогда нелегко было разобраться, кто на чьей стороне.
Он внезапно привстал, морщась.
— Акбалик, что с вами?
— Ничего, миледи. Ничего. Процесс заживления… иногда… проходит болезненно… — Акбалик выдавил из себя еще одну неубедительную улыбку. — Давайте перестанем обсуждать эту войну, хорошо? Вы теперь понимаете, почему лорд Престимион стер все это из нашей памяти? Это было самое разумное решение. Я лучше буду его другом до гроба, чем бывшим врагом; а теперь я не помню о том, что когда-то был его врагом, если я им действительно был. И Навигорн тоже. Септах Мелайн говорил мне, что Навигорн был самым крупным генералом Корсибара; но все это забыто, и Престимион полностью ему доверяет во всем. Война ушла от нас.
Поэтому война никогда не сможет повлиять на наши отношения. И следовательно…
У него снова вырвался стон, который он не смог скрыть. Он приподнялся было, повернулся, потом снова упал на сиденье, содрогаясь в конвульсиях.
— Акбалик! Акбалик!
— Миледи, — пробормотал он. Но внезапно, казалось, впал в забытье. — Нога… я не знаю… она… она…
Вараиль схватила кувшин с водой, налила в стакан и насильно прижала к его губам. Он сделал глоток и слабо кивнул, прося еще. Потом закрыл глаза. На секунду Вараиль показалось, что он умер, но нет, он еще дышал. Но ему явно было очень плохо. Очень плохо. Она намочила ткань в воде и вытерла его горящий лоб.
Затем поспешно прошла к передней кабине и постучала в дверной косяк, чтобы привлечь внимание водителя. Водитель, скандар, заросший коричневым мехом, по имени Вартан Гутарц, который носил на мясистых бицепсах трех из четырех своих рук амулеты какого-то скандарского культа, склонился над панелью управления экипажем, но быстро поднял глаза.
— Миледи?
— Сколько нам еще ехать до Сайсивондэйла?
Скандар бросил взгляд на приборы.
— Часов шесть, миледи.
— Доставь нас туда за четыре часа. А когда мы прибудем туда, поезжай прямо в самую крупную больницу в городе. Принцу Акбалику очень плохо.
Казалось, пригороды Сайсивондэйла растянулись на тысячу миль. Плоская, сухая центральная равнина теперь практически лишилась растительности, и лишь иногда ее монотонность прерывалась небольшими кучками хижин под жестяными крышами, потом снова пустое пространство, потом еще одна группа хижин, в два раза больше, потом пустота, пустота, пустота, а после отдельные склады и мастерские. И постепенно пригороды переходили в окраины, а затем в сам огромный город.
И очень уродливый. Вараиль видела мало уродливых городов во время своего, недавнего путешествия по планете, но Сайсивондэйл был действительно мрачным промышленным городом и совсем не отличался красотой. Здесь сходилось много главных дорог. Много товаров по пути из порта Алаизора к Замковой горе или в города северного Алханроэля шло через Сайсивондэйл. Это был чисто функциональный город: миля за милей гигантские склады тянулись вдоль широких, непривлекательных бульваров. Даже растения в Сайсивондэйле были скучными и утилитарными: коренастые пальмы камаганда с пурпурными листьями, которые легко выдерживали бесконечные месяцы долгого засушливого сезона, продолжающегося большую часть года; массивные кусты лумма-лумма, которые можно было принять за большие серые камни; и жесткие, колючие розетки гараведас, которые лишь раз в сто лет выбрасывали высокие черные шипы с цветком на конце.
Похоже было, что бульвар, по которому они въехали в город с запада, приведет их прямиком в центр города. Теперь Вараиль видела, что вливающиеся в город дороги похожи на спицы огромного колеса, связанные улицами по окружностям, диаметр которых уменьшался по мере приближения к центру. Общественные здания должны находиться в центре. И среди них должна быть крупная больница.
Акбалик умирал. Теперь она была в этом уверена.
Он лишь ненадолго приходил в себя. В его словах почти не было смысла. В один из моментов просветления он открыл глаза и сказал ей, что, кажется, яд болотного краба, в конце концов, добрался до сердца; но все остальное время он бормотал что-то непонятное: рассказывал о турнирах и дуэлях, охотничьих вылазках, даже о кулачных боях — мальчишеские воспоминания, вероятно. Иногда она различала имена Престимиона или Септаха Мелайна, и даже Корсибара. Странно, что он называет Корсибара. Но ее отец тоже его вспоминал в приступе безумия, напомнила себе Вараиль.
Наконец, они подъехали к больнице. К своему отчаянию, Вараиль узнала, что главным врачом был гэйрог, существо совершенно чуждое человеку в подобный момент. В серо-зеленых глазах рептилии не отражалось никакого сострадания. Спокойный и размеренный голос мог бы принадлежать машине.
— Вы приехали в очень сложный момент, миледи.
Все операционные сейчас заняты. На нас обрушились самые разные и необычные проблемы, которые…
Вараиль его перебила:
— Уверена, что вы говорите правду. Но вы слышали о принце Сирифорне Самивольском, доктор? Может быть, вы даже не знаете имени лорда Престимиона?
Этот человек — племянник Сирифорна. Он — один из самых приближенных людей короналя. Ему необходима немедленная помощь.
— Сегодня среди нас находится Провозвестник Мистерий, миледи. Я попрошу его помолиться Божествам города о здоровье этого человека. — И гэйрог поманил таинственную, зловещую фигуру стоящую в коридоре, человека в странной деревянной маске на лице, которая изображала собаку с желтыми глазами и длинными острыми ушами.
Вараиль охватила ярость. Боги города? О чем говорит это существо?
— Вы хотите сказать — маг? Нет, доктор, ему нужен не маг. Мы обратились сюда за медицинской помощью.
— Провозвестник Мистерий…
— Может передать свое послание кому-нибудь другому. Вы сейчас же займетесь принцем Акбаликом, доктор, или обещаю вам и клянусь тем Божеством, в которого вы верите, что я попрошу лорда Престимиона закрыть эту больницу и отправить весь персонал в самый дальний уголок Сувраэля. Вам все ясно? — Она щелкнула пальцами и позвала одного из скандаров эскорта. — Микзин Хрож, я хочу, чтобы вы обошли больницу и записали имена всех сотрудников, вплоть до того лиимена, который моет столы в операционных.
А потом…
Но упрямый гэйрог уже сдался. Он теперь тоже начал отдавать распоряжения: внезапно появились носилки на колесах, на которые положили Акбалика, а вокруг собрались молодые интерны с серьезными лицами, как люди, как и гэйроги. Они увезли Акбалика.
Провозвестник Мистерий шел рядом с носилками, как будто Акбалику собирались оказать не только обычную медицинскую помощь, но и помощь того фантастического религиозного культа, который, по-видимому, был популярен в городе.
Самой Вараиль предложили удобную комнату для ожидания. Но ей не пришлось долго ждать. Вскоре доктор-гэйрог вернулся. Выражение его лица оставалось холодным, как обычно, но когда он заговорил, в его тоне звучали мягкие нотки, отсутствовавшие прежде.
— Я просто пытался сказать вам, миледи, что нет смысла прерывать лечение другого серьезно больного пациента, чтобы заняться принцем Акбаликом, ибо я тотчас же увидел, что состояние принца уже настолько критично, что, что…
— Что он умер? — воскликнула она. — Это вы пытаетесь мне сообщить?
Но не успел он выговорить и слова, как она прочла ответ на его лице.
13
Даже в самых раскрепощенных снах своего детства Деккерет никогда не воображал себя действующим лицом такой сцены, как эта. Роскошный королевский номер под крышей высотного здания в городе Стойен, на другом краю планеты от его родного города Норморка на Замковой горе. Справа от него стоит лорд корональ Маджипура, Престимион Малдемарский, с мрачным, задумчивым лицом. Позади короналя его маг су-сухирис, Мондиганд-Климд, на советы которого корональ всецело полагается. С другой стороны — великая Хозяйка Острова Сна, принцесса Терисса, с серебряным обручем — символом власти на голове. В противоположном конце комнаты стоит Динитак Барджазид из Сувраэля, держа в руках зловещий шлем для управления мыслями, который он похитил у своего отца-предателя в лагере мятежников.
Судьба мира находится в руках этих людей. И Деккерет из Норморка каким-то образом очутился среди них в ходе событий. Нет, даже во сне он не посмел бы предаваться подобным фантазиям. Тем не менее он здесь. Он здесь.
— Позволь мне еще раз взглянуть на эту вещь, мальчик, — обратилась принцесса Терисса к Динитаку Барджазиду.
Он поднес ей шлем. Руки его дрожали, когда он вложил шлем в ее ладони. Он тоже, подумал Деккерет, ошеломлен тем, что очутился в самой гуще подобных событий.
Она уже раньше осматривала его очень тщательно, его металлические проволочки, кристаллы и крепления из слоновой кости. И она с мальчиком долго обсуждали его технические аспекты в выражениях, абсолютно непонятных для Деккерета и, очевидно, для короналя тоже.
Прибор был по-своему красив, зловещей красотой.
Он напоминал Деккерету некоторые магические приспособления, которые уничтожал тот безумный маг перед тем, как прыгнул за борт, во время их с Акбаликом совместного путешествия на речном судне из Пилиплока в Ни-мойю.
Но этот шлем был научным прибором, а вовсе не магическим аппаратом. Возможно, поэтому он внушал еще больший страх. Деккерет не особенно доверял магическим силам, хотя хорошо знал, что некоторые маги — не все — обладают истинным могуществом. Большая часть магов, в этом он был убежден, занимались обманом и шарлатанством, чтобы внушить уважение доверчивым людям. Сам Мондиганд-Климд неоднократно говорил об этом. Но это шлем не был шарлатанской подделкой. Деккерет слышал, как Хозяйка и Динитак Барджазид говорили об этом приборе, и они не упоминали демонов, которых можно вызывать посредством заклинаний, а говорили о его способности усиливать и передавать волны мозга при помощи электричества. Это не выглядело колдовством. И он знал, что шлем Барджазида работает. Он на себе ощутил его ужасающую силу.
Хозяйка отложила в сторону свой обруч и подняла шлем над головой.
— Мама, ты думаешь, что должна это сделать? — спросил Престимион.
Она улыбнулась.
— У меня немалый опыт работы с подобными устройствами, Престимион. А Динитак объяснил мне основные принципы его действия.
Она надела шлем. Прикоснулась к кнопкам управления, слегка подрегулировала.
Деккерет с трудом заставил себя наблюдать за тем, как она позволила силе этого устройства войти в себя.
Она была, по его мнению, самой прекрасной женщиной из всех, когда-либо встреченных им, не стареющая, великолепная, совершенно потрясающая. Ее королевская стать, ее безмятежные черты, великолепные, блестящие черные волосы, элегантное, простое платье и это пурпурно-красный драгоценный камень, сияющий в золотой оправе на ее груди… О, она была воистину королевой мира! Что, если эта чудовищная машина Барджазидов повредит ее мозг, когда окажется у нее на лбу? Что, если она сейчас вскрикнет и побледнеет у них на глазах, а потом рухнет на пол?
Но она не вскрикнула. Она не упала. Она стояла так же прямо, как всегда, совершенно неподвижно, погруженная в то, что сейчас испытывала: казалось, она перенеслась в какие-то далекие сферы.
Не было никаких намеков на то, что шлем причиняет ей вред. Но постепенно на ее гладком белом лбу появилась морщинка, а губы сжались, и уголки их опустились. Лицо ее приобрело мрачное выражение, какого Деккерет никогда еще не замечал у нее, а потом — ему показалось, что прошла целая вечность, — она наконец сняла с головы шлем и отдала его Динитаку слегка дрожащими руками.
— Невероятно, — сказала она. Голос ее звучал более тихо, чем всегда, почти хрипло. Она указала на свой обруч, лежащий перед ней на столе. — По сравнению с ним этот кажется игрушкой.
— Как это было, мама? Можешь описать? — спросил Престимион.
— Тебе следует надеть его самому, чтобы понять.
А ты совсем к этому не готов. — Ее взгляд остановился на молодом Барджазиде. — Я ощутила присутствие твоего отца. Я прикоснулась своим разумом к его разуму — Больше она ничего не захотела говорить о своем контакте со старшим Барджазидом, но лицо Динитака стало суровым и мрачным, словно он хорошо понял, что она почувствовала.
Повернувшись снова к Престимиону, она прибавила:
— Я столкнулась с мыслями прокуратора тоже. Он демон, этот человек.
— Вы можете различать мысли отдельных людей, Повелительница? — спросил Деккерет.
— Эти двое выделялись, подобно маякам, — ответила Хозяйка. — Да, мне кажется, я могла бы найти и других, если бы потренировалась. Я чувствовала излучение мыслей Септаха Мелайна, который находился дальше к востоку, — мне действительно кажется, что это к нему я прикоснулась, — и возможно, Гиялориса, или это был Навигорн. Они двигаются по направлению к лагерю прокуратора через кошмарные джунгли.
— А моя жена? А Акбалик?
Леди Терисса покачала головой.
— Я не пыталась проникнуть на такое далекое отсюда расстояние, на которое они уже удалились. — И обратилась к Динитаку. — Я так легко обнаружила твоего отца, потому что на нем тоже был шлем. Когда я послала свои мысли вперед, в поиск, то первое, что почувствовала, было мысленное сообщение, идущее от него. То устройство, что у него осталось, более мощное, чем это, не так ли?
— Это так, мадам. Последняя модель. Я не посмел ее взять: он никогда с ней не расстается.
— Он использует ее, чтобы распространять безумие, как мы и опасались. То заклятие забвения, которое наложили маги в конце войны по твоему приказу, Престимион: как ты и предполагал, оно создало слабые места во многих умах, слабые места в структуре, сквозь которые легко прорваться. Чтобы это сделать, не требуется большого усилия. И если этот человек, применяя шлем, просто прикоснется к таким людям…
У Престимиона вырвался почти болезненный стон.
— Мама, это надо прекратить!
Он глубоко страдал. Деккерет в ужасе смотрел на него.
— Это может оказаться не так просто, — мрачно произнес Мондиганд-Климд. — Он использует шлем, чтобы защитить себя и своего хозяина от нападения, не так ли, леди Терисса?
— Да. Вы это почувствовали? Он устанавливает нечто вроде щита, поэтому мне было трудно установить с ним контакт. Даже когда я наконец-то проникла сквозь этот щит, то все было затянуто плотной пеленой. И я не сумела бы определить местоположение его лагеря точнее, чем в пределах пятисот миль.
— Конечно, не могла бы, — сказал Престимион. — Весьма вероятно, что Барджазид использует шлем, чтобы спрятать лагерь Дантирии Самбайла от нападающих. Акбалик говорил об этом. Облако непроницаемости — так он это называл. Он считал, что прокуратор воспользовался услугами мага, чтобы создать его при помощи заклинаний. Но потом, когда я рассказал ему историю встречи Деккерета с Барджазидом в Сувраэле и о его шлеме, Акбалик высказал предположение, что постоянные исчезновения Дантирии Самбайла — это работа Барджазида.
— В этом можно быть уверенным, милорд, — сказал Динитак. — Несложно использовать шлем для создания этого облака непроницаемости, как вы его назвали, вокруг человеческого сознания. Я и сам мог бы это сделать. Я мог бы стоять прямо здесь, а вы бы думали, что я исчез у вас на глазах.
Престимион повернулся к мальчику.
— Ты думаешь, — спросил он, — что один из этих шлемов можно использовать для противодействия силе другого шлема?
— Это возможно, милорд. Это будет нелегко, так как мой отец достиг большого искусства в обращении с этими устройствами, и он всегда опасный противник, — но, по-моему, это можно сделать.
— Тогда решение нашей проблемы очевидно. Мы используем тот шлем, который у нас, для контрудара.
Если все пройдет хорошо, мы вычеркнем Барджазида и его устройство из уравнения, и распространение безумия закончится, а Септах Мелайн и Гиялорис смогут найти Дантирию Самбайла и атаковать его. Что скажешь, мама? Ты сможешь это сделать, как ты считаешь?
Леди Терисса посмотрела прямо сыну в глаза. И ответила ровным голосом, в котором не слышалось ни малейшей теплоты:
— Я привыкла использовать свои силы для исцеления, Престимион. Не для войны. Не для нападения на людей — даже на таких, как этот Барджазид. Или Дантирия Самбайл.
Ее неожиданный ответ больно задел Престимиона.
В его глазах вспыхнуло изумление, щеки покраснели.
Но самообладание быстро вернулось к нему, и он ответил:
— Ох, мама, ты не должна считать это нападением!
По крайней мере, попытайся посмотреть на это как на контратаку. Это они — агрессоры. Что тебе еще остается делать, как не защищать невинных людей от нападения злых сил?
— Возможно. Возможно. — Но голос Хозяйки звучал неуверенно. Нахмуренный лоб говорил о глубоком внутреннем конфликте. — Тебе также нужно помнить, Престимион, что я еще плохо знаю, как управлять этим устройством. Прежде чем использовать его так, как ты предлагаешь, мне необходимо усовершенствовать свое умение — освоить все тонкости, необходимо глубже понять его силу и диапазон действия. На все это нужно время. При условии, что я вообще соглашусь это сделать. А я вовсе не уверена, что соглашусь.
На лице Престимиона отразилось еще большее отчаяние.
— Время? У нас нет времени! В этот момент две наши армии находятся в этих кошмарных джунглях. Как ты думаешь, как долго я смогу их там держать, мама?
А безумие, которое этот человек распространяет час за часом? Нет, Нам необходимо нанести удар немедленно. Ты должна это сделать, мама!
Хозяйка не ответила. Она окутала себя царственным величием и спокойно, молча смотрела на сына. Само ее молчание — уже ответ, подумал Деккерет. Температура в комнате, казалось, приближается к точке замерзания. Ссора между короналем и Хозяйкой Острова: как странно быть свидетелем подобной сцены!
Тут леденящую тишину прервал высокий, ясный голос Динитака Барджазида:
— Я мог бы сделать это, милорд, если Хозяйка не пожелает. Я смогу. Я уверен, что смогу.
— Ты готов выступить против своего отца? — воскликнул пораженный Деккерет.
Мальчик с упреком посмотрел на него, словно Деккерет сказал нечто до невозможности наивное.
— О, принц Деккерет, а почему же нет? Если он предпочел стать врагом всей планеты, то он, несомненно, и мой враг тоже. Зачем бы я принес этот шлем сюда, как не для того, чтобы предложить использовать его против него? Зачем бы я убежал от него? — Глаза его сияли. Все его лицо горело юношеским пылом. — Я здесь, чтобы служить, принц Деккерет. Служить, чем могу.
Деккерет увидел, что Престимион тоже во все глаза смотрит на юного Барджазида.
Он внезапно осознал, что этот мальчик поставил его в рискованное положение. Это он привел парня к Престимиону. Это он настоял, чтобы корональ ему поверил. С того момента, когда Деккерет вырвал шлем, похищающий сны, из цепких рук старшего Барджазида в Сувраэле, Динитак пытался убедить отца, что разумнее всего им будет отправиться с Деккеретом на Замковую гору и продемонстрировать силу их устройства лорду Престимиону.
Но предположим, то, что сейчас происходит, — просто часть хитроумного, коварного плана Дантирии Самбайла, как предположил Престимион, когда Динитак столь внезапно явился к нему в Стойен. Что, если парень собирается объединить свои усилия с отцом, находящимся за тысячи миль, в Стойензаре, надев на голову такой же, как у него шлем, тот шлем, который, по его уверениям, он принес сюда, чтобы заставить служить короналю? Вместе они создали бы непреодолимую силу.
Рискованная игра, подумал Деккерет. Они все поставили на оборванного мальчишку, на сына человека, для которого предавать и «обманывать так же естественно, как дышать. Имеют ли они на это право?
И все же…
— Что скажешь, Деккерет? — спросил корональ. — Следует ли нам принять предложение этого парня?
Деккерет смотрел мимо Престимиона на загадочную, равнодушную фигуру Мондиганд-Климда, который все это время не вмешивался в обсуждение.
Судьба мира находится в руках этих людей. И Деккерет из Норморка каким-то образом очутился среди них в ходе событий. Нет, даже во сне он не посмел бы предаваться подобным фантазиям. Тем не менее он здесь. Он здесь.
— Позволь мне еще раз взглянуть на эту вещь, мальчик, — обратилась принцесса Терисса к Динитаку Барджазиду.
Он поднес ей шлем. Руки его дрожали, когда он вложил шлем в ее ладони. Он тоже, подумал Деккерет, ошеломлен тем, что очутился в самой гуще подобных событий.
Она уже раньше осматривала его очень тщательно, его металлические проволочки, кристаллы и крепления из слоновой кости. И она с мальчиком долго обсуждали его технические аспекты в выражениях, абсолютно непонятных для Деккерета и, очевидно, для короналя тоже.
Прибор был по-своему красив, зловещей красотой.
Он напоминал Деккерету некоторые магические приспособления, которые уничтожал тот безумный маг перед тем, как прыгнул за борт, во время их с Акбаликом совместного путешествия на речном судне из Пилиплока в Ни-мойю.
Но этот шлем был научным прибором, а вовсе не магическим аппаратом. Возможно, поэтому он внушал еще больший страх. Деккерет не особенно доверял магическим силам, хотя хорошо знал, что некоторые маги — не все — обладают истинным могуществом. Большая часть магов, в этом он был убежден, занимались обманом и шарлатанством, чтобы внушить уважение доверчивым людям. Сам Мондиганд-Климд неоднократно говорил об этом. Но это шлем не был шарлатанской подделкой. Деккерет слышал, как Хозяйка и Динитак Барджазид говорили об этом приборе, и они не упоминали демонов, которых можно вызывать посредством заклинаний, а говорили о его способности усиливать и передавать волны мозга при помощи электричества. Это не выглядело колдовством. И он знал, что шлем Барджазида работает. Он на себе ощутил его ужасающую силу.
Хозяйка отложила в сторону свой обруч и подняла шлем над головой.
— Мама, ты думаешь, что должна это сделать? — спросил Престимион.
Она улыбнулась.
— У меня немалый опыт работы с подобными устройствами, Престимион. А Динитак объяснил мне основные принципы его действия.
Она надела шлем. Прикоснулась к кнопкам управления, слегка подрегулировала.
Деккерет с трудом заставил себя наблюдать за тем, как она позволила силе этого устройства войти в себя.
Она была, по его мнению, самой прекрасной женщиной из всех, когда-либо встреченных им, не стареющая, великолепная, совершенно потрясающая. Ее королевская стать, ее безмятежные черты, великолепные, блестящие черные волосы, элегантное, простое платье и это пурпурно-красный драгоценный камень, сияющий в золотой оправе на ее груди… О, она была воистину королевой мира! Что, если эта чудовищная машина Барджазидов повредит ее мозг, когда окажется у нее на лбу? Что, если она сейчас вскрикнет и побледнеет у них на глазах, а потом рухнет на пол?
Но она не вскрикнула. Она не упала. Она стояла так же прямо, как всегда, совершенно неподвижно, погруженная в то, что сейчас испытывала: казалось, она перенеслась в какие-то далекие сферы.
Не было никаких намеков на то, что шлем причиняет ей вред. Но постепенно на ее гладком белом лбу появилась морщинка, а губы сжались, и уголки их опустились. Лицо ее приобрело мрачное выражение, какого Деккерет никогда еще не замечал у нее, а потом — ему показалось, что прошла целая вечность, — она наконец сняла с головы шлем и отдала его Динитаку слегка дрожащими руками.
— Невероятно, — сказала она. Голос ее звучал более тихо, чем всегда, почти хрипло. Она указала на свой обруч, лежащий перед ней на столе. — По сравнению с ним этот кажется игрушкой.
— Как это было, мама? Можешь описать? — спросил Престимион.
— Тебе следует надеть его самому, чтобы понять.
А ты совсем к этому не готов. — Ее взгляд остановился на молодом Барджазиде. — Я ощутила присутствие твоего отца. Я прикоснулась своим разумом к его разуму — Больше она ничего не захотела говорить о своем контакте со старшим Барджазидом, но лицо Динитака стало суровым и мрачным, словно он хорошо понял, что она почувствовала.
Повернувшись снова к Престимиону, она прибавила:
— Я столкнулась с мыслями прокуратора тоже. Он демон, этот человек.
— Вы можете различать мысли отдельных людей, Повелительница? — спросил Деккерет.
— Эти двое выделялись, подобно маякам, — ответила Хозяйка. — Да, мне кажется, я могла бы найти и других, если бы потренировалась. Я чувствовала излучение мыслей Септаха Мелайна, который находился дальше к востоку, — мне действительно кажется, что это к нему я прикоснулась, — и возможно, Гиялориса, или это был Навигорн. Они двигаются по направлению к лагерю прокуратора через кошмарные джунгли.
— А моя жена? А Акбалик?
Леди Терисса покачала головой.
— Я не пыталась проникнуть на такое далекое отсюда расстояние, на которое они уже удалились. — И обратилась к Динитаку. — Я так легко обнаружила твоего отца, потому что на нем тоже был шлем. Когда я послала свои мысли вперед, в поиск, то первое, что почувствовала, было мысленное сообщение, идущее от него. То устройство, что у него осталось, более мощное, чем это, не так ли?
— Это так, мадам. Последняя модель. Я не посмел ее взять: он никогда с ней не расстается.
— Он использует ее, чтобы распространять безумие, как мы и опасались. То заклятие забвения, которое наложили маги в конце войны по твоему приказу, Престимион: как ты и предполагал, оно создало слабые места во многих умах, слабые места в структуре, сквозь которые легко прорваться. Чтобы это сделать, не требуется большого усилия. И если этот человек, применяя шлем, просто прикоснется к таким людям…
У Престимиона вырвался почти болезненный стон.
— Мама, это надо прекратить!
Он глубоко страдал. Деккерет в ужасе смотрел на него.
— Это может оказаться не так просто, — мрачно произнес Мондиганд-Климд. — Он использует шлем, чтобы защитить себя и своего хозяина от нападения, не так ли, леди Терисса?
— Да. Вы это почувствовали? Он устанавливает нечто вроде щита, поэтому мне было трудно установить с ним контакт. Даже когда я наконец-то проникла сквозь этот щит, то все было затянуто плотной пеленой. И я не сумела бы определить местоположение его лагеря точнее, чем в пределах пятисот миль.
— Конечно, не могла бы, — сказал Престимион. — Весьма вероятно, что Барджазид использует шлем, чтобы спрятать лагерь Дантирии Самбайла от нападающих. Акбалик говорил об этом. Облако непроницаемости — так он это называл. Он считал, что прокуратор воспользовался услугами мага, чтобы создать его при помощи заклинаний. Но потом, когда я рассказал ему историю встречи Деккерета с Барджазидом в Сувраэле и о его шлеме, Акбалик высказал предположение, что постоянные исчезновения Дантирии Самбайла — это работа Барджазида.
— В этом можно быть уверенным, милорд, — сказал Динитак. — Несложно использовать шлем для создания этого облака непроницаемости, как вы его назвали, вокруг человеческого сознания. Я и сам мог бы это сделать. Я мог бы стоять прямо здесь, а вы бы думали, что я исчез у вас на глазах.
Престимион повернулся к мальчику.
— Ты думаешь, — спросил он, — что один из этих шлемов можно использовать для противодействия силе другого шлема?
— Это возможно, милорд. Это будет нелегко, так как мой отец достиг большого искусства в обращении с этими устройствами, и он всегда опасный противник, — но, по-моему, это можно сделать.
— Тогда решение нашей проблемы очевидно. Мы используем тот шлем, который у нас, для контрудара.
Если все пройдет хорошо, мы вычеркнем Барджазида и его устройство из уравнения, и распространение безумия закончится, а Септах Мелайн и Гиялорис смогут найти Дантирию Самбайла и атаковать его. Что скажешь, мама? Ты сможешь это сделать, как ты считаешь?
Леди Терисса посмотрела прямо сыну в глаза. И ответила ровным голосом, в котором не слышалось ни малейшей теплоты:
— Я привыкла использовать свои силы для исцеления, Престимион. Не для войны. Не для нападения на людей — даже на таких, как этот Барджазид. Или Дантирия Самбайл.
Ее неожиданный ответ больно задел Престимиона.
В его глазах вспыхнуло изумление, щеки покраснели.
Но самообладание быстро вернулось к нему, и он ответил:
— Ох, мама, ты не должна считать это нападением!
По крайней мере, попытайся посмотреть на это как на контратаку. Это они — агрессоры. Что тебе еще остается делать, как не защищать невинных людей от нападения злых сил?
— Возможно. Возможно. — Но голос Хозяйки звучал неуверенно. Нахмуренный лоб говорил о глубоком внутреннем конфликте. — Тебе также нужно помнить, Престимион, что я еще плохо знаю, как управлять этим устройством. Прежде чем использовать его так, как ты предлагаешь, мне необходимо усовершенствовать свое умение — освоить все тонкости, необходимо глубже понять его силу и диапазон действия. На все это нужно время. При условии, что я вообще соглашусь это сделать. А я вовсе не уверена, что соглашусь.
На лице Престимиона отразилось еще большее отчаяние.
— Время? У нас нет времени! В этот момент две наши армии находятся в этих кошмарных джунглях. Как ты думаешь, как долго я смогу их там держать, мама?
А безумие, которое этот человек распространяет час за часом? Нет, Нам необходимо нанести удар немедленно. Ты должна это сделать, мама!
Хозяйка не ответила. Она окутала себя царственным величием и спокойно, молча смотрела на сына. Само ее молчание — уже ответ, подумал Деккерет. Температура в комнате, казалось, приближается к точке замерзания. Ссора между короналем и Хозяйкой Острова: как странно быть свидетелем подобной сцены!
Тут леденящую тишину прервал высокий, ясный голос Динитака Барджазида:
— Я мог бы сделать это, милорд, если Хозяйка не пожелает. Я смогу. Я уверен, что смогу.
— Ты готов выступить против своего отца? — воскликнул пораженный Деккерет.
Мальчик с упреком посмотрел на него, словно Деккерет сказал нечто до невозможности наивное.
— О, принц Деккерет, а почему же нет? Если он предпочел стать врагом всей планеты, то он, несомненно, и мой враг тоже. Зачем бы я принес этот шлем сюда, как не для того, чтобы предложить использовать его против него? Зачем бы я убежал от него? — Глаза его сияли. Все его лицо горело юношеским пылом. — Я здесь, чтобы служить, принц Деккерет. Служить, чем могу.
Деккерет увидел, что Престимион тоже во все глаза смотрит на юного Барджазида.
Он внезапно осознал, что этот мальчик поставил его в рискованное положение. Это он привел парня к Престимиону. Это он настоял, чтобы корональ ему поверил. С того момента, когда Деккерет вырвал шлем, похищающий сны, из цепких рук старшего Барджазида в Сувраэле, Динитак пытался убедить отца, что разумнее всего им будет отправиться с Деккеретом на Замковую гору и продемонстрировать силу их устройства лорду Престимиону.
Но предположим, то, что сейчас происходит, — просто часть хитроумного, коварного плана Дантирии Самбайла, как предположил Престимион, когда Динитак столь внезапно явился к нему в Стойен. Что, если парень собирается объединить свои усилия с отцом, находящимся за тысячи миль, в Стойензаре, надев на голову такой же, как у него шлем, тот шлем, который, по его уверениям, он принес сюда, чтобы заставить служить короналю? Вместе они создали бы непреодолимую силу.
Рискованная игра, подумал Деккерет. Они все поставили на оборванного мальчишку, на сына человека, для которого предавать и «обманывать так же естественно, как дышать. Имеют ли они на это право?
И все же…
— Что скажешь, Деккерет? — спросил корональ. — Следует ли нам принять предложение этого парня?
Деккерет смотрел мимо Престимиона на загадочную, равнодушную фигуру Мондиганд-Климда, который все это время не вмешивался в обсуждение.