«Дай,— говорит он сам с собой,— не пойду завтра к мужику!»
   И не пошел.
   На третий день идет к нему и видит на воротах другую надпись: «Вчера приди».
   — Эко мне не повезло! — сказал черт.— Не мог вчера я прийти… Видно, пропали мои денежки!
КАК ПОП РАБОТНИЦУ НАНИМАЛ
   Тебе, девка, житье у меня будет лехкое,— не столько работать, сколько отдыхать будешь!
   Утром станешь, как подобат, — до свету. Избу вымоешь, двор уберешь, коров подоишь, на поскотину выпустишь, в хлеву приберешься и —
   спи-отдыхай!
   Завтрак состряпашь, самовар согрешь, нас с матушкой завтраком накормишь —
   спи-отдыхай!
   В поле поработашь али в огороде пополешь, коли зимой — за дровами али за сеном съездишь и —
   спи-отдыхай!
   Обед сваришь, пирогов напечешь — мы с матушкой обедать сядем, а ты —
   спи-отдыхай!
   После обеда посуду вымоешь, избу приберешь и —
   спи-отдыхай!
   Коли время подходяче — в лес по ягоду, по грибы сходишь али матушка в город спосылат, дак сбегашь. До городу рукой подать, и восьми верст не будет, а потом —
   спи-отдыхай!
   Из городу прибежишь, самовар поставишь. Мы с матушкой чай станем пить, а ты —
   спи-отдыхай!
   Вечером коров встретишь, подоишь, попоишь, корм задашь и —
   спи-отдыхай!
   Ужну сваришь, мы с матушкой съедим, а ты —
   спи-отдыхай!
   Воды наносишь, дров наколешь — ето к завтрему, и —
   спи-отдыхай!
   Постели наладишь, нас с матушкой спать повалишь. А ты, девка, день-деньской проспишь-проотдыхашь — во што ночь-то будешь спать?
   Ночью попрядешь, поткешь, повышивашь, пошьешь и опять —
   спи-отдыхай!
   Ну, под утро белье постирашь, которо надо — поштопашь да зашьешь и —
   спи-отдыхай!
   Да ведь, девка, не даром. Деньги платить буду. Кажной год по рублю! Сама подумай. Сто годов — сто рублев. Богатейкой станешь!
ГОРЕ
   В одной деревушке жили два мужика, два родные брата: один был бедный, другой богатый.
   Богач переехал на житье в город, выстроил себе большой дом и записался в купцы; а у бедного иной раз нет ни куска хлеба, а ребятишки — мал мала меньше — плачут да есть просят. С утра до вечера бьется мужик как рыба об лед, а все ничего нет.
   Говорит он однова своей жене:
   — Дай-ка пойду в город, попрошу у брата: не поможет ли чем?
   Пришел к богатому:
   — Ах, братец родимый! Помоги сколько-нибудь моему горю; жена и дети без хлеба сидят, по целым дням голодают.
   — Проработай у меня эту неделю, тогда и помогу!
   Что делать? Принялся бедный за работу: и двор чистит, и лошадей холит, и воду возит, и дрова рубит. Через неделю дает ему богатый одну ковригу хлеба:
   — Вот тебе за труды!
   — И за то спасибо! — сказал бедный, поклонился и хотел было домой идти.
   — Постой! Приходи-ка завтра ко мне в гости и жену приводи: ведь завтра мои именины.
   — Эх, братец, куда мне? Сам знаешь: к тебе придут купцы в сапогах да в шубах, а я в лаптях хожу да в худеньком сером кафтанишке.
   — Ничего, приходи! И тебе будет место.
   — Хорошо, братец, приду.
   Воротился бедный домой, отдал жене ковригу и говорит:
   — Слушай, жена! Назавтра нас с тобой в гости звали.
   — Как в гости? Кто звал?
   — Брат: он завтра именинник.
   — Ну что ж, пойдем.
   Наутро встали и пошли в город, пришли к богатому, поздравили его и уселись на лавку. За столом уж много именитых гостей сидело; всех их угощает хозяин на славу, а про бедного брата и его жену и думать забыл — ничего им не дает; они сидят да только посматривают, как другие пьют да едят.
   Кончился обед; стали гости из-за стола вылазить да хозяина с хозяюшкой благодарить, и бедный тоже — поднялся с лавки и кланяется брату в пояс. Гости поехали домой пьяные, веселые, шумят, песни поют.
   А бедный идет назад с пустым брюхом.
   — Дай-ка,— говорит жене,— и мы запоем песню!
   — Эх ты, дурак! Люди поют оттого, что сладко поели да много выпили; а ты с чего петь вздумал?
   — Ну, все-таки у брата на именинах был; без песен мне стыдно идти. Как я запою, так всякий подумает, что и меня угостили…
   — Ну пой, коли хочешь, а я не стану!
   Мужик запел песню, и послышалось ему два голоса; он перестал и спрашивает жену:
   — Это ты мне подсобляла петь тоненьким голоском?
   — Что с тобой? Я вовсе и не думала.
   — Так кто же?
   — Не знаю! — сказала баба. — А ну запой, я послушаю.
   Он опять запел: поет-то один, а слышно два голоса; остановился и спрашивает:
   — Это ты, Горе, мне петь пособляешь?
   Горе отозвалось:
   — Да, хозяин! Это я пособляю.
   — Ну, Горе, пойдем с нами вместе.
   — Пойдем, хозяин! Я теперь от тебя не отстану.
   Пришел мужик домой, а Горе зовет его в кабак. Тот говорит:
   — У меня денег нет!
   — Ох ты, мужичок! Да на что тебе деньги? Видишь, на тебе полушубок надет, а на что он? Скоро лето будет, все равно носить не станешь! Пойдем в кабак, да полушубок побоку…
   Мужик и Горе пошли в кабак и пропили полушубок. На другой день Горе заохало — с похмелья голова болит, и опять зовет хозяина винца испить.
   — Денег нет,— говорит мужик.
   — Да на что нам деньги? Возьми сани да телегу — с нас и довольно!
   Нечего делать, не отбиться мужику от Горя: взял он сани и телегу, потащил в кабак и пропил вместе с Горем.
   Наутро Горе еще больше заохало, зовет хозяина опохмелиться; мужик пропил и борону и соху.
   Месяца не прошло, как он все спустил; даже избу свою соседу заложил, а деньги в кабак снес.
   Горе опять пристает к нему:
   — Пойдем да пойдем в кабак!
   — Нет, Горе! Воля твоя, а больше тащить нечего.
   — Как нечего? У твоей жены два сарафана: один оставь, а другой пропить надобно.
   Мужик взял сарафан, пропил и думает:
   «Вот когда чист! Ни кола, ни двора, ни на себе, ни на жене!»
   Поутру проснулось Горе, видит, что у мужика нечего больше взять, и говорит:
   — Хозяин!
   — Что, Горе?
   — А вот что: ступай к соседу, попроси у него пару волов с телегою.
   Пошел мужик к соседу.
   — Дай,— просит,— на времечко пару волов с телегою; я на тебя хоть неделю за то проработаю.
   — На что тебе?
   — В лес за дровами съездить.
   — Ну возьми; только не велик воз накладывай.
   — И, что ты, кормилец!
   Привел пару волов, сел вместе с Горем на телегу и поехал в чистое поле.
   — Хозяин,— спрашивает Горе,— знаешь ли ты на этом поле большой камень?
   — Как не знать!
   — А когда знаешь, поезжай прямо к нему.
   Приехали они на то место, остановились и вылезли из телеги.
   Горе велит мужику поднимать камень. Мужик поднимает, Горе пособляет; вот подняли, а под камнем яма — полна золотом насыпана.
   — Ну, что глядишь? — сказывает Горе мужику.— Таскай скорей в телегу.
   Мужик принялся за работу и насыпал телегу золотом; все из ямы повыбрал до последнего червонца, видит, что уж больше ничего не осталось, и говорит:
   — Посмотри-ка, Горе, никак, там еще деньги остались?
   Горе наклонилось:
   — Где? Я что-то не вижу!
   — Да вон в углу светятся!
   — Нет, не вижу.
   — Полезай в яму, так и увидишь.
   Горе полезло в яму; только что опустилось туда, а мужик и накрыл его камнем.
   — Вот этак-то лучше будет! — сказал мужик.— Не то коли взять тебя с собою, так ты, Горе горемычное, хоть не скоро, а все же пропьешь и эти деньги!
   Приехал мужик домой, свалил деньги в подвал, волов отвел к соседу и стал думать, как бы себя устроить. Купил лесу, выстроил большие хоромы и зажил вдвое богаче своего брата.
   Долго ли, коротко ли — поехал он в город просить своего брата с женой к себе на именины.
   — Вот что выдумал! — сказал ему богатый брат. — У самого есть нечего, а ты еще именины справляешь!
   — Ну, когда-то было нечего есть, а теперь, слава богу, имею не меньше твоего; приезжай — увидишь.
   — Ладно, приеду!
   На другой день богатый брат собрался с женою, и поехали на именины; смотрят, а у бедного-то голыша хоромы новые, высокие, не у всякого купца такие есть! Мужик угостил их, употчевал всякими наедками, напоил всякими медами и винами. Спрашивает богатый у брата:
   — Скажи, пожалуй, какими судьбами разбогател ты?
   Мужик рассказал ему по чистой совести, как привязалось к нему Горе горемычное, как пропил он с Горем в кабаке всё свое добро до последней нитки: только и осталось, что душа в теле; как Горе указало ему клад в чистом поле, как он забрал этот клад да от Горя избавился.
   Завистно стало богатому.
   «Дай, — думает, — поеду в чистое поле, подниму камень да выпущу Горе — пусть оно дотла разорит брата, чтоб не смел передо мною своим богатством чваниться».
   Отпустил свою жену домой, а сам в поле погнал; подъехал к большому камню, своротил его в сторону и наклоняется посмотреть, что там под камнем. Не успел порядком головы нагнуть — а уж Горе выскочило и уселось ему на шею.
   — А, — кричит, — ты хотел меня здесь уморить! Нет, теперь я от тебя ни за что не отстану.
   — Послушай, Горе, — сказал купец,— вовсе не я засадил тебя под камень…
   — А кто же, как не ты?
   — Это мой брат тебя засадил, а я нарочно пришел, чтоб тебя выпустить.
   — Нет, врешь! Один раз обманул, в другой не обманешь!
   Крепко насело Горе богатому купцу на шею; привез он его домой, и пошло у него все хозяйство вкривь да вкось. Горе уж с утра за свое принимается; каждый день зовет купца опохмелиться; много добра в кабак ушло.
   «Этак несходно жить! — думает про себя купец.— Кажись, довольно потешил я Горе; пора б и расстаться с ним, да как?»
   Думал, думал и выдумал: пошел на широкий двор, обтесал два дубовых клина, взял новое колесо и накрепко вбил клин с одного конца во втулку. Приходит к Горю:
   — Что ты, Горе, все на боку лежишь?
   — А что ж мне больше делать?
   — Что делать? Пойдем на двор в гулючки играть.
   А Горе и радо. Вышли на двор. Сперва купец спрятался — Горе сейчас его нашло; после того черед Горю прятаться.
   — Ну, — говорит, — меня не скоро найдешь! Я хоть в какую щель забьюсь!
   — Куда тебе! — отвечает купец. — Ты в это колесо не влезешь, а то — в щель!
   — В колесо не влезу? Смотри-ка, еще как спрячусь!
   Влезло Горе в колесо; купец взял да и с другого конца забил во втулку дубовый клин, поднял колесо и забросил его вместе с Горем в реку.
   Горе потонуло, а купец стал жить по-старому, по-прежнему.
БЕЗЗАБОТНЫЙ МОНАСТЫРЬ
   Жили в одном монастыре триста монахов да игумен. Монастырь был богатый, доходов много. И живут монахи припеваючи. Пьют, едят сладко, спят долго, а работы нет никакой.
   Прослышал про беззаботное монастырское житье царь Петр Великий и задумался: «Как так? Весь наш народ и сам я все в трудах да в заботах, отдохнуть некогда. Ни днем, ни ночью покоя нет, а тут триста человек живут, как сыр в масле катаются. Пьют, едят сладко, спят долго. Ни заботы, ни работы не знают. Совсем ожирели на легких хлебах». И послал царь в тот монастырь гонца:
   — Поезжай, скажи игумну: приказал-де царь сосчитать звезды на небе и узнать, глубока ли земля, да пусть тот игумен узнает, о чем я думаю, что у меня, у царя, на уме. Сроку дай три дня. На четвертый день пусть сам игумен с ответом ко мне придет. Коли не исполнит приказания, всех монахов и самого игумна велю на работу отправить, а монастырь закрыть.
   Получил игумен беззаботного монастыря царский приказ и затужил, запечалился:
   — Ох, беда пришла неминучая!
   И рассказал монахам все как есть. Монахи головы повесили. Думали, думали, ничего придумать не могли.
   А в ту пору зашел в монастырь отставной солдат и спрашивает:
   — Чего, старцы, горюете? Жили всегда без нужды, без печали, а теперь головы повесили.
   Монахи ему отвечают:
   — Ох, солдат, не знаешь нашего горя великого! Велел царь три загадки отгадать и через три дня игумну с ответом во дворец прийти.
   — Какие такие загадки царь загадал? — спрашивает солдат.
   — Надо сосчитать, сколько есть звезд на небе, узнать, глубока ли земля, и сказать, что у царя на уме, о чем он думает.
   Выслушал солдат и говорит:
   — Знал бы я, как царю ответ держать, как был бы на вашем месте.
   Монахи побежали к игумну:
   — Вот солдат берется загадки отгадать и царю ответдать.
   Просит игумен солдата:
   — Бери, служивый, чего хочешь, только пособи нашему горю, научи, как царю отвечать!
   А солдат и говорит:
   — Ничего мне не надо. Давай твою одежу, я вместо тебя к царю пойду.
   Обрадовался игумен, и все монахи повеселели:
   — Ну, слава богу, та беда миновала! Как гора с плеч долой!
   Стали солдата угощать:
   — Пей, ешь, чего только душа пожелает.
   И сами себя не забывали — так наугощались, что сутки после отлеживались. А тут приспела пора и к царю идти. Переоделся солдат в игуменскую одежу и пошел во дворец.
   Спрашивает царь:
   — Ну как, отгадал ли мои загадки?
   — Отгадал, ваше царское величество.
   — Сколько звезд насчитал на небе? — спрашивает царь.
   — Семьсот сорок две тысячи четыреста восемьдесят девять звезд.
   — Правду говоришь?
   — Я, царское величество, сосчитал правильно, а коли не веришь, сосчитай сам, проверь.
   Царь усмехнулся и спрашивает:
   — Ну ладно. А велика ли земная глубина? — Земная глубина крепко велика.
   — А ты как узнал?
   — Да вот, мой батюшка ушел в землю, скоро будет тридцать лет и до сей поры назад не воротился — значит, крепко велика земная глубина.
   — Ну, а теперь скажи,— спрашивает царь,— о чем я думаю? Что у меня, у царя, на уме?
   — Ты, царское величество, сейчас думаешь: «Молодец игумен — сумел он мне ответ дать!»
   Царь похвалил:
   — Правда твоя! Молодец игумен, все мои загадки отгадал!
   А солдат говорит:
   — Вот тут-то ты и дал маху, ваше царское величество.
   — Как так? — нахмурился царь.
   — Да вот так: принял ты меня, своего отставного солдата, за игумна.
   Удивился царь, стал спрашивать и узнал, кто ему загадки отгадал. Солдат всю правду рассказал. Царь посмеялся и велел солдата наградить, а игумна да монахов приказал на работу послать.
ПЕТР I И МУЖИК
   Наехал царь Петр на мужика в лесу. Мужик дрова рубит. Царь и говорит:
   — Божья помощь, мужик! Мужик и говорит:
   — И то мне нужна божья, помощь. Царь спрашивает:
   — А велика ли у тебя семья?
   — У меня семьи два сына да две дочери.
   — Ну не велико твое семейство. Куда ж ты деньги кладешь?
   — А я деньги на три части кладу: во-первых — долг плачу, в-других — в долг даю, в-третьих — в воду мечу.
   Царь подумал и не знает, что это значит, что старик и долг платит, и в долг дает, и в воду мечет. А старик говорит:
   — Долг плачу — отца-мать кормлю; в долг даю — сыновей кормлю; а в воду мечу — дочерей ращу.
   Царь и говорит:
   — Умная твоя голова, старичок. Теперь выведи меня из лесу в поле, я дороги не найду.
   Мужик говорит:
   — Найдешь и сам дорогу: иди прямо, потом сверни вправо, а потом влево, потом опять вправо. Царь и говорит:
   — Я этой грамоты не понимаю, ты сведи меня.
   — Мне, сударь, водить некогда, нам в крестьянстве день дорого стоит.
   — Ну, дорого стоит, так я заплачу.
   — А заплатишь — пойдем.
   Сели они на одноколку, поехали.
   Стал дорогой царь мужика спрашивать:
   — Далече ли ты, мужичок, бывал?
   — Кое-где бывал.
   — А видал ли царя?
   — Царя не видал, а надо бы посмотреть.
   — Так вот, как выедем в поле, и увидишь царя.
   — А как я его узндю?
   — Все без шапок будут, один царь в шапке.
   Вот приехали они в поле. Увидал народ царя — все поснимали шапки. Мужик пялит глаза, а не видит царя. Вот он и спрашивает:
   — А где же царь?
   Говорит ему Петр Алексеевич:
   — Видишь, только мы двое в шапках — кто-нибудь из нас да царь.
ГОРШЕНЯ
   Горшеня едет-дремлет с горшками. Догнал его государь Иван Васильевич.
   — Мир по дороге! Горшеня оглянулся.
   — Благодарим, просим со смиреньем.
   — Знать, вздремал?
   — Вздремал, великий государь! Не бойся того, кто песни поет, а бойся того, кто дремлет.
   — Экой ты смелый, горшеня! Люблю эдаких. Ямщик! Поезжай тише. А что, горшенюшка, давно ты этим ремеслом кормишься?
   — Сызмолоду, да вот и середовой стал.
   — Кормишь детей?
   — Кормлю, ваше царское величество! И не пашу, и не кошу, и не жну, и морозом не бьет.
   — Хорошо, горшеня, но все-таки на свете не без худа.
   — Да, ваше царское величество! На свете есть три худа.
   — А какие три худа, горшенюшка?
   — Первое худо — худой шабер, а второе худо — худая жена, а третье худо — худой разум.
   — А скажи мне, которое худо всех хуже?
   — От худого шабра уйду, от худой жены тоже можно, как будет с детьми жить; а от худого разума не уйдешь — все с тобой.
   — Так, верно, горшеня! Ты мозголов. Слушай! Ты для меня, а я для тебя. Прилетят гуси с Руси, перышки ощиплешь, а по правильному покинешь!
   — Годится, так покину, как придет! А то и наголо.
   — Ну, горшеня, постой на час! Я погляжу твою посуду.
   Горшеня остановился, начал раскладывать товар. Государь стал глядеть, и показались ему три тарелочки глиняны.
   — Ты наделаешь мне эдаких?
   — Сколько угодно вашему царскому величеству?
   — Возов десяток надо.
   — Много ли дашь времени?
   — Месяц.
   — Можно и в две недели представить, и в город. Я для тебя, ты для меня.
   — Спасибо, горшенюшка!
   — А ты, государь, где будешь в то время, как я представлю товар в город?
   — Буду в дому у купца в гостях.
   Государь приехал в город и приказал, чтобы на всех угощениях не было посуды ни серебряной, ни оловянной, ни медной, ни деревянной, а была бы все глиняная.
   Горшеня кончил заказ царский и привез товар в город. Один боярин выехал на торжище к горшене и говорит ему:
   — Бог за товаром, горшеня!
   — Просим покорно.
   — Продай мне весь товар.
   — Нельзя, по заказу.
   — А что тебе, ты бери деньги — не повинят из этого, коли не дал задатку под работу. Ну, что возьмешь?
   — А вот что: каждую посудину насыпать полну денег.
   — Полно, горшенюшка, много!
   — Ну хорошо: одну насыпать, а две отдать — хочешь? И сладили.
   — Ты для меня, а я для тебя.
   Насыпают да высыпают. Сыпали, сыпали — денег не стало, а товару ещемного. Боярин, видя худо, съездил домой, привез еще денег. Опять сыплют да сыплют — товару все много.
   — Как быть, горшенюшка?
   — Ну что? Нечего делать, я тебя уважу, только знаешь что? Свези меня на себе до этого двора — отдам и товар и все деньги.
   Боярин мялся, мялся: жаль и денег, жаль и себя; но делать нечего — сладили. Выпрягли лошадь, сел мужик, повез боярин: в споре дело. Горшеня запел песню, боярин везет да везет.
   — До коих же мест везти тебя?
   — Вот до этого двора и до этого дому.
   Весело поет горшеня, против дому он высоко поднял. Государь услышал, выбег на крыльцо — признал горшеню.
   — Ба! Здравствуй, горшенюшка, с приездом!
   — Благодарю, ваше царское величество.
   — Да на чем ты едешь?
   — На худом-то разуме, государь.
   — Ну, мозголов, горшеня, умел товар продать. Боярин, скидай строевую одежду и сапоги, а ты, горшеня,— кафтан и разувай лапти; ты их обувай, боярин, а ты, горшеня, надевай строевую одежду. Умел товар продать! Немного послужил, да много услужил. А ты не умел владеть боярством. Ну, горшеня, прилетали гуси с Руси?
   — Прилетали.
   — Перышки ощипал, а по правильному покинул?
   — Нет, наголо, великий государь,— всего ощипал.
ДОБРЫЙ ПОП
   Жил-был поп. Нанял себе работника, привел его домой.
   — Ну, работник, служи хорошенько, я тебя не оставлю.
   Пожил работник с неделю, настал сенокос.
   — Ну, свет,— говорит поп,— бог даст, переночуем благополучно, дождемся утра и пойдем завтра косить сено.
   — Хорошо, батюшка.
   Дождались они утра, встали рано. Поп и говорит попадье:
   — Давай-ка нам, матка, завтракать, мы пойдем на поле косить сено.
   Попадья собрала на стол. Сели они вдвоем и позавтракали порядком. Поп говорит работнику:
   — Давай, свет, мы и пообедаем за один раз и будем косить до самого полдника без роздыха.
   — Как вам угодно, батюшка, пожалуй, и пообедаем.
   — Подавай, матка, на стол обедать,— приказал поп жене.
   Она подала им и обедать. Они по ложке, по другой хлебнули — и сыты.
   Поп говорит работнику:
   — Давай, свет, за одним столом и пополуднуем и будем косить до самого ужина.
   — Как вам угодно, батюшка, полудновать так полудновать!
   Попадья подала на стол полдник. Они опять хлебнули по ложке, по другой — и сыты.
   — За равно, свет, — говорит поп работнику, — давай заодно и поужинаем и заночуем на поле — завтра раньше на работу поспеем.
   — Давай, батюшка.
   Попадья подала им ужинать. Они хлебнули раз-два и встали из-за стола.
   Работник схватил свой армяк и собирается вон.
   — Куда ты, свет? — спрашивает поп.
   — Как куда? Сами вы, батюшка, знаете, что после ужина надо спать ложиться.
   Пошел в сарай и проспал до света.
   С тех пор перестал поп угощать работника за один раз завтраком, обедом, полдником и ужином.
КАК ДЬЯКОНА МЕДОМ УГОЩАЛИ
   В старое время жил да был мужичок. У мужичка была пчела. В той же деревне жил дьякон, больно до меда лаком.
   Вот родился у дьякона сын. Пришел он мужичка просить кумом быть — захотелось это ему попробовать медку.
   Ребенка окрестили, мужик кумом стал.
   На другой день приходит к мужичку дьякон и просит для крестника меду. Мужичок ему дал.
   Не прошло и недели, а дьякон опять за медом. Как ему отказать?..
   Стал дьякон весь мед у мужичка забирать, только успевай наливать. Придет и говорит:
   — Кум, а кум! Твой крестник просит меду. Еще и выговорить не может, а уже кричит «ме» да «ме».
   Не стало терпения у мужичка, решил он проучить жадного дьякона.
   — Ладно,— говорит,— дам тебе меду. Только сам за ним ступай; сколько хочешь, столько и набирай.
   Обрадовался дьякон. «Вот,— думает,— теперь я поем вволю медку!»
   Приводит его мужичок к дубку. А на том дубку было осиное гнездо. Приставил мужичок лестницу и говорит:
   — Полезай, кум дьякон, угощайся. Вон улей у меня наверху. Только не ругай мою пчелу, а то она от этого злой становится.
   Залез дьякон на дуб, а мужичок взял лестницу да и прибрал. Осы налетели, со всех сторон дьякона облепили. Стали его жалить. Он только отмахивается да приговаривает:
   — Ну вас, пчелки, к богу в рай!..
   А они еще пуще жалят.
   Не вытерпел дьякон, кличет кума:
   — Кум, подай ту…
   С перепугу забыл, как лестница называется.
   Подает ему мужик лопату.
   Дьякон еще громче кричит:
   — Кум, не это, а то!
   Вынес ему мужик долото.
   А осы дьякона всё жалят и жалят. Кричит он:
   — Кум! Больше терпеть нет силы!..
   Подает ему мужик вилы.
   Не выдержал дьякон, с дуба сорвался. Вниз летел, за сучки цеплялся.
   — Ой, какие злые пчелы! — говорит. — Какой плохой мед!..
   С тех пор зарекся за даровым медом ходить.
МУЖИК И ПОП
   Шел мужик дорогой. Догоняет батюшку.
   — Здравствуй,— говорит,— батюшка!
   — Здравствуй,— говорит,— свет! Куда идешь, мужичок?
   — А иду, батюшка, в деревню Хмельное.
   — А зачем, мужичок?
   — Да там, батюшка, сказывают, лошадка продажная есть.
   — А у тебя что, лошадки-то не было?
   — Да была — волк съел.
   — Вот это плохо,— батюшка сказал.
   Вот идут — находят они кошель на дороге.
   — Вот, батюшка, видно, бедный мужик потерял кошель.
   Подходят они к этому кошелю. Батюшка и говорит:
   — Что, разделим напополам?
   Мужик и говорит:
   — А что ж, батюшка, разделить можно, если там кусок хлеба есть.
   Они развязывают кошель. Там жареный поросенок. Батюшке этот поросенок понравился, он и говорит мужику:
   — Мужик!
   — А что, батюшка?
   — Да этого поросенка не стоит нам делить.
   — Да как же, батюшка? Кто первый увидал, тому поросенка?
   А батюшка мужику:
   — Нам придется ночевать почти что в лесу. Мы этого поросенка не будем делить, а ляжем спать. Кому лучший сон приснится, тому и поросенок будет.
   Они обночевались. Расстлали огонек и ложатся спать. Ну, мужик, как по привычке ходить, так он не очень и устал, а батюшка утомился, заснул. Мужик видит, что батюшка спит уже, достает кошель, вынимает поросенка и начал есть. Съел и ложится спать.
   — Ладно,— говорит,— сон снися, не снися, а мне легче будет спать.
   Мужик и спит спокойно. Вот наутро встают. Батюшка и говорит:
   — Мужик, расскажи-ка, что тебе снилось сегодня?
   — Не знаю, батюшка. А вы раньше расскажите, что вам снилось, а потом и я расскажу.
   Вот батюшка:
   — Ну, я расскажу свой сон.
   Мужик и смеется:
   — Так, верно, батюшка, и поросенок будет твой?
   Батюшка:
   — Да, да! Чей будет лучше сон, того и поросенок.
   — Ну расскажи, батюшка.
   Вот батюшка начинает:
   — Я вот, мужичок, сплю. Передо мною оказалася лестница по самые небеса. Вот я по этой лестнице полез да полез и на самое небо влез. А там бог угощается курятиной, гусятиной, поросятиной, и я наелся до горла.
   — У вас, батюшка, сон хороший,— мужик сказывает.— Я тоже,— говорит,— проснулся, вижу, что ты полез по лестнице. Я след за тобой тихонько. Тебя бог позвал, стал угощать. Я глядел, глядел, а мне даже не кивнул. Я скорей с лестницы спустился, достал кошель да и поросенка съел.
   Батюшка и крикнул:
   — Да я ж там не был!
   — Был, не был, а поросенка уже нет, батюшка!
   Батюшка не поверил; открывает кошель — в кошеле пусто.
ПЕТУХАН КУРИХАНЫЧ
   Жила-была старуха, у нее сын Иван. Раз Иван уехал в город, а старуха одна осталась дома. Зашли к ней два солдата и просят чего-нибудь поесть горяченького. А старуха скупа была и говорит:
   — Ничего у меня нет горяченького, печка не топлена и щички не варены.