А у самой в печке петух варился. Проведали это солдаты и говорят между собой:
   — Погоди, старая! Мы тебя научим, как служивых людей обманывать.
   Вышли во двор, выпустили скотину, пришли и говорят:
   — Бабушка! Скотина-то на улицу вышла.
   Старуха заохала и выбежала скотину загонять. Солдаты между тем достали из печки горшок с похлебкой, петуха вынули и положили в ранец, а вместо него в горшок сунули лапоть.
   Старуха загнала скотину, пришла в избу и говорит:
   — Загадаю я вам, служивые, загадку.
   — Загадай, бабушка.
   — Слушайте: в Печинске-Горшечинске, под Сковородинском, сидит Петухан Куриханыч.
   — Эх, старая! Поздно хватилась: в Печинске-Горшечинске был Петухан Куриханыч, да переведен в Суму-Заплеченску, а теперь там Заплетай Расплетаич. Отгадай-ка вот, бабушка, нашу загадку.
   Но старуха не поняла солдатской загадки.
   Солдаты посидели, поели черствой корочки с кислым квасом, пошутили со старухой, посмеялись над ее загадкой, простились и ушли.
   Приехал из города сын и просит у матери обедать. Старуха собрала на стол, достала из печи горшок, ткнула в лапоть вилкой и не может вытащить. «Ай да петушок, — думает про себя,— вишь как разварился — достать не могу». Достала, ан… лапоть!
ЧЕГО НА СВЕТЕ НЕ БЫВАЕТ
   Жил-был барин, богатый-пребогатый. Не знал он, куда свои деньги девать. Ел-пил сладко, одевался нарядно, гостей у него каждый день столько было, что у иных по праздникам того не бывало. А все у него денег не убывало, еще прибывало.
   И захотелось раз барину пошутить над мужиком-дураком себе и гостям на потеху. Призывает он самого бедного мужика из деревни и говорит ему:
   — Слушай, мужик. Дам я тебе денег целую маленку, только скажи мне, чего на свете не бывает. Нынче люди до всего дошли: и на черте ездят, и по небу летают, и в Питер по проволоке лапти послать можно. Скажи же: чего на свете не бывает?
   Почесал мужик затылок.
   — Не знаю,— говорит,— барин, кажись, взаправду все на свете бывает. Дай сроку до завтра — может, и вздумаю.
   — Ну пойди подумай,— говорит барин,— а завтра приходи, ответ приноси.
   Мужик до петухов не спал, все барскую загадку отгадывал. Раздумает, так и мало ли чего на свете не бывает, а и то в ум придет: «Может, это и бывает, только я не знаю. Ну да ладно, скажу наудачу, авось чего и не бывает!»
   На другой день пришел он к барину.
   — Ну что, мужик, теперь знаешь, чего на свете не бывает?
   — Одного, барин, не бывает: топором никто не подпоясывается, ног за топорище не заткнет.
   Усмехнулся барин, усмехнулись и гости; видят — мужик-то сер, да ум-то у него не волк съел. Надо маленку отмеривать. Да барин не то денег пожалел, не то хотел еще над мужиком пошутить, кто его знает, только и говорит мужику:
   — Нашел, брат, что сказать. У нас подлинно этого не делают, а в чужих землях — так сплошь и рядом. Ступай с богом до завтра. Придумаешь — ответ принеси.
   Продумал мужик и другую ночь. Что ни надумает, все надежда плохая на барские деньги. «Хитры немцы,— думает,— у них, может, все бывает. Ну да скажу еще что-нибудь!»
   Приходит наутро к барину.
   — Ну, мужик, все ли на свете бывает?
   — Не все, барин: баба попом не бывает, красная девка обедни не служит.
   Усмехнулись все, только барин опять ему денег не дал.
   — Нет,— говорит,— это бывает; по неметчине и все так. Поди подумай последний раз. Скажешь — бери деньги, а то не прогневайся.
   Плюнул с досады мужик; идучи домой, думает: «Видно, одному только не бывать, чтобы у меня деньги были!»
   Все-таки через ночь опять идет к барину. «Наскажу,— думает,— ему всякой всячины, может, что и небывальщина будет».
   — Ну, что хорошенького скажешь? — спрашивает барин.— Не узнал ли, чего на свете не бывает?
   — Все, барин, бывает, — говорит мужик. — Думал я, что люди хоть на небо не попадают, а здесь сам побывал, теперь поверил, что и это бывает.
   — Как же ты на небо попал?
   — Покойница жена побывать наказывала и подводу за мной выслала: двух журавлей в разнопряжку. Повидался с ней, с ребятишками и к твоей милости воротился.
   — И назад с журавлями?
   — Нет, назад я соскочил.
   — Как же ты, мужичок, не убился?
   — А так, что по уши в землю завяз, не жестка земля попалась.
   — Из земли же как вылез?
   — Хе… как! А сходил домой, принес лопату, выкопался, да и вылез.
   — Не видал ли ты на небе покойного барина, моего родителя?
   — Как же, видел, к ручке допустить изволили.
   — Ну, что он там делает? — допрашивает барин.
   А мужик-то, не будь плох, догадался и говорит:
   — Что покойный барин делает? Да после моих ребятишек постилки моет.
   — Врешь, мужик-дурак!— закричал барин. — Того на свете не бывает, чтобы барин у холопа нянчился! Бери деньги, да не мели околесицы!
СОЛДАТСКАЯ ШИНЕЛЬ
   Говорил барин с солдатом, стал солдат хвалить свою шинель:
   — Когда мне нужно спать, постелю я шинель, и в головах положу шинель, и покроюсь шинелью.
   Стал барин просить солдата продать ему шинель. Вот они за двадцать пять рублей сторговались. Пришел барин домой и говорит жене:
   — Какую я вещь-то купил! Теперь не нужно мне ни перины, ни подушек, ни одеяла: постелю шинель, и в головах положу шинель, и оденусь шинелью.
   Жена стала его бранить:
   — Ну как же ты будешь спать?
   И точно, барин постелил шинель, а в головах положить и одеться нечем, да и лежать-то ему жестко.
   Пошел барин к полковому командиру жаловаться на солдата. Командир велел позвать солдата.
   Привели солдата.
   — Что же ты, брат, — говорит командир, — обманул барина?
   — Никак нет, ваше благородие,— отвечает солдат.
   Взял солдат шинель, расстелил, голову положил на рукав и накрылся полою.
   — Куда как хорошо,— говорит,— на шинели после походу спится!
   Полковой командир похвалил солдата и дал ему еще на чарочку. А барину сказал:
   — Кто поработает да устанет, тот и на камне спит, а кто ничего не делает, тот и на перине не уснет!
КАК СТАРИК ДОМОВНИЧАЛ
   Один старик все ругал свою жену:
   — Вот,— говорит,— я пашу, у меня работа тяжелая, а ты дома сидишь, ничего не делаешь.
   А она говорит:
   — Ну что ж, давай поменяемся: я пахать поеду, а ты дома оставайся, тут дела немного, ты и отдохнешь.
   Так и сделали: она в поле поехала, а старика дома оставила. А дела дала ему совсем мало: хлебы испечь, масло сбить да клушку с цыплятами покараулить. Вот и все, всего три дела.
   Остался старик дома. Хочется ему поскорее все дела переделать. Вот он всех цыплят на одну ниточку к клушке привязал, чтобы коршун не утащил, хлебы замесил, печку истопил, посажал в печку хлебы, а сам сел масло сбивать. Бьет он масло, услыхал — клушка кричит. Он выбежал, видит — понес коршун всех цыплят вместе с клушкой. Они все на одной ниточке привязаны, ну, коршун всех и потащил. Старик думает: «Он далеко не улетит, ему тяжело, где-нибудь сядет». И вот он пахталку на спину привязал и побежал за коршуном. Думал так: «Пока я бегаю, масло-то и собьется. Два дела сделаю: и коршуна догоню, и масло собью».
   Бегал старик за коршуном, бегал, споткнулся да упал, пахталка разбилась, сметана по земле потекла. И цыплят не отнял и сметану пролил. Вот тебе и два дела! Ну, что же делать? Надо идти домой.
   Пришел старик домой. Надо хлебы вынимать. Заглянул в печку, а хлебы-то в уголь сгорели. Нахозяйничал старик: цыплят у него коршун утащил, сметану пролил, хлебы сгорели. Плохое дело. Жена приедет — что ей сказать? И надумал старик: «Хоть цыплят до нее высижу, поменьше ругаться будет». Положил он яиц в кошелку, залез в подпечку и сел цыплят высиживать.
   Вот приехала старикова жена с поля, стала лошадь выпрягать, сама думает: «Что же старик плохо встречает? Хоть бы лошадь выпряг». Прибрала она лошадь, идет в избу. Старика нет, а под печкой клушка клохчет. Она поглядела, а там не клушка, а старик. Она его вытащила, стала спрашивать:
   — Давай сказывай, что ты дома делал?
   Стал старик рассказывать. И тут уж старикова жена увидала, что у ее старика ничего с домашними делами не получается.
   И все у них пошло, как и прежде: старик пашет, а старуха дома со всеми делами управляется. Только с тех пор перестал старик жену за безделье ругать.
ЧТО ДАЛЬШЕ СЛЫШНО
   Жил вдовый крестьянин, было у него три сына, и все были женаты. Все было хорошо, да одно неладно: невестки между собой жили недружно, постоянно ругались, а все из-за того, что каждая из них хотела большухой быть. Все были исправны, и каждая из них могла быть большухой.
   Наскучили старику перекоры невесток; однажды он призвал сыновей и говорит им:
   — У невесток каждый день споры, дым коромыслом. Надо это прикончить. Я надумал задать им загадку; которая отгадает, та пусть и большухой будет. Только чтобы после этого уж спору не было; если они будут согласны, то и делу конец.
   Призвали невесток, и те на это согласились.
   Поздно вечером старик и говорит невесткам:
   — Вы согласились отгадать загадку, так вот на целую ночь вам загадка, отгадайте: «Что дальше слышно?» Завтра рано спрошу у вас, и которая отгадает, та и будет большухой.
   Утром старик позвал сыновей с невестками и спрашивает у старшей:
   — Что, отгадала ли?
   — Петуха голос, когда он весной поет на заре, дальше всего слышно.
   — Да, петуха далеко слышно, — говорит старик. — Ну, а ты? — спрашивает он у средней.
   — Когда весной собака лает на заре, то гораздо дальше петуха слышно.
   — Да,— говорит старик,— пожалуй, собаку и дальше слышно. Ну, а ты что скажешь, меньшая невестка?
   — Хлеб да соль дальше всего слышно.
   — Да,— говорит старик,— хлеб да соль за тысячи верст слышно! Будь же ты большухой.
ТРИ КАЛАЧА И ОДНА БАРАНКА
   Одному мужику хотелось есть. Он купил калач и съел — ему все еще хотелось есть. Купил другой калач и съел — ему все еще хотелось есть. Он купил третий калач и съел — ему все еще хотелось есть. Потом он купил баранок и, когда съел одну, стал сыт.
   Тогда мужик ударил себя по голове и сказал:
   — Экой я дурак! Что ж я напрасно съел столько калачей. Мне бы надо сначала съесть одну баранку.
НАГОВОРНАЯ ВОДИЦА
   Жили-были муж с женой. Смолоду они жили всем на загляденье, а под старость — словно их кто подменил. Только спустит утром старик ноги с печки, как уж и пошла промеж ним и старухой перебранка. Он старухе слово, а она ему два, он ей два, а она ему пять, он пять, а она десять. И такой вихорь завьется промеж них, хоть из избы вон беги. А разбираться начнут — виноватого нет.
   — Да с чего б это у нас, старуха, а? — скажет старик.
   — Да все ты, старый, ты все!..
   — Да полно! Я ли? Не ты ли? С долгим-то языком!
   — Не я, да ты!
   — Ты, да не я!
   И снова здорово: опять ссора промеж них затеялась. Вот раз слушала, слушала их соседка и говорит:
   — Маремьянушка, что это у тебя со старым-то всё нелады да нелады. Сходила б ты на край села к бобылке. Бобылка на водицу шепчет… Людям помогает, авось и тебе поможет.
   «А и впрямь,— подумала старуха,— схожу к бобылке…» Пришла к бобылке,— постучала в окошко. Та вышла.
   — Что, — спрашивает, — старушечка, тебе надобно?
   — Да вот, — отвечает бабка, — пошли у нас нелады со стариком.
   — А подожди, — говорит бобылка, — немного.
   И сама — в дом.
   Вынесла старухе воды в деревянном ковше да при ней же на ту воду пошептала. Потом перелила ее в стеклянную посудину, подает и говорит:
   — Как домой придешь да как зашумит у тебя старик-то, так ты водицы-то и хлебни; да не плюнь, не глотни, а держи во рту-то, пока он не угомонится… Все ладно и будет!
   Поклонилась старуха бобылке, взяла посудину с водой — и домой. И только ногу за порог занесла, как старик на нее и напустился:
   — Ох уж мне эти бабы-стрекотухи! Как пойдут, так словно провалятся! Давным-давно самовар пора ставить, а ты думать забыла! И где это ты запропала?..
   Отхлебнула старуха из стеклянной посудины, да не плюнула, не проглотила, а, как велела бобылка, держит во рту.
   А старик видит, что она не отвечает, и сам замолчал. Обрадовалась старуха: «А и впрямь, видать, что водица эта наговорная целебная!»
   Поставила посудину с водой, а сама — за самовар да и загреми трубой.
   Услышал это старик:
   — Эка нескладна-неладна! Не тем концом руки, видать, воткнуты!
   А старуха хотела было ему ответить, да вспомнила наказ бобылки — и опять за водицу! Хлебнула и держит во рту.
   Видит старик, что старуха ни словечка ему супротивного не говорит, дался диву и… замолчал.
   И пошло промеж них с той поры все как по-писаному: снова, как в молодые годы, людям на загляденье жить стали. Потому, как только начнет старик шуметь, старуха сейчас — за наговорную водицу!
   Вот она, сила-то, в ней какая!
КАШИЦА ИЗ ТОПОРА
   Пришел солдат с походу на квартиру и говорит хозяйке:
   — Здравствуй, божья старушка! Дай-ка мне чего-нибудь поесть.
   А старуха в ответ:
   — Вот там на гвоздике повесь!
   — Аль ты совсем глуха, что не чуешь?
   — Где хошь, там и заночуешь!
   — Ах ты старая ведьма! Я те глухоту-то вылечу! — И полез было с кулаками.— Подавай на стол!
   — Да нечего, родимый!
   — Вари кашицу!
   — Да не из чего, родимый!
   — Давай топор, я из топора сварю!
   «Что за диво! — думает баба.— Дай посмотрю, как из топора солдат кашицу сварит!»
   Принесла ему топор; солдат взял, положил его в горшок, налил воды и давай варить. Варил-варил, попробовал и говорит:
   — Всем бы кашица взяла, только б малую толику круп подсыпать!
   Баба принесла ему круп. Опять варил-варил, попробовал и говорит:
   — Совсем бы готово, только б маслом сдобрить!
   Баба принесла ему масла. Солдат сварил кашицу:
   — Ну, старуха, теперь подавай хлеба да соли да принимайся за ложку: станем кашицу есть!
   Похлебали вдвоем кашицу. Старуха спрашивает:
   — Служивый! Когда ж топор будем есть?
   — Да, вишь, он не уварился,— отвечал солдат,— где-нибудь на дороге доварю да позавтракаю!
   Тотчас припрятал топор в ранец, распростился с хозяйкою и пошел в иную деревню.
   Вот так-то солдат и кашицы поел и топор унес!
ХОРОШО, ДА ХУДО
   Встретились на дороге барин да мужик.
   — Мужик, откуда ты?
   — Издалеча, барин!
   — А откуда?
   — Из города Ростова, а барина Толстова.
   — А велик ли город?
   — Не мерил.
   — А силен?
   — Не боролся.
   — Что ж там почем?
   — Рожь да овес по мешкам, табак по рожкам, пряники по лавкам, калачи по санкам.
   — А за чем ездил?
   — За покупкой дорогою: за мерою гороха.
   — Вот это хорошо!
   — Хорошо, да не дюже!
   — А что ж?
   — Ехал да рассыпал.
   — Вот это худо!
   — Худо, да не дюже!
   — А что ж?
   — Рассыпал-то меру, а подгреб-то две!
   — А вот это хорошо!
   — Хорошо, да не дюже! — Да что ж?
   — Посеял, да редок.
   — Вот это худо!
   — Худо, да не дюже!
   — А что ж?
   — Хоть редок, да стручист!
   — Вот это хорошо!
   — Хорошо, да не совсем!
   — А что ж?
   — Поповы свиньи повадились горох топтать-топтать да и вытоптали.
   — Этак худо!
   — Худо, да не дюже!
   — А что ж?
   — Я поповых свиней убил да два чана свежины насолил.
   — Вот это хорошо!
   — Хорошо, да не дюже!
   — А что ж?
   — Поповы собаки повадились свежину таскать-таскать да повытаскали.
   — Вот это худо!
   — Худо, да не дюже!
   — А что ж?
   — Я тех собак убил да жене шубу сшил.
   — Вот это хорошо!
   — Хорошо, да не дюже!
   — А что ж?
   — Пошла моя жена мимо попова двора; поп-то узнал да шубку снял.
   — Вот это худо!
   — Худо, да не дюже!
   — А что ж?
   — Я с попом судился-судился, сивого мерина да рыжую корову спустил — вот мое дело и выгорело.
ХЛЫСТ И ПОДЛЫГАЛО
   Вот приехали в деревню два друга, и надо им ночевать. Один попросился в избу к богатому, а другой — к бедному, по соседству.
   Тот, что заночевал у богатого, говорит хозяевам:
   — Что это у вас за дома! Вот у нас дома-то: курицы с неба звезды склевывают. Не верите — спросите у дружка: он у соседей ночует.
   Пошли те к соседям. Дружок говорит:
   — Да, так, правда. Я видел: у нас петух волочил полмесяца, как краюшку.
   Не поверили друзьям — прозвали одного Хлыстом, а другого — Подлыгалом.
СОЛДАТ И ЧЕРТ
   Стоял солдат на часах, и захотелось ему на родине побывать.
   —   Хоть бы,— говорит,— черт меня туда снес! А он тут как тут.
   —   Ты,— говорит,— меня звал?
   —   Звал.
   — Изволь, — говорит, — давай в обмен душу!
   — А как же я службу брошу, как с часов сойду?
   — Да я за тебя постою.
   Решили так, что солдат год на родине проживет, а черт это время прослужит на службе.
   — Ну, скидавай!
   Солдат все с себя скинул и не успел опомниться, как дома очутился.
   А черт на часах стоит. Подходит генерал и видит, что все у него по форме, одно нет: не крест-накрест ремни на груди, и все на одном плече.
   — Это что?
   Черт — и так и сяк, не может надеть. Тот его — в зубы, а после — порку. И пороли черта каждый день. Так хороший солдат всем, а ремни все на одном плече.
   — Что с этим солдатом, — говорит начальство, — сделалось? Никуда теперь не годится, а прежде все бывало в исправности.
   Пороли черта весь год.
   Изошел год, приходит солдат сменять черта. Тот и про душу забыл: как завидел, все с себя долой.
   — Ну вас,— говорит,— с вашей и службой-то солдатской! Как это вы терпите?
   И убежал.
СОЛДАТСКАЯ ШКОЛА
   Шел солдат из деревни в город на службу и остановился ночевать у одной старухи. Много он насказал ей всякого вздора, а та, известное дело, в лесу родилась, пню молилась, дальше поскотины не бывала и ничего не видала, слушает развеся уши, всему верит и дивится.
   — Где же вас, служивый, учат так мудрости? — наконец спрашивает старуха солдата.
   — У нас, бабушка, в полку есть такая школа, где не только человека, но и скотину выучат так, что и не узнаешь, как есть, человеком сделают!
   — Вот бы мне, родимый, своего бычка отдать в вашу школу!
   — И то дело! Собирайся и веди его в город; не бойся — я его пристрою к делу, спасибо скажешь!
   Старуха бычка на веревочку и повела в город. Пришли с солдатом в казармы.
   — Вот, бабушка, и школа наша! — говорит солдат.— Оставь бычка да денег дай на корм и за ученье!
   Старуха раскошелилась, дала денег, оставила бычка и ушла домой. А солдаты бычка на бойню — и зарезали, мясо съели, шкуру продали и деньги пропили. Прошло времени около года. Вот старуха опять бредет в город; пришла в казармы и спрашивает про бычка: что он, каково учится, здоров ли?
   — Эх, бабушка,— отвечают ей солдаты,— ты опоздала, твой бычок уж давно выучился и в купцы произведен; вон дом-то каменный — это его; сходи повидай, может, и признает тебя или ты его!
   Старуха пришла к каменному дому и спрашивает у дворника:
   — Не здесь ли, почтенный, бычок живет?
   — Бычков? Купец Бычков? Здесь, бабушка, здесь; коли дело есть, заходи в дом!
   Старуха зашла в дом; вышел к ней хозяин и спрашивает:
   — Чего тебе надобно, бабушка?
   Старуха смотрит на Бычкова и глазам не верит: как есть человек!
   — Ах ты мой батюшка! Скотинушка благословенная! — вымолвила наконец старуха и принялась Бычкова гладить и ласкать, приговаривая: — Вишь ты как выправился, и не узнать, что скотина… Прусь! Прусь!.. Пойдем-ка в деревню!
   И старуха хотела уже на Бычкова накинуть обротку, чтобы вести в деревню, но тот ее оттолкнул и прогнал от себя.
КАК ИВАН-ДУРАК ДВЕРЬ СТЕРЕГ
   Жили старик со старухой. Было у них три сына: двое умных, а третий — дурачок.
   Стали братья с родителями собираться на работу. Иван-
   дурак тоже стал собираться — взял сухарей, налил воды в баклажку.
   Его спрашивают:
   — Ты куда собираешься?
   — С вами на работу.
   — Никуда ты не поедешь. Стереги хорошенько дверь, чтобы воры не зашли.
   Остался дурак один дома. Поздно вечером снял он с петель дверь, взвалил ее на спину и понес. Пришел на пашню. Братья спрашивают:
   — Зачем пришел?
   — Я есть захотел.
   — Мы же тебе наказывали стеречь дверь.
   — Да вот она!
СОЛДАТ И ПЕЛЬМЕНИ
   Шел солдат со службы домой. Дорогой выпросился ночевать.
   Вечером хозяева стали пельмени стряпать. Старик хозяин сидит на лавке. Сел солдат рядом и завел разговор:
   — Видно, поедим, дедушка?
   — Поедим, да не все! — отвечает старик.
   — А ты разве не хочешь? — спрашивает солдат.
   Сели хозяева ужинать, посадили за стол и солдата. Они делят пельмени вилкой надвое, обмакивают в уксус и едят, закусывают хлебом. А солдат вилкой пельмень ткнет — и в рот.
   Не вытерпел старик:
   — Ты, солдат, двой!
   Солдат будто не понял: давай по два пельменя поддевать на вилку.
   Старик говорит:
   — Ешь по-старому!
РАЗГОВОР
   Повстречались под вечер два приятеля. Один другого и спрашивает:
   — Чего сегодня делал?
   — Рукавицы искал.
   — Нашел?
   — Нашел.
   — Где ж они были?
   — Да за поясом. А ты куда шагаешь?
   — За семь верст.
   — Киселя хлебать?
   — Нет, комара искать.
   — Это которого ж комара?
   — Да того, который за нос укусить меня хочет.
   — Да он же при тебе!
   — Где это при мне?
   — Да на носу у тебя!
РИФМЫ
   Шиш по своим делам в город пошел. Дело было летом, жарко.
   Впереди едет дядька на лошади. Шиш устал, ему хочется на лошадке подъехать. Он и кричит этому дядьке:
   — Здравствуйте, Какой-то Какойтович!
   Дядька не расслышал, как его назвали, только понял, что по имени и отечеству. Он и кричит Шишу:
   — Здравствуйте, молодой человек! А Шиш опять:
   — Как супруга ваша поживает, как деточки? Дядька говорит:
   — Благодарим вас, хорошо живут. А если вы знакомый, так присаживайтесь на телегу, подвезу вас.
   Шишу то и надо, сел рядом с дядькой. А Шиш молча сидеть не может. Он только тогда молчит, когда спит. Он говорит:
   — Дяденька, давайте играть в рифмы.
   — Это что такое — рифмы?
   — А давайте так говорить, чтоб складно было.
   — Давай.
   — Вот, дяденька, как твоего папашу звали?
   — Моего папашу звали Кузьма. Шиш говорит:
 
— Я твоего Кузьму
За бороду возьму!
 
   Дядька говорит:
   — Это зачем же ты моего папашу за бороду брать будешь?
   Шиш говорит:
   — Это, дяденька, для рифмы. Ты скажи, как твоего дедушку звали.
   — Моего дедушку звали Иван.
   Шиш говорит:
 
— Твой дедушка Иван
Посадил кошку в карман.
Кошка плачет и рыдает,
Твово дедушку ругает.
 
   Дядька разгорячился:
   — Это зачем мой дедушка будет кошку в карман сажать? Ты зачем такие пустяки прибираешь?
   — Это, дяденька, для рифмы.
   — Я вот тебе скажу рифму; тебя как зовут?
   — Меня зовут… Федя. Дядька говорит:
 
— Если ты Федя,
То поймай в лесу медведя.
На медведе поезжай,
А с моей лошади слезай!
 
   — Дяденька, я пошутил. Меня зовут не Федя, а Степан.
   Дядька говорит:
 
— Если ты Степан,
Садись на ероплан.
На ероплане и летай,
А с моей лошади слезай!
 
   — Дяденька, это я пошутил. Меня зовут не Степан, а… Силантий.
   Дядька говорит:
 
— Если ты Силантий,
То с моей лошади слезантий!
 
   — Что ты, дяденька, такого и слова нет — «слезантий».
   — Хотя и нет, все равно слезай!
   Шишу и пришлось слезть с телеги. Так ему и надо. Если тебя добрый человек везет на лошадке, ты сиди молча, а не придумывай всяких пустяков.
ПРИВЫЧКИ
   Ехали три молодых парня по реке в легоньком стружке. У одного была привычка утирать под носом указательным пальцем, у другого — постоянно зачесывать волосы рукою, а у третьего почесывать бока.
   Разговорились они между собой. Тот, который утирал под носом пальцем, сказал:
   — Братцы! Не худо бы нам отстать от своих привычек!
   Другие согласились с ним.
   Посидели так какое-то время, а у каждого рука так и чешется: у одного тянется к носу, у другого — к голове, у третьего к бокам.
   Тут увидели, что к ним подплывает лодка.
   Первый парень крепился, крепился, да и сказал, подтирая под носом:
   —   А воно наши-то едут, воно! Другой, зачесывая волосы, крикнул:
   —   Сюда, наши! Сюда, наши!
   А третий привскочил радостный и, почесывая бока, сказал:
   — Наши едут, скоро будут!
ЛЕНЬ ДА ОТЕТЬ
   Жили-были Лень да Отеть.
   Про Лень все знают: кто от других слыхал, кто встречался, кто знается и дружбу ведет. Лень — она прилипчива: в ногах путается, руки связывает, а если голову обхватит — спать повалит.
   Отеть Лени ленивее была.
   День был легкий, солнышко пригревало, ветерком обдувало.
   Лежали под яблоней Лень да Отеть. Яблоки спелые, румянятся и над самыми головами висят.
   Лень и говорит:
   — Кабы яблоко упало да мне в рот, я бы съела. Отеть говорит:
   — Лень, как тебе говорить-то не лень?
   Упали яблоки Лени и Отети в рот. Лень стала зубами двигать тихо, с передышкой, а съела-таки яблоко. Отеть говорит:
   — Лень, как тебе зубами-то двигать не лень?
   Надвинулась темная туча, молния ударила в яблоню. Загорела яблоня большим огнем. Жарко стало.
   Лень и говорит:
   — Отеть, сшевелимся от огня; как жар не будет доставать, будет только тепло доходить, мы и остановимся.
   Стала Лень чуть шевелить себя, далеконько сшевелилась. Отеть говорит:
   — Лень, как тебе себя шевелить-то не лень?
   Так Отеть голодом да огнем себя извела.