Стоун Джин. По зову сердца

   Он приблизился к ней. Она долго и пристально смотрела на него.
   — Вы не Брит.
   — Нет. Я — Филип.
   Карен отвернулась и пнула носком ноги песок.
   — Уходите.
   — Ну-у, — протянул он, стараясь держаться любезно. — Мне очень жаль, что я не Брит. Но вы тем не менее согласны, что утро чудесное?
   Она замерла, потом резко повернулась к нему:
   — Может, вы сделаете то, зачем явились, и отправитесь восвояси?
   Филип попятился — такая ярость полыхнула в ее взгляде. И зашагал прочь. Недурно для блестящего, внушающего страх адвоката, достойного оваций.
   — Я знаю, кто вы, — бросила она ему вдогонку.
   Филип остановился, но оборачиваться не стал.
   — Я знаю вас всех. Но чего вы ждете? Защищать уже некого. Совсем никого не осталось.
   Мгновение Филип не двигался. Затем обернулся. Но она уже удалялась, и ее длинная юбка развевалась на ветру.
   Вернувшись в Вайнард-Хейвен, Филип обнаружил, что вымотался и мозг его уже не работает. Всю дорогу он старался поймать смысл слов Карен и раздумывал, стоит ли рассказывать об этой встрече Джесс. Карен назвала его Бритом; тщетно Филип пытался догадаться, кого она называла этим именем.
   Ясно, что Джесс была права, а он заблуждался: Карен написала то письмо и отправила его из Вайнард-Хейвена; Карен звонила Джесс. Теперь это не вызывало сомнений. Но ради чего? Ответа у Филипа не было. Разве что она слегка не в себе…
   Пробегая по Мейн-стрит, он заметил Джесс, сидевшую на садовой скамейке на зеленом склоне, уходившем от тротуара вниз, к воде. Он перешел на шаг, поравнялся с Джесс и окликнул ее. Она улыбнулась ему с отсутствующим видом.
   — Я заходила за вами в гостиницу, но мне сказали, что вы захотели пробежаться. больше не существует. «Девушки приходят и уходят», — сказал он Джесс не так давно и был прав, хотя всей душой желал, чтобы мир был устроен иначе.
   Филип вернулся к мыслям о мистере Брэдли. Если Джесс даст добро на разговор, если решится выяснить все до конца, скоро наступит момент истины.
   Он добрался до соснового бора, за которым справа от дороги, у самой береговой линии, стояли громадные роскошные особняки. Эта живописная местность часто изображалась на сувенирных открытках, которые отдыхающие посылали домой — в тех случаях, когда им не приходилось скрывать от близких место своего пребывания. За поворотом дороги Филип увидел высокий флагшток и две скамейки под ним. Пробегая мимо флагштока, Филип глянул вправо, в сторону пляжа, и вдруг заметил женщину. Ту самую, на которую вчера обратила его внимание Джесс. Эта женщина в длинной юбке одиноко брела босиком по песку. Карен, сестра Ричарда.
   «По-моему, ей известно, для чего я здесь, — сказала Джесс. — Думаю, это она заставила меня приехать сюда».
   Филип вдруг оробел, но затем решил: «Ну и черт с ней. Соединенные Штаты — свободная страна, и этот пляж открыт для всех».
   Он свернул с дороги и затрусил к» воде.
   — Доброе утро, — сказал Филип женщине по имени Карен. — Похоже, сегодня оно действительно доброе.
   Она выронила какой-то предмет и быстро взглянула на Филипа, прикрыв глаза от солнца.
   — Брит? — коротко спросила Карен.
   — Нет, — ответил Филип, переходя на шаг. — Меня зовут Филип.
   Он приблизился к ней. Она долго и пристально смотрела на него.
   — Вы не Брит.
   — Нет. Я — Филип.
   Карен отвернулась и пнула носком ноги песок.
   — Уходите.
   — Ну-у, — протянул он, стараясь держаться любезно. — Мне очень жаль, что я не Брит. Но вы тем не менее согласны, что утро чудесное?
   Она замерла, потом резко повернулась к нему:
   — Может, вы сделаете то, зачем явились, и отправитесь восвояси?
   Филип попятился — такая ярость полыхнула в ее взгляде. И зашагал прочь. Недурно для блестящего, внушающего страх адвоката, достойного оваций.
   — Я знаю, кто вы, — бросила она ему вдогонку.
   Филип остановился, но оборачиваться не стал.
   — Я знаю вас всех. Но чего вы ждете? Защищать уже некого. Совсем никого не осталось.
   Мгновение Филип не двигался. Затем обернулся. Но она уже удалялась, и ее длинная юбка развевалась на ветру.
   Вернувшись в Вайнард-Хейвен, Филип обнаружил, что вымотался и мозг его уже не работает. Всю дорогу он старался поймать смысл слов Карен и раздумывал, стоит ли рассказывать об этой встрече Джесс. Карен назвала его Бритом; тщетно Филип пытался догадаться, кого она называла этим именем.
   Ясно, что Джесс была права, а он заблуждался: Карен написала то письмо и отправила его из Вайнард-Хейвена; Карен звонила Джесс. Теперь это не вызывало сомнений. Но ради чего? Ответа у Филипа не было. Разве что она слегка не в себе…
   Пробегая по Мейн-стрит, он заметил Джесс, сидевшую на садовой скамейке на зеленом склоне, уходившем от тротуара вниз, к воде. Он перешел на шаг, поравнялся с Джесс и окликнул ее. Она улыбнулась ему с отсутствующим видом.
   — Я заходила за вами в гостиницу, но мне сказали, что вы захотели пробежаться.
   — О да, это мое любимое занятие, — ответил Филип. — В Манхэттене постоянно не хватает времени.
   — Да и бегать, наверное, негде.
   Он хотел было присесть с ней рядом, но вспомнил, что его майка насквозь промокла от пота, поэтому остался стоять.
   — Если вы посидите здесь еще немного, я схожу в гостиницу, приму душ, а потом мы с вами где-нибудь перекусим.
   — Ладно, — отозвалась Джесс, — но я не голодна.
   Филип оперся о спинку скамейки.
   — Вы и вчера вечером не были голодны.
   Она улыбнулась.
   — Верно. Я видела ее, — добавила Джесс.
   Только сейчас Филип заметил, что у нее под глазами темные круги, а веки припухли. Это означало, что она долго плакала ночью.
   — Кого вы видели?
   — Мелани. Мою дочь.
   Филип поставил ногу на скамейку и оперся на колено.
   — Джесс, мы же точно не знаем…
   — Я знаю: все верно, это моя дочь. И внучку я тоже видела. Сару.
   Она почти шептала, и слова ее растворялись в воздухе.
   Филип присел.
   — Что произошло?
   Давясь от слез, Джесс рассказала ему про школу, про Мелани, про маленькую девочку с загипсованной ногой. Филипу захотелось обнять и успокоить Джесс, но он вновь вовремя вспомнил, что вспотел.
   — Я хочу домой, — вдруг сказала Джесс. — Я узнала все, что мне нужно. Теперь я должна отправиться домой.
   — И все-таки мы не знаем…
   — Я знаю. А это самое главное. Я больше часа просидела здесь. И теперь решила: мне нужно уехать.
   Филип заглянул в усталые потухшие глаза Джесс. Наверное, так она выглядела, когда была маленькой беспомощной девочкой.
   — Джесс, а как же Мелани? Разве не нужно, чтобы она узнала правду?
   — У нее есть семья, — ответила Джесс. — Этого достаточно.
   — Для меня этого не было достаточно, — горячо возразил Филип. — Я всю жизнь хотел выяснить, кто моя мать. — Он поднялся. — Мне нужно принять душ.
   Джесс кивнула.
   — А от вашего любезного приглашения я, если вы не против, откажусь. Сейчас я вернусь в «Мейфилд-Хаус» и закажу место на пароме. Филип, огромное спасибо вам за все, что вы для меня сделали, но чем скорее я уеду с этого острова, тем лучше.
   — Я переоденусь и приду к вам, — сказал Филип. — Обещайте, что дождетесь моего появления.
   Джесс улыбнулась:
   — Обещаю.
   Филип не мог поверить, что она действительно решила уехать. Джесс нашла дочь после тридцати лет неизвестности и вдруг теперь отказывается познакомиться с ней, поговорить, узнать, счастлива ли она, и выяснить, кто и почему подменил младенцев.
   А ведь для того, чтобы разгадать эти загадки, Шерлок Холмс не требуется.
   Филип натянул джинсы, которые купил ранним утром, и майку с эмблемой «Черного пса». Увидев его сейчас, Джинни, должно быть, отпустит новое замечание насчет «белого воротничка».
   Он причесался перед зеркалом, пригладил вихор. Внезапно зазвонил телефон. «Джесс», — подумал Филип и снял трубку.
   — Филип? — послышался женский голос, более низкий, чем у Джесс.
   — Да.
   — Филип, это Лайза.
   Лайза? Он провел ладонью по волосам.
   — Привет, — довольно глупо сказал он.
   — Джинни осталась с Джесс, — сообщила Лайза, — а я не люблю есть одна. Вы уже обедали?
   Обедать с Лайзой Эндрюс?
   — Нет. Не успел.
   — Я у входа. Тут рядом есть кафе. Я могу заказать столик.
   — Это было бы чудесно, — отозвался он. — Я сейчас спущусь.
   Филип положил трубку и почувствовал, что опять весь взмок. Он подошел к зеркалу.
   — Идиот, — сказал Филип самому себе. — Она любит обедать в компании. Больше ей ничего от тебя не нужно.
   И все-таки он вышел из комнаты, счастливо улыбаясь. Да, Филип был счастлив хотя бы потому, что Лайза Эндрюс запомнила его имя.
   — Свободных мест на пароме не будет до завтрашнего вечера, — сообщила ему Лайза, когда они сели за столик в кафе.
   Филип помешал соломинкой ледяной чай.
   — Что ж, я рад, — отозвался он. — У нее будет время еще раз как следует все обдумать.
   Официант принес Лайзе салат, а Филипу — мясной сандвич.
   Филип смотрел на Лайзу в упор, стараясь запечатлеть в памяти ее черты. Ему безумно хотелось, чтобы ее топазовые глаза взглянули на него.
   — Вас интересовало до встречи с Джинни, кто ваша родная мать? — спросил он. — Вам хотелось знать, как она живет, как выглядит?
   — Конечно, — ответила Лайза, и глаза их встретились. — Мои приемные родители — очень славные люди, — пояснила она, — хорошие, добрые и все такое. Но мне всегда хотелось узнать, чья я дочь, понимаете? Я воображала, будто я принцесса, что в один прекрасный день королева явится за мной и увезет в замок, где зеленые луга и густые леса, кони и рыцари, и ничто не будет напоминать мне Нью-Джерси.
   Филип чуть не поперхнулся от смеха.
   — Да, не удивляюсь, что вы стали актрисой.
   Лайза тоже улыбнулась:
   — Ну, актрисой я стала только благодаря Джинни. А вы когда-нибудь интересовались своим происхождением?
   — Иногда. Я смотрел на брата и удивлялся, какие мы разные. Он всегда казался мне таким… целеустремленным. А мне нравилось общаться с людьми. Я любил рисовать. Моя родная мать была художницей. Вам Джинни не рассказывала?
   Лайза покачала головой:
   — Я знаю только, что она умерла. Мне очень жаль, поверьте.
   — Да, мне тоже. Но я по крайней мере увидел ее.
   Минута или две прошли в молчании.
   — Послушайте, ведь мы с вами, наверное, лежали рядом в колыбелях. Забавно, правда? — сказал Филип.
   — То-то мне ваше лицо показалось знакомым, — засмеялась Лайза.
   Филип откусил кусок сандвича.
   — У вас удивительные зеленые глаза, — заметила вдруг Лайза.
   — Они у меня от матери.
   — Мне жаль Мелани, — сказала Лайза. — Если она, конечно, дочь Джесс. Убеждена, Мелани тоже хочет узнать все.
   — Я хотел поговорить с мистером Брэдли, но Джесс не разрешила.
   — А если с Мелани?
   — Что — с Мелани?
   — Что, если нам поговорить с Мелани? Если к ней придем мы с вами, может, она будет с нами откровенна?
   — А вдруг ей неизвестно, что ее удочерили?
   — Тогда, наверное, пора сказать ей об этом.
   Филип задумался. Джесс, наверное, на такое не решится. А предпринять подобный шаг без ее ведома — значит серьезно нарушить этику взаимоотношений юриста и его клиента. Но Лайза настроена решительно, а Филипу ни в коем случае не хотелось упускать возможность побыть с ней. Не исключено, что ему удастся найти слова, которые убедят Мелани пойти на откровенный разговор. Наверное, не стоит начинать прямо. Надо хотя бы выяснить, известно ли Мелани, что человек, которого она считает братом, на самом деле ее отец, а тот, кого она зовет папой, приходится ей дедом. Может, у Филипа и получится — если только он хотя бы наполовину такой классный профессионал, каким его считают в юридическом мире.
   — Мы могли бы пойти в школу, — сказал он наконец. — Джесс видела ее там.
   — Ну да! — воскликнула Лайза. — Давайте пойдем завтра, пока Джесс не уехала.
   Она вновь занялась салатом, а Филип — сандвичем. Мысленно он подыскивал слова для разговора с Мелани Брэдли. Ему надо доказать Лайзе, что он блестящий юрист.
   Тогда Лайза Эндрюс устроит ему овацию?
   Джинни сидела на веранде «Мейфилд-Хауса» рядом с Диком Брэдли, стараясь не обращать внимания на Живой Труп. Между тем Карен ходила возле веранды по газону, как натуралист, выискивающий в траве улиток. Джесс прилегла отдохнуть, Джинни от нечего делать прогулялась в город, а вернувшись, решила потолковать со стариком и пустить в ход кое-какие, уловки. Таким способом она надеялась вытянуть из Брэдли информацию о его младшей дочери. Да, Джесс теперь ничего не хочет, но Джинни мало того, что они выяснили. В хорошем сценарии непременно должна быть полноценная развязка.
   — Значит, сегодня вы не уезжаете, — проговорил Дик, похлопывая по колену последним выпуском «Вайнард газетт».
   — Для пассажиров места на пароме есть, а для машин нет.
   — Хм. Черт бы побрал этот паром! В прошлом году поменялась система заказов, и с тех пор все туристы стоят на ушах. А у вас самой билет на самолет есть?
   — Нет.
   — Достать его будет не проще.
   — Кстати, ваши власти могли бы уже определиться, нуждаются они в туристах или нет.
   Дик рассмеялся и поднял с пола тарелку с печеньем:
   — Попробуйте. Милли Джонсон испекла их только утром.
   — Милли Джонсон? Та, что тушила моллюсков для пикника?
   — Она самая.
   — Значит, — усмехнулась Джинни, — она вдова и имеет на вас виды.
   Дик расхохотался.
   — Вот уж вряд ли! Она замужем, ее муж потерял работу. Милли варит домашний суп для нескольких ресторанов и продает в городе свое печенье.
   Джинни тоже засмеялась.
   — К тому же, — продолжал Дик, — кому нужен такой старик, как я?
   — Вы не так уж стары.
   — Я же дедушка! Через год мне стукнет семьдесят.
   — Значит, вам шестьдесят девять. Мой последний муж был немного младше вас.
   — Почему — был?
   Джинни взяла печенье.
   — Он умер от разрыва сердца.
   Воцарилось молчание.
   — Вот видите, — сказал Дик. — Ну кому же нужен такой старик, как я?
   Джинни не стала говорить ему, что Джейк был самым счастливым случаем в ее жизни, что он был полон энергии и еще долго не растерял бы ее, если бы не эта нелепая смерть. Дик этого не поймет. Не нужно изливать перед ним душу, надо брать быка за рога. Спрятав под стул распухшую ногу, Джинни сделала вид, что с восхищением следит за каждым движением Брэдли. «Флирт куда легче дается молодым и изящным», — подумала она.
   — Вы не похожи на старика, — сказала Джинни. — К тому же вашей младшей дочери всего двадцать девять.
   Живой Труп перестал бродить по газону и поднялся на веранду..
   Дик кивнул:
   — Точно. Поздний ребенок. Как рада была жена, упокой Господи ее душу.
   — Не такой уж и поздний по нашему времени, — возразила Джинни, игнорируя Живой Труп. — Сейчас многие женщины рожают детей, когда им за сорок.
   Дик поерзал на стуле, и Джинни показалось, что предмет разговора его нервирует. Взглянув на дочь, он опять обратился к собеседнице:
   — Моя жена умерла в сорок пять.
   Джинни это запомнила. Значит, дети Брэдли были тогда совсем молоды. Она бросила быстрый взгляд на женщину, которая, весьма вероятно, взяла на себя заботы по воспитанию ребенка Джесс… Возможно, она относилась к Мелани как к собственной дочери. И поэтому обозлилась на весь мир, почувствовала себя ущемленной, каким-то образом узнав, что растила ребенка Ричарда и Джесс.
   — Я благодарю Господа за моих детей, — проговорил Дик. — После смерти жены я жил только ради них.
   — У вас еще была гостиница, — напомнила ему Джинни. — Не сомневаюсь, для вас это нелегкая работа.
   — Что вы, тогда мы не были хозяевами. Старая миссис Адамс взяла меня управляющим и завещала мне гостиницу.
   Все верно. Двести тысяч, полученные от отца Джесс, не пошли на покупку «Мейфилд-Хауса». Часть этих денег отдали мисс Тейлор за Мелани. Сквалыге помог доктор Ларриби, а возможно, и старый развратник Бад Уилсон.
   — Да, мы работали на старую дуру, — вставил Живой Труп. — Зато она все нам оставила.
   — Да-да, — подтвердил Дик. — А сейчас со мной здесь только Карен. У Мелани и Ричарда свои занятия. — Он бросил взгляд на газету. — Ричард завтра приезжает. Надо попросить его помочь прочистить водостоки.
   — Что вы сказали? — встрепенулась Джинни.
   — Я сказал, что завтра приезжает мой сын Ричард. Он сейчас в Бостоне…
   — Ох черт! — Джинни рывком поднялась на ноги. — Я же совсем забыла, мне нужно узнать насчет рейсов в Лос-Анджелес.
   Она еще успеет заняться обхаживанием старика, если это вообще понадобится.
   Джинни быстро вышла с веранды и отправилась наверх, в седьмой номер, чтобы сообщить Джесс интересную новость.

Глава 19

   — Да какая, черт возьми, разница? — не унималась Джинни. — Все равно до завтрашнего вечера ты никуда не уедешь. Даже если Мелани ничего не известно, даже если ты решишь, что ей не следует знать, выясни все до конца хотя бы для себя.
   Джесс перевернулась на бок и посмотрела в глаза Джинни. И почему подруге все так ясно в этой жизни, как будто она никогда не изведала горя?
   — Я думала, ты поймешь, — тихо сказала она. — Джинни, мне очень тяжело. Я благодарна судьбе за то, что у меня есть, и не желаю вмешиваться в чужую жизнь.
   — Пять лет назад ты думала иначе, поэтому и организовала встречу.
   Джесс закрыла глаза.
   — Наверное, тот опыт чему-то научил меня. Сын Сьюзен не захотел о ней слышать; Филип встретился с Пи-Джей только для того, чтобы увидеть, как она угасает; ты… из всех нас только у тебя жизнь изменилась к лучшему. Видимо, двадцать пять процентов счастья не стоят семидесяти пяти процентов боли.
   — Ты свинья, — бросила Джинни.
   — Наверное.
   Так как Джинни молчала, Джесс открыла глаза и посмотрела, здесь ли она. Подруга стояла у окна, глядя вниз, на зеленый газон.
   — Итак, из-за твоей проклятой чувствительности, — снова заговорила она, — Живой Труп одерживает победу.
   — Не называй ее так, Джинни. Ее зовут Карен.
   — Карен, Шмарин… Это ее ты так испугалась, что решила бежать?
   — Карен тут совершенно ни при чем. Ее я ни капельки не боюсь. Понятно, что писала и звонила она, но с тех пор, как мы сюда приехали, Карен ровным счетом ничего не сделала.
   — Она — кусок дерьма.
   — А по-моему, это одинокая, несчастная женщина.
   — И потому Карен трогательно собирает бутылочные осколки, — подхватила Джинни с издевкой. — А тебя не беспокоит, что именно она воспитывала твою дочь после того, как жена Дика протянула ноги? Не беспокоит, что она имеет влияние на твою дочь?
   — Джинни, я уверена, у Мелани все в порядке. У нее прекрасная девочка и хорошая работа. Если Мелани воспитала Карен, то, судя по всему, ее остается только поблагодарить.
   — Чушь, собачья! Кусок дерьма твоя Карен. Почему, интересно, она не вышла замуж?
   — Может, как раз потому, что занималась моим ребенком.
   — Что же она так изменилась? Зачем гадит своей семье?
   Джесс снова легла на спину.
   — Не знаю, Джинни, не знаю. Но только жалею, что затеяла все это.
   Джинни подошла ближе и присела на край кровати.
   — У тебя плохая память.
   Джесс закрыла глаза.
   — В чем дело?
   — Затеяла все это не ты.
   — Я могла бы просто забыть про письмо и про звонок.
   — А про Ричарда ты тоже могла бы забыть?
   Ричард. Джесс прищурилась от невыносимой боли. Она вспомнила Мелани и Сару на пришкольной площадке, а затем Ричарда — молодого, семнадцатилетнего.
   — Наверное, ты просто боишься встретиться с ним, — продолжала Джинни. — Боишься, что плюнешь ему в глаза, хотя он заслуживает именно этого. Ты говоришь, будто тебе известно кое-что о страдании. По-моему, ты не знаешь и азов. Нельзя понять, что такое страдание, пока не начнешь страдать. Пока страдание не вывернет тебя наизнанку.
   — Полагаю, я достаточно выстрадала в жизни.
   — Я тоже так думала, пока Джейк не умер. — Голос Джинни дрогнул. — Можешь считать, что Мора — твое оправдание, если тебе угодно, но не обманывай хотя бы себя.
   Вздохнув, Джесс взглянула на подругу. Наверное, Джинни права. Страх перед новым страданием заставляет ее бежать.
   — Дорогая моя, — начала Джинни, поднимаясь, — не выяснив все до конца, ты будешь мучиться всю оставшуюся жизнь. И раскаиваться. Впрочем, решай сама. Я прогуляюсь в город, куплю сувениры и пораскину мозгами, как убедить мою дочь не давать подонку-пасынку ни одного гребаного цента. — Подойдя к двери, она остановилась. — Джесс, подумай над моими словами. Невозможно избежать страданий. Но пока мы живы, нам надо бороться за счастье.
   Она почувствовала необходимость позвонить Море. После прибытия в Вайнард Джесс еще ни разу не связалась с детьми, хотя привыкла регулярно разговаривать с ними по телефону ради того, чтобы услышать их голоса и убедиться, что с ними все в порядке. Звонок не вызовет подозрений у Моры; она не подумает, будто мать звонит лишь потому, что решила вернуться к прежней жизни, осознав нелепость поисков другой дочери.
   Сейчас она услышит голос Моры и успокоится.
   Но вначале Джесс позвонила в мастерскую. Карло сказал, что дела идут хорошо и ей незачем торопиться с приездом. Нажав на рычаг, она набрала другой номер.
   К телефону подошел Тревис.
   — Привет, родной, — сказала Джесс и вздрогнула: ведь именно так обратилась Мелани к Саре.
   — Привет, мама. Как у тебя дела? Развлекаешься?
   — Да, солнышко. Тут, в Вайнарде, просто здорово. А что у вас? Как Мора?
   — У нас все нормально. Я работаю как вол. Похоже, быть садовником мне не хочется. Уж больно тяжело.
   Джесс рассмеялась:
   — Ну, трудностей ты никогда не боялся.
   Из всех детей один Тревис не относился к материальному благополучию как к чему-то само собой разумеющемуся.
   — Мне еще не приходилось таскать столько бревен. Когда ты приедешь?
   — Пока не знаю.
   — Ладно, отдыхай. Моры постоянно нет дома, так что я понемногу учусь готовить.
   Джесс живо представила, как неуклюжий юноша хлопочет на кухне.
   — И что же ты готовишь?
   — Курицу.
   — Вымой ее как следует.
   Тревис жалобно застонал;
   — Конечно, я же не дебил.
   Джесс снова засмеялась:
   — Мора дома?
   — Не знаю. Сейчас посмотрю.
   Джесс не успела остановить его — он закричал:
   — Эй, Мора! Мама звонит!
   Джесс перевела дыхание. Надо взять себя в руки, чтобы голос не выдал ее и Мора ни о чем не догадалась.
   — Мора! — вновь прокричал Тревис.
   Шли секунды. Должно быть, ее нет дома.
   В трубке что-то щелкнуло.
   — Мама? — спросила Мора.
   — Да, родная, это я. Звоню просто так.
   — Где ты?
   Джесс быстро оглядела комнату, словно забыла, где находится.
   — Еще здесь, в Вайнарде.
   — А-а. А подруга с тобой?
   — Джинни? Да. Нам хорошо вдвоем.
   — Ага. — Мора помолчала. — Мама, что ты там делаешь?
   — Я же тебе сказала: Джинни недавно похоронила мужа, и я стараюсь ее поддержать.
   — Ты нашла ребенка?
   Вопрос Моры бритвой полоснул Джесс. Мора и Тревис — единственная ее опора, но они не заполняют всю жизнь. Иногда — как сейчас, например, — Джесс чувствовала, что у нее должно быть что-то личное. То, что она обязана сделать, иначе будет мучиться до конца своих дней.
   — Мама, я знаю, для чего ты туда поехала, — продолжала Мора. — Вчера звонила некая Лоретта Тейлор и просила тебе передать, что Мейбл Адамс умерла. Она узнала точно.
   — Да, — ответила Джесс. — Я уже знаю.
   — Она упомянула Вайнард. Я сказала, что ты сейчас там. И она решила, что ты нашла своего ребенка. Вот и все.
   Джесс молчала. Она не могла говорить.
   — Мама, я считала, что ты поставила точку в той истории.
   — Родная моя…
   — Это нечестно, мама. По отношению к нам с Тревисом.
   Джесс отметила, что Мора не упомянула Чака, словно тот перестал быть членом семьи после того, как переехал в Манхэттен и сблизился с отцом. По-видимому, неделя на Багамах все же не восстановила связь Моры с Чарльзом.
   — Родная, я не прошу, чтобы ты поняла, — заговорила Джесс. — Как и ты не просила меня понять, когда решила провести весенние каникулы с отцом. — Она умолкла, почувствовав вину. — Мора, это дело я должна закончить. Тебе придется с этим смириться. И знай, что ты тут ни при чем.
   Помолчав секунду, Мора ответила:
   — Жаль, что ты не призналась нам с самого начала. Не объяснила, зачем ты едешь.
   — А если бы я объяснила, как бы ты к этому отнеслась?
   — Я бы сказала, что категорически против.
   В висках Джесс застучала кровь.
   — И мне пришлось бы говорить о том, что каждый из нас имеет право на собственную жизнь, что мы должны уважать чувства друг друга и тому подобное. Похоже, ты еще не проходила это по психологии.
   — Хорошо, мама, — резко бросила Мора. — Намек понят.
   Джесс откашлялась.
   — Значит, до встречи. Когда приеду домой, мы с тобой еще потолкуем.
   — Конечно, мама. До свидания.
   Сидя на кровати с трубкой в руке, Джесс думала о том, что жизнь в ее семье уже не вернется в прежнее русло. Тем не менее она была уверена: Джинни права. Избежать страданий невозможно. Но если Джесс отступит сейчас, то очень скоро пожалеет об этом. Следовательно, пора перестать капризничать и встретиться с Ричардом. Так она решила, и пусть Мора думает о ее решении что угодно.
   Джинни купила свитер, для Консуэлло, золотой брелок для Лайзы (ювелирный магазин она отыскала на карте) и мини-платье для себя. Это платье свободного покроя привлекло ее тем, что отлично скрывало все недавно появившиеся лишние округлости. Собственно говоря, Джинни теперь не слишком заботил ее внешний вид, так как она больше не нуждалась в мужском внимании. Однако короткий флирт с Диком Брэдли разбудил в ней что-то — не разжег потухший костер, нет, но она почувствовала тепло. У него добрая улыбка, заразительный смех… Черт возьми, если Джесс решит остаться еще на пару дней, у Джинни появится возможность проверить, вернется ли к ней способность испытывать сексуальное влечение. К тому же, возможно, удастся заставить его поведать правду о событиях тридцатилетней давности. Мужчины, как известно, порой говорят в спальне то, чего ни за что не сказали бы в другой обстановке. Тем более в комнате, где тикают часы, напоминая о быстротечности времени и о том, что сердце может остановиться в любую минуту.