Страница:
Здесь твой дом и пенаты твои – отступать ты не должен!
40 Грозной войны не страшись: кипящий в сердце бессмертных
Гнев укротится, поверь.
Думаешь ты, что тебя сновиденье морочит пустое?
Знай: меж прибрежных дубов ты огромную веприцу встретишь,
Будет она лежать на траве, и детенышей тридцать
45 Белых будут сосать молоко своей матери белой.
Место для города здесь, здесь от бед покой обретешь ты.
Тридцать кругов годовых пролетят – и Асканий заложит
Стены, и городу даст он имя славное – Альба.[809]
Это ты знаешь и сам. А теперь со вниманьем послушай:
50 Как победить в грозящей войне, тебя научу я.
В этом краю аркадцы живут, Палланта потомки;[810]
В путь за Эвандром они, за знаменем царским пустились,
Выбрали место себе меж холмов, и построили город,
И нарекли Паллантеем его в честь предка Палланта.
55 Против латинян они ведут войну непрестанно,
С ними союз заключи, призови в свой лагерь на помощь.
Сам вдоль моих берегов по реке тебя поведу я,
Чтобы на веслах ты мог подняться против теченья.
Сын богини, проснись! Уж заходят ночные светила,
60 Тотчас Юноне мольбы вознеси по обряду, чтоб ими
Гнев ее грозный смирить. А меня и после победы
Можешь почтить. Пред тобой полноводной смыкающий гладью
Склоны двух берегов, через тучные нивы текущий
Тибр, лазурный поток, небожителей сердцу любезный.
65 Здесь величавый мой дом, столица столиц, вознесется!"
Кончил речь свою бог и в глубокой заводи скрылся.
Тотчас же сонная тьма с очей Энея слетела,
Встал он, взгляд устремил восходящему солнцу навстречу,
Влагу речную в горсти по обряду поднял высоко,
70 Молвил, мольбы обратив к просторам светлеющим неба:
"Нимфы лаврентские, вы, породившие племя потоков,
Ты, отец Тиберин, с твоей рекою священной,
Нас храните от бед и на лоно примите Энея!
Где бы ни бил из земли твой родник, в каких бы озерах
75 Твой ни таился исток, – ты, кто сжалился в горе над нами,
Будешь всегда дарданцами чтим, всегда одаряем,
Бог рогоносный речной,[811] Гесперийских вод повелитель, —
Знак мне яви, о благой, подтверди свои прорицанья!"
Вымолвив, два корабля двухрядных выбрал из флота,
80 Спутникам роздал мечи и число гребцов он пополнил.
Тут изумленным очам внезапно чудо явилось:
Веприцу между стволов увидали белую тевкры,
С выводком белым она на траве лежала прибрежной.
Тотчас справляет обряд дарданский вождь и приносит
85 В жертву свинью и приплод на алтарь твой, царица бессмертных.
Воды Тибр укротил, всю ночь бурлившие грозно,
Ток свой быстрый сдержал и смирил шумливые волны,
Тихая, словно в пруду иль в стоячем топком болоте,
Гладь простерлась реки, не противясь весел усильям.
90 Мчатся быстрей корабли, и рокочут приветливо струи,
Плавно скользит смоленая ель, и волны дивятся,
Берег дивится лесной небывалому зрелищу, видя,
Как на корме расписной сверкает медью оружье.
Веслами влагу гребцы и днем и ночью тревожат.
95 Скрыты стеною лесов, плывут вдоль долгих излучин
И рассекают ладьи в реке отраженную зелень.
Солнца огненный круг с вершины неба спускался
В час, когда тевкры вдали увидали твердыню и стены,
Редкие кровли домов, что теперь до неба возносит
100 Гордый Рим; а тогда владел небогатым наделом
Царь Эвандр. И к нему корабли повернули дарданцы.
Праздничным был этот день: приносил владыка аркадцев
Сыну Алкмены[812] и всем богам торжественно жертвы
В роще у стен городских. Паллант с родителем рядом,
105 Граждан цвет молодых и сенаторы в бедных одеждах
Ладан жгли, и алтарь дымился теплою кровью.
Вдруг сквозь чащу они увидали: мчатся все ближе
Стройные два корабля, и бесшумно работают весла.
Смотрят со страхом на них и срываются с места аркадцы,
110 Бросив столы. Но отважный Паллант прерывать запрещает
Им священный обряд и, с копьем к реке устремившись,
Издали кличет с холма: "Какая нужда, о пришельцы,
Вас погнала в неизведанный путь? Куда вы плывете?
Кто вы? Откуда ваш род? Нам войну или мир принесли вы?"
115 Молвил в ответ родитель Эней и с кормы корабельной
К юноше руку простер с миротворной ветвью оливы:
"В Трое мы рождены, и враждебны латинянам наши
Копья: на нас, беглецов, нападает надменное племя.
Мы к Эвандру плывем. Так скажите ж ему, что явились
120 Войска дарданцев вожди о подмоге просить и союзе".
Замер Паллант, поражен незнакомцев именем славным:
"Кто бы ты ни был, сойди на берег скорей и поведай
Сам отцу обо всем и гостем будь в нашем доме!"
Юноша долго в руке сжимает руку героя,
125 Вместе берег они покидают и в рощу вступают.
Дружеской речью Эней царя приветствовал, молвив:
"Лучший из греков, из всех, к кому по воле Фортуны
Я обращался с мольбой, простирая увитые ветви!
Не устрашило меня, что данайцев ты вождь и аркадец,
130 Связанный кровным родством с Агамемноном и Менелаем.[813]
Вера в доблесть мою и богов прорицанья святые,
Громкая слава твоя и наши общие предки, —
Все заставляло меня стремиться к тебе и с охотой
Выполнить волю судьбы. Ведь был среди тевкров пришельцем
135 Трои создатель Дардан, Атлантидой Электрой рожденный
(Греки так говорят). А отцом прекрасной Электры
Был многомощный Атлант, подпирающий небо плечами.
Вам же Меркурий – отец, а он на студеной Киллене
В горных лесах был зачат и рожден Юпитеру Майей;
140 Майи родителем был, если верить можно преданьям,
Тот же Атлант, подъемлющий свод многозвездного неба.
Значит, вырос твой род из того же корня, что род мой.
Помня об этом, к тебе я послов не слал, не старался
Ловко тебя испытать, но, судьбу и жизнь тебе вверив,
145 Сам я пришел и с мольбой к твоему явился порогу.
Давново племя[814] на нас, как на вас, ополчилось войною;
Рутулы мнят, что, тевкров изгнав, уж не встретят преграды
И Гесперийскую всю повергнув землю под иго,
Оба себе подчинив ее омывающих моря.
150 Клятву мне дай и прими! Ведь средь нас немало отважных
В битвах сердец, немало бойцов, испытанных в деле".
Так Эней говорил. А царь собеседнику в очи
Пристальным взором смотрел и разглядывал долго героя.
Кратко он молвил в ответ: "О как, храбрейший из тевкров,
155 Рад я тебя принять и узнать! Как счастлив я вспомнить
Облик Анхиза-отца и голос друга услышать!
Помню я: некогда сын владыки Лаомедонта,
Ехал к сестре Гесионе Приам в Саламинское царство[815]
И по пути посетил холодной Аркадии землю.
160 Юность первым пушком мне щеки тогда одевала,
Всем я дивился гостям – и троянским вождям, и Приаму, —
Но выделялся Анхиз и средь них красотою и ростом.
Юной любовью к нему загорелось в груди моей сердце,
Жаждал я с ним в беседу вступить, пожать ему руку.
165 Вот почему я к нему подошел и увел за собою
В дом Финея. И он на прощанье плащ златотканый
Мне подарил, и колчан, ликийскими стрелами полный,
И золотую узду, – я теперь ее отдал Палланту.
Тот, что ты просишь, союз уж давно заключен между нами,
170 Вам и припасов я дам, и завтра, чуть загорится
Новый рассвет, вы пуститесь в путь, подкрепленьем довольны.
Ныне же, если пришли вы на праздник наш ежегодный,
С нами справьте его (отложить мне не вправе обряды),
К новым союзникам вы привыкайте за трапезой общей!"
175 Вымолвив так, повелел он снова кубки расставить,
Яства подать и гостей усадил на сиденья из дерна;
Только Энея Эвандр отличил, пригласив его рядом
Сесть на кленовый престол, на мохнатую львиную шкуру.
Юноши тут во главе с жрецом приносят проворно
180 Бычьи туши с огня и корзины с дарами Цереры,
Тяжкие ставят на стол кувшины с Вакховой влагой.
Мясо с бычьих хребтов вкушают Эней и троянцы,
Также и части берут, что для жертв очистительных нужны.[816]
Только лишь голод гостей утолен был лакомой пищей,
185 Начал владыка Эвандр: "Не пустым суеверьем, забывшим
Древних деянья богов, нам навязаны эти обряды:
Чтим мы обычай пиров и алтарь великого бога
В память о том, как все мы спаслись от страшной напасти,
И по заслугам дары избавителю снова приносим.
190 Прежде, троянский мой гость, погляди на утес тот нависший:
Видишь, – отброшены вдаль обломки скал, и покинут
Дом на склоне горы, и с откоса осыпались камни.
Там пещера была, и в глубинах ее недоступных
Прятался Как-полузверь и скрывал от света дневного
195 Гнусный свой лик. У пещеры его увлажненная теплой
Кровью дымилась земля, и прибиты над дверью надменной
Головы были мужей, оскверненные гноем кровавым.
Чудище это Вулкан породил, – потому-то из пасти
Черное пламя и дым изрыгал, великан кровожадный.
200 Время, однако, и нам принесло желанную помощь,
Бога к нам привело. Появился мститель великий:
Подвигом гордый, сразив Гериона трехтелого в битве,
Прибыл в наш край победитель Алкид и добычу, ликуя, —
Стадо огромных быков – вдоль реки он гнал по долине.
205 Кака неистовый дух соблазняло любое злодейство,
Хитрость любая; не мог он и тут удержаться от козней:
Самых прекрасных быков четырех увел он из стада,
Столько же телок украл, отобравши самых красивых.
Но, чтобы след их прямой похитителя тотчас не выдал,
210 Чтобы указывал он в обратную сторону, – вел их
Дерзкий разбойник за хвост, и упрятал в недрах пещеры.
Ищущим путь указать не могли никакие приметы.
С пастбища тою порой погнал Юпитера отпрыск
Сытое стадо свое, чтобы дальше в дорогу пуститься.
215 Тут замычали быки, огласив призывом протяжным
Рощи окрест, и с холмов побрели они с жалобным ревом.
Голос в ответ подала из пещеры глубокой корова,
Сделав напрасным вмиг сторожившего Кака надежды.
Гневом вспыхнул Алкид, разлилась от обиды по жилам
220 Черная желчь; узловатую он хватает дубину,
Мчится по склонам крутым к поднебесной горной вершине.
Тут-то впервые мы все увидали испуганным Кака:
Бросился тотчас бежать в испуге он прямо к пещере,
Эвра быстрей полетел, словно выросли крылья от страха.
225 Цепи железные он оборвал, на которых над входом
Камень тяжелый висел, прилаженный отчим искусством,
Глыбою дверь завалил и в пещере заперся прочно.
Но приближался уже, скрежеща зубами свирепо,
Славный тиринфский герой и рыскал яростным взором
230 В поисках входа везде. Обежал он, гневом пылая,
Трижды весь Авентин, понапрасну трижды пытался
Камень-затвор отвалить и садился трижды, усталый.
Глыба кремня на хребте над пещерой Кака стояла,
Между утесов крутых выдаваясь острой вершиной;
235 Там, как в удобном дому, гнездились гнусные птицы.
Влево клонилась она, над рекой нависая высоко, —
Справа налег Геркулес и скалу расшатал, обрывая
Корни в недрах горы, и, со склона обрушившись, глыба
Пала; паденье ее отдалось словно громом в эфире,
240 Дрогнули берег и дол, и поток отхлынул в испуге.
Кака подземный чертог открылся взору Алкида,
Новый провал обнажил глубины темной пещеры, —
Так разверзает порой напор неведомой силы
Пропасть в толще земной, и богам ненавистное царство
245 Взору является вдруг в глубине зияющей бездны,
И от проникших лучей трепещут бледные маны.
Вор, застигнут врасплох внезапно хлынувшим светом,
Заперт в полой скале, метался с воем истошным;
Стрелами сверху его осыпал Геркулес и любое
250 В ход оружье пускал – и огромные камни, и сучья.
Видит Как, что ему от погибели некуда скрыться;
Начал он дым изрыгать из пасти, – дивное дело! —
Все свое логово мглой непроглядной наполнил поспешно.
Зренья героя лишив, сгустилась под сводом пещеры
255 Дымная тьма – лишь порой прорезал ее пламени отблеск.
Тут не стерпел Геркулес и в провал, огнем полыхавший,
Прыгнул стремглав – туда, где сильней колыхался волнами
Дым, где черный туман по пещере бурно клубился.
Кака во тьме он настиг, изрыгавшего дым бесполезный,
260 Крепко руками обвил, и прижал, и сдавил его, так что
Вылезли тотчас глаза, пересохло бескровное горло.
Двери сорвав, отворил Геркулес пещеру злодея,
Небо увидело вновь похищенный скот (отпирался
Вор понапрасну) и труп безобразный, который Алкидом
265 За ноги вытащен был. А мы, наглядеться не в силах,
Страшным дивимся глазам и мохнатой груди полузверя,
Смотрим в раскрытую пасть, из которой не бьет уже пламя.
С той поры Геркулеса мы чтим, и потомки охотно
Праздник этот блюдут. А Потиций – его учредитель,
270 С ним Пинариев дом хранит Геркулеса святыни.
Этот алтарь, что у нас будет зваться Великим вовеки,
Бог воздвиг, чтобы он был для нас великим вовеки.[817]
Юноши! С нами и вы почтите подвиг столь славный,
Свежей листвой увенчайте чело и, кубки подъемля,
275 К общему богу воззвав, возлиянье вином сотворите".
Молвил – и в кудри себе Геркулесова тополя ветви
Вплел он, и пали ему на чело двухцветные листья.
Кубок священный своей он наполнил рукой – и немедля
Гости, взывая к богам, над столом творят возлиянье.
280 Ниже Веспер меж тем спустился по склону Олимпа.
Вот подходят жрецы во главе с Потицием ближе,
Факелы держат они, по обычаю в шкуры одеты.
Вновь накрывают на стол: те, что после пира приятны,
Яства несут и алтарь отягчают блюдами щедро.
285 Салии[818] с песней меж тем окружают жертвенник дымный, —
Тополя ветви у всех вкруг висков обвиваются мягко.
Слева – юношей хор, а справа – старцев, и песней
Подвиги бога они прославляют: как задушил он
Змей, что ему в колыбель были посланы мачехой[819] злобной,
290 Как Эхалии[820] он и Трои могучие стены
Приступом взял и сколько трудов он вынес суровых,
Отданный в рабство царю Эврисфею по воле Юноны.
"Ты, кто стрелами настиг, необорный, Гилея и Фола —
Тучи двувидных сынов, ты, сразивший критское диво[821]
295 И под Немейской скалой[822] исполинского льва победивший!
Страшен и Стиксу ты был, и псу, что Орк охраняет,
Лежа на груде костей обглоданных в гроте кровавом, —
Ты же страха не знал: ни чудовищ вид, ни Тифея[823]
Поднятый меч не пугали тебя, был ясен твой разум
300 В час, когда Лерны змея тебе сотней жал угрожала.
Праздник свой посети, громовержца истинный отпрыск,
К нам благосклонен пребудь, Олимпа новая гордость![824]"
Бога песней такой прославляли они, прибавляя
Повесть о Каке, о том, как наполнил он дымом пещеру.
305 Роща вторила им, и эхом холмы отвечали.
Праздничный был закончен обряд, и в город обратно
Двинулись все. Впереди шел Эвандр, удрученный годами,
Рядом с собой удержал Энея он и Палланта
И, чтобы путь скоротать, о многом беседовал с ними.
310 Смотрит Эней, проворный свой взор обращая повсюду:
Место ему по душе. Обо всем расспросить он стремится,
Радостно слушает все, что о древних мужах повествует
Царственный старец Эвандр, основатель римской твердыни:
"Жили в этих лесах только здешние нимфы и фавны;
315 Племя первых людей из дубовых стволов тут возникло.
Дикие нравом, они ни быков запрягать не умели,
Ни запасаться ничем, ни беречь того, что добыто:
Ветви давали порой да охота им скудную пищу.
Первым пришел к ним Сатурн с высот эфирных Олимпа,
320 Царства лишен своего, устрашен оружием сына.
Он дикарей, что по горным лесам в одиночку скитались,
Слил в единый народ, и законы им дал, и Латинской
Землю назвал, в которой он встарь укрылся надежно.[825]
Век, когда правил Сатурн, золотым именуется ныне:
325 Мирно и кротко царил над народами бог, – но на смену
Худший век наступил, и людское испортилось племя,
Яростной жаждой войны одержимо и страстью к наживе.
Вскоре явились сюда авзонийская рать и сиканы,
Стали менять имена[826] все чаще Сатурновы пашни.
330 Много здесь было царей и средь них – суровый и мощный
Тибр, – в честь него нарекли и реку италийскую Тибром,
И потеряла она старинное Альбулы имя.
Так же меня, когда я, из родного изгнанный края,
В море бежал, всемогущая власть Фортуны и рока
335 В эти места привела, где и матерью, нимфой Карментой,[827]
И Аполлоном самим мне остаться велено было".
Молвив, прошел он вперед и алтарь показал и ворота,
Что и по сей еще день Карментальскими в Риме зовутся,
Ибо доныне у всех здесь в почете имя Карменты,
340 Нимфы-провидицы, встарь предрекавшей великую славу
Роду Энея в веках и удел Паллантея высокий.
Рощу царь показал, которой Убежища имя
Ромул дарует опять,[828] и под камнем холодным Луперкал
(Имя дано ему в честь паррасийского Пана-Ликея);[829]
345 Лес Аргилетский Эвандр показал и, поклявшись священным
Этим местом, гостям о кончине Арга поведал;[830]
Дальше к Тарпейской горе[831] он повел их – теперь Капитолий
Блещет золотом там, где тогда лишь терновник кустился.
Но и тогда уже лес и скала вселяли священный
350 Трепет в простые сердца и внушали благоговенье.
Молвил Эвандр: "Ты видишь тот холм с вершиной лесистой?
Там обитает один – но не ведаем, кто – из бессмертных.
Верят аркадцы, что здесь мы Юпитера видим, когда он
Темной эгидой своей потрясает и тучи сзывает.
355 Видны еще там двух городов разрушенных стены,
Память о древних мужах, следы времен стародавних:
Янусом был основан один, другой же – Сатурном,
Звался Сатурнией он, а первый Яникулом звался".
Так в разговорах они до чертогов дошли небогатых
360 Старца Эвандра. Стада попадались навстречу повсюду —
Там, где Форум теперь и Карин[832] роскошных кварталы.
Царь у порога сказал: "Сюда входил победитель —
Сын громовержца и был во дворце этом принят радушно.
Гость мой, решись, и презреть не страшись богатства, и дух свой
365 Бога достойным яви, не гнушаясь бедностью нашей".
Молвив, под низкий свой кров он могучего вводит Энея
И предлагает ему опочить на ложе из листьев,
Сверху набросив на них ливийской медведицы шкуру.
Ночь опустилась, обняв крылами темными землю.
370 Мать Венера, томясь ненапрасным страхом за сына,
Смутой встревожена злой и угрозами буйных латинян,
Речи такие вела в золотых палатах Вулкана,
Чтобы опять воспылал супруг божественной страстью:
"В годы, когда разоряли войной цари Арголиды
375 Отданный роком врагу Пергам, огню обреченный,
Я не просила тебя несчастным помочь и оружье
Выковать тевкрам твоей рукой искусной, супруг мой:
Я не хотела, чтоб ты свой растрачивал труд понапрасну,
Хоть перед царскими я была в долгу сыновьями[833]
380 И со слезами не раз на труды Энея смотрела.
В землю рутулов он по веленью Юпитера прибыл,
Значит, вправе я – мать – молить о доспехах для сына.
К просьбе да будет твоя благосклонна священная воля:
Некогда внял ты Авроры слезам и мольбам Нереиды.[834]
385 Сколько народов – взгляни! – собралось, какое оружье
Точат они на погибель и мне, и сыну, и внуку!"
Молвив, она обвила белоснежными мужа руками,
Нежно прильнула к нему, ибо он все медлил с ответом;
Жаром знакомым Вулкан загорелся тотчас, и пламя
390 В теле его разлилось, пробежав по костям и по жилам.
Огненной трещиной так разрывает темные тучи
Молний мигающий блеск под удары могучие грома.
Хитростям рада всегда и власть красоты своей зная,
Видит Венера, что вновь побежден он вечной любовью.
395 Молвит Вулкан: "Для чего начинаешь ты издали речи?
Где же твое доверье ко мне? Если б ты захотела,
Я и тогда бы посмел сковать для тевкров оружье:
Не запрещал ведь ни рок, ни Отец всемогущий, чтоб Троя
Десять еще простояла бы лет и продлилась Приама
400 Жизнь. И если теперь ты решилась готовиться к битвам, —
Все посулю, что стараньям моим и искусству под силу,
Все, что создать я могу, расплавляя электр и железо,
Все, что горнам моим и мехам доступно. Не нужно
Просьб: на силу мою положись". С такими словами
40 Грозной войны не страшись: кипящий в сердце бессмертных
Гнев укротится, поверь.
Думаешь ты, что тебя сновиденье морочит пустое?
Знай: меж прибрежных дубов ты огромную веприцу встретишь,
Будет она лежать на траве, и детенышей тридцать
45 Белых будут сосать молоко своей матери белой.
Место для города здесь, здесь от бед покой обретешь ты.
Тридцать кругов годовых пролетят – и Асканий заложит
Стены, и городу даст он имя славное – Альба.[809]
Это ты знаешь и сам. А теперь со вниманьем послушай:
50 Как победить в грозящей войне, тебя научу я.
В этом краю аркадцы живут, Палланта потомки;[810]
В путь за Эвандром они, за знаменем царским пустились,
Выбрали место себе меж холмов, и построили город,
И нарекли Паллантеем его в честь предка Палланта.
55 Против латинян они ведут войну непрестанно,
С ними союз заключи, призови в свой лагерь на помощь.
Сам вдоль моих берегов по реке тебя поведу я,
Чтобы на веслах ты мог подняться против теченья.
Сын богини, проснись! Уж заходят ночные светила,
60 Тотчас Юноне мольбы вознеси по обряду, чтоб ими
Гнев ее грозный смирить. А меня и после победы
Можешь почтить. Пред тобой полноводной смыкающий гладью
Склоны двух берегов, через тучные нивы текущий
Тибр, лазурный поток, небожителей сердцу любезный.
65 Здесь величавый мой дом, столица столиц, вознесется!"
Кончил речь свою бог и в глубокой заводи скрылся.
Тотчас же сонная тьма с очей Энея слетела,
Встал он, взгляд устремил восходящему солнцу навстречу,
Влагу речную в горсти по обряду поднял высоко,
70 Молвил, мольбы обратив к просторам светлеющим неба:
"Нимфы лаврентские, вы, породившие племя потоков,
Ты, отец Тиберин, с твоей рекою священной,
Нас храните от бед и на лоно примите Энея!
Где бы ни бил из земли твой родник, в каких бы озерах
75 Твой ни таился исток, – ты, кто сжалился в горе над нами,
Будешь всегда дарданцами чтим, всегда одаряем,
Бог рогоносный речной,[811] Гесперийских вод повелитель, —
Знак мне яви, о благой, подтверди свои прорицанья!"
Вымолвив, два корабля двухрядных выбрал из флота,
80 Спутникам роздал мечи и число гребцов он пополнил.
Тут изумленным очам внезапно чудо явилось:
Веприцу между стволов увидали белую тевкры,
С выводком белым она на траве лежала прибрежной.
Тотчас справляет обряд дарданский вождь и приносит
85 В жертву свинью и приплод на алтарь твой, царица бессмертных.
Воды Тибр укротил, всю ночь бурлившие грозно,
Ток свой быстрый сдержал и смирил шумливые волны,
Тихая, словно в пруду иль в стоячем топком болоте,
Гладь простерлась реки, не противясь весел усильям.
90 Мчатся быстрей корабли, и рокочут приветливо струи,
Плавно скользит смоленая ель, и волны дивятся,
Берег дивится лесной небывалому зрелищу, видя,
Как на корме расписной сверкает медью оружье.
Веслами влагу гребцы и днем и ночью тревожат.
95 Скрыты стеною лесов, плывут вдоль долгих излучин
И рассекают ладьи в реке отраженную зелень.
Солнца огненный круг с вершины неба спускался
В час, когда тевкры вдали увидали твердыню и стены,
Редкие кровли домов, что теперь до неба возносит
100 Гордый Рим; а тогда владел небогатым наделом
Царь Эвандр. И к нему корабли повернули дарданцы.
Праздничным был этот день: приносил владыка аркадцев
Сыну Алкмены[812] и всем богам торжественно жертвы
В роще у стен городских. Паллант с родителем рядом,
105 Граждан цвет молодых и сенаторы в бедных одеждах
Ладан жгли, и алтарь дымился теплою кровью.
Вдруг сквозь чащу они увидали: мчатся все ближе
Стройные два корабля, и бесшумно работают весла.
Смотрят со страхом на них и срываются с места аркадцы,
110 Бросив столы. Но отважный Паллант прерывать запрещает
Им священный обряд и, с копьем к реке устремившись,
Издали кличет с холма: "Какая нужда, о пришельцы,
Вас погнала в неизведанный путь? Куда вы плывете?
Кто вы? Откуда ваш род? Нам войну или мир принесли вы?"
115 Молвил в ответ родитель Эней и с кормы корабельной
К юноше руку простер с миротворной ветвью оливы:
"В Трое мы рождены, и враждебны латинянам наши
Копья: на нас, беглецов, нападает надменное племя.
Мы к Эвандру плывем. Так скажите ж ему, что явились
120 Войска дарданцев вожди о подмоге просить и союзе".
Замер Паллант, поражен незнакомцев именем славным:
"Кто бы ты ни был, сойди на берег скорей и поведай
Сам отцу обо всем и гостем будь в нашем доме!"
Юноша долго в руке сжимает руку героя,
125 Вместе берег они покидают и в рощу вступают.
Дружеской речью Эней царя приветствовал, молвив:
"Лучший из греков, из всех, к кому по воле Фортуны
Я обращался с мольбой, простирая увитые ветви!
Не устрашило меня, что данайцев ты вождь и аркадец,
130 Связанный кровным родством с Агамемноном и Менелаем.[813]
Вера в доблесть мою и богов прорицанья святые,
Громкая слава твоя и наши общие предки, —
Все заставляло меня стремиться к тебе и с охотой
Выполнить волю судьбы. Ведь был среди тевкров пришельцем
135 Трои создатель Дардан, Атлантидой Электрой рожденный
(Греки так говорят). А отцом прекрасной Электры
Был многомощный Атлант, подпирающий небо плечами.
Вам же Меркурий – отец, а он на студеной Киллене
В горных лесах был зачат и рожден Юпитеру Майей;
140 Майи родителем был, если верить можно преданьям,
Тот же Атлант, подъемлющий свод многозвездного неба.
Значит, вырос твой род из того же корня, что род мой.
Помня об этом, к тебе я послов не слал, не старался
Ловко тебя испытать, но, судьбу и жизнь тебе вверив,
145 Сам я пришел и с мольбой к твоему явился порогу.
Давново племя[814] на нас, как на вас, ополчилось войною;
Рутулы мнят, что, тевкров изгнав, уж не встретят преграды
И Гесперийскую всю повергнув землю под иго,
Оба себе подчинив ее омывающих моря.
150 Клятву мне дай и прими! Ведь средь нас немало отважных
В битвах сердец, немало бойцов, испытанных в деле".
Так Эней говорил. А царь собеседнику в очи
Пристальным взором смотрел и разглядывал долго героя.
Кратко он молвил в ответ: "О как, храбрейший из тевкров,
155 Рад я тебя принять и узнать! Как счастлив я вспомнить
Облик Анхиза-отца и голос друга услышать!
Помню я: некогда сын владыки Лаомедонта,
Ехал к сестре Гесионе Приам в Саламинское царство[815]
И по пути посетил холодной Аркадии землю.
160 Юность первым пушком мне щеки тогда одевала,
Всем я дивился гостям – и троянским вождям, и Приаму, —
Но выделялся Анхиз и средь них красотою и ростом.
Юной любовью к нему загорелось в груди моей сердце,
Жаждал я с ним в беседу вступить, пожать ему руку.
165 Вот почему я к нему подошел и увел за собою
В дом Финея. И он на прощанье плащ златотканый
Мне подарил, и колчан, ликийскими стрелами полный,
И золотую узду, – я теперь ее отдал Палланту.
Тот, что ты просишь, союз уж давно заключен между нами,
170 Вам и припасов я дам, и завтра, чуть загорится
Новый рассвет, вы пуститесь в путь, подкрепленьем довольны.
Ныне же, если пришли вы на праздник наш ежегодный,
С нами справьте его (отложить мне не вправе обряды),
К новым союзникам вы привыкайте за трапезой общей!"
175 Вымолвив так, повелел он снова кубки расставить,
Яства подать и гостей усадил на сиденья из дерна;
Только Энея Эвандр отличил, пригласив его рядом
Сесть на кленовый престол, на мохнатую львиную шкуру.
Юноши тут во главе с жрецом приносят проворно
180 Бычьи туши с огня и корзины с дарами Цереры,
Тяжкие ставят на стол кувшины с Вакховой влагой.
Мясо с бычьих хребтов вкушают Эней и троянцы,
Также и части берут, что для жертв очистительных нужны.[816]
Только лишь голод гостей утолен был лакомой пищей,
185 Начал владыка Эвандр: "Не пустым суеверьем, забывшим
Древних деянья богов, нам навязаны эти обряды:
Чтим мы обычай пиров и алтарь великого бога
В память о том, как все мы спаслись от страшной напасти,
И по заслугам дары избавителю снова приносим.
190 Прежде, троянский мой гость, погляди на утес тот нависший:
Видишь, – отброшены вдаль обломки скал, и покинут
Дом на склоне горы, и с откоса осыпались камни.
Там пещера была, и в глубинах ее недоступных
Прятался Как-полузверь и скрывал от света дневного
195 Гнусный свой лик. У пещеры его увлажненная теплой
Кровью дымилась земля, и прибиты над дверью надменной
Головы были мужей, оскверненные гноем кровавым.
Чудище это Вулкан породил, – потому-то из пасти
Черное пламя и дым изрыгал, великан кровожадный.
200 Время, однако, и нам принесло желанную помощь,
Бога к нам привело. Появился мститель великий:
Подвигом гордый, сразив Гериона трехтелого в битве,
Прибыл в наш край победитель Алкид и добычу, ликуя, —
Стадо огромных быков – вдоль реки он гнал по долине.
205 Кака неистовый дух соблазняло любое злодейство,
Хитрость любая; не мог он и тут удержаться от козней:
Самых прекрасных быков четырех увел он из стада,
Столько же телок украл, отобравши самых красивых.
Но, чтобы след их прямой похитителя тотчас не выдал,
210 Чтобы указывал он в обратную сторону, – вел их
Дерзкий разбойник за хвост, и упрятал в недрах пещеры.
Ищущим путь указать не могли никакие приметы.
С пастбища тою порой погнал Юпитера отпрыск
Сытое стадо свое, чтобы дальше в дорогу пуститься.
215 Тут замычали быки, огласив призывом протяжным
Рощи окрест, и с холмов побрели они с жалобным ревом.
Голос в ответ подала из пещеры глубокой корова,
Сделав напрасным вмиг сторожившего Кака надежды.
Гневом вспыхнул Алкид, разлилась от обиды по жилам
220 Черная желчь; узловатую он хватает дубину,
Мчится по склонам крутым к поднебесной горной вершине.
Тут-то впервые мы все увидали испуганным Кака:
Бросился тотчас бежать в испуге он прямо к пещере,
Эвра быстрей полетел, словно выросли крылья от страха.
225 Цепи железные он оборвал, на которых над входом
Камень тяжелый висел, прилаженный отчим искусством,
Глыбою дверь завалил и в пещере заперся прочно.
Но приближался уже, скрежеща зубами свирепо,
Славный тиринфский герой и рыскал яростным взором
230 В поисках входа везде. Обежал он, гневом пылая,
Трижды весь Авентин, понапрасну трижды пытался
Камень-затвор отвалить и садился трижды, усталый.
Глыба кремня на хребте над пещерой Кака стояла,
Между утесов крутых выдаваясь острой вершиной;
235 Там, как в удобном дому, гнездились гнусные птицы.
Влево клонилась она, над рекой нависая высоко, —
Справа налег Геркулес и скалу расшатал, обрывая
Корни в недрах горы, и, со склона обрушившись, глыба
Пала; паденье ее отдалось словно громом в эфире,
240 Дрогнули берег и дол, и поток отхлынул в испуге.
Кака подземный чертог открылся взору Алкида,
Новый провал обнажил глубины темной пещеры, —
Так разверзает порой напор неведомой силы
Пропасть в толще земной, и богам ненавистное царство
245 Взору является вдруг в глубине зияющей бездны,
И от проникших лучей трепещут бледные маны.
Вор, застигнут врасплох внезапно хлынувшим светом,
Заперт в полой скале, метался с воем истошным;
Стрелами сверху его осыпал Геркулес и любое
250 В ход оружье пускал – и огромные камни, и сучья.
Видит Как, что ему от погибели некуда скрыться;
Начал он дым изрыгать из пасти, – дивное дело! —
Все свое логово мглой непроглядной наполнил поспешно.
Зренья героя лишив, сгустилась под сводом пещеры
255 Дымная тьма – лишь порой прорезал ее пламени отблеск.
Тут не стерпел Геркулес и в провал, огнем полыхавший,
Прыгнул стремглав – туда, где сильней колыхался волнами
Дым, где черный туман по пещере бурно клубился.
Кака во тьме он настиг, изрыгавшего дым бесполезный,
260 Крепко руками обвил, и прижал, и сдавил его, так что
Вылезли тотчас глаза, пересохло бескровное горло.
Двери сорвав, отворил Геркулес пещеру злодея,
Небо увидело вновь похищенный скот (отпирался
Вор понапрасну) и труп безобразный, который Алкидом
265 За ноги вытащен был. А мы, наглядеться не в силах,
Страшным дивимся глазам и мохнатой груди полузверя,
Смотрим в раскрытую пасть, из которой не бьет уже пламя.
С той поры Геркулеса мы чтим, и потомки охотно
Праздник этот блюдут. А Потиций – его учредитель,
270 С ним Пинариев дом хранит Геркулеса святыни.
Этот алтарь, что у нас будет зваться Великим вовеки,
Бог воздвиг, чтобы он был для нас великим вовеки.[817]
Юноши! С нами и вы почтите подвиг столь славный,
Свежей листвой увенчайте чело и, кубки подъемля,
275 К общему богу воззвав, возлиянье вином сотворите".
Молвил – и в кудри себе Геркулесова тополя ветви
Вплел он, и пали ему на чело двухцветные листья.
Кубок священный своей он наполнил рукой – и немедля
Гости, взывая к богам, над столом творят возлиянье.
280 Ниже Веспер меж тем спустился по склону Олимпа.
Вот подходят жрецы во главе с Потицием ближе,
Факелы держат они, по обычаю в шкуры одеты.
Вновь накрывают на стол: те, что после пира приятны,
Яства несут и алтарь отягчают блюдами щедро.
285 Салии[818] с песней меж тем окружают жертвенник дымный, —
Тополя ветви у всех вкруг висков обвиваются мягко.
Слева – юношей хор, а справа – старцев, и песней
Подвиги бога они прославляют: как задушил он
Змей, что ему в колыбель были посланы мачехой[819] злобной,
290 Как Эхалии[820] он и Трои могучие стены
Приступом взял и сколько трудов он вынес суровых,
Отданный в рабство царю Эврисфею по воле Юноны.
"Ты, кто стрелами настиг, необорный, Гилея и Фола —
Тучи двувидных сынов, ты, сразивший критское диво[821]
295 И под Немейской скалой[822] исполинского льва победивший!
Страшен и Стиксу ты был, и псу, что Орк охраняет,
Лежа на груде костей обглоданных в гроте кровавом, —
Ты же страха не знал: ни чудовищ вид, ни Тифея[823]
Поднятый меч не пугали тебя, был ясен твой разум
300 В час, когда Лерны змея тебе сотней жал угрожала.
Праздник свой посети, громовержца истинный отпрыск,
К нам благосклонен пребудь, Олимпа новая гордость![824]"
Бога песней такой прославляли они, прибавляя
Повесть о Каке, о том, как наполнил он дымом пещеру.
305 Роща вторила им, и эхом холмы отвечали.
Праздничный был закончен обряд, и в город обратно
Двинулись все. Впереди шел Эвандр, удрученный годами,
Рядом с собой удержал Энея он и Палланта
И, чтобы путь скоротать, о многом беседовал с ними.
310 Смотрит Эней, проворный свой взор обращая повсюду:
Место ему по душе. Обо всем расспросить он стремится,
Радостно слушает все, что о древних мужах повествует
Царственный старец Эвандр, основатель римской твердыни:
"Жили в этих лесах только здешние нимфы и фавны;
315 Племя первых людей из дубовых стволов тут возникло.
Дикие нравом, они ни быков запрягать не умели,
Ни запасаться ничем, ни беречь того, что добыто:
Ветви давали порой да охота им скудную пищу.
Первым пришел к ним Сатурн с высот эфирных Олимпа,
320 Царства лишен своего, устрашен оружием сына.
Он дикарей, что по горным лесам в одиночку скитались,
Слил в единый народ, и законы им дал, и Латинской
Землю назвал, в которой он встарь укрылся надежно.[825]
Век, когда правил Сатурн, золотым именуется ныне:
325 Мирно и кротко царил над народами бог, – но на смену
Худший век наступил, и людское испортилось племя,
Яростной жаждой войны одержимо и страстью к наживе.
Вскоре явились сюда авзонийская рать и сиканы,
Стали менять имена[826] все чаще Сатурновы пашни.
330 Много здесь было царей и средь них – суровый и мощный
Тибр, – в честь него нарекли и реку италийскую Тибром,
И потеряла она старинное Альбулы имя.
Так же меня, когда я, из родного изгнанный края,
В море бежал, всемогущая власть Фортуны и рока
335 В эти места привела, где и матерью, нимфой Карментой,[827]
И Аполлоном самим мне остаться велено было".
Молвив, прошел он вперед и алтарь показал и ворота,
Что и по сей еще день Карментальскими в Риме зовутся,
Ибо доныне у всех здесь в почете имя Карменты,
340 Нимфы-провидицы, встарь предрекавшей великую славу
Роду Энея в веках и удел Паллантея высокий.
Рощу царь показал, которой Убежища имя
Ромул дарует опять,[828] и под камнем холодным Луперкал
(Имя дано ему в честь паррасийского Пана-Ликея);[829]
345 Лес Аргилетский Эвандр показал и, поклявшись священным
Этим местом, гостям о кончине Арга поведал;[830]
Дальше к Тарпейской горе[831] он повел их – теперь Капитолий
Блещет золотом там, где тогда лишь терновник кустился.
Но и тогда уже лес и скала вселяли священный
350 Трепет в простые сердца и внушали благоговенье.
Молвил Эвандр: "Ты видишь тот холм с вершиной лесистой?
Там обитает один – но не ведаем, кто – из бессмертных.
Верят аркадцы, что здесь мы Юпитера видим, когда он
Темной эгидой своей потрясает и тучи сзывает.
355 Видны еще там двух городов разрушенных стены,
Память о древних мужах, следы времен стародавних:
Янусом был основан один, другой же – Сатурном,
Звался Сатурнией он, а первый Яникулом звался".
Так в разговорах они до чертогов дошли небогатых
360 Старца Эвандра. Стада попадались навстречу повсюду —
Там, где Форум теперь и Карин[832] роскошных кварталы.
Царь у порога сказал: "Сюда входил победитель —
Сын громовержца и был во дворце этом принят радушно.
Гость мой, решись, и презреть не страшись богатства, и дух свой
365 Бога достойным яви, не гнушаясь бедностью нашей".
Молвив, под низкий свой кров он могучего вводит Энея
И предлагает ему опочить на ложе из листьев,
Сверху набросив на них ливийской медведицы шкуру.
Ночь опустилась, обняв крылами темными землю.
370 Мать Венера, томясь ненапрасным страхом за сына,
Смутой встревожена злой и угрозами буйных латинян,
Речи такие вела в золотых палатах Вулкана,
Чтобы опять воспылал супруг божественной страстью:
"В годы, когда разоряли войной цари Арголиды
375 Отданный роком врагу Пергам, огню обреченный,
Я не просила тебя несчастным помочь и оружье
Выковать тевкрам твоей рукой искусной, супруг мой:
Я не хотела, чтоб ты свой растрачивал труд понапрасну,
Хоть перед царскими я была в долгу сыновьями[833]
380 И со слезами не раз на труды Энея смотрела.
В землю рутулов он по веленью Юпитера прибыл,
Значит, вправе я – мать – молить о доспехах для сына.
К просьбе да будет твоя благосклонна священная воля:
Некогда внял ты Авроры слезам и мольбам Нереиды.[834]
385 Сколько народов – взгляни! – собралось, какое оружье
Точат они на погибель и мне, и сыну, и внуку!"
Молвив, она обвила белоснежными мужа руками,
Нежно прильнула к нему, ибо он все медлил с ответом;
Жаром знакомым Вулкан загорелся тотчас, и пламя
390 В теле его разлилось, пробежав по костям и по жилам.
Огненной трещиной так разрывает темные тучи
Молний мигающий блеск под удары могучие грома.
Хитростям рада всегда и власть красоты своей зная,
Видит Венера, что вновь побежден он вечной любовью.
395 Молвит Вулкан: "Для чего начинаешь ты издали речи?
Где же твое доверье ко мне? Если б ты захотела,
Я и тогда бы посмел сковать для тевкров оружье:
Не запрещал ведь ни рок, ни Отец всемогущий, чтоб Троя
Десять еще простояла бы лет и продлилась Приама
400 Жизнь. И если теперь ты решилась готовиться к битвам, —
Все посулю, что стараньям моим и искусству под силу,
Все, что создать я могу, расплавляя электр и железо,
Все, что горнам моим и мехам доступно. Не нужно
Просьб: на силу мою положись". С такими словами