Страница:
— Там все в курсе, кому надо.
Панкратов явно волновался. Ведь в эту операцию ему предстояло вложить все наличные деньги, которые он имел, и те, которые ему привезут. Панкратов хрустел суставами пальцев, потирал ладонью о ладонь и был очень возбужден.
— Кстати, Илья Данилович, будь осторожен. Держи ухо востро. По железной дороге в таре от космических причиндалов наркотики больше не повезем.
— Почему? Это же надежный способ.
— Надежный-то он надежный, но слишком долгий.
По большому счету, канал этот засвечен, могут в любой момент нас взять за задницу, и мы лишимся денег, товара, а самое главное — ты понимаешь, что я имею в виду.
— Ясное дело, — сказал Сиваков, потирая щеку тыльной стороной ладони и вертя в руках дорогую авторучку. — Тут нам даже генерал не поможет.
— Всесильных людей не бывает. Конечно, в случае чего он прикроет. Мы ему платим, пусть тоже рискует, морда гнусная, — сказал Панкратов про генерала Морозова.
— Ну, в общем-то, все понятно. А как ты предлагаешь их везти?
— Это твои проблемы. Деньги завезешь туда чартером. Закупи рейс. Это будет стоить немного. Денег я тебе на это дело дам. Пусть самолет ждет. Загрузишь наркотики под видом медикаментов. Позвони, чтобы приготовили тару, все, что надо. Полетишь, естественно, на какой-нибудь из военных аэродромов.
На тот, где у нас все схвачено, и где у нас никто не станет интересоваться, что привезли из Казахстана.
Ты меня понял?
— Я договорюсь с нужными людьми.
— Договаривайся в самый последний момент, что бы минимальный риск был. Утечка информации — провал. Действуй. В общем, будь в форме. Я тебе буду позванивать. Но по телефону ничего не болтай, могут слушать. Хорошо, что разобрались с конкурентами.
Это единственное, что мы смогли сделать лихо, благодаря Курту. Правда, сейчас ФСБ в ярости — столько трупов. Ну да ладно, хрен с ними со всеми, с этими покойниками, — махнул рукой Панкратов. — Главное, что мы с тобой живы, правда, Илья Данилович? Приятная штука — жизнь.
— Приятная, — согласился Сиваков, — если не считать денег, которые я потерял.
— Ну ладно, иди. Сегодня вечером ты должен вылететь. Позвони своим в Казахстане, чтоб ждали, чтоб встретили.
— Курт. Как быть с ним?
— Я думаю, что его присутствие — это хорошо.
Могу сказать, мы в нем не ошиблись. Он нашел стукача. Теперь стукача нет. Никто не может предупредить о движении наркотиков.
— Это хорошая новость.
— Да, Курт молодец, хоть и мразь. Надо будет с ним сразу разобраться, только пусть поможет переправить товар в Москву, и мы его пришьем сразу же, здесь.
— Слушай, Иван Антонович, — заглянул в глаза Панкратову Сиваков, — а если он и дальше полезет в долю?
— Пообещай, — спокойно бросил Панкратов.
— Сколько пообещать?
— Это не имеет значения, все равно он не получит ни цента, можешь пообещать процентов шесть, так же, как и себе.
— Это же будет сколько? — спросил Сиваков.
— Сам посчитай. Считать, надеюсь, не разучился? Умножь на калькуляторе, если не можешь в уме.
Большие деньги. Огромные, Илья Данилович, огромные. Нам столько ни на чем другом не заработать.
Оружием мы с тобой не торгуем, а после оружия наркотики — самый крутой бизнес. А если все получится, можем умыть руки, и сказать… Ну, это будет потом. Иди, не отвлекай, у меня много дел. Я должен собрать деньги.
В каждом чемодане лежало по три миллиона, и еще двести тысяч отдельно — в портфеле. Все это предназначалось торговцам наркотиками из Казахстана. Сиваков уже связался и с ними, и со своими людьми, в Алма-Ате, Караганде и Джезказгане.
Телохранители с деньгами сели на заднее сиденье.
В «вольво», изменив своим правилам, Сиваков устроился рядом с водителем. Один джип впереди, другой сзади двигались метрах в пятнадцати-двадцати от «вольво», когда тот несся по вечерним московским улицам за город, на военный аэродром. Но ни Сивакову, ни Панкратову даже в голову не пришло, что они под колпаком, что за ними пристально следят, изучая каждое движение, каждый шаг, прослушивают телефонные разговоры, записывают их на магнитофон.
Всей операцией руководил полковник Бахрушин с Сергеем Сергеевичем Савельевым. О том, что генерал Морозов связан с бандитами ни у Бахрушина, ни у Савельева уже сомнений не было.
Илья Данилович Сиваков сидел в кресле, на столике перед ним стояла бутылка минералки. Он вертел в пальцах сигарету, время от времени брал стакан, до половины наполнял и жадно пил. Его люди негромко переговаривались между собой. Они уже знали, что в чемоданах и портфеле деньги. Денег много, и за них они отвечали головой. Спутниковый телефон лежал на сиденье рядом с Сиваковым. Через четыре часа самолет должен будет сесть. Тогда для Сивакова и его людей начнется самое сложное — свезти наркотики в одно место и доставить их к самолету предварительно тщательно взвесить и расплатиться с поставщиками, а потом добраться до Москвы.
По расчетам Сивакова все должно было получиться. Он рассчитывал за трое суток провернуть всю операцию. Ведь шесть процентов — это огромные деньги.
Самое главное — что эти деньги окажутся не здесь, в России, где их могут легко и просто забрать, а будут далеко, может быть, на Кипре, может быть, в Цюрихе, Женеве, Амстердаме, в любом из банков, который укажет сам Сиваков. Уже перед отъездом Сивакова из офиса Иван Антонович Панкратов приблизился к нему вплотную и прошептал:
— И вот что я тебе еще скажу — сделай так, чтобы здесь, в Москве, сам Морозов и его люди были уверены, что наркотики поедут по железной дороге.
— Как же я это сделаю, Иван Антонович?
— Телефон, надеюсь, тебе известен. Если нет, то вот он. Узнаешь у Курта имя и фамилию агента, которого он убрал. Пусть позвонит. Не он сам, а кто-нибудь из наших людей. И скажет — ждут отправки партии. Пусть они на всякий случай занимаются железной дорогой. Пусть разбираются с Министерством обороны, с грушниками, с космосом, со всеми остальными службами. А ты в это время самолетом привезешь их в Москву. Ты меня понял? Все?
Сиваков кивнул.
Почему вся грязная работа достается ему, а не Панкратову, он даже не задумывался, понимая, что Панкратов занят своим делом, он должен заниматься всем остальным.
Вооруженные автоматами и пистолетами бандиты в форме охранного агентства, снабженные настоящими документами, курили и переговаривались между собой в салоне транспортного самолета. Они свое дело знали, им были обещаны хорошие деньги, по десять тысяч долларов каждому за каких-то несколько дней работы.
Потерять эти деньги им не хотелось.
Глава 24
Панкратов явно волновался. Ведь в эту операцию ему предстояло вложить все наличные деньги, которые он имел, и те, которые ему привезут. Панкратов хрустел суставами пальцев, потирал ладонью о ладонь и был очень возбужден.
— Кстати, Илья Данилович, будь осторожен. Держи ухо востро. По железной дороге в таре от космических причиндалов наркотики больше не повезем.
— Почему? Это же надежный способ.
— Надежный-то он надежный, но слишком долгий.
По большому счету, канал этот засвечен, могут в любой момент нас взять за задницу, и мы лишимся денег, товара, а самое главное — ты понимаешь, что я имею в виду.
— Ясное дело, — сказал Сиваков, потирая щеку тыльной стороной ладони и вертя в руках дорогую авторучку. — Тут нам даже генерал не поможет.
— Всесильных людей не бывает. Конечно, в случае чего он прикроет. Мы ему платим, пусть тоже рискует, морда гнусная, — сказал Панкратов про генерала Морозова.
— Ну, в общем-то, все понятно. А как ты предлагаешь их везти?
— Это твои проблемы. Деньги завезешь туда чартером. Закупи рейс. Это будет стоить немного. Денег я тебе на это дело дам. Пусть самолет ждет. Загрузишь наркотики под видом медикаментов. Позвони, чтобы приготовили тару, все, что надо. Полетишь, естественно, на какой-нибудь из военных аэродромов.
На тот, где у нас все схвачено, и где у нас никто не станет интересоваться, что привезли из Казахстана.
Ты меня понял?
— Я договорюсь с нужными людьми.
— Договаривайся в самый последний момент, что бы минимальный риск был. Утечка информации — провал. Действуй. В общем, будь в форме. Я тебе буду позванивать. Но по телефону ничего не болтай, могут слушать. Хорошо, что разобрались с конкурентами.
Это единственное, что мы смогли сделать лихо, благодаря Курту. Правда, сейчас ФСБ в ярости — столько трупов. Ну да ладно, хрен с ними со всеми, с этими покойниками, — махнул рукой Панкратов. — Главное, что мы с тобой живы, правда, Илья Данилович? Приятная штука — жизнь.
— Приятная, — согласился Сиваков, — если не считать денег, которые я потерял.
— Ну ладно, иди. Сегодня вечером ты должен вылететь. Позвони своим в Казахстане, чтоб ждали, чтоб встретили.
— Курт. Как быть с ним?
— Я думаю, что его присутствие — это хорошо.
Могу сказать, мы в нем не ошиблись. Он нашел стукача. Теперь стукача нет. Никто не может предупредить о движении наркотиков.
— Это хорошая новость.
— Да, Курт молодец, хоть и мразь. Надо будет с ним сразу разобраться, только пусть поможет переправить товар в Москву, и мы его пришьем сразу же, здесь.
— Слушай, Иван Антонович, — заглянул в глаза Панкратову Сиваков, — а если он и дальше полезет в долю?
— Пообещай, — спокойно бросил Панкратов.
— Сколько пообещать?
— Это не имеет значения, все равно он не получит ни цента, можешь пообещать процентов шесть, так же, как и себе.
— Это же будет сколько? — спросил Сиваков.
— Сам посчитай. Считать, надеюсь, не разучился? Умножь на калькуляторе, если не можешь в уме.
Большие деньги. Огромные, Илья Данилович, огромные. Нам столько ни на чем другом не заработать.
Оружием мы с тобой не торгуем, а после оружия наркотики — самый крутой бизнес. А если все получится, можем умыть руки, и сказать… Ну, это будет потом. Иди, не отвлекай, у меня много дел. Я должен собрать деньги.
* * *
В половине девятого Илья Данилович Сиваков выходил из офиса Панкратова. Двое его людей несли тяжелые чемоданы, полные пачек стодолларовых купюр.В каждом чемодане лежало по три миллиона, и еще двести тысяч отдельно — в портфеле. Все это предназначалось торговцам наркотиками из Казахстана. Сиваков уже связался и с ними, и со своими людьми, в Алма-Ате, Караганде и Джезказгане.
Телохранители с деньгами сели на заднее сиденье.
В «вольво», изменив своим правилам, Сиваков устроился рядом с водителем. Один джип впереди, другой сзади двигались метрах в пятнадцати-двадцати от «вольво», когда тот несся по вечерним московским улицам за город, на военный аэродром. Но ни Сивакову, ни Панкратову даже в голову не пришло, что они под колпаком, что за ними пристально следят, изучая каждое движение, каждый шаг, прослушивают телефонные разговоры, записывают их на магнитофон.
Всей операцией руководил полковник Бахрушин с Сергеем Сергеевичем Савельевым. О том, что генерал Морозов связан с бандитами ни у Бахрушина, ни у Савельева уже сомнений не было.
* * *
Ровно в двадцать два ноль-ноль транспортный самолет поднялся в воздух с одного из подмосковных военных аэродромов и взял курс на юго-восток, на Казахстан. Погода хоть стояла дрянная, но ни у Панкратова, ни у Сивакова выбора не было. Осень не та пора года, когда можно сидеть и ждать улучшения. Самолет трясло, подбрасывало, пока он не набрал нужную высоту.Илья Данилович Сиваков сидел в кресле, на столике перед ним стояла бутылка минералки. Он вертел в пальцах сигарету, время от времени брал стакан, до половины наполнял и жадно пил. Его люди негромко переговаривались между собой. Они уже знали, что в чемоданах и портфеле деньги. Денег много, и за них они отвечали головой. Спутниковый телефон лежал на сиденье рядом с Сиваковым. Через четыре часа самолет должен будет сесть. Тогда для Сивакова и его людей начнется самое сложное — свезти наркотики в одно место и доставить их к самолету предварительно тщательно взвесить и расплатиться с поставщиками, а потом добраться до Москвы.
По расчетам Сивакова все должно было получиться. Он рассчитывал за трое суток провернуть всю операцию. Ведь шесть процентов — это огромные деньги.
Самое главное — что эти деньги окажутся не здесь, в России, где их могут легко и просто забрать, а будут далеко, может быть, на Кипре, может быть, в Цюрихе, Женеве, Амстердаме, в любом из банков, который укажет сам Сиваков. Уже перед отъездом Сивакова из офиса Иван Антонович Панкратов приблизился к нему вплотную и прошептал:
— И вот что я тебе еще скажу — сделай так, чтобы здесь, в Москве, сам Морозов и его люди были уверены, что наркотики поедут по железной дороге.
— Как же я это сделаю, Иван Антонович?
— Телефон, надеюсь, тебе известен. Если нет, то вот он. Узнаешь у Курта имя и фамилию агента, которого он убрал. Пусть позвонит. Не он сам, а кто-нибудь из наших людей. И скажет — ждут отправки партии. Пусть они на всякий случай занимаются железной дорогой. Пусть разбираются с Министерством обороны, с грушниками, с космосом, со всеми остальными службами. А ты в это время самолетом привезешь их в Москву. Ты меня понял? Все?
Сиваков кивнул.
Почему вся грязная работа достается ему, а не Панкратову, он даже не задумывался, понимая, что Панкратов занят своим делом, он должен заниматься всем остальным.
Вооруженные автоматами и пистолетами бандиты в форме охранного агентства, снабженные настоящими документами, курили и переговаривались между собой в салоне транспортного самолета. Они свое дело знали, им были обещаны хорошие деньги, по десять тысяч долларов каждому за каких-то несколько дней работы.
Потерять эти деньги им не хотелось.
Глава 24
С аэродрома в Жуковском на полчаса позже, чем Тот самолет, которым летел Сиваков, поднялся темно-зеленый военный. И тоже взял курс на Казахстан.
В этом самолете сидели полковник Савельев, Борис Рублев, Андрей Подберезский и Александр Шмелев.
Движение самолета, в котором летел Сиваков, отслеживалось, но не через диспетчеров. Его вели радары, и информация поступала на борт к полковнику Савельеву. Так что, где сядет самолет, на какой аэродром будет заходить на посадку, не являлось тайной.
— Ты знаешь, Андрюха… — сказал Комбат, толкнув плечом Подберезского.
— Ну, что скажешь, командир?
— Сейчас я себя чувствую нормально.
— В каком смысле нормально?
— Сейчас мы с тобой как бы делом занялись.
Официально, без всякой самодеятельности. Бахрушин все-таки есть Бахрушин.
Савельев взглянул на Комбата и двух его дюжих приятелей, в душе у него появилась радость. Во-первых, он был доволен, что отпустил Александра Шмелева под честное слово полковника Бахрушина, он был благодарен судьбе, что познакомился с Борисом Рублевым и его приятелем Подберезским. Эти мужчины, особенно, конечно же, Борис Рублев, вселяли в него надежду. С такими можно было браться за выполнение самого тяжелого, самого рискованного задания.
В том, что работа в Казахстане их ждет сложная, полковник Савельев не сомневался ни секунды. Слишком многое было поставлено на карту. Он направился в Казахстан, не поставив в известность своего шефа, генерала Морозова, не взял с собой никого из управления, летит теперь с этими тремя мало знакомыми ему мужчинами.
«Но ничего, ничего, — повторял про себя полковник Савельев, и его моложавое лицо делалось светлее. — Прорвемся, обязательно прорвемся. С такими мужиками, как Комбат, проколов не должно быть. Возьму за глотку гнусного Курта, возьму их всех, чего бы мне это ни стоило, какие бы люди и чиновники ни прикрывали преступный промысел. Обязательно возьму. И вот тогда мы посмотрим, на чьей стороне правда. Тогда все узнают, кто такой полковник Савельев. И пусть поймут, что не по моей вине последнее время шли проколы за проколами, провалы за провалами. Ничего, ничего, только бы добраться до Казахстана. А там на месте я уж разберусь, сориентируюсь».
Полковник Савельев понимал, какие трудности ждут его впереди. Но даже и в мыслях не мог представить, как сложно будет выполнить все то, что он задумал.
А вот Комбат был спокоен. Время от времени на лице его появлялась улыбка. Он поглаживал автомат.
Поглаживал любовно, бережно, Рублев к оружию относился так, как писатель относится к своей авторучке или рыболов к крючкам. Здесь он не допускал ни малейшей небрежности и того же требовал от подчиненных.
— Подберезский, Шмелев, проверьте-ка оружие!
— Командир, мы уже проверили все. Чики-чики, — сказал Шмелев.
— А ты еще раз проверь. Хреново будет, пехота, если в нужный момент автомат откажет.
— Что вы, командир, — Шмелев говорил спокойно, он понимал, что правда, как всегда, на стороне Комбата.
Вытащив из сумки автомат с подствольником пламегасителя, исполненный по самой последней модели, принялся еще раз его разбирать, так, словно бы от этого зависела жизнь. Хотя.., на самом деле, жизнь и смерть ходят рядом. Кого встретишь раньше — зависит от любой оплошности.
— Послушай, Борис, — обратился Савельев к Комбату, — а ты давно Бахрушина знаешь?
— Не очень, где-то около года.
— Где ты с ним познакомился? Ты ж вроде строевой военный, а он как бы в другом ведомстве.
— Дороги в этом мире, полковник, часто пересекаются. Вот и моя дорожка с дорожкой Леонида Васильевича пересеклись. Сильно пересеклись. Стали мы с ним близкими людьми.
— Ты выполнял кое-какие его поручения?
— Да, приходилось, — Комбат толкнул в плечо Подберезского. — Вот с ним мы полковника пару раз крепко выручили. За это он нам и благодарен.
— Послушай, а что тебя сейчас толкает заниматься этим делом?
— А что, полковник, я должен сидеть, сложа руки?
У меня с этими гадами свои счеты. Они моих ребят там, под Серпуховом, возле моста положили. Таких хороших парней! Ты б видел, полковник, их батьку, старик совсем не в себе. Двух сыновей потерял в одночасье. Ты себе представляешь, парни Афган прошли, в таких передрягах я с ними бывал — живы-здоровы, а тут на тебе, в мирное время какие-то бандюги пристрелили. Этого простить не могу. И вообще, как я понял, Курт — форменная мразь. И я обязательно до него доберусь. Ты уж мне не мешай, полковник. У меня с ним свои счеты.
— А он знает о тебе? — усмехнулся полковник Савельев.
— Меня это абсолютно не волнует. Знает, не знает — это его проблемы. Пусть не знает — узнает.
Кстати, я не ел уже суток двое. Здесь чем-нибудь в самолете могут покормить?
— Вот это вопрос, — такого поворота полковник Савельев не ожидал. — У меня есть немного мяса и склянка с коньяком. Хочешь, поделюсь?
Подберезский оживился:
— Поесть всегда в радость. Неизвестно, когда еще к столу сядем. Давайте, полковник!
Быстро был сооружен импровизированный стол, фляга с коньяком пошла по рукам, мясо, порезанное крупными кусками, огурцы, помидоры, хлеб, густо намазанный маслом — вот и все, что оказалось на столе.
Мужчины ели с аппетитом. Савельев смотрел на них И удивлялся.
«Странные люди афганские ветераны! Ничто их не берет. Едят так спокойно, словно впереди их ждет увлекательная поездка в горы или на рыбалку».
Комбат толкнул соседа в плечо:
— Чего-то, Андрей, не хватает.
— Ты, наверное, чаю хочешь?
— Когда это я от чая отказывался?
— Я знал, что ты захочешь чайку. Термос захватил.
— Так чего ты кота за хвост тянешь? Давай скорее свой чай. Конечно, хочу.
— Он вообще предпочитает всем напиткам чай, — сказал Подберезский, обращаясь к Савельеву.
Тот пожал плечами:
— А почему именно чай, Борис?
— Сам не знаю, полковник. Люблю! Всем напиткам предпочитаю. Пить могу его с утра до вечера. Наверное, армия приучила. Могу пить из котелка, приготовленный на огне, могу пить из чайника, мне без разницы, главное — чтобы заварка была хорошая.
Андрей вытащил из своей сумки большой пестрый термос.
— Ты знаешь, Иваныч, сколько я туда заварки бухнул?
— Ну, и сколько же? — улыбнулся Рублев.
— Да полпачки. Настоящей, цейлонской, не лишь бы какой.
— Лучше бы индийской.
— Индийского дома не оказалось.
— Взял бы у меня. Я себе купил по случаю целый ящик.
— Помню. Так ты его, наверное, уже выпил.
— Еще есть. Вернемся — зайдем, отсыплю.
Подберезский засмеялся, показывая крепкие белые зубы:
— Ну ты, Иваныч, даешь! Нам еще туда добраться надо, а ты про обратную дорогу загадываешь.
Самолет тряхнуло, но Комбат со стаканом в руке не пролил ни единой капли горячей дымящейся жидкости.
— Ловок ты, — заметил Савельев.
— А что мне? Я к таким штукам привык. Кстати, что это такое? — Комбат посмотрел в иллюминатор. — А, грозовые тучи, бывает. Помнишь, как в грозу прыгали? — спросил он у Шмелева.
Тот ответил:
— Как же, как же, вам всем было хорошо. Кроме парашютов да автоматов, ничего не тащили. А я со своим птурсом…
— Ладно тебе, Пехота, — Комбат кивнул. — За твое здоровье чаек пью.
— Как я их ненавижу! Из-за них в милицию попал.
— Ты уж на милицию зла не держи. Мои ребята тебя немного побили, но они же не знали, — Савельев говорил извиняющимся голосом. — Думали, что ты торговец.
— Какой я на хрен торговец? Я ненавижу наркотики, наркоманов и ту мразь, которая вокруг крутится.
— Вот и поквитаешься с ними. Думаю, наркотиков там будет столько, сколько ни я, ни вы не видели.
— Мне б до Курта добраться, — пробормотал Комбат, отхлебывая горячий, как огонь, чай. — Кстати, полковник, ты не обессудь на меня.
— За что, Борис?
— Я посплю пару часов. Судя по всему, нам еще махать крыльями два с половиной часа, так что я вздремну.
Полковника Савельева это удивило. Впереди неизвестно что ждет, а Борис Иванович собирается поспать.
— Спи, если можешь, я что, против?
Комбат утроился поудобнее, его голова склонилась на плечо, и он почти мгновенно уснул.
Подберезский с Пехотой сидели и негромко переговаривались, вспоминая дела давно минувших дней, вспоминая товарищей, оставленных в неприветливых горах Афганистана, и тех, кто жив, но, к сожалению, сейчас не с ними.
— Слушай, а кто у нас был из казахов? — спросил Шмелев Подберезского, и тот принялся перечислять… Кое-кто жил в Караганде, пару ребят было из Алма-Аты.
— Вот бы им свистнуть, — сказал Шмелев.
Подберезский уже про это думал:
— Командир скажет — сразу приедут.
— Думаешь, приедут? — засомневался Пехота.
— Ты же полетел с нами.
— Так я — это другое дело.
— А что ты думаешь — они Комбата забыли? Да никогда в жизни! Скажи им Комбат собраться — и весь батальон построится — все те, кто через него прошел. Ну, может, пара-тройка и не смогут приехать, а так, много парней соберется.
— Да какие, Андрюха, они уже парни! Они уже мужики. С семьями, женами, с детьми. Это там мы были пацаны.
— Вот потому и приедут, Саша, что мужиками стали, отцами. Во многом, благодаря Комбату, они живут. Был бы другой командир — лежали бы их кости где-нибудь глубоко. Может, в Подмосковье на кладбище, или в Смоленске, Рязани, Туле, на деревенских кладбищах. Помнишь летчиков, что гробы возили?
— Помню, помню, Андрюха.
— Ну вот, а ты говоришь. Только я думаю, что Комбат звать никого не станет. Сами справимся.
— Слушай, а сколько их там?
— Кого?
— Бандитов.
— Хрен их, Саша, считал. Думаю, больше, чем нас.
— Да, — Пехота покачал головой, — я им покажу!
— Не горячись прежде времени.
Пока полковник Савельев просматривал бумаги, а Шмелев с Подберезским ударились в воспоминания, Комбат видел сон. Видел то утро, когда он во время бритья порезал щеку. И во сне он понимал, что этот порез был неслучайным, что именно в тот день он узнал о смерти своих ребят. А еще он видел серо-желтый пейзаж, желтые афганские горы и длинную вереницу машин, спускающихся по серпантину дороги в ущелье. А он со своим батальоном шел по краю ущелья. Над ними и рядом с ними кружились орлы. «Кружатся, кружатся, — думал Комбат там, в Афганистане, — свежую кровь ждут, будь вы неладны». Его батальон шел молча, растянувшись почти на километр. Бойцы двигались цепочкой, один за другим. Все молчали. Понимали, что впереди их ждет тяжелый бой. Многим было уже суждено не вернуться на базу.
После того как Сиваков убедился в том, что это те самые люди, с которыми он всегда имел дело, от него поступило распоряжение выносить чемоданы и не забыть портфель.
Трое его людей с тяжелыми чемоданами в руках, а четвертый похожий на инкассатора с портфелем, спустились на бетон взлетной полосы.
— Вот и мы, — сказал Илья Данилович, пожимая руки своим встречающим.
Публика была такая, что даже невооруженным глазом было видно, эти люди знают себе цену.
— Ну что скажете, любезные? — отойдя чуть-чуть в сторону, чтобы не слышали его люди, спросил Сиваков.
— Что скажем? Ваше предложение неожиданное, даже, честно говоря, мы подумали, что вы блефуете.
— Нет, все чистая правда. Поменялись обстоятельства, и мы вынуждены поторопиться, а заодно, естественно, поторопить вас, мы же партнеры, — вполне добродушно усмехнулся Сиваков.
— Да, партнеры, Илья Данилович, — те, кто встречал гостя из Москвы, были люди видные.
Сивакова знали давно, встречались с ним не в первый раз, встречи как правило, происходили без лишних свидетелей и не афишировались.
— Я, друзья мои, при деньгах, а у вас как дела?
— Мы при товаре, — сказал широколицый мужчина с узковатыми глазами, но не казах, это Сиваков знал прекрасно, — давайте быстро отсюда, нечего здесь задерживаться.
Из самолета вышел пилот.
— Будет ждать нас здесь, — сказал Сиваков то что говорил раньше, — мы позвоним. Пусть никто из команды не отлучается, можем в любой момент полететь назад.
— Ясное дело, — сказал летчик, словно бы уже держал в руках пухлую пачку американских долларов.
Но денег Сиваков еще не заплатил, пилоты знали, все что причитается, они получат и, может быть, даже с лихвой — большой премией, так иногда случалось.
С Ильей Даниловичем Сиваковым они любили иметь дело, еще больше им нравилось летать с Панкратовым, тот, уж точно, никогда не скупился, и денег отваливал — будь здоров.
Что перевозят эти люди в самолете, летчики, естественно, не знали, могли лишь догадываться. Сиваков и Панкратов пару раз им говорили, что занимаются перевозкой очень дорогостоящих лекарств, которые прибывают сюда в Казахстан с Ближнего Востока.
Мол, дело хлопотное, дорогое, но тем не менее. Работа есть работа, летчики должны летать, а бизнесмены должны заниматься бизнесом.
Летчикам никогда и в голову не приходило лично просить у Сивакова или Панкратова, их людей какие-либо бумаги — таможенные декларации, разрешение на вывоз, провоз. Они прекрасно знали, что и у Сивакова, и у Панкратова бумаги всегда в порядке.
— Пообедать можно отлучиться, Илья Данилович? — спросил летчик, поглаживая свой небольшой животик.
— Пообедать, конечно, можно. Но, самое главное с аэродрома никуда.
— Ясное дело. Будем ждать, горючее зальем сразу же, прямо сейчас.
— Да, за горючее уже проплачено, — бросил Сиваков и, пожав руку, поспешил к «мерседесу».
Чемодан с деньгами его люди повезли в микроавтобусе. Этот странный кортеж мчался с военного аэродрома к Джезказгану, до которого оставалось километров восемьдесят.
— Какие проблемы у вас?
— Мы хотим убедиться, — сказал широколицый, — что вы, Илья Данилович, привезли деньги.
— — Послушай, ты что? Мне не доверяешь, Сильвестр? — обратился Сиваков к собеседнику.
— Тебя, Илья Данилович, и твоего партнера Панкратова я знаю давно, но ты же понимаешь, я человек зависимый, и поэтому давай играть в открытую. Ты показываешь деньги, а потом мы привозим товар.
— А он что, у вас еще не собран?
— Слушай, Илья Данилович, — сказал Сильвестр, и принялся рассматривать крупный бриллиант в своем перстне, — ты же знаешь, твое дело деньги, наше дело — товар. И тут мы сами принимаем свои меры безопасности. Мы не идиоты, не первый год работаем с товаром, в одном месте всю партию никто держать не станет.
— Это точно, — сказал Сиваков.
— Я думаю, что ты, Илья Данилович, все понимаешь, не я хозяин всей партии, нас несколько человек.
Естественно, свезем перед отправкой все в одно место.
Но мы должны убедиться, что ты привез деньги.
— Я привез не все деньги, Панкратове вами говорил?
— Да, говорил, — сказал Сильвестр, — и это нас а не очень радует, лучше было бы получить все сразу.
— А ты что, Сильвестр, нам не доверяешь?
— Да доверять-то я доверяю…
— Но ты же сам знаешь, что собрать такую сумму в одно мгновение практически невозможно. Мы же и в предыдущий раз сработали по такой схеме; сначала проплатили часть, потом вернули остальные и с процентами.
— Это точно, так он и было.
— Разве ты, Сильвестр, и твои люди остались недовольны?
— — Нет, мы как раз остались довольными.
— Ну тогда о чем речь? Что мы здесь разводим волынку? Когда вы сможете собрать?
— Увидим, деньги посчитаем…
— Нет, дорогой, считать деньги и взвешивать буду я.
— Ты, Илья Данилович, будешь лишь отсчитывать, Кортеж мчался по степи, Сиваков даже не смотрел в окно, ему было абсолютно все равно, какие пейзажи пролетают за темным стеклом.
Он прекрасно знал, что ничего нового и особенного не увидит. Ровная, как блин, степь, кое-где торчат постройки, изредка можно увидеть казаха на лошади или на мотоцикле. Все, что проносилось за окном, он видел много-много раз. Вид казахских пейзажей его абсолютно не возбуждал, то ли дело товар. Сиваков видел аккуратные мешки, запаянные, взвешенные, собранные в одно место. Тогда его глаза начинали гореть, и деньги он отдавал абсолютно спокойно. Даже с какой-то радостью и сладострастием.
— Вот вам деньги-деньги-деньги, — приговаривал он.
А его люди относили коробки с латинскими надписями в сторону, — вот еще деньги, берите, делите.
Здесь в Казахстане никто не верил никаким банконским счетам, предпочитали получать наличными — Через сколько мы будем на месте? — спросил Илья Данилович, закуривая сигарету.
Сильвестр, сидевший рядом с ним на заднем сиденье, посмотрел на свои часы.
— Минут через тридцать будем, мы поселим вас за городом в одном из моих домов. Там спокойно, тихо, там и посчитаем деньги.
— Что ж хорошо, я не против.
И действительно, через полчаса кортеж автомобилей, промчавшись по спящему городу, состоящему преимущественно из пяти— и трехэтажных однотипных зданий, вырвался за город.
Здесь был немного другой ландшафт и совсем другая архитектура. Стояли загородные дома, архитектурный стиль которых определить было чрезвычайно трудно. Эклектика с налетом восточной вычурности.
Дом, куда приехали, был огромный — трехэтажный особняк с большущими подвалами. В доме имелась сауна, зал для игры в бильярд и все то, что должно быть в доме состоятельного хозяина. В гараже стояло две иномарки, три охранника дежурили в доме и три во дворе, огромные лохматые псы бегали вдоль забора. К приезду гостей охранники взяли их на поводки.
— Ну, Сильвестр, ты и развернулся. Не боишься, что налоговая инспекция спросит, откуда деньги.
— Не-а, не боюсь, — хмыкнул Сильвестр, — начальник налоговой инспекции — мой родственник, причем близкий, так что я спокоен.
— А это чьи дома? Еще год назад здесь ничего не было.
— Наших людей, живут, богатеют. Ты не видел, Илья Данилович, особняки на озере.
— Может, свозишь туда?
— Сейчас не сезон, да и времени нет устраивать экскурсии. Другим разом приедешь, вот тогда мы с тобой развлечемся.
— Ну что ж, придется приехать, коли, ты, Сильвестр, приглашаешь.
— Приглашаю, всегда буду рад. Мужик ты что надо. Так что давай.
В этом самолете сидели полковник Савельев, Борис Рублев, Андрей Подберезский и Александр Шмелев.
Движение самолета, в котором летел Сиваков, отслеживалось, но не через диспетчеров. Его вели радары, и информация поступала на борт к полковнику Савельеву. Так что, где сядет самолет, на какой аэродром будет заходить на посадку, не являлось тайной.
— Ты знаешь, Андрюха… — сказал Комбат, толкнув плечом Подберезского.
— Ну, что скажешь, командир?
— Сейчас я себя чувствую нормально.
— В каком смысле нормально?
— Сейчас мы с тобой как бы делом занялись.
Официально, без всякой самодеятельности. Бахрушин все-таки есть Бахрушин.
Савельев взглянул на Комбата и двух его дюжих приятелей, в душе у него появилась радость. Во-первых, он был доволен, что отпустил Александра Шмелева под честное слово полковника Бахрушина, он был благодарен судьбе, что познакомился с Борисом Рублевым и его приятелем Подберезским. Эти мужчины, особенно, конечно же, Борис Рублев, вселяли в него надежду. С такими можно было браться за выполнение самого тяжелого, самого рискованного задания.
В том, что работа в Казахстане их ждет сложная, полковник Савельев не сомневался ни секунды. Слишком многое было поставлено на карту. Он направился в Казахстан, не поставив в известность своего шефа, генерала Морозова, не взял с собой никого из управления, летит теперь с этими тремя мало знакомыми ему мужчинами.
«Но ничего, ничего, — повторял про себя полковник Савельев, и его моложавое лицо делалось светлее. — Прорвемся, обязательно прорвемся. С такими мужиками, как Комбат, проколов не должно быть. Возьму за глотку гнусного Курта, возьму их всех, чего бы мне это ни стоило, какие бы люди и чиновники ни прикрывали преступный промысел. Обязательно возьму. И вот тогда мы посмотрим, на чьей стороне правда. Тогда все узнают, кто такой полковник Савельев. И пусть поймут, что не по моей вине последнее время шли проколы за проколами, провалы за провалами. Ничего, ничего, только бы добраться до Казахстана. А там на месте я уж разберусь, сориентируюсь».
Полковник Савельев понимал, какие трудности ждут его впереди. Но даже и в мыслях не мог представить, как сложно будет выполнить все то, что он задумал.
А вот Комбат был спокоен. Время от времени на лице его появлялась улыбка. Он поглаживал автомат.
Поглаживал любовно, бережно, Рублев к оружию относился так, как писатель относится к своей авторучке или рыболов к крючкам. Здесь он не допускал ни малейшей небрежности и того же требовал от подчиненных.
— Подберезский, Шмелев, проверьте-ка оружие!
— Командир, мы уже проверили все. Чики-чики, — сказал Шмелев.
— А ты еще раз проверь. Хреново будет, пехота, если в нужный момент автомат откажет.
— Что вы, командир, — Шмелев говорил спокойно, он понимал, что правда, как всегда, на стороне Комбата.
Вытащив из сумки автомат с подствольником пламегасителя, исполненный по самой последней модели, принялся еще раз его разбирать, так, словно бы от этого зависела жизнь. Хотя.., на самом деле, жизнь и смерть ходят рядом. Кого встретишь раньше — зависит от любой оплошности.
— Послушай, Борис, — обратился Савельев к Комбату, — а ты давно Бахрушина знаешь?
— Не очень, где-то около года.
— Где ты с ним познакомился? Ты ж вроде строевой военный, а он как бы в другом ведомстве.
— Дороги в этом мире, полковник, часто пересекаются. Вот и моя дорожка с дорожкой Леонида Васильевича пересеклись. Сильно пересеклись. Стали мы с ним близкими людьми.
— Ты выполнял кое-какие его поручения?
— Да, приходилось, — Комбат толкнул в плечо Подберезского. — Вот с ним мы полковника пару раз крепко выручили. За это он нам и благодарен.
— Послушай, а что тебя сейчас толкает заниматься этим делом?
— А что, полковник, я должен сидеть, сложа руки?
У меня с этими гадами свои счеты. Они моих ребят там, под Серпуховом, возле моста положили. Таких хороших парней! Ты б видел, полковник, их батьку, старик совсем не в себе. Двух сыновей потерял в одночасье. Ты себе представляешь, парни Афган прошли, в таких передрягах я с ними бывал — живы-здоровы, а тут на тебе, в мирное время какие-то бандюги пристрелили. Этого простить не могу. И вообще, как я понял, Курт — форменная мразь. И я обязательно до него доберусь. Ты уж мне не мешай, полковник. У меня с ним свои счеты.
— А он знает о тебе? — усмехнулся полковник Савельев.
— Меня это абсолютно не волнует. Знает, не знает — это его проблемы. Пусть не знает — узнает.
Кстати, я не ел уже суток двое. Здесь чем-нибудь в самолете могут покормить?
— Вот это вопрос, — такого поворота полковник Савельев не ожидал. — У меня есть немного мяса и склянка с коньяком. Хочешь, поделюсь?
Подберезский оживился:
— Поесть всегда в радость. Неизвестно, когда еще к столу сядем. Давайте, полковник!
Быстро был сооружен импровизированный стол, фляга с коньяком пошла по рукам, мясо, порезанное крупными кусками, огурцы, помидоры, хлеб, густо намазанный маслом — вот и все, что оказалось на столе.
Мужчины ели с аппетитом. Савельев смотрел на них И удивлялся.
«Странные люди афганские ветераны! Ничто их не берет. Едят так спокойно, словно впереди их ждет увлекательная поездка в горы или на рыбалку».
Комбат толкнул соседа в плечо:
— Чего-то, Андрей, не хватает.
— Ты, наверное, чаю хочешь?
— Когда это я от чая отказывался?
— Я знал, что ты захочешь чайку. Термос захватил.
— Так чего ты кота за хвост тянешь? Давай скорее свой чай. Конечно, хочу.
— Он вообще предпочитает всем напиткам чай, — сказал Подберезский, обращаясь к Савельеву.
Тот пожал плечами:
— А почему именно чай, Борис?
— Сам не знаю, полковник. Люблю! Всем напиткам предпочитаю. Пить могу его с утра до вечера. Наверное, армия приучила. Могу пить из котелка, приготовленный на огне, могу пить из чайника, мне без разницы, главное — чтобы заварка была хорошая.
Андрей вытащил из своей сумки большой пестрый термос.
— Ты знаешь, Иваныч, сколько я туда заварки бухнул?
— Ну, и сколько же? — улыбнулся Рублев.
— Да полпачки. Настоящей, цейлонской, не лишь бы какой.
— Лучше бы индийской.
— Индийского дома не оказалось.
— Взял бы у меня. Я себе купил по случаю целый ящик.
— Помню. Так ты его, наверное, уже выпил.
— Еще есть. Вернемся — зайдем, отсыплю.
Подберезский засмеялся, показывая крепкие белые зубы:
— Ну ты, Иваныч, даешь! Нам еще туда добраться надо, а ты про обратную дорогу загадываешь.
Самолет тряхнуло, но Комбат со стаканом в руке не пролил ни единой капли горячей дымящейся жидкости.
— Ловок ты, — заметил Савельев.
— А что мне? Я к таким штукам привык. Кстати, что это такое? — Комбат посмотрел в иллюминатор. — А, грозовые тучи, бывает. Помнишь, как в грозу прыгали? — спросил он у Шмелева.
Тот ответил:
— Как же, как же, вам всем было хорошо. Кроме парашютов да автоматов, ничего не тащили. А я со своим птурсом…
— Ладно тебе, Пехота, — Комбат кивнул. — За твое здоровье чаек пью.
— Как я их ненавижу! Из-за них в милицию попал.
— Ты уж на милицию зла не держи. Мои ребята тебя немного побили, но они же не знали, — Савельев говорил извиняющимся голосом. — Думали, что ты торговец.
— Какой я на хрен торговец? Я ненавижу наркотики, наркоманов и ту мразь, которая вокруг крутится.
— Вот и поквитаешься с ними. Думаю, наркотиков там будет столько, сколько ни я, ни вы не видели.
— Мне б до Курта добраться, — пробормотал Комбат, отхлебывая горячий, как огонь, чай. — Кстати, полковник, ты не обессудь на меня.
— За что, Борис?
— Я посплю пару часов. Судя по всему, нам еще махать крыльями два с половиной часа, так что я вздремну.
Полковника Савельева это удивило. Впереди неизвестно что ждет, а Борис Иванович собирается поспать.
— Спи, если можешь, я что, против?
Комбат утроился поудобнее, его голова склонилась на плечо, и он почти мгновенно уснул.
Подберезский с Пехотой сидели и негромко переговаривались, вспоминая дела давно минувших дней, вспоминая товарищей, оставленных в неприветливых горах Афганистана, и тех, кто жив, но, к сожалению, сейчас не с ними.
— Слушай, а кто у нас был из казахов? — спросил Шмелев Подберезского, и тот принялся перечислять… Кое-кто жил в Караганде, пару ребят было из Алма-Аты.
— Вот бы им свистнуть, — сказал Шмелев.
Подберезский уже про это думал:
— Командир скажет — сразу приедут.
— Думаешь, приедут? — засомневался Пехота.
— Ты же полетел с нами.
— Так я — это другое дело.
— А что ты думаешь — они Комбата забыли? Да никогда в жизни! Скажи им Комбат собраться — и весь батальон построится — все те, кто через него прошел. Ну, может, пара-тройка и не смогут приехать, а так, много парней соберется.
— Да какие, Андрюха, они уже парни! Они уже мужики. С семьями, женами, с детьми. Это там мы были пацаны.
— Вот потому и приедут, Саша, что мужиками стали, отцами. Во многом, благодаря Комбату, они живут. Был бы другой командир — лежали бы их кости где-нибудь глубоко. Может, в Подмосковье на кладбище, или в Смоленске, Рязани, Туле, на деревенских кладбищах. Помнишь летчиков, что гробы возили?
— Помню, помню, Андрюха.
— Ну вот, а ты говоришь. Только я думаю, что Комбат звать никого не станет. Сами справимся.
— Слушай, а сколько их там?
— Кого?
— Бандитов.
— Хрен их, Саша, считал. Думаю, больше, чем нас.
— Да, — Пехота покачал головой, — я им покажу!
— Не горячись прежде времени.
Пока полковник Савельев просматривал бумаги, а Шмелев с Подберезским ударились в воспоминания, Комбат видел сон. Видел то утро, когда он во время бритья порезал щеку. И во сне он понимал, что этот порез был неслучайным, что именно в тот день он узнал о смерти своих ребят. А еще он видел серо-желтый пейзаж, желтые афганские горы и длинную вереницу машин, спускающихся по серпантину дороги в ущелье. А он со своим батальоном шел по краю ущелья. Над ними и рядом с ними кружились орлы. «Кружатся, кружатся, — думал Комбат там, в Афганистане, — свежую кровь ждут, будь вы неладны». Его батальон шел молча, растянувшись почти на километр. Бойцы двигались цепочкой, один за другим. Все молчали. Понимали, что впереди их ждет тяжелый бой. Многим было уже суждено не вернуться на базу.
* * *
Илью Даниловича Сивакова в Казахстане встречали так, как не встречают самых дорогих гостей — прямо на взлетную полосу аэродрома прибыло два микроавтобуса, два джипа и серый «мерседес». Илья Данилович вышел из самолета третьим, лишь после того, как его люди убедились, что на взлетной полосе их встречают свои.После того как Сиваков убедился в том, что это те самые люди, с которыми он всегда имел дело, от него поступило распоряжение выносить чемоданы и не забыть портфель.
Трое его людей с тяжелыми чемоданами в руках, а четвертый похожий на инкассатора с портфелем, спустились на бетон взлетной полосы.
— Вот и мы, — сказал Илья Данилович, пожимая руки своим встречающим.
Публика была такая, что даже невооруженным глазом было видно, эти люди знают себе цену.
— Ну что скажете, любезные? — отойдя чуть-чуть в сторону, чтобы не слышали его люди, спросил Сиваков.
— Что скажем? Ваше предложение неожиданное, даже, честно говоря, мы подумали, что вы блефуете.
— Нет, все чистая правда. Поменялись обстоятельства, и мы вынуждены поторопиться, а заодно, естественно, поторопить вас, мы же партнеры, — вполне добродушно усмехнулся Сиваков.
— Да, партнеры, Илья Данилович, — те, кто встречал гостя из Москвы, были люди видные.
Сивакова знали давно, встречались с ним не в первый раз, встречи как правило, происходили без лишних свидетелей и не афишировались.
— Я, друзья мои, при деньгах, а у вас как дела?
— Мы при товаре, — сказал широколицый мужчина с узковатыми глазами, но не казах, это Сиваков знал прекрасно, — давайте быстро отсюда, нечего здесь задерживаться.
Из самолета вышел пилот.
— Будет ждать нас здесь, — сказал Сиваков то что говорил раньше, — мы позвоним. Пусть никто из команды не отлучается, можем в любой момент полететь назад.
— Ясное дело, — сказал летчик, словно бы уже держал в руках пухлую пачку американских долларов.
Но денег Сиваков еще не заплатил, пилоты знали, все что причитается, они получат и, может быть, даже с лихвой — большой премией, так иногда случалось.
С Ильей Даниловичем Сиваковым они любили иметь дело, еще больше им нравилось летать с Панкратовым, тот, уж точно, никогда не скупился, и денег отваливал — будь здоров.
Что перевозят эти люди в самолете, летчики, естественно, не знали, могли лишь догадываться. Сиваков и Панкратов пару раз им говорили, что занимаются перевозкой очень дорогостоящих лекарств, которые прибывают сюда в Казахстан с Ближнего Востока.
Мол, дело хлопотное, дорогое, но тем не менее. Работа есть работа, летчики должны летать, а бизнесмены должны заниматься бизнесом.
Летчикам никогда и в голову не приходило лично просить у Сивакова или Панкратова, их людей какие-либо бумаги — таможенные декларации, разрешение на вывоз, провоз. Они прекрасно знали, что и у Сивакова, и у Панкратова бумаги всегда в порядке.
— Пообедать можно отлучиться, Илья Данилович? — спросил летчик, поглаживая свой небольшой животик.
— Пообедать, конечно, можно. Но, самое главное с аэродрома никуда.
— Ясное дело. Будем ждать, горючее зальем сразу же, прямо сейчас.
— Да, за горючее уже проплачено, — бросил Сиваков и, пожав руку, поспешил к «мерседесу».
Чемодан с деньгами его люди повезли в микроавтобусе. Этот странный кортеж мчался с военного аэродрома к Джезказгану, до которого оставалось километров восемьдесят.
— Какие проблемы у вас?
— Мы хотим убедиться, — сказал широколицый, — что вы, Илья Данилович, привезли деньги.
— — Послушай, ты что? Мне не доверяешь, Сильвестр? — обратился Сиваков к собеседнику.
— Тебя, Илья Данилович, и твоего партнера Панкратова я знаю давно, но ты же понимаешь, я человек зависимый, и поэтому давай играть в открытую. Ты показываешь деньги, а потом мы привозим товар.
— А он что, у вас еще не собран?
— Слушай, Илья Данилович, — сказал Сильвестр, и принялся рассматривать крупный бриллиант в своем перстне, — ты же знаешь, твое дело деньги, наше дело — товар. И тут мы сами принимаем свои меры безопасности. Мы не идиоты, не первый год работаем с товаром, в одном месте всю партию никто держать не станет.
— Это точно, — сказал Сиваков.
— Я думаю, что ты, Илья Данилович, все понимаешь, не я хозяин всей партии, нас несколько человек.
Естественно, свезем перед отправкой все в одно место.
Но мы должны убедиться, что ты привез деньги.
— Я привез не все деньги, Панкратове вами говорил?
— Да, говорил, — сказал Сильвестр, — и это нас а не очень радует, лучше было бы получить все сразу.
— А ты что, Сильвестр, нам не доверяешь?
— Да доверять-то я доверяю…
— Но ты же сам знаешь, что собрать такую сумму в одно мгновение практически невозможно. Мы же и в предыдущий раз сработали по такой схеме; сначала проплатили часть, потом вернули остальные и с процентами.
— Это точно, так он и было.
— Разве ты, Сильвестр, и твои люди остались недовольны?
— — Нет, мы как раз остались довольными.
— Ну тогда о чем речь? Что мы здесь разводим волынку? Когда вы сможете собрать?
— Увидим, деньги посчитаем…
— Нет, дорогой, считать деньги и взвешивать буду я.
— Ты, Илья Данилович, будешь лишь отсчитывать, Кортеж мчался по степи, Сиваков даже не смотрел в окно, ему было абсолютно все равно, какие пейзажи пролетают за темным стеклом.
Он прекрасно знал, что ничего нового и особенного не увидит. Ровная, как блин, степь, кое-где торчат постройки, изредка можно увидеть казаха на лошади или на мотоцикле. Все, что проносилось за окном, он видел много-много раз. Вид казахских пейзажей его абсолютно не возбуждал, то ли дело товар. Сиваков видел аккуратные мешки, запаянные, взвешенные, собранные в одно место. Тогда его глаза начинали гореть, и деньги он отдавал абсолютно спокойно. Даже с какой-то радостью и сладострастием.
— Вот вам деньги-деньги-деньги, — приговаривал он.
А его люди относили коробки с латинскими надписями в сторону, — вот еще деньги, берите, делите.
Здесь в Казахстане никто не верил никаким банконским счетам, предпочитали получать наличными — Через сколько мы будем на месте? — спросил Илья Данилович, закуривая сигарету.
Сильвестр, сидевший рядом с ним на заднем сиденье, посмотрел на свои часы.
— Минут через тридцать будем, мы поселим вас за городом в одном из моих домов. Там спокойно, тихо, там и посчитаем деньги.
— Что ж хорошо, я не против.
И действительно, через полчаса кортеж автомобилей, промчавшись по спящему городу, состоящему преимущественно из пяти— и трехэтажных однотипных зданий, вырвался за город.
Здесь был немного другой ландшафт и совсем другая архитектура. Стояли загородные дома, архитектурный стиль которых определить было чрезвычайно трудно. Эклектика с налетом восточной вычурности.
Дом, куда приехали, был огромный — трехэтажный особняк с большущими подвалами. В доме имелась сауна, зал для игры в бильярд и все то, что должно быть в доме состоятельного хозяина. В гараже стояло две иномарки, три охранника дежурили в доме и три во дворе, огромные лохматые псы бегали вдоль забора. К приезду гостей охранники взяли их на поводки.
— Ну, Сильвестр, ты и развернулся. Не боишься, что налоговая инспекция спросит, откуда деньги.
— Не-а, не боюсь, — хмыкнул Сильвестр, — начальник налоговой инспекции — мой родственник, причем близкий, так что я спокоен.
— А это чьи дома? Еще год назад здесь ничего не было.
— Наших людей, живут, богатеют. Ты не видел, Илья Данилович, особняки на озере.
— Может, свозишь туда?
— Сейчас не сезон, да и времени нет устраивать экскурсии. Другим разом приедешь, вот тогда мы с тобой развлечемся.
— Ну что ж, придется приехать, коли, ты, Сильвестр, приглашаешь.
— Приглашаю, всегда буду рад. Мужик ты что надо. Так что давай.