Страница:
— Ну что ж, — произнес Курт, — вы согласны отправить его на отдых, не попрощавшись с ним лично?
— …
— Да-да, перед отдыхом он непременно заедет в котельную —…
— Через час я буду. Всего хорошего.
Курт повернулся к Сивакову.
— Ну, откуда столько страха в глазах? Заварил кашу — надейся на успех.
Курт поднялся — Зачем было так торопиться и докладывать? — скороговоркой пытался образумить его Сиваков, — я бы предложил план, где и когда лучше пустить ложный конвой. И с Панкратовым я бы договорился куда быстрее тебя..
Курт отрицательно покачал головой.
— Нет, теперь все буду решать я. Где и когда пройдет ложный конвой будет зависеть от меня. А ты сиди. Два миллиона и проценты от сделок. Треть твоих процентов.
— Веревки, — жалобно простонал Сиваков, вконец обессиленный долгим разговором и страхом.
Курт лишь улыбнулся и вышел в коридор.
— Ну как баба? — спросил он у Федора, дежурившего возле двери.
— Спокойная, забилась в угол и плачет.
— Снимешь веревки с Сивакова и отведешь их в седьмой склад. И запомни, кто бы о чем тебя не спрашивал, ты ничего не знаешь. Никого на территорию не пускать.
— Даже… — спросил Федор.
Курт не дал ему договорить.
— Никого. Хотя… — задумался, — можешь сказать, что в котельную мы отправили троих.
Федор пристально посмотрел на Курта, уж не готовит ли он западни.
— Не боись, своих людей я не подставлю. — Курт сделал ударение на слове «своих» и похлопал Федора по плечу, — мы наемники и служим тому, кто больше платит.
В смелости Курту нельзя было отказать. Он даже не взял с собой никого из охраны, сам сел за руль неприметного «фольксвагена-гольф» и выехал за территорию складов.
Когда оранжевые горячие угли покрылись черной коркой, еще не разогретых обломков каменного угля, Стресс захлопнул дверцу и отрегулировал поддув.
Пламя гудело как реактивный самолет, идущий на взлет.
— Порядок. Можно тащить.
Стресс отряхнул руки и заглянул в каморку.
— Спит, хрен два проснется.
Они вышли на улицу и по полю направились к лесу, там под прикрытием кустов стояла машина, которую невозможно было заметить с дороги.
— Тяжелый, черт его побери, — пробормотал Стресс, берясь за край мешковины, в которую был завернут мертвый охранник Сивакова.
— Что ж поделаешь, если трупаки сами не ходят.
Тормоз ухватился поудобнее и взвалил край свертка на плечо. Пошатываясь под тяжестью ноши, мужчины мелкими шагами двигались по полю. На фоне черного ночного неба вырисовывалась невысокая кирпичная труба котельной, из которой то и дело вылетали искры и тут же гасли.
— Да, раскочегарили ее мы с тобой, словно домну или мартен какой.
— Лишним жар не будет.
Вспотевшие, злые Стресс и Тормоз втащили в котельную завернутый в мешковину труп, бросили его на пол.
— Нечего ждать, — торопил Стресс, — засунем в топку и дело с концом. Вдруг кто придет. А потом передохнешь, слышь, Тормоз.
— Нет чего передыхать, — Тормоз вытирал вспотевшее от напряжения и жара, идущего из топки, лицо, — Коляна еще тащить надо.
— Да уж, сам он тоже не придет, т — лицо Стресса помрачнело. — Давай этого вкинем, нечего ему на полу лежать.
Мужчины вновь ухватились за грязную мешковину и попытались втолкнуть труп в топку. Жар шел такой, что Стресс чувствовал, как у него на голове потрескивают волосы.
— Погоди, — он изловчился, снял с вешалки вязаную шапку, испачканную мазутом, натянул по самые глаза, — в аду, наверное, похолоднее будет.
Помогая себе коленом, он все-таки просунул голову покойника в широкое отверстие топки и зло зашипел:
— Толкай, толкай!
Когда снаружи остались торчать только ноги, Стресс ухватил длинный металлический багор, и вдвоем с Тормозом они затолкали труп на решетки колосника, закрыли дверцы, переглянулись.
— Пошли за Коляном На этот раз свой груз они несли более бережно, хоть и весил он побольше, все-таки с Коляном был завернут и пес. Говорить особо не хотелось, и Тормоз и Стресс прекрасно понимали, что на месте дружка мог оказаться любой из них. Им просто повезло, что Сиваков указал псу рукой не на них, а на Коляна.
— Вроде бы дым белее стал, — Стресс глянул на верх трубы, четко очерченной в ночном небе.
— Человек, как огурец, — заметил Тормоз, — процентов на девяносто из воды состоит. Вот пар и валит — Рановато еще, не прогрелся он.
— Какое рано Там, черт-ти знает что от горящего угля делается На этот раз Стресс и Тормоз действовали более осмотрительно — сперва засунули в топку две доски, смолистая еловая древесина тут же занялась огнем.
Взгромоздили на них труп и, кряхтя втолкнули вместе с досками в топку. Переглянулись. Тормоз неумело перекрестился, Стресс стянул с головы и сжал в кулаке грязную вязаную шапочку.
С полминуты они постояли перед топкой молча, навытяжку — Пусть земля будет тебе пухом, Колян, — проговорил Стресс.
— Каким пухом! — возмутился Тормоз, — мы ж его не в могилу закапываем, надо говорить — мир праху твоему.
— Мир праху твоему.
— Аминь.
Любопытство брало верх над брезгливостью и осторожностью.
— Не закрывай дверцу, — попросил Стресс, выдвигая на середину помещения скамейку и садясь на нее, хлопнул ладонью по доске, — и ты садись.
Тормоз принес водку, два маленьких стаканчика.
— Закуси не брал, в горло не полезет, или тебе прихватить?
— Нет, но примем по пятьдесят грамм за упокой души. И все.
Водка полилась в стаканчики, мужчины не чокаясь выпили — Ему покропить надо, — Стресс поднялся, прикрывая лицо ладонью от жара, приблизился к топке, швырнул бутылку в ревущее пламя.
— По-человечески мы тебя проведем Колян.
— Никогда раньше не видел, как люди горят, — мечтательно проговорил Тормоз, не отрываясь глядя в пламя.
— Мне отец рассказывал, как раньше было, — перебил его Стресс, — тогда только в Москве первый крематорий построили, до войны еще, так там глазок был. Родственникам разрешали смотреть, а потом запретили.
— А почему?
— Там же электричеством жгли. Так вот мертвецы в гробах садились, руки поднимали…
Тормоз поежился.
— Родственники как увидят, кричать начинали:
Живой еще! Вытаскивайте его оттуда!
— Ни хрена себе.
— Вот так.
Мешковина уже давно обгорела, как и одежда на Коляне, как и шерсть на собаке. Охранник Сивакова успел обуглиться. А вот сам Колян не хотел сгорать спокойно.
— Точно! Ты смотри! Ноги поджимает! — Тормоз сцепил руки, его била дрожь.
В топке зашипело, над пустой глазницей Коляна поднимались и лопались радужные пузыри.
— Твою мать… — только и сказал Стресс, — зря мы туда водку бросили. Самим бы хлебнуть не помешало.
— Так не смотри, — резонно заметил Тормоз, — все лучше сразу в огне сгореть, чем в земле гнить.
— Не скажи. Не по-христиански это. Надо потом хоть немного пепла из топки вытащить и похоронить где-нибудь — Зачем?
— Чтобы память была.
И все-таки Стресс не выдержал, захлопнул дверцу топки, ему казалось, что котельную наполняет приторный запах жаренного мяса. Хотя тяга была отличная и весь дым уходил в трубу.
Теперь они не видели того, что происходит в топке, но звук, так похожий на звук жарящегося на мангале мяса, пронизывал сознание обоих бандитов.
— Нет, что ни говори, Стресс, а шашлыки я больше есть не смогу. Никогда в жизни.
Стресс вздохнул.
— Брезгливый ты, Тормоз…
Лишь через два часа Стресс рискнул открыть дверцу. Уже ничего не говорило о том, что вместе с углем в топке сгорели два человеческих тела и мертвый пес. Перегоревшие кости рассыпались. На всякий случай Тормоз еще поворошил багром пышущее жаром нутро топки и внимательно осмотрелся. Следов они никаких не оставили, кровь, покрывавшая мешковину, в которую был завернут Колян, спеклась и пола ни испачкала — Вот и все. На небо они втроем полетели.
— А кто третий?
— Пес, дурак.
Стресс заглянул в каморку, кочегар спал беспробудным сном.
— Хорошо жить на свете, когда много не знаешь.
— Так и жил бы, — передразнил его Тормоз.
Забыв о своем намерении прихватить пепел дружка, Тормоз и Стресс вышли на улицу. Ночь близилась к концу, об этом говорило чуть посеревшее небо.
— Небось еще двоих придется завтра везти. — Поморщился Тормоз, садясь за руль.
— Ничего, баба у него легкая, да и сам он мужик хлипкий. Вот если бы жирный был, долго горел бы.
О том, что Сиваков и его жена якобы мертвы, Тормоз и Стресс говорили спокойно так, как другие люди разговаривают о сделанной работе. Им и в голову не могло прийти, что Курт решил внести коррективы в первоначальный план.
Глава 9
— …
— Да-да, перед отдыхом он непременно заедет в котельную —…
— Через час я буду. Всего хорошего.
Курт повернулся к Сивакову.
— Ну, откуда столько страха в глазах? Заварил кашу — надейся на успех.
Курт поднялся — Зачем было так торопиться и докладывать? — скороговоркой пытался образумить его Сиваков, — я бы предложил план, где и когда лучше пустить ложный конвой. И с Панкратовым я бы договорился куда быстрее тебя..
Курт отрицательно покачал головой.
— Нет, теперь все буду решать я. Где и когда пройдет ложный конвой будет зависеть от меня. А ты сиди. Два миллиона и проценты от сделок. Треть твоих процентов.
— Веревки, — жалобно простонал Сиваков, вконец обессиленный долгим разговором и страхом.
Курт лишь улыбнулся и вышел в коридор.
— Ну как баба? — спросил он у Федора, дежурившего возле двери.
— Спокойная, забилась в угол и плачет.
— Снимешь веревки с Сивакова и отведешь их в седьмой склад. И запомни, кто бы о чем тебя не спрашивал, ты ничего не знаешь. Никого на территорию не пускать.
— Даже… — спросил Федор.
Курт не дал ему договорить.
— Никого. Хотя… — задумался, — можешь сказать, что в котельную мы отправили троих.
Федор пристально посмотрел на Курта, уж не готовит ли он западни.
— Не боись, своих людей я не подставлю. — Курт сделал ударение на слове «своих» и похлопал Федора по плечу, — мы наемники и служим тому, кто больше платит.
В смелости Курту нельзя было отказать. Он даже не взял с собой никого из охраны, сам сел за руль неприметного «фольксвагена-гольф» и выехал за территорию складов.
* * *
Тем временем в котельной, обслуживающей дом отдыха и стоящей на отшибе, громко храпел кочегар, наполняя каморку густым запахом водки. На столе стояли две бутылки водки. Одна пустая, вторая недопитая на треть Стресс и Тормоз работали в поте лица, загружая каменный уголь широкими лопатами в жерло топки.Когда оранжевые горячие угли покрылись черной коркой, еще не разогретых обломков каменного угля, Стресс захлопнул дверцу и отрегулировал поддув.
Пламя гудело как реактивный самолет, идущий на взлет.
— Порядок. Можно тащить.
Стресс отряхнул руки и заглянул в каморку.
— Спит, хрен два проснется.
Они вышли на улицу и по полю направились к лесу, там под прикрытием кустов стояла машина, которую невозможно было заметить с дороги.
— Тяжелый, черт его побери, — пробормотал Стресс, берясь за край мешковины, в которую был завернут мертвый охранник Сивакова.
— Что ж поделаешь, если трупаки сами не ходят.
Тормоз ухватился поудобнее и взвалил край свертка на плечо. Пошатываясь под тяжестью ноши, мужчины мелкими шагами двигались по полю. На фоне черного ночного неба вырисовывалась невысокая кирпичная труба котельной, из которой то и дело вылетали искры и тут же гасли.
— Да, раскочегарили ее мы с тобой, словно домну или мартен какой.
— Лишним жар не будет.
Вспотевшие, злые Стресс и Тормоз втащили в котельную завернутый в мешковину труп, бросили его на пол.
— Нечего ждать, — торопил Стресс, — засунем в топку и дело с концом. Вдруг кто придет. А потом передохнешь, слышь, Тормоз.
— Нет чего передыхать, — Тормоз вытирал вспотевшее от напряжения и жара, идущего из топки, лицо, — Коляна еще тащить надо.
— Да уж, сам он тоже не придет, т — лицо Стресса помрачнело. — Давай этого вкинем, нечего ему на полу лежать.
Мужчины вновь ухватились за грязную мешковину и попытались втолкнуть труп в топку. Жар шел такой, что Стресс чувствовал, как у него на голове потрескивают волосы.
— Погоди, — он изловчился, снял с вешалки вязаную шапку, испачканную мазутом, натянул по самые глаза, — в аду, наверное, похолоднее будет.
Помогая себе коленом, он все-таки просунул голову покойника в широкое отверстие топки и зло зашипел:
— Толкай, толкай!
Когда снаружи остались торчать только ноги, Стресс ухватил длинный металлический багор, и вдвоем с Тормозом они затолкали труп на решетки колосника, закрыли дверцы, переглянулись.
— Пошли за Коляном На этот раз свой груз они несли более бережно, хоть и весил он побольше, все-таки с Коляном был завернут и пес. Говорить особо не хотелось, и Тормоз и Стресс прекрасно понимали, что на месте дружка мог оказаться любой из них. Им просто повезло, что Сиваков указал псу рукой не на них, а на Коляна.
— Вроде бы дым белее стал, — Стресс глянул на верх трубы, четко очерченной в ночном небе.
— Человек, как огурец, — заметил Тормоз, — процентов на девяносто из воды состоит. Вот пар и валит — Рановато еще, не прогрелся он.
— Какое рано Там, черт-ти знает что от горящего угля делается На этот раз Стресс и Тормоз действовали более осмотрительно — сперва засунули в топку две доски, смолистая еловая древесина тут же занялась огнем.
Взгромоздили на них труп и, кряхтя втолкнули вместе с досками в топку. Переглянулись. Тормоз неумело перекрестился, Стресс стянул с головы и сжал в кулаке грязную вязаную шапочку.
С полминуты они постояли перед топкой молча, навытяжку — Пусть земля будет тебе пухом, Колян, — проговорил Стресс.
— Каким пухом! — возмутился Тормоз, — мы ж его не в могилу закапываем, надо говорить — мир праху твоему.
— Мир праху твоему.
— Аминь.
Любопытство брало верх над брезгливостью и осторожностью.
— Не закрывай дверцу, — попросил Стресс, выдвигая на середину помещения скамейку и садясь на нее, хлопнул ладонью по доске, — и ты садись.
Тормоз принес водку, два маленьких стаканчика.
— Закуси не брал, в горло не полезет, или тебе прихватить?
— Нет, но примем по пятьдесят грамм за упокой души. И все.
Водка полилась в стаканчики, мужчины не чокаясь выпили — Ему покропить надо, — Стресс поднялся, прикрывая лицо ладонью от жара, приблизился к топке, швырнул бутылку в ревущее пламя.
— По-человечески мы тебя проведем Колян.
— Никогда раньше не видел, как люди горят, — мечтательно проговорил Тормоз, не отрываясь глядя в пламя.
— Мне отец рассказывал, как раньше было, — перебил его Стресс, — тогда только в Москве первый крематорий построили, до войны еще, так там глазок был. Родственникам разрешали смотреть, а потом запретили.
— А почему?
— Там же электричеством жгли. Так вот мертвецы в гробах садились, руки поднимали…
Тормоз поежился.
— Родственники как увидят, кричать начинали:
Живой еще! Вытаскивайте его оттуда!
— Ни хрена себе.
— Вот так.
Мешковина уже давно обгорела, как и одежда на Коляне, как и шерсть на собаке. Охранник Сивакова успел обуглиться. А вот сам Колян не хотел сгорать спокойно.
— Точно! Ты смотри! Ноги поджимает! — Тормоз сцепил руки, его била дрожь.
В топке зашипело, над пустой глазницей Коляна поднимались и лопались радужные пузыри.
— Твою мать… — только и сказал Стресс, — зря мы туда водку бросили. Самим бы хлебнуть не помешало.
— Так не смотри, — резонно заметил Тормоз, — все лучше сразу в огне сгореть, чем в земле гнить.
— Не скажи. Не по-христиански это. Надо потом хоть немного пепла из топки вытащить и похоронить где-нибудь — Зачем?
— Чтобы память была.
И все-таки Стресс не выдержал, захлопнул дверцу топки, ему казалось, что котельную наполняет приторный запах жаренного мяса. Хотя тяга была отличная и весь дым уходил в трубу.
Теперь они не видели того, что происходит в топке, но звук, так похожий на звук жарящегося на мангале мяса, пронизывал сознание обоих бандитов.
— Нет, что ни говори, Стресс, а шашлыки я больше есть не смогу. Никогда в жизни.
Стресс вздохнул.
— Брезгливый ты, Тормоз…
Лишь через два часа Стресс рискнул открыть дверцу. Уже ничего не говорило о том, что вместе с углем в топке сгорели два человеческих тела и мертвый пес. Перегоревшие кости рассыпались. На всякий случай Тормоз еще поворошил багром пышущее жаром нутро топки и внимательно осмотрелся. Следов они никаких не оставили, кровь, покрывавшая мешковину, в которую был завернут Колян, спеклась и пола ни испачкала — Вот и все. На небо они втроем полетели.
— А кто третий?
— Пес, дурак.
Стресс заглянул в каморку, кочегар спал беспробудным сном.
— Хорошо жить на свете, когда много не знаешь.
— Так и жил бы, — передразнил его Тормоз.
Забыв о своем намерении прихватить пепел дружка, Тормоз и Стресс вышли на улицу. Ночь близилась к концу, об этом говорило чуть посеревшее небо.
— Небось еще двоих придется завтра везти. — Поморщился Тормоз, садясь за руль.
— Ничего, баба у него легкая, да и сам он мужик хлипкий. Вот если бы жирный был, долго горел бы.
О том, что Сиваков и его жена якобы мертвы, Тормоз и Стресс говорили спокойно так, как другие люди разговаривают о сделанной работе. Им и в голову не могло прийти, что Курт решил внести коррективы в первоначальный план.
Глава 9
Белый «фольксваген-гольф» притормозил на пустынной улице. Курт опустил стекло и выглянул из машины.
«Так и есть, не спят. Значит всполошились».
Он вышел и автомобиля и направился к телефону-автомату, висевшему в простенке между витринами гастронома Пощелкал клавишами записной электронной книжки позаимствованной у Сивакова.
— Панкратов, вот и номер…
Жетон со звоном исчез внутри аппарата.
Когда Панкратов поднимал трубку, Курт смотрел на освещенные окна четвертого этажа. Этот номер телефона знали немногие, лишь самые близкие к Панкратову люди. На эти звонки он всегда отвечал лично, в любое время дня и ночи.
— Панкратов? — спросил Курт.
Тот сразу же насторожился, услышав незнакомый голос.
«Значит, что-то случилось, — подумал Панкратов, — Сиваков все-таки попал в историю и раскололся. Иначе откуда стал известен мой номер телефона посторонним».
— Кто это говорит? — не стал он называться сам.
— По поручению вашего друга, которого вы ждали сегодня в гости, — Курт говорил спокойно, с достоинством.
В его голосе не чувствовалось и тени насмешки, так говорят деловые люди, которым не очень сильно важен результат сделки.
— Что с ним?
— Нужно встретиться и поговорить.
— Кто это? И что с ним случилось?
— Я все объясню. Моя машина стоит под вашими окнами. Жду.
Курт повесил трубку, подошел к «фольксвагену», облокотился на низкую крышу.
Шторы на четвертом этаже шевельнулись. На мгновение возник силуэт Панкратова и тут же исчез.
— Черт, — хозяин квартиры забегал по кабинету.
Он понимал, встреча неизбежна, разговор придется вести самому. Он еще раз подошел к окну, на этот раз так, чтобы не отбрасывать тени на штору.
Панкратов увидел, как Курт преспокойно садится в машину и запускает двигатель. Гости уже разошлись, жена спала, бодрствовали лишь двое охранников, расположившиеся на кухне.
Панкратов понял, пока он позовет охранников, пока те сбегут вниз, машина может уехать. Не выдержав, он рванул на себя раму. Холодный воздух ударил в лицо.
Курт заглушил двигатель и, не спеша выбрался на проезжую часть. Стал, скрестив руки на груди, и посмотрел вверх.
Дальнозоркий Панкратов прекрасно видел легкую улыбку на лице незнакомого ему человека.
— Иду! — крикнул он.
И не закрыв окно, выбежал на кухню.
— Идем! — бросил он охранникам, пившим чай.
Те побросали надкушенные печенья, надели куртки. Уже на лестнице Панкратов инструктировал их.
— Внизу белый «фольксваген-гольф». Подойдете к машине, проверите, есть ли там кто, кроме водителя.
— Понял, — сказал охранник и взмахом руки остановил Панкратова перед дверью подъезда.
Охранник первым вышел на крыльцо, осмотрелся, ничего подозрительного во дворе не заметил, и только после этого разрешил выйти из подъезда своему хозяину. Панкратов торопился, шагал в плаще. Перед аркой, ведущей на улицу, все повторилось. Сперва ее обследовал охранник и лишь потом Панкратов увидел машину.
Курт стоял неподалеку от нее, по-прежнему скрестив руки на груди. Кивком головы он пригласил охранника осмотреть машину. Но сделал это только один из них. Второй, абсолютно открыто держа в руке пистолет, следил за поведением Курта. Тот вполне спокойно отнесся к оружию, нацеленному на него, даже не переставал улыбаться.
— Никого, — доложил охранник, обращаясь к Панкратову.
— Я слушаю вас, — сказал тот.
— Мы переговорим один на один, в машине.
— Только на заднем сиденье, — шепотом подсказал охранник.
И Панкратов тут же осознал его правоту, окажись незнакомец за рулем, то и он, Панкратов, чего доброго исчезнет, так же, как исчез Сиваков.
— На заднем сиденье.
— Хорошо, — согласился Курт, распахивая дверцу и первым садясь в машину.
Панкратов с трудом пробрался через отброшенную спинку сиденья, устроился рядом с Куртом.
— Сиваков вам передает привет.
— Где он?
— У меня.
— Какого черта! Ты понимаешь, что мои люди могут тебя пристрелить.
— Вам этот вариант неинтересен, — Курт пропустил мимо ушей то, что его назвали на «ты».
— Тебя по стенке размажут.
— Не горячитесь. Лучше выслушайте меня спокойнее. Так мы потратим меньше времени и сэкономим большие деньги. Меня зовут Курт, — он протянул руку Панкратову.
Тот медлил, наконец, все же вяло пожал ладонь, словно ему совали дохлую рыбину.
— Мы, наверное, знакомы заочно.
— Да, наслышан.
— Ну так вот, мои люди сегодня похитили Сивакова и его жену. Лично мне он не сделал ничего плохого, но меня попросили, чтобы я узнал у него ответы на два вопроса: когда и где. Надеюсь, вы меня понимаете?
Панкратов кивнул:
— Вполне.
— И вот когда мы разговорились с Ильей Даниловичем, он сумел убедить меня, очень красноречивый человек, в том, что нам незачем ссориться.
— Что он сказал?
— Предложил сотрудничество. Не бойтесь — на мои вопросы он пока не ответил, иначе бы мы с вами не разговаривали. Вас хотели подставить конкуренты.
— Подставить? — Панкратов даже позволил себе улыбнуться, — это слишком сильно сказано.
— Расчет был прост, — спокойно, как об обыденном деле, объяснял Курт, — узнать куда и когда прибывает ваш груз, захватить его. Сорванный контракт, большая нервотрепка, пара простреленных голов.
— У вас ничего бы не получилось.
— На втором этапе да, но на первом все пошло бы как по маслу. Я, господин Панкратов, решил за вас, не было времени посоветоваться. Вместо настоящего конвоя я подсуну вашим конкурентам ложный, в котором не окажется нужного им груза. Он пройдет по Симферопольскому шоссе в сопровождении охраны послезавтра, в районе Серпухова он окажется около двух часов ночи. Учтите, я не спрашиваю вас, согласны ли вы.
Панкратов сидел и тер виски пальцами.
— А если я сейчас прикажу своим людям прикончить тебя?
— Невыгодно, — пожал плечами Курт, — в таком случае Сиваков окажется в руках людей, нанявших меня и расскажет им все:
— Ваши условия? — перешел на вы Панкратов.
— Половина доли Сивакова, как я понимаю, это три процента, так что вы лично ничего не теряете. Зато я со своими людьми гарантирую, что конкуренты уже не оправятся после налета на ваш конвой.
— Где гарантия, что Сиваков жив?
— Это для вас так важно?
— Вообще-то, да.
— Хорошо, он позвонит вам сегодня. Но на свободу выйдет не раньше, чем я удостоверюсь, что мои условия выполнены. Соглашайтесь, другого выхода у вас нет. Как я понимаю, переиграть у вас не остается времени, а Сивакову известны каналы, по которым поступает наркотик, для вас лучше поделиться его деньгами со мной, чем начинать войну.
Панкратов бросил тереть виски и внимательно посмотрел на Курта. Тот спокойно выдержал его пристальный взгляд.
— Пройдемте со мной, в кабинете удобнее обсуждать детали.
На этот раз Панкратов первым протянул руку в знак того, что договоренность достигнута.
«Хоть спички вставляй, — думал он, одной рукой продолжая вести машину, а второй вытирая слезящиеся глаза, — словно бы за одну ночь год прожил. Эх не сорвалось бы. Эх, получилось бы».
Мысль о том, что скоро он станет очень богатым, приятно щекотала нервы. Но могло получиться и по другому.
"Не стать бы очень мертвым. Выгода выгодой, но она иллюзорна, во всяком случае, для Панкратова.
Он с Сиваковым имел реальные деньги, а я предлагаю перспективы".
Реальные деньги имел от прежних хозяев и Курт, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что он мог получить, переменив хозяина. Он не строил иллюзий, был человеком прагматичным, знал — даже заимев несколько миллионов, он не сумеет выйти из игры, и крутиться ему в колесе до смертного часа;
«Это только идиот, — рассуждал Курт, — может надеяться много заработать и наслаждаться до самой старости бездельем, беззаботностью. Чем круче поднимаешься, тем сильнее завязан с партнерами. Большие деньги не бывают твоими, пусть даже ты знаешь их количество и записаны они на твое имя. Большие деньги всегда общие. Деньги, о существовании которых знают другие, уже не твои».
Он зло вдавил педаль газа почти до самого упора.
На утреннем шоссе было пустынно, и от этого казалось, что белый «фольксваген-гольф» не летит, а еле тащится.
"По-моему, мне поверили все, — усмехнулся Курт.
Он отбросил со лба прядь волос — любил носить длинные волосы, но не такие, как носят женщины, а чуть длиннее обычной мужской стрижки. И может, только этим объяснялось то, что почти никто из незнакомых людей не видел в нем бандита.
Постригся бы он коротко, подбрил затылок, надел кожанку, и с таким человеком было бы страшно встретиться на пустынной улице. Но седина, как и длинные волосы обычно делают людей более благообразными.
— Курт чуть сбавил скорость и лихо одной рукой вывернул руль, второй переключил рычаг скоростей. Чем ближе он подъезжал к базе, тем сильнее хотелось спать. Он почти клевал носом, когда остановил машину у железных ворот.
Такой же заспанный, как и Курт, Стресс дежурил у ворот, сидя на деревянной скамеечке под жестяным навесом. Глава банды выбрался из машины и подмигнул Стрессу:
— Ну как, все в порядке?
— А как же ему еще быть.
— Никто не приезжал?
— Глухо как в могиле.
Стресс, оставляя в песке глубокие следы, отодвинул одну створку металлических ворот, Курт прошел через узкую щель, повернувшись боком.
— Загонишь машину.
Курта подмывало сыграть еще более по крупному, чем он уже сыграл. Ведь один раз договорившись с Сиваковым, он мог договориться и второй. Сыграть еще один раз, но так крупно, чтобы денег хватило до конца жизни. Выдернуть у Панкратова и компании партию наркотиков, которые должен встречать Сиваков, выдернуть и реализовать самому, пусть за полцены, пусть за треть.
И уйти в тень!
— Хорошая перспектива, — пробормотал Курт, спускаясь в подвал.
Он остановился на небольшой бетонной площадке, провел рукой по покрытой конденсатом толстой водопроводной трубе, смочил лицо. Немного полегчало, не так хотелось спать.
— Нет, Курт, от добра добра не ищут, и эта работа тебе не по зубам, из-под земли достанут. Из принципа, в назидание другим, чтоб неповадно было. Уж лучше держаться вместе с сильным — вот и вся наука выжить. Главное — уметь во время определить, на чьей стороне окажется победа. И кажется, я свой выбор сделал правильно.
Федор осторожно выглянул из-за кирпичной перегородки.
— Курт, это ты.
— А кто ж еще может быть?
— Всякое подумать можно. Полночи пэторчишь и черти мерещиться начнут.
— Худших чертей, чем мы с тобой, и не бывает, — усмехнулся Курт, — тебе наши живые мертвецы не досаждают?
Федор даже не сразу понял, о ком идет речь. А поняв, махнул рукой.
— Чувствуют себя как дома. И умеешь же ты с людьми разговаривать.
— Приведи-ка ко мне Сивакова. Только особо не зверствуй, но и спуску ему не давай.
Федор отправился исполнять распоряжение, а Курт перешел в маленькую комнатку, которую называл своим кабинетом. Стенки здесь были сложены из неоштукатуренного кирпича, пол залит бетоном и покрыт метлахской плиткой. Мебель стояла простая, но добротная. Роскоши Курт не любил.
Каждое новое пристанище он считал, и считал справедливо, временным. Скольких хозяев он уже сменил с того времени, как основал собственное дело!
Он не умел делать деньги покупая и продавая, зато умел управлять людьми. Людьми называемыми наемниками. И только благодаря сверхчеловеческому чутью Курт до сих пор оставался жив. Он чуял опасность за километр и чуял ее не разумом, а, как принято говорить, спинным мозгом.
Теперь же, после разговора с Сиваковым и Панкратовым, он почуял, что у прежних хозяев запахло жареным. И если вовремя не переметнуться, то можно не сносить головы. Но к чему защищать чужие интересы? Лучше найти свой новый интерес.
Сиваков лишь переступил порог, тут же тревожно посмотрел на Курта, тот глянул на Федора, мол, оставь нас одних, но далеко не отходи.
За те два года, что Федор был в банде Курта, он научился различать малейшие оттенки настроения своего то ли главаря, то ли командира. Они могли вести разговор без всяких слов, лишь подмигивая, кивая, совершая еле заметные жесты руками.
— Садись, — Курт указал Сивакову на мягкий кухонный угол, примостившийся в углу кабинета.
Перед сиденьями стоял низкий журнальный столик с исцарапанной, изрезанной ножом столешницей.
На нем тускло отливала желтым светом треснутая обыкновенного зеленого стекла массивная пепельница, не очень тщательно вымытая.
— Ну как?
Илья Данилович давно не бывавший в таком гадюшнике, как сейчас, подался вперед.
— А ты как думаешь? — рассмеялся главарь бандитов.
— Панкратов согласился?
— А что ему оставалось делать?
Курт намеренно не говорил пока о том, что увеличил свою долю с двух процентов до трех. Всегда приятно иметь что-нибудь про запас, и когда собеседник посчитает, что взял над тобой верх, посадить его в лужу.
— А твои партнеры? Что они, догадываются? — задал не очень-то конкретный вопрос Сиваков.
— Точно не знаю, в голову к человеку не залезешь. Если и вскроешь черепушку, все равно не узнаешь о чем он думает. Но по-моему, поверили, иначе бы уже прилетели посмотреть на твой труп.
Сиваков нервно повел плечами.
— Да уж…
— Кстати, позвони Панкратову, — Курт протянул Илье Даниловичу трубку, но пока не выпускал ее из пальцев, несмотря на то, что Сиваков ухватился за нить, связывающую его с внешним миром всей пятерней.
— Не забудь подтвердить, что мы договорились с тобой, и твоя доля теперь делится на две части. Из шести процентов три твоих, три моих.
Сиваков сразу обмяк.
— Три? Мы говорили о двух.
— Я передумал, — не моргнув глазом сказал Курт и замолчал, не мигая глядя на Илью Даниловича.
— Дела так не делают…
— Делают.
Спорить было бесполезно, Курт вновь показал, кто хозяин положения. И в душе Сиваков кроме злости ощутил и некоторую благодарность к бандиту.
"Мог бы сказать и четыре, — подумал Илья Данилович, — и черта с два я что-нибудь мог сделать.
Жизнь и свобода стоят большего".
От волнения Сиваков не мог попасть пальцем в нужные кнопки. Сбивался в очередности, зло сбрасывал набор и принимался тыкать негнущимся пальцем вновь.
— Дай-ка я, — Курт спокойно, не спеша нажал цифры и подал трубку Сивакову.
Панкратов уже кричал:
— Алло-алло!
— Это я, — сделав усилие над собой проговорил .Илья Данилович.
— Ты в порядке?
— В полном.
Понимая, что сейчас Сиваков не может говорить открыто, Панкратов особо не распекал его и не выпытывал подробности.
— И на этом слава Богу.
— Все остается в силе?
— Да, я думаю, новый человек нам не помешает.
— А по деньгам как?
— Мы договорились, три процента его.
— Смотри, ответственности я с тебя не снимаю, — проговорил Панкратов, — если что…
— Знаю.
В трубке раздались короткие гудки.
— Ну вот и все, — произнес Курт, забирая безмолвную трубку, — Рубикон перейден и, кажется, без особых потерь. Ведь так?
— Когда меня освободят? — поинтересовался Сиваков и тут же добавил, чтобы у Курта не оставалось сомнения в его искренности, — без меня груз не смогут принять. Только я владею всей информацией и только меня знают те, кто передаст груз.
— Подстраховаться никогда не вредно, всегда помогает, — Курт нагнулся и взял с нижней полки, устроенной под столом, бутылку водки и стакан, причем один, придвинул его Сивакову, налил до краев, приподнял, покачал, расплескивая спиртное.
— Пей.
— Я не хочу.
— Я не спрашиваю — хочешь, не хочешь. Пей.
— Зачем?
— Вопросы можно задавать, когда ты что-нибудь решаешь.
Сиваков еще колебался, но у него не оставалось выхода. Он двумя руками поднес стакан к губам и, давясь, кашляя, принялся пить. Выпив, еле перевел дыхание.
— И еще.
Курт вылил все, что оставалось в бутылке. При этом стакан переполнился, немного водки пролилось на стол.
— Мне нужно, чтобы ты отдохнул и не дергался.
Лучше быть пьяным, чем связанным.
— Может, ты и прав, Курт.
Водка еще не затуманила сознание Ильи Даниловича. Но после второго стакана он почувствовал легкое головокружение и еле сдержал позыв рвоты.
«Так и есть, не спят. Значит всполошились».
Он вышел и автомобиля и направился к телефону-автомату, висевшему в простенке между витринами гастронома Пощелкал клавишами записной электронной книжки позаимствованной у Сивакова.
— Панкратов, вот и номер…
Жетон со звоном исчез внутри аппарата.
Когда Панкратов поднимал трубку, Курт смотрел на освещенные окна четвертого этажа. Этот номер телефона знали немногие, лишь самые близкие к Панкратову люди. На эти звонки он всегда отвечал лично, в любое время дня и ночи.
— Панкратов? — спросил Курт.
Тот сразу же насторожился, услышав незнакомый голос.
«Значит, что-то случилось, — подумал Панкратов, — Сиваков все-таки попал в историю и раскололся. Иначе откуда стал известен мой номер телефона посторонним».
— Кто это говорит? — не стал он называться сам.
— По поручению вашего друга, которого вы ждали сегодня в гости, — Курт говорил спокойно, с достоинством.
В его голосе не чувствовалось и тени насмешки, так говорят деловые люди, которым не очень сильно важен результат сделки.
— Что с ним?
— Нужно встретиться и поговорить.
— Кто это? И что с ним случилось?
— Я все объясню. Моя машина стоит под вашими окнами. Жду.
Курт повесил трубку, подошел к «фольксвагену», облокотился на низкую крышу.
Шторы на четвертом этаже шевельнулись. На мгновение возник силуэт Панкратова и тут же исчез.
— Черт, — хозяин квартиры забегал по кабинету.
Он понимал, встреча неизбежна, разговор придется вести самому. Он еще раз подошел к окну, на этот раз так, чтобы не отбрасывать тени на штору.
Панкратов увидел, как Курт преспокойно садится в машину и запускает двигатель. Гости уже разошлись, жена спала, бодрствовали лишь двое охранников, расположившиеся на кухне.
Панкратов понял, пока он позовет охранников, пока те сбегут вниз, машина может уехать. Не выдержав, он рванул на себя раму. Холодный воздух ударил в лицо.
Курт заглушил двигатель и, не спеша выбрался на проезжую часть. Стал, скрестив руки на груди, и посмотрел вверх.
Дальнозоркий Панкратов прекрасно видел легкую улыбку на лице незнакомого ему человека.
— Иду! — крикнул он.
И не закрыв окно, выбежал на кухню.
— Идем! — бросил он охранникам, пившим чай.
Те побросали надкушенные печенья, надели куртки. Уже на лестнице Панкратов инструктировал их.
— Внизу белый «фольксваген-гольф». Подойдете к машине, проверите, есть ли там кто, кроме водителя.
— Понял, — сказал охранник и взмахом руки остановил Панкратова перед дверью подъезда.
Охранник первым вышел на крыльцо, осмотрелся, ничего подозрительного во дворе не заметил, и только после этого разрешил выйти из подъезда своему хозяину. Панкратов торопился, шагал в плаще. Перед аркой, ведущей на улицу, все повторилось. Сперва ее обследовал охранник и лишь потом Панкратов увидел машину.
Курт стоял неподалеку от нее, по-прежнему скрестив руки на груди. Кивком головы он пригласил охранника осмотреть машину. Но сделал это только один из них. Второй, абсолютно открыто держа в руке пистолет, следил за поведением Курта. Тот вполне спокойно отнесся к оружию, нацеленному на него, даже не переставал улыбаться.
— Никого, — доложил охранник, обращаясь к Панкратову.
— Я слушаю вас, — сказал тот.
— Мы переговорим один на один, в машине.
— Только на заднем сиденье, — шепотом подсказал охранник.
И Панкратов тут же осознал его правоту, окажись незнакомец за рулем, то и он, Панкратов, чего доброго исчезнет, так же, как исчез Сиваков.
— На заднем сиденье.
— Хорошо, — согласился Курт, распахивая дверцу и первым садясь в машину.
Панкратов с трудом пробрался через отброшенную спинку сиденья, устроился рядом с Куртом.
— Сиваков вам передает привет.
— Где он?
— У меня.
— Какого черта! Ты понимаешь, что мои люди могут тебя пристрелить.
— Вам этот вариант неинтересен, — Курт пропустил мимо ушей то, что его назвали на «ты».
— Тебя по стенке размажут.
— Не горячитесь. Лучше выслушайте меня спокойнее. Так мы потратим меньше времени и сэкономим большие деньги. Меня зовут Курт, — он протянул руку Панкратову.
Тот медлил, наконец, все же вяло пожал ладонь, словно ему совали дохлую рыбину.
— Мы, наверное, знакомы заочно.
— Да, наслышан.
— Ну так вот, мои люди сегодня похитили Сивакова и его жену. Лично мне он не сделал ничего плохого, но меня попросили, чтобы я узнал у него ответы на два вопроса: когда и где. Надеюсь, вы меня понимаете?
Панкратов кивнул:
— Вполне.
— И вот когда мы разговорились с Ильей Даниловичем, он сумел убедить меня, очень красноречивый человек, в том, что нам незачем ссориться.
— Что он сказал?
— Предложил сотрудничество. Не бойтесь — на мои вопросы он пока не ответил, иначе бы мы с вами не разговаривали. Вас хотели подставить конкуренты.
— Подставить? — Панкратов даже позволил себе улыбнуться, — это слишком сильно сказано.
— Расчет был прост, — спокойно, как об обыденном деле, объяснял Курт, — узнать куда и когда прибывает ваш груз, захватить его. Сорванный контракт, большая нервотрепка, пара простреленных голов.
— У вас ничего бы не получилось.
— На втором этапе да, но на первом все пошло бы как по маслу. Я, господин Панкратов, решил за вас, не было времени посоветоваться. Вместо настоящего конвоя я подсуну вашим конкурентам ложный, в котором не окажется нужного им груза. Он пройдет по Симферопольскому шоссе в сопровождении охраны послезавтра, в районе Серпухова он окажется около двух часов ночи. Учтите, я не спрашиваю вас, согласны ли вы.
Панкратов сидел и тер виски пальцами.
— А если я сейчас прикажу своим людям прикончить тебя?
— Невыгодно, — пожал плечами Курт, — в таком случае Сиваков окажется в руках людей, нанявших меня и расскажет им все:
— Ваши условия? — перешел на вы Панкратов.
— Половина доли Сивакова, как я понимаю, это три процента, так что вы лично ничего не теряете. Зато я со своими людьми гарантирую, что конкуренты уже не оправятся после налета на ваш конвой.
— Где гарантия, что Сиваков жив?
— Это для вас так важно?
— Вообще-то, да.
— Хорошо, он позвонит вам сегодня. Но на свободу выйдет не раньше, чем я удостоверюсь, что мои условия выполнены. Соглашайтесь, другого выхода у вас нет. Как я понимаю, переиграть у вас не остается времени, а Сивакову известны каналы, по которым поступает наркотик, для вас лучше поделиться его деньгами со мной, чем начинать войну.
Панкратов бросил тереть виски и внимательно посмотрел на Курта. Тот спокойно выдержал его пристальный взгляд.
— Пройдемте со мной, в кабинете удобнее обсуждать детали.
На этот раз Панкратов первым протянул руку в знак того, что договоренность достигнута.
* * *
Шутка ли сказать, подготовка к захвату Сивакова, разговор с его женой в подвале складов, переговоры со своими хозяевами и, наконец, двойная игра, начатая с Панкратовым — за город Курт возвращался уставшим, его глаза слипались.«Хоть спички вставляй, — думал он, одной рукой продолжая вести машину, а второй вытирая слезящиеся глаза, — словно бы за одну ночь год прожил. Эх не сорвалось бы. Эх, получилось бы».
Мысль о том, что скоро он станет очень богатым, приятно щекотала нервы. Но могло получиться и по другому.
"Не стать бы очень мертвым. Выгода выгодой, но она иллюзорна, во всяком случае, для Панкратова.
Он с Сиваковым имел реальные деньги, а я предлагаю перспективы".
Реальные деньги имел от прежних хозяев и Курт, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что он мог получить, переменив хозяина. Он не строил иллюзий, был человеком прагматичным, знал — даже заимев несколько миллионов, он не сумеет выйти из игры, и крутиться ему в колесе до смертного часа;
«Это только идиот, — рассуждал Курт, — может надеяться много заработать и наслаждаться до самой старости бездельем, беззаботностью. Чем круче поднимаешься, тем сильнее завязан с партнерами. Большие деньги не бывают твоими, пусть даже ты знаешь их количество и записаны они на твое имя. Большие деньги всегда общие. Деньги, о существовании которых знают другие, уже не твои».
Он зло вдавил педаль газа почти до самого упора.
На утреннем шоссе было пустынно, и от этого казалось, что белый «фольксваген-гольф» не летит, а еле тащится.
"По-моему, мне поверили все, — усмехнулся Курт.
Он отбросил со лба прядь волос — любил носить длинные волосы, но не такие, как носят женщины, а чуть длиннее обычной мужской стрижки. И может, только этим объяснялось то, что почти никто из незнакомых людей не видел в нем бандита.
Постригся бы он коротко, подбрил затылок, надел кожанку, и с таким человеком было бы страшно встретиться на пустынной улице. Но седина, как и длинные волосы обычно делают людей более благообразными.
— Курт чуть сбавил скорость и лихо одной рукой вывернул руль, второй переключил рычаг скоростей. Чем ближе он подъезжал к базе, тем сильнее хотелось спать. Он почти клевал носом, когда остановил машину у железных ворот.
Такой же заспанный, как и Курт, Стресс дежурил у ворот, сидя на деревянной скамеечке под жестяным навесом. Глава банды выбрался из машины и подмигнул Стрессу:
— Ну как, все в порядке?
— А как же ему еще быть.
— Никто не приезжал?
— Глухо как в могиле.
Стресс, оставляя в песке глубокие следы, отодвинул одну створку металлических ворот, Курт прошел через узкую щель, повернувшись боком.
— Загонишь машину.
Курта подмывало сыграть еще более по крупному, чем он уже сыграл. Ведь один раз договорившись с Сиваковым, он мог договориться и второй. Сыграть еще один раз, но так крупно, чтобы денег хватило до конца жизни. Выдернуть у Панкратова и компании партию наркотиков, которые должен встречать Сиваков, выдернуть и реализовать самому, пусть за полцены, пусть за треть.
И уйти в тень!
— Хорошая перспектива, — пробормотал Курт, спускаясь в подвал.
Он остановился на небольшой бетонной площадке, провел рукой по покрытой конденсатом толстой водопроводной трубе, смочил лицо. Немного полегчало, не так хотелось спать.
— Нет, Курт, от добра добра не ищут, и эта работа тебе не по зубам, из-под земли достанут. Из принципа, в назидание другим, чтоб неповадно было. Уж лучше держаться вместе с сильным — вот и вся наука выжить. Главное — уметь во время определить, на чьей стороне окажется победа. И кажется, я свой выбор сделал правильно.
Федор осторожно выглянул из-за кирпичной перегородки.
— Курт, это ты.
— А кто ж еще может быть?
— Всякое подумать можно. Полночи пэторчишь и черти мерещиться начнут.
— Худших чертей, чем мы с тобой, и не бывает, — усмехнулся Курт, — тебе наши живые мертвецы не досаждают?
Федор даже не сразу понял, о ком идет речь. А поняв, махнул рукой.
— Чувствуют себя как дома. И умеешь же ты с людьми разговаривать.
— Приведи-ка ко мне Сивакова. Только особо не зверствуй, но и спуску ему не давай.
Федор отправился исполнять распоряжение, а Курт перешел в маленькую комнатку, которую называл своим кабинетом. Стенки здесь были сложены из неоштукатуренного кирпича, пол залит бетоном и покрыт метлахской плиткой. Мебель стояла простая, но добротная. Роскоши Курт не любил.
Каждое новое пристанище он считал, и считал справедливо, временным. Скольких хозяев он уже сменил с того времени, как основал собственное дело!
Он не умел делать деньги покупая и продавая, зато умел управлять людьми. Людьми называемыми наемниками. И только благодаря сверхчеловеческому чутью Курт до сих пор оставался жив. Он чуял опасность за километр и чуял ее не разумом, а, как принято говорить, спинным мозгом.
Теперь же, после разговора с Сиваковым и Панкратовым, он почуял, что у прежних хозяев запахло жареным. И если вовремя не переметнуться, то можно не сносить головы. Но к чему защищать чужие интересы? Лучше найти свой новый интерес.
Сиваков лишь переступил порог, тут же тревожно посмотрел на Курта, тот глянул на Федора, мол, оставь нас одних, но далеко не отходи.
За те два года, что Федор был в банде Курта, он научился различать малейшие оттенки настроения своего то ли главаря, то ли командира. Они могли вести разговор без всяких слов, лишь подмигивая, кивая, совершая еле заметные жесты руками.
— Садись, — Курт указал Сивакову на мягкий кухонный угол, примостившийся в углу кабинета.
Перед сиденьями стоял низкий журнальный столик с исцарапанной, изрезанной ножом столешницей.
На нем тускло отливала желтым светом треснутая обыкновенного зеленого стекла массивная пепельница, не очень тщательно вымытая.
— Ну как?
Илья Данилович давно не бывавший в таком гадюшнике, как сейчас, подался вперед.
— А ты как думаешь? — рассмеялся главарь бандитов.
— Панкратов согласился?
— А что ему оставалось делать?
Курт намеренно не говорил пока о том, что увеличил свою долю с двух процентов до трех. Всегда приятно иметь что-нибудь про запас, и когда собеседник посчитает, что взял над тобой верх, посадить его в лужу.
— А твои партнеры? Что они, догадываются? — задал не очень-то конкретный вопрос Сиваков.
— Точно не знаю, в голову к человеку не залезешь. Если и вскроешь черепушку, все равно не узнаешь о чем он думает. Но по-моему, поверили, иначе бы уже прилетели посмотреть на твой труп.
Сиваков нервно повел плечами.
— Да уж…
— Кстати, позвони Панкратову, — Курт протянул Илье Даниловичу трубку, но пока не выпускал ее из пальцев, несмотря на то, что Сиваков ухватился за нить, связывающую его с внешним миром всей пятерней.
— Не забудь подтвердить, что мы договорились с тобой, и твоя доля теперь делится на две части. Из шести процентов три твоих, три моих.
Сиваков сразу обмяк.
— Три? Мы говорили о двух.
— Я передумал, — не моргнув глазом сказал Курт и замолчал, не мигая глядя на Илью Даниловича.
— Дела так не делают…
— Делают.
Спорить было бесполезно, Курт вновь показал, кто хозяин положения. И в душе Сиваков кроме злости ощутил и некоторую благодарность к бандиту.
"Мог бы сказать и четыре, — подумал Илья Данилович, — и черта с два я что-нибудь мог сделать.
Жизнь и свобода стоят большего".
От волнения Сиваков не мог попасть пальцем в нужные кнопки. Сбивался в очередности, зло сбрасывал набор и принимался тыкать негнущимся пальцем вновь.
— Дай-ка я, — Курт спокойно, не спеша нажал цифры и подал трубку Сивакову.
Панкратов уже кричал:
— Алло-алло!
— Это я, — сделав усилие над собой проговорил .Илья Данилович.
— Ты в порядке?
— В полном.
Понимая, что сейчас Сиваков не может говорить открыто, Панкратов особо не распекал его и не выпытывал подробности.
— И на этом слава Богу.
— Все остается в силе?
— Да, я думаю, новый человек нам не помешает.
— А по деньгам как?
— Мы договорились, три процента его.
— Смотри, ответственности я с тебя не снимаю, — проговорил Панкратов, — если что…
— Знаю.
В трубке раздались короткие гудки.
— Ну вот и все, — произнес Курт, забирая безмолвную трубку, — Рубикон перейден и, кажется, без особых потерь. Ведь так?
— Когда меня освободят? — поинтересовался Сиваков и тут же добавил, чтобы у Курта не оставалось сомнения в его искренности, — без меня груз не смогут принять. Только я владею всей информацией и только меня знают те, кто передаст груз.
— Подстраховаться никогда не вредно, всегда помогает, — Курт нагнулся и взял с нижней полки, устроенной под столом, бутылку водки и стакан, причем один, придвинул его Сивакову, налил до краев, приподнял, покачал, расплескивая спиртное.
— Пей.
— Я не хочу.
— Я не спрашиваю — хочешь, не хочешь. Пей.
— Зачем?
— Вопросы можно задавать, когда ты что-нибудь решаешь.
Сиваков еще колебался, но у него не оставалось выхода. Он двумя руками поднес стакан к губам и, давясь, кашляя, принялся пить. Выпив, еле перевел дыхание.
— И еще.
Курт вылил все, что оставалось в бутылке. При этом стакан переполнился, немного водки пролилось на стол.
— Мне нужно, чтобы ты отдохнул и не дергался.
Лучше быть пьяным, чем связанным.
— Может, ты и прав, Курт.
Водка еще не затуманила сознание Ильи Даниловича. Но после второго стакана он почувствовал легкое головокружение и еле сдержал позыв рвоты.