возмущенно фыркнула. -- Безобразное сборище для театральных девиц. Что за
радость общаться с таким отребьем -- не понимаю.
-- Я тоже, -- согласился праведник. -- Никакой. Вы совершенно правы.
Никакой.
-- Беда Джадди в том, что он такой безвольный, и дружки вертят им, как
хотят.
-- Вот-вот, -- сказал Билл, всячески стараясь не показаться одним из
этих дружков.
-- Ну и в результате, -- подытожила мисс Кокер. -- Вчера мы легли, как
обычно, и спали крепким сном, как вдруг в парадную дверь заколотили. Бедный
папочка спустился в халате и шлепанцах -- сердитый, потому что устал на
работе -- и увидел Джадсона.
Она замолчала и подняла страдальчески-прекрасные глаза.
-- Джадсон, -- продолжала она ровным голосом, -- похоже, обрадовался
отцу. Когда я выглянула с верхней площадки, он хлопал папу по спине. Папа
спросил, чего ему надо, и Джадсон сказал, что потерял фарфоровую свинку и
думает, может, он оставил ее в гостиной на пианино. Он вошел в дом, все
перерыл и ушел восвояси. Через час он снова чуть не сломал дверной молоток,
вытащил папу из постели и сказал, что извиняется за доставленное
беспокойство. Он сказал, что ни за что не стал бы нас тревожить, но свинка
-- талисман, и ему очень хочется показать ее одной гостье. Он сказал, что
гостья живет с мамочкой, и поэтому вот-вот уйдет. Он зашел и еще раз все
перерыл, а потом снова ушел. А в половине шестого он позвонил в папину
спальню по телефону и попросил проверить, не в кабинете ли свинка.
Она замолчала, Билл возмущенно крякнул.
-- Папа, разумеется, вне себя.
Билл сочувственно кивнул. Он охотно верил, что это так.
-- Вы бы его видели, когда он сегодня утром уходил на работу.
Слушая, как его богиня живописует исход родителя из лона семьи, Билл
порадовался, что не видел. Возбужденная фантазия рисовала ему что-то вроде
вставшего не с той ноги Апокалиптического Зверя. Он заключил, что Дж.Бердси
Кокер частенько выходит к завтраку не в духе, но такого, как сегодня, не
упомнят даже старожилы. Самый отчаянный храбрец задрожал бы, слыша, как тот
бушевал, когда перепуганная на смерть горничная уронила яичницу с беконом.
-- И в итоге, -- заключила Алиса, -- он объявил, что терпение его
лопнуло. Что не даст больше Джадсону ни пенса, и отправит его на бабушкину
ферму в Вермонт -- пусть поживет там, пока не придет в чувства. Так вот о
чем я хотела попросить, мистер Вест. Не могли бы вы выкроить месяц, чтоб
порыбачить с Джадди?
-- Вы же сказали, он едет в Вермонт.
-- Да. Но я надеюсь, что папа остынет и согласится отпустить его на
рыбалку -- разумеется, с надежным человеком, который проследит, чтобы Джадди
не пил. Понимаете, не так важно, куда его услать, лишь бы подальше от
Нью-Йорка и дурного общества. Джадди, -- голос мисс Кокер дрогнул, -- такой
лапочка, что к нему все липнут, и он просто не в силах устоять.
Билл больше не колебался. До сего времени он точно не знал, как
относится к Джадсону сестра, но теперь стало ясно: никакие темные деяния у
парадного подъезда кромешной ночью не способны поколебать ее нежную
привязанность. Тогда вперед. Он пропел дифирамбы недавнему собутыльнику --
откуда только взялось красноречие! Услышь восточный монарх такую хвалу из
уст придворного поэта, он бы и то почувствовал перебор. Но не мисс Кокер.
Она заметно оттаяла, ее гордое высокомерие смягчилось. А когда Билл закончил
душещипательный пассаж о тонкой душевной организации Джадсона и его полной
неспособности противостоять грубым соблазнам современной жизни в Нью-Йорке,
он был награжден самой чарующей из улыбок.
-- Я знала, что вы его большой друг, -- сказала мисс Кокер с такой
сердечностью, что Билл обвил одну ногу вокруг другой и глотнул воздуха. --
Вот почему я и попросила вас зайти. Вы представить не можете, что ждет
бедняжку у бабушки. Его заставят подниматься в семь и дважды на дню
присутствовать на семейный молебнах.
В мрачном молчании они созерцали ад, с которого мисс Кокер приподняла
печать.
-- Молебнах? -- дрожащим голосом переспросил Билл.
-- А по воскресеньям они поют псалмы, -- сообщила мисс Кокер и поджала
губки. -- Бедненький Джадди, так недолго и свихнуться. Что до здоровья,
рыбалка поможет ему ничуть не хуже. Он хоть порадуется. Я знаю, как он к вам
привязан. Уверена, папа согласится, он вас любит и знает, что вы будете
оберегать бедняжку Джадди. Не знаю, как и благодарить вас, мистер Вест. Я
знала, что вы не откажете. От всей души спасибо.
В делах людских бывают приливы и отливы, и важно не упустить прилив.
Билл чувствовал, что его время пришло. Ни разу за прошлый год ему не
представлялось такого удачного случая объясниться, и могут пройти месяцы,
прежде чем подвернется следующий. Билл -- не из тех речистых молодцов,
которым ничего не стоит завести разговор о чувствах где и когда угодно. Чтоб
нырнуть, ему нужен толчок. Хотя под ложечкой неприятно сосало, как четыре
года назад, когда он со сборной Гарварда вышел на Йельский стадион, он
собрался с духом и мужественно ринулся вперед.
-- Мисс Кокер... я... так сказать... другими словами... как бы вы
отнеслись...
Он замолчал, не уверенный, что выразился вполне ясно, и сделал второй
заход.
-- Я знаю... не подумайте, что я... я вполне отдаю себе отчет... вполне
возможно, что... если бы вы...
По-прежнему не так внятно, как хотелось бы. Он дважды сглотнул и
попробовал зайти с другого боку.
-- Послушайте, -- сказал он. -- Согласны ли вы стать моей женой?
Мисс Кокер и бровью не повела. Надо понимать, такие разговоры были ей
не впервой.
-- Вообще-то, -- сказала она, -- я не ожидала.
Билл тоже. Дерзкие слова еще звенели в его ушах, и он с трудом верил,
что осмелился из произнести. Однако они прозвучали и поздно подбирать
другие. Он смотрел на мисс Кокер оторопело, но с надеждой.
-- Сейчас я не могу ответить ничего определенного.
-- Да, да, конечно.
-- Лучше повторите свой вопрос, когда привезете Джадди здоровым и
окрепшим.
Предположение, что Джадди -- хрупкий инвалид, на которого и дышать-то
страшно, не вполне вязалось с образом Джадсона -- заводилы на вчерашнем
пиру, однако Билл промолчал. Какая разница? Главное, мисс Кокер не отвергла
его, Билла, с презрением и не приказала челядинцам вышвырнуть его вон.
-- А пока не будем к этому возвращаться, да?
-- Да, -- покорно отвечал Билл.
-- Когда вы могли бы выехать на рыбалку? -- спросил мисс Кокер, которая
унаследовала от отца умение ради дела забывать о чувствах. -- Прямо сейчас?
-- Завтра, если скажете, -- обреченно произнес Билл.
Он смутно догадывался, что новые обязательства помешают ему завтра же
взять под опеку дядюшкину целлюлозно-бумажную компанию. Ну и что? С минуту
он купался в лучах обворожительнейшей из улыбок, потом вспомнил, что у него
есть просьба. Улыбка была та же, что и на лучшей из фотографий -- третьей
слева на каминной полке.
-- Я не знаю, -- промямлил он. -- Я хочу сказать... Как бы вы
отнеслись... Как вы думаете... Я вот к чему, нет ли у вас случайно
фотографии, которую вы согласились бы подарить?
-- Конечно, есть, -- тепло отвечала Алиса.
-- Я так давно об этом мечтаю, -- сказал Билл.
Библиотека мистера Кули Парадена в Вестбери, Лонг-Айленд, славится на
весь мир -- говорим так уверенно, потому что статьи о ней помещают такие
географически далекие издания, как "Атлантик Монтли", "Квотерли Ревю" и
"Меркюр де Пари". Всякий библиофил, попав сюда, начинает бегать кругами,
принюхиваться, приглядываться и взволнованно повизгивать, словно пес,
учуявший разом сотни волнующих запахов. По стенам тянутся полки, уставленные
томами, томиками и томищами -- рядом с книгой-великаном примостился
упитанный карлик, с ними соседствует вроде бы книжка, а на самом деле --
коробочка, а в ней книжка. Зрелище это действует на посвященных как самый
сильный наркотик.
Билл, впрочем, воспринимал его гораздо спокойнее. Он приехал в три
пополудни. В библиотеку его проводил Робертс, сказавший, что хозяин скоро
освободится и просит подождать. Билл сразу шагнул к завешенному окну,
которое -- он знал по прошлым визитам -- просто создано для романтических
раздумий. Под окном густо рос ракитник, сквозь который можно было созерцать
и впитывать красу благородных дерев, серебристого пруда и большого тенистого
газона. А что еще надо влюбленному?
У пейзажа был только один изъян. Зеленую гладь газона, как с
отвращением увидел Билл, портили невесть откуда взявшиеся людишки. Биллу
хотелось созерцать Природу и, созерцая, отрешенно грезить об Алисе Кокер.
Белобородый старик и мальчик в коротких штанишках ему мешали. Эти две кляксы
бродили по ближайшей лужайке и портили весь вид. Впрочем, тут они повернули
к дому и скрылись в зарослях ракитника. На Билла вновь снизошел мир. Теперь
он без помех отдался мыслям об Алисе Кокер.
Мысли эти вызывали в нем кипучее возбуждение, сродни -- только гораздо
чище -- тому, что наступило после третьего крепкого коктейля, смешанного
щедрой рукой Джадсона на вчерашней прискорбной вечеринке. Кто бы поверил! Он
отбросил робость и сделал-таки предложение! Невероятно! Нет, невероятно
другое -- благосклонность, с которой его выслушали. Вот это и впрямь чудо из
чудес. Разумеется, она не связала себя помолвкой, но что с того? Она
практически пообещала, что станет его, когда он, словно рыцари встарь,
исполнит назначенный подвиг. О, благородство! О, страсть! О, жар!
Его размышления прервал скрип открывающейся двери.
-- Мистер Джаспер Дайли, -- сказал голос Робертса.
Из-за своей шторы Билл услышал ехидное фырканье.
-- Чего ради объявлять меня, любезнейший? Здесь никого нет.
-- Минуту назад здесь был мистер Вест, сэр.
-- Да? Зачем его сюда принесло?
Билл вышел из укрытия.
-- Здравствуй, дядя Джаспер, -- сказал он, тщетно пытаясь выдавить из
себя хоть немного приветливости. После того, что произошло сегодня между ним
и Совестью, он не мог смотреть на дядю Джаспера без содрогания. Мысль, что
его сравнили с этим жадным сморчком, резала, как нож.
-- А, это ты, -- проворчал дядя Джаспер, шаря по библиотеке водянистыми
змеиными глазами.
-- Мистер Параден сейчас занят, сэр, -- сказал Роберт. -- Он скоро
подойдет. Принести коктейль, сэр?
-- В рот не беру эту гадость, -- сказал дядя Джаспер и повернулся к
Биллу. -- А ты тут зачем?
-- Утром позвонил Робертс и сказал, что дядя Кули хочет меня видеть.
-- Да? Странно. Вчера я получил телеграмму такого же содержания.
-- Вот как? -- с отсутствующим видом произнес Билл и стал смотреть на
книжные полки. Он не сноб, а таракан -- тоже Божья тварь, но неприлично
человеку, который только что вышел от божественной Алисы Кокер, опускаться
до разговора с таким ничтожеством.
Однако на этом его напасти не кончились.
-- Миссис Параден-Керби, -- объявил Робертс в дверях.
Час от часу не легче. Редко кто мог вынести кузину Эвелину. Грузная
громогласная женщина на пятом десятке, с глазами, как голубая глазунья, она
так и не смогла отказаться от сюсюканья, которым в юные годы обольщала
сверстников.
-- Ой-ой-ой, сколько огромненьких стареньких книжечек, -- сказала
кузина Эвелина, обращаясь, очевидно, к пушистой болонке, которую держала на
руках. -- Вилличка-песичка будет паинькой и не станет грызть книжечки, и,
может быть, добренький дядюшка Кули даст ему кусочек тортика.
-- Мистер Отис Параден и мастер Кули Параден, -- объявил Робертс. Биллу
было уже все равно. Если в комнате дядя Джаспер и кузина Эвелина, валите до
кучи Отиса и маленького Кули -- гаже все равно не станет. Он только отметил
про себя, что Отис еще растолстел, а маленький Кули (лоснящийся младенец,
такой розовый, словно его только что вынули из кипятка) похож на
инкубаторского цыпленка; и снова вернулся к полкам.
-- Господи! -- вскричал дядя Джаспер. -- Это что, семейный сбор? Что вы
тут делаете?
-- Нас с Кули вызвали телеграммой, -- с достоинством отвечал Отис.
-- Ути-пути, как удивительно! -- сказала кузина Эвелина. -- Меня тоже.
-- А ему, -- ошеломленный дядя Джаспер указал на Билла, -- позвонили
сегодня по телефону. Интересно, что бы это значило?
Кули, молчаливый ребенок, не сказал ничего. Он сосредоточенно
расковыривал перышком кожаную обивку кресла и время от времени икал, словно
застенчивый человек, захотевший выкрикнуть "гип-гип-ура" и сломавшийся на
первом "гип". Остальная семья принялась обсуждать удивительное совпадение.
-- Странно, что дяде Кули вздумалось собрать нас всех, -- сказала
кузина Эвелина.
Дядя Отис с опаской огляделся и понизил голос.
-- По-моему, -- сказал он, -- это неспроста. Полагаю, Кули осознал, что
стареет, и решил позаботиться о нас.
-- Ой, ты и вправду так думаешь? -- с жаром воскликнула кузина Эвелина.
-- Ну, конечно, он же совсем старенький. Я считаю, после шестидесяти ничего
не остается, кроме как ждать смерти.
-- Мне в этом году исполнилось шестьдесят два, -- холодно сказал дядя
Отис.
-- Позаботиться? -- задумчиво произнес дядя Джаспер, почесывая
подбородок. -- Хм. Неплохо придумано. В таком случае нам не придется платить
налог на наследство.
Этого уже Билл не стерпел. Пусть он кровосос -- а Совесть не оставила в
этом никаких сомнений -- он, по крайней мере, благодарный кровосос. А эти
упыри неспособны даже на простейшую человеческую привязанность.
-- Меня от вас мутит, -- рявкнул он, поворачиваясь на каблуках. -- Вас
всех надо усыпить. Вечно замышляете, как вытянуть из дяди Кули деньги...
Неожиданная атака с тыла вызвала в рядах семьи замешательство.
-- Неслыханно! -- вскричала кузина Эвелина.
-- Наглый мальчишка! -- оскалился дядя Джаспер.
Дядя Отис выбрал язвительный тон.
-- А ты ни разу не взял у него ни пенса? О, разумеется, нет! -- сказал
дядя Отис.
Билл наградил его уничижительным взглядом.
-- Вы отлично знаете, что он выплачивает мне содержание. И я стыжусь,
что допустил это. Когда я вижу, как вы слетелись, словно стервятники...
-- Стервятники! -- кузина Эвелина гордо расправила плечи. -- Меня еще
никто так не оскорблял.
-- Беру назад свое выражение, -- сказал Билл.
-- Так и быть, прощаю, -- смилостивилась кузина Эвелина.
-- Надо было сказать -- пиявки.
Парадены никогда не ладили между собой, но сейчас сплотились перед
лицом обидчика. Библиотека звенела от их возмущенных голосов, все говорили
одновременно. Тишина восстановилась, лишь когда в помещении прозвучал еще
голос. Он заговорил, вернее, закричал от дверей, и произвел на ссорящихся
такое же действие, как свисток полицейского на уличных драчунов.
-- Молчать!
Голос был совершенно несоразмерен своему владельцу. Человек в дверях
был маленький и тощий, с красным чисто выбритым лицом, жесткими, коротко
стриженными седыми волосами и смотрел на собравшихся через пенсне без
оправы.
-- Типичная сцена из быта Параденов! -- язвительно заметил он.
Появление его стало для дядюшек и кузин новым сигналом к сплочению.
Едва придя в себя, они радостным потоком хлынули ему навстречу.
-- Привет, Кули. Рад тебя видеть. (Дядя Джаспер.)
-- С возвращением, Кули. (Дядя Отис.)
-- Ах ты мой дорогой, как ты прекрасно выглядишь! (Кузина Эвелина.)
Молчание. (Маленький Кули.)
Глубокое молчание. (Билл.)
Маленький человечек в дверях никак не откликнулся на излияния
родственных чувств. Выкрикнув свое "Молчать!" он снова поджал губы, а
взгляд, направленный сквозь пенсне на щебечущее собрание, остудил бы более
чутких гостей. Родственники возобновили свои преувеличенные приветствия.
-- Я получил твою телеграмму, Кули, -- сказал дядя Джаспер.
-- Я тоже, -- сказала кузина Эвелина, -- и мы с Вилличкой-песичкой
очень обрадовались.
-- Надеюсь, ты хорошо провел время, Кули, -- сказал дядя Отис. --
Далековато ты забрался, а?
-- Как тебе Япония? -- спросила кузина Эвелина. -- Я всегда говорю, что
японцы -- такие очаровашки.
-- Мы скучали без тебя, Кули, -- сказал дядя Джаспер.
Молчание отпрыска посреди всеобщего ликования задело Отиса. Он вытащил
маленького Кули из-за кресла, которое тот исследовал.
-- Поздоровайся с любимым дядюшкой, Кули, -- сказал он.
Маленький Кули немигающий взглядом уперся в подателя щедрот.
-- Здрась, -- произнес он громким басом и снова впал в прерываемое
икотой молчание.
Дядя Джаспер вновь захватил инициативу.
-- Кули, ты не уделишь мне несколько минут наедине? -- спросил он. -- У
меня к тебе маленький деловой разговор.
-- А у меня, -- сказал Отис, -- небольшая просьба от лица маленького
Кули.
Кузина Эвелина протиснулась вперед.
-- Как мы поцелуем большого дядюшку Кули! -- вскричала она, пухлыми
руками протягивая болонку к благодетелеву лицу.
Перед этой атакой мистер Параден не устоял.
-- Убери! -- заорал он, торопливо отступая. -- Значит, -- сказал он, --
мало вам самим тянуть из меня соки, вы еще и собак на меня спускаете?
Лицо кузины Эвелины исказилось удивлением и болью.
-- Тянем соки, дядя Кули?!
Мистер Параден фыркнул. От волнения очки сползли, он раздраженно вернул
их на место.
-- Да, именно! Не знаю, Эвелина, учила ли ты свою мерзкую собачонку
фокусам, но если б она села на задние лапки и принялась просить, ее можно
было бы с почетом принять в члены семьи. Это все, что вы умеете. Я
возвращаюсь из двухмесячной поездки, а вы тут же бросаетесь ко мне с
денежными просьбами.
Изумление. Дядя Джаспер оскалился. Дядя Отис сморгнул. Кузина Эвелина
расправила плечи с той же заносчивостью, что и недавно перед Биллом.
-- Гадкие грязные деньги, -- сказала она оскорблено, -- это последнее,
о чем я думаю.
Мистер Параден неприятно рассмеялся. Он явно возвратился из своих
странствий в отнюдь не благодушном настроении. Вернулось то, что можно
назвать его прежней манерой -- досадная раздражительность, которая так
осложняла семье деловые переговоры в те времена, пока еще не смягчилась под
благотворным влиянием старых книг.
-- Да, -- сказал он горько, -- последнее, о чем ты думаешь перед сном,
и первое, о чем вспоминаешь утром. Вы все у меня в печенках сидите.
Сборище...
-- Стервятников, -- подсказал Билл.
-- Стервятников, -- сказал мистер Параден. -- Все такие ласковые и
такие бедные. Вот уже много лет вы ничего не делаете, только висите на мне,
как скопище...
-- Пиявок, -- пробормотал Билл. -- Пиявок.
-- Пиявок, -- сказал мистер Параден. -- Сколько себя помню, я даю вам
деньги -- деньги, деньги, деньги. А вы всасываете их, как...
-- Промокашка, -- сказал Билл.
Мистер Параден сверкнул на него глазами.
-- Заткнись! -- прогремел он.
-- Хорошо, дядя. Я просто хотел помочь.
-- А теперь, -- продолжал мистер Параден, расправившись с Биллом, -- я
хочу сказать вам, что моему терпению пришел конец. Я выдохся. Иссяк. Устал.
-- Он грозно зыркнул на Билла, словно ожидая, не выдаст ли тот еще синоним.
-- Сегодня я собрал вас здесь, чтобы сделать объявление. У меня для вас
маленькая неожиданность. Скоро у вас появится новый родственник.
Семья ошарашено переглянулась.
-- Новый родственник?! -- в ужасе повторил Отис.
-- Только не говори, -- шепотом, словно у постели больного, выговорил
дядя Джаспер, -- что надумал жениться!
-- Нет, не надумал, -- сказал мистер Параден. -- Родственник, о котором
я говорю -- мой приемный сын. Гораций! Иди сюда, Гораций!
В дверь прошмыгнуло что-то маленькое в коротких штанишках.
-- Гораций! -- сказал мистер Параден. -- Позволь представить тебя
семье.
Мальчик с минуту таращился молча. Это был веснушчатый крепыш,
стриженный, белобрысый, с ехидными глазами. Он перевел взгляд с дяди
Джаспера на дядю Отиса, с маленького Кули на кузину Эвелину, впитывая их
всех.
-- Это семья? -- спросил он.
-- Семья.
-- Обалдеть, ну и зануды, -- произнес мальчик от всего сердца.
В молчании, последовавшем за этим искренним выражением чувств, к
собравшимся присоединилось еще одно действующее лицо. Оно было высокое,
благообразное и облачено в хламиду. По белой бороде Билл узнал недавнего
Горациева спутника на лужайке. Даже издали он внушал почтение, вблизи же
выглядел почти что малым пророком. Он улыбался отеческой улыбкой --
единственной, кстати, улыбкой среди находящихся в комнате, поскольку менее
веселое общество можно было отыскать в Америке разве что на похоронах. Дядя
Джаспер поник, как увядшая лилия, у дяди Отиса глаза вылезли из орбит,
кузина Эвелина собиралась лопнуть. Что до Горация, вид семьи, в которую ему
предстоит войти, явно убил в нем всякую радость жизни.
Он заговорил первым, и стало ясно, какая ноша его гнетет.
-- Я должен их всех поцеловать? -- спросил он.
-- Только не меня, -- отрезал дядя Джаспер, выходя из ступора. Сопя,
как тюлень, он двинулся на мистера Парадена. -- Как это следует понимать,
Кули? -- осведомился он.
Мистер Параден указал на новопришедшего.
-- Профессор Эпплби объяснит.
Малый пророк поклонился. Если он и смущался, то умело это скрывал.
Говоря, он продолжал ласково улыбаться.
-- Сообщение, которое мой добрый друг Параден...
-- Что значит "ваш добрый друг Параден"? -- резко переспросил дядя
Джаспер. -- Как давно вы знакомы, хотелось бы мне знать.
-- Я познакомился с профессором Эпплби в поезде из Сан-Франциско, --
сказал мистер Параден. -- Он-то и...
-- Я-то, -- мягко перебил профессор Эпплби, -- и убедил мистера
Парадена взять на воспитание этого малыша. -- Он погладил мальчика по
головке и вновь обратился к взбешенным слушателям. -- Мое имя, -- продолжал
он, упреждая дядю Джаспера, который открыл уже было рот, -- возможно, ничего
вам не говорит, однако, со всей скромностью могу заверить, что в некоторых
кругах мои взгляды на евгенику почитаются достойными внимания. Рад сообщить,
что мистер Параден вступил в число моих учеников. Я твердо поддерживаю
взгляды мистера Бернарда Шоу, что надо создать новую расу из лучших
представителей старой. Гораций прекрасно развит физически, смышлен, обладает
золотым характером и редкой покладистостью. Я считаю -- и с удовольствием
констатирую, что мистер Параден согласен -- что ему лучше вкладывать
средства в воспитание этого мальчика, чем тратиться на родственников,
которые, позволю заметить, не имею будущего, и, уж простите, но мало что
могут дать взамен. Мистер Параден намерен основать семью, которая нацелена
вперед, а не назад. Семью... э... будущих, а не бывших.
Родственники заговорили хором. В продолжение речи они несколько раз
пытались раскрыть рот, но профессора Эпплби так легко не перебьешь. Теперь,
когда он смолк, он дали волю своим чувствам -- кузина Эвелина первая, следом
дядя Джаспер и дядя Отис.
-- Это что-то неслыханное!
-- Да он опасный безумец!
-- Неужели ты и впрямь хочешь сделать этого неотесанного мальчишку
наследником в обход собственной плоти и крови?
Профессор Эпплби мягко вмешался.
-- Надо признать, -- согласился он, -- что Гораций и впрямь лишен
определенного светского лоска. Но что с того? Хороший учитель исправить этот
мелкий недостаток за пару месяцев. Главное -- мальчуган исключительно здоров
и сообразителен.
Мальчуган никак не подтвердил эти заслуженные хвалы. Он боролся с более
близкой его сердцу проблемой.
-- Я не буду их целовать, -- громко объявил он. -- Разве что на спор. Я
как-то на спор поцеловал козла.
Кузина Эвелина выбросила вперед руки, отчего Вилличка-песичка звонко
шмякнулся на пол.
-- Грубиян!
-- Думаю, мой дорогой, -- кротко сказал профессор Эпплби, -- что
разговор переходит на повышенные тона, поэтому мне стоит вывести Горация на
улицу. Формирующемуся уму вредно слушать такие перепалки.
Кузина Эвелина воинственно напряглась.
-- Пожалуйста, не беспокойте Горация в его доме. -- Она прицепила к
ошейнику Виллички-песички поводок и направилась к двери. -- Прощай, дядя
Кули, -- сказала она, оборачиваясь. -- Я считаю, что меня глубоко и жестоко
оскорбили.
-- Эй! -- крикнул Гораций, указывая пальцем. -- Ты вязанье уронила, оно
разматывается.
С долгим, полным укоризны взглядом кузина Эвелина подхватила
Вилличку-песичку на руки и вышла. Дядя Джаспер ринулся за ней.
-- До свиданья, Джаспер, -- сказал мистер Параден.
-- До свиданья. Я немедленно приму меры, чтоб тебя освидетельствовала
медицинская комиссия. Признают недееспособным. Это -- единственный способ
остановить твой безумный замысел.
-- А я, -- добавил дядя Отис, -- скажу лишь одно, Кули. Эта поездка
обошлась мне в три доллара семьдесят девять центов. Я пришлю своего
адвоката. -- Он взял маленького Кули за руку. -- Идем, Джон, -- сказал он
горько. -- Отныне тебя будут называть вторым именем.
Гораций с ехидцей наблюдал за исходом родственников.
-- Похоже, меня тут любят, как холодный гренок с сыром! -- заметил он.
Билл дружелюбно шагнул вперед.
-- Знаешь, приятель, я ничего против тебя не имею, -- сказал он. --
Добро пожаловать в семью!
-- Если это семья, -- сказал Гораций, -- то жалуй в нее сам.
И, протянув детскую ручонку профессору Эпплби, вышел из комнаты. Мистер
Параден мрачно уставился на Билла.
-- Ну, Уильям?
-- Ну, дядя Кули?
-- Полагаю, ты понял, что я не намерен больше платить тебе содержание?
-- Понял.
Спокойствие юного родственника несколько озадачило мистера Парадена.
Тот заговорил почти виновато.
-- Самое плохое, когда у юноши твоих лет куча незаработанных денег.
-- В точности так я думаю, -- сказал Билл с жаром. -- Мне надо
работать! Позор, -- продолжал он, -- что юноша с моими способностями и умом
не зарабатывает себе на жизнь. Стыд, да и только.
Красное лицо мистера Парадена побагровело.
-- Очень смешно! -- проревел он. -- Очень смешно и остроумно. Что ты
рассчитываешь выгадать...
-- Остроумно! Ты же не думаешь, что я шучу?
-- Думаю, что пытаешься.
-- Да нет же, Господи! Я и приехал сюда, чтобы просить места.
радость общаться с таким отребьем -- не понимаю.
-- Я тоже, -- согласился праведник. -- Никакой. Вы совершенно правы.
Никакой.
-- Беда Джадди в том, что он такой безвольный, и дружки вертят им, как
хотят.
-- Вот-вот, -- сказал Билл, всячески стараясь не показаться одним из
этих дружков.
-- Ну и в результате, -- подытожила мисс Кокер. -- Вчера мы легли, как
обычно, и спали крепким сном, как вдруг в парадную дверь заколотили. Бедный
папочка спустился в халате и шлепанцах -- сердитый, потому что устал на
работе -- и увидел Джадсона.
Она замолчала и подняла страдальчески-прекрасные глаза.
-- Джадсон, -- продолжала она ровным голосом, -- похоже, обрадовался
отцу. Когда я выглянула с верхней площадки, он хлопал папу по спине. Папа
спросил, чего ему надо, и Джадсон сказал, что потерял фарфоровую свинку и
думает, может, он оставил ее в гостиной на пианино. Он вошел в дом, все
перерыл и ушел восвояси. Через час он снова чуть не сломал дверной молоток,
вытащил папу из постели и сказал, что извиняется за доставленное
беспокойство. Он сказал, что ни за что не стал бы нас тревожить, но свинка
-- талисман, и ему очень хочется показать ее одной гостье. Он сказал, что
гостья живет с мамочкой, и поэтому вот-вот уйдет. Он зашел и еще раз все
перерыл, а потом снова ушел. А в половине шестого он позвонил в папину
спальню по телефону и попросил проверить, не в кабинете ли свинка.
Она замолчала, Билл возмущенно крякнул.
-- Папа, разумеется, вне себя.
Билл сочувственно кивнул. Он охотно верил, что это так.
-- Вы бы его видели, когда он сегодня утром уходил на работу.
Слушая, как его богиня живописует исход родителя из лона семьи, Билл
порадовался, что не видел. Возбужденная фантазия рисовала ему что-то вроде
вставшего не с той ноги Апокалиптического Зверя. Он заключил, что Дж.Бердси
Кокер частенько выходит к завтраку не в духе, но такого, как сегодня, не
упомнят даже старожилы. Самый отчаянный храбрец задрожал бы, слыша, как тот
бушевал, когда перепуганная на смерть горничная уронила яичницу с беконом.
-- И в итоге, -- заключила Алиса, -- он объявил, что терпение его
лопнуло. Что не даст больше Джадсону ни пенса, и отправит его на бабушкину
ферму в Вермонт -- пусть поживет там, пока не придет в чувства. Так вот о
чем я хотела попросить, мистер Вест. Не могли бы вы выкроить месяц, чтоб
порыбачить с Джадди?
-- Вы же сказали, он едет в Вермонт.
-- Да. Но я надеюсь, что папа остынет и согласится отпустить его на
рыбалку -- разумеется, с надежным человеком, который проследит, чтобы Джадди
не пил. Понимаете, не так важно, куда его услать, лишь бы подальше от
Нью-Йорка и дурного общества. Джадди, -- голос мисс Кокер дрогнул, -- такой
лапочка, что к нему все липнут, и он просто не в силах устоять.
Билл больше не колебался. До сего времени он точно не знал, как
относится к Джадсону сестра, но теперь стало ясно: никакие темные деяния у
парадного подъезда кромешной ночью не способны поколебать ее нежную
привязанность. Тогда вперед. Он пропел дифирамбы недавнему собутыльнику --
откуда только взялось красноречие! Услышь восточный монарх такую хвалу из
уст придворного поэта, он бы и то почувствовал перебор. Но не мисс Кокер.
Она заметно оттаяла, ее гордое высокомерие смягчилось. А когда Билл закончил
душещипательный пассаж о тонкой душевной организации Джадсона и его полной
неспособности противостоять грубым соблазнам современной жизни в Нью-Йорке,
он был награжден самой чарующей из улыбок.
-- Я знала, что вы его большой друг, -- сказала мисс Кокер с такой
сердечностью, что Билл обвил одну ногу вокруг другой и глотнул воздуха. --
Вот почему я и попросила вас зайти. Вы представить не можете, что ждет
бедняжку у бабушки. Его заставят подниматься в семь и дважды на дню
присутствовать на семейный молебнах.
В мрачном молчании они созерцали ад, с которого мисс Кокер приподняла
печать.
-- Молебнах? -- дрожащим голосом переспросил Билл.
-- А по воскресеньям они поют псалмы, -- сообщила мисс Кокер и поджала
губки. -- Бедненький Джадди, так недолго и свихнуться. Что до здоровья,
рыбалка поможет ему ничуть не хуже. Он хоть порадуется. Я знаю, как он к вам
привязан. Уверена, папа согласится, он вас любит и знает, что вы будете
оберегать бедняжку Джадди. Не знаю, как и благодарить вас, мистер Вест. Я
знала, что вы не откажете. От всей души спасибо.
В делах людских бывают приливы и отливы, и важно не упустить прилив.
Билл чувствовал, что его время пришло. Ни разу за прошлый год ему не
представлялось такого удачного случая объясниться, и могут пройти месяцы,
прежде чем подвернется следующий. Билл -- не из тех речистых молодцов,
которым ничего не стоит завести разговор о чувствах где и когда угодно. Чтоб
нырнуть, ему нужен толчок. Хотя под ложечкой неприятно сосало, как четыре
года назад, когда он со сборной Гарварда вышел на Йельский стадион, он
собрался с духом и мужественно ринулся вперед.
-- Мисс Кокер... я... так сказать... другими словами... как бы вы
отнеслись...
Он замолчал, не уверенный, что выразился вполне ясно, и сделал второй
заход.
-- Я знаю... не подумайте, что я... я вполне отдаю себе отчет... вполне
возможно, что... если бы вы...
По-прежнему не так внятно, как хотелось бы. Он дважды сглотнул и
попробовал зайти с другого боку.
-- Послушайте, -- сказал он. -- Согласны ли вы стать моей женой?
Мисс Кокер и бровью не повела. Надо понимать, такие разговоры были ей
не впервой.
-- Вообще-то, -- сказала она, -- я не ожидала.
Билл тоже. Дерзкие слова еще звенели в его ушах, и он с трудом верил,
что осмелился из произнести. Однако они прозвучали и поздно подбирать
другие. Он смотрел на мисс Кокер оторопело, но с надеждой.
-- Сейчас я не могу ответить ничего определенного.
-- Да, да, конечно.
-- Лучше повторите свой вопрос, когда привезете Джадди здоровым и
окрепшим.
Предположение, что Джадди -- хрупкий инвалид, на которого и дышать-то
страшно, не вполне вязалось с образом Джадсона -- заводилы на вчерашнем
пиру, однако Билл промолчал. Какая разница? Главное, мисс Кокер не отвергла
его, Билла, с презрением и не приказала челядинцам вышвырнуть его вон.
-- А пока не будем к этому возвращаться, да?
-- Да, -- покорно отвечал Билл.
-- Когда вы могли бы выехать на рыбалку? -- спросил мисс Кокер, которая
унаследовала от отца умение ради дела забывать о чувствах. -- Прямо сейчас?
-- Завтра, если скажете, -- обреченно произнес Билл.
Он смутно догадывался, что новые обязательства помешают ему завтра же
взять под опеку дядюшкину целлюлозно-бумажную компанию. Ну и что? С минуту
он купался в лучах обворожительнейшей из улыбок, потом вспомнил, что у него
есть просьба. Улыбка была та же, что и на лучшей из фотографий -- третьей
слева на каминной полке.
-- Я не знаю, -- промямлил он. -- Я хочу сказать... Как бы вы
отнеслись... Как вы думаете... Я вот к чему, нет ли у вас случайно
фотографии, которую вы согласились бы подарить?
-- Конечно, есть, -- тепло отвечала Алиса.
-- Я так давно об этом мечтаю, -- сказал Билл.
Библиотека мистера Кули Парадена в Вестбери, Лонг-Айленд, славится на
весь мир -- говорим так уверенно, потому что статьи о ней помещают такие
географически далекие издания, как "Атлантик Монтли", "Квотерли Ревю" и
"Меркюр де Пари". Всякий библиофил, попав сюда, начинает бегать кругами,
принюхиваться, приглядываться и взволнованно повизгивать, словно пес,
учуявший разом сотни волнующих запахов. По стенам тянутся полки, уставленные
томами, томиками и томищами -- рядом с книгой-великаном примостился
упитанный карлик, с ними соседствует вроде бы книжка, а на самом деле --
коробочка, а в ней книжка. Зрелище это действует на посвященных как самый
сильный наркотик.
Билл, впрочем, воспринимал его гораздо спокойнее. Он приехал в три
пополудни. В библиотеку его проводил Робертс, сказавший, что хозяин скоро
освободится и просит подождать. Билл сразу шагнул к завешенному окну,
которое -- он знал по прошлым визитам -- просто создано для романтических
раздумий. Под окном густо рос ракитник, сквозь который можно было созерцать
и впитывать красу благородных дерев, серебристого пруда и большого тенистого
газона. А что еще надо влюбленному?
У пейзажа был только один изъян. Зеленую гладь газона, как с
отвращением увидел Билл, портили невесть откуда взявшиеся людишки. Биллу
хотелось созерцать Природу и, созерцая, отрешенно грезить об Алисе Кокер.
Белобородый старик и мальчик в коротких штанишках ему мешали. Эти две кляксы
бродили по ближайшей лужайке и портили весь вид. Впрочем, тут они повернули
к дому и скрылись в зарослях ракитника. На Билла вновь снизошел мир. Теперь
он без помех отдался мыслям об Алисе Кокер.
Мысли эти вызывали в нем кипучее возбуждение, сродни -- только гораздо
чище -- тому, что наступило после третьего крепкого коктейля, смешанного
щедрой рукой Джадсона на вчерашней прискорбной вечеринке. Кто бы поверил! Он
отбросил робость и сделал-таки предложение! Невероятно! Нет, невероятно
другое -- благосклонность, с которой его выслушали. Вот это и впрямь чудо из
чудес. Разумеется, она не связала себя помолвкой, но что с того? Она
практически пообещала, что станет его, когда он, словно рыцари встарь,
исполнит назначенный подвиг. О, благородство! О, страсть! О, жар!
Его размышления прервал скрип открывающейся двери.
-- Мистер Джаспер Дайли, -- сказал голос Робертса.
Из-за своей шторы Билл услышал ехидное фырканье.
-- Чего ради объявлять меня, любезнейший? Здесь никого нет.
-- Минуту назад здесь был мистер Вест, сэр.
-- Да? Зачем его сюда принесло?
Билл вышел из укрытия.
-- Здравствуй, дядя Джаспер, -- сказал он, тщетно пытаясь выдавить из
себя хоть немного приветливости. После того, что произошло сегодня между ним
и Совестью, он не мог смотреть на дядю Джаспера без содрогания. Мысль, что
его сравнили с этим жадным сморчком, резала, как нож.
-- А, это ты, -- проворчал дядя Джаспер, шаря по библиотеке водянистыми
змеиными глазами.
-- Мистер Параден сейчас занят, сэр, -- сказал Роберт. -- Он скоро
подойдет. Принести коктейль, сэр?
-- В рот не беру эту гадость, -- сказал дядя Джаспер и повернулся к
Биллу. -- А ты тут зачем?
-- Утром позвонил Робертс и сказал, что дядя Кули хочет меня видеть.
-- Да? Странно. Вчера я получил телеграмму такого же содержания.
-- Вот как? -- с отсутствующим видом произнес Билл и стал смотреть на
книжные полки. Он не сноб, а таракан -- тоже Божья тварь, но неприлично
человеку, который только что вышел от божественной Алисы Кокер, опускаться
до разговора с таким ничтожеством.
Однако на этом его напасти не кончились.
-- Миссис Параден-Керби, -- объявил Робертс в дверях.
Час от часу не легче. Редко кто мог вынести кузину Эвелину. Грузная
громогласная женщина на пятом десятке, с глазами, как голубая глазунья, она
так и не смогла отказаться от сюсюканья, которым в юные годы обольщала
сверстников.
-- Ой-ой-ой, сколько огромненьких стареньких книжечек, -- сказала
кузина Эвелина, обращаясь, очевидно, к пушистой болонке, которую держала на
руках. -- Вилличка-песичка будет паинькой и не станет грызть книжечки, и,
может быть, добренький дядюшка Кули даст ему кусочек тортика.
-- Мистер Отис Параден и мастер Кули Параден, -- объявил Робертс. Биллу
было уже все равно. Если в комнате дядя Джаспер и кузина Эвелина, валите до
кучи Отиса и маленького Кули -- гаже все равно не станет. Он только отметил
про себя, что Отис еще растолстел, а маленький Кули (лоснящийся младенец,
такой розовый, словно его только что вынули из кипятка) похож на
инкубаторского цыпленка; и снова вернулся к полкам.
-- Господи! -- вскричал дядя Джаспер. -- Это что, семейный сбор? Что вы
тут делаете?
-- Нас с Кули вызвали телеграммой, -- с достоинством отвечал Отис.
-- Ути-пути, как удивительно! -- сказала кузина Эвелина. -- Меня тоже.
-- А ему, -- ошеломленный дядя Джаспер указал на Билла, -- позвонили
сегодня по телефону. Интересно, что бы это значило?
Кули, молчаливый ребенок, не сказал ничего. Он сосредоточенно
расковыривал перышком кожаную обивку кресла и время от времени икал, словно
застенчивый человек, захотевший выкрикнуть "гип-гип-ура" и сломавшийся на
первом "гип". Остальная семья принялась обсуждать удивительное совпадение.
-- Странно, что дяде Кули вздумалось собрать нас всех, -- сказала
кузина Эвелина.
Дядя Отис с опаской огляделся и понизил голос.
-- По-моему, -- сказал он, -- это неспроста. Полагаю, Кули осознал, что
стареет, и решил позаботиться о нас.
-- Ой, ты и вправду так думаешь? -- с жаром воскликнула кузина Эвелина.
-- Ну, конечно, он же совсем старенький. Я считаю, после шестидесяти ничего
не остается, кроме как ждать смерти.
-- Мне в этом году исполнилось шестьдесят два, -- холодно сказал дядя
Отис.
-- Позаботиться? -- задумчиво произнес дядя Джаспер, почесывая
подбородок. -- Хм. Неплохо придумано. В таком случае нам не придется платить
налог на наследство.
Этого уже Билл не стерпел. Пусть он кровосос -- а Совесть не оставила в
этом никаких сомнений -- он, по крайней мере, благодарный кровосос. А эти
упыри неспособны даже на простейшую человеческую привязанность.
-- Меня от вас мутит, -- рявкнул он, поворачиваясь на каблуках. -- Вас
всех надо усыпить. Вечно замышляете, как вытянуть из дяди Кули деньги...
Неожиданная атака с тыла вызвала в рядах семьи замешательство.
-- Неслыханно! -- вскричала кузина Эвелина.
-- Наглый мальчишка! -- оскалился дядя Джаспер.
Дядя Отис выбрал язвительный тон.
-- А ты ни разу не взял у него ни пенса? О, разумеется, нет! -- сказал
дядя Отис.
Билл наградил его уничижительным взглядом.
-- Вы отлично знаете, что он выплачивает мне содержание. И я стыжусь,
что допустил это. Когда я вижу, как вы слетелись, словно стервятники...
-- Стервятники! -- кузина Эвелина гордо расправила плечи. -- Меня еще
никто так не оскорблял.
-- Беру назад свое выражение, -- сказал Билл.
-- Так и быть, прощаю, -- смилостивилась кузина Эвелина.
-- Надо было сказать -- пиявки.
Парадены никогда не ладили между собой, но сейчас сплотились перед
лицом обидчика. Библиотека звенела от их возмущенных голосов, все говорили
одновременно. Тишина восстановилась, лишь когда в помещении прозвучал еще
голос. Он заговорил, вернее, закричал от дверей, и произвел на ссорящихся
такое же действие, как свисток полицейского на уличных драчунов.
-- Молчать!
Голос был совершенно несоразмерен своему владельцу. Человек в дверях
был маленький и тощий, с красным чисто выбритым лицом, жесткими, коротко
стриженными седыми волосами и смотрел на собравшихся через пенсне без
оправы.
-- Типичная сцена из быта Параденов! -- язвительно заметил он.
Появление его стало для дядюшек и кузин новым сигналом к сплочению.
Едва придя в себя, они радостным потоком хлынули ему навстречу.
-- Привет, Кули. Рад тебя видеть. (Дядя Джаспер.)
-- С возвращением, Кули. (Дядя Отис.)
-- Ах ты мой дорогой, как ты прекрасно выглядишь! (Кузина Эвелина.)
Молчание. (Маленький Кули.)
Глубокое молчание. (Билл.)
Маленький человечек в дверях никак не откликнулся на излияния
родственных чувств. Выкрикнув свое "Молчать!" он снова поджал губы, а
взгляд, направленный сквозь пенсне на щебечущее собрание, остудил бы более
чутких гостей. Родственники возобновили свои преувеличенные приветствия.
-- Я получил твою телеграмму, Кули, -- сказал дядя Джаспер.
-- Я тоже, -- сказала кузина Эвелина, -- и мы с Вилличкой-песичкой
очень обрадовались.
-- Надеюсь, ты хорошо провел время, Кули, -- сказал дядя Отис. --
Далековато ты забрался, а?
-- Как тебе Япония? -- спросила кузина Эвелина. -- Я всегда говорю, что
японцы -- такие очаровашки.
-- Мы скучали без тебя, Кули, -- сказал дядя Джаспер.
Молчание отпрыска посреди всеобщего ликования задело Отиса. Он вытащил
маленького Кули из-за кресла, которое тот исследовал.
-- Поздоровайся с любимым дядюшкой, Кули, -- сказал он.
Маленький Кули немигающий взглядом уперся в подателя щедрот.
-- Здрась, -- произнес он громким басом и снова впал в прерываемое
икотой молчание.
Дядя Джаспер вновь захватил инициативу.
-- Кули, ты не уделишь мне несколько минут наедине? -- спросил он. -- У
меня к тебе маленький деловой разговор.
-- А у меня, -- сказал Отис, -- небольшая просьба от лица маленького
Кули.
Кузина Эвелина протиснулась вперед.
-- Как мы поцелуем большого дядюшку Кули! -- вскричала она, пухлыми
руками протягивая болонку к благодетелеву лицу.
Перед этой атакой мистер Параден не устоял.
-- Убери! -- заорал он, торопливо отступая. -- Значит, -- сказал он, --
мало вам самим тянуть из меня соки, вы еще и собак на меня спускаете?
Лицо кузины Эвелины исказилось удивлением и болью.
-- Тянем соки, дядя Кули?!
Мистер Параден фыркнул. От волнения очки сползли, он раздраженно вернул
их на место.
-- Да, именно! Не знаю, Эвелина, учила ли ты свою мерзкую собачонку
фокусам, но если б она села на задние лапки и принялась просить, ее можно
было бы с почетом принять в члены семьи. Это все, что вы умеете. Я
возвращаюсь из двухмесячной поездки, а вы тут же бросаетесь ко мне с
денежными просьбами.
Изумление. Дядя Джаспер оскалился. Дядя Отис сморгнул. Кузина Эвелина
расправила плечи с той же заносчивостью, что и недавно перед Биллом.
-- Гадкие грязные деньги, -- сказала она оскорблено, -- это последнее,
о чем я думаю.
Мистер Параден неприятно рассмеялся. Он явно возвратился из своих
странствий в отнюдь не благодушном настроении. Вернулось то, что можно
назвать его прежней манерой -- досадная раздражительность, которая так
осложняла семье деловые переговоры в те времена, пока еще не смягчилась под
благотворным влиянием старых книг.
-- Да, -- сказал он горько, -- последнее, о чем ты думаешь перед сном,
и первое, о чем вспоминаешь утром. Вы все у меня в печенках сидите.
Сборище...
-- Стервятников, -- подсказал Билл.
-- Стервятников, -- сказал мистер Параден. -- Все такие ласковые и
такие бедные. Вот уже много лет вы ничего не делаете, только висите на мне,
как скопище...
-- Пиявок, -- пробормотал Билл. -- Пиявок.
-- Пиявок, -- сказал мистер Параден. -- Сколько себя помню, я даю вам
деньги -- деньги, деньги, деньги. А вы всасываете их, как...
-- Промокашка, -- сказал Билл.
Мистер Параден сверкнул на него глазами.
-- Заткнись! -- прогремел он.
-- Хорошо, дядя. Я просто хотел помочь.
-- А теперь, -- продолжал мистер Параден, расправившись с Биллом, -- я
хочу сказать вам, что моему терпению пришел конец. Я выдохся. Иссяк. Устал.
-- Он грозно зыркнул на Билла, словно ожидая, не выдаст ли тот еще синоним.
-- Сегодня я собрал вас здесь, чтобы сделать объявление. У меня для вас
маленькая неожиданность. Скоро у вас появится новый родственник.
Семья ошарашено переглянулась.
-- Новый родственник?! -- в ужасе повторил Отис.
-- Только не говори, -- шепотом, словно у постели больного, выговорил
дядя Джаспер, -- что надумал жениться!
-- Нет, не надумал, -- сказал мистер Параден. -- Родственник, о котором
я говорю -- мой приемный сын. Гораций! Иди сюда, Гораций!
В дверь прошмыгнуло что-то маленькое в коротких штанишках.
-- Гораций! -- сказал мистер Параден. -- Позволь представить тебя
семье.
Мальчик с минуту таращился молча. Это был веснушчатый крепыш,
стриженный, белобрысый, с ехидными глазами. Он перевел взгляд с дяди
Джаспера на дядю Отиса, с маленького Кули на кузину Эвелину, впитывая их
всех.
-- Это семья? -- спросил он.
-- Семья.
-- Обалдеть, ну и зануды, -- произнес мальчик от всего сердца.
В молчании, последовавшем за этим искренним выражением чувств, к
собравшимся присоединилось еще одно действующее лицо. Оно было высокое,
благообразное и облачено в хламиду. По белой бороде Билл узнал недавнего
Горациева спутника на лужайке. Даже издали он внушал почтение, вблизи же
выглядел почти что малым пророком. Он улыбался отеческой улыбкой --
единственной, кстати, улыбкой среди находящихся в комнате, поскольку менее
веселое общество можно было отыскать в Америке разве что на похоронах. Дядя
Джаспер поник, как увядшая лилия, у дяди Отиса глаза вылезли из орбит,
кузина Эвелина собиралась лопнуть. Что до Горация, вид семьи, в которую ему
предстоит войти, явно убил в нем всякую радость жизни.
Он заговорил первым, и стало ясно, какая ноша его гнетет.
-- Я должен их всех поцеловать? -- спросил он.
-- Только не меня, -- отрезал дядя Джаспер, выходя из ступора. Сопя,
как тюлень, он двинулся на мистера Парадена. -- Как это следует понимать,
Кули? -- осведомился он.
Мистер Параден указал на новопришедшего.
-- Профессор Эпплби объяснит.
Малый пророк поклонился. Если он и смущался, то умело это скрывал.
Говоря, он продолжал ласково улыбаться.
-- Сообщение, которое мой добрый друг Параден...
-- Что значит "ваш добрый друг Параден"? -- резко переспросил дядя
Джаспер. -- Как давно вы знакомы, хотелось бы мне знать.
-- Я познакомился с профессором Эпплби в поезде из Сан-Франциско, --
сказал мистер Параден. -- Он-то и...
-- Я-то, -- мягко перебил профессор Эпплби, -- и убедил мистера
Парадена взять на воспитание этого малыша. -- Он погладил мальчика по
головке и вновь обратился к взбешенным слушателям. -- Мое имя, -- продолжал
он, упреждая дядю Джаспера, который открыл уже было рот, -- возможно, ничего
вам не говорит, однако, со всей скромностью могу заверить, что в некоторых
кругах мои взгляды на евгенику почитаются достойными внимания. Рад сообщить,
что мистер Параден вступил в число моих учеников. Я твердо поддерживаю
взгляды мистера Бернарда Шоу, что надо создать новую расу из лучших
представителей старой. Гораций прекрасно развит физически, смышлен, обладает
золотым характером и редкой покладистостью. Я считаю -- и с удовольствием
констатирую, что мистер Параден согласен -- что ему лучше вкладывать
средства в воспитание этого мальчика, чем тратиться на родственников,
которые, позволю заметить, не имею будущего, и, уж простите, но мало что
могут дать взамен. Мистер Параден намерен основать семью, которая нацелена
вперед, а не назад. Семью... э... будущих, а не бывших.
Родственники заговорили хором. В продолжение речи они несколько раз
пытались раскрыть рот, но профессора Эпплби так легко не перебьешь. Теперь,
когда он смолк, он дали волю своим чувствам -- кузина Эвелина первая, следом
дядя Джаспер и дядя Отис.
-- Это что-то неслыханное!
-- Да он опасный безумец!
-- Неужели ты и впрямь хочешь сделать этого неотесанного мальчишку
наследником в обход собственной плоти и крови?
Профессор Эпплби мягко вмешался.
-- Надо признать, -- согласился он, -- что Гораций и впрямь лишен
определенного светского лоска. Но что с того? Хороший учитель исправить этот
мелкий недостаток за пару месяцев. Главное -- мальчуган исключительно здоров
и сообразителен.
Мальчуган никак не подтвердил эти заслуженные хвалы. Он боролся с более
близкой его сердцу проблемой.
-- Я не буду их целовать, -- громко объявил он. -- Разве что на спор. Я
как-то на спор поцеловал козла.
Кузина Эвелина выбросила вперед руки, отчего Вилличка-песичка звонко
шмякнулся на пол.
-- Грубиян!
-- Думаю, мой дорогой, -- кротко сказал профессор Эпплби, -- что
разговор переходит на повышенные тона, поэтому мне стоит вывести Горация на
улицу. Формирующемуся уму вредно слушать такие перепалки.
Кузина Эвелина воинственно напряглась.
-- Пожалуйста, не беспокойте Горация в его доме. -- Она прицепила к
ошейнику Виллички-песички поводок и направилась к двери. -- Прощай, дядя
Кули, -- сказала она, оборачиваясь. -- Я считаю, что меня глубоко и жестоко
оскорбили.
-- Эй! -- крикнул Гораций, указывая пальцем. -- Ты вязанье уронила, оно
разматывается.
С долгим, полным укоризны взглядом кузина Эвелина подхватила
Вилличку-песичку на руки и вышла. Дядя Джаспер ринулся за ней.
-- До свиданья, Джаспер, -- сказал мистер Параден.
-- До свиданья. Я немедленно приму меры, чтоб тебя освидетельствовала
медицинская комиссия. Признают недееспособным. Это -- единственный способ
остановить твой безумный замысел.
-- А я, -- добавил дядя Отис, -- скажу лишь одно, Кули. Эта поездка
обошлась мне в три доллара семьдесят девять центов. Я пришлю своего
адвоката. -- Он взял маленького Кули за руку. -- Идем, Джон, -- сказал он
горько. -- Отныне тебя будут называть вторым именем.
Гораций с ехидцей наблюдал за исходом родственников.
-- Похоже, меня тут любят, как холодный гренок с сыром! -- заметил он.
Билл дружелюбно шагнул вперед.
-- Знаешь, приятель, я ничего против тебя не имею, -- сказал он. --
Добро пожаловать в семью!
-- Если это семья, -- сказал Гораций, -- то жалуй в нее сам.
И, протянув детскую ручонку профессору Эпплби, вышел из комнаты. Мистер
Параден мрачно уставился на Билла.
-- Ну, Уильям?
-- Ну, дядя Кули?
-- Полагаю, ты понял, что я не намерен больше платить тебе содержание?
-- Понял.
Спокойствие юного родственника несколько озадачило мистера Парадена.
Тот заговорил почти виновато.
-- Самое плохое, когда у юноши твоих лет куча незаработанных денег.
-- В точности так я думаю, -- сказал Билл с жаром. -- Мне надо
работать! Позор, -- продолжал он, -- что юноша с моими способностями и умом
не зарабатывает себе на жизнь. Стыд, да и только.
Красное лицо мистера Парадена побагровело.
-- Очень смешно! -- проревел он. -- Очень смешно и остроумно. Что ты
рассчитываешь выгадать...
-- Остроумно! Ты же не думаешь, что я шучу?
-- Думаю, что пытаешься.
-- Да нет же, Господи! Я и приехал сюда, чтобы просить места.