Страница:
— Не беспокойтесь, вы успели вовремя, — успокоила она Рюарка. — Что будем делать теперь, мой капитан Рюарк?
Рюарк спрятал саблю в ножны и перезарядил пистолеты, оглядывая комнату. Молодой пират лежал без движения лицом вверх с остекленевшими глазами. Рядом с ним лежал другой, неестественно раскинув руки.
— Мы должны бежать, пока они не вернулись.
Остров словно вымер под палящими лучами полуденного солнца. У причала рядом с сидевшей молодой женщиной стоял невысокий мужчина в очках. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что он часто и беспокойно поглядывает в сторону холма, над которым только очень острый взгляд мог бы различить поднимавшуюся к небу тонкую струйку дыма. Но вот послышался грохот взрыва, и вместо тонкой струйки повалил густой дым, сквозь который провинились языки пламени. Жители острова забегали в панике, послышались крики ужаса: горел набитый порохом арсенал.
В суматохе никто не обратил внимания на то, что человек в очках с девушкой сели в ялик и стали быстро грести в сторону «Гончей». И почти одновременно с ними из зарослей кустов на пляж выбежали двое: высокий крепкий мужчина и хрупкая женщина. Сбросив шляпы и сандалии, они вошли в воду и быстро поплыли к шхуне. Приближаясь к ней, они замедлили движение, чтобы их не выдал плеск воды. Рюарк ухватился за якорную цепь, подал руку Шанне, и, стараясь не шуметь, они стали карабкаться по цепи и вскоре оказались на палубе.
На противоположной ее стороне Рюарк увидел обоих охранников. Гэтлье убеждал их немедленно отправиться на берег, чтобы принять участие в тушении пожара.
Рюарк бесшумно подошел к ним сзади. От сильного толчка один из пиратов полетел вниз головой за борт. Другой удивленно обернулся и, получив сокрушительный удар кулаком, последовал за своим товарищем. Так и не поняв, в чем дело, оба поплыли к берегу. Тем временем Рюарк подтянул к борту ялик и помог Доре подняться на палубу.
— Руби конец! — приказал он Гэтлье. — Уходим!
Однако своими криками охранники привлекли внимание людей на берегу. Несколько человек бросились к навесу на причале, где, как было известно Рюарку, находились четыре старые, всегда заряженные пушки. Медлить было нельзя.
Отшвартованная «Гончая» закачалась на волнах. На причале уже выкатили пушку. После первого выстрела поднялся столб воды далеко за кормой. Это была пристрелка. Следующие взрывы прозвучали совсем близко от шхуны. Отлив уносил «Гончую» слишком медленно.
— Поднимай парус! Любой! — прокричал Рюарк. — Вперед!
Ветер надул поднятый парус. Рюарк стоял у румпеля. Его обдали брызги от упавшего рядом со шхуной снаряда. Выход из бухты простреливался пушками, но их огня можно было избежать, уйдя в канал, прорытый через болото, при том условии, разумеется, что был известен вход в этот канал. Гэтлье располагал такими сведениями.
При следующем выстреле Рюарк пригнулся. Фальшборт у полуюта разлетелся в щепки, и одну из мачт срезало, как ножом. Сам Рюарк почувствовал сильную боль в бедре, но снова взялся за румпель. Наконец они вышли за пределы досягаемости пушечного огня. Последний столб воды поднялся далеко позади.
Рюарк посмотрел на берег. Пираты бросили пушки, и многие уже мчались на лодках к своим шхунам и яхтам.
Теперь «Гончая» шла под всеми парусами. Гэтлье с Дорой стояли на носу, стараясь не пропустить вход в канал. Рюарк вел судно почти параллельно берегу, придерживаясь мест, где синева воды была более сильной, чтобы не сесть на мель.
Шанна подбежала к Рюарку, заметив его рану в бедре. Она попыталась ему помочь.
— Не сейчас, — воспротивился Рюарк. — Крови не много, и мне не больно. Сначала надо уйти отсюда.
В это время Гэтлье подал знак к повороту. Сначала казалось, что шхуна вот-вот застрянет в болоте, но нос судна уверенно раздвигал плававшие стволы мертвых деревьев. Скоро они вошли в канал, ширины которого едва хватало для того, чтобы могла пройти «Гончая». Рюарк полностью сосредоточился на управлении судном. Болото простиралось на многие мили. Любая ошибка в курсе грозила опасностью застрять здесь. Они не смогли бы вытащить шхуну из вязкой трясины и обрекли бы себя на медленную смерть.
Шанна тем временем нашла в капитанской каюте кое-какую еду и бутылку вина.
— Что в этой бутылке? — спросил Рюарк.
— Наверное, ром.
Он отпил большой глоток. Жидкость обожгла горло. Это и впрямь был ром, черный, как чернила. Он помог Рюарку на какое-то время забыть о все усиливавшейся боли в бедре.
Шанна нашла в каюте и перевязочный материал.
— Могу я теперь заняться вашей раной?
— Пока нет, любовь моя. Вы поиграете в доктора, когда мы выйдем в открытое море.
Солнце стояло уже низко, но жара не спадала. Над ними роились тысячи насекомых. Ветер почти стих, и они едва продвигались. С них градом лил пот, одежда облепила тела. Воздух был тяжелым, а запах болота просто тошнотворным.
Внезапно зеленоватое небо приобрело голубой оттенок, растительность потокам шхуны расступилась, канал стал шире, и у борта судна послышался плеск воды, обесцвеченная полоска которой указывала на песчаную банку[18]. Рюарк затаил дыхание. Легкое шуршание под килем, удар рулем, который он ощутил на румпеле, — и опасность миновала. Они вышли на просторы Карибского моря. Теперь через день-другой северо-восточный ветер донесет их до Лос-Камельоса.
Они снова отдали паруса, и Рюарк попросил Гэтлье законтрить румпель. Ему было трудно спускаться в каюту капитана, и Шанна с Дорой приготовили ему ложе на палубе, постелив несколько одеял. Солнце садилось, и через час должно было стемнеть. Теперь Рюарк решил заняться своей раной. Он взял бутылку с ромом, вылил часть се содержимого себе на ногу и сделал большой глоток, затем крепко схватился за поручни и подал знак Гэтлье. Тот осторожно взялся на осколок, торчавший из бедра Рюарка.
— Давай! — крикнул Рюарк.
Гэтлье сильно рванул, и Рюарк содрогнулся от страшной боли, потом затих и потерял сознание. Через некоторое время, когда солнце уже скрылось за горизонтом, Рюарк очнулся. Он почувствовал рядом с собой тепло. Это была Шанна, свернувшаяся в клубок под его одеялом. Он нежно обвил ее рукой.
Когда Рюарк снова открыл глаза, он увидел, как на фоне голубого неба раскачивались верхушки мачт, и понял, что было уже утро. Он потрогал повязку на бедре, пошевелил пальцами ноги. Пальцы двигались, но рана по-прежнему болела.
Шанна прижалась к Рюарку. Он поцеловал ее в губы и погладил волосы.
— Я бы всю жизнь оставался в таком положении, — вздохнув, прошептал он ей в ухо. Потом просунул руку ей под рубашку и стал ласкать груди.
Щеки Шанны порозовели.
— Как нога? — шепотом спросила она. — Как вы себя чувствуете?
— Если бы мы были одни, я показал бы вам, как хорошо я себя чувствую.
— Может быть, мы спустимся вниз, милорд? Я видела в капитанской каюте очень приятное место.
— Вы так соблазняете меня… — почти простонал Рюарк. Его рука скользнула вниз, под короткие холщовые штаны, в которые она нарядилась еще на берегу, чтобы стать похожей на матроса.
Проходящий мимо них Гэтлье прервал их нежные игры. Шанна отпрянула и туже затянула веревку, служившую ей поясом. Рюарк не смог удержаться и провел рукой по ее бедру. Шанна осторожно посмотрела через плечо на Гэтлье и увидела, как тот направился к Доре, зачем-то позвавшей его тихим голосом. Она низко склонилась над Рюарком, опершись локтями по обе стороны его подушки, не обращая внимания на то, что вырез рубахи открывал его взору ее спелые, соблазнительные груди. Не отрывая дерзких глаз от этой прелести, Рюарк улыбнулся;
— Вы дьявол-искуситель, Шанна Бошан!
— Только с вами, мой капитан пиратов Рюарк, — согласилась она, запустив пальцы в его шевелюру.
Рюарк приподнялся на локтях.
— Я должен следить за курсом, — проговорил он. — Иначе мы можем оказаться в Африке.
— О, Рюарк, не вставайте, — запротестовала Шанна. — Я сама сделаю все необходимое. Лежите.
— Это невозможно, Шанна. Да и ноге будет лучше, если я немного похожу.
Он с трудом поднялся, но все же дошел до румпеля. Направление ветра несколько изменилось, и следовало строго следить за курсом шхуны. Рюарк тщательно осмотрел в подзорную трубу горизонт. Вдали виднелись облака, под которыми лежала густая тень — верный признак того, что впереди был какой-то остров.
— Мы скоро будем там, нет никаких причин для беспокойства. — Рюарк улыбнулся Шанне своей ослепительной улыбкой.
Она подошла к нему, встала на цыпочки и запечатлела поцелуй на его губах.
— Вам наверняка хочется есть. Пойду посмотрю, что можно найти в каюте, — проговорила Шанна.
Гэтлье отошел от Доры и с озабоченным видом направился к Рюарку.
— Капитан, — заговорил он, — так ли плох Траерн, как говорил Мазер? Он сделает меня рабом? Кому я буду служить — вам или ему?
— У вас не будет никакого хозяина, господин Гэтлье, — ответил Рюарк. Он не имел ни малейшего понятия о том, какова будет его собственная судьба, но этому человеку он, во всяком случае, мог обещать достойное существование. — Может быть, остров так вам понравится, что вы захотите там остаться, — продолжал он. — А если нет, то, я уверен, Траерн разрешит вам уехать в благодарность за то, что вы помогли спасти его дочь, да еще наградит.
— А что будет с вами, сэр?
— Что до меня, то деньги мне не нужны. Есть, однако, одна вещь, о которой я должен вас попросить. — Рюарк провел пальцем но небритой щеке. — Для Траерна я всего лишь раб. Я прошу вас никому не говорить о нашем браке с мадам Бошан. Для всех жителей Лос-Камельоса я просто раб Джон Рюарк. Для них моя жена — вдова, мадам Рюарк Бошан.
— Будьте спокойны, сэр. Ни Дора, ни я не скажем об этом никому ни слова.
Через некоторое время Рюарк снова взялся за румпель. Посмотрев в подзорную трубу, он увидел вырисовывавшийся вдали остров, последний в этом архипелаге. Оставив его позади, они взяли курс на Лос-Камельос. Боль в ноге Рюарка усиливалась, и ему пришлось лечь. Солнце стояло высоко в небе, и Гэтлье соорудил для Рюарка тент, под которым устроилась вместе с ним Шанна. Он положил голову на колени к Шанне. Она ласково поглаживала ему лоб прохладной рукой, напевая пришедший на память мотив. Его мягкий баритон вторил ей, наполняя мелодию словами. Она внезапно поняла, что именно этот голос она слышала однажды ночью на «Маргарет», возвращаясь из Англии.
— О, Рюарк!.. — Она поцеловала лоб, пылавший под ее ладонью.
В этот момент с мостика донесся крик Гэтлье:
— Корабли! Два корабля впереди, по курсу!
Он возбужденно размахивал руками. Рюарк кое-как добрался до румпеля и навел подзорную трубу на блестевшие в лучах солнца паруса. На мачте одного судна развевался цветной вымпел.
— Англичанин! — воскликнул он. — Они англичане! А вот и флаг вашего отца, Шанна! Это «Хэмпстед» и «Мэри Крисчен».
У Шанны вырвался радостный возглас, и Рюарк едва не потерял равновесия, когда она кинулась ему на шею. Прижимая ее к себе, он крикнул Гэтлье:
— Убирай паруса! Подождем их!
Повторять приказ не пришлось. Гэтлье быстро спустил главный парус, а за ним и остальные. Рюарк расконтил румпель и круто повернул шхуну влево. Она со скрипом встала носом против волны, и ход ее замедлился. Корабли быстро приближались, гонимые попутным ветром. На «Хэмпстеде» можно было различить тощую черную фигуру. Не иначе как это был Ролстон. Рядом, весь в белом, стоял сам Траерн. Шанна с радостным криком побежала на полубак, где стояли Гэтлье с Дорой. Рюарк оставался у румпеля. На «Хэмпстеде» люди хлопотали у пушек, готовые ответить артиллерийским огнем на любое проявление враждебности.
Матросы «Хэмпстеда» баграми подтянули к борту «Гончую» и с оружием в руках попрыгали на ее палубу по всем правилам абордажа. «Мэри Крисчен» оставалась поодаль, готовая открыть огонь из своих четырех небольших пушек. Когда стало ясно, что сопротивления не последует, Ролстон с опаской перешел на палубу шхуны, отдал несколько приказаний своим людям и направился на корму, вышагивая, как аист, худыми длинными ногами.
Один из матросов помог Шанне перейти на палубу «Хэмпстеда». Не чувствуя под собой ног, она взбежала на ют и бросилась на шею к отцу, рыдая от радости. Траерн крепко обнял Шанну и ее слезами на глазах проговорил:
— Какое счастье, дочь моя, что я вас вижу целой и невредимой.
Шанна радостно засмеялась, но тут же умолкла, с тревогой взглянув на палубу шхуны. Рюарк хотел встретить Ролстона как своего спасителя и протянул ему руку. Тот ответил ударом плетки. Рюарк тяжело рухнул на палубу. Его старый враг поставил на него ногу, чтобы не дать ему подняться, и позвал двух крепких матросов. Они бесцеремонно подняли Рюарка, связали ему руки за спиной, заткнули рот кляпом и поволокли за Ролстоном.
Потрясенная, Шанна повернулась к отцу, но тот, по-видимому, не хотел ничего слушать.
— Он будет повешен за морской разбой, как только мы вернемся на Лос-Камельос, — объявил он дочери. — Трое рабов, освобожденных пиратами, рассказали мне о его делах.
— Н-н-н-ет! — простонала Шанна.
Она увидела Питни, стоявшего у фальшборта со скрещенными на груди руками. Он с мрачным видом посмотрел на нее долгим взглядом, а потом повернулся спиной, словно не мог больше ее видеть.
— Этот раб виновен в дюжине преступлений. Поднимите его на брам-рей, — приказал Ролстон. Матросы перекинули веревку через рей и крепко привязали Рюарка так, чтобы носки его едва касались палубы.
Шанна снова с мольбой в глазах повернулась к отцу, который не обратил на нее никакого внимания. К нему уже спешил Ролстон. Обычно серое его лицо пылало.
— Если английского моряка могут наказать плетью за неподчинение, то этот тип заслуживает, по меньшей мере, тысячи ударов. Посмотрим, как он будет расплачиваться за свои гнусные дела, в том числе за похищение вашей дочери. Боцман, тащите сюда плеть, и послушаем, как запоет этот парень!
Траерн хранил молчание. Он не сомневался, что этот человек предал его и заслуживает наказания. Ролстон с высокомерным видом подошел к Рюарку и рукой в перчатке поднял его поникшую голову.
— Итак, приятель, — ухмыльнулся он, — тебе нечего сказать? Может быть, ты попросишь пощады? Хорошая порка послужит примером другим рабам.
Он отнял руку, и голова Рюарка снова упала между вытянутыми вверх руками. Язык Рюарка распух во рту, и он даже не мог стонать от боли, охватившей все его тело. На бриджах с левой стороны расползалось красное пятно. Испытания последних дней подорвали его волю.
Шанна огляделась. Неужели ему никто не поможет?
Матрос принес девятихвостую плетку. Полный решимости прекратить эту страшную комедию, Питни, взглянув на Шанну, увидел на ее лице выражение отчаяния, какого раньше ему не приходилось видеть.
— Я буду пороть его сам, — бросил Ролстон, отбирая у матроса плетку, — чтобы быть уверенным, что наказание будет без послаблений.
У Рюарка вырвался ужасный стон, когда узкие ремешки плетки, разорвав рукав, впились в его руку. Шанна диким зверем бросилась на плетку и вырвала ее из рук палача.
— Я сама отхлещу вас плеткой, милорд бастард, если только вы еще раз тронете этого человека.
Боцман бросился вперед, чтобы отнять у Шанны плетку, но внезапно остановился с отвисшей от удивления челюстью. Питни вытащил из-за пояса один за другим два пистолета и уже держал один из них в дюйме от боцманского носа. Ролстон в негодовании сделал было шаг вперед, но отступил перед вторым пистолетом Питни.
— Отвяжите его! — грозно подняв плетку, приказала Шанна двоим матросам, что привязали Рюарка к рею.
Те поспешили распустить веревки, и Рюарк рухнул на палубу.
Шанна с суровым лицом встала перед Траерном, а Питни бдительно следил за тем, чтобы никто не вмешивался в происходящее. Один из его пистолетов был по-прежнему нацелен на Ролстона, не сводившего глаз с черного дула.
— Вы совершили ужасную ошибку, отец, — заявила Шанна. — Это господин Рюарк спас нас всех от пиратов. Это он защитил меня, рискуя своей жизнью. Его похитили с Лос-Камельоса против его воли. Я жива и невредима только благодаря ему. И если вы будете настаивать на том, чтобы его арестовали, клянусь, я решительно воспротивлюсь этому.
Услышав стон Рюарка, Шанна бросила плетку, кинулась к нему и встала перед ним на колени.
— Позовите врача! — приказал Рюарк. — И поднимайте паруса. Мы идем на Кобылью Голову.
Шанна положила голову Рюарка к себе на колени и отбросила с его лба спутанные волосы. Стоявший рядом Питни услышал тихие слова Шанны: «Теперь все хорошо, дорогой мой, все хорошо». Рюарк закрыл глаза и впал в забытье.
Утром следующего дня Рюарк уже стоял на юте «Хэмпстеда» вместе с Траерном, опираясь на его черную трость, которую тот довольно неохотно отдал ему в качестве костыля. Шанна стояла между ними, держа под руку отца и не спуская озабоченных глаз с Рюарка. Врач прочистил рану, наложил мазь и травы и перевязал чистым бинтом. Несмотря на жар, Рюарк отказался оставаться в постели. Он с удовольствием подставлял лицо свежему ветру, хозяйничавшему на юте, и мстительно предвкушал скорую встречу с Кобыльей Головой.
Вскоре «Хэмпстед» бросил якорь у самых рифов пиратского острова, его длинные серебристо-серые пушки уже были заряжены и нацелены. Когда закончились последние приготовления, «Хэмпстед» прошел мимо рифов в бухту. Здесь царил полный хаос. Лодки второпях отваливали в сторону судов, стоявших на рейде. Мулат отвел свой корабль из горловины канала в болоте, и теперь он стоял у самой пристани. На шлюпе кипела лихорадочная работа, как и под пушечным навесом на причале. Шлюп открыл огонь раньше, чем «Хэмпстед» приблизился на расстояние дальности его пушек, и столбы воды взметнулись к небу в добрых двухстах ярдах от его носа. «Хэмпстед» остановился на безопасном расстоянии от берега. Резкий звук выстрела одного из его орудий перекрыл пушечный лай, прозвучал другой и третий.
Начался бой. Как только заговорили пушки, городок замер: жители понимали, что остров недостаточно защищен. Потом вдруг возникла паника, люди забегали, между домами, хватая наиболее ценное имущество и пытаясь унести его в безопасное место.
Снова начали свой дуэт главные орудия «Хэмпстеда», и на этот раз над городком взлетели в воздух бревна и крыши домов. Рюарк с болью смотрел на то, как гибли невинные люди. Ведь пушки не разбирали, где пираты, а где просто мирные жители. Тем временем, шлюп мулата уже выбирал якорь, а на его мачте поднимались паруса. Рюарк тростью Траерна отодвинул в сторону комендоров и стал сам наводить пушки. Потом, отступив на шаг, он поднял руку, и, когда оба комендора были готовы, по его сигналу прогремел залп. Палуба шлюпа разлетелась вдребезги, рухнули первая мачта и такелаж.
Рюарк приказал быстро перезарядить орудия, и снова прогремел залп. На этот раз упала грот-мачта, и судно сильно накренилось, так как у самой ватерлинии теперь зияла громадная пробоина. Люди бросились в воду, когда судно ударилось кормой о причал, стало погружаться в воду и, наконец, опустилось на дно мелкой бухты. Рюарк изменил направление огня, отправив туда же два более мелких судна. Из одного повалил дым. Еще одно стало на веслах уходить к болоту. Пришлось сделать еще много выстрелов, прежде чем пиратский флот превратился в массу плававших на поверхности воды обломков.
Теперь Рюарк наводил орудия особенно тщательно, но все же понадобилось дать три залпа, чтобы от взрыва разлетелся в щепки блокгауз. Он еще раз изменил положение орудий, и огонь сосредоточился на логове Мазера. Потребовалось чуть ли не двадцать залпов, чтобы крепкий дом стал разрушаться. Рюарк приказал еще раз зарядить орудия, очередной залп — и Шанна увидела, как в клубах пыли исчезла восточная стена вместе с их комнатой. Рюарк крикнул Траерну с главной палубы:
— Если вы не хотите уничтожать невинных людей, то самое время остановиться. Пройдут долгие месяцы, прежде чем хоть одно из этих судов сможет поднять паруса. Виновные в похищении вашей дочери либо погибли, либо бежали. Я жду вашего решения, сэр.
Траерн повел планом и повернулся к капитану Данбасу:
— Закрепите пушки и поднимайте паруса. Идем к Лос-Камельосу. Видит Бог, мы сделали свое дело.
Нервное напряжение Рюарка спало. Голова его поникла, и он бессильно опустился на гандшпуг[19]. Один из комендоров подал ему трость Траерна, и он шагнул в сторону Шанны. Рюарк видел, как она бросилась к нему, но в следующий момент он почувствовал под своей щекой грубую палубу, и в нос ему ударил резкий запах пушечного пороха. Затылок его поддерживали прохладные ладони, и он ощутил на лице какую-то странную влагу. Ему казалось, что он слышит, как кто-то издалека окликает его по имени… Но он так устал… так устал… Над ним сомкнулась чернейшая из ночей.
Глава 20
Рюарк спрятал саблю в ножны и перезарядил пистолеты, оглядывая комнату. Молодой пират лежал без движения лицом вверх с остекленевшими глазами. Рядом с ним лежал другой, неестественно раскинув руки.
— Мы должны бежать, пока они не вернулись.
Остров словно вымер под палящими лучами полуденного солнца. У причала рядом с сидевшей молодой женщиной стоял невысокий мужчина в очках. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что он часто и беспокойно поглядывает в сторону холма, над которым только очень острый взгляд мог бы различить поднимавшуюся к небу тонкую струйку дыма. Но вот послышался грохот взрыва, и вместо тонкой струйки повалил густой дым, сквозь который провинились языки пламени. Жители острова забегали в панике, послышались крики ужаса: горел набитый порохом арсенал.
В суматохе никто не обратил внимания на то, что человек в очках с девушкой сели в ялик и стали быстро грести в сторону «Гончей». И почти одновременно с ними из зарослей кустов на пляж выбежали двое: высокий крепкий мужчина и хрупкая женщина. Сбросив шляпы и сандалии, они вошли в воду и быстро поплыли к шхуне. Приближаясь к ней, они замедлили движение, чтобы их не выдал плеск воды. Рюарк ухватился за якорную цепь, подал руку Шанне, и, стараясь не шуметь, они стали карабкаться по цепи и вскоре оказались на палубе.
На противоположной ее стороне Рюарк увидел обоих охранников. Гэтлье убеждал их немедленно отправиться на берег, чтобы принять участие в тушении пожара.
Рюарк бесшумно подошел к ним сзади. От сильного толчка один из пиратов полетел вниз головой за борт. Другой удивленно обернулся и, получив сокрушительный удар кулаком, последовал за своим товарищем. Так и не поняв, в чем дело, оба поплыли к берегу. Тем временем Рюарк подтянул к борту ялик и помог Доре подняться на палубу.
— Руби конец! — приказал он Гэтлье. — Уходим!
Однако своими криками охранники привлекли внимание людей на берегу. Несколько человек бросились к навесу на причале, где, как было известно Рюарку, находились четыре старые, всегда заряженные пушки. Медлить было нельзя.
Отшвартованная «Гончая» закачалась на волнах. На причале уже выкатили пушку. После первого выстрела поднялся столб воды далеко за кормой. Это была пристрелка. Следующие взрывы прозвучали совсем близко от шхуны. Отлив уносил «Гончую» слишком медленно.
— Поднимай парус! Любой! — прокричал Рюарк. — Вперед!
Ветер надул поднятый парус. Рюарк стоял у румпеля. Его обдали брызги от упавшего рядом со шхуной снаряда. Выход из бухты простреливался пушками, но их огня можно было избежать, уйдя в канал, прорытый через болото, при том условии, разумеется, что был известен вход в этот канал. Гэтлье располагал такими сведениями.
При следующем выстреле Рюарк пригнулся. Фальшборт у полуюта разлетелся в щепки, и одну из мачт срезало, как ножом. Сам Рюарк почувствовал сильную боль в бедре, но снова взялся за румпель. Наконец они вышли за пределы досягаемости пушечного огня. Последний столб воды поднялся далеко позади.
Рюарк посмотрел на берег. Пираты бросили пушки, и многие уже мчались на лодках к своим шхунам и яхтам.
Теперь «Гончая» шла под всеми парусами. Гэтлье с Дорой стояли на носу, стараясь не пропустить вход в канал. Рюарк вел судно почти параллельно берегу, придерживаясь мест, где синева воды была более сильной, чтобы не сесть на мель.
Шанна подбежала к Рюарку, заметив его рану в бедре. Она попыталась ему помочь.
— Не сейчас, — воспротивился Рюарк. — Крови не много, и мне не больно. Сначала надо уйти отсюда.
В это время Гэтлье подал знак к повороту. Сначала казалось, что шхуна вот-вот застрянет в болоте, но нос судна уверенно раздвигал плававшие стволы мертвых деревьев. Скоро они вошли в канал, ширины которого едва хватало для того, чтобы могла пройти «Гончая». Рюарк полностью сосредоточился на управлении судном. Болото простиралось на многие мили. Любая ошибка в курсе грозила опасностью застрять здесь. Они не смогли бы вытащить шхуну из вязкой трясины и обрекли бы себя на медленную смерть.
Шанна тем временем нашла в капитанской каюте кое-какую еду и бутылку вина.
— Что в этой бутылке? — спросил Рюарк.
— Наверное, ром.
Он отпил большой глоток. Жидкость обожгла горло. Это и впрямь был ром, черный, как чернила. Он помог Рюарку на какое-то время забыть о все усиливавшейся боли в бедре.
Шанна нашла в каюте и перевязочный материал.
— Могу я теперь заняться вашей раной?
— Пока нет, любовь моя. Вы поиграете в доктора, когда мы выйдем в открытое море.
Солнце стояло уже низко, но жара не спадала. Над ними роились тысячи насекомых. Ветер почти стих, и они едва продвигались. С них градом лил пот, одежда облепила тела. Воздух был тяжелым, а запах болота просто тошнотворным.
Внезапно зеленоватое небо приобрело голубой оттенок, растительность потокам шхуны расступилась, канал стал шире, и у борта судна послышался плеск воды, обесцвеченная полоска которой указывала на песчаную банку[18]. Рюарк затаил дыхание. Легкое шуршание под килем, удар рулем, который он ощутил на румпеле, — и опасность миновала. Они вышли на просторы Карибского моря. Теперь через день-другой северо-восточный ветер донесет их до Лос-Камельоса.
Они снова отдали паруса, и Рюарк попросил Гэтлье законтрить румпель. Ему было трудно спускаться в каюту капитана, и Шанна с Дорой приготовили ему ложе на палубе, постелив несколько одеял. Солнце садилось, и через час должно было стемнеть. Теперь Рюарк решил заняться своей раной. Он взял бутылку с ромом, вылил часть се содержимого себе на ногу и сделал большой глоток, затем крепко схватился за поручни и подал знак Гэтлье. Тот осторожно взялся на осколок, торчавший из бедра Рюарка.
— Давай! — крикнул Рюарк.
Гэтлье сильно рванул, и Рюарк содрогнулся от страшной боли, потом затих и потерял сознание. Через некоторое время, когда солнце уже скрылось за горизонтом, Рюарк очнулся. Он почувствовал рядом с собой тепло. Это была Шанна, свернувшаяся в клубок под его одеялом. Он нежно обвил ее рукой.
Когда Рюарк снова открыл глаза, он увидел, как на фоне голубого неба раскачивались верхушки мачт, и понял, что было уже утро. Он потрогал повязку на бедре, пошевелил пальцами ноги. Пальцы двигались, но рана по-прежнему болела.
Шанна прижалась к Рюарку. Он поцеловал ее в губы и погладил волосы.
— Я бы всю жизнь оставался в таком положении, — вздохнув, прошептал он ей в ухо. Потом просунул руку ей под рубашку и стал ласкать груди.
Щеки Шанны порозовели.
— Как нога? — шепотом спросила она. — Как вы себя чувствуете?
— Если бы мы были одни, я показал бы вам, как хорошо я себя чувствую.
— Может быть, мы спустимся вниз, милорд? Я видела в капитанской каюте очень приятное место.
— Вы так соблазняете меня… — почти простонал Рюарк. Его рука скользнула вниз, под короткие холщовые штаны, в которые она нарядилась еще на берегу, чтобы стать похожей на матроса.
Проходящий мимо них Гэтлье прервал их нежные игры. Шанна отпрянула и туже затянула веревку, служившую ей поясом. Рюарк не смог удержаться и провел рукой по ее бедру. Шанна осторожно посмотрела через плечо на Гэтлье и увидела, как тот направился к Доре, зачем-то позвавшей его тихим голосом. Она низко склонилась над Рюарком, опершись локтями по обе стороны его подушки, не обращая внимания на то, что вырез рубахи открывал его взору ее спелые, соблазнительные груди. Не отрывая дерзких глаз от этой прелести, Рюарк улыбнулся;
— Вы дьявол-искуситель, Шанна Бошан!
— Только с вами, мой капитан пиратов Рюарк, — согласилась она, запустив пальцы в его шевелюру.
Рюарк приподнялся на локтях.
— Я должен следить за курсом, — проговорил он. — Иначе мы можем оказаться в Африке.
— О, Рюарк, не вставайте, — запротестовала Шанна. — Я сама сделаю все необходимое. Лежите.
— Это невозможно, Шанна. Да и ноге будет лучше, если я немного похожу.
Он с трудом поднялся, но все же дошел до румпеля. Направление ветра несколько изменилось, и следовало строго следить за курсом шхуны. Рюарк тщательно осмотрел в подзорную трубу горизонт. Вдали виднелись облака, под которыми лежала густая тень — верный признак того, что впереди был какой-то остров.
— Мы скоро будем там, нет никаких причин для беспокойства. — Рюарк улыбнулся Шанне своей ослепительной улыбкой.
Она подошла к нему, встала на цыпочки и запечатлела поцелуй на его губах.
— Вам наверняка хочется есть. Пойду посмотрю, что можно найти в каюте, — проговорила Шанна.
Гэтлье отошел от Доры и с озабоченным видом направился к Рюарку.
— Капитан, — заговорил он, — так ли плох Траерн, как говорил Мазер? Он сделает меня рабом? Кому я буду служить — вам или ему?
— У вас не будет никакого хозяина, господин Гэтлье, — ответил Рюарк. Он не имел ни малейшего понятия о том, какова будет его собственная судьба, но этому человеку он, во всяком случае, мог обещать достойное существование. — Может быть, остров так вам понравится, что вы захотите там остаться, — продолжал он. — А если нет, то, я уверен, Траерн разрешит вам уехать в благодарность за то, что вы помогли спасти его дочь, да еще наградит.
— А что будет с вами, сэр?
— Что до меня, то деньги мне не нужны. Есть, однако, одна вещь, о которой я должен вас попросить. — Рюарк провел пальцем но небритой щеке. — Для Траерна я всего лишь раб. Я прошу вас никому не говорить о нашем браке с мадам Бошан. Для всех жителей Лос-Камельоса я просто раб Джон Рюарк. Для них моя жена — вдова, мадам Рюарк Бошан.
— Будьте спокойны, сэр. Ни Дора, ни я не скажем об этом никому ни слова.
Через некоторое время Рюарк снова взялся за румпель. Посмотрев в подзорную трубу, он увидел вырисовывавшийся вдали остров, последний в этом архипелаге. Оставив его позади, они взяли курс на Лос-Камельос. Боль в ноге Рюарка усиливалась, и ему пришлось лечь. Солнце стояло высоко в небе, и Гэтлье соорудил для Рюарка тент, под которым устроилась вместе с ним Шанна. Он положил голову на колени к Шанне. Она ласково поглаживала ему лоб прохладной рукой, напевая пришедший на память мотив. Его мягкий баритон вторил ей, наполняя мелодию словами. Она внезапно поняла, что именно этот голос она слышала однажды ночью на «Маргарет», возвращаясь из Англии.
— О, Рюарк!.. — Она поцеловала лоб, пылавший под ее ладонью.
В этот момент с мостика донесся крик Гэтлье:
— Корабли! Два корабля впереди, по курсу!
Он возбужденно размахивал руками. Рюарк кое-как добрался до румпеля и навел подзорную трубу на блестевшие в лучах солнца паруса. На мачте одного судна развевался цветной вымпел.
— Англичанин! — воскликнул он. — Они англичане! А вот и флаг вашего отца, Шанна! Это «Хэмпстед» и «Мэри Крисчен».
У Шанны вырвался радостный возглас, и Рюарк едва не потерял равновесия, когда она кинулась ему на шею. Прижимая ее к себе, он крикнул Гэтлье:
— Убирай паруса! Подождем их!
Повторять приказ не пришлось. Гэтлье быстро спустил главный парус, а за ним и остальные. Рюарк расконтил румпель и круто повернул шхуну влево. Она со скрипом встала носом против волны, и ход ее замедлился. Корабли быстро приближались, гонимые попутным ветром. На «Хэмпстеде» можно было различить тощую черную фигуру. Не иначе как это был Ролстон. Рядом, весь в белом, стоял сам Траерн. Шанна с радостным криком побежала на полубак, где стояли Гэтлье с Дорой. Рюарк оставался у румпеля. На «Хэмпстеде» люди хлопотали у пушек, готовые ответить артиллерийским огнем на любое проявление враждебности.
Матросы «Хэмпстеда» баграми подтянули к борту «Гончую» и с оружием в руках попрыгали на ее палубу по всем правилам абордажа. «Мэри Крисчен» оставалась поодаль, готовая открыть огонь из своих четырех небольших пушек. Когда стало ясно, что сопротивления не последует, Ролстон с опаской перешел на палубу шхуны, отдал несколько приказаний своим людям и направился на корму, вышагивая, как аист, худыми длинными ногами.
Один из матросов помог Шанне перейти на палубу «Хэмпстеда». Не чувствуя под собой ног, она взбежала на ют и бросилась на шею к отцу, рыдая от радости. Траерн крепко обнял Шанну и ее слезами на глазах проговорил:
— Какое счастье, дочь моя, что я вас вижу целой и невредимой.
Шанна радостно засмеялась, но тут же умолкла, с тревогой взглянув на палубу шхуны. Рюарк хотел встретить Ролстона как своего спасителя и протянул ему руку. Тот ответил ударом плетки. Рюарк тяжело рухнул на палубу. Его старый враг поставил на него ногу, чтобы не дать ему подняться, и позвал двух крепких матросов. Они бесцеремонно подняли Рюарка, связали ему руки за спиной, заткнули рот кляпом и поволокли за Ролстоном.
Потрясенная, Шанна повернулась к отцу, но тот, по-видимому, не хотел ничего слушать.
— Он будет повешен за морской разбой, как только мы вернемся на Лос-Камельос, — объявил он дочери. — Трое рабов, освобожденных пиратами, рассказали мне о его делах.
— Н-н-н-ет! — простонала Шанна.
Она увидела Питни, стоявшего у фальшборта со скрещенными на груди руками. Он с мрачным видом посмотрел на нее долгим взглядом, а потом повернулся спиной, словно не мог больше ее видеть.
— Этот раб виновен в дюжине преступлений. Поднимите его на брам-рей, — приказал Ролстон. Матросы перекинули веревку через рей и крепко привязали Рюарка так, чтобы носки его едва касались палубы.
Шанна снова с мольбой в глазах повернулась к отцу, который не обратил на нее никакого внимания. К нему уже спешил Ролстон. Обычно серое его лицо пылало.
— Если английского моряка могут наказать плетью за неподчинение, то этот тип заслуживает, по меньшей мере, тысячи ударов. Посмотрим, как он будет расплачиваться за свои гнусные дела, в том числе за похищение вашей дочери. Боцман, тащите сюда плеть, и послушаем, как запоет этот парень!
Траерн хранил молчание. Он не сомневался, что этот человек предал его и заслуживает наказания. Ролстон с высокомерным видом подошел к Рюарку и рукой в перчатке поднял его поникшую голову.
— Итак, приятель, — ухмыльнулся он, — тебе нечего сказать? Может быть, ты попросишь пощады? Хорошая порка послужит примером другим рабам.
Он отнял руку, и голова Рюарка снова упала между вытянутыми вверх руками. Язык Рюарка распух во рту, и он даже не мог стонать от боли, охватившей все его тело. На бриджах с левой стороны расползалось красное пятно. Испытания последних дней подорвали его волю.
Шанна огляделась. Неужели ему никто не поможет?
Матрос принес девятихвостую плетку. Полный решимости прекратить эту страшную комедию, Питни, взглянув на Шанну, увидел на ее лице выражение отчаяния, какого раньше ему не приходилось видеть.
— Я буду пороть его сам, — бросил Ролстон, отбирая у матроса плетку, — чтобы быть уверенным, что наказание будет без послаблений.
У Рюарка вырвался ужасный стон, когда узкие ремешки плетки, разорвав рукав, впились в его руку. Шанна диким зверем бросилась на плетку и вырвала ее из рук палача.
— Я сама отхлещу вас плеткой, милорд бастард, если только вы еще раз тронете этого человека.
Боцман бросился вперед, чтобы отнять у Шанны плетку, но внезапно остановился с отвисшей от удивления челюстью. Питни вытащил из-за пояса один за другим два пистолета и уже держал один из них в дюйме от боцманского носа. Ролстон в негодовании сделал было шаг вперед, но отступил перед вторым пистолетом Питни.
— Отвяжите его! — грозно подняв плетку, приказала Шанна двоим матросам, что привязали Рюарка к рею.
Те поспешили распустить веревки, и Рюарк рухнул на палубу.
Шанна с суровым лицом встала перед Траерном, а Питни бдительно следил за тем, чтобы никто не вмешивался в происходящее. Один из его пистолетов был по-прежнему нацелен на Ролстона, не сводившего глаз с черного дула.
— Вы совершили ужасную ошибку, отец, — заявила Шанна. — Это господин Рюарк спас нас всех от пиратов. Это он защитил меня, рискуя своей жизнью. Его похитили с Лос-Камельоса против его воли. Я жива и невредима только благодаря ему. И если вы будете настаивать на том, чтобы его арестовали, клянусь, я решительно воспротивлюсь этому.
Услышав стон Рюарка, Шанна бросила плетку, кинулась к нему и встала перед ним на колени.
— Позовите врача! — приказал Рюарк. — И поднимайте паруса. Мы идем на Кобылью Голову.
Шанна положила голову Рюарка к себе на колени и отбросила с его лба спутанные волосы. Стоявший рядом Питни услышал тихие слова Шанны: «Теперь все хорошо, дорогой мой, все хорошо». Рюарк закрыл глаза и впал в забытье.
Утром следующего дня Рюарк уже стоял на юте «Хэмпстеда» вместе с Траерном, опираясь на его черную трость, которую тот довольно неохотно отдал ему в качестве костыля. Шанна стояла между ними, держа под руку отца и не спуская озабоченных глаз с Рюарка. Врач прочистил рану, наложил мазь и травы и перевязал чистым бинтом. Несмотря на жар, Рюарк отказался оставаться в постели. Он с удовольствием подставлял лицо свежему ветру, хозяйничавшему на юте, и мстительно предвкушал скорую встречу с Кобыльей Головой.
Вскоре «Хэмпстед» бросил якорь у самых рифов пиратского острова, его длинные серебристо-серые пушки уже были заряжены и нацелены. Когда закончились последние приготовления, «Хэмпстед» прошел мимо рифов в бухту. Здесь царил полный хаос. Лодки второпях отваливали в сторону судов, стоявших на рейде. Мулат отвел свой корабль из горловины канала в болоте, и теперь он стоял у самой пристани. На шлюпе кипела лихорадочная работа, как и под пушечным навесом на причале. Шлюп открыл огонь раньше, чем «Хэмпстед» приблизился на расстояние дальности его пушек, и столбы воды взметнулись к небу в добрых двухстах ярдах от его носа. «Хэмпстед» остановился на безопасном расстоянии от берега. Резкий звук выстрела одного из его орудий перекрыл пушечный лай, прозвучал другой и третий.
Начался бой. Как только заговорили пушки, городок замер: жители понимали, что остров недостаточно защищен. Потом вдруг возникла паника, люди забегали, между домами, хватая наиболее ценное имущество и пытаясь унести его в безопасное место.
Снова начали свой дуэт главные орудия «Хэмпстеда», и на этот раз над городком взлетели в воздух бревна и крыши домов. Рюарк с болью смотрел на то, как гибли невинные люди. Ведь пушки не разбирали, где пираты, а где просто мирные жители. Тем временем, шлюп мулата уже выбирал якорь, а на его мачте поднимались паруса. Рюарк тростью Траерна отодвинул в сторону комендоров и стал сам наводить пушки. Потом, отступив на шаг, он поднял руку, и, когда оба комендора были готовы, по его сигналу прогремел залп. Палуба шлюпа разлетелась вдребезги, рухнули первая мачта и такелаж.
Рюарк приказал быстро перезарядить орудия, и снова прогремел залп. На этот раз упала грот-мачта, и судно сильно накренилось, так как у самой ватерлинии теперь зияла громадная пробоина. Люди бросились в воду, когда судно ударилось кормой о причал, стало погружаться в воду и, наконец, опустилось на дно мелкой бухты. Рюарк изменил направление огня, отправив туда же два более мелких судна. Из одного повалил дым. Еще одно стало на веслах уходить к болоту. Пришлось сделать еще много выстрелов, прежде чем пиратский флот превратился в массу плававших на поверхности воды обломков.
Теперь Рюарк наводил орудия особенно тщательно, но все же понадобилось дать три залпа, чтобы от взрыва разлетелся в щепки блокгауз. Он еще раз изменил положение орудий, и огонь сосредоточился на логове Мазера. Потребовалось чуть ли не двадцать залпов, чтобы крепкий дом стал разрушаться. Рюарк приказал еще раз зарядить орудия, очередной залп — и Шанна увидела, как в клубах пыли исчезла восточная стена вместе с их комнатой. Рюарк крикнул Траерну с главной палубы:
— Если вы не хотите уничтожать невинных людей, то самое время остановиться. Пройдут долгие месяцы, прежде чем хоть одно из этих судов сможет поднять паруса. Виновные в похищении вашей дочери либо погибли, либо бежали. Я жду вашего решения, сэр.
Траерн повел планом и повернулся к капитану Данбасу:
— Закрепите пушки и поднимайте паруса. Идем к Лос-Камельосу. Видит Бог, мы сделали свое дело.
Нервное напряжение Рюарка спало. Голова его поникла, и он бессильно опустился на гандшпуг[19]. Один из комендоров подал ему трость Траерна, и он шагнул в сторону Шанны. Рюарк видел, как она бросилась к нему, но в следующий момент он почувствовал под своей щекой грубую палубу, и в нос ему ударил резкий запах пушечного пороха. Затылок его поддерживали прохладные ладони, и он ощутил на лице какую-то странную влагу. Ему казалось, что он слышит, как кто-то издалека окликает его по имени… Но он так устал… так устал… Над ним сомкнулась чернейшая из ночей.
Глава 20
Врач что-то бормотал и ругался, пытаясь уберечь ногу больного от тряски на изрытой дороге.
— Еще немного терпения, герр Шауманн, — тихо проговорила Шанна Бошан, — теперь уже мы скоро доедем.
Голова Рюарка была у нее на коленях, и она держала холодный компресс на его лбу. Траерн с удивлением смотрел на дочь. Он мысленно отмечал ее уверенность и спокойную сдержанность, чем она раньше вовсе не отличалась. Более того, она не расставалась с серебряным кинжалом и небольшим пистолетом в кармане кожаной безрукавки, лежавшей у нее в ногах. Удивило его и то, как ревностно и с какой нежностью заботилась она об этом рабе, которого когда-то ненавидела.
— Рана гноится, — объявил доктор, прервав его размышления. Траерн вслушивался в слова доктора. — Ногу придется ампутировать. Безотлагательно! Раньше, чем он придет в себя. Чем дольше это откладывать, тем будет труднее.
Шанна молча смотрела на врача, и ей представлялось ужасное зрелище: Рюарк без ноги пытается вскарабкаться на лошадь.
— Это его спасет? — тихо спросила она.
— Ответ на это может дать только время, — быстро проговорил герр Шауманн. — Впрочем, все говорит за то, что он выживет.
Шанна долго смотрела на Рюарка. Лицо его было смертельно бледным. Она не могла решиться, и все же, когда заговорила, голос ее был одновременно и мягким, и решительным.
— Нет, я думаю, что наш господин Рюарк будет бороться за свою ногу. И может быть, вместе мы справимся с этим.
Мужчины приняли ее заявление как окончательное решение и больше об этом не говорили. Наконец карета остановилась перед домом Траерна, но раньше, чем лошади сделали последний шаг, Питни, ехавший впереди, подбежал и осторожно взял Рюарка на руки. Шанна пошла с ними.
— В одну из комнат рядом с моими, Питни.
Брови ее отца высоко поднялись от удивления. Она в свое время позаботилась, чтобы сэра Биллингсхэма поселили на другой половине дома, а теперь помещает в своем крыле раба!
Сэр Гэйлорд вышел им навстречу. Взглянув на перевязанную лодыжку кавалера, Траерн заметил:
— Я вижу, вам лучше, сэр Гэйлорд.
— О да, — отвечал тот. — Очень жаль, что я не смог поехать с вами. Я упал с лошади, и проклятое животное ударило меня копытом. Но это быстро пройдет. Я не был уверен, что смогу сражаться. Ведь, как я вижу, произошла схватка? — И он взглянул на раненого. — Стало быть, вы схватили этого Рюарка, — продолжал он. — Он поступил недостойно: бежал, потом похитил вашу дочь! Хорошенькое дело! Я полагаю, вы его повесите?
К счастью, Шанна, занявшаяся вместе с доктором Рюарком, не слышала этих слов. А Траерн уклончиво ответил:
— Посмотрим, что можно сделать для спасения господина Рюарка, прежде чем его повесить.
Когда сэр Гэйлорд увидел, что Питни понес Рюарка в сторону апартаментов Шанны, он не смог скрыть своего неодобрения.
— Вы находите достаточно разумным, сэр, поселить этого предателя рядом с вашей дочерью? Дама должна проявлять осторожность. Не стоит ли напомнить ей об опасностях, о которых она сама, по-видимому, не подозревает?
Слегка усмехнувшись, Траерн возразил:
— Считаю разумным ни в чем сейчас не отказывать дочери. И прошу вас не злоупотреблять моим гостеприимством, ставя под сомнение порядочность Шанны.
Питни направил Берту и Эргюс в указанную Шанной комнату. Когда туда внесли Рюарка, постель была уже готова.
В комнате закипела бурная деятельность. Вместе с Питни вошел доктор, посторонившийся, правда, чтобы пропустить первой Шанну. Почти сразу же к ним присоединились и Траерн с Гэйлордом, которые остановились у двери, наблюдая оттуда за происходившим. Шанна не отходила от уложенного в постель Рюарка. С него сняли холщовую рубаху и чулки. Доктор распорядился поставить ближе к кровати столик с хирургическими инструментами и лекарствами. Эргюс с тревогой взглянула на свою хозяйку, которая стала протирать влажной салфеткой лицо и грудь больного. Его бриджи разрезали до самого верха, и, когда герр Шауманн снял повязку, горничная увидела гноившуюся рану с запекшейся по краям кровью. Она выбежала, зажав рот рукой. Шанна удивилась: Эргюс всегда казалась ей храброй и мало на что реагирующей женщиной.
— Ох уж эти женщины! — проворчал доктор. Он раздраженно указал на грязные бриджи Рюарка, почерневшие от пороха и сохранявшие его едкий запах. — Если это не обременит вас, девушка, я попросил бы снять с него эти штаны.
— Еще немного терпения, герр Шауманн, — тихо проговорила Шанна Бошан, — теперь уже мы скоро доедем.
Голова Рюарка была у нее на коленях, и она держала холодный компресс на его лбу. Траерн с удивлением смотрел на дочь. Он мысленно отмечал ее уверенность и спокойную сдержанность, чем она раньше вовсе не отличалась. Более того, она не расставалась с серебряным кинжалом и небольшим пистолетом в кармане кожаной безрукавки, лежавшей у нее в ногах. Удивило его и то, как ревностно и с какой нежностью заботилась она об этом рабе, которого когда-то ненавидела.
— Рана гноится, — объявил доктор, прервав его размышления. Траерн вслушивался в слова доктора. — Ногу придется ампутировать. Безотлагательно! Раньше, чем он придет в себя. Чем дольше это откладывать, тем будет труднее.
Шанна молча смотрела на врача, и ей представлялось ужасное зрелище: Рюарк без ноги пытается вскарабкаться на лошадь.
— Это его спасет? — тихо спросила она.
— Ответ на это может дать только время, — быстро проговорил герр Шауманн. — Впрочем, все говорит за то, что он выживет.
Шанна долго смотрела на Рюарка. Лицо его было смертельно бледным. Она не могла решиться, и все же, когда заговорила, голос ее был одновременно и мягким, и решительным.
— Нет, я думаю, что наш господин Рюарк будет бороться за свою ногу. И может быть, вместе мы справимся с этим.
Мужчины приняли ее заявление как окончательное решение и больше об этом не говорили. Наконец карета остановилась перед домом Траерна, но раньше, чем лошади сделали последний шаг, Питни, ехавший впереди, подбежал и осторожно взял Рюарка на руки. Шанна пошла с ними.
— В одну из комнат рядом с моими, Питни.
Брови ее отца высоко поднялись от удивления. Она в свое время позаботилась, чтобы сэра Биллингсхэма поселили на другой половине дома, а теперь помещает в своем крыле раба!
Сэр Гэйлорд вышел им навстречу. Взглянув на перевязанную лодыжку кавалера, Траерн заметил:
— Я вижу, вам лучше, сэр Гэйлорд.
— О да, — отвечал тот. — Очень жаль, что я не смог поехать с вами. Я упал с лошади, и проклятое животное ударило меня копытом. Но это быстро пройдет. Я не был уверен, что смогу сражаться. Ведь, как я вижу, произошла схватка? — И он взглянул на раненого. — Стало быть, вы схватили этого Рюарка, — продолжал он. — Он поступил недостойно: бежал, потом похитил вашу дочь! Хорошенькое дело! Я полагаю, вы его повесите?
К счастью, Шанна, занявшаяся вместе с доктором Рюарком, не слышала этих слов. А Траерн уклончиво ответил:
— Посмотрим, что можно сделать для спасения господина Рюарка, прежде чем его повесить.
Когда сэр Гэйлорд увидел, что Питни понес Рюарка в сторону апартаментов Шанны, он не смог скрыть своего неодобрения.
— Вы находите достаточно разумным, сэр, поселить этого предателя рядом с вашей дочерью? Дама должна проявлять осторожность. Не стоит ли напомнить ей об опасностях, о которых она сама, по-видимому, не подозревает?
Слегка усмехнувшись, Траерн возразил:
— Считаю разумным ни в чем сейчас не отказывать дочери. И прошу вас не злоупотреблять моим гостеприимством, ставя под сомнение порядочность Шанны.
Питни направил Берту и Эргюс в указанную Шанной комнату. Когда туда внесли Рюарка, постель была уже готова.
В комнате закипела бурная деятельность. Вместе с Питни вошел доктор, посторонившийся, правда, чтобы пропустить первой Шанну. Почти сразу же к ним присоединились и Траерн с Гэйлордом, которые остановились у двери, наблюдая оттуда за происходившим. Шанна не отходила от уложенного в постель Рюарка. С него сняли холщовую рубаху и чулки. Доктор распорядился поставить ближе к кровати столик с хирургическими инструментами и лекарствами. Эргюс с тревогой взглянула на свою хозяйку, которая стала протирать влажной салфеткой лицо и грудь больного. Его бриджи разрезали до самого верха, и, когда герр Шауманн снял повязку, горничная увидела гноившуюся рану с запекшейся по краям кровью. Она выбежала, зажав рот рукой. Шанна удивилась: Эргюс всегда казалась ей храброй и мало на что реагирующей женщиной.
— Ох уж эти женщины! — проворчал доктор. Он раздраженно указал на грязные бриджи Рюарка, почерневшие от пороха и сохранявшие его едкий запах. — Если это не обременит вас, девушка, я попросил бы снять с него эти штаны.