Страница:
Так, на северо-западном направлении основной ударной группировки германских войск противостояли одна французская армия и британский экспедиционный корпус. 23 августа возле небольшого бельгийского городка Монса к северу от французской границы немцы впервые испытали не себе мощь британской пехоты. Понеся тяжелые потери от пулеметного огня, они пришли к выводу, что у англичан не по два пулемета на батальон, как у них, а гораздо больше. Но англичане и французы не способны были развить успех. Опасаясь окружения, они отошли на юг. После изнурительного двухнедельного отступления по августовской жаре союзники смогли наконец остановиться восточнее Парижа. Все силы были брошены на оборону великого города, чьи здания уже просматривались в бинокль.
На Марне союзникам впервые с начала боевых действий удалось добиться численного превосходства. Частично это объяснялось тем, что немцам пришлось снять с Западного фронта несколько дивизий. Россия, верная союзническому долгу, начала наступление в Восточной Пруссии без соответствующей подготовки и смогла оттянуть на себя дивизии врага. Глава французской разведки, полковник Дюпон, высоко оценивая действия русских, говорил: "Воздадим должное нашим союзникам - наша победа достигнута за счет их поражения".
С первого же дня войны важнейшей задачей французского посла в Петербурге было постоянное давление на Россию, чтобы ускорить её действия. Из Парижа в Петербург, во французское посольство приходили отчаянные телеграммы. Палеолог, посол Франции, то в одном, то в другом кабинете умолял, просил, требовал ускорить военные действия. 5 августа он сказал царю: "Французская армия должна будет противостоять огромной военной силе, состоящей из двадцати пяти немецких корпусов. В связи с этим я умоляю Ваше Величество отдать приказ войскам начать наступление немедленно. Если вы этого не сделаете, то не исключено, что французская армия потерпит поражение".
Для наступления были выбраны две армии. Первая - численностью в 200 тысяч человек под командованием генерала Ренненкампфа должна была двигаться на юго-запад, параллельно побережью Балтийского моря. Вторая армия, в 170 тысяч человек под командованием генерала Самсонова, одновременно развивала свои действия в северном направлении от Польши. Если бы сработали стратегические планы великого князя Николая Николаевича, то немцы были бы зажаты между двумя русскими армиями, которые могли бы начать переправу через Вислу южнее Данцига. Тогда дорога на Берлин протяженностью всего двести пятьдесят километров была бы открыта.
Наступление провалилось из-за необдуманных решений Ренненкампфа, который действовал несогласованно с Самсоновым и тем самым поставил под удар и себя и другое крыло русских войск. Но при всей безрассудной храбрости и безумной глупости преждевременное наступление русских войск достигло своей цели: германские войска были оттянуты с Западного фронта. Частичная оккупация Восточной Пруссии имела исключительный эффект. Беженцы, многие из которых были знатного происхождения, в страхе и отчаянии ринулись в Берлин. Кайзер был оскорблен, и даже сам Мольтке вынужден был признать, что "любой успех на Западном фронте не имел бы никакого значения, если бы русские вошли в столицу Германии".
Итак, русские помогли французам совершить "чудо на Марне", но и сами французы проявили небывалое мужество. Союзникам удалось добиться численного преимущества ещё и потому, что они смогли перебросить подкрепления, взятые у стойко сражавшихся частей Кастельно и Дюбая. Если бы эти войска не выдержали, если бы они отступили третьего сентября после последнего отчаянного штурма немцев, то германскому командованию, согласно плану Шлиффена, удалось бы выиграть свои Канны, и "чудо на Марне" так никогда бы и не состоялось.
Следует упомянуть также и личное мужество французского маршала Жоффра. Именно его несокрушимая уверенность в победе, его упрямо повторяемая фраза: "Атакуйте! Атакуйте во что бы то ни стало - вы французы!", его титаническая энергия сумели предотвратить превращение почти разбитой армии союзников в бесформенную, деморализованную массу.
Но как очень часто бывает в битве гигантов последнее усилие, которое и обретает, в конечном счете, решающее значение, которое вбирает в себя всю мощь и энергию огромных масс, принадлежит маленькой мышке, маленькому ничтожному обстоятельству. Если на весы положить две непосильные массы, то достаточно пушинки, чтобы та или иная чаша начала медленно, но верно клониться к земле. Эту трагическую роль малого в большом выпало сыграть ничтожному, с точки зрения глобальной военной стратегии, парижскому такси.
Если сравнить гигантов Круппа и слабосильную модель "Рено" начала века, то станет ясно без лишних слов, где здесь Голиаф, а где - Давид. Когда смотришь на этот героических экспонат, помещенный в музее военной славы в столице Франции, то машинка, части кабины которой были сделаны из дерева, наподобие старой кареты, вызывает лишь умиление. Если гиганты Круппа - это порождение злого гения, самых мрачных сторон немецкой души, то маленькое слабое "Рено" поражает нас какой-то детской наивностью и даже кокетливостью французской девочки-подростка, которая мечтает стать истинной парижанкой.
Немцы оголили свой фланг. Они так увлеклись победоносным маршем, так были уверены в победе, что начали совершать одну тактическую ошибку за другой. Неожиданно выдвинувшаяся вперед первая армия Клука и предположить не могла, что на фланге, как по мановению волшебной палочки, за одну ночь, словно из-под земли, вырастет грозный противник. И французы, действительно, появились, появились ни откуда, словно по воле всесильного чуда. Но имя у этого чуда все-таки было, и звали его "Рено". Как странно, у немцев женское начало на подсознательном уровне не может воплотиться ни во что большее, как в некий образ богатырки Брюнхильды, наверное, поэтому они назвали самую страшную пушку Первой мировой Бертой. У французов же женщина всегда кокетлива, всегда несерьезна, всегда мила, красива, обаятельна, не воинственна, но именно она спасает милую Францию, как знаменитая Жанна или как маленькое такси с деревянной кабиной и слабым мотором, предназначенное для развоза веселой парижской толпы после какого-нибудь праздника.
Так, по одному из планов предполагалось, что в случае сдачи Парижа придется взорвать все мосты города. Бесподобный Пон Нёф и Пон Александр должны были лежать в руинах. Кто хоть раз в жизни видел красоту этих мостов, тот легко поймет французских таксистов, каждый день пролетавших на своих "Рено" по этим мощным гигантам через Сену. Все как один таксисты начали останавливать свои машины и, обращаясь к седокам, гордо произносить, может быть, самые патетические фразы в своей незаметной жизни: "Извините мы едем на фронт". Заправившись по дороге, такси начали прибывать на место сбора, где через некоторое время все 600 маленьких "Рено", это воплощение автомобильной женской игривости, выстроились в идеальном порядке. Прибывший на место сбора генерал был восхищен увиденным. Заполненные солдатами такси с наступлением темноты вереницей двинулись к фронту. И это был последний крестовый поход старого мира, которым и заканчивалась романтика войны прошлых эпох.
Битва была успешной и, главное, неожиданное для противника. "Атакуйте! Атакуйте - ведь вы же французы!", - звучал над головами воинов знаменитый призыв маршала Жоффра, и сражение на Марне явилось одной из решающих битв в истории человечества не потому, что оно стало предвестником поражения Германии или победы союзников. Марна показала, что война кончится не сразу, а будет продолжаться ещё очень долго. Воюющие страны оказались в западне, созданной ими самим в течение первых ничего не решивших тридцати дней почти непрерывных сражений, в западне, откуда не было и не могло быть выхода.
После своего неожиданного поражения немцы вынуждены были отойти к реке Эна и окопались там. Вялые попытки выдохшихся союзников выбить их с укрепленных позиций успеха не принесли, и к середине сентября воюющие стороны решили взять передышку.
Лишь 16 сентября развернулись встречные бои и сражения с целью взаимного обхода открытых флангов. Начался знаменитый "бег к морю", который продлился целый месяц. Противники, пытаясь упредить друг друга, фактически двигались параллельным курсом. Всякий раз когда одна сторона предпринимала попытку атаковать, другая успешно отбивала атаку. В конце концов в середине октября "забег" завершился ничейным результатом - к Ла-Маншу и те и другие подошли одновременно. Не желая все же расставаться с идеей быстрой победы, немцы попытались проделать брешь в не очень плотных порядках союзников.
Местом для очередного сражения они выбрали исторический центр бельгийского сукноделия, район города Ипр, который оказался у основания клина, вбитого союзниками в германские позиции. Северный фас образовывали французские части, южный - британские. Немцы сосредоточили свои основные усилия на южном участке. В течение трех недель они отчаянно штурмовали растянувшуюся и не очень насыщенную линю обороны союзников. Однажды в приступе отчаяния германские командиры отправили в бой совсем юных, плохо обученных добровольцев. Они могли наступать лишь плечом к плечу, и их волнами косили английские пулеметчики. Впоследствии сами немцы назвали этот бой "избиением младенцев". Британская оборона выстояла, но с большим трудом. Её потери оказались столь значительными, что в известном смысле под Ипром была похоронена регулярная британская армия. Здесь полегло четыре пятых всего экспедиционного корпуса. Сражение под Ипром показало, что решающую роль в победе оборонявшихся сыграли пулеметы и магазинные винтовки. Наступающие по открытой местности немцы оказались в крайне невыгодном положении по сравнению с окопавшимися англичанами. Сражение под Ипром стало последней попыткой германского командования одержать быструю победу на Западном фронте. Теперь было решено перейти к обороне, а часть сил перевести на восток.
Обе воюющие стороны к исходу 1914 года были морально подавлены, истощены и начали усиленно окапываться. Понятие "окопной войны" не было в тот момент уяснено противниками. Обе стороны осенью 1914 года стремились к образованию сплошного взаимно-неподвижного фронта, воспринимая его как меньшее зло. Немцам необходимо было выиграть время на консолидацию своего построения после Марны. Союзники, пережив в августе приступ отчаяния, думали прежде всего о том, как создать прочную оборону против неизбежной следующей волны "тевтонского нашествия". То есть обе стороны считали позиционный фронт явлением искусственным и, несомненно, временным.
Вскоре от Швейцарии до Северного моря протянулась непрерывная цепь траншей. На самом севере находились остатки бельгийской армии и несколько французских соединений, затем располагались англичане, а далее, справа от них, - основные французские части. Так началась окопная война.
Западный фронт начал напоминать гангренозную рану, принявшую вид бесконечных траншей, заполненных грязью и человеческими телами, как мертвыми, так и живыми. Война постепенно превратилась в безумие.
Теперь воюющие стороны обязаны были учитывать следующие реалии: надежды на скоротечную войну рухнули. Следовало готовиться к длительным боевым действиям; союзники установили неоспоримое господство на море. Последняя возможность поколебать это господство ушла с достройкой дредноутов типа "Куин Элизабет". Тем самым союзники получили возможность использовать против Германии и Австро-Венгрии экономическую мощь всего остального мира, что обеспечивало им победу даже при крушении Западного фронта; людские резервы союзников также во много раз превосходили германские; тем самым Германия и Австро-Венгрия не имели шансов на реальный успех; но если Германия и её союзники уже проиграли войну, то Антанта ещё не выиграла её. Экономическое и численное превосходство - не более, чем предпосылки победы, но отнюдь, не сама победа.
Здесь следует вспомнить о знаменитых "Генеральных предписаниях", разработанных Альфредом Круппом, и внедренных в экономику Германии ещё при Бисмарке. Благодаря этим предписаниям Германия как никакая другая страна Европы была готова к ведению продолжительных боевых действий. Фирма "Фридрих Крупп" уже задолго до глобального политического кризиса сумела создать основу для скорой милитаризации всей экономики, что лишь углубляло и затягивало конфликт, а не способствовало быстрому его разрешению. Именно военно-промышленная программа и позволила немцам продолжать войну, несмотря на явное превосходство союзников. Немцы, да и весь мир вместе с ними в какой-то мере стали заложниками промышленной стратегии гигантского концерна. Работая на войну, он должен был всеми силами способствовать тому, чтобы эта война длилась как можно дольше.
Зима 1914/1915 годов оказалась на редкость сырой. Поэтому одной из основных задач являлось сохранение окопов от затопления. Немцы старались устроиться поудобнее. Командиры союзных соединений, полагая, что их долг с началом весны перейти в наступление и прогнать захватчиков, опасались, что слишком удобная зимовка приведет к утрате бойцами наступательного духа. Cистема окопов и укреплений союзников носила более примитивный характер.
На первый план вышло умение нести патрульную службу, вести снайперскую стрельбу, устанавливать заграждения из колючей проволоки и рыть траншеи. Появились и новые виды оружия - минометы, способные вести навесную стрельбу фугасными минами по укрытым целям, а также гранаты, первые образцы которых изготавливались из простых консервных банок и бутылок. Бывшие тогда на вооружении пулеметы оказались малопригодными для стрельбы из узких траншей, и им на смену пришли такие легкие модели, как пулемет "Льюиса" у англичан и "Шоша" у французов. Порой расстояние между окопами противников не превышало ста шагов, и любые перемещения в дневное время мгновенно вызывали огонь. Поэтому активные военные действия начинались с наступлением темноты. По ничейной земле осторожно ползком передвигались патрули, пытаясь разведать, что происходит в окопах противника и как надежно они охраняются. Иногда высылались диверсионные группы для захвата "языков" в целях получения достоверной информации. Много времени тратилось солдатами на восстановление проволочных заграждений и укреплений окопов. Запасы воды, продовольствия, боеприпасы приходилось тащить на себе по бесконечным ходам сообщения, тянувшимся далеко от передовой. Почти не смолкал грохот пушек, а ночное небо над окопами часто освещали ракеты.
Однако военное руководство союзников в феврале 1915 года отдало приказ о крупномасштабном наступлении. Французская армия должна была одновременно нанести три удара. Два - в Артуа и Шампани, с двух сторон внушительного германского Клина, а третий - в Лотарингии, создав тем самым угрозу немцам с тыла. Британские части должны были оказать французам содействие в Артуа. Наступление французов по грязи, а в горах Вогез и по снегу, и англичан в районе Нев-Шапель являло собой прообраз основных сражений последующих трех лет. Сначала была проведена мощная артиллерийская подготовка, затем осуществлялись преодоления нейтральной полосы и прорыв проволочных заграждений перед траншеями противника. Огонь из пулеметов и винтовок косил наступавших, часть из них все же достигла неприятельских окопов, где началась отчаянная рукопашная. В дело шли штыки, кулаки и приклады винтовок. Уцелевшим при наступлении приходилось быстро перестраивать свои боевые порядки в ожидании неизбежной контратаки. Призывы прислать подкрепление, чтобы удержать захваченные окопы, часто оставались неуслышанными. Попытки установить телефонную связь сплошь и рядом заканчивались неудачей, так как из-за жестоких артобстрелов кабель быстро оказывался поврежденным. В результате приходилось отправлять посыльных, но далеко не всем из них удавалось благополучно пробраться через ничейную территорию. Поэтому командиры, с тревогой ожидавшие известий о ходе боя, порой, теряли контроль над обстановкой в этом "тумане войны", а сильно поредевшим подразделениям наступавших приходилось удерживать захваченные окопы собственными силами - и порой все они погибали. Очень часто подкрепление опаздывало и было вынуждено прорывать оборону заново. Так повторялось по нескольку раз. Отныне несколько траншей длиной в 700 ярдов могли стоить атакующей стороне 26 000 жизней, а затем все должно было повториться вновь. Дома газеты писали о таких атаках, называя их "ударами молота" или "большим броском", но солдаты, эти окопные черви, знали обо всем гораздо лучше. Воюющие и с той и с другой стороны были уверены, что война может продлиться целые 100 лет. Из них пять понадобиться для того, чтобы в конец убить друг друга, а девяносто пять должно уйти на то, чтобы размотать бесконечную колючую проволоку, которой, казалось, был опутан весь земной шар.
В конце апреля 1915 года немцы применили новое и страшное оружие отравляющий газ. Это случилось в сражении у того же многострадального Ипра. Против алжирских частей французской армии был использован хлор. В дальнейшем бесцветная жидкость, представляющая из себя протоплазматический яд, поражающий глаза, кожу, верхние дыхательные пути и легкие получил название иприт в честь того места, где он впервые был испытан на людях в качестве экспериментального оружия.
Алжирцы в панике бежали, многие скончались от удушья. Но немцы провели лишь эксперимент и поэтому не были готовы к полномасштабным военным действиям. Вот почему и не попытались развить неожиданно достигнутый успех. В противном случае могла бы произойти страшная трагедия, и фронт бы полностью оголился, но подошедшие на помощь канадцы проявили необычайную находчивость: они начали мочиться в носовые платки и использовать их в качестве примитивных противогазов. Бои под Ипром в 1915 году продолжались около четырех недель, и лишь в самом конце этого периода начали поступать настоящие противогазы.
Но Жоффру по-прежнему не давал покоя германский клин между Артуа и Шампанью. Он снова приказал начать массированное наступление в этих районах, отведя англичанам вспомогательную роль. К этому времени британские войска ухитрились израсходовать почти весь наличный запас снарядов, и артиллерия англичан оказалась на голодном пайке. На каждое орудие приходилось в среднем по два выстрела в день.
Однако после четырехдневного артобстрела, который вели в основном французские батареи, 25 сентября началось новое наступление. Но и эта попытка прорвать оборону противника оказалась также неудачной. Осенняя кампания 1915 года дорого обошлась союзникам - они потеряли 250 000 человек. Потери немцев составили 140 000. Войскам предстояла ещё одна зимовка в окопах, и центр активности переместился в штабы.
Но окопная война начала постепенно диктовать свои условия и влиять на психологию людей. Кампании 1914/1915 годов привели к огромным потерям в кадровых армиях. На смену профессиональным военным пришла армия массовая, которая начала жить по закону больших чисел. Этот закон предполагал жизнь по инерции и стремление устроиться, приспособиться к любым условиям, ибо, как сказал Ф. М. Достоевский: "Ко всему-то подлец человек привыкает". Так, мирная жизнь проникла в войну, лишив её романтической героики и сделав будничной, а война приобрела в сознании людей перманентный характер. До 1914 года война в европейском сознании была возведена на некий пьедестал. Она была отгорожена от простой повседневности ореолом жертвенности и небывалого героизма, на который были способны лишь исключительные личности в силу своих особых душевных качеств. Сейчас же военным мог стать любой. Просто у обыкновенного человека не оставалось никакого выбора.
И люди погибали, чтобы захватить десяток метров чужой территории, сменить одну траншею с болотной грязью на другую. И каждую новую траншею надо было обживать как собственный дом, как единственное надежное прибежище в этом сумасшедшем мире. Такое ведение войны оскорбляло здравый смысл и достоинство человека, превращая его в червя.
Э. М. Ремарк в своем романе "На западном фронте без перемен" таким образом описал чувства простого солдата: "Фронт представляется мне зловещим водоворотом. Еще вдалеке от его центра, в спокойных водах уже начинаешь ощущать ту силу, с которой он всасывает тебя в свою воронку, медленно, неотвратимо, почти полностью парализуя всякое сопротивление...
Когда мы выезжаем, мы просто солдаты, порой угрюмые, порой веселые, но как только мы добираемся до полосы, где начинается фронт, мы становимся полулюдьми - полуживотными...
Мы превращаемся в опасных зверей. Мы не сражаемся, мы спасаем себя от уничтожения. Мы швыряем наши гранаты не в людей, - какое нам сейчас дело до того, люди или не люди эти существа с человеческими руками и в касках? В их облике за нами гонится сама смерть...
Мы укрываемся за каждым выступом, за каждым столбом, швыряя под ноги наступающим снопы осколков, и снова молниеносно делаем перебежку. Грохот рвущихся гранат с силой отдается в наших руках, в наших ногах. Сжавшись в комочек, как кошки, мы бежим, подхваченные этой неудержимо увлекающей нас волной, которая делает нас жестокими, превращает нас в бандитов, убийц, я сказал бы - в дьяволов..."
Происходил страшный процесс разрушения самого понятия личности. Именно в этой огромной гангренозной ране, называемой Западным фронтом, и развивалась бактерия, которая должна была в недалеком будущем обрушиться на мир в виде эпидемии немецкого фашизма.
"У нашего поколения не осталось великих слов", - обращался Д. Лоуренс к современникам. Эмиль Верхарн говорил с болью о "человеке, которым он был...". Смысл великих слов и светлых идеалов был окончательно потерян вместе с 1914 годом. Изменилась сама природа человека. Выражаясь терминологией Э. Фрейда, человек из страха перед чем-то огромным, воплощающим результат коллективного труда безликой массы, например, перед полутонными снарядами Круппа и, вообще, артиллерии, решил пойти по пути "идентификации себя с агрессором".
Гигантская оружейная корпорация Круппа, несмотря на мировую войну, была теснейшим образом связана нерасторжимыми деловыми обязательствами с английской оружейной компанией Альберта Виккера. Дело в том, что фирма "Фридрих Крупп" считалась основным поставщиком бронированных щитов и пластин как для артиллерии Её Величества, так и для королевского флота. Так, в бумагах английской фирмы "Виккерс" значились особые статьи расхода с краткой пометкой "К". По этим документам выходило, что Густаву Круппу англичане должны были платить приблизительно 60 марок за каждого погибшего немецкого солдата. Мужество, страдания, кровь - все превращалось в сухие цифры бухучета. По закону больших величин, человек становился в буквальном смысле числом.
Должно было неизбежно настать время окончательного расхристианивания европейского мира, время всеобщего возвращения к древним забытым языческим культам, ибо только язычество способно в полной мере воплотить тайные бессознательные страхи коллективного начала перед неведомыми темными силами. Но именно германский фашизм, его идеология, базировались на язычестве, отрицавшим всякое личностное начало и утверждавшим лишь власть безликой массы, слепо поклоняющейся одному жрецу или медиуму, напрямую связанному с этими тайными, темными силами.
Раз личность в этих условия потеряла хоть какую-то значимость, и всесильным стал упомянутый уже закон больших чисел, то эта форма титанизма могла вдохновить любого окопного червя на самые фантастические мечтания, порожденные в конец искаженной психикой простого солдата, для которого массовая гибель товарищей стала повседневностью.
Именно этот урок больших чисел, урок титанизма год за годом прекрасно усваивал капрал 16 баварского резервного полка Адольф Гитлер. В своих письмах, адресованных другу, он не только рассказывал о присуждении ему очередной награды, но и о том, что потом станут называть "окопной правдой".
"Я не мог, к сожалению, спать, - откровенно признается будущий фюрер. - В четырех шагах от моей охапки соломы лежит мертвый конь. Судя по внешнему виду, он лежит здесь уже минимум две недели. Он уже наполовину разложился. Наконец, сразу за ним расположена немецкая батарея, и каждые 15 минут две мины пролетают над нашими головами в черную ночь. Сначала они летят с воем и шипением по воздуху, а потом вдали слышны два глухих удара. Каждый из нас прислушивается. Ведь это слышишь первый раз в жизни. И в то время, как мы, тихо перешептываясь, лежим там, тесно прижавшись друг к другу, и смотрим на звездное небо, вдали слышится какой-то шум, сначала далеко, потом все ближе и ближе начинает грохотать, и отдаленные залпы пушек становятся все чаще, пока в конце концов не превращаются в постоянный грохот. Каждый из нас вздрагивает. Говорят, англичане совершают одну из своих атак. Со страхом мы ожидаем худшего, не зная ничего о том, что, собственно, происходит. Но потом становится спокойнее, и наконец адский шум прекращается полностью, только наша батарея с грохотом выпускает в ночь каждые 15 минут свой железный привет. Утром мы видим огромную воронку от мины. Через пятнадцать минут мы в пути...
На Марне союзникам впервые с начала боевых действий удалось добиться численного превосходства. Частично это объяснялось тем, что немцам пришлось снять с Западного фронта несколько дивизий. Россия, верная союзническому долгу, начала наступление в Восточной Пруссии без соответствующей подготовки и смогла оттянуть на себя дивизии врага. Глава французской разведки, полковник Дюпон, высоко оценивая действия русских, говорил: "Воздадим должное нашим союзникам - наша победа достигнута за счет их поражения".
С первого же дня войны важнейшей задачей французского посла в Петербурге было постоянное давление на Россию, чтобы ускорить её действия. Из Парижа в Петербург, во французское посольство приходили отчаянные телеграммы. Палеолог, посол Франции, то в одном, то в другом кабинете умолял, просил, требовал ускорить военные действия. 5 августа он сказал царю: "Французская армия должна будет противостоять огромной военной силе, состоящей из двадцати пяти немецких корпусов. В связи с этим я умоляю Ваше Величество отдать приказ войскам начать наступление немедленно. Если вы этого не сделаете, то не исключено, что французская армия потерпит поражение".
Для наступления были выбраны две армии. Первая - численностью в 200 тысяч человек под командованием генерала Ренненкампфа должна была двигаться на юго-запад, параллельно побережью Балтийского моря. Вторая армия, в 170 тысяч человек под командованием генерала Самсонова, одновременно развивала свои действия в северном направлении от Польши. Если бы сработали стратегические планы великого князя Николая Николаевича, то немцы были бы зажаты между двумя русскими армиями, которые могли бы начать переправу через Вислу южнее Данцига. Тогда дорога на Берлин протяженностью всего двести пятьдесят километров была бы открыта.
Наступление провалилось из-за необдуманных решений Ренненкампфа, который действовал несогласованно с Самсоновым и тем самым поставил под удар и себя и другое крыло русских войск. Но при всей безрассудной храбрости и безумной глупости преждевременное наступление русских войск достигло своей цели: германские войска были оттянуты с Западного фронта. Частичная оккупация Восточной Пруссии имела исключительный эффект. Беженцы, многие из которых были знатного происхождения, в страхе и отчаянии ринулись в Берлин. Кайзер был оскорблен, и даже сам Мольтке вынужден был признать, что "любой успех на Западном фронте не имел бы никакого значения, если бы русские вошли в столицу Германии".
Итак, русские помогли французам совершить "чудо на Марне", но и сами французы проявили небывалое мужество. Союзникам удалось добиться численного преимущества ещё и потому, что они смогли перебросить подкрепления, взятые у стойко сражавшихся частей Кастельно и Дюбая. Если бы эти войска не выдержали, если бы они отступили третьего сентября после последнего отчаянного штурма немцев, то германскому командованию, согласно плану Шлиффена, удалось бы выиграть свои Канны, и "чудо на Марне" так никогда бы и не состоялось.
Следует упомянуть также и личное мужество французского маршала Жоффра. Именно его несокрушимая уверенность в победе, его упрямо повторяемая фраза: "Атакуйте! Атакуйте во что бы то ни стало - вы французы!", его титаническая энергия сумели предотвратить превращение почти разбитой армии союзников в бесформенную, деморализованную массу.
Но как очень часто бывает в битве гигантов последнее усилие, которое и обретает, в конечном счете, решающее значение, которое вбирает в себя всю мощь и энергию огромных масс, принадлежит маленькой мышке, маленькому ничтожному обстоятельству. Если на весы положить две непосильные массы, то достаточно пушинки, чтобы та или иная чаша начала медленно, но верно клониться к земле. Эту трагическую роль малого в большом выпало сыграть ничтожному, с точки зрения глобальной военной стратегии, парижскому такси.
Если сравнить гигантов Круппа и слабосильную модель "Рено" начала века, то станет ясно без лишних слов, где здесь Голиаф, а где - Давид. Когда смотришь на этот героических экспонат, помещенный в музее военной славы в столице Франции, то машинка, части кабины которой были сделаны из дерева, наподобие старой кареты, вызывает лишь умиление. Если гиганты Круппа - это порождение злого гения, самых мрачных сторон немецкой души, то маленькое слабое "Рено" поражает нас какой-то детской наивностью и даже кокетливостью французской девочки-подростка, которая мечтает стать истинной парижанкой.
Немцы оголили свой фланг. Они так увлеклись победоносным маршем, так были уверены в победе, что начали совершать одну тактическую ошибку за другой. Неожиданно выдвинувшаяся вперед первая армия Клука и предположить не могла, что на фланге, как по мановению волшебной палочки, за одну ночь, словно из-под земли, вырастет грозный противник. И французы, действительно, появились, появились ни откуда, словно по воле всесильного чуда. Но имя у этого чуда все-таки было, и звали его "Рено". Как странно, у немцев женское начало на подсознательном уровне не может воплотиться ни во что большее, как в некий образ богатырки Брюнхильды, наверное, поэтому они назвали самую страшную пушку Первой мировой Бертой. У французов же женщина всегда кокетлива, всегда несерьезна, всегда мила, красива, обаятельна, не воинственна, но именно она спасает милую Францию, как знаменитая Жанна или как маленькое такси с деревянной кабиной и слабым мотором, предназначенное для развоза веселой парижской толпы после какого-нибудь праздника.
Так, по одному из планов предполагалось, что в случае сдачи Парижа придется взорвать все мосты города. Бесподобный Пон Нёф и Пон Александр должны были лежать в руинах. Кто хоть раз в жизни видел красоту этих мостов, тот легко поймет французских таксистов, каждый день пролетавших на своих "Рено" по этим мощным гигантам через Сену. Все как один таксисты начали останавливать свои машины и, обращаясь к седокам, гордо произносить, может быть, самые патетические фразы в своей незаметной жизни: "Извините мы едем на фронт". Заправившись по дороге, такси начали прибывать на место сбора, где через некоторое время все 600 маленьких "Рено", это воплощение автомобильной женской игривости, выстроились в идеальном порядке. Прибывший на место сбора генерал был восхищен увиденным. Заполненные солдатами такси с наступлением темноты вереницей двинулись к фронту. И это был последний крестовый поход старого мира, которым и заканчивалась романтика войны прошлых эпох.
Битва была успешной и, главное, неожиданное для противника. "Атакуйте! Атакуйте - ведь вы же французы!", - звучал над головами воинов знаменитый призыв маршала Жоффра, и сражение на Марне явилось одной из решающих битв в истории человечества не потому, что оно стало предвестником поражения Германии или победы союзников. Марна показала, что война кончится не сразу, а будет продолжаться ещё очень долго. Воюющие страны оказались в западне, созданной ими самим в течение первых ничего не решивших тридцати дней почти непрерывных сражений, в западне, откуда не было и не могло быть выхода.
После своего неожиданного поражения немцы вынуждены были отойти к реке Эна и окопались там. Вялые попытки выдохшихся союзников выбить их с укрепленных позиций успеха не принесли, и к середине сентября воюющие стороны решили взять передышку.
Лишь 16 сентября развернулись встречные бои и сражения с целью взаимного обхода открытых флангов. Начался знаменитый "бег к морю", который продлился целый месяц. Противники, пытаясь упредить друг друга, фактически двигались параллельным курсом. Всякий раз когда одна сторона предпринимала попытку атаковать, другая успешно отбивала атаку. В конце концов в середине октября "забег" завершился ничейным результатом - к Ла-Маншу и те и другие подошли одновременно. Не желая все же расставаться с идеей быстрой победы, немцы попытались проделать брешь в не очень плотных порядках союзников.
Местом для очередного сражения они выбрали исторический центр бельгийского сукноделия, район города Ипр, который оказался у основания клина, вбитого союзниками в германские позиции. Северный фас образовывали французские части, южный - британские. Немцы сосредоточили свои основные усилия на южном участке. В течение трех недель они отчаянно штурмовали растянувшуюся и не очень насыщенную линю обороны союзников. Однажды в приступе отчаяния германские командиры отправили в бой совсем юных, плохо обученных добровольцев. Они могли наступать лишь плечом к плечу, и их волнами косили английские пулеметчики. Впоследствии сами немцы назвали этот бой "избиением младенцев". Британская оборона выстояла, но с большим трудом. Её потери оказались столь значительными, что в известном смысле под Ипром была похоронена регулярная британская армия. Здесь полегло четыре пятых всего экспедиционного корпуса. Сражение под Ипром показало, что решающую роль в победе оборонявшихся сыграли пулеметы и магазинные винтовки. Наступающие по открытой местности немцы оказались в крайне невыгодном положении по сравнению с окопавшимися англичанами. Сражение под Ипром стало последней попыткой германского командования одержать быструю победу на Западном фронте. Теперь было решено перейти к обороне, а часть сил перевести на восток.
Обе воюющие стороны к исходу 1914 года были морально подавлены, истощены и начали усиленно окапываться. Понятие "окопной войны" не было в тот момент уяснено противниками. Обе стороны осенью 1914 года стремились к образованию сплошного взаимно-неподвижного фронта, воспринимая его как меньшее зло. Немцам необходимо было выиграть время на консолидацию своего построения после Марны. Союзники, пережив в августе приступ отчаяния, думали прежде всего о том, как создать прочную оборону против неизбежной следующей волны "тевтонского нашествия". То есть обе стороны считали позиционный фронт явлением искусственным и, несомненно, временным.
Вскоре от Швейцарии до Северного моря протянулась непрерывная цепь траншей. На самом севере находились остатки бельгийской армии и несколько французских соединений, затем располагались англичане, а далее, справа от них, - основные французские части. Так началась окопная война.
Западный фронт начал напоминать гангренозную рану, принявшую вид бесконечных траншей, заполненных грязью и человеческими телами, как мертвыми, так и живыми. Война постепенно превратилась в безумие.
Теперь воюющие стороны обязаны были учитывать следующие реалии: надежды на скоротечную войну рухнули. Следовало готовиться к длительным боевым действиям; союзники установили неоспоримое господство на море. Последняя возможность поколебать это господство ушла с достройкой дредноутов типа "Куин Элизабет". Тем самым союзники получили возможность использовать против Германии и Австро-Венгрии экономическую мощь всего остального мира, что обеспечивало им победу даже при крушении Западного фронта; людские резервы союзников также во много раз превосходили германские; тем самым Германия и Австро-Венгрия не имели шансов на реальный успех; но если Германия и её союзники уже проиграли войну, то Антанта ещё не выиграла её. Экономическое и численное превосходство - не более, чем предпосылки победы, но отнюдь, не сама победа.
Здесь следует вспомнить о знаменитых "Генеральных предписаниях", разработанных Альфредом Круппом, и внедренных в экономику Германии ещё при Бисмарке. Благодаря этим предписаниям Германия как никакая другая страна Европы была готова к ведению продолжительных боевых действий. Фирма "Фридрих Крупп" уже задолго до глобального политического кризиса сумела создать основу для скорой милитаризации всей экономики, что лишь углубляло и затягивало конфликт, а не способствовало быстрому его разрешению. Именно военно-промышленная программа и позволила немцам продолжать войну, несмотря на явное превосходство союзников. Немцы, да и весь мир вместе с ними в какой-то мере стали заложниками промышленной стратегии гигантского концерна. Работая на войну, он должен был всеми силами способствовать тому, чтобы эта война длилась как можно дольше.
Зима 1914/1915 годов оказалась на редкость сырой. Поэтому одной из основных задач являлось сохранение окопов от затопления. Немцы старались устроиться поудобнее. Командиры союзных соединений, полагая, что их долг с началом весны перейти в наступление и прогнать захватчиков, опасались, что слишком удобная зимовка приведет к утрате бойцами наступательного духа. Cистема окопов и укреплений союзников носила более примитивный характер.
На первый план вышло умение нести патрульную службу, вести снайперскую стрельбу, устанавливать заграждения из колючей проволоки и рыть траншеи. Появились и новые виды оружия - минометы, способные вести навесную стрельбу фугасными минами по укрытым целям, а также гранаты, первые образцы которых изготавливались из простых консервных банок и бутылок. Бывшие тогда на вооружении пулеметы оказались малопригодными для стрельбы из узких траншей, и им на смену пришли такие легкие модели, как пулемет "Льюиса" у англичан и "Шоша" у французов. Порой расстояние между окопами противников не превышало ста шагов, и любые перемещения в дневное время мгновенно вызывали огонь. Поэтому активные военные действия начинались с наступлением темноты. По ничейной земле осторожно ползком передвигались патрули, пытаясь разведать, что происходит в окопах противника и как надежно они охраняются. Иногда высылались диверсионные группы для захвата "языков" в целях получения достоверной информации. Много времени тратилось солдатами на восстановление проволочных заграждений и укреплений окопов. Запасы воды, продовольствия, боеприпасы приходилось тащить на себе по бесконечным ходам сообщения, тянувшимся далеко от передовой. Почти не смолкал грохот пушек, а ночное небо над окопами часто освещали ракеты.
Однако военное руководство союзников в феврале 1915 года отдало приказ о крупномасштабном наступлении. Французская армия должна была одновременно нанести три удара. Два - в Артуа и Шампани, с двух сторон внушительного германского Клина, а третий - в Лотарингии, создав тем самым угрозу немцам с тыла. Британские части должны были оказать французам содействие в Артуа. Наступление французов по грязи, а в горах Вогез и по снегу, и англичан в районе Нев-Шапель являло собой прообраз основных сражений последующих трех лет. Сначала была проведена мощная артиллерийская подготовка, затем осуществлялись преодоления нейтральной полосы и прорыв проволочных заграждений перед траншеями противника. Огонь из пулеметов и винтовок косил наступавших, часть из них все же достигла неприятельских окопов, где началась отчаянная рукопашная. В дело шли штыки, кулаки и приклады винтовок. Уцелевшим при наступлении приходилось быстро перестраивать свои боевые порядки в ожидании неизбежной контратаки. Призывы прислать подкрепление, чтобы удержать захваченные окопы, часто оставались неуслышанными. Попытки установить телефонную связь сплошь и рядом заканчивались неудачей, так как из-за жестоких артобстрелов кабель быстро оказывался поврежденным. В результате приходилось отправлять посыльных, но далеко не всем из них удавалось благополучно пробраться через ничейную территорию. Поэтому командиры, с тревогой ожидавшие известий о ходе боя, порой, теряли контроль над обстановкой в этом "тумане войны", а сильно поредевшим подразделениям наступавших приходилось удерживать захваченные окопы собственными силами - и порой все они погибали. Очень часто подкрепление опаздывало и было вынуждено прорывать оборону заново. Так повторялось по нескольку раз. Отныне несколько траншей длиной в 700 ярдов могли стоить атакующей стороне 26 000 жизней, а затем все должно было повториться вновь. Дома газеты писали о таких атаках, называя их "ударами молота" или "большим броском", но солдаты, эти окопные черви, знали обо всем гораздо лучше. Воюющие и с той и с другой стороны были уверены, что война может продлиться целые 100 лет. Из них пять понадобиться для того, чтобы в конец убить друг друга, а девяносто пять должно уйти на то, чтобы размотать бесконечную колючую проволоку, которой, казалось, был опутан весь земной шар.
В конце апреля 1915 года немцы применили новое и страшное оружие отравляющий газ. Это случилось в сражении у того же многострадального Ипра. Против алжирских частей французской армии был использован хлор. В дальнейшем бесцветная жидкость, представляющая из себя протоплазматический яд, поражающий глаза, кожу, верхние дыхательные пути и легкие получил название иприт в честь того места, где он впервые был испытан на людях в качестве экспериментального оружия.
Алжирцы в панике бежали, многие скончались от удушья. Но немцы провели лишь эксперимент и поэтому не были готовы к полномасштабным военным действиям. Вот почему и не попытались развить неожиданно достигнутый успех. В противном случае могла бы произойти страшная трагедия, и фронт бы полностью оголился, но подошедшие на помощь канадцы проявили необычайную находчивость: они начали мочиться в носовые платки и использовать их в качестве примитивных противогазов. Бои под Ипром в 1915 году продолжались около четырех недель, и лишь в самом конце этого периода начали поступать настоящие противогазы.
Но Жоффру по-прежнему не давал покоя германский клин между Артуа и Шампанью. Он снова приказал начать массированное наступление в этих районах, отведя англичанам вспомогательную роль. К этому времени британские войска ухитрились израсходовать почти весь наличный запас снарядов, и артиллерия англичан оказалась на голодном пайке. На каждое орудие приходилось в среднем по два выстрела в день.
Однако после четырехдневного артобстрела, который вели в основном французские батареи, 25 сентября началось новое наступление. Но и эта попытка прорвать оборону противника оказалась также неудачной. Осенняя кампания 1915 года дорого обошлась союзникам - они потеряли 250 000 человек. Потери немцев составили 140 000. Войскам предстояла ещё одна зимовка в окопах, и центр активности переместился в штабы.
Но окопная война начала постепенно диктовать свои условия и влиять на психологию людей. Кампании 1914/1915 годов привели к огромным потерям в кадровых армиях. На смену профессиональным военным пришла армия массовая, которая начала жить по закону больших чисел. Этот закон предполагал жизнь по инерции и стремление устроиться, приспособиться к любым условиям, ибо, как сказал Ф. М. Достоевский: "Ко всему-то подлец человек привыкает". Так, мирная жизнь проникла в войну, лишив её романтической героики и сделав будничной, а война приобрела в сознании людей перманентный характер. До 1914 года война в европейском сознании была возведена на некий пьедестал. Она была отгорожена от простой повседневности ореолом жертвенности и небывалого героизма, на который были способны лишь исключительные личности в силу своих особых душевных качеств. Сейчас же военным мог стать любой. Просто у обыкновенного человека не оставалось никакого выбора.
И люди погибали, чтобы захватить десяток метров чужой территории, сменить одну траншею с болотной грязью на другую. И каждую новую траншею надо было обживать как собственный дом, как единственное надежное прибежище в этом сумасшедшем мире. Такое ведение войны оскорбляло здравый смысл и достоинство человека, превращая его в червя.
Э. М. Ремарк в своем романе "На западном фронте без перемен" таким образом описал чувства простого солдата: "Фронт представляется мне зловещим водоворотом. Еще вдалеке от его центра, в спокойных водах уже начинаешь ощущать ту силу, с которой он всасывает тебя в свою воронку, медленно, неотвратимо, почти полностью парализуя всякое сопротивление...
Когда мы выезжаем, мы просто солдаты, порой угрюмые, порой веселые, но как только мы добираемся до полосы, где начинается фронт, мы становимся полулюдьми - полуживотными...
Мы превращаемся в опасных зверей. Мы не сражаемся, мы спасаем себя от уничтожения. Мы швыряем наши гранаты не в людей, - какое нам сейчас дело до того, люди или не люди эти существа с человеческими руками и в касках? В их облике за нами гонится сама смерть...
Мы укрываемся за каждым выступом, за каждым столбом, швыряя под ноги наступающим снопы осколков, и снова молниеносно делаем перебежку. Грохот рвущихся гранат с силой отдается в наших руках, в наших ногах. Сжавшись в комочек, как кошки, мы бежим, подхваченные этой неудержимо увлекающей нас волной, которая делает нас жестокими, превращает нас в бандитов, убийц, я сказал бы - в дьяволов..."
Происходил страшный процесс разрушения самого понятия личности. Именно в этой огромной гангренозной ране, называемой Западным фронтом, и развивалась бактерия, которая должна была в недалеком будущем обрушиться на мир в виде эпидемии немецкого фашизма.
"У нашего поколения не осталось великих слов", - обращался Д. Лоуренс к современникам. Эмиль Верхарн говорил с болью о "человеке, которым он был...". Смысл великих слов и светлых идеалов был окончательно потерян вместе с 1914 годом. Изменилась сама природа человека. Выражаясь терминологией Э. Фрейда, человек из страха перед чем-то огромным, воплощающим результат коллективного труда безликой массы, например, перед полутонными снарядами Круппа и, вообще, артиллерии, решил пойти по пути "идентификации себя с агрессором".
Гигантская оружейная корпорация Круппа, несмотря на мировую войну, была теснейшим образом связана нерасторжимыми деловыми обязательствами с английской оружейной компанией Альберта Виккера. Дело в том, что фирма "Фридрих Крупп" считалась основным поставщиком бронированных щитов и пластин как для артиллерии Её Величества, так и для королевского флота. Так, в бумагах английской фирмы "Виккерс" значились особые статьи расхода с краткой пометкой "К". По этим документам выходило, что Густаву Круппу англичане должны были платить приблизительно 60 марок за каждого погибшего немецкого солдата. Мужество, страдания, кровь - все превращалось в сухие цифры бухучета. По закону больших величин, человек становился в буквальном смысле числом.
Должно было неизбежно настать время окончательного расхристианивания европейского мира, время всеобщего возвращения к древним забытым языческим культам, ибо только язычество способно в полной мере воплотить тайные бессознательные страхи коллективного начала перед неведомыми темными силами. Но именно германский фашизм, его идеология, базировались на язычестве, отрицавшим всякое личностное начало и утверждавшим лишь власть безликой массы, слепо поклоняющейся одному жрецу или медиуму, напрямую связанному с этими тайными, темными силами.
Раз личность в этих условия потеряла хоть какую-то значимость, и всесильным стал упомянутый уже закон больших чисел, то эта форма титанизма могла вдохновить любого окопного червя на самые фантастические мечтания, порожденные в конец искаженной психикой простого солдата, для которого массовая гибель товарищей стала повседневностью.
Именно этот урок больших чисел, урок титанизма год за годом прекрасно усваивал капрал 16 баварского резервного полка Адольф Гитлер. В своих письмах, адресованных другу, он не только рассказывал о присуждении ему очередной награды, но и о том, что потом станут называть "окопной правдой".
"Я не мог, к сожалению, спать, - откровенно признается будущий фюрер. - В четырех шагах от моей охапки соломы лежит мертвый конь. Судя по внешнему виду, он лежит здесь уже минимум две недели. Он уже наполовину разложился. Наконец, сразу за ним расположена немецкая батарея, и каждые 15 минут две мины пролетают над нашими головами в черную ночь. Сначала они летят с воем и шипением по воздуху, а потом вдали слышны два глухих удара. Каждый из нас прислушивается. Ведь это слышишь первый раз в жизни. И в то время, как мы, тихо перешептываясь, лежим там, тесно прижавшись друг к другу, и смотрим на звездное небо, вдали слышится какой-то шум, сначала далеко, потом все ближе и ближе начинает грохотать, и отдаленные залпы пушек становятся все чаще, пока в конце концов не превращаются в постоянный грохот. Каждый из нас вздрагивает. Говорят, англичане совершают одну из своих атак. Со страхом мы ожидаем худшего, не зная ничего о том, что, собственно, происходит. Но потом становится спокойнее, и наконец адский шум прекращается полностью, только наша батарея с грохотом выпускает в ночь каждые 15 минут свой железный привет. Утром мы видим огромную воронку от мины. Через пятнадцать минут мы в пути...