Однако капитан подводной лодки шел на известный риск, когда отдавал команду на всплытие. Поскольку у Германии к концу 1914 года действовало 23 подлодки и их берегли как зеницу ока, немецкие адмиралы утверждали, что единственный способ ответить на блокаду англичан - это атаковать их торговые суда из-под воды и без предупреждения. Германское правительство и сам кайзер Вильгельм поначалу противились этому, но потом вынуждены были уступить. Скорее всего, здесь сказались и настроения самих подводников. В тех условиях, в которых они оказывались под водой, было уже не до благородства. Начинали действовать звериные законы выживания любой ценой. Люди и их психика становились заложниками машин.
   В феврале 1915 года Германия объявила о том, что начинает неограниченную подводную войну у берегов Британии и Ирландии. Немцы, по их заверениям, не собирались топить суда под нейтральными флагами, но вместе с тем не могли и гарантировать их безопасность, тем более что капитанам были даны инструкции в первую очередь заботиться о сохранении вверенных им субмарин. Немцы, впрочем, очень надеялись, что такого предупреждения будет достаточно, чтобы отбить охоту у нейтральных судов заходить в британские воды.
   Поначалу эта кампания не приносила сколько-нибудь ощутимых результатов, поскольку малочисленность подводных лодок означала, что лишь две-три субмарины могут одновременно проводить операции против торговых судов. Кроме того, появление противолодочных сетей и охота за немецкими подлодками надводных судов привели к тяжелым потерям. Только в марте были уничтожены три немецкие субмарины. Тогда же произошло событие, оказавшее серьезное воздействие на ход как подводной войны, так и войны в целом.
   1 марта 1915 года пассажирский лайнер "Лузитания" пароходства "Кунард" отправился из Нью-Йорка в Ливерпуль. В тот же день в нью-йоркских газетах появилось предостережение - суда под британским флагом рискуют быть потопленными. Шесть дней спустя к юго-западу от Ирландии лайнер был подорван одной-единственной торпедой, выпущенной с немецкой подлодки "U-20".
   Гибель "Лузитании" - темная страница военно-морской истории. Похоже, что корабль был просто подставлен и подставлен вполне сознательно. Почти мгновенная гибель корабля такого класса от одной торпеды неопровержимо свидетельствует о детонации большого количества боеприпасов, однако же, союзники, как правило, не перевозили взрывчатку на суперлайнерах. "Как правило" - значит, что не было ни одного другого случая - ни до, ни после этой трагедии. "U-20" капитана Швингера, вероятно, была наведена на "Лузитанию".
   Как ни грустно это утверждать, подобные провокации нередко использовались союзниками и в Первой, и во Второй мировых войнах.
   Из двух тысяч пассажиров "Лузитании" утонула тысяча двести, в том числе 128 американцев. Гибель пассажирского суперлайнера вызвала прилив антигерманских настроений в Америке.
   19 августа 1915 года был потоплен британский лайнер "Арабика", на борту которого погибло ещё 4 американца. Президент Вильсон все больше и больше склонялся к тому, чтобы объявить войну Германии, но концерн Круппа все продолжал и продолжал наращивать производство подводных лодок, увеличивая тем самым количество жертв и потопленных кораблей. У некоторых командиров субмарин появились внушительные списки побед, и лидером тут был некий Арнольд де ла Пьер, на счету которого к концу войны оказалось 195 потопленных судов.
   Успех подводной войны не в последнюю очередь объяснялся тем, что со стапелей Германии начали сходить субмарины, имеющие на борту в два раза больше торпед, чем их предшественницы. Если бы немцам удалось топить торговые суда такими же темпами, то очень скоро в Британии возникли бы проблемы с продовольствием и пришлось бы вводить карточки. В сочетании с тупиковой ситуацией на Западном фронте, сложившейся весной 1917 года, это создавало мрачные перспективы и для Франции, и для Великобритании.
   Два дня спустя после начала нового витка подводной войны президент США Вильсон осуществил свои угрозы годичной давности: он разорвал дипломатические отношения с Германией. А ещё через два месяца, в апреле 1917 года, он объявил Германии войну. Так, благодаря во многом усилиям фирмы "Фридрих Крупп" перед штурмовыми отрядами Людендорфа, может быть, в самый решающий момент всей Первой мировой войны появились дивизии американских пехотинцев, оборону которых немцам так и не суждено было прорвать.
   В результате последовательных ударов со стороны морской пехоты США немцы были выбиты с позиций в лесу Белло, а также у Во и Бурше. Их потери составили 9 500 человек, не считая 1 600 пленных. Надо сказать, что нарастающее военное присутствие Америки, спровоцированное тотальной подводной войной, все более тревожило немцев. 9 июня 1918 года Людендорф предпринял ещё одно наступление, теперь на Уазе. Но французы уже приноровились к тактике противника и позволили германским головным отрядам проникнуть в глубь своей обороны, после чего по ним ударили с флангов.
   Четыре наступательные операции обошлись немцам в 800 000 убитых и раненых, и их силы были на исходе. Тем не менее Людендорф решился на ещё одно наступление в надежде одержать решающую победу. 14 июля 52 дивизии нанесли удар в Шампани. Это наступление Людендорф назвал Siegessturm (удар победы). Он приказал в тылу своих войск соорудить огромную деревянную башню, чтобы кайзер спокойно мог наблюдать за происходящим. Вильгельм в течение шести дней сражения внимательно смотрел в подзорную трубу, пытаясь определить, где же в этом аду находятся его собственные солдаты. Эта сцена очень походила на ту, когда в сражении при Седане крупповские пушки буквально в упор расстреливали французскую кавалерию. Но сейчас военное счастье было явно не на стороне немцев. Когда кайзеру все-таки пришлось слезть со смотровой площадки, то внизу его ждали весьма печальные новости.
   Основные оборонительные рубежи французов были расположены очень глубоко, и когда штурмовые отряды добрались до них, то оказались лишены поддержки артиллерии. Инициатива была упущена, французы и американцы атаковали с флангов, пустив вперед танки. Германская затея одержать решающую победу на Западном фронте до того, как американский контингент обретет слишком большую мощь, провалилась. Теперь настала очередь союзников.
   По замыслу Фоша, надлежало поочередно наносить удары по германским группировкам, не давая им передышки. Сначала последовали контрудары по флангам германского клина в Шампани. Затем 8 августа британские войска перешли в наступление под Амьеном. Пустив вперед танки и броневики, канадские и австралийские части за один день сломали оборону противника. Впоследствии Людендорф назвал этот день "черным днем германской армии". Правда, у наступавших не хватило танков, чтобы развить инициативу, и немцы, подтянув подкрепления, смогли все же остановить противника. В середин сентября настала очередь американцев показать себя. Их численное присутствие увеличивалось с каждым днем. С лихвой восполняя отсутствие опыта энтузиазмом, 1-ая американская армия по командованием генерала Джона Першинга, известного больше по кличке Черный Джек, успешно ликвидировала германский клин в районе Сен-Мишель, восточнее Вердена. Затем британцы и бельгийцы нанесли удар из района Ипра. Кроме того, американцы и французы организовали наступление на возвышенности Аргон. Сражение выдалось весьма ожесточенным. Немцы делали все, чтобы заставить наступавших оплатить самой дорогой ценой каждую лишнюю пядь отвоеванной земли.
   В начале октября британцам удалось прорвать линию Гинденбурга, и теперь местом сражения стала неукрепленная местность. После стольких лет окопной войны пришлось заново приспосабливаться к новым условиям, требовавшим большей подвижности и маневренности.
   К концу октября Людендорф пришел к неутешительному выводу: война проиграна. Он предложил отвести войска на западную границу Германии по состоянию на август 1914 года и начать переговоры о мире.
   Людендорфа нередко упрекают в том, что он распылили силы между Францией и Украиной, где была оставлена вся немецкая кавалерия и несколько пехотных дивизий. Но без украинского зерна население Германии не пережило бы 1918 год.
   Упрекают его и за план кампании. Существует точка зрения, будто наступления Людендорфа погубили Германию, что следовало ограничится обороной, и, может быть, даже отвести свои неразбитые армии за Рейн, чтобы обороняться там до последнего, заставив тем самым союзников доказывать свое преимущество. В этом случае мир для Германии был бы более благоприятным.
   С этим нельзя согласиться. Прежде всего, конфликт носил межцивилизационный характер, и компромиссным миром он завершиться не мог. Одна из сторон должна была дойти до стадии слома, потерять волю к сопротивлению и сдаться на милость победителя. Что выигрывал Людендорф, переходя к обороне? Более короткую линию фронта? Способность продержаться ещё год?
   За этот год рухнула бы Турция, Болгария и Австро-Венгрия. Германия оказалась бы под угрозой не только с Запада, но и с Юга. Американцы получили бы время создать и перебросить через океан экспедиционную армию, что вновь изменило бы соотношение сил на Западном фронте в пользу союзников. А петля блокады ещё глубже затянулась бы на горле Германии. Людендорф понимал, что 1917 год Германия и её союзники пережили чудом.
   Прежде всего, надо учесть, что война была проиграна Германией ещё в 1914 году на Марне. Людендорф пытался решить задачу, у которой объективно не было решения. Он должен был надеяться на ошибки противника. Можно сказать, что весной 1918 года противостояние цивилизаций достигло своей критической точки. Весы судьбы качнулись явно не в сторону храброго и отчаянного немецкого полководца.
   Основой для мирных переговоров являлась Декларация президента США Вильсона. Изложенные в ней условия мира получили принципиальное одобрение союзников. Так называемые "Четырнадцать пунктов Вильсона" содержали требования возврата территорий, захваченных странами германско-австрийского блока в ходе войны. Германии предписывалось вернуть Франции Эльзас и Лотарингию, отошедшие к Пруссии после войны 1870 года. Что же касается Австро-Венгрии и Османской империи, то составлявшим их странам и этническим группам предоставлялось право на самоопределение. Получила независимость и Польша.
   27 ноября 1918 года немцы сообщили Фошу, который командовал войсками союзников, фамилии членов делегации, уполномоченной вести переговоры. В её составе были только гражданские лица. На следующий день Фош принял парламентеров, которые перешли линию фронта под белым флагом. Фош сразу дал понять, что условия, на которых союзники готовы подписать соглашение о перемирии, обсуждению не подлежат. Германия должна была немедленно отвести войска со всех оккупированных ею территорий, передать союзникам свою технику, а те, в свою очередь, занимали западный берег Рейна, мосты и укрепления на восточном берегу. Учитывая сложное положение в самой Германии, парламентеры вынуждены были согласиться.
   Но до того, как перемирие было заключено, случилось ещё одно важное событие. Главнокомандующий германскими войсками фельдмаршал фон Гинденбург понимал, что, хотя армия ещё продолжает сражаться на Западном фронте, кайзер уже не пользуется её поддержкой. Назревал военный мятеж, что делало положение Вильгельма крайне сложным. Поэтому 9 ноября 1918 года под давлением военной верхушки кайзер отрекся от престола, после чего был выслан в Доорн, где и провел остаток своих дней. Германия стала республикой, но её будущее было крайне неопределенным. В воздухе пахло революцией.
   11 ноября в 5 часов утра, когда на Западном фронте ещё гремела артиллерийская канонада, в Компьенском лесу в железнодорожном вагоне было подписано перемирие. Шесть часов спустя грохот пушек прекратился, и над Францией и Фландрией наступила странная тишина, которой там не знали четыре с лишним года. Известие об окончании войны заставило людей высыпать на улицы Нью-Йорка, Парижа, Лондона и многих других городов мира. Ликование продолжалось всю ночь.
   Эта война унесла жизни 9 миллионов человек. Еще 20 миллионов, ослабленных и истощенных лишениями, стали жертвами инфлюэнцы, особой формы гриппа, прокатившейся по Европе и другим континентам 1918 году. Природа мстила людям за их небывалую жестокость.
   Перемирие было подписано 11 ноября, 11 месяца и ровно в 11 часов. В этом странном совпадении увидели дурное предзнаменование.
   Уинстон Черчилль, стоя у окна своего дома в Лондоне, слушал, как знаменитый Биг Бен отсчитывает одиннадцать ударов. Но радости лорд адмиралтейства не испытал никакой. Наоборот, страх вселился в его душу. Страх оттого, что каждый удар курантов мог начать отсчитывать новое историческое время, время всеобщей анархии.
   Казалось, что с боем курантов медленно закрывалась тяжелая дверь истории, закрывалась перед лицами императоров, королей и наследных принцев, перед маршалами с пышными головными уборами, перед благородными дамами и перед многочисленной свитой, словом, перед всем тем изяществом и элегантностью, которые до недавнего времени и ассоциировались со стабильной властью, гарантировавшей мир и спокойствие.
   Так, во время празднования победы в Лондоне у Бекингемского дворца произошел случай, который можно было вполне оценить как зловещее предзнаменование. В то время, как многочисленные петарды и конфеты летели в воздух, а толпа неистовствовала в своей радости, небо неожиданно помрачнело и сверху на людей обрушился самый настоящий потоп. Зеваки, которые в порыве радости сумели взобраться прямо на руки статуи королевы Виктории, ровно через три минуты начали быстро и беспорядочно спускаться вниз: создавалось впечатление, будто в королевских объятиях вдруг стало неуютно. Руки мраморной властительницы оказались необычайно холодны.
   Глава XVI
   Круппы платят сполна
   Почти сразу после объявления перемирия паровой каток Густава Круппа начал давать сбои. Прекратились военные заказы, платить рабочим стало нечем, и 9 ноября Густав решил на какое-то время закрыть свои заводы. За одну ночь встали могучие прессы, замерли огромные шестеренки, валики, паровые молоты, погасли топки, а из бесчисленных труб перестал валить густой черный дым. Впервые за очень долгий период в Эссене стало необычайно тихо. На следующий день сразу по полудни на город обрушился сильный ветер и в короткое время разогнал весь смок. Небо разъяснилось, и солнце радостно заиграло на прокопченных стенах промышленных строений.
   В течение всего года, прошедшего после подписания перемирия, концерн замер и напоминал огромную рептилию, впавшую в спячку. Связь фирмы с Властью была настолько тесной, что падение последней неизбежно ставило вопрос о возможном падении первой. Очевидно было, что именно на Эссен должны были обратить свои негодующие взоры революционно настроенные массы. Слухи были настолько противоречивыми и враждебными, что все слуги огромной виллы Хёгель вооружились чем попало, а дворецкому даны были строжайшие инструкции, что в случае появления взбунтовавшейся толпы ему следовало немедленно поднять на центральном флагштоке красное знамя.
   Когда же перед воротами виллы так никто и не появился, то Густав, проявляя известное мужество, надев свой знаменитый котелок, решил сам спуститься с холма и встретиться с рабочими. Он не ожидал никаких приветствий, никакого почтения и твердым шагом направился в самую гущу собравшейся толпы. Некоторые по привычке сдернули кепки с головы. Войдя в главный цех, Крупп потребовал общего сбора. Предстоял важный разговор хозяина со своими подчиненными. Указания были короткими и деловыми. Разговор превратился в простые инструкции: все те, кто работал на фирме до 1 августа 1914 года, могли спокойно продолжать получать положенное жалование, чего бы это ни стоило самому Густаву. Остальные 70 000 человек, половина из которых были поляки, должны были покинуть Эссен. Тем, кто уедет до 18 ноября, гарантировалась выплата в размере четырнадцатидневного заработка, а также оплаченный билет в один конец. Задержавшимся по каким-либо причинам на заводе не выплачивалось ничего. Густав заверил своих кадровых рабочих в том, что "страховка осталась неизменной, не взирая ни на какие обстоятельства, включая оплату больничных листов и пенсий для тех, кто проявит лояльность к хозяину".
   Такие заманчивые предложения сразу же остудили горячие головы. Мало кто уже хотел терять стабильный и гарантированный заработок ради расплывчатых "красных" идей и весьма сомнительных выгод. Временная рабочая сила, нанятая в основном во время войны под срочные заказы, также осталась довольной, получив хоть какие-то деньги и обратный билет. Многие из этих людей уже успели изрядно соскучиться по дому и теперь с нетерпением ждали лишь часа отправки.
   Массовый взрыв недовольства был благополучно предотвращен, и в близь Эссена на железнодорожной станции можно было наблюдать сцену, напоминающую библейский исход евреев из Египта. 52 000 пассажиров отправились домой поездом, а 18 000 пошли на родину пешком.
   Но счастливо избежав социальных волнений, Густав теперь должен был решить очень важную делему: ликвидировать фирму, или попытаться выжить любой ценой при условии полного изменения основного профиля производства, полной, выражаясь современным языком, конверсии. Для того, чтобы принять наилучшее решение, Густав и Берта решили ещё раз заглянуть в поистине бессмертные записки легендарного Альфреда Круппа. Они искали ответ на один вопрос - говорил ли что-нибудь предок о возможном закрытии фирмы, или нет. "А династии быть!" - гласил вердикт. Однако громкий лозунг следовало приземлить и найти ему конкретное применение.
   И 6 декабря 1918 года Густаву, кажется, удалось найти выход. На воротах завода он приказал повесить следующее объявление: "Wir machen alles!" (Мы делаем все).
   И это было сущей правдой. Впервые со времени самого Альфреда фирма готова была вновь вернуться к изготовлению валков для ложек и вилок, а также детских колясок. Помимо этого в короткий срок было налажено производство и больших изделий, таких как машины для текстильной промышленности. Но ткацкие станки не могли сравниться с многотонными пушками или подводными лодками. Однако Густав словно из последних сил старался забыть о недавней славе. Он даже распространил списки выпускаемых его фирмой товаров с указанием, что концерн будет рассматривать любые новые предложения. За удачные Крупп готов был заплатить даже приличное вознаграждение. Говорят, что один из ветеранов был необычайно оригинален и отправил рекламный проект назад по указанному адресу. На открытке большими буквами было выведено лишь одно слово, которое следовало рассматривать в качестве коммерческого предложения: "Челюсти".
   Обескураженный подобным предложением Густав сумел-таки разыскать своего корреспондента и поинтересоваться, что тот имел в виду. "Я имел в виду производство металлических челюстей", - пояснил ветеран. Речь шла о зубных протезах. Ирония заключалась в том, что даже в мирное время за обликом овечки все равно проглядывала морда кровожадного волка. Металл на протезы брали из антикоррозийных затворных механизмов палубных пушек, снятых со знаменитых подводных лодок, которые причинили союзником немало горя.
   Но все это мелкое производство не могло задействовать огромные мощности концерна. Поэтому в июне 1919 года Крупп заключил договор с прусскими государственными железными дорогами на постройку большого количества новых мостов. Необходимо было также заменить и разбитые в конец благодаря беспрерывным военным перевозкам рельсы и вышедшие из строя локомотивы. Фирма, казалось, медленно начала вновь вставать на ноги.
   Однако именно в 1919, а затем во время пасхальной недели 1920 и в неспокойном 1923 году события в стране вновь начали развиваться по сценарию хаоса и насилия.
   Новое демократическое правительство вскоре стало испытывать сильное противодействие со стороны леворадикальной оппозиции в форме Советов рабочих и солдатских депутатов, особенно так называемых "спартаковцев", последователей Ленина, стремящихся установить в стране коммунистический режим. Кроме того, моряки, устроившие в октябре мятеж, ныне образовали Народный морской дивизион, разместившийся в Берлине. Правительство, со своей стороны, старалось занять центристскую позицию, лавируя между крайними точками зрения. Не желая прослыть правительством, опирающимся только на штыки армии, оно для своей охраны создало особые военизированные подразделения и пообещало народу провести новые выборы.
   Взрыв произошел в январе 1919 года. Еще перед Рождеством имели место стычки демонстрантов с правительственными частями. Спартаковцы потребовали от правительства уйти в отставку и призвали немцев к всеобщей забастовке. К тому времени уже многие фронтовики были деморализованы и разбрелись по домам. Видя, что страну вот-вот поглотят анархия и хаос, некоторые офицеры стали создавать добровольческие формирования, получившие название "Freikorps" ("свободных корпусов"). Именно к этим добровольцам и обратилось, в конечном счете, правительство. Они нанесли спартанскому движению сокрушительный удар. Лидеры спартаковцев, Карл Либкнехт и Роза Люксембург, были расстреляны. Однако по всей стране продолжали вспыхивать мятежи.
   Правительство выполнило обещание насчет выборов, на которых одержало победу. После этого оно перебралось для большей безопасности в город Веймар, что в 150 милях от Берлина. В марте 1919 года оппозиция вновь призвала народ к всеобщей забастовке. Снова в Берлин вошли добровольческие части. За десять дней они подавили революционные выступления. Коммунисты ушли в подполье.
   Но полностью пожар потушить не удалось. Теперь в начале апреля он разгорелся в Баварии.
   13 апреля Советы под руководством Евгения Левина и Макса Левина, заседавшие в пивоварне, объявили себя высшей инстанцией в Баварии. Они упразднили Центральный Совет и провозгласили коммунистическую республику. Русский еврей доктор Левин становится во главе вновь образованного Комитета действий. Двое других представителя революционной России, Макс Левин и Тобиас Аксельрод, встают на его сторону, Энгельгофер, 21-летний матрос, назначен комендантом города и главнокомандующим Красной армии. Список объявленных отныне запретов пополняет обширный каталог. Буржуазные газеты не имели права выходить. ПО системе, которую не всегда можно понять, арестовывают заложников и снова освобождают, продукты и горючий материал прячут от граждан, украшения и квартиры конфискуют, старые банкноты просто перепечатывают. Плата за квартиру должна вноситься непосредственно в правительство Советов. Даже печь пироги больше не разрешалось. Молоко давали только в случае опасности для жизни, подтвержденной справкой от врача. Евгений Левин часто заявляет: "Что из того, что несколько недель в Мюнхен будет меньше доставляться молока? Ведь его же получают лишь дети буржуазии. Мы не заинтересованы в их жизни. Не будет вреда, если они умрут, из них же вырастут только враги пролетариата!"
   Крестьяне почти перестали поставлять продукты в Мюнхен. Начали быстро распространяться голод и нужда. Демократы решаются просить помощи у правительства Рейха. Так как формирование в Баварии соединений, состоящих из добровольцев, до этого было запрещено, полковник фон Эпп, командир баварского специального пехотного полка, которого уважали как испытанного в бою офицера, по совету Густава Носке смог сформировать Баварский добровольческий корпус. Многих бойцов в этот корпус поставляет эзотерическое общество Туле, которое в дальнейшем окажет огромное влияние на формирование всей идеологии фашизма. Одновременно с этим объявляется об образовании "народной армии" для создания отрядов защиты.
   В то время как представители законной власти призывают к оружию, 14 апреля Эгельгофер постановляет: "все граждане в течение 12 часов должны сдать в городскую комендатуру оружие всех видов. Кто не сдаст в этот срок оружие, будет расстрелян".
   Премьер министр Баварского правительства, Гофман, хочет опередить Советы и приказывает войскам и дружине напасть. 15 апреля под Фрейзингом и Дахау происходит первое "сражение", в котором уставшие солдаты Гофмана передают свое оружие войскам Советов и идут домой. Гофман ждет вмешательства военных батальонов Пруссии. 15 000 человек вступают в Мюнхен. Благодаря этому ситуация меняется молниеносно.
   "Главное командование Красной армии" тут же опубликовало призыв, в котором наряду с требованием немедленно начать всеобщую забастовку, бороться с оружием в руках и ненавидеть "капиталистов", между прочим, говорится, что офицеры, студенты, сыновья буржуев, и белогвардейцы, наемники капитализма, угрожают революции.
   Страшные эксцессы происходят теперь с обеих сторон. Так, например, "белые" под Пухгеймом, недалеко от Мюнхена, загнали 52 русских рабочих, освобожденных Советами военнопленных, в каменоломню и расстреляли. Под Штарнбергом было убито около 20 рабочих
   29 апреля красные в ответ в гимназии Луитпольда расстреливают заложников. Среди них оказывается немало членов общества Туле. Советы продолжают брать заложников и в их руках оказались высокопоставленные члены этого эзотерического общества, оказавшего такое неизгладимое влияние на всю историю Германии этого периода. Среди пленных оказались: графиня фон Вестарп, барон фон Тейкерт, профессор Бергер, принц Мария фон Турн и Таксис, барон фон Зейдлиц. Угрожали "красные" расправиться и с кардиналом Фаульгабера.