Страница:
В ожесточенных боях штурмом удалось взять Мюнхен. 1 и 2 мая войска Носке входят в город. С обеих сторон дело доходит до настоящих ужасов гражданской войны. 4 мая режим Советов свергнут, но резня ещё не прекращается. Освободители Мюнхена, опьяненные победой, варварским образом умертвили 433 человека. Более 180 человек лишь по подозрению в сочувствии к "красным" были приговорены к расстрелу.
Эгельгофер в отчаянии призывает мюнхенские гарнизонные войска стать на сторону коммунистических Советов. В некоторых частях проводится голосование по вопросу, какую позицию занять. В казарме Макса, в которой находится ефрейтор 16-баварского резервного полка, Гитлер, происходит следующее. Упомянутый ефрейтор неожиданно вскакивает на стул и произносит страстную речь: "Товарищи, мы же не революционная гвардия для собравшихся со всех стран евреев! Фельдфебель Шюсслер совершенно прав, когда предлагает сохранять нейтралитет".
Этих слов Гитлера было достаточно, чтобы удержать его батальон от перехода на сторону Советов. Судя по всему, это был первый опыт публичного выступления будущего могущественного диктатора.
Дабы исключить возможность военных действий со стороны побежденных, союзниками были наложены суровые ограничения на численность их армий и типы вооружений.
Так, Германии разрешалось иметь армию только на добровольческой основе, не превышающую 100 000 человек. Ей также запрещалось иметь танки, самолеты и современные боевые корабли. Кроме того, были сделаны ограничения и в калибре её артиллерии. Большая часть военных заводов Германии должна была быть демонтирована, а Рейнская область объявлялась демилитаризованной зоной. В довершении ко всему Германии вменялось в обязанность выплачивать огромные репарации и возмещение ущерба, нанесенного ею странам западной коалиции.
Значительная часть населения страны была настроена категорически против таких жестоких условий и утверждала, что это несправедливо, поскольку германская армия не потерпела поражения на полях сражений. Впрочем, иного выхода у Германии не оставалось, и 28 июня 1919 года в Зеркальном зале Версальского дворца был подписан мирный договор. Именно в этом зале в 1871 году кайзер Вильгельм I был провозглашен императором всей Германии.
Заключение Версальского мира отпраздновали в Нью-Йорке, Париже, Лондоне и ряде других городов. Теперь государства-победители могли заняться демонтажем своих военных машин и переводом экономики на мирные рельсы, приняв все необходимые меры к тому, чтобы в Европе более не могло возникнуть новых военных конфликтов. Многочисленные кладбища и мемориалы, а также сотни тысяч тех, кто получил физические и психические увечья, служили мрачным напоминанием ужасов войны.
На Пражской мирной конференции был предложен дополнительный способ уберечь мир от новых вооруженных столкновений. Было достигнуто согласие о создании Лиги наций, ещё одного детища президента Вильсона. В неё приглашались не только страны-победительницы, но и те, кто сохранял в годы войны нейтралитет. Вскоре её членами стало сорок два государства. Основной её задачей было предотвращение потенциальных военных конфликтов путем международного арбитража. Если уговоры не помогали, и один из членов Лиги наций начинал военные действия против другого, эта организация имела право применять определенные санкции, а в качестве последнего средства и силу.
Итак, мировое сообщество предприняло усилия, чтобы война 1914 - 1918 годов стала последней войной в истории человечества. Однако уже первое послевоенное десятилетие показало, что далеко не всех устраивает этот новый курс. На политической арене стали появляться силы, сразу же давшие понять, что не собираются способствовать поддержанию мира и стабильности на планете.
В Германии после окончания Большой войны постоянно возникали столкновения между представителями правых и левых группировок. Центристское правительство, пришедшее к власти в самом конце войны, сумело взять ситуацию под контроль, однако унизительные условия Версальского мира снова накалили страсти. Это не в последнюю очередь проявилось в отношении к ограничениям, наложенным мирным договором на численность вооруженных сил Германии. В 1921 году польские нерегулярные части при негласной поддержке французов попытались аннексировать богатую полезными ископаемыми область Верхней Силезии. Их планы удалось сорвать, лишь спешно и тайно развернув те самые добровольческие части, с помощью которых Веймарское правительство сумело подавить революцию 1919 года.
Огромные репарации, которые Германии приходились выплачивать победителям, довольно скоро привели к галопирующей инфляции.
Правые довольно быстро напомнили о себе. В марте 1920 года военные предприняли попытку свергнуть правительство, которое спешно переехало из Веймара в Дрезден. Генерал фон Лютвиц, командир берлинского гарнизона приказал захватить Берлин и провозгласил Фридриха Вольфганга Каппа "канцлером империи". Президент Веймарской республики, Фридрих Эберт, уже в Дрездене, а затем и в Штутгарде, пытался изо всех сил найти способы, с помощью которых ему бы удалось остановить армию. Добровольческие дружины "Freikorps" представляли из себя довольно грозную силу, которая уже с успехом расправилась с баварской революцией. Но у социал-демократов в арсенале оказалось свое безотказное оружие - всеобщая забастовка. В отчаянии президент Эберт прибегнул к ней и спас на время положение. Он приказал всем рабочим в один день покинуть свои рабочие места и выйти на улицу. На следующий день уже ни из одного крана не текла вода, погас свет, перестали подавать газ, встали поезда и трамваи.
В течение недели путч, не получив широкой поддержки масс, с треском провалился. Капп вынужден был бежать в Швецию.
Германия продолжала выплачивать репарацию, и это ей стоило огромного труда. Правительство решило приостановить выплату. В ответ французские войска оккупировали Рур. Это опрометчивое решение было принято премьер министром Франции Пуанкаре. 10 января 1923 года солдаты боевым маршем прошлись по улицам Эссена. Бельгийско-французский корпус чувствовал себя как дома, полагаясь, в основном, на собственное силовое преимущество. Войска легко блокировали территорию в 60 миль в длину и 28 миль в ширину. В их распоряжении оказались 85% всей производственной стали в стране. Однако, чтобы сделать эти богатства действительно полезными, Брюсселю и Парижу следовало решить неразрешимую задачу - найти понимание и поддержку среди местного населения.
Немецкое правительство обратилось к своим гражданам оказать пассивное сопротивление. Инфляция в результате оккупации Рура стала галопирующей. За короткое время курс марки по отношению к доллару упал с 7000 до 1000 000. Рабочие Рура окрестили вторжение бельгийцев и французов "ударом штыка". В любую минуту их терпение могло лопнуть. События двухлетней давности, когда в результате неудачного путча коммунисты попытались перехватить инициативу и устроили в этих местах самую настоящую резню, были ещё свежи в памяти. И вот в 7 часов утра в протестантскую пасху 31 марта 1923 года все заводы Круппа как один начали издавать беспрерывный гудок. Огромная толпа, около 30 тысяч человек, стала подтягиваться к гаражам, где в это время находился со своим отрядом французский лейтенант Дюрьо. У солдат были винтовки и пулемет. Кольцо молчаливых рабочих начало сжиматься. У французов сдали нервы, и они начали стрелять в толпу. 13 человек были убиты, из них 5 подростков. 52 человека были ранены.
Французский генерал, который по праву сильного занял виллу Хёгель под свой штаб, приказал выслать в Эссен из Дюссельдорфа танки и пулеметный батальон, чтобы подавить возможный мятеж. Но выполнить подобное приказание оказалось невозможным. Повсюду начались нападения местного населения на войска, напоминающие партизанскую войну. Ручные гранаты полетели во французов даже в Дюссельдорфе. Рота добровольцев захватила мэрию и отбивалась от французов в течение 24 часов, а в самом Эссене был взорван мост.
Непродуманная акция Пуанкаре не получила у глав правительств широкой поддержки. В этой ситуации жители Рура больше походили на невинных жертв, чем на преступников.
"Подобные меры, - писал английский "Spectator", - лишь усиливают немецкое сопротивление, но никак не ослабляют его". Под давлением общественного мнения, наконец, и Пуанкаре вынужден был признать свою ошибку. Генерал, чья штаб квартира располагалась на вилле Хёгель, приказал войскам срочно оставить Эссен. В самом городе началась церемония похорон 13 погибших, которая превратилась в демонстрацию национального единства. Густав Крупп в этот момент выглядел чуть ли не единственным защитником Отечества.
В дальнейшем выяснилось, что войска покинули Эссен лишь на время траура, дабы не вызывать вспышек насилия. Через очень короткое время они вернулись вновь и даже в тот момент, когда останки погибших предавались земле, над головами скорбящих беспрерывно летал французский биплан-разведчик.
Когда оккупационные войска вновь вернулись, то было принято решение, что именно Густав Крупп и должен стать тем козлом отпущения, на которого можно было бы свалить всю ответственность за мятеж. Это решение было принято ещё и потому, что согласно статье 231 Версальского мирного договора кайзер, крон принц Рупперт, адмирал Тирпиц, генералы Гинденбург и Людендорф, а также промышленник Густав Крупп фон Болен унд Гальбах объявлялись военными преступниками, ответственными за развязывание Первой мировой войны. Если в отношении других политических лиц статья 231 была практически бессильна, то Крупп оказался в руках союзников, и расправа над ним представлялась неизбежной.
Вердикт был следующим: 100 миллионов штрафа и 15 лет тюрьмы. По иронии судьбы газеты всего мира окрестили это дело по аналогии с делом Дрейфуса. Антисемита Круппа и французского еврея история поставили в одно положения невинной жертвы. В одном из берлинских изданий появилась весьма примечательная карикатура, на которой был изображен премьер министр Пуанкаре за обеденным столом с ножом и вилкой, а на блюде лежал спеленатый по рукам и ногам ребенок с надписью "Крупп".
Пребывание Густава в тюрьме было не столь ужасным, как это преподносилось немецкими газетами. Выражаясь языком современных политических технологий, все работало на очень удачный имидж национального героя, истинного защитника Отечества и невинного страдальца. Человек, чья деятельность действительно была разрушительной по отношению ко всему старому миру, с его, как казалось, вечными ценностями, неожиданно начал приобретать искреннюю поддержку миллионов сограждан. Так, союзники своими непродуманными и недальновидными действиями способствовали созданию условий для начала будущей более кровопролитной войны.
Надежды на то, что бойня 1914 - 1918 годов будет последней, таяли с каждым часом пребывания Густава Круппа в тюрьме. Таяли эти надежды и в связи с заточением другого более опасного преступника, Адольфа Гитлера. Будущая власть в Германии приобретала тюремный, криминальный опыт, чего никогда не было раньше, когда речь заходила о королях и принцах.
Нечто подобное к 20-м годам успело свершиться и в России, когда в Кремле вместо именитых царских чиновников стали заседать бывшие каторжники, один из которых, Сталин, сумел достаточно активно проявить себя в грабежах и разбоях на Кавказе.
Глава XVII
Первые уроки ораторского мастерства
Как указывают исторические документы, после разгрома Советов в Баварии Гитлеру было поручено выявить неблагонадежных унтер-офицеров и рядовых для дальнейшей расправы над ними. Бравый ефрейтор отлично справился с поставленной задачей. Неутомимого, патриотически настроенного Гитлера начальство решило отправить на курсы агитаторов, где будущий диктатор получил первые уроки ораторского мастерства и искусства демагогии и где завел очень полезные знакомства.
Гитлер, который позже заявил, что стал политиком против своей воли, в 1919 году не имел родины. У него не было и официально подтвержденного профессионального образования, а также средств к существованию. Перспектива стать профессиональным оратором показалась весьма заманчивой. Так будущего диктатора обстоятельства жизни буквально втолкнули в политику.
Профессор Александр фон Мюллер, который на первом агитационном курсе делал доклад по немецкой истории войны, сразу же заметил прирожденный талант Гитлера к риторике. В частности, он писал: "После моего доклада и последующего бурного обсуждения уже в пустующем зале я наткнулся на маленькую группу, которая привлекла мое внимание. Казалось, эта группа была зачарована человеком, стоящим в самом центре. Он обладал редко встречающимся гортанным голосом. Оратор непрерывно и с возрастающей страстью обращался к слушающим. У меня было странное чувство: как будто бы волнение группы являлось делом его рук, и это же волнение словно заражало самого оратора, придавая силу его голосу. Я видел бледное худое лицо, под не по-солдатски свисающей прядью волос, с маленькими усиками и поразительно большими, ярко-голубыми, с фанатическим блеском глазами".
"Так мне предоставили возможность, - писал впоследствии сам Гитлер, выступать перед более многочисленной, чем моя казарма, аудиторией. Ощущение собственной силы, которое подспудно давно зрело во мне, получило теперь практическое подтверждение: я мог говорить".
Это открытие очень льстило молодому Гитлеру. Правда, он опасался, что в результате многочисленных газовых атак, пережитых им на фронте, у него может в любой момент сесть его завораживающий, немного истеричный, слегка крикливый, но по-своему необыкновенный голос. Однако почти каждодневные упражнения привели к такому развитию ораторских способностей будущего фюрера, что его голос постепенно приобрел силу почти магического воздействия на слушателей.
Однажды, в сентябре 1919 года, Гитлер получил приказ политического отдела армии присмотреться к деятельности небольшой группы, которая именовала себя рабочей партией Германии. Военные подозрительно относились к рабочим партиям, поскольку они придерживались в основном социалистической либо коммунистической ориентации.
За несколько недель до этого задания на одном из занятий по общеобразовательной подготовки Гитлер прослушал лекцию Готфрида Федера, инженера строителя, фанатично увлекавшегося экономикой. Лектор был одержим идеей, что большинство экономических проблем Германии коренится в так называемом "спекулятивном" капитале в противовес "созидательному и продуктивному капиталу". Федер ратовал за устранение капитала первого типа и с этой целью создал в 1917 году организацию "Германская лига борцов за искоренение процентного рабства". На Гитлера, не разбиравшегося в экономике, выступление инженера произвело сильное впечатление. В требовании Федера "искоренить процентное рабство" Гитлер узрел "важную предпосылку создания новой партии". "На лекции Федера, - писал он, - я ощутил мощный призыв к предстоящей работе".
Во время же одного из собраний рабочей партии Германии кто-то - Гитлер не запомнил фамилии, - прихрамывая, подошел к нему и сунул в руку небольшую брошюру.
Это был Антон Дреслер, слесарь по специальности, которого, пожалуй, можно считать основателем национал-социализма. Болезненный и неказистый Дреслер, не получивший надлежащего образования, имеющий пусть неглубокие и противоречивые, однако самостоятельные суждения, плохой писатель и никудышный оратор, работал в ту пору в железнодорожных мастерских Мюнхена.
На следующее утро Гитлер внимательно изучил брошюру, которую всучил ему Дрекслер. Этот эпизод он подробно описал в "Майн Кампф".
Было пять часов утра. Гитлер проснулся и, как обычно, чуть приподнявшись на койке в казарме 2-го пехотного полка, наблюдал за тем, как мыши подбирали крошки хлеба, специально разбросанные им накануне. "Мне в своей жизни довелось испытать такую нищету, - замечает в дальнейшем Гитлер, - что я хорошо представлял себе, что такое голод и то удовольствие, которое получали сейчас эти маленькие создания". Посмотрев на мышей, будущий фюрер неожиданно вспомнил о брошюре и принялся за чтение. Текст назывался "Мое политическое пробуждение". К немалому удивлению самого Гитлера, в брошюре содержались идеи, над которыми он сам задумывался в последнее время.
Главную задачу Дрекслер видел в создании такой политической партии, которая опиралась бы на широкие массы рабочего класса, но в отличие от социал-демократов носила бы националистический характер.
В тот же день Гитлер получил открытку, из которой с удовольствием узнал, что принят в рабочую партию Германии.
Здесь следует упомянуть о двух членах данной малочисленной партии, которые также сыграли важную роль в становлении Гитлера. Капитан Эрнст Рем, служивший в штабе 7-го окружного командования армии в Мюнхене, вступил в партию раньше Гитлера. Коренастый, с бычьей шеей и маленькими глазками, со шрамами на лице и с изуродованным носом, в 1914 году пулей ему оторвало самый кончик. Как и Гитлер, Рем испытывал жгучую ненависть к демократической республике и "преступникам ноября".
Рем мечтал восстановить сильную националистическую Германию и, как Гитлер, считал, что это в состоянии сделать только партия, опирающаяся на поддержку низших классов. Решительный, неистовый, подобно большинству основателей нацисткой партии, являвшийся гомосексуалистом, он помог сформировать первый нацистский взвод головорезов, вскоре превратившийся в армию штурмовиков, которой он сам командовал вплоть до 1934 года, когда был расстрелян с санкции Гитлера.
Рем не только привел в быстро растущую партию многих бывших военных и добровольцев свободного корпуса, которые образовали костяк организации в первые годы её существования, но и, находясь на действительной службе, обеспечил защиту Гитлеру и его движению, а иногда и поддержку властей. Без содействия Рема Гитлеру вряд ли удалось бы развернуть широкую кампанию по подстрекательству населения к свержению республиканского режима. Гитлер, безусловно, не смог бы столь безнаказанно прибегать к террору и запугиванию, если бы не терпимость баварского правительства и полиции. Эта терпимость объяснялась влиянием Рема.
Дитриха Экарта часто называли духовным отцом национал-социализма. Он был старше Гитлера на 21 год. Остроумный журналист, посредственный поэт и драматург, он перевел "Пер Гюнта" Ибсена на немецкий язык и написал несколько пьес, но им так и не суждено было увидеть свет рампы. В Берлине Экарт, подобно Гитлеру в Вене, вел богемный образ жизни и пристрастился к спиртному и морфию. Как пишет Хайден, какое-то время он находился в психиатрической лечебнице, где ему и удалось наконец поставить свои драмы, используя в качестве актеров содержащихся там больных.
В конце войны Экарт вернулся в Баварию. Там, в винном погребе "Бреннесель", расположенном в Швабинге, аристократическом квартале Мюнхена, он во всеуслышание разглагольствовал о превосходстве арийцев и призывал к уничтожению евреев и к свержению "свиней", правящих в Берлине.
Хайден, работавший в ту пору журналистом в Мюнхене, приводит высказывание Экарта, с пафосом обратившегося к завсегдатаем винного погреба со словами: "Возглавит нашу организацию должен человек, который бы не испугался пулеметной очереди. Надо нагнать страха на всю эту чернь. Нам не следует использовать военных, поскольку народ их больше не уважает. Лучше всего подошел бы какой-нибудь рабочий, умеющий говорить... Он не должен быть слишком умным... Лучше, если это будет холостяк, тогда нам легче подыскать ему женщин".
Вполне естественно, что поэт и большой любитель спиртного в лице Адольфа Гитлера нашел именно того человека, которого он и искал. Экарт стал близким другом и советчиком молодого человека, быстро идущего в гору. Он снабжал своего любимца книгами, помогал улучшить как стиль письма, так и разговорный немецкий. Экарт ввел Гитлера в круг своих знакомых, в число которых входили не только состоятельные люди, с готовностью вносившие деньги в фонды партии и материально поддерживающие самого Гитлера, но и их жены, почти поголовно влюблявшиеся в будущего фюрера, что, как мы увидим в дальнейшем, сыграло немаловажную роль в деле выживания нацисткой партии в трудной период её истории. Именно Экарт познакомил Адольфа Гитлера с Рудольфом Гессем и Альфредом Розенбергом, что придало немецкому фашизму мощный оккультный смысл.
Гитлер сохранил уважение к Экарту до конца своих дней и в последних словах "Майн Кампфа" выразил признательность своему эксцентричному наставнику, назвав его "одним из лучших, кто посвятил жизнь пробуждению нашего народа своим творчеством, помыслами и, наконец, своими делами". Умер Экарт от белой горячки в декабре 1923 года, то есть почти сразу же после неудачного "пивного путча".
Так выглядело странное сборище неудачников, стоявших у истоков национал-социализма, создавших, не отдавая себе в том отчета, движение, которое за тринадцать лет своего существования смогло поработить почти всю Западную Европу и стало причиной начала Второй мировой войны.
Недалекий слесарь Дрекслер заложил основы движения, пьяный поэт-морфинист Экарт развил определенные "духовные", а, главное, оккультные ценности, чудаковатый экономист Федер сформулировал то, что считалось идеологией, гомосексуалист Рем обеспечил движению поддержку военных и ветеранов войны.
Однако задачу по превращению скромного дискуссионного клуба в то, что вскоре станет мощной политической силой, взял на себя на данном этапе не кто иной, как бывший бродяга Адольф Гитлер, которому в то время исполнилось тридцать лет и которого ещё никто не знал. Он подтолкнул свой скромный комитет к организации многочисленных митингов. Гитлер сам печатал на машинке и расклеивал приглашения. Впоследствии он вспоминал, как однажды, раздав восемьдесят таких приглашений, сидел и ждал гостей: "Через час председатель должен был открыть митинг. Нас снова было только семеро, семеро старых друзей".
Но Гитлер не терял надежды. Он увеличил количество приглашений, печатая из на ротаторе, чтобы собрать средства, дал объявления в местной газете. Успех, по его словам, был просто поразительный - на митинг пришло сто одиннадцать человек. Гитлер впервые должен был выступить перед такой массой народа. По его утверждению, аудитория была буквально наэлектризована пламенной речью оратора. Энтузиазм присутствующих вылился в пожертвования в размере трех сот марок, который на какое-то время помогли решить финансовые проблемы партии.
Оккупацию Рура и левые, и правые в Германии расценили как очередное свидетельство слабости Веймарской республики. Особенно ярко такие настроения проявились в Баварии, где шрамы от гражданской войны 1919 года ещё не успели зарубцеваться. В Баварии постоянно происходили столкновения между коммунистами и национал патриотами. Наиболее активно в 1923 году начала проявлять себя национал-социалистическая германская рабочая партия, или сокращенно НСДАП. Её в то время возглавил Адольф Гитлер. У него к 1923 году уже появились мощные покровители, в том числе бывший начальник германского генштаба и герой войны Людендорф. В 1923 году Гитлер и Людендорф предприняли в Мюнхене попытку переворота, надеясь свергнуть Веймарское правительство и разорвать Версальский мирный договор.
Около одиннадцати часов утра 9 ноября 1923 года, в день провозглашения Германской республики, Гитлер и Людендорф вывели трехтысячную колонну штурмовиков из парка в районе "Бюргербройкеллер" и направили её в центр Мюнхена. Рядом с ними в первом ряду маршировали руководитель СА Геринг, Шейбнер-Рихтер, Розенберг, телохранитель Гитлера, Уильям Граф и с десяток других нацистских вожаков и главарей "немецкого союза борьбы". Впереди колонны развевалось знамя со свастикой и знамя "Бунд Оберланд".
Чуть поодаль от первых рядов демонстрантов двигался грузовик с пулеметчиками. Штурмовики несли на плече карабины с примкнутыми штыками. Гитлер размахивал револьвером. Войско, безусловно, было не самым грозным, но Людендорф, имевший большой опыт командования миллионами отборных германских частей, видимо, считал, что для выполнения его плана этого вполне достаточно.
Пройдя несколько сот метров, бунтовщики встретили на своем пути первое препятствие. На мосту короля Баварии Людвига, безумного поклонника Вагнера, растратившего всю государственную казну на постройки фантастических замков в духе декораций к операм композитора-романтика, так вот, именно на этом мосту-памятнике немецкому романтизму, мосту, перекинувшемуся через реку Идар, дорогу путчистам преградил отряд полиции. Геринг устремился вперед и, обращаясь к начальнику полицейского отряда, стал угрожать расстрелом заложников, которые, по его словам, находились в хвосте колонны, в случае, если будет открыт огонь по восставшим. Полицейские вынуждены были пропустить колонну через мост.
На Мариенплац нацисты наткнулись на большую толпу, слушавшую разглагольствования Юлиуса Штрейхера - ярого антисемита из Нюрнберга, который направился в Мюнхен, как только услышал о путче. Он быстро закончил свою речь и присоединился к бунтовщикам, встав в колонну за Гитлером.
Эгельгофер в отчаянии призывает мюнхенские гарнизонные войска стать на сторону коммунистических Советов. В некоторых частях проводится голосование по вопросу, какую позицию занять. В казарме Макса, в которой находится ефрейтор 16-баварского резервного полка, Гитлер, происходит следующее. Упомянутый ефрейтор неожиданно вскакивает на стул и произносит страстную речь: "Товарищи, мы же не революционная гвардия для собравшихся со всех стран евреев! Фельдфебель Шюсслер совершенно прав, когда предлагает сохранять нейтралитет".
Этих слов Гитлера было достаточно, чтобы удержать его батальон от перехода на сторону Советов. Судя по всему, это был первый опыт публичного выступления будущего могущественного диктатора.
Дабы исключить возможность военных действий со стороны побежденных, союзниками были наложены суровые ограничения на численность их армий и типы вооружений.
Так, Германии разрешалось иметь армию только на добровольческой основе, не превышающую 100 000 человек. Ей также запрещалось иметь танки, самолеты и современные боевые корабли. Кроме того, были сделаны ограничения и в калибре её артиллерии. Большая часть военных заводов Германии должна была быть демонтирована, а Рейнская область объявлялась демилитаризованной зоной. В довершении ко всему Германии вменялось в обязанность выплачивать огромные репарации и возмещение ущерба, нанесенного ею странам западной коалиции.
Значительная часть населения страны была настроена категорически против таких жестоких условий и утверждала, что это несправедливо, поскольку германская армия не потерпела поражения на полях сражений. Впрочем, иного выхода у Германии не оставалось, и 28 июня 1919 года в Зеркальном зале Версальского дворца был подписан мирный договор. Именно в этом зале в 1871 году кайзер Вильгельм I был провозглашен императором всей Германии.
Заключение Версальского мира отпраздновали в Нью-Йорке, Париже, Лондоне и ряде других городов. Теперь государства-победители могли заняться демонтажем своих военных машин и переводом экономики на мирные рельсы, приняв все необходимые меры к тому, чтобы в Европе более не могло возникнуть новых военных конфликтов. Многочисленные кладбища и мемориалы, а также сотни тысяч тех, кто получил физические и психические увечья, служили мрачным напоминанием ужасов войны.
На Пражской мирной конференции был предложен дополнительный способ уберечь мир от новых вооруженных столкновений. Было достигнуто согласие о создании Лиги наций, ещё одного детища президента Вильсона. В неё приглашались не только страны-победительницы, но и те, кто сохранял в годы войны нейтралитет. Вскоре её членами стало сорок два государства. Основной её задачей было предотвращение потенциальных военных конфликтов путем международного арбитража. Если уговоры не помогали, и один из членов Лиги наций начинал военные действия против другого, эта организация имела право применять определенные санкции, а в качестве последнего средства и силу.
Итак, мировое сообщество предприняло усилия, чтобы война 1914 - 1918 годов стала последней войной в истории человечества. Однако уже первое послевоенное десятилетие показало, что далеко не всех устраивает этот новый курс. На политической арене стали появляться силы, сразу же давшие понять, что не собираются способствовать поддержанию мира и стабильности на планете.
В Германии после окончания Большой войны постоянно возникали столкновения между представителями правых и левых группировок. Центристское правительство, пришедшее к власти в самом конце войны, сумело взять ситуацию под контроль, однако унизительные условия Версальского мира снова накалили страсти. Это не в последнюю очередь проявилось в отношении к ограничениям, наложенным мирным договором на численность вооруженных сил Германии. В 1921 году польские нерегулярные части при негласной поддержке французов попытались аннексировать богатую полезными ископаемыми область Верхней Силезии. Их планы удалось сорвать, лишь спешно и тайно развернув те самые добровольческие части, с помощью которых Веймарское правительство сумело подавить революцию 1919 года.
Огромные репарации, которые Германии приходились выплачивать победителям, довольно скоро привели к галопирующей инфляции.
Правые довольно быстро напомнили о себе. В марте 1920 года военные предприняли попытку свергнуть правительство, которое спешно переехало из Веймара в Дрезден. Генерал фон Лютвиц, командир берлинского гарнизона приказал захватить Берлин и провозгласил Фридриха Вольфганга Каппа "канцлером империи". Президент Веймарской республики, Фридрих Эберт, уже в Дрездене, а затем и в Штутгарде, пытался изо всех сил найти способы, с помощью которых ему бы удалось остановить армию. Добровольческие дружины "Freikorps" представляли из себя довольно грозную силу, которая уже с успехом расправилась с баварской революцией. Но у социал-демократов в арсенале оказалось свое безотказное оружие - всеобщая забастовка. В отчаянии президент Эберт прибегнул к ней и спас на время положение. Он приказал всем рабочим в один день покинуть свои рабочие места и выйти на улицу. На следующий день уже ни из одного крана не текла вода, погас свет, перестали подавать газ, встали поезда и трамваи.
В течение недели путч, не получив широкой поддержки масс, с треском провалился. Капп вынужден был бежать в Швецию.
Германия продолжала выплачивать репарацию, и это ей стоило огромного труда. Правительство решило приостановить выплату. В ответ французские войска оккупировали Рур. Это опрометчивое решение было принято премьер министром Франции Пуанкаре. 10 января 1923 года солдаты боевым маршем прошлись по улицам Эссена. Бельгийско-французский корпус чувствовал себя как дома, полагаясь, в основном, на собственное силовое преимущество. Войска легко блокировали территорию в 60 миль в длину и 28 миль в ширину. В их распоряжении оказались 85% всей производственной стали в стране. Однако, чтобы сделать эти богатства действительно полезными, Брюсселю и Парижу следовало решить неразрешимую задачу - найти понимание и поддержку среди местного населения.
Немецкое правительство обратилось к своим гражданам оказать пассивное сопротивление. Инфляция в результате оккупации Рура стала галопирующей. За короткое время курс марки по отношению к доллару упал с 7000 до 1000 000. Рабочие Рура окрестили вторжение бельгийцев и французов "ударом штыка". В любую минуту их терпение могло лопнуть. События двухлетней давности, когда в результате неудачного путча коммунисты попытались перехватить инициативу и устроили в этих местах самую настоящую резню, были ещё свежи в памяти. И вот в 7 часов утра в протестантскую пасху 31 марта 1923 года все заводы Круппа как один начали издавать беспрерывный гудок. Огромная толпа, около 30 тысяч человек, стала подтягиваться к гаражам, где в это время находился со своим отрядом французский лейтенант Дюрьо. У солдат были винтовки и пулемет. Кольцо молчаливых рабочих начало сжиматься. У французов сдали нервы, и они начали стрелять в толпу. 13 человек были убиты, из них 5 подростков. 52 человека были ранены.
Французский генерал, который по праву сильного занял виллу Хёгель под свой штаб, приказал выслать в Эссен из Дюссельдорфа танки и пулеметный батальон, чтобы подавить возможный мятеж. Но выполнить подобное приказание оказалось невозможным. Повсюду начались нападения местного населения на войска, напоминающие партизанскую войну. Ручные гранаты полетели во французов даже в Дюссельдорфе. Рота добровольцев захватила мэрию и отбивалась от французов в течение 24 часов, а в самом Эссене был взорван мост.
Непродуманная акция Пуанкаре не получила у глав правительств широкой поддержки. В этой ситуации жители Рура больше походили на невинных жертв, чем на преступников.
"Подобные меры, - писал английский "Spectator", - лишь усиливают немецкое сопротивление, но никак не ослабляют его". Под давлением общественного мнения, наконец, и Пуанкаре вынужден был признать свою ошибку. Генерал, чья штаб квартира располагалась на вилле Хёгель, приказал войскам срочно оставить Эссен. В самом городе началась церемония похорон 13 погибших, которая превратилась в демонстрацию национального единства. Густав Крупп в этот момент выглядел чуть ли не единственным защитником Отечества.
В дальнейшем выяснилось, что войска покинули Эссен лишь на время траура, дабы не вызывать вспышек насилия. Через очень короткое время они вернулись вновь и даже в тот момент, когда останки погибших предавались земле, над головами скорбящих беспрерывно летал французский биплан-разведчик.
Когда оккупационные войска вновь вернулись, то было принято решение, что именно Густав Крупп и должен стать тем козлом отпущения, на которого можно было бы свалить всю ответственность за мятеж. Это решение было принято ещё и потому, что согласно статье 231 Версальского мирного договора кайзер, крон принц Рупперт, адмирал Тирпиц, генералы Гинденбург и Людендорф, а также промышленник Густав Крупп фон Болен унд Гальбах объявлялись военными преступниками, ответственными за развязывание Первой мировой войны. Если в отношении других политических лиц статья 231 была практически бессильна, то Крупп оказался в руках союзников, и расправа над ним представлялась неизбежной.
Вердикт был следующим: 100 миллионов штрафа и 15 лет тюрьмы. По иронии судьбы газеты всего мира окрестили это дело по аналогии с делом Дрейфуса. Антисемита Круппа и французского еврея история поставили в одно положения невинной жертвы. В одном из берлинских изданий появилась весьма примечательная карикатура, на которой был изображен премьер министр Пуанкаре за обеденным столом с ножом и вилкой, а на блюде лежал спеленатый по рукам и ногам ребенок с надписью "Крупп".
Пребывание Густава в тюрьме было не столь ужасным, как это преподносилось немецкими газетами. Выражаясь языком современных политических технологий, все работало на очень удачный имидж национального героя, истинного защитника Отечества и невинного страдальца. Человек, чья деятельность действительно была разрушительной по отношению ко всему старому миру, с его, как казалось, вечными ценностями, неожиданно начал приобретать искреннюю поддержку миллионов сограждан. Так, союзники своими непродуманными и недальновидными действиями способствовали созданию условий для начала будущей более кровопролитной войны.
Надежды на то, что бойня 1914 - 1918 годов будет последней, таяли с каждым часом пребывания Густава Круппа в тюрьме. Таяли эти надежды и в связи с заточением другого более опасного преступника, Адольфа Гитлера. Будущая власть в Германии приобретала тюремный, криминальный опыт, чего никогда не было раньше, когда речь заходила о королях и принцах.
Нечто подобное к 20-м годам успело свершиться и в России, когда в Кремле вместо именитых царских чиновников стали заседать бывшие каторжники, один из которых, Сталин, сумел достаточно активно проявить себя в грабежах и разбоях на Кавказе.
Глава XVII
Первые уроки ораторского мастерства
Как указывают исторические документы, после разгрома Советов в Баварии Гитлеру было поручено выявить неблагонадежных унтер-офицеров и рядовых для дальнейшей расправы над ними. Бравый ефрейтор отлично справился с поставленной задачей. Неутомимого, патриотически настроенного Гитлера начальство решило отправить на курсы агитаторов, где будущий диктатор получил первые уроки ораторского мастерства и искусства демагогии и где завел очень полезные знакомства.
Гитлер, который позже заявил, что стал политиком против своей воли, в 1919 году не имел родины. У него не было и официально подтвержденного профессионального образования, а также средств к существованию. Перспектива стать профессиональным оратором показалась весьма заманчивой. Так будущего диктатора обстоятельства жизни буквально втолкнули в политику.
Профессор Александр фон Мюллер, который на первом агитационном курсе делал доклад по немецкой истории войны, сразу же заметил прирожденный талант Гитлера к риторике. В частности, он писал: "После моего доклада и последующего бурного обсуждения уже в пустующем зале я наткнулся на маленькую группу, которая привлекла мое внимание. Казалось, эта группа была зачарована человеком, стоящим в самом центре. Он обладал редко встречающимся гортанным голосом. Оратор непрерывно и с возрастающей страстью обращался к слушающим. У меня было странное чувство: как будто бы волнение группы являлось делом его рук, и это же волнение словно заражало самого оратора, придавая силу его голосу. Я видел бледное худое лицо, под не по-солдатски свисающей прядью волос, с маленькими усиками и поразительно большими, ярко-голубыми, с фанатическим блеском глазами".
"Так мне предоставили возможность, - писал впоследствии сам Гитлер, выступать перед более многочисленной, чем моя казарма, аудиторией. Ощущение собственной силы, которое подспудно давно зрело во мне, получило теперь практическое подтверждение: я мог говорить".
Это открытие очень льстило молодому Гитлеру. Правда, он опасался, что в результате многочисленных газовых атак, пережитых им на фронте, у него может в любой момент сесть его завораживающий, немного истеричный, слегка крикливый, но по-своему необыкновенный голос. Однако почти каждодневные упражнения привели к такому развитию ораторских способностей будущего фюрера, что его голос постепенно приобрел силу почти магического воздействия на слушателей.
Однажды, в сентябре 1919 года, Гитлер получил приказ политического отдела армии присмотреться к деятельности небольшой группы, которая именовала себя рабочей партией Германии. Военные подозрительно относились к рабочим партиям, поскольку они придерживались в основном социалистической либо коммунистической ориентации.
За несколько недель до этого задания на одном из занятий по общеобразовательной подготовки Гитлер прослушал лекцию Готфрида Федера, инженера строителя, фанатично увлекавшегося экономикой. Лектор был одержим идеей, что большинство экономических проблем Германии коренится в так называемом "спекулятивном" капитале в противовес "созидательному и продуктивному капиталу". Федер ратовал за устранение капитала первого типа и с этой целью создал в 1917 году организацию "Германская лига борцов за искоренение процентного рабства". На Гитлера, не разбиравшегося в экономике, выступление инженера произвело сильное впечатление. В требовании Федера "искоренить процентное рабство" Гитлер узрел "важную предпосылку создания новой партии". "На лекции Федера, - писал он, - я ощутил мощный призыв к предстоящей работе".
Во время же одного из собраний рабочей партии Германии кто-то - Гитлер не запомнил фамилии, - прихрамывая, подошел к нему и сунул в руку небольшую брошюру.
Это был Антон Дреслер, слесарь по специальности, которого, пожалуй, можно считать основателем национал-социализма. Болезненный и неказистый Дреслер, не получивший надлежащего образования, имеющий пусть неглубокие и противоречивые, однако самостоятельные суждения, плохой писатель и никудышный оратор, работал в ту пору в железнодорожных мастерских Мюнхена.
На следующее утро Гитлер внимательно изучил брошюру, которую всучил ему Дрекслер. Этот эпизод он подробно описал в "Майн Кампф".
Было пять часов утра. Гитлер проснулся и, как обычно, чуть приподнявшись на койке в казарме 2-го пехотного полка, наблюдал за тем, как мыши подбирали крошки хлеба, специально разбросанные им накануне. "Мне в своей жизни довелось испытать такую нищету, - замечает в дальнейшем Гитлер, - что я хорошо представлял себе, что такое голод и то удовольствие, которое получали сейчас эти маленькие создания". Посмотрев на мышей, будущий фюрер неожиданно вспомнил о брошюре и принялся за чтение. Текст назывался "Мое политическое пробуждение". К немалому удивлению самого Гитлера, в брошюре содержались идеи, над которыми он сам задумывался в последнее время.
Главную задачу Дрекслер видел в создании такой политической партии, которая опиралась бы на широкие массы рабочего класса, но в отличие от социал-демократов носила бы националистический характер.
В тот же день Гитлер получил открытку, из которой с удовольствием узнал, что принят в рабочую партию Германии.
Здесь следует упомянуть о двух членах данной малочисленной партии, которые также сыграли важную роль в становлении Гитлера. Капитан Эрнст Рем, служивший в штабе 7-го окружного командования армии в Мюнхене, вступил в партию раньше Гитлера. Коренастый, с бычьей шеей и маленькими глазками, со шрамами на лице и с изуродованным носом, в 1914 году пулей ему оторвало самый кончик. Как и Гитлер, Рем испытывал жгучую ненависть к демократической республике и "преступникам ноября".
Рем мечтал восстановить сильную националистическую Германию и, как Гитлер, считал, что это в состоянии сделать только партия, опирающаяся на поддержку низших классов. Решительный, неистовый, подобно большинству основателей нацисткой партии, являвшийся гомосексуалистом, он помог сформировать первый нацистский взвод головорезов, вскоре превратившийся в армию штурмовиков, которой он сам командовал вплоть до 1934 года, когда был расстрелян с санкции Гитлера.
Рем не только привел в быстро растущую партию многих бывших военных и добровольцев свободного корпуса, которые образовали костяк организации в первые годы её существования, но и, находясь на действительной службе, обеспечил защиту Гитлеру и его движению, а иногда и поддержку властей. Без содействия Рема Гитлеру вряд ли удалось бы развернуть широкую кампанию по подстрекательству населения к свержению республиканского режима. Гитлер, безусловно, не смог бы столь безнаказанно прибегать к террору и запугиванию, если бы не терпимость баварского правительства и полиции. Эта терпимость объяснялась влиянием Рема.
Дитриха Экарта часто называли духовным отцом национал-социализма. Он был старше Гитлера на 21 год. Остроумный журналист, посредственный поэт и драматург, он перевел "Пер Гюнта" Ибсена на немецкий язык и написал несколько пьес, но им так и не суждено было увидеть свет рампы. В Берлине Экарт, подобно Гитлеру в Вене, вел богемный образ жизни и пристрастился к спиртному и морфию. Как пишет Хайден, какое-то время он находился в психиатрической лечебнице, где ему и удалось наконец поставить свои драмы, используя в качестве актеров содержащихся там больных.
В конце войны Экарт вернулся в Баварию. Там, в винном погребе "Бреннесель", расположенном в Швабинге, аристократическом квартале Мюнхена, он во всеуслышание разглагольствовал о превосходстве арийцев и призывал к уничтожению евреев и к свержению "свиней", правящих в Берлине.
Хайден, работавший в ту пору журналистом в Мюнхене, приводит высказывание Экарта, с пафосом обратившегося к завсегдатаем винного погреба со словами: "Возглавит нашу организацию должен человек, который бы не испугался пулеметной очереди. Надо нагнать страха на всю эту чернь. Нам не следует использовать военных, поскольку народ их больше не уважает. Лучше всего подошел бы какой-нибудь рабочий, умеющий говорить... Он не должен быть слишком умным... Лучше, если это будет холостяк, тогда нам легче подыскать ему женщин".
Вполне естественно, что поэт и большой любитель спиртного в лице Адольфа Гитлера нашел именно того человека, которого он и искал. Экарт стал близким другом и советчиком молодого человека, быстро идущего в гору. Он снабжал своего любимца книгами, помогал улучшить как стиль письма, так и разговорный немецкий. Экарт ввел Гитлера в круг своих знакомых, в число которых входили не только состоятельные люди, с готовностью вносившие деньги в фонды партии и материально поддерживающие самого Гитлера, но и их жены, почти поголовно влюблявшиеся в будущего фюрера, что, как мы увидим в дальнейшем, сыграло немаловажную роль в деле выживания нацисткой партии в трудной период её истории. Именно Экарт познакомил Адольфа Гитлера с Рудольфом Гессем и Альфредом Розенбергом, что придало немецкому фашизму мощный оккультный смысл.
Гитлер сохранил уважение к Экарту до конца своих дней и в последних словах "Майн Кампфа" выразил признательность своему эксцентричному наставнику, назвав его "одним из лучших, кто посвятил жизнь пробуждению нашего народа своим творчеством, помыслами и, наконец, своими делами". Умер Экарт от белой горячки в декабре 1923 года, то есть почти сразу же после неудачного "пивного путча".
Так выглядело странное сборище неудачников, стоявших у истоков национал-социализма, создавших, не отдавая себе в том отчета, движение, которое за тринадцать лет своего существования смогло поработить почти всю Западную Европу и стало причиной начала Второй мировой войны.
Недалекий слесарь Дрекслер заложил основы движения, пьяный поэт-морфинист Экарт развил определенные "духовные", а, главное, оккультные ценности, чудаковатый экономист Федер сформулировал то, что считалось идеологией, гомосексуалист Рем обеспечил движению поддержку военных и ветеранов войны.
Однако задачу по превращению скромного дискуссионного клуба в то, что вскоре станет мощной политической силой, взял на себя на данном этапе не кто иной, как бывший бродяга Адольф Гитлер, которому в то время исполнилось тридцать лет и которого ещё никто не знал. Он подтолкнул свой скромный комитет к организации многочисленных митингов. Гитлер сам печатал на машинке и расклеивал приглашения. Впоследствии он вспоминал, как однажды, раздав восемьдесят таких приглашений, сидел и ждал гостей: "Через час председатель должен был открыть митинг. Нас снова было только семеро, семеро старых друзей".
Но Гитлер не терял надежды. Он увеличил количество приглашений, печатая из на ротаторе, чтобы собрать средства, дал объявления в местной газете. Успех, по его словам, был просто поразительный - на митинг пришло сто одиннадцать человек. Гитлер впервые должен был выступить перед такой массой народа. По его утверждению, аудитория была буквально наэлектризована пламенной речью оратора. Энтузиазм присутствующих вылился в пожертвования в размере трех сот марок, который на какое-то время помогли решить финансовые проблемы партии.
Оккупацию Рура и левые, и правые в Германии расценили как очередное свидетельство слабости Веймарской республики. Особенно ярко такие настроения проявились в Баварии, где шрамы от гражданской войны 1919 года ещё не успели зарубцеваться. В Баварии постоянно происходили столкновения между коммунистами и национал патриотами. Наиболее активно в 1923 году начала проявлять себя национал-социалистическая германская рабочая партия, или сокращенно НСДАП. Её в то время возглавил Адольф Гитлер. У него к 1923 году уже появились мощные покровители, в том числе бывший начальник германского генштаба и герой войны Людендорф. В 1923 году Гитлер и Людендорф предприняли в Мюнхене попытку переворота, надеясь свергнуть Веймарское правительство и разорвать Версальский мирный договор.
Около одиннадцати часов утра 9 ноября 1923 года, в день провозглашения Германской республики, Гитлер и Людендорф вывели трехтысячную колонну штурмовиков из парка в районе "Бюргербройкеллер" и направили её в центр Мюнхена. Рядом с ними в первом ряду маршировали руководитель СА Геринг, Шейбнер-Рихтер, Розенберг, телохранитель Гитлера, Уильям Граф и с десяток других нацистских вожаков и главарей "немецкого союза борьбы". Впереди колонны развевалось знамя со свастикой и знамя "Бунд Оберланд".
Чуть поодаль от первых рядов демонстрантов двигался грузовик с пулеметчиками. Штурмовики несли на плече карабины с примкнутыми штыками. Гитлер размахивал револьвером. Войско, безусловно, было не самым грозным, но Людендорф, имевший большой опыт командования миллионами отборных германских частей, видимо, считал, что для выполнения его плана этого вполне достаточно.
Пройдя несколько сот метров, бунтовщики встретили на своем пути первое препятствие. На мосту короля Баварии Людвига, безумного поклонника Вагнера, растратившего всю государственную казну на постройки фантастических замков в духе декораций к операм композитора-романтика, так вот, именно на этом мосту-памятнике немецкому романтизму, мосту, перекинувшемуся через реку Идар, дорогу путчистам преградил отряд полиции. Геринг устремился вперед и, обращаясь к начальнику полицейского отряда, стал угрожать расстрелом заложников, которые, по его словам, находились в хвосте колонны, в случае, если будет открыт огонь по восставшим. Полицейские вынуждены были пропустить колонну через мост.
На Мариенплац нацисты наткнулись на большую толпу, слушавшую разглагольствования Юлиуса Штрейхера - ярого антисемита из Нюрнберга, который направился в Мюнхен, как только услышал о путче. Он быстро закончил свою речь и присоединился к бунтовщикам, встав в колонну за Гитлером.