Страница:
– Красавцы! - невольно вырвалось у Петра, когда он, выйдя на воздух в сопровождении двух дюжих охранцов, увидел отполированные, блестящие многочисленными хромированными деталями машины.
Личное авто Петра, тоже "хаммер" - по здешнему, окружающему страну Храм бездорожью ни на чем другом передвигаться было невозможно, - выглядело куда как скромнее подарочных. Но только снаружи. Начинка у нее была под стать жилищу хозяина - чтоб никто ни слухом ни духом...
Зато от Храма до Киншасы было два часа неспешной езды по в общем-то неплохой дороге, построенной теми же, кто строил невезучий лагерь нефтяников. За несколько лет дорога подразвалилась, - оно и неудивительно, в местном климате что угодно развалится, - Нгамба обещал помочь отремонтировать ее специально для Храма силами подчиненной ему Всеконголезской Дорожной Службы, но, видимо, важные государственные дела и коллекционирование редких машин отвлекли президента от забот скромных христиан. Ничего, мы и не ропщем. Вот накопим деньжат, которые по-прежнему текут в Храм как из "неоскудевающих рук дающих", так и изнутри, от собственной коммерческой деятельности (туризм штука прибыльная!), такой автобан забабахаем - вея страна будет приезжать покататься!
По краям дороги то и дело попадались искореженные остовы танков, военных джетов и прочего смертоносного железа, павшего здесь в различных вооруженных конфликтах, терзавших страну испокон века. С приходом к власти Нгамбы весь этот революционный бардак прекратился, но на смену ему пришла суровейшая диктатура. Народ, несчастные банту, воют, конечно, но переворотов категорически не хотят страна за последние годы стала явно богаче.
Петру на глаза попался на удивление хорошо сохранившийся, что в местных вандальных условиях - редкость, летающий танк "Eliminator". Два точно таких же мрачными памятниками стоят у главных ворот Храма - напоминание о полуторагодичной давности попытке вторжения на территорию общины частей вышедшей из-под президентского повиновения мотострелковой дивизии, расквартированной поблизости. Вот тогда было горячо! Такая вспышка непослушания со стороны военных была продиктована вовсе не политическими предпосылками, а простой неприязнью к большому количеству белых людей, нежданно-негаданно поселившихся в сердце Конго, да еще и отхвативших себе весьма плодородный район. С революционным кличем "Делиться!" на устах, маленькая армия снялась с места и повалила к Храму, где еще никакого храма толком не построили. Грамотно окружив территорию и обрубив коммуникации, военные чины решили вступить в переговоры: мол, давайте по-мирному, эвакуируйтесь отсюда, мы вам обеспечим коридор безопасности до самого аэропорта. В противном же случае пустим газ и потравим к чертовой бабушке всех жителей вашей общины. Так, вкратце, было в письменном виде сформулировано обращение к населению страны Храм, переданное безмолвным чернокожим военным курьером лично Петру через ворота и потом многократно произнесенное на доминирующем в этих местах французском языке через мегафоны. Генералов даже можно было понять. В глубине души Петр восхищался толковыми действиями командования и рядового личного состава, которые делали все, как в учебниках написано. Естественное дело: на родине Петра к этой ситуации подошла бы поговорка "застоялись кони в стойлах". Привыкшие к постоянным "учениям" в условиях реального боя, вояки совершенно заскучали от безделья, от отсутствия каких бы то ни было возможностей проявить свои силы, вот и придумали повод побряцать оружием, не спросясь у начальства. На чем и погорели.
Население Храма, в массе своей оружие видевшее только по телесети, перепугано было не на шутку. К вящему интересу Иешуа, который взирал на происходящее с философским спокойствием, некоторые несознательные товарищи проявили непозволительный энтузиазм в деле подчинения приказам оккупантов. Но в основном все христиане были согласны держать осаду сколько потребуется и не дать этим... (маврам, иноверцам, нехристям, варварам и прочая, прочая...) взять страну-Храм живьем. Тогда-то Петр сильно пожалел о том, что переоценил внешне спокойную обстановку в Конго. Триста бойцов службы охраны Храма, пусть и самых лучших, каких удалось отыскать среди рассекреченных сотрудников спецслужб разных стран, были не в силах сделать что-либо значимое против нескольких тысяч воинов, осадивших периметр.
Добрые генералы дали на раздумья тогда целых двенадцать часов. Вечность. За это время Петр успел исчезнуть из Храма, естественно, незамеченным, метнуться в Киншасу, договориться с ничего не подозревавшим Нгамбой и вернуться назад с превосходящими силами, лояльными президенту. В коротком бою, развернувшемся на площади перед воротами Храма, основные силы противника были уничтожены, остальные, руководствуясь остатками здравого смысла, сдались без сопротивления. Нгамба извинился перед Иешуа и перед мистером Оруэллом, обещал, что впредь такого не повторится, и дал указание очистить территорию, убрав все напоминания о неприятностях. Но Петр, в смысле - мистер Оруэлл, попросил не увозить два живописно подбитых "элиминатора", дабы всякому замышляющему чедоброе было неповадно соваться в Храм, лишь только он взглянет на эти трофеи. Нгамба согласился.
Вот после этого случая Петр и провел грандиозные реформу службы охраны Храма. Реконструкция периметра, возведение подвижных сторожевых башен, вербовка дополнительных сил, закупка оружия разных мастей и калибров плюс максимальная автономность всех жизненно важных процессов, как то: добыча воды, синтез первичных материалов для производства пищи, разумеется - своя мощная электростанция, узел связи и еще много всего прочего, что позволило бы Храму неплохо существовать в течение многих лет осады, буде таковая случится. Даже спутник свой подвесили, этакое небесное око, для заблаговременного предупреждения о приближении к периметру любого предмета размером больше среднего микроба. Теперь Петр был относительно спокоен за безопасность жителей Храма, тем более что надежда - вопреки постоянно бунтующей и вечно подозрительной интуиции - не оставляла: в ближайшее время, мечталось, никаких неприятностей, подобных недавней, не предвидится.
За размышлениями дорога пролетела незаметно. Четыре машины подъехали к воротам президентского дворца, переждали обычную процедуру идентификации и на низкой скорости, великодушно пропущенные белозубым улыбчивым охранником, вплыли на территорию.
Во время последнего переворота, который и сделал Нгамбу Великим Президентом Конго, основные бои велись как раз за дворец. Во-первых, это символ власти, во-вторых, он был на тот момент самым хорошо защищенным зданием в городе, не считая Центрального Банка Конго, который был тогда взят без боя. Соответственно, во дворце сосредоточились все враги молодого и заносчивого генерала армии Конго Нгамбы, которых он, Нгамба, долго и с удовольствием выкуривал наружу. Трудно поверить, что еще каких-то три года назад на месте этого прекрасного парка с аккуратными дорожками и изумрудными газонами были траншеи и воронки от взрывов!.. Петр еще застал эту картину.
Машины поставили перед главной лестницей, Петр вышел и в сопровождении двух личных бодигардов пошел вверх по ковровой дорожке - навстречу начальнику протокола.
– Мистер Оруэлл, здравствуйте, Президент Нгамба ждет. Позвольте проводить вас и ваших спутников к Президенту.
Этот клоун, изогнувшийся сейчас в пригласительной позе, на самом деле совершенно свойский и здравый парень, когда на него не смотрят несколько пар глаз придворной охраны и бесчисленное множество упрятанных повсюду камер, следящих за всем, что происходит вокруг дворца. Петр с ним много раз общался без посторонних свидетелей, в неформальной, так сказать, обстановке. Проще говоря, выпивали вместе с целью установления дружественных отношений между "серыми кардиналами" Конго и Храма. Установили. Но сейчас Мунту Ибоко был на службе и исполнял ее привычно, что означало - хорошо.
Придворные, одетые в полевую форму бойцов армии Конго - шорты и легкую рубашку цвета хаки, открыли здоровенную дверь, и Петр с сопровождающими попал в круглую залу с куполом, изображающим живность и растительность Конго во всей ее красоте. После переворота дворец пришлось серьезно ремонтировать, боевые действия локального масштаба не прошли для здания даром. Нгамба сам придумал этот купол и был очень горд своей идеей. Попутно не забыв, конечно, обвинить своего предшественника в отсутствии патриотизма. Но предшественнику уже было все равно, он вместе с соратниками был аккуратно, ровным слоем размазан по этому самому залу, после очередного залпа "элиминаторов" Нгамбы.
Но это уже совсем другая история...
Нгамба сидел за гигантским, как и все здесь, столом в противоположном и весьма отдаленном от двери конце зала, и, чтобы приблизиться к нему на расстояние, не требующее неприлично громкого голоса, пришлось пройти метров сто.
– Оруэлл! Здравствуй, друг! - Нгамба поднялся из-за стола, обнаружив взгляду гостя не заправленную в брюки рубашку - контраст с вечно застегнутым на все пуговицы шефом протокола. - Как жизнь в Храме? Как Иешуа?
Поведение у Великого Президента было тоже не ахти какое протокольное, но Петр привык.
– Спасибо, просил передать вам привет и небольшой, скромный подарок. Там, во дворе...
– Хорошо, Джозеф, о подарках потом. У меня для тебя тоже кое-что имеется. Но это после. Сначала - дело. Выпьем?
Хорошее, но пустое "дело"...
После "дела" все-таки удалось сконцентрировать внимание Нгамбы на документах, принесенных Петром с собой. В них шла речь о передаче дополнительных ста гектаров земли Храму под жилую застройку. Для общины это было важно, поскольку начинался кризис с площадями - без конца прибывающих христиан было все труднее и труднее размещать. Теперь же, после освоения свежеполученной земли, можно будет облегченно вздохнуть и забыть о проблеме перенаселения еще минимум на полгода - пока эти гектары зарастут жилыми домами. Дальше - опять подарки, опять выливание с Нгамбой, и опять Петру заниматься не своим делом, черт побери! Можно было бы отрядить под это кого-нибудь, но Нгамба любит мистера Оруэлла и любому другому может если не отказать впрямую, то отложить вопрос в такой долгий ящик, что в Храме несколько поколений успеет смениться, прежде чем вопрос всплывет. Да и не станет с Нгамбой никто пить. Потому что не выдержит. Петру-то что? Хоть литр чистого спирта влей - ничего не будет: паранорм есть паранорм, а вот откуда у Нгамбы такие феноменальные способности к выпивке - загадка. Президент сохраняет чистоту сознания в любое время от старта процесса пития. Правда, тело его не всегда слушается, подводит, случай с лестницей тому подтверждением, но мозг Нгамбы своих качеств не утрачивает пропорционально количеству выпитого, как было бы с любым, даже самьм крепким в этом смысле, человеком.
Видать, гены.
Концом официальной части визита послужил так ожидаемый Петром ритуал, когда золотая печать, извлеченная из сейфа, с гулким бумом оставляет на документах свой замысловатый след. Нгамбе нравился этот обычай, явившийся из глубины времен или сохранившийся в Конго, - постановка печати со всеми сопутствующими моментами: золотая коробочка со штемпельной подушкой, массивная промокашка с ручкой в виде головы льва и, конечно же, молодецкий размах, с которым немудрящий предмет обрушивается на ни в чем не повинный лист пластика. Современные лазерные маркеры Нгамбу не привлекали.
– Была бы возможность, писал бы на бумаге чернилами, ей-богу! - как-то признался он Петру.
Тем-то и нравился этот простой конголезский вояка Мастеру Анохину - своей архаичностью, любовью к теплым, живым вещам: бумаге, чернилам, ботинкам из натуральной кожи на шнурках, старому доброму виски, наконец... И еще: с детства, видимо, вошедшей в плоть, кровь и сознание абсолютно детской вере в Бога. Мама научила? Папа ремнем вбил?.. И ведь поэтому он, Нгамба, так и влюбился в Иешуа, поверил ему сразу и навсегда, услы-кал на той знаменитой говорильне в ООН и предложил свою помощь - любую, какую Мессия пожелает. Мессия пожелал страну Храм. Стране Храм пока хорошо было в стране Конго.
Нгамба мысли читать не умел. Но попал в точку, если иметь в виду старые вещи. В смысле - антикварные.
– ...Вот я и говорю, что теперь делают? Хреновина какая-то, а де выпивка. Переливается всеми цветами радуги, на вкус - какая ни пожелаешь, а вот нет в ней... чего?
– Чего? - вежливо спросил Петр.
– Души! - торжественно сказал Нгамба. - Души нет. Синтетика есть, а души нет. Эх, жалко, что такой выпивки сейчас все меньше и меньше... Ты видел мой погреб?
Петр видел. Раз десять. И Нгамба это знал. Но Петр в свою очередь знал и то, что Нгамба хочет сейчас услышать:
– Да, видел. Там замечательно. Хотелось бы посмотреть еще раз.
Ну почему же не оправдать ожидание человека, у которого и радостей-то всего ничего в жизни - машины да выпивка с добрым и безотказным другом.
На сей раз выпивка случилась легкой. Не тяжелые в большом количестве ромы, кальвадосы, коньяки, арманьяки, виски - пусть и отборные, элитных сортов и лучших годов, но все ж труднопереносимые с точки зрения крепости... Ну, может Петр выпить бочку без последствий для здоровья, говорилось уже, но ведь хочется вкусного. Нгамба такому умозаключению обиделся; это у меня, сказал бы, невкусное. Да такой коньяк, как у меня, в мире если и остался, то опять же у меня! А виски? Где еще найдешь виски две тысячи шестьдесят первого года? Только у коллекционеров, а они пить не дадут. А он, Нгамба, не только дает, но и требует: пей, гость дорогой... Итак, Нгамба обиделся бы, поэтому Петр никогда подобных мыслей вслух не высказывал, пил себе, чокался, тосты произносил.
Но сегодня предлагалось вино. В больших количествах оно тоже вкус теряет, но Нгамба почему-то к вину относился куда более трепетно, нежели к крепким напиткам, и когда дело доходило до вина, питие ограничивалось тремя-четырьмя бутылками.
Винная коллекция у Нгамбы была поистине царской.
"Petrus" - начиная с двадцать второго года.
"Mouton-Rothschild" - с восемнадцатого.
"Leoville-las-Cases" - с двадцать пятого.
"Haut-Brion" - с двадцатого.
"Ducru-Beaucaillou" - аж с одиннадцатого!
Ну и итальянские - "Tignatello", "Solaia", "Sassicaia" "Barbaresco"... Испанские - "Vega Sicilia", "Marques de Murrieta"... И калифорнийские, и чилийские, и южноафриканские - последние вообще рядом, хотя до сих пор виноделы не научились хранить их... И белые, и розовые, и сладкие, и полусладкие... Общее число бутылок - за пять тысяч штук.
Славно подегустировали - под фрукты, хотя оные никогда не считались хорошей закуской к красному вину. Но Нгамба Петра не есть приглашал.
Уходили - Нгамба от души выдал обещанный подарок: запыленную бутыль "Петруса" урожая былинного тридцать девятого. Петр подарок принял - с реверансами и душными объятиями.
На выходе из погреба Нгамба вдруг застопорился перед ступеньками, задумался о чем-то. Петр вопросительно посмотрел на президента - что, мол, такое случилось? Почему закручинился, головушку повесил?
Вместо ответа Нгамба с сопением уселся прямо на каменные ступеньки и, подперев голову рукой, уставился в полумрак. Петр постоял чуток, а потом сел рядом. Молча. Ценную бутылку поставил обок.
В воздухе носилось предчувствие некоей беседы.
– Вот я иногда думаю... - медленно произнес Нгамба и замолчал на полуфразе.
Точно. Беседа. Да и начало у нее хорошее. Думает, понимаешь, иногда.
– ...А на хрена все это?
Ну, как тут ответишь? Петр просканировал мысли Нгамбы и понял, что речь не о погребе, на который президент так задумчиво смотрит. Тут все круче. До неожиданности.
– ...Нет, ну смотри, мы живем в двадцать втором веке, нас окружают совершенно волшебные вещи - эти летающие машины, автоматические кухни и все такое... Мы тут, в центре Африки, очень явно все ощущаем. Здесь же все на страшном контрасте - двух шагах от нас в ступке толкут пестиком зерна, чтобы сделат кашу, а мы сейчас пойдем, нажмем на кнопку, и тут же будет у на все, что захотим. И не надо для этого спину горбатить. Ты понимаешь, о чем я?
– Понимаю. - Петр кивнул. - Очень хорошо понимаю.
– Вот. Значит, человеку подчинены все стихии... Ты видел эти подводные города? Это же чудо! А на Луне! На Луне людей живет больше, чем в моей стране, - это ж подумать только! Пусть под куполами, но ведь славно живут. А здесь зерна в ступке... И это еще богатая страна считается по африканским меркам. Ты бы видел, qro творится у соседей. Они там вообще еще на деревьях сидят...
– Представляю.
– И будут сидеть еще тыщу лет. И никогда не узнают лучшей жизни.
Петр кинул затравку:
– А может, им и не надо? Лучшей-то. Сидят себе на деревьях, и хорошо им.
– Надо! - Голос Нгамбы эхом пошел гулять по погребу. - Еще как надо! Всем хочется нажать на кнопку - и чтоб сразу была каша. Не работать за миску целую неделю, а просто нажать на кнопку. И не спорь! Я живу здесь, среди них, я все вижу. Это европейцы ничего не знают о том, какая здесь жизнь, думают, что африканцам все по фигу - живут себе натуральным хозяйством, гуманитарную помощь регулярно получают и доли другой не желают. Желают, поверь, и очень сильно.
Нгамба перевел дух. Продолжил:
– Да, конечно, первое время они будут этой самой кнопки бояться. Говорить, что чужда она им, непонятна... Шаманство это и дьявольщина. Поговорят-поговорят, а потом возьмут и нажмут. И будут страшно рады. А дети их еще чаще станут нажимать. А дети их детей - и подавно! И будут вспоминать о ступке и пестике как о диковинной сказке, причем - не про них. В музей пойдут, начнут пальцем тыкать: о, гляньте, ступка! о, смотрите, пестик!
Еще пауза. Гулкая, как погреб.
– Это я все к чему... Каша из кнопки у нас есть, города на Луне тоже. Должна быть и машина времени. Приплыли.
– Нет, ну точно должна быть! Ее не может не быть, Джо, я точно знаю. В такое-то время! Наверняка есть, только засекреченная страшно. И правильно. Чтобы всякие...
Нгамба не договорил, но было и так понятно, что всякие - это нехорошо. А ведь зрит в корень!
– Вот я бы, знаешь, Джо, взял бы и отправился в прошлое. Ну, куда-нибудь лет на двести-двести пятьдесят назад, и все там поправил бы. Чтобы здесь все было хорошо. Чтобы у всех кнопки и ни у кого - ступки. Нищета - это плохо. Ты не думай, я к власти пришел надолго. Меня так просто не скинуть. Я добьюсь чтобы мой народ жил лучше. Он уже живет лучше. А если бы не было всяких... Ох, я бы в прошлом задушил бы своими руками этого... как его... Сесе... Секо... А! Мобуту! Вот. Он полстраны заморил. Не будь его тогда, в двадцатом веке, сейчас мы были бы богатейшей страной в Африке. Это с нашими-то ресурсами!
Нгамба пристально посмотрел на Петра. Посмотрел так, будто хотел спросить что-то, но не решался.
Таки решился.
– Джо, а ты ничего не знаешь про машину времени, а?
Ну, что тут ответить! Можно было бы начать пространное рассуждение, что править прошлое, просто так душа голыми руками всех, кто не нравится, нельзя, что все надо делать аккуратно, стараясь наследить минимально... Но Петр ответил просто:
– Нет. Не знаю. Знал бы - сказал.
Нгамба моментально переменил настроение:
– Вот и ладненько! - звонко хлопнул ладонями по коленям. - Пошли смотреть, что ты там привез, белый человек.
И они пошли. И Нгамба радовался, как Петр и ожидал. А Петр прижимал к себе папочку с документами на землю и нет-нет, а думал: с чего бы это он-о машине времени? Мобуту душить? Прошлое исправлять?.. Все ладно бы, но что-то Нгамба в цвет точно пропал. Не Иешуа, например, о машине спросил, не Мессию любимого, с которым как раз и ведет такие трезвые умные беседы, а именно Петра, то есть Джозефа?
Научили Петра, то есть Джозефа, быть всегда подозрительным, и наука эта силы своей не утратила.
ДЕЙСТВИЕ - 2. ЭПИЗОД - 2
Личное авто Петра, тоже "хаммер" - по здешнему, окружающему страну Храм бездорожью ни на чем другом передвигаться было невозможно, - выглядело куда как скромнее подарочных. Но только снаружи. Начинка у нее была под стать жилищу хозяина - чтоб никто ни слухом ни духом...
Зато от Храма до Киншасы было два часа неспешной езды по в общем-то неплохой дороге, построенной теми же, кто строил невезучий лагерь нефтяников. За несколько лет дорога подразвалилась, - оно и неудивительно, в местном климате что угодно развалится, - Нгамба обещал помочь отремонтировать ее специально для Храма силами подчиненной ему Всеконголезской Дорожной Службы, но, видимо, важные государственные дела и коллекционирование редких машин отвлекли президента от забот скромных христиан. Ничего, мы и не ропщем. Вот накопим деньжат, которые по-прежнему текут в Храм как из "неоскудевающих рук дающих", так и изнутри, от собственной коммерческой деятельности (туризм штука прибыльная!), такой автобан забабахаем - вея страна будет приезжать покататься!
По краям дороги то и дело попадались искореженные остовы танков, военных джетов и прочего смертоносного железа, павшего здесь в различных вооруженных конфликтах, терзавших страну испокон века. С приходом к власти Нгамбы весь этот революционный бардак прекратился, но на смену ему пришла суровейшая диктатура. Народ, несчастные банту, воют, конечно, но переворотов категорически не хотят страна за последние годы стала явно богаче.
Петру на глаза попался на удивление хорошо сохранившийся, что в местных вандальных условиях - редкость, летающий танк "Eliminator". Два точно таких же мрачными памятниками стоят у главных ворот Храма - напоминание о полуторагодичной давности попытке вторжения на территорию общины частей вышедшей из-под президентского повиновения мотострелковой дивизии, расквартированной поблизости. Вот тогда было горячо! Такая вспышка непослушания со стороны военных была продиктована вовсе не политическими предпосылками, а простой неприязнью к большому количеству белых людей, нежданно-негаданно поселившихся в сердце Конго, да еще и отхвативших себе весьма плодородный район. С революционным кличем "Делиться!" на устах, маленькая армия снялась с места и повалила к Храму, где еще никакого храма толком не построили. Грамотно окружив территорию и обрубив коммуникации, военные чины решили вступить в переговоры: мол, давайте по-мирному, эвакуируйтесь отсюда, мы вам обеспечим коридор безопасности до самого аэропорта. В противном же случае пустим газ и потравим к чертовой бабушке всех жителей вашей общины. Так, вкратце, было в письменном виде сформулировано обращение к населению страны Храм, переданное безмолвным чернокожим военным курьером лично Петру через ворота и потом многократно произнесенное на доминирующем в этих местах французском языке через мегафоны. Генералов даже можно было понять. В глубине души Петр восхищался толковыми действиями командования и рядового личного состава, которые делали все, как в учебниках написано. Естественное дело: на родине Петра к этой ситуации подошла бы поговорка "застоялись кони в стойлах". Привыкшие к постоянным "учениям" в условиях реального боя, вояки совершенно заскучали от безделья, от отсутствия каких бы то ни было возможностей проявить свои силы, вот и придумали повод побряцать оружием, не спросясь у начальства. На чем и погорели.
Население Храма, в массе своей оружие видевшее только по телесети, перепугано было не на шутку. К вящему интересу Иешуа, который взирал на происходящее с философским спокойствием, некоторые несознательные товарищи проявили непозволительный энтузиазм в деле подчинения приказам оккупантов. Но в основном все христиане были согласны держать осаду сколько потребуется и не дать этим... (маврам, иноверцам, нехристям, варварам и прочая, прочая...) взять страну-Храм живьем. Тогда-то Петр сильно пожалел о том, что переоценил внешне спокойную обстановку в Конго. Триста бойцов службы охраны Храма, пусть и самых лучших, каких удалось отыскать среди рассекреченных сотрудников спецслужб разных стран, были не в силах сделать что-либо значимое против нескольких тысяч воинов, осадивших периметр.
Добрые генералы дали на раздумья тогда целых двенадцать часов. Вечность. За это время Петр успел исчезнуть из Храма, естественно, незамеченным, метнуться в Киншасу, договориться с ничего не подозревавшим Нгамбой и вернуться назад с превосходящими силами, лояльными президенту. В коротком бою, развернувшемся на площади перед воротами Храма, основные силы противника были уничтожены, остальные, руководствуясь остатками здравого смысла, сдались без сопротивления. Нгамба извинился перед Иешуа и перед мистером Оруэллом, обещал, что впредь такого не повторится, и дал указание очистить территорию, убрав все напоминания о неприятностях. Но Петр, в смысле - мистер Оруэлл, попросил не увозить два живописно подбитых "элиминатора", дабы всякому замышляющему чедоброе было неповадно соваться в Храм, лишь только он взглянет на эти трофеи. Нгамба согласился.
Вот после этого случая Петр и провел грандиозные реформу службы охраны Храма. Реконструкция периметра, возведение подвижных сторожевых башен, вербовка дополнительных сил, закупка оружия разных мастей и калибров плюс максимальная автономность всех жизненно важных процессов, как то: добыча воды, синтез первичных материалов для производства пищи, разумеется - своя мощная электростанция, узел связи и еще много всего прочего, что позволило бы Храму неплохо существовать в течение многих лет осады, буде таковая случится. Даже спутник свой подвесили, этакое небесное око, для заблаговременного предупреждения о приближении к периметру любого предмета размером больше среднего микроба. Теперь Петр был относительно спокоен за безопасность жителей Храма, тем более что надежда - вопреки постоянно бунтующей и вечно подозрительной интуиции - не оставляла: в ближайшее время, мечталось, никаких неприятностей, подобных недавней, не предвидится.
За размышлениями дорога пролетела незаметно. Четыре машины подъехали к воротам президентского дворца, переждали обычную процедуру идентификации и на низкой скорости, великодушно пропущенные белозубым улыбчивым охранником, вплыли на территорию.
Во время последнего переворота, который и сделал Нгамбу Великим Президентом Конго, основные бои велись как раз за дворец. Во-первых, это символ власти, во-вторых, он был на тот момент самым хорошо защищенным зданием в городе, не считая Центрального Банка Конго, который был тогда взят без боя. Соответственно, во дворце сосредоточились все враги молодого и заносчивого генерала армии Конго Нгамбы, которых он, Нгамба, долго и с удовольствием выкуривал наружу. Трудно поверить, что еще каких-то три года назад на месте этого прекрасного парка с аккуратными дорожками и изумрудными газонами были траншеи и воронки от взрывов!.. Петр еще застал эту картину.
Машины поставили перед главной лестницей, Петр вышел и в сопровождении двух личных бодигардов пошел вверх по ковровой дорожке - навстречу начальнику протокола.
– Мистер Оруэлл, здравствуйте, Президент Нгамба ждет. Позвольте проводить вас и ваших спутников к Президенту.
Этот клоун, изогнувшийся сейчас в пригласительной позе, на самом деле совершенно свойский и здравый парень, когда на него не смотрят несколько пар глаз придворной охраны и бесчисленное множество упрятанных повсюду камер, следящих за всем, что происходит вокруг дворца. Петр с ним много раз общался без посторонних свидетелей, в неформальной, так сказать, обстановке. Проще говоря, выпивали вместе с целью установления дружественных отношений между "серыми кардиналами" Конго и Храма. Установили. Но сейчас Мунту Ибоко был на службе и исполнял ее привычно, что означало - хорошо.
Придворные, одетые в полевую форму бойцов армии Конго - шорты и легкую рубашку цвета хаки, открыли здоровенную дверь, и Петр с сопровождающими попал в круглую залу с куполом, изображающим живность и растительность Конго во всей ее красоте. После переворота дворец пришлось серьезно ремонтировать, боевые действия локального масштаба не прошли для здания даром. Нгамба сам придумал этот купол и был очень горд своей идеей. Попутно не забыв, конечно, обвинить своего предшественника в отсутствии патриотизма. Но предшественнику уже было все равно, он вместе с соратниками был аккуратно, ровным слоем размазан по этому самому залу, после очередного залпа "элиминаторов" Нгамбы.
Но это уже совсем другая история...
Нгамба сидел за гигантским, как и все здесь, столом в противоположном и весьма отдаленном от двери конце зала, и, чтобы приблизиться к нему на расстояние, не требующее неприлично громкого голоса, пришлось пройти метров сто.
– Оруэлл! Здравствуй, друг! - Нгамба поднялся из-за стола, обнаружив взгляду гостя не заправленную в брюки рубашку - контраст с вечно застегнутым на все пуговицы шефом протокола. - Как жизнь в Храме? Как Иешуа?
Поведение у Великого Президента было тоже не ахти какое протокольное, но Петр привык.
– Спасибо, просил передать вам привет и небольшой, скромный подарок. Там, во дворе...
– Хорошо, Джозеф, о подарках потом. У меня для тебя тоже кое-что имеется. Но это после. Сначала - дело. Выпьем?
Хорошее, но пустое "дело"...
После "дела" все-таки удалось сконцентрировать внимание Нгамбы на документах, принесенных Петром с собой. В них шла речь о передаче дополнительных ста гектаров земли Храму под жилую застройку. Для общины это было важно, поскольку начинался кризис с площадями - без конца прибывающих христиан было все труднее и труднее размещать. Теперь же, после освоения свежеполученной земли, можно будет облегченно вздохнуть и забыть о проблеме перенаселения еще минимум на полгода - пока эти гектары зарастут жилыми домами. Дальше - опять подарки, опять выливание с Нгамбой, и опять Петру заниматься не своим делом, черт побери! Можно было бы отрядить под это кого-нибудь, но Нгамба любит мистера Оруэлла и любому другому может если не отказать впрямую, то отложить вопрос в такой долгий ящик, что в Храме несколько поколений успеет смениться, прежде чем вопрос всплывет. Да и не станет с Нгамбой никто пить. Потому что не выдержит. Петру-то что? Хоть литр чистого спирта влей - ничего не будет: паранорм есть паранорм, а вот откуда у Нгамбы такие феноменальные способности к выпивке - загадка. Президент сохраняет чистоту сознания в любое время от старта процесса пития. Правда, тело его не всегда слушается, подводит, случай с лестницей тому подтверждением, но мозг Нгамбы своих качеств не утрачивает пропорционально количеству выпитого, как было бы с любым, даже самьм крепким в этом смысле, человеком.
Видать, гены.
Концом официальной части визита послужил так ожидаемый Петром ритуал, когда золотая печать, извлеченная из сейфа, с гулким бумом оставляет на документах свой замысловатый след. Нгамбе нравился этот обычай, явившийся из глубины времен или сохранившийся в Конго, - постановка печати со всеми сопутствующими моментами: золотая коробочка со штемпельной подушкой, массивная промокашка с ручкой в виде головы льва и, конечно же, молодецкий размах, с которым немудрящий предмет обрушивается на ни в чем не повинный лист пластика. Современные лазерные маркеры Нгамбу не привлекали.
– Была бы возможность, писал бы на бумаге чернилами, ей-богу! - как-то признался он Петру.
Тем-то и нравился этот простой конголезский вояка Мастеру Анохину - своей архаичностью, любовью к теплым, живым вещам: бумаге, чернилам, ботинкам из натуральной кожи на шнурках, старому доброму виски, наконец... И еще: с детства, видимо, вошедшей в плоть, кровь и сознание абсолютно детской вере в Бога. Мама научила? Папа ремнем вбил?.. И ведь поэтому он, Нгамба, так и влюбился в Иешуа, поверил ему сразу и навсегда, услы-кал на той знаменитой говорильне в ООН и предложил свою помощь - любую, какую Мессия пожелает. Мессия пожелал страну Храм. Стране Храм пока хорошо было в стране Конго.
Нгамба мысли читать не умел. Но попал в точку, если иметь в виду старые вещи. В смысле - антикварные.
– ...Вот я и говорю, что теперь делают? Хреновина какая-то, а де выпивка. Переливается всеми цветами радуги, на вкус - какая ни пожелаешь, а вот нет в ней... чего?
– Чего? - вежливо спросил Петр.
– Души! - торжественно сказал Нгамба. - Души нет. Синтетика есть, а души нет. Эх, жалко, что такой выпивки сейчас все меньше и меньше... Ты видел мой погреб?
Петр видел. Раз десять. И Нгамба это знал. Но Петр в свою очередь знал и то, что Нгамба хочет сейчас услышать:
– Да, видел. Там замечательно. Хотелось бы посмотреть еще раз.
Ну почему же не оправдать ожидание человека, у которого и радостей-то всего ничего в жизни - машины да выпивка с добрым и безотказным другом.
На сей раз выпивка случилась легкой. Не тяжелые в большом количестве ромы, кальвадосы, коньяки, арманьяки, виски - пусть и отборные, элитных сортов и лучших годов, но все ж труднопереносимые с точки зрения крепости... Ну, может Петр выпить бочку без последствий для здоровья, говорилось уже, но ведь хочется вкусного. Нгамба такому умозаключению обиделся; это у меня, сказал бы, невкусное. Да такой коньяк, как у меня, в мире если и остался, то опять же у меня! А виски? Где еще найдешь виски две тысячи шестьдесят первого года? Только у коллекционеров, а они пить не дадут. А он, Нгамба, не только дает, но и требует: пей, гость дорогой... Итак, Нгамба обиделся бы, поэтому Петр никогда подобных мыслей вслух не высказывал, пил себе, чокался, тосты произносил.
Но сегодня предлагалось вино. В больших количествах оно тоже вкус теряет, но Нгамба почему-то к вину относился куда более трепетно, нежели к крепким напиткам, и когда дело доходило до вина, питие ограничивалось тремя-четырьмя бутылками.
Винная коллекция у Нгамбы была поистине царской.
"Petrus" - начиная с двадцать второго года.
"Mouton-Rothschild" - с восемнадцатого.
"Leoville-las-Cases" - с двадцать пятого.
"Haut-Brion" - с двадцатого.
"Ducru-Beaucaillou" - аж с одиннадцатого!
Ну и итальянские - "Tignatello", "Solaia", "Sassicaia" "Barbaresco"... Испанские - "Vega Sicilia", "Marques de Murrieta"... И калифорнийские, и чилийские, и южноафриканские - последние вообще рядом, хотя до сих пор виноделы не научились хранить их... И белые, и розовые, и сладкие, и полусладкие... Общее число бутылок - за пять тысяч штук.
Славно подегустировали - под фрукты, хотя оные никогда не считались хорошей закуской к красному вину. Но Нгамба Петра не есть приглашал.
Уходили - Нгамба от души выдал обещанный подарок: запыленную бутыль "Петруса" урожая былинного тридцать девятого. Петр подарок принял - с реверансами и душными объятиями.
На выходе из погреба Нгамба вдруг застопорился перед ступеньками, задумался о чем-то. Петр вопросительно посмотрел на президента - что, мол, такое случилось? Почему закручинился, головушку повесил?
Вместо ответа Нгамба с сопением уселся прямо на каменные ступеньки и, подперев голову рукой, уставился в полумрак. Петр постоял чуток, а потом сел рядом. Молча. Ценную бутылку поставил обок.
В воздухе носилось предчувствие некоей беседы.
– Вот я иногда думаю... - медленно произнес Нгамба и замолчал на полуфразе.
Точно. Беседа. Да и начало у нее хорошее. Думает, понимаешь, иногда.
– ...А на хрена все это?
Ну, как тут ответишь? Петр просканировал мысли Нгамбы и понял, что речь не о погребе, на который президент так задумчиво смотрит. Тут все круче. До неожиданности.
– ...Нет, ну смотри, мы живем в двадцать втором веке, нас окружают совершенно волшебные вещи - эти летающие машины, автоматические кухни и все такое... Мы тут, в центре Африки, очень явно все ощущаем. Здесь же все на страшном контрасте - двух шагах от нас в ступке толкут пестиком зерна, чтобы сделат кашу, а мы сейчас пойдем, нажмем на кнопку, и тут же будет у на все, что захотим. И не надо для этого спину горбатить. Ты понимаешь, о чем я?
– Понимаю. - Петр кивнул. - Очень хорошо понимаю.
– Вот. Значит, человеку подчинены все стихии... Ты видел эти подводные города? Это же чудо! А на Луне! На Луне людей живет больше, чем в моей стране, - это ж подумать только! Пусть под куполами, но ведь славно живут. А здесь зерна в ступке... И это еще богатая страна считается по африканским меркам. Ты бы видел, qro творится у соседей. Они там вообще еще на деревьях сидят...
– Представляю.
– И будут сидеть еще тыщу лет. И никогда не узнают лучшей жизни.
Петр кинул затравку:
– А может, им и не надо? Лучшей-то. Сидят себе на деревьях, и хорошо им.
– Надо! - Голос Нгамбы эхом пошел гулять по погребу. - Еще как надо! Всем хочется нажать на кнопку - и чтоб сразу была каша. Не работать за миску целую неделю, а просто нажать на кнопку. И не спорь! Я живу здесь, среди них, я все вижу. Это европейцы ничего не знают о том, какая здесь жизнь, думают, что африканцам все по фигу - живут себе натуральным хозяйством, гуманитарную помощь регулярно получают и доли другой не желают. Желают, поверь, и очень сильно.
Нгамба перевел дух. Продолжил:
– Да, конечно, первое время они будут этой самой кнопки бояться. Говорить, что чужда она им, непонятна... Шаманство это и дьявольщина. Поговорят-поговорят, а потом возьмут и нажмут. И будут страшно рады. А дети их еще чаще станут нажимать. А дети их детей - и подавно! И будут вспоминать о ступке и пестике как о диковинной сказке, причем - не про них. В музей пойдут, начнут пальцем тыкать: о, гляньте, ступка! о, смотрите, пестик!
Еще пауза. Гулкая, как погреб.
– Это я все к чему... Каша из кнопки у нас есть, города на Луне тоже. Должна быть и машина времени. Приплыли.
– Нет, ну точно должна быть! Ее не может не быть, Джо, я точно знаю. В такое-то время! Наверняка есть, только засекреченная страшно. И правильно. Чтобы всякие...
Нгамба не договорил, но было и так понятно, что всякие - это нехорошо. А ведь зрит в корень!
– Вот я бы, знаешь, Джо, взял бы и отправился в прошлое. Ну, куда-нибудь лет на двести-двести пятьдесят назад, и все там поправил бы. Чтобы здесь все было хорошо. Чтобы у всех кнопки и ни у кого - ступки. Нищета - это плохо. Ты не думай, я к власти пришел надолго. Меня так просто не скинуть. Я добьюсь чтобы мой народ жил лучше. Он уже живет лучше. А если бы не было всяких... Ох, я бы в прошлом задушил бы своими руками этого... как его... Сесе... Секо... А! Мобуту! Вот. Он полстраны заморил. Не будь его тогда, в двадцатом веке, сейчас мы были бы богатейшей страной в Африке. Это с нашими-то ресурсами!
Нгамба пристально посмотрел на Петра. Посмотрел так, будто хотел спросить что-то, но не решался.
Таки решился.
– Джо, а ты ничего не знаешь про машину времени, а?
Ну, что тут ответить! Можно было бы начать пространное рассуждение, что править прошлое, просто так душа голыми руками всех, кто не нравится, нельзя, что все надо делать аккуратно, стараясь наследить минимально... Но Петр ответил просто:
– Нет. Не знаю. Знал бы - сказал.
Нгамба моментально переменил настроение:
– Вот и ладненько! - звонко хлопнул ладонями по коленям. - Пошли смотреть, что ты там привез, белый человек.
И они пошли. И Нгамба радовался, как Петр и ожидал. А Петр прижимал к себе папочку с документами на землю и нет-нет, а думал: с чего бы это он-о машине времени? Мобуту душить? Прошлое исправлять?.. Все ладно бы, но что-то Нгамба в цвет точно пропал. Не Иешуа, например, о машине спросил, не Мессию любимого, с которым как раз и ведет такие трезвые умные беседы, а именно Петра, то есть Джозефа?
Научили Петра, то есть Джозефа, быть всегда подозрительным, и наука эта силы своей не утратила.
ДЕЙСТВИЕ - 2. ЭПИЗОД - 2
КОНГО. КИНШАСА, 2159 год от Р.Х., месяц сентябрь
Иешуа перебирал в руках документы, принесенные Петром от Нгамбы. Бормотал:
– Ага, значит, согласился. Хорошо... И ничего взамен не попросил. Хорошо...
– Ну, если не считать трех "хаммеров", - как бы вскользь заметил Петр, сидящий напротив.
– Не считать, - Иешуа помотал головой, - чего их считать? Это обычные расходники, как вода, как электричество.
– Ну да. - Петр, в общем, был согласен с Иешуа: в самом деле, таких "расходников" будет еще немерено, устанешь расходовать. Так ведь - жизнь...
Они сидели в комнате под кабинетом Иешуа - в такой же, как и у Петра, келье без окон и с железной дверью. Полное экранирование плюс охрана из доброго десятка бойцов. Иешуа, Петр и Иоанн - троица Храмовых глав: первый - главный и явный, второй - важный и тайный, и третий - тихий и незаметный, находящийся в периоде самообучения незнакомой жизни в незнакомом времени, но осведомленный обо всем, что знают первые два.
Иешуа не любил эту комнату - в отличие от светлого и просторного кабинета. Вообще, ему не по нутру были те условия, в которые его и всех остальных приближенных поставил важный и тайный мистер Оруэлл. Жилые помещения - как каюты на под-иодной лодке, каждый день - куча проверок, вечно новые пароли Для входа в разные зоны доступа, на которые всю административ-кую часть поделил также мистер Оруэлл. Иешуа больше по душе было его жилище: светлая зала, этакая студия с оранжереей в ста-Р°м здании - круглом белого камня доме о пяти этажах. Зачем Ушедшим нефтяникам понадобилось подобное строение - неизвестно, но после незначительной модернизации оно превратилось как раз в такое, в котором должен бы жить глава большой христианской общины. А он там и жил. Но не более. В смысле спать принимать пищу, вести отвлеченные беседы с прихожанами - это пожалуйста, мистер Иешуа, но как только дело доходит до секретности и конфиденциальности, то извольте в не любимую вами "каюту", мистер Иешуа, ваш дом, мистер Иешуа, не может служить гарантией того, что ваши, мистер Иешуа, слова не станут известны кому-либо еще. И не обессудьте: мистер Оруэлл непреклонен он - знаток своего охранного дела.
По ночам над Храмом, помимо известных науке астрономии звезд, зажигались еще несколько - странное созвездие из мерцающих огонечков: спутники, неусыпные очи... Чьи? Вот уж что неизвестно, то неизвестно. Не Бога, разумеется, но, не исключено, каких-то земных злых божков. Порой Иешуа приходилось проводить больше времени в экранированном подвале, чем в своей парадной резиденции.
– Хорошо, - в очередной раз констатировал Машиах и убрал документы в сейф.
Приложил палец к датчику, устройство пискнуло - теперь бумаги в сохранности. В случае попытки несанкционированного проникновения сейф за три секунды расплавится, уничтожив заодно и все содержимое. Надежная штука.
– Рад стараться! - подражая военным, отрапортовал Петр.
Иешуа даже не улыбнулся.
– Пойдемте на воздух, мужики. Меня прихожане ждут.
– Пойдемте, - вздохнул Петр.
Ох не нравится ему вся эта система охраны, раздражает она его, думал Петр, поднимаясь витой лесенкой вслед за Иешуа на первый этаж из подвала. А что поделать? Паранорм, конечно, себя всегда защитить сможет. Свое ближайшее окружение тоже. Физически защитить. Но в том-то и дело, что больше никто ни на кого физически не нападает - после известных событий с вышедшей из повиновения соседней воинской частью. Куда труднее защитить информацию, которая имеет малоизученное свойство утекать в неизвестном направлении в самые неожиданные моменты. Поэтому-то и придумана эта неприятная, но исключительно эффективная система допусков - чтобы никто ничего лишнего не зная. И именно поэтому Петр, он же мистер Оруэлл, а также Иоанн и Иешуа охраняются тщательнее всех - как знающие больше всех. Причем Петр для себя самого никаких поблажек не делает он такой же объект охраны, как и все остальные. Установленный порядок соблюдается беспрекословно.
Хотя и много показухи. В чистейшем виде.
А без нее - никак. Показуха, вернее, демонстрация силы и надежности охранной службы - это едва ли не половина успеха. Звездочки, зажигающиеся по ночам, должны видеть и передавать своим хозяевам, что тут, в Храме, все серьезно и не по-детски. Не в игрушки люди играют, а делами занимаются. Какими? Неведомо. Экранирование мешает. Но с виду все очень круто. Вот и ломают головы таинственные соглядатаи, изобретают способы разузнать секреты Храма. Но все уже давным-давно изобретено: раз техника пасует, значит, в дело должны вступить люди. Человеческий фактор незаменим в любом времени. Вот и засылают шпионов. Да сколько! Петр даже и не думал, что скромная страна Храм может привлечь к себе такое плотное внимание спецслужб. Нет, предполагал, конечно, готовился даже, но, оказывается, недооценивал степень заинтересованности разнообразных разведок в получении информации из Храма. Шутка ли-из полумиллиона жителей-прихожан почти пятьсот - агенты! Ребятки Петра недоумевают: как их шеф может безошибочно выделить из группы людей одного, который после проверки и обыска оказывается совсем не тем, за кого себя выдает? Мистер Оруэлл профессиональных секретов, естественно, не раскрывает, отговариваясь тем, что интуиция - это едва ли не самое важное качество контрразведчика. Не станет же он, в самом деле, объяснять простым и не очень бойцам, что умеет сканировать мысли людей и выявлять среди общего эмофона те важные крупицы, которые и выдают в человеке засланца.
– Ага, значит, согласился. Хорошо... И ничего взамен не попросил. Хорошо...
– Ну, если не считать трех "хаммеров", - как бы вскользь заметил Петр, сидящий напротив.
– Не считать, - Иешуа помотал головой, - чего их считать? Это обычные расходники, как вода, как электричество.
– Ну да. - Петр, в общем, был согласен с Иешуа: в самом деле, таких "расходников" будет еще немерено, устанешь расходовать. Так ведь - жизнь...
Они сидели в комнате под кабинетом Иешуа - в такой же, как и у Петра, келье без окон и с железной дверью. Полное экранирование плюс охрана из доброго десятка бойцов. Иешуа, Петр и Иоанн - троица Храмовых глав: первый - главный и явный, второй - важный и тайный, и третий - тихий и незаметный, находящийся в периоде самообучения незнакомой жизни в незнакомом времени, но осведомленный обо всем, что знают первые два.
Иешуа не любил эту комнату - в отличие от светлого и просторного кабинета. Вообще, ему не по нутру были те условия, в которые его и всех остальных приближенных поставил важный и тайный мистер Оруэлл. Жилые помещения - как каюты на под-иодной лодке, каждый день - куча проверок, вечно новые пароли Для входа в разные зоны доступа, на которые всю административ-кую часть поделил также мистер Оруэлл. Иешуа больше по душе было его жилище: светлая зала, этакая студия с оранжереей в ста-Р°м здании - круглом белого камня доме о пяти этажах. Зачем Ушедшим нефтяникам понадобилось подобное строение - неизвестно, но после незначительной модернизации оно превратилось как раз в такое, в котором должен бы жить глава большой христианской общины. А он там и жил. Но не более. В смысле спать принимать пищу, вести отвлеченные беседы с прихожанами - это пожалуйста, мистер Иешуа, но как только дело доходит до секретности и конфиденциальности, то извольте в не любимую вами "каюту", мистер Иешуа, ваш дом, мистер Иешуа, не может служить гарантией того, что ваши, мистер Иешуа, слова не станут известны кому-либо еще. И не обессудьте: мистер Оруэлл непреклонен он - знаток своего охранного дела.
По ночам над Храмом, помимо известных науке астрономии звезд, зажигались еще несколько - странное созвездие из мерцающих огонечков: спутники, неусыпные очи... Чьи? Вот уж что неизвестно, то неизвестно. Не Бога, разумеется, но, не исключено, каких-то земных злых божков. Порой Иешуа приходилось проводить больше времени в экранированном подвале, чем в своей парадной резиденции.
– Хорошо, - в очередной раз констатировал Машиах и убрал документы в сейф.
Приложил палец к датчику, устройство пискнуло - теперь бумаги в сохранности. В случае попытки несанкционированного проникновения сейф за три секунды расплавится, уничтожив заодно и все содержимое. Надежная штука.
– Рад стараться! - подражая военным, отрапортовал Петр.
Иешуа даже не улыбнулся.
– Пойдемте на воздух, мужики. Меня прихожане ждут.
– Пойдемте, - вздохнул Петр.
Ох не нравится ему вся эта система охраны, раздражает она его, думал Петр, поднимаясь витой лесенкой вслед за Иешуа на первый этаж из подвала. А что поделать? Паранорм, конечно, себя всегда защитить сможет. Свое ближайшее окружение тоже. Физически защитить. Но в том-то и дело, что больше никто ни на кого физически не нападает - после известных событий с вышедшей из повиновения соседней воинской частью. Куда труднее защитить информацию, которая имеет малоизученное свойство утекать в неизвестном направлении в самые неожиданные моменты. Поэтому-то и придумана эта неприятная, но исключительно эффективная система допусков - чтобы никто ничего лишнего не зная. И именно поэтому Петр, он же мистер Оруэлл, а также Иоанн и Иешуа охраняются тщательнее всех - как знающие больше всех. Причем Петр для себя самого никаких поблажек не делает он такой же объект охраны, как и все остальные. Установленный порядок соблюдается беспрекословно.
Хотя и много показухи. В чистейшем виде.
А без нее - никак. Показуха, вернее, демонстрация силы и надежности охранной службы - это едва ли не половина успеха. Звездочки, зажигающиеся по ночам, должны видеть и передавать своим хозяевам, что тут, в Храме, все серьезно и не по-детски. Не в игрушки люди играют, а делами занимаются. Какими? Неведомо. Экранирование мешает. Но с виду все очень круто. Вот и ломают головы таинственные соглядатаи, изобретают способы разузнать секреты Храма. Но все уже давным-давно изобретено: раз техника пасует, значит, в дело должны вступить люди. Человеческий фактор незаменим в любом времени. Вот и засылают шпионов. Да сколько! Петр даже и не думал, что скромная страна Храм может привлечь к себе такое плотное внимание спецслужб. Нет, предполагал, конечно, готовился даже, но, оказывается, недооценивал степень заинтересованности разнообразных разведок в получении информации из Храма. Шутка ли-из полумиллиона жителей-прихожан почти пятьсот - агенты! Ребятки Петра недоумевают: как их шеф может безошибочно выделить из группы людей одного, который после проверки и обыска оказывается совсем не тем, за кого себя выдает? Мистер Оруэлл профессиональных секретов, естественно, не раскрывает, отговариваясь тем, что интуиция - это едва ли не самое важное качество контрразведчика. Не станет же он, в самом деле, объяснять простым и не очень бойцам, что умеет сканировать мысли людей и выявлять среди общего эмофона те важные крупицы, которые и выдают в человеке засланца.