Страница:
Необузданное властолюбие и вечный страх диктатора оказаться оттесненным на второй план или как-либо ущемленным, бесспорно, способствовали тому, что он относился к генералам старой школы подозрительно. Это пришлось испытать на себе и генерал-фельдмаршалу фон Боку. По сути дела, он, как и прочие генералы, оказал Гитлеру ценные услуги. Во время польской кампании он руководил в звании генерал-полковника северной группой армий. В происходившей через девять месяцев западной кампании фон Бок командовал группой армий "Б", которая вторглась в нейтральные страны — Голландию и Бельгию. К концу этой кампании он был произведен в генерал-фельдмаршалы. Менее гладко прошли в 1941 году под началом фон Бока операции группы армий «Центр» в России. Взять Москву ему не удалось, хоть он и пустил в ход «последний батальон». Еще 2 декабря 1941 года он заявил в одном из своих приказов: «Оборона противника на грани кризиса». В действительности же эта его оценка была уместна не для характеристики обороны противника, а собственных наступательных возможностей.
Когда 5 декабря 1941 года Красная Армия перешла в контрнаступление, немецкие войска были отброшены на несколько сот километров, понеся чрезвычайно большие потери. Бок тогда подал рапорт о болезни. Гитлер назначил командующим группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Клюге. Через несколько недель после смерти Рейхенау фон Бок возглавил группу армий «Юг». Сначала дела его шли здесь не лучше, чем под Москвой. Он не мог помешать войскам Красной Армии вклиниться по обеим сторонам Изюма. От этого его авторитет, и так уже очень дискредитированный в глазах Гитлера после поражения под Москвой, пострадал еще больше.
Должно быть, опыт зимы 1941/42 года научил фельдмаршала судить о советских войсках несколько трезвее. Его оценки стали более осторожными. Так же, как и Паулюс, он не считал, что Красная Армия разбита. Так, весной 1942 года он считал, что она каждый день может попытаться отбить Харьков. Серьезные разногласия между ним и Гитлером возникли в связи с планом выравнивания фронта для ликвидации мешавших нашему летнему наступлению выступов по обеим сторонам Харькова. В то время как фельдмаршал предполагал «выутюжить» выступ под Изюмом на участке юго-западнее Донца, Гитлер требовал, чтобы с севера в наступление перешла 6-я армия. В то время как Бок хотел, воспользовавшись благоприятной погодой, немедленно атаковать прорвавшегося северо-западнее Харькова противника, Гитлер ставил начало наступления в зависимость от того, когда мы отобьем у русских Керченский полуостров. У нас в штабе было известно об этих расхождениях. Я узнал о них от Фельтера.
Предлог для того, чтобы избавиться от неугодного фельдмаршала, нашелся у Гитлера скоро. 7 июля группа армий «Юг» была по приказу Гитлера разделена на две группы армий — "А" и "Б». Командование группой армий "А" получил генерал-фельдмаршал Лист, а командование группой "Б" — генерал-полковник фон Вейхс. Генерал-фельдмаршал фон Бок не получил никакого назначения. Он был уволен в отставку.
Командный пункт армии находился в бывшем студенческом общежитии на северной окраине Харькова. Из этого импозантного кирпичного здания Паулюс предполагал руководить прорывом позиций Красной Армии. Армейский полк связи получил приказ тянуть линию связи вслед за ХХХХ танковым корпусом.
2-я армия, 4-я танковая и 2-я венгерская армии, объединенные в армейскую группу Вейхса, начали 28 июня наступление на Воронеж. Одновременно выступил и ХХХХ танковый корпус. В районе севернее Волчанска он неожиданно встретил сильное сопротивление. Русские вкопали в землю множество танков, вокруг которых ожесточенно сражалась пехота. Сопротивление на время задержало наступавший ХХХХ танковый корпус. Оно дало советским войскам несколько драгоценных часов, использованных ими для отдыха. 1 июля после короткой, но сильной артподготовки перешли в наступление пехотные дивизии 6-й армии. 3 июля были выбиты с занятых ими позиций части Красной Армии, оказавшие упорное сопротивление у Оскола.
Форсированным маршем, делая по 30-40 километров ежедневно, немецкие дивизии двинулись на восток. Однако надежда на успех не сбылась. С первых же дней мы вынуждены были признать, что сражались только с численно слабым, но хорошо вооруженным арьергардом. Его яростное сопротивление причинило нам большой урон.
Главные силы советских войск смогли избежать угрожавшего им уничтожения. Уже на второй день наступления оперативный отдел 6-й армии перебазировал свой командный пункт на участок за прежними позициями советских частей. С волнением ждали мы каждый вечер оперативную сводку Главного командования сухопутных сил, которую принимал по радио разведывательный отдел и представлял командующему. Мы были немало удивлены, когда услышали о своих грандиозных успехах. Из сводки явствовало следующее: вражеским армиям, противостоявшим группе армий «Юг», нанесен сокрушительный удар.
Штаб 6-й армии оценил эти первоначальные успехи значительно трезвее. Если бы мы одержали победу, то на таком огромном фронте это выразилось бы в сотнях тысяч пленных, поля сражения были бы усеяны убитыми и ранеными, мы имели бы горы трофейного оружия и разного военного снаряжения. В действительности же картина была совсем иная. Только у Оскола удалось взять несколько тысяч пленных. Остальные же данные, сообщенные дивизиями о количестве пленных, можно было не принимать в расчет. На поле боя мы обнаружили мало убитых и раненых бойцов Красной Армии. А тяжелое оружие и транспорт советские войска увели с собой.
К тому же ХХХХ танковый корпус, который 4 июля повернул на юго-восток и наступал вдоль Дона, оказался не в состоянии преградить путь отходившим советским войскам. Корпус вышел к Дону у Коротояка, через два дня стоял к западу от Новой Калитвы, а 9 июля уже был к востоку от Кантемировки. Его три дивизии растянулись на большом расстоянии, продвижению их часто мешало отсутствие горючего, так что русские все время уходили через широкие бреши и избежали окружения.
Как-то после знойного дня я прогуливался с генералом Паулюсом перед командным пунктом. Мы наслаждались вечерней прохладой. Разговор начал командующий.
— Вы, верно, уже заметили, что поставленная нами цель — уничтожение противника — не достигнута. Наше наступление било мимо цели, впустую{22}. Я подозреваю, что самая трудная задача еще впереди. Ведь ХХХХ танковый корпус и позже едва ли будет в состоянии догнать и окружить противника. Справиться с этой задачей было бы возможно, если бы 4-я танковая армия продвинулась в большую излучину Дона и наступала во взаимодействии с ХХХХ танковым корпусом. Но ведь она еще прикована к Воронежу. Хотя армейская группа Вейхса и не щадит сил, до сих пор не удалось занять весь город и блокировать ведущую к Сталинграду железнодорожную линию. Впрочем, начальник штаба недавно сообщил мне, что Гитлер решил сейчас повернуть 4-ю танковую армию на юго-восток. Будем надеяться, что он сделает это скоро.
Между тем командование армии добивалось, чтобы пехотные дивизии поскорее установили непосредственную связь с танковым корпусом. Наступление продолжалось безостановочно. Преследовать отступающего противника по пятам, находясь с ним в соприкосновении, — такова была задача, которую Паулюс поставил перед пехотными корпусами.
Командный пункт армии часто менял местоположение, следовал непосредственно за дивизиями, чтобы иметь возможность прямо воздействовать на темп наступления. Армейский полк связи в иные дни получал приказ перенести главный армейский провод и армейскую телефонную станцию сразу на несколько десятков километров вперед. С ХХХХ танковым корпусом поддерживалась только радиосвязь.
Паулюс каждый день выезжал в дивизии, побуждая войска ускорить темп наступления. Им приходилось выжимать из себя последние силы. Бои непрерывно сменялись маршами. Ночной отдых был недолог.
Донец и Оскол остались далеко позади.
Перед нами лежала широкая донская степь. С лазурного неба нещадно пекло июльское солнце, обжигая шагавшие в клубах пыли походные колонны. Кругом ни проселка, ни дерева или куста, которые давали бы тень, ни ручейка, чтобы утолить мучительную жажду.
Всюду, куда ни падал взгляд, — лишь ковыль и полынь да шныряющие между ними целые легионы сусликов.
И однако этот пейзаж при всей своей внешней однообразности имел особую прелесть. Мне редко приходилось видеть такой прекрасный закат, как здесь. Казалось, вся степь пламенеет. Воздух был наполнен пряными ароматами. Высокая трава оживала; трещали кузнечики, свистели суслики, запевали свою вечернюю песню птицы.
Затем ночь погружала все кругом в глубокое безмолвие. И только отдельные ружейные выстрелы полевого караула, как щелканье бича, прорезывали тишину.
Это был очень малонаселенный край. Деревни встречались почти всегда только в редких, тянувшихся с севера на юг широких оврагах, долинах ручьев, которые давали о себе знать еще издали низенькими буграми. Деревни эти были почти пусты. Жители их ушли, угоняя скот вслед за отступающими частями Красной Армии. Дома, если их не повредили или не разрушили наши танки и артиллерия, были в исправности, чистые, ухоженные.
В такой деревне среди широкой донской степи разместился наш командный пункт. Оперативный отдел занял домик, где прежде находилась школа; входы в нее были, как обычно, забаррикадированы.
13 июля 4-я танковая армия получила приказ повернуть от Чира на юг, преградить советским войскам, отступающим перед фронтом 17-й и 1-й танковой армий, путь на восток, создать плацдарм на левом берегу Дона и затем вместе с 1-й танковой армией овладеть Ростовом.
Как раз в этот момент я был у Паулюса с докладом. Он только что узнал об этом решении. Взволнованный, шагал он взад и вперед по своей комнате.
— Потеряно преимущество, которое давал нам ХХХХ танковый корпус. Мы находимся от Чира на расстоянии нескольких дневных переходов. Поворачивать при такой ситуации танковый корпус на юг — значит, вынуждать нас вновь с боем брать ту же территорию.
— Следовательно, господин генерал, от нас ждут таких подвигов, какие, по прежним понятиям, могли совершить целых четыре армии.
— К сожалению, это так. Предоставленная самой себе, 6-я армия обязана продолжать наступление в большой излучине Дона и в то же время взять на себя защиту северного фланга, который день ото дня все больше растягивается.
— Я слышал от Фельтера, что часть нашей задачи возьмет на себя 2-я венгерская армия, — заметил я.
— Верно, Адам. Но большая часть венгров до сих пор стоит на участке к югу от Воронежа. Они действовали там в составе армейской группы Вейхса. Пройдет время, пока венгерские дивизии будут выведены со своих позиций и смогут занять место наших дивизий на Дону.
— Стало быть, мы будем продолжать наступление на Сталинград без танков?
— Судя по предварительным данным, исходящим из штаба, мы получим танковый корпус, вероятно, четырнадцатый. Надеюсь, это произойдет безотлагательно.
Даже очень большому оптимисту не показались бы радужными перспективы 6-й армии.
Только 20 июля мы переправились через Чир в его верхнем течении у Боковской, в том месте, где еще девять дней назад стоял ХХХХ танковый корпус. Для дальнейшего продвижения в излучину Дона были созданы две ударные группы: северная — из XIV танкового корпуса, который тем временем перешел в наше подчинение, и VIII армейского корпуса, а южная группа — из LI армейского корпуса. Дивизии, обеспечивавшие северный фланг, подчинялись XVII армейскому корпусу.
Теперь ударным авангардом 6-й армии стал XIV танковый корпус. 23 июля немецкие дивизии прорвались в большую излучину Дона южнее Кременской и в короткий срок достигли Сиротинской. Но это опять было ударом впустую. Советские войска ушли за Дон{23}.
Разумеется, забот и тревог у 1-го адъютанта армии прибавилось. Где достать пополнение, чтобы восполнить потери? Я позвонил по телефону 1-му адъютанту группы армий. Меня обнадежили, обещав несколько неполноценных маршевых рот солдат, выписавшихся из госпиталей и признанных здоровыми и годными для боевой службы. Но что дадут эти несколько сот человек, когда мы потеряли многие тысячи!
На вечернем докладе я сообщил Паулюсу о создавшемся положении.
— По сообщению группы армий, в ближайшие дни армия должна получить несколько маршевых рот. Больше пополнения пока не предвидится. Мы прошли с боями примерно километров четыреста. Некоторые роты потеряли треть своего боевого состава. Будет ли армия сменена вторым эшелоном или группа армий передаст нам новые дивизии из резервов?
Паулюс горько улыбнулся.
— Когда наступающие войска достигнут определенного рубежа, то для ускорения темпа продвижения вводится второй эшелон или резервы. Этому вы и учили, когда были преподавателем тактики в военном училище, верно? Да и я иначе себе это не мыслю. Но должен вам сказать, что ни второго эшелона, ни резерва не имеется. В ставке Гитлера считают, что можно пренебречь проверенными на опыте основными законами стратегии и тактики. Верховное командование слишком часто преследует политические и военно-экономические цели, полагая, что осуществить их можно силами наших, бесспорно, испытанных войск. Но всему есть предел. Армия выбилась из сил, измотана и очень ослаблена потерями. Ей будет трудно, когда дело дойдет до решающего сражения. В начале наступления у группы армий было в резерве две немецкие пехотные дивизии. Союзники, которые идут следом за нами, должны сменить наши дивизии на северном фланге. Их боеспособность чуть ли не вдвое меньше нашей. Поэтому они непригодны для наступления. Нам придется одним нести на себе всю тяжесть битвы за город на Волге.
— Но как же это будет происходить? — спросил я. — Наш танковый корпус находится в ста пятидесяти километрах от дивизий, достигших Дона. Мы должны как можно скорее навести переправу. Кроме того, фронт, который нам нужно обеспечить с севера, все время растягивается. Для дальнейшего наступления не останется и полдесятка дивизий.
— Завтра к нам присоединяется XXIV танковый корпус, который раньше входил в 4-ю танковую армию, — ответил Паулюс. — Но что получается? Одну дыру залатали, в другом месте — прореха{24}.
Критически мыслящий генштабист, Паулюс не мог не заметить слабости и авантюризма гитлеровской стратегии. Его это тревожило, терзало. Но он был солдат с головы до ног, верил в свой опыт и полагался на свои войска. Он надеялся исправить упущения и просчеты верховного командования.
Я ушел в свою палатку, чтобы оформить списки представленных к награждению Рыцарским крестом и золотым Немецким крестом. Разговор с Паулюсом не выходил у меня из головы. Только бы не сдал физически — выглядел он больным. Глубоко задумавшись, я остановился перед географической картой, натянутой на плотный картон, которая всегда висела рядом с моим рабочим столом.
Красная Армия отступала дальше на восток. Все больше и больше отдалялись мы от наших баз снабжения, все неблагоприятнее становились для наших дивизий условия боевых действий. Одноколейная железная дорога, имевшаяся в нашем распоряжении, — вот единственная наша транспортная артерия. Снабжать войска становилось все труднее. Пойдут дожди, и, как это было уже не раз, машины с тяжелым грузом застрянут в грязи.
Транспортных средств армии едва хватало для того, чтобы по этим большим перегонам доставлять войскам боеприпасы, горючее, продовольствие и прочее. Застопорится доставка горючего — задержится наступление, зачастую на многие дни. Начальник штаба бушевал, но ответственный за снабжение квартирмейстер был бессилен. Не раз бывало, что транспорт с горючим, предназначенный для нас, забирали и отправляли группе армий "А". Протесты квартирмейстера и даже командующего армией во внимание не принимались.
Меня вызвали к Паулюсу. Его квартира находилась в маленьком домике с сенями и состояла из двух комнат — одной более вместительной, другой поменьше. В большой комнате Паулюс работал за прямоугольным столом, у которого иногда стоял стул. За рабочим местом Паулюса была установлена доска, к которой кнопками прикалывалась карта обстановки. Личный адъютант главнокомандующего был обязан следить за тем, чтобы на карту наносились последние данные. Перед этой картой и стоял Паулюс, когда я вошел в комнату.
— Несколько минут назад мне звонил начальник штаба группы армий генерал пехоты фон Зоденштерн. Примерно через полчаса сюда вылетит генерал-полковник фон Вейхс. Он собирается нас навестить. Начштаба уже приказал, чтобы на нашем полевом аэродроме выложили сигнал для посадки. Доставите генерал-полковника сюда на моей машине. Выезжайте сейчас же и проследите, чтобы на аэродроме все было в порядке. Мой водитель подъедет на машине к вашей палатке.
Этот временный аэродром — кусок степной земли, на котором были только самые необходимые указатели, — находился неподалеку от деревни, где расположился командный пункт армии. На краю его стоял один «юнкерс-52» да еще несколько самолетов связи и «шторхов», которыми пользовался наш штаб. Я ждал вместе с командиром нашей авиационной эскадрильи на поле возле сигнала для посадки, который был выложен в форме буквы "Т" белыми полотнищами. Показался самолет. Он летел очень низко, описал круг над аэродромом и пошел на посадку. Из самолета вышел высокий худощавый генерал в роговых очках, похожий скорей на ученого, чем на военного. Я представился ему: 1-й адъютант 6-й армии. Хотя мы никогда прежде не виделись, он поздоровался со мной как со старым знакомым, кивнул присутствовавшим на аэродроме и сел в машину.
На командном пункте состоялась длительная беседа между ним, Паулюсом и Шмидтом. Позднее я узнал от нашего командующего, что речь шла о тяжелом положении 6-й армии, в котором она оказалась, когда 4-я танковая армия изменила направление удара. Генерал-полковник проявил полное понимание и обещал оказывать со своей стороны всяческую поддержку.
Паулюс сказал мне:
— Он, конечно, не может дать нам новых дивизий. Но он постарается, чтобы наши части, которые используются для обеспечения северного фланга на Дону, были как можно скорее заменены следующими за ними союзными армиями. А штаб XVII армейского корпуса пусть там и остается.
Я позволил себе возразить:
— Но тогда нам будет не хватать одного штаба корпуса. VIII армейский корпус никак ведь не может руководить всеми пехотными дивизиями нашей северной группы.
— Вместо штаба, который мы отдадим, мы получим управление XI армейского корпуса во главе с генералом пехоты Штрекером, — ответил Паулюс. — Штрекера я знаю очень хорошо. Он командовал раньше 79-й пехотной дивизией, которая была в нашем подчинении под Харьковом. Это человек надежный.
Роковая директива N 45
В директиве №45 от 23 июля 1942 года были заново сформулированы задачи групп армий "А" и "Б".
Из каких предпосылок исходило при этом Верховное главнокомандование вермахта? Первый раздел директивы гласил: «Лишь весьма незначительным силам противника из армии Тимошенко удалось избежать окружения и достичь южного берега Дона».
Это была совершенно ошибочная оценка достигнутых к этому времени результатов летнего наступления 1942 года.
Небольшое количество пленных, почти пустые поля сражений, мало убитых — таковы факты, решительно опровергающие утверждения директивы №45.
Далее директива определяла цели будущих операций. Группа армий "А" должна была частью своих сил наступать на западный Кавказ и вдоль Черноморского побережья, а другой частью своих сил — захватить Майкоп и Грозный, перекрыть дороги через горные перевалы Центрального Кавказа и затем прорваться к Баку.
"Перед группой армий "Б", — сказано в соответствующем разделе директивы, — поставлена задача, как было приказано ранее, наряду с созданием линии обороны по реке Дон нанести удар по Сталинграду и разгромить формируемую там вражескую группировку, занять сам город и перерезать междуречье Дона и Волги в его наиболее узком месте, а также прервать движение судов на Волге.
Вслед за тем направить подвижные соединения вдоль Волги с задачей выйти к Астрахани и там также перекрыть главное русло Волги".
Если директива №41 предписывала достичь сперва Сталинграда силами обеих групп армий и затем проводить дальнейшие операции, то директива №45 требовала решить все эти задачи одновременно, иначе говоря, растянуть фронт от 800 километров в начале летнего наступления до 4100 километров после окончания планируемых операций. Это значило распылить силы обеих групп армий, хотя, как уже отмечено, наши собственные потери далеко не были восполнены{25}.
Директива ничего не изменила в задаче, поставленной перед 6-й армией уже после того, как 4-я танковая армия двинулась на юг; овладеть большой излучиной Дона — такова была наша ближайшая цель.
Под нами лежало одно из тех обычных здесь степных сел, что отстоят друг от друга на большом расстоянии, — с одноэтажными деревянными домиками, с цветущими палисадниками, с дворами, огороженными заборами, и с широкой и прямой главной улицей. На посадочной площадке меня ждал комендант штаба армии. Он коротко информировал меня об этом селе и обратил мое внимание на низенькое, довольно приятного вида кирпичное здание, которое стояло неподалеку. Вот туда-то он и собирался меня повести.
— Вы хотите поместить там мой отдел? Он покачал головой.
— Нет, я хотел вам кое-что показать. Да вы только зайдите туда!
Через открытую дверь я увидел какую-то лабораторию. На экспериментальных столах стояли штативы, колбы, спиртовки, пробирки, микроскопы. В белом застекленном шкафу лежали ножницы, пинцеты, шприцы, скальпели. Я огляделся и заметил стеклянные банки, в которых, очевидно, хранились химикалии, и разные бутылки с жидкостями. В довершение всего я обнаружил клетки с целой уймой белых мышей и морских свинок.
Как попала эта лаборатория в степное село? Для какой цели она предназначалась? Этого наш комендант не знал, как и я.
По дороге к дому, где помещался оперативный отдел, мы встретили начальника отдела. Я рассказал ему о нашем открытии. Он не нашел этому объяснения и решил поручить старшему переводчику заняться разгадкой сельской лаборатории. Переводчик узнал от одного старика, что основным занятием жителей этого села было животноводство. Лабораторию создало для них государство. Заведовала ею женщина, ветеринарный врач; когда подступали немецкие войска, она вместе со своими ассистентками скрылась и увела с собой скот в безопасное место. Я не раз потом проходил мимо этой маленькой зоотехнической опытной станции. Подле нее всегда находился местный житель — старик, оставшийся в селе. Очевидно, здесь была организована охрана лаборатории — доказательство того, как дорожили ею крестьяне.
Но у кого было сейчас время задуматься над тем, что коммунизм, по-видимому, принес пользу! В скором времени нас ждали сюрпризы совсем иного сорта, уготованные нам Советской Россией.
Когда 5 декабря 1941 года Красная Армия перешла в контрнаступление, немецкие войска были отброшены на несколько сот километров, понеся чрезвычайно большие потери. Бок тогда подал рапорт о болезни. Гитлер назначил командующим группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Клюге. Через несколько недель после смерти Рейхенау фон Бок возглавил группу армий «Юг». Сначала дела его шли здесь не лучше, чем под Москвой. Он не мог помешать войскам Красной Армии вклиниться по обеим сторонам Изюма. От этого его авторитет, и так уже очень дискредитированный в глазах Гитлера после поражения под Москвой, пострадал еще больше.
Должно быть, опыт зимы 1941/42 года научил фельдмаршала судить о советских войсках несколько трезвее. Его оценки стали более осторожными. Так же, как и Паулюс, он не считал, что Красная Армия разбита. Так, весной 1942 года он считал, что она каждый день может попытаться отбить Харьков. Серьезные разногласия между ним и Гитлером возникли в связи с планом выравнивания фронта для ликвидации мешавших нашему летнему наступлению выступов по обеим сторонам Харькова. В то время как фельдмаршал предполагал «выутюжить» выступ под Изюмом на участке юго-западнее Донца, Гитлер требовал, чтобы с севера в наступление перешла 6-я армия. В то время как Бок хотел, воспользовавшись благоприятной погодой, немедленно атаковать прорвавшегося северо-западнее Харькова противника, Гитлер ставил начало наступления в зависимость от того, когда мы отобьем у русских Керченский полуостров. У нас в штабе было известно об этих расхождениях. Я узнал о них от Фельтера.
Предлог для того, чтобы избавиться от неугодного фельдмаршала, нашелся у Гитлера скоро. 7 июля группа армий «Юг» была по приказу Гитлера разделена на две группы армий — "А" и "Б». Командование группой армий "А" получил генерал-фельдмаршал Лист, а командование группой "Б" — генерал-полковник фон Вейхс. Генерал-фельдмаршал фон Бок не получил никакого назначения. Он был уволен в отставку.
Летнее наступление начинается
В конце июня 1942 года на линии фронта протяженностью 800 километров стояла готовая к наступлению группа армий «Юг» в составе 17-й армии, 1-й танковой армии, 6-й армии, 4-й танковой армии, 2-й армии, 2-й венгерской армии и одного итальянского армейского корпуса. День «икс» был установлен.Командный пункт армии находился в бывшем студенческом общежитии на северной окраине Харькова. Из этого импозантного кирпичного здания Паулюс предполагал руководить прорывом позиций Красной Армии. Армейский полк связи получил приказ тянуть линию связи вслед за ХХХХ танковым корпусом.
2-я армия, 4-я танковая и 2-я венгерская армии, объединенные в армейскую группу Вейхса, начали 28 июня наступление на Воронеж. Одновременно выступил и ХХХХ танковый корпус. В районе севернее Волчанска он неожиданно встретил сильное сопротивление. Русские вкопали в землю множество танков, вокруг которых ожесточенно сражалась пехота. Сопротивление на время задержало наступавший ХХХХ танковый корпус. Оно дало советским войскам несколько драгоценных часов, использованных ими для отдыха. 1 июля после короткой, но сильной артподготовки перешли в наступление пехотные дивизии 6-й армии. 3 июля были выбиты с занятых ими позиций части Красной Армии, оказавшие упорное сопротивление у Оскола.
Форсированным маршем, делая по 30-40 километров ежедневно, немецкие дивизии двинулись на восток. Однако надежда на успех не сбылась. С первых же дней мы вынуждены были признать, что сражались только с численно слабым, но хорошо вооруженным арьергардом. Его яростное сопротивление причинило нам большой урон.
Главные силы советских войск смогли избежать угрожавшего им уничтожения. Уже на второй день наступления оперативный отдел 6-й армии перебазировал свой командный пункт на участок за прежними позициями советских частей. С волнением ждали мы каждый вечер оперативную сводку Главного командования сухопутных сил, которую принимал по радио разведывательный отдел и представлял командующему. Мы были немало удивлены, когда услышали о своих грандиозных успехах. Из сводки явствовало следующее: вражеским армиям, противостоявшим группе армий «Юг», нанесен сокрушительный удар.
Штаб 6-й армии оценил эти первоначальные успехи значительно трезвее. Если бы мы одержали победу, то на таком огромном фронте это выразилось бы в сотнях тысяч пленных, поля сражения были бы усеяны убитыми и ранеными, мы имели бы горы трофейного оружия и разного военного снаряжения. В действительности же картина была совсем иная. Только у Оскола удалось взять несколько тысяч пленных. Остальные же данные, сообщенные дивизиями о количестве пленных, можно было не принимать в расчет. На поле боя мы обнаружили мало убитых и раненых бойцов Красной Армии. А тяжелое оружие и транспорт советские войска увели с собой.
К тому же ХХХХ танковый корпус, который 4 июля повернул на юго-восток и наступал вдоль Дона, оказался не в состоянии преградить путь отходившим советским войскам. Корпус вышел к Дону у Коротояка, через два дня стоял к западу от Новой Калитвы, а 9 июля уже был к востоку от Кантемировки. Его три дивизии растянулись на большом расстоянии, продвижению их часто мешало отсутствие горючего, так что русские все время уходили через широкие бреши и избежали окружения.
Как-то после знойного дня я прогуливался с генералом Паулюсом перед командным пунктом. Мы наслаждались вечерней прохладой. Разговор начал командующий.
— Вы, верно, уже заметили, что поставленная нами цель — уничтожение противника — не достигнута. Наше наступление било мимо цели, впустую{22}. Я подозреваю, что самая трудная задача еще впереди. Ведь ХХХХ танковый корпус и позже едва ли будет в состоянии догнать и окружить противника. Справиться с этой задачей было бы возможно, если бы 4-я танковая армия продвинулась в большую излучину Дона и наступала во взаимодействии с ХХХХ танковым корпусом. Но ведь она еще прикована к Воронежу. Хотя армейская группа Вейхса и не щадит сил, до сих пор не удалось занять весь город и блокировать ведущую к Сталинграду железнодорожную линию. Впрочем, начальник штаба недавно сообщил мне, что Гитлер решил сейчас повернуть 4-ю танковую армию на юго-восток. Будем надеяться, что он сделает это скоро.
Между тем командование армии добивалось, чтобы пехотные дивизии поскорее установили непосредственную связь с танковым корпусом. Наступление продолжалось безостановочно. Преследовать отступающего противника по пятам, находясь с ним в соприкосновении, — такова была задача, которую Паулюс поставил перед пехотными корпусами.
Командный пункт армии часто менял местоположение, следовал непосредственно за дивизиями, чтобы иметь возможность прямо воздействовать на темп наступления. Армейский полк связи в иные дни получал приказ перенести главный армейский провод и армейскую телефонную станцию сразу на несколько десятков километров вперед. С ХХХХ танковым корпусом поддерживалась только радиосвязь.
Паулюс каждый день выезжал в дивизии, побуждая войска ускорить темп наступления. Им приходилось выжимать из себя последние силы. Бои непрерывно сменялись маршами. Ночной отдых был недолог.
Донец и Оскол остались далеко позади.
Перед нами лежала широкая донская степь. С лазурного неба нещадно пекло июльское солнце, обжигая шагавшие в клубах пыли походные колонны. Кругом ни проселка, ни дерева или куста, которые давали бы тень, ни ручейка, чтобы утолить мучительную жажду.
Всюду, куда ни падал взгляд, — лишь ковыль и полынь да шныряющие между ними целые легионы сусликов.
И однако этот пейзаж при всей своей внешней однообразности имел особую прелесть. Мне редко приходилось видеть такой прекрасный закат, как здесь. Казалось, вся степь пламенеет. Воздух был наполнен пряными ароматами. Высокая трава оживала; трещали кузнечики, свистели суслики, запевали свою вечернюю песню птицы.
Затем ночь погружала все кругом в глубокое безмолвие. И только отдельные ружейные выстрелы полевого караула, как щелканье бича, прорезывали тишину.
Это был очень малонаселенный край. Деревни встречались почти всегда только в редких, тянувшихся с севера на юг широких оврагах, долинах ручьев, которые давали о себе знать еще издали низенькими буграми. Деревни эти были почти пусты. Жители их ушли, угоняя скот вслед за отступающими частями Красной Армии. Дома, если их не повредили или не разрушили наши танки и артиллерия, были в исправности, чистые, ухоженные.
В такой деревне среди широкой донской степи разместился наш командный пункт. Оперативный отдел занял домик, где прежде находилась школа; входы в нее были, как обычно, забаррикадированы.
В глубь страны, в большую излучину Дона
9 июля к нам прибыл на «физелер-шторхе» начальник штаба 4-й танковой армии. Штаб ее получил приказ принять командование ХХХХ танковым корпусом, вытянутым в ожесточенные бои под Кантемировкой. Начальник штаба возглавлял рекогносцировочную группу. Он сообщил, что по указанию высшего командования 4-я танковая армия уже двигается на юго-восток. При этом она должна будет пересечь полосу наступления 6-й армии. Если не будут приняты меры, войска обеих армий могут перемешаться. Поэтому штабам необходимо согласовать свои действия. Такая договоренность вскоре была достигнута. Начальник штаба танковой армии отправился в ХХХХ танковый корпус, которому удалось преодолеть советское сопротивление под Кантемировкой. 11 июля он вышел к Чиру у Боковской. В тот же день ХХХХ танковый корпус был передан 4-й танковой армии, 6-я армия лишилась своего ударного и наиболее подвижного соединения. Теперь у нее уже не было возможности настигать отходящего противника.13 июля 4-я танковая армия получила приказ повернуть от Чира на юг, преградить советским войскам, отступающим перед фронтом 17-й и 1-й танковой армий, путь на восток, создать плацдарм на левом берегу Дона и затем вместе с 1-й танковой армией овладеть Ростовом.
Как раз в этот момент я был у Паулюса с докладом. Он только что узнал об этом решении. Взволнованный, шагал он взад и вперед по своей комнате.
— Потеряно преимущество, которое давал нам ХХХХ танковый корпус. Мы находимся от Чира на расстоянии нескольких дневных переходов. Поворачивать при такой ситуации танковый корпус на юг — значит, вынуждать нас вновь с боем брать ту же территорию.
— Следовательно, господин генерал, от нас ждут таких подвигов, какие, по прежним понятиям, могли совершить целых четыре армии.
— К сожалению, это так. Предоставленная самой себе, 6-я армия обязана продолжать наступление в большой излучине Дона и в то же время взять на себя защиту северного фланга, который день ото дня все больше растягивается.
— Я слышал от Фельтера, что часть нашей задачи возьмет на себя 2-я венгерская армия, — заметил я.
— Верно, Адам. Но большая часть венгров до сих пор стоит на участке к югу от Воронежа. Они действовали там в составе армейской группы Вейхса. Пройдет время, пока венгерские дивизии будут выведены со своих позиций и смогут занять место наших дивизий на Дону.
— Стало быть, мы будем продолжать наступление на Сталинград без танков?
— Судя по предварительным данным, исходящим из штаба, мы получим танковый корпус, вероятно, четырнадцатый. Надеюсь, это произойдет безотлагательно.
Даже очень большому оптимисту не показались бы радужными перспективы 6-й армии.
Только 20 июля мы переправились через Чир в его верхнем течении у Боковской, в том месте, где еще девять дней назад стоял ХХХХ танковый корпус. Для дальнейшего продвижения в излучину Дона были созданы две ударные группы: северная — из XIV танкового корпуса, который тем временем перешел в наше подчинение, и VIII армейского корпуса, а южная группа — из LI армейского корпуса. Дивизии, обеспечивавшие северный фланг, подчинялись XVII армейскому корпусу.
Теперь ударным авангардом 6-й армии стал XIV танковый корпус. 23 июля немецкие дивизии прорвались в большую излучину Дона южнее Кременской и в короткий срок достигли Сиротинской. Но это опять было ударом впустую. Советские войска ушли за Дон{23}.
Нехватка резервов
Несмотря на то что немецкие войска с начала наступления не понесли особенно больших потерь, боевая численность пехоты резко снизилась. В среднем рота насчитывала 60 человек. Многие солдаты заболели от непрерывных переходов, которые требовали непосильного физического напряжения. К этому добавились еще сердечно-сосудистые и желудочно-кишечные заболевания, вызванные непривычным степным климатом, постоянными резкими колебаниями температуры. Если днем ртуть на шкале термометра поднималась до 40°, а иногда и выше, то ночью она падала до 10°. Крова над головой у нас большей частью не было. Раскидывать палатки для короткой ночной передышки не имело смысла. Убыль, вызванная всеми этими обстоятельствами, подчас значительно превышала потери в боях.Разумеется, забот и тревог у 1-го адъютанта армии прибавилось. Где достать пополнение, чтобы восполнить потери? Я позвонил по телефону 1-му адъютанту группы армий. Меня обнадежили, обещав несколько неполноценных маршевых рот солдат, выписавшихся из госпиталей и признанных здоровыми и годными для боевой службы. Но что дадут эти несколько сот человек, когда мы потеряли многие тысячи!
На вечернем докладе я сообщил Паулюсу о создавшемся положении.
— По сообщению группы армий, в ближайшие дни армия должна получить несколько маршевых рот. Больше пополнения пока не предвидится. Мы прошли с боями примерно километров четыреста. Некоторые роты потеряли треть своего боевого состава. Будет ли армия сменена вторым эшелоном или группа армий передаст нам новые дивизии из резервов?
Паулюс горько улыбнулся.
— Когда наступающие войска достигнут определенного рубежа, то для ускорения темпа продвижения вводится второй эшелон или резервы. Этому вы и учили, когда были преподавателем тактики в военном училище, верно? Да и я иначе себе это не мыслю. Но должен вам сказать, что ни второго эшелона, ни резерва не имеется. В ставке Гитлера считают, что можно пренебречь проверенными на опыте основными законами стратегии и тактики. Верховное командование слишком часто преследует политические и военно-экономические цели, полагая, что осуществить их можно силами наших, бесспорно, испытанных войск. Но всему есть предел. Армия выбилась из сил, измотана и очень ослаблена потерями. Ей будет трудно, когда дело дойдет до решающего сражения. В начале наступления у группы армий было в резерве две немецкие пехотные дивизии. Союзники, которые идут следом за нами, должны сменить наши дивизии на северном фланге. Их боеспособность чуть ли не вдвое меньше нашей. Поэтому они непригодны для наступления. Нам придется одним нести на себе всю тяжесть битвы за город на Волге.
— Но как же это будет происходить? — спросил я. — Наш танковый корпус находится в ста пятидесяти километрах от дивизий, достигших Дона. Мы должны как можно скорее навести переправу. Кроме того, фронт, который нам нужно обеспечить с севера, все время растягивается. Для дальнейшего наступления не останется и полдесятка дивизий.
— Завтра к нам присоединяется XXIV танковый корпус, который раньше входил в 4-ю танковую армию, — ответил Паулюс. — Но что получается? Одну дыру залатали, в другом месте — прореха{24}.
Критически мыслящий генштабист, Паулюс не мог не заметить слабости и авантюризма гитлеровской стратегии. Его это тревожило, терзало. Но он был солдат с головы до ног, верил в свой опыт и полагался на свои войска. Он надеялся исправить упущения и просчеты верховного командования.
Я ушел в свою палатку, чтобы оформить списки представленных к награждению Рыцарским крестом и золотым Немецким крестом. Разговор с Паулюсом не выходил у меня из головы. Только бы не сдал физически — выглядел он больным. Глубоко задумавшись, я остановился перед географической картой, натянутой на плотный картон, которая всегда висела рядом с моим рабочим столом.
Красная Армия отступала дальше на восток. Все больше и больше отдалялись мы от наших баз снабжения, все неблагоприятнее становились для наших дивизий условия боевых действий. Одноколейная железная дорога, имевшаяся в нашем распоряжении, — вот единственная наша транспортная артерия. Снабжать войска становилось все труднее. Пойдут дожди, и, как это было уже не раз, машины с тяжелым грузом застрянут в грязи.
Транспортных средств армии едва хватало для того, чтобы по этим большим перегонам доставлять войскам боеприпасы, горючее, продовольствие и прочее. Застопорится доставка горючего — задержится наступление, зачастую на многие дни. Начальник штаба бушевал, но ответственный за снабжение квартирмейстер был бессилен. Не раз бывало, что транспорт с горючим, предназначенный для нас, забирали и отправляли группе армий "А". Протесты квартирмейстера и даже командующего армией во внимание не принимались.
Меня вызвали к Паулюсу. Его квартира находилась в маленьком домике с сенями и состояла из двух комнат — одной более вместительной, другой поменьше. В большой комнате Паулюс работал за прямоугольным столом, у которого иногда стоял стул. За рабочим местом Паулюса была установлена доска, к которой кнопками прикалывалась карта обстановки. Личный адъютант главнокомандующего был обязан следить за тем, чтобы на карту наносились последние данные. Перед этой картой и стоял Паулюс, когда я вошел в комнату.
— Несколько минут назад мне звонил начальник штаба группы армий генерал пехоты фон Зоденштерн. Примерно через полчаса сюда вылетит генерал-полковник фон Вейхс. Он собирается нас навестить. Начштаба уже приказал, чтобы на нашем полевом аэродроме выложили сигнал для посадки. Доставите генерал-полковника сюда на моей машине. Выезжайте сейчас же и проследите, чтобы на аэродроме все было в порядке. Мой водитель подъедет на машине к вашей палатке.
Этот временный аэродром — кусок степной земли, на котором были только самые необходимые указатели, — находился неподалеку от деревни, где расположился командный пункт армии. На краю его стоял один «юнкерс-52» да еще несколько самолетов связи и «шторхов», которыми пользовался наш штаб. Я ждал вместе с командиром нашей авиационной эскадрильи на поле возле сигнала для посадки, который был выложен в форме буквы "Т" белыми полотнищами. Показался самолет. Он летел очень низко, описал круг над аэродромом и пошел на посадку. Из самолета вышел высокий худощавый генерал в роговых очках, похожий скорей на ученого, чем на военного. Я представился ему: 1-й адъютант 6-й армии. Хотя мы никогда прежде не виделись, он поздоровался со мной как со старым знакомым, кивнул присутствовавшим на аэродроме и сел в машину.
На командном пункте состоялась длительная беседа между ним, Паулюсом и Шмидтом. Позднее я узнал от нашего командующего, что речь шла о тяжелом положении 6-й армии, в котором она оказалась, когда 4-я танковая армия изменила направление удара. Генерал-полковник проявил полное понимание и обещал оказывать со своей стороны всяческую поддержку.
Паулюс сказал мне:
— Он, конечно, не может дать нам новых дивизий. Но он постарается, чтобы наши части, которые используются для обеспечения северного фланга на Дону, были как можно скорее заменены следующими за ними союзными армиями. А штаб XVII армейского корпуса пусть там и остается.
Я позволил себе возразить:
— Но тогда нам будет не хватать одного штаба корпуса. VIII армейский корпус никак ведь не может руководить всеми пехотными дивизиями нашей северной группы.
— Вместо штаба, который мы отдадим, мы получим управление XI армейского корпуса во главе с генералом пехоты Штрекером, — ответил Паулюс. — Штрекера я знаю очень хорошо. Он командовал раньше 79-й пехотной дивизией, которая была в нашем подчинении под Харьковом. Это человек надежный.
Роковая директива N 45
В директиве №45 от 23 июля 1942 года были заново сформулированы задачи групп армий "А" и "Б".
Из каких предпосылок исходило при этом Верховное главнокомандование вермахта? Первый раздел директивы гласил: «Лишь весьма незначительным силам противника из армии Тимошенко удалось избежать окружения и достичь южного берега Дона».
Это была совершенно ошибочная оценка достигнутых к этому времени результатов летнего наступления 1942 года.
Небольшое количество пленных, почти пустые поля сражений, мало убитых — таковы факты, решительно опровергающие утверждения директивы №45.
Далее директива определяла цели будущих операций. Группа армий "А" должна была частью своих сил наступать на западный Кавказ и вдоль Черноморского побережья, а другой частью своих сил — захватить Майкоп и Грозный, перекрыть дороги через горные перевалы Центрального Кавказа и затем прорваться к Баку.
"Перед группой армий "Б", — сказано в соответствующем разделе директивы, — поставлена задача, как было приказано ранее, наряду с созданием линии обороны по реке Дон нанести удар по Сталинграду и разгромить формируемую там вражескую группировку, занять сам город и перерезать междуречье Дона и Волги в его наиболее узком месте, а также прервать движение судов на Волге.
Вслед за тем направить подвижные соединения вдоль Волги с задачей выйти к Астрахани и там также перекрыть главное русло Волги".
Если директива №41 предписывала достичь сперва Сталинграда силами обеих групп армий и затем проводить дальнейшие операции, то директива №45 требовала решить все эти задачи одновременно, иначе говоря, растянуть фронт от 800 километров в начале летнего наступления до 4100 километров после окончания планируемых операций. Это значило распылить силы обеих групп армий, хотя, как уже отмечено, наши собственные потери далеко не были восполнены{25}.
Директива ничего не изменила в задаче, поставленной перед 6-й армией уже после того, как 4-я танковая армия двинулась на юг; овладеть большой излучиной Дона — такова была наша ближайшая цель.
Наука в степном селе
Мы перенесли свой командный пост еще дальше в глубь страны. Пока мой отдел следовал за ним на автомашинах, я вылетел вперед на «физелер-шторхе». Мы уже приближались к цели.Под нами лежало одно из тех обычных здесь степных сел, что отстоят друг от друга на большом расстоянии, — с одноэтажными деревянными домиками, с цветущими палисадниками, с дворами, огороженными заборами, и с широкой и прямой главной улицей. На посадочной площадке меня ждал комендант штаба армии. Он коротко информировал меня об этом селе и обратил мое внимание на низенькое, довольно приятного вида кирпичное здание, которое стояло неподалеку. Вот туда-то он и собирался меня повести.
— Вы хотите поместить там мой отдел? Он покачал головой.
— Нет, я хотел вам кое-что показать. Да вы только зайдите туда!
Через открытую дверь я увидел какую-то лабораторию. На экспериментальных столах стояли штативы, колбы, спиртовки, пробирки, микроскопы. В белом застекленном шкафу лежали ножницы, пинцеты, шприцы, скальпели. Я огляделся и заметил стеклянные банки, в которых, очевидно, хранились химикалии, и разные бутылки с жидкостями. В довершение всего я обнаружил клетки с целой уймой белых мышей и морских свинок.
Как попала эта лаборатория в степное село? Для какой цели она предназначалась? Этого наш комендант не знал, как и я.
По дороге к дому, где помещался оперативный отдел, мы встретили начальника отдела. Я рассказал ему о нашем открытии. Он не нашел этому объяснения и решил поручить старшему переводчику заняться разгадкой сельской лаборатории. Переводчик узнал от одного старика, что основным занятием жителей этого села было животноводство. Лабораторию создало для них государство. Заведовала ею женщина, ветеринарный врач; когда подступали немецкие войска, она вместе со своими ассистентками скрылась и увела с собой скот в безопасное место. Я не раз потом проходил мимо этой маленькой зоотехнической опытной станции. Подле нее всегда находился местный житель — старик, оставшийся в селе. Очевидно, здесь была организована охрана лаборатории — доказательство того, как дорожили ею крестьяне.
Но у кого было сейчас время задуматься над тем, что коммунизм, по-видимому, принес пользу! В скором времени нас ждали сюрпризы совсем иного сорта, уготованные нам Советской Россией.