Страница:
Сэр Гарри Локвуд был сорокалетним, приятной наружности, мужчиной, с гладкими густыми светлыми волосами, светло-карими глазами и необычно темными ресницами и бровями. Он был высоким, с мускулистым телом, которое хорошо смотрелось в высококачественных, сшитых на заказ костюмах, и постоянным загаром, приобретенным от частых поездок на дорогие курорты по всему миру. Гарри проводил большую часть зимнего времени на виллах, принадлежащих другим людям: на юге Франции, на Барбадосе, Багамах или Ямайке. Его всегда с радостью принимали как дополнительного свободного мужчину, главным качеством которого было умение развлекать дам. И именно это служило причиной того, почему его всегда приглашали, так как хотя у Гарри был титул, но, к несчастью, у него не было денег.
Все знали, что Гарри Локвуд уже много лет ищет богатую наследницу, чтобы жениться на ней. Пару раз он уже был близок к успеху, но его склонность к изменам еще до того, как он успевал повести невесту к алтарю, вскоре оборачивалась неудачей. «Гарри Локвуд не может держать свою ширинку застегнутой, – смеясь, говорили мужчины его круга и тут же добавляли: – Он также не может контролировать другую свою страсть – к игре». Однако во время его увеселительных поездок за границу одна из слабостей становилась его достоинством: это были, конечно, женщины. Иногда ему везло и в игре в покер, и он мог выиграть за один вечер до сотни фунтов стерлингов.
Гарри с большой неохотой отвел свой взгляд от Анжу, так как в дверь постучали.
– Обед уже сервирован, месье, – сказал официант, просовывая голову в дверь.
Гарри вопросительно посмотрел на Анжу.
– Так как у вас уже было время отдышаться, может, вы пообедаете со мной и заодно расскажете, почему находите физику такой привлекательной. И о том, как вы собираетесь стать порядочной девушкой из общества, – с усмешкой добавил он.
– С удовольствием, месье. – Анжу улыбнулась, оглядев Гарри оценивающим взглядом. – А это не означает, что мне придется расплачиваться за обед? Мать предупреждала меня: не разговаривать с незнакомыми мужчинами. Правда, на самом деле она подразумевала: если у них нет титула и денег. – Весело рассмеявшись, она вскочила на ноги, сунула ноги в туфли и добавила: – Ну вот, теперь они мне жмут.
– Мне кажется, что мы должны представиться друг другу, – предложил Гарри. – Меня зовут Гарри Локвуд.
– А я Анжу д'Аранвиль. Ой, нет. Я сказала неправду. С этого момента я больше не Анжу д'Аранвиль. Я Анжу Маунтджой.
– Маунтджой? – удивился Гарри.
Это имя было хорошо ему знакомо. Его знали все. Старый лорд Маунтджой был одним из богатейших людей Англии.
– Это имя моего двоюродного дедушки. Я еду в Лондон к нему. Он хочет, чтобы я носила его фамилию. И так как моя маман желает прибрать к рукам его деньги, она сказала, что я должна так себя называть. – Анжу посмотрела на Гарри и вздохнула: – О, это такая длинная история.
– Расскажите мне побольше о себе, Анжу Маунтджой.
Взяв Анжу под руку, Гарри повел ее в вагон-ресторан. За затянувшимся обедом Анжу рассказала Гарри о Джордже Маунтджое и его романе с Мари.
– Она была восхитительной, моя бабушка. Маман пыталась разлучить меня с ней, но безуспешно. Мари легко отшила ее, и я провела лучшую часть моего детства в ее квартире на улице Бонапарта. Она умерла несколько месяцев назад, и я ужасно скучаю по ней. Она была моей лучшей подругой, но маман говорила, что она плохо влияет на меня. – Анжу посмотрела Гарри в глаза и добавила: – Моя мать считала Мари безнравственной, но я думаю, что она просто жила в свое удовольствие. Что вы об этом думаете, месье Локвуд?
Анжу похлопала своими длинными ресницами и сложила бантиком губки. Гарри громко рассмеялся.
– Я думаю, что вы восхитительная кокетка, Анжу Маунтджой. Я не обольщаюсь на свой счет, потому что двадцатилетняя девушка не может находить такого старика, как я, привлекательным. Просто вы кокетничаете с каждым встречным мужчиной.
Анжу притворно вздохнула и посмотрела на Гарри широко распахнутыми глазами.
– Только с красивыми, – ответила она с невинным видом. – А вы совсем не старый, месье, просто старше.
– Спасибо, мадемуазель Маунтджой, – ответил польщенный Гарри. – Мне кажется, что вы многое переняли от своей бабушки.
– Это у меня в крови. Моей французской крови. Моя английская кровь, должно быть, замерзла в зародыше еще в доисторические времена. Мари говорила, что мой отец был напыщенным ничтожеством и совсем не похожим на моего дедушку Джорджа. Тот был распутник, – добавила Анжу, покончив с бифштексом и приступая к крем-брюле.
– Он тоже ублюдок, как и я, – сказала она громким театральным шепотом.
За соседним столиком наступила внезапная тишина, и Гарри почувствовал, что все взгляды устремились в их сторону.
– Скажете тоже – ублюдки, – произнес он, улыбаясь. – Возможно, ваш отец, но не вы.
Анжу пожала плечами, зачерпнув ложечкой крем-брюле.
– Это одно и то же. Во всяком случае, во Франции. Мать говорит, что у нас испорченная порода. К тому же у нас нет денег, кроме тех, что зарабатывает мать. Она мадам Сюзетта. Слышали? – Анжу выжидающе посмотрела на Гарри.
– В самом деле? – спросил он, изобразив на лице удивление и решив, что мадам Сюзетта – звезда кабаре, выступающая в «Фоли Бержер».
– Ее шляпки очень известны, – продолжала Анжу. – На мне была такая шляпка, но, должно быть, она слетела, когда я бежала за поездом. Если маман узнает, она убьет меня. Она надеется хорошо вьщать меня замуж. Но я выйду замуж только по любви. И конечно, ради секса, – добавила она сладким голосом.
Посетители за столиками настороженно притихли.
– Почему вы не едите ваш десерт? – спросила Анжу у Гарри. – Можно его мне? – И она жадно набросилась на меренги.
Гарри с удивлением смотрел на нее.
– У вас такая внешность, будто вы клюете словно птичка. Куда все это уходит?
Анжу пожала плечами, с удивлением глядя на пустую тарелку.
– Я ем как лошадь, но остаюсь худой как скелет. Я бы съела еще сыра, – сказала она, пожирая глазами еду на столике, который катил по проходу стюард.
– Лорд Маунтджой, – сказала она за кофе. – У него нет наследника, чтобы оставить ему фамильные миллионы. И что же он делает? Он посылает частного детектива разыскать отпрысков Джорджа. – Анжу ткнула в свою грудь: – Меня и еще двоих. Англичанку и американку из Техаса. Мы все встретимся в Лондоне. Лорд Маунтджой введет нас в высшее общество, а потом будет решать, кто из нас достоин награды – его миллионов.
– И как вы полагаете, кто это будет?
Анжу пожала плечами и беспечно улыбнулась:
– Что касается меня, то мне все равно.
Гарри решил, что она лжет, и был прав. Анжу отчаянно хотела получить эти деньги. Она была решительно настроена устранить любого, кто посмеет встать у нее на пути.
– Я это делаю ради матери, – снова соврала она. – Она говорит, что я безнадежна и что ни один мужчина не захочет жениться на таком «синем чулке», как я. Иногда мне кажется, что маман совсем не понимает меня.
– Почему-то я тоже так думаю, – согласился Гарри, разгадав ее маленькую игру, потому что в Анжу он узнал себя. Она сделает все от нее зависящее, чтобы заполучить эти деньги.
Поезд приближался к Кале, и они вернулись в свое купе. Вызвав стюарда, Гарри попросил перенести вещи Анжу на паром и сам проводил ее.
– Просто чтобы убедиться, что вы не опоздаете, – сказал он.
– О нет, месье Локвуд. На этот раз вы ошибаетесь. Я не опоздаю.
Гарри проводил Анжу до каюты и вопросительно взглянул на нее. Сказать по правде, искушение было великим, но амбиции Анжу были гораздо больше, чем у Гарри Локвуда, и ей не хотелось прерывать их отношения на этом месте. Для этого она была достаточно умна.
– Спокойной ночи, Гарри, – сказала она и быстро поцеловала его в обе щеки. – Спасибо за чудесный обед. Я получила большое удовольствие.
Схватив Анжу за руку, Гарри впился в нее взглядом.
– Должны ли вы покидать меня так скоро? – спросил он.
– Я устала, – сказала Анжу, притворно зевая.
– Я увижу вас снова? В Лондоне?
– Конечно. Уверена, что наши пути снова пересекутся.
Высвободив руку, Анжу открыла дверь каюты и быстро вошла внутрь.
– Спокойной ночи, Гарри, – сказала она холодно и закрыла дверь перед самым носом Гарри.
Какое-то время он стоял, сердито глядя на дверь. Он мог поклясться, что Анжу дала ему все основания думать, что готова этой ночью разделить с ним страсть: все эти разговоры о сексе, подбадривающие улыбочки, томные взгляды. Гарри улыбнулся. Несмотря на свою сексуальность, Анжу была молода. Она просто дразнила его, и он правильно поступил, что не стал ее добиваться.
Гарри направился к бару. Анжу была права, говоря, что они еще встретятся. Он обязательно постарается, чтобы так оно и было.
Гарри снова увидел Анжу на следующее утро. Небо над Дувром было затянуто серыми тучами, и моросил мелкий дождь. Анжу шла сквозь толпу к темно-вишневому «роллс-ройсу». Длинноногая, в короткой юбке, с беззаботной улыбкой на лице. Она заметила Гарри, послала ему воздушный поцелуй и села в автомобиль, который с бешеной скоростью рванул с места.
Гарри подумал о «взрыве», когда встретятся все три девушки. И о старом лорде Маунтджое, который, как паук, плетет свою паутину, заманивая в нее своими деньгами. Он надеялся, что Маунтджой знает, что делает. Определенно было одно: Анжу доставит ему массу хлопот.
Глава 22
Лаура Лавиния Суинберн не хотела становиться Лаурой Маунтджой. Ей была ненавистна сама эта идея. Смешное представление, что она внезапно станет дебютанткой, выряженной так, чтобы сразить наповал лондонское общество подобно кролику, вылезшему из шляпы фокусника, наполняло ее ужасом.
– Я изменила свое решение. Я не еду, – взбунтовалась она, хотя знала, что должна, потому что они нуждались в деньгах. – Я ненавижу лорда Маунтджоя и ненавижу тех двух девушек.
– Как можно ненавидеть тех, кого ты ни разу не видела? – резонно заметила Джинни.
Они стояли на платформе Центрального вокзала в Лидсе. Лондонский экспресс уже пускал пары, окутывая их густым белым облаком, таким же плотным, как туман накануне, из-за которого на один день была отложена поездка.
– Туман послан Богом, – сказала Лаура Джинни. – Это судьба. Она предрекает мне не ехать. Значит, так должно и быть.
– Забудь про судьбу. Твой отец захотел бы, чтобы ты поехала. Этого хочу и я.
Джинни не добавила, что Лауре пойдет только на пользу уехать из Суинберна и повидать настоящий мир. Маленькая деревушка и одинокое поместье – не место для молодой девушки. Лаура должна уехать подальше от этого несчастного Хаддона Фокса и переменить свою жизнь.
Опустив голову, Лаура рассматривала вымощенную плитами платформу, оттягивая прощание до последнего момента.
– Ты становишься смешной, Лаура, – сердито сказала Джинни. – Тебе представляется прекрасная возможность. Другие бы девушки позеленели от зависти, а ты ведешь себя так, словно собираешься в тюрьму, а не в чудесный дом с приемами и танцами. Ты встретишься там с родственниками. Перестань валять дурака и садись в поезд.
Проводник шел вдоль платформы, закрывая двери, когда Билли Сакстон с охапкой газет, обогнав его, вошел в купе первого класса. Из-за большого тумана он чуть не опоздал на поезд.
Он посмотрел в окно на хрупкую старую леди в старомодной одежде и сердитую девушку в костюме из шотландки для верховой езды и зеленом свитере. Старая леди, наклонив голову, что-то говорила девушке, и по ее напряженной позе можно было понять, что ее уговоры были безуспешными.
Проводник прокричал: «Всем занять свои места!» – и старая леди подтолкнула девушку к открытой двери вагона.
– Я не хочу покидать тебя! – закричала девушка, обнимая старую леди. – Я не хочу уезжать из Суинберна! Видит Бог, как мне не хочется ехать.
– Не плачь, Лаура, – сказала Джинни, обнимая девушку. – Увидишь, все будет хорошо. Поживи там некоторое время, а я буду ждать тебя в Суинберне. Ты вернешься и все мне расскажешь.
Она чуть отстранила от себя Лауру и, убрав упавшие на ее мокрое от слез лицо пряди волос, крепко поцеловала.
– А сейчас иди. И помни, что твой отец хотел бы, чтобы ты вела себя как леди. Этого хочу и я.
Проводник уже подавал сигнал зеленым фонарем. Он дунул в свисток, поезд дернулся, а Лаура все еще стояла на нижней ступеньке лестницы, ведущей в вагон первого класса. Она бросила последний умоляющий взгляд на Джинни, и та с трудом изобразила на лице улыбку.
– Поторопись, Лаура! – закричала она. – Ты задерживаешь отправку поезда.
Лаура неохотно вошла в вагон, проводник захлопнул за ней дверь, и поезд медленно отошел от платформы.
Наблюдая за бабушкой, все еще махавшей и все еще улыбавшейся, Билли готов был поклясться, что увидел в ее глазах слезы.
Дверь в его купе шумно распахнулась, и в него вошла девушка.
– Проклятие, – сердито произнесла она, заметив Билли. – Я не ожидала увидеть здесь кого-то еще.
Сверив номер места с билетом, девушка посмотрела на багаж, уложенный носильщиком на верхнюю полку. Все было правильно: и багаж, и место были ее. Она села на сиденье, обитое голубым бархатом, и разрыдалась.
Билли раздраженно вздохнул. Он планировал почитать газеты, потом немного перекусить и вообще ехать в спокойной обстановке. Он молча смотрел на девушку. Лучше дать ей выплакаться. Хотя она была для него явной помехой, к тому же очень шумной. Ему надо было о многом подумать, а она своими слезами отвлекала его.
Билли Сакстон был самым крупным владельцем скаковых лошадей в Европе, хотя в последние дни чаще бывал в Америке, чем в своем огромном поместье в Уилтшире, присматривая за бизнесом, который достался ему в наследство от богатой американской матери.
Великолепный дом в стиле эпохи короля Якова I, прилегающие к нему окрестности в тысячу акров, включая деревню Моубри, находились во владении семьи только три поколения. Его дедушка купил все это у обнищавших хозяев, когда фортуна изменила им, а к нему повернулась лицом благодаря уникальному шансу открытия химического чистящего вещества, которое он расфасовал и стал продавать под маркой «Средство для чистки всех вещей Сакстона, пригодное для прачечных».
Дед Сакстона разбогател на этом чистящем веществе и стал одним из гигантов индустрии девятнадцатого века. После смерти деда наследство перешло к отцу Билли, который женился на богатой американской наследнице бизнеса «Каши для завтрака», а когда они оба умерли, Билли унаследовал и то и другое.
Тридцатилетний Билли получил образование в Харроу и Кембридже, окончил Гарвардский университет со степенью магистра в области бизнеса и со временем стал знатоком лошадей и скачек. То и другое было главным удовольствием его жизни. Билли был тихим, незаметным человеком с резким голосом. Он слегка заикался, когда испытывал сильное возбуждение, которое случалось каждый раз, когда одна из его лошадей побеждала.
Билли был скромным человеком, ненавидящим публичность, и его фотография появилась в газете только однажды, когда его лошадь победила на важных скачках. Для него главным были лошади, и он отдавал все призы их тренерам, говоря при этом: «Я покупаю только лошадей, а эти парни делают из них победителей».
Билли посмотрел на девушку, сидевшую напротив. Она продолжала громко рыдать, и он не знал, что делать. Он снова вздохнул, еще больше раздражаясь. Ему надо было принять одно важное решение, и он надеялся побыть один, чтобы все обдумать. Последнюю пару дней он провел на Фокстон-Ярде, подумывая о том, чтобы переправить туда парочку своих лошадей для тренировки. Там все, казалось, было очень организованным, место чистое, работники симпатичные. Но в то же время было что-то, чего он никак не мог понять. Уж слишком там было тихо, люди избегали смотреть ему в глаза. Даже лошади казались какими-то подавленными, и он сильно подозревал, что причина заключалась в самом Хаддоне Фоксе.
Вскоре девушка начала успокаиваться. Расправив плечи, она вынула из сумочки носовой платок, вытерла слезы, высморкалась и бросила на Билли сердитый взгляд.
Глаза девушки под ровными темными бровями покраснели, веки припухли, но Билли заметил, что глаза у нее прекрасного янтарного цвета, а длинные ресницы слиплись от слез, которые все еще дрожат на их кончиках, сверкая, как звезды. Густые блестящие волосы падают ей на плечи шелковистой массой. Кожа у нее цвета густых сливок. Носик прямой, скулы широкие, рот плотно сжат. Одним словом, она совсем не похожа на англичанку. Цветом кожи и темными глазами она напоминала ему мать-итальянку.
– Вы не х-хотите рассказать мне, что случилось? Возможно, я смогу помочь.
– Не можете, – резко ответила девушка. – Мне никто не может помочь. Моя судьба хуже смерти. – Ее глаза вспыхнули гневом.
– С-с-смотрите!
– Вы отлично понимаете, что я хочу сказать. – Девушка вновь сердито посмотрела на Билли. – Не понимаю, почему вы так беспокоитесь. Вы меня даже не знаете. Вы для меня посторонний человек.
– Верно. Но я п-посторонний, покой которого был нарушен, когда другой п-посторонний человек ворвался в купе и разрыдался. Мне кажется вполне нормальным высказать вам свою озабоченность.
– О Боже, бабушка возненавидела бы меня за это, – сказала девушка, смутившись. – Она не выносит грубости. Простите. – Она снова готова была разрыдаться. – Я хочу сказать, что приношу вам искренние извинения.
Билли понимающе кивнул:
– Я их принимаю. Ваши извинения в той форме, в которой они были произнесены.
– Вы не похожи на напыщенное ничтожество, тогда почему вы говорите в таком духе? – заметила девушка с ехидной улыбкой.
Когда в Билли пробуждается интерес, он забывает о своем заикании.
– Почему вы решили, что я не напыщенное ничтожество?
Лаура оценивающе посмотрела на своего попутчика. Он был высоким солидным мужчиной, с густыми рыжими курчавыми волосами, продолговатым лицом, слегка похожим на лошадиное, красивыми голубыми глазами, длинным носом, крепким подбородком и плотно сжатыми губами.
– Ваши губы выдают в вас сурового человека. По-моему, вы чем-то похожи на мистера Рочестера. Из «Джейн Эйр». И в вас есть что-то привлекательное, – сказала Лаура, смеясь глазами и забыв о своем горе и «судьбе хуже смерти».
– Я знаком с творчеством Шарлотты Бронте. Правда, я не йоркширец.
– Тогда кто же вы? – Лаура с любопытством посмотрела на мужчину.
– Шотландец, итальянец, американец. Возможно, даже англичанин. Но определенно не йоркширец.
– Это сразу видно, – оживилась Лаура. – Йоркширцы – лучшие мужчины на свете.
Взгляд ее вдруг сделался отсутствующим, и Билли догадался, что она думает о каком-то конкретном молодом человеке.
– Вы не можете одновременно быть всех этих национальностей, – заметила Лаура. – По крайней мере только двух, все остальные исключаются.
– И по правилам предложенной вами игры мне разрешается выбрать только две?
Лаура рассмеялась, и в ее глазах появился интерес.
– Валяйте, – сказала она. – Сначала вы, а потом я.
– Дайте подумать. – Он задумчиво потер подбородок. – Полагаю, что я выберу итало-американца, – это одна национальность, а вторая – шотландец.
– Ха! – торжествующе воскликнула Лаура. – Я сразу поняла, что вы иностранец. Я тоже, но не до такой степени, как вы. Во мне три четверти итальянской крови и одна четверть английской. Вы знаете Флоренцию? Моя мать родом оттуда, а у меня никогда не было возможности съездить туда. Мои родители погибли, когда мне был всего один год. Они утонули. Паром, на котором они плыли к моему дедушке Фиоралди в Тоскану, перевернулся. – Лаура горестно вздохнула. – Я не знала ни матери, ни отца и никогда не была в Италии. Я вообще нигде не была, кроме Харроугейта, где училась в школе, а это недалеко от Суинберна. Меня воспитывала моя бабушка Джинни. Более душевного человека, чем она, я никогда не встречала. Она для меня все. Даже родная мать не могла бы любить меня больше.
На глазах Лауры снова выступили слезы. Билли вынул из кармана пиджака белый носовой платок и молча протянул его ей.
– Все дело в том, что она уже очень стара, – продолжила Лаура дрожащим голосом. – Мне не хотелось оставлять ее одну в Суинберне. Конечно, она там не совсем одна, но без меня. Если бы только старик Маунтджой не прислал это письмо, я бы осталась в Суинберне, к которому прикипело мое сердце. Мне бы не пришлось выступать в роли дебютантки.
– Лорд Маунтджой? – удивленно переспросил Билли. Маунтджой был его соседом по Уилтширу, и, насколько он помнил, ему никогда не приходилось там видеть кого-то, кроме старых друзей. – Вы едете в Лондон, чтобы повидаться с лордом Маунтджоем?
– К сожалению. Такова уж моя судьба.
– Я бы не сказал, что она хуже смерти.
– Если вы сравните это с Суинберном, моей бабушкой и Хаддоном Фоксом, то так оно и есть на самом деле, хотя Хаддон – предатель. Я ненавижу Лондон с его обществом и всеми этими глупыми переодеваниями.
– Хаддон Фокс? – заинтересовался Билли. Ему представлялась возможность удовлетворить свое любопытство и относительно этой девушки, и относительно Хаддона Фокса. – Знаете что, вы, должно быть, проголодались. Почему бы нам вместе не перекусить, и вы могли бы рассказать мне все о Хаддоне Фоксе, лорде Маунтджое и вашей бабушке. Ну и, конечно, о Суинберне.
– И еще о моей скаковой лошади! – радостно добавила Лаура, вскакивая с места и оправляя юбку.
Билли подумал, что она сама, с длинными жеребячьими ногами и большими, опушенными густыми ресницами глазами, отчасти напоминает скаковую лошадь. На ее чулках спустилась петля, ноги были обуты в огромные ботинки на шнуровках, а ужасный твидовый костюм выглядел так, словно был куплен на распродаже подержанных вещей на благотворительном базаре. На самом деле так оно и было.
– Мне не терпится услышать вашу историю, – сказал Билли, ведя Лауру по длинному коридору к вагону-ресторану.
– Итак, – предложил он, когда они сели и сделали заказ, – начните все сначала.
– Мне думается, что бабушка не одобрила бы это, – сказала Лаура, бросив на Билли тревожный взгляд. – В конце концов, вы мне совершенно незнакомый человек.
Билли слегка замялся. Девушка действительно не знала его, а он пока не хотел рассказывать о себе.
– Вы абсолютно правы, – произнес Билли, – но, возможно, это и к лучшему. Два незнакомых человека в поезде рассказывают друг другу свои истории. Совсем как в кино.
– Но вы мне пока о себе ничего не рассказали, – заметила Лаура, настороженно посмотрев на Билли.
– Это потому, что вы все время плакали и не дали мне говорить. Но я назову вам свое первое имя – Б-билли.
– Лаура, – представилась, в свою очередь, Лаура.
– Начинайте первая, и все с самого начала. Давайте с лорда Маунтджоя, – предложил Билли.
Когда Лаура закончила свой рассказ, он сказал, скептически изогнув бровь:
– Значит, вы сейчас на пути к тому, чтобы стать дебютанткой? Судьба хуже смерти?
Лаура с несчастным видом посмотрела на Билли, и он, рассмеявшись, поспешил сменить тему:
– Расскажите мне о Хаддоне Фоксе.
– Хаддон был – вернее, есть – чуть старше меня. Если быть точной, в августе ему исполнится двадцать шесть лет. Он высокий. Блондин. Волосы все время падают ему на глаза. Глаза у него голубые. «Цвета моря», – гордо заявляет он всегда, потому что его отец адмирал. Он живет в очень большом доме – Фокстон-Холле. И занимается тренировкой лошадей. Я помогала ему два лета, когда еще училась в школе. Так мы и познакомились. И я в него влюбилась.
– И именно поэтому вам не хочется ехать в Лондон. Вы хотели остаться в Суинберне и выйти за него замуж?
Прикусив губу, Лаура мрачно смотрела в тарелку с супом, который всякий раз расплескивался, когда поезд подпрыгивал на стыках.
– У Хаддона очень аристократичная семья, – продолжила она. – Его родители считают, что я неподходящая партия для их сына. Они хотят, чтобы у него был титул, чтобы он женился на той, у которой есть деньги и собственность. Хаддон говорит, что они хотят заключить альянс, а не брак по любви.
– А чего хочет сам Хаддон?
– Он обручился с леди Дианой Гилмор, даже не сказав мне об этом.
Глаза Лауры снова наполнились слезами.
– Вы что-то говорили о вашей лошади, – поспешил сменить тему Билли, наблюдая, как официант убирает их тарелки из-под супа и ставит на стол ростбиф и йоркширский пудинг. – Вторая причина, по которой вы хотели остаться в Суинберне.
– Ах да, моя любимая Саша. – Лаура моментально просияла. – Гнедая кобыла. Это была лошадь Хаддона. Он решил, что у нее слабая передняя нога, и хотел отделаться от нее, но никто ее не купил. Тогда, сказав, что от нее не будет никакой пользы, он решил ее убить. Ей было всего два года, а судить о достоинствах лошадей можно, только когда им исполняется три. Я не могла такого вынести. У нее была такая благородная голова. Готова поклясться, что, когда Хаддон сказал, что убьет ее, кобыла повернулась и посмотрела на меня. Она смотрела на меня вот так. – Лаура с душевной мукой в глазах взглянула на Билли.
«У нее глаза цвета хорошего виски», – подумал он.
– Клянусь, что Саша знала, что должна умереть. Конечно же, я сказала Хаддону, что куплю ее, хотя у меня не было денег. «Сколько?» – спросила я, думая, что он ответит: «Забери ее, она все равно ни на что не годна». «Двадцать фунтов, и она твоя, – ответил он, похлопав лошадь по шее. – Кто знает, возможно, она когда-нибудь станет призером». – Лаура слегка нахмурилась. – Мне кажется, что это очень несправедливо по отношению ко мне – запрашивать столько денег, в то время как Хаддон прекрасно знал, что денег у меня совсем нет. Ведь если бы он застрелил лошадь, то не получил бы ни пенни. Я позвонила бабушке и рассказала о своей проблеме, о том, как Саша смотрела на меня, какая она красивая и что я просто умру, если ее застрелят.
– Я изменила свое решение. Я не еду, – взбунтовалась она, хотя знала, что должна, потому что они нуждались в деньгах. – Я ненавижу лорда Маунтджоя и ненавижу тех двух девушек.
– Как можно ненавидеть тех, кого ты ни разу не видела? – резонно заметила Джинни.
Они стояли на платформе Центрального вокзала в Лидсе. Лондонский экспресс уже пускал пары, окутывая их густым белым облаком, таким же плотным, как туман накануне, из-за которого на один день была отложена поездка.
– Туман послан Богом, – сказала Лаура Джинни. – Это судьба. Она предрекает мне не ехать. Значит, так должно и быть.
– Забудь про судьбу. Твой отец захотел бы, чтобы ты поехала. Этого хочу и я.
Джинни не добавила, что Лауре пойдет только на пользу уехать из Суинберна и повидать настоящий мир. Маленькая деревушка и одинокое поместье – не место для молодой девушки. Лаура должна уехать подальше от этого несчастного Хаддона Фокса и переменить свою жизнь.
Опустив голову, Лаура рассматривала вымощенную плитами платформу, оттягивая прощание до последнего момента.
– Ты становишься смешной, Лаура, – сердито сказала Джинни. – Тебе представляется прекрасная возможность. Другие бы девушки позеленели от зависти, а ты ведешь себя так, словно собираешься в тюрьму, а не в чудесный дом с приемами и танцами. Ты встретишься там с родственниками. Перестань валять дурака и садись в поезд.
Проводник шел вдоль платформы, закрывая двери, когда Билли Сакстон с охапкой газет, обогнав его, вошел в купе первого класса. Из-за большого тумана он чуть не опоздал на поезд.
Он посмотрел в окно на хрупкую старую леди в старомодной одежде и сердитую девушку в костюме из шотландки для верховой езды и зеленом свитере. Старая леди, наклонив голову, что-то говорила девушке, и по ее напряженной позе можно было понять, что ее уговоры были безуспешными.
Проводник прокричал: «Всем занять свои места!» – и старая леди подтолкнула девушку к открытой двери вагона.
– Я не хочу покидать тебя! – закричала девушка, обнимая старую леди. – Я не хочу уезжать из Суинберна! Видит Бог, как мне не хочется ехать.
– Не плачь, Лаура, – сказала Джинни, обнимая девушку. – Увидишь, все будет хорошо. Поживи там некоторое время, а я буду ждать тебя в Суинберне. Ты вернешься и все мне расскажешь.
Она чуть отстранила от себя Лауру и, убрав упавшие на ее мокрое от слез лицо пряди волос, крепко поцеловала.
– А сейчас иди. И помни, что твой отец хотел бы, чтобы ты вела себя как леди. Этого хочу и я.
Проводник уже подавал сигнал зеленым фонарем. Он дунул в свисток, поезд дернулся, а Лаура все еще стояла на нижней ступеньке лестницы, ведущей в вагон первого класса. Она бросила последний умоляющий взгляд на Джинни, и та с трудом изобразила на лице улыбку.
– Поторопись, Лаура! – закричала она. – Ты задерживаешь отправку поезда.
Лаура неохотно вошла в вагон, проводник захлопнул за ней дверь, и поезд медленно отошел от платформы.
Наблюдая за бабушкой, все еще махавшей и все еще улыбавшейся, Билли готов был поклясться, что увидел в ее глазах слезы.
Дверь в его купе шумно распахнулась, и в него вошла девушка.
– Проклятие, – сердито произнесла она, заметив Билли. – Я не ожидала увидеть здесь кого-то еще.
Сверив номер места с билетом, девушка посмотрела на багаж, уложенный носильщиком на верхнюю полку. Все было правильно: и багаж, и место были ее. Она села на сиденье, обитое голубым бархатом, и разрыдалась.
Билли раздраженно вздохнул. Он планировал почитать газеты, потом немного перекусить и вообще ехать в спокойной обстановке. Он молча смотрел на девушку. Лучше дать ей выплакаться. Хотя она была для него явной помехой, к тому же очень шумной. Ему надо было о многом подумать, а она своими слезами отвлекала его.
Билли Сакстон был самым крупным владельцем скаковых лошадей в Европе, хотя в последние дни чаще бывал в Америке, чем в своем огромном поместье в Уилтшире, присматривая за бизнесом, который достался ему в наследство от богатой американской матери.
Великолепный дом в стиле эпохи короля Якова I, прилегающие к нему окрестности в тысячу акров, включая деревню Моубри, находились во владении семьи только три поколения. Его дедушка купил все это у обнищавших хозяев, когда фортуна изменила им, а к нему повернулась лицом благодаря уникальному шансу открытия химического чистящего вещества, которое он расфасовал и стал продавать под маркой «Средство для чистки всех вещей Сакстона, пригодное для прачечных».
Дед Сакстона разбогател на этом чистящем веществе и стал одним из гигантов индустрии девятнадцатого века. После смерти деда наследство перешло к отцу Билли, который женился на богатой американской наследнице бизнеса «Каши для завтрака», а когда они оба умерли, Билли унаследовал и то и другое.
Тридцатилетний Билли получил образование в Харроу и Кембридже, окончил Гарвардский университет со степенью магистра в области бизнеса и со временем стал знатоком лошадей и скачек. То и другое было главным удовольствием его жизни. Билли был тихим, незаметным человеком с резким голосом. Он слегка заикался, когда испытывал сильное возбуждение, которое случалось каждый раз, когда одна из его лошадей побеждала.
Билли был скромным человеком, ненавидящим публичность, и его фотография появилась в газете только однажды, когда его лошадь победила на важных скачках. Для него главным были лошади, и он отдавал все призы их тренерам, говоря при этом: «Я покупаю только лошадей, а эти парни делают из них победителей».
Билли посмотрел на девушку, сидевшую напротив. Она продолжала громко рыдать, и он не знал, что делать. Он снова вздохнул, еще больше раздражаясь. Ему надо было принять одно важное решение, и он надеялся побыть один, чтобы все обдумать. Последнюю пару дней он провел на Фокстон-Ярде, подумывая о том, чтобы переправить туда парочку своих лошадей для тренировки. Там все, казалось, было очень организованным, место чистое, работники симпатичные. Но в то же время было что-то, чего он никак не мог понять. Уж слишком там было тихо, люди избегали смотреть ему в глаза. Даже лошади казались какими-то подавленными, и он сильно подозревал, что причина заключалась в самом Хаддоне Фоксе.
Вскоре девушка начала успокаиваться. Расправив плечи, она вынула из сумочки носовой платок, вытерла слезы, высморкалась и бросила на Билли сердитый взгляд.
Глаза девушки под ровными темными бровями покраснели, веки припухли, но Билли заметил, что глаза у нее прекрасного янтарного цвета, а длинные ресницы слиплись от слез, которые все еще дрожат на их кончиках, сверкая, как звезды. Густые блестящие волосы падают ей на плечи шелковистой массой. Кожа у нее цвета густых сливок. Носик прямой, скулы широкие, рот плотно сжат. Одним словом, она совсем не похожа на англичанку. Цветом кожи и темными глазами она напоминала ему мать-итальянку.
– Вы не х-хотите рассказать мне, что случилось? Возможно, я смогу помочь.
– Не можете, – резко ответила девушка. – Мне никто не может помочь. Моя судьба хуже смерти. – Ее глаза вспыхнули гневом.
– С-с-смотрите!
– Вы отлично понимаете, что я хочу сказать. – Девушка вновь сердито посмотрела на Билли. – Не понимаю, почему вы так беспокоитесь. Вы меня даже не знаете. Вы для меня посторонний человек.
– Верно. Но я п-посторонний, покой которого был нарушен, когда другой п-посторонний человек ворвался в купе и разрыдался. Мне кажется вполне нормальным высказать вам свою озабоченность.
– О Боже, бабушка возненавидела бы меня за это, – сказала девушка, смутившись. – Она не выносит грубости. Простите. – Она снова готова была разрыдаться. – Я хочу сказать, что приношу вам искренние извинения.
Билли понимающе кивнул:
– Я их принимаю. Ваши извинения в той форме, в которой они были произнесены.
– Вы не похожи на напыщенное ничтожество, тогда почему вы говорите в таком духе? – заметила девушка с ехидной улыбкой.
Когда в Билли пробуждается интерес, он забывает о своем заикании.
– Почему вы решили, что я не напыщенное ничтожество?
Лаура оценивающе посмотрела на своего попутчика. Он был высоким солидным мужчиной, с густыми рыжими курчавыми волосами, продолговатым лицом, слегка похожим на лошадиное, красивыми голубыми глазами, длинным носом, крепким подбородком и плотно сжатыми губами.
– Ваши губы выдают в вас сурового человека. По-моему, вы чем-то похожи на мистера Рочестера. Из «Джейн Эйр». И в вас есть что-то привлекательное, – сказала Лаура, смеясь глазами и забыв о своем горе и «судьбе хуже смерти».
– Я знаком с творчеством Шарлотты Бронте. Правда, я не йоркширец.
– Тогда кто же вы? – Лаура с любопытством посмотрела на мужчину.
– Шотландец, итальянец, американец. Возможно, даже англичанин. Но определенно не йоркширец.
– Это сразу видно, – оживилась Лаура. – Йоркширцы – лучшие мужчины на свете.
Взгляд ее вдруг сделался отсутствующим, и Билли догадался, что она думает о каком-то конкретном молодом человеке.
– Вы не можете одновременно быть всех этих национальностей, – заметила Лаура. – По крайней мере только двух, все остальные исключаются.
– И по правилам предложенной вами игры мне разрешается выбрать только две?
Лаура рассмеялась, и в ее глазах появился интерес.
– Валяйте, – сказала она. – Сначала вы, а потом я.
– Дайте подумать. – Он задумчиво потер подбородок. – Полагаю, что я выберу итало-американца, – это одна национальность, а вторая – шотландец.
– Ха! – торжествующе воскликнула Лаура. – Я сразу поняла, что вы иностранец. Я тоже, но не до такой степени, как вы. Во мне три четверти итальянской крови и одна четверть английской. Вы знаете Флоренцию? Моя мать родом оттуда, а у меня никогда не было возможности съездить туда. Мои родители погибли, когда мне был всего один год. Они утонули. Паром, на котором они плыли к моему дедушке Фиоралди в Тоскану, перевернулся. – Лаура горестно вздохнула. – Я не знала ни матери, ни отца и никогда не была в Италии. Я вообще нигде не была, кроме Харроугейта, где училась в школе, а это недалеко от Суинберна. Меня воспитывала моя бабушка Джинни. Более душевного человека, чем она, я никогда не встречала. Она для меня все. Даже родная мать не могла бы любить меня больше.
На глазах Лауры снова выступили слезы. Билли вынул из кармана пиджака белый носовой платок и молча протянул его ей.
– Все дело в том, что она уже очень стара, – продолжила Лаура дрожащим голосом. – Мне не хотелось оставлять ее одну в Суинберне. Конечно, она там не совсем одна, но без меня. Если бы только старик Маунтджой не прислал это письмо, я бы осталась в Суинберне, к которому прикипело мое сердце. Мне бы не пришлось выступать в роли дебютантки.
– Лорд Маунтджой? – удивленно переспросил Билли. Маунтджой был его соседом по Уилтширу, и, насколько он помнил, ему никогда не приходилось там видеть кого-то, кроме старых друзей. – Вы едете в Лондон, чтобы повидаться с лордом Маунтджоем?
– К сожалению. Такова уж моя судьба.
– Я бы не сказал, что она хуже смерти.
– Если вы сравните это с Суинберном, моей бабушкой и Хаддоном Фоксом, то так оно и есть на самом деле, хотя Хаддон – предатель. Я ненавижу Лондон с его обществом и всеми этими глупыми переодеваниями.
– Хаддон Фокс? – заинтересовался Билли. Ему представлялась возможность удовлетворить свое любопытство и относительно этой девушки, и относительно Хаддона Фокса. – Знаете что, вы, должно быть, проголодались. Почему бы нам вместе не перекусить, и вы могли бы рассказать мне все о Хаддоне Фоксе, лорде Маунтджое и вашей бабушке. Ну и, конечно, о Суинберне.
– И еще о моей скаковой лошади! – радостно добавила Лаура, вскакивая с места и оправляя юбку.
Билли подумал, что она сама, с длинными жеребячьими ногами и большими, опушенными густыми ресницами глазами, отчасти напоминает скаковую лошадь. На ее чулках спустилась петля, ноги были обуты в огромные ботинки на шнуровках, а ужасный твидовый костюм выглядел так, словно был куплен на распродаже подержанных вещей на благотворительном базаре. На самом деле так оно и было.
– Мне не терпится услышать вашу историю, – сказал Билли, ведя Лауру по длинному коридору к вагону-ресторану.
– Итак, – предложил он, когда они сели и сделали заказ, – начните все сначала.
– Мне думается, что бабушка не одобрила бы это, – сказала Лаура, бросив на Билли тревожный взгляд. – В конце концов, вы мне совершенно незнакомый человек.
Билли слегка замялся. Девушка действительно не знала его, а он пока не хотел рассказывать о себе.
– Вы абсолютно правы, – произнес Билли, – но, возможно, это и к лучшему. Два незнакомых человека в поезде рассказывают друг другу свои истории. Совсем как в кино.
– Но вы мне пока о себе ничего не рассказали, – заметила Лаура, настороженно посмотрев на Билли.
– Это потому, что вы все время плакали и не дали мне говорить. Но я назову вам свое первое имя – Б-билли.
– Лаура, – представилась, в свою очередь, Лаура.
– Начинайте первая, и все с самого начала. Давайте с лорда Маунтджоя, – предложил Билли.
Когда Лаура закончила свой рассказ, он сказал, скептически изогнув бровь:
– Значит, вы сейчас на пути к тому, чтобы стать дебютанткой? Судьба хуже смерти?
Лаура с несчастным видом посмотрела на Билли, и он, рассмеявшись, поспешил сменить тему:
– Расскажите мне о Хаддоне Фоксе.
– Хаддон был – вернее, есть – чуть старше меня. Если быть точной, в августе ему исполнится двадцать шесть лет. Он высокий. Блондин. Волосы все время падают ему на глаза. Глаза у него голубые. «Цвета моря», – гордо заявляет он всегда, потому что его отец адмирал. Он живет в очень большом доме – Фокстон-Холле. И занимается тренировкой лошадей. Я помогала ему два лета, когда еще училась в школе. Так мы и познакомились. И я в него влюбилась.
– И именно поэтому вам не хочется ехать в Лондон. Вы хотели остаться в Суинберне и выйти за него замуж?
Прикусив губу, Лаура мрачно смотрела в тарелку с супом, который всякий раз расплескивался, когда поезд подпрыгивал на стыках.
– У Хаддона очень аристократичная семья, – продолжила она. – Его родители считают, что я неподходящая партия для их сына. Они хотят, чтобы у него был титул, чтобы он женился на той, у которой есть деньги и собственность. Хаддон говорит, что они хотят заключить альянс, а не брак по любви.
– А чего хочет сам Хаддон?
– Он обручился с леди Дианой Гилмор, даже не сказав мне об этом.
Глаза Лауры снова наполнились слезами.
– Вы что-то говорили о вашей лошади, – поспешил сменить тему Билли, наблюдая, как официант убирает их тарелки из-под супа и ставит на стол ростбиф и йоркширский пудинг. – Вторая причина, по которой вы хотели остаться в Суинберне.
– Ах да, моя любимая Саша. – Лаура моментально просияла. – Гнедая кобыла. Это была лошадь Хаддона. Он решил, что у нее слабая передняя нога, и хотел отделаться от нее, но никто ее не купил. Тогда, сказав, что от нее не будет никакой пользы, он решил ее убить. Ей было всего два года, а судить о достоинствах лошадей можно, только когда им исполняется три. Я не могла такого вынести. У нее была такая благородная голова. Готова поклясться, что, когда Хаддон сказал, что убьет ее, кобыла повернулась и посмотрела на меня. Она смотрела на меня вот так. – Лаура с душевной мукой в глазах взглянула на Билли.
«У нее глаза цвета хорошего виски», – подумал он.
– Клянусь, что Саша знала, что должна умереть. Конечно же, я сказала Хаддону, что куплю ее, хотя у меня не было денег. «Сколько?» – спросила я, думая, что он ответит: «Забери ее, она все равно ни на что не годна». «Двадцать фунтов, и она твоя, – ответил он, похлопав лошадь по шее. – Кто знает, возможно, она когда-нибудь станет призером». – Лаура слегка нахмурилась. – Мне кажется, что это очень несправедливо по отношению ко мне – запрашивать столько денег, в то время как Хаддон прекрасно знал, что денег у меня совсем нет. Ведь если бы он застрелил лошадь, то не получил бы ни пенни. Я позвонила бабушке и рассказала о своей проблеме, о том, как Саша смотрела на меня, какая она красивая и что я просто умру, если ее застрелят.