Страница:
Те сведения, которые ты передала, возможно, позволят вбить клин в их отлаженную цепочку. Опомнись, Лизавета! Счет давно пошел не на отдельные человеческие жизни. Они страну под себя подмяли. Думаешь, мне нравится сидеть в этом вонючем "Транзите"? Думаешь, не хочется его взорвать? Но я сижу, и ты сиди. Сиди, молчи — и жди приказа.
— Как ты ошибаешься, милый, — вздохнула Лиза.
— В чем?
— Когда говоришь, что есть что-то важнее жизни двух малюток... Все, я пошла. У меня ухо примерзло к трубке.
— Куда пошла? Эй, куда ты пошла?!
Она не ответила, потому что сама еще толком не знала. Но до ночи было еще далеко, и она не собиралась сидеть сложа руки. Вернулась в морг и, никого не встретя, пробралась в одну из кладовок, где у нее был припасен чемоданчик с инструментами. Там же, за решеткой старого сломанного холодильника, лежали завернутый в тряпицу милицейский браунинг и коробка патронов. Патроны сунула в чемоданчик, а пистолет с помощью ременной петли аккуратно закрепила на боку под кожушком. Посидела немного в раздумье. Конечно, для того, что она задумала, разумнее дождаться темноты, но неизвестно, что за это время случится с детьми. Морг кишел чужими, как тараканами. Откуда-то сверху доносились скрежещущие удары, словно с дома сдирали крышу.
Лиза выскользнула на двор так же незаметно, как возвращалась. Хороший знак.
Теперь она приблизилась к больнице с угла, к тому месту, куда выходил один из загрузочных люков. На ее удачу пока этот люк никто не охранял, и с фасада ее невозможно заметить. Трудность лишь в том, что кованую решетку люка запирал массивный висячий замок.
Она понятия не имела, как с ним управиться. В школе учили работать с тонкими приборами, вскрывать современные электронные запоры, а как подступиться к этой ржавой железяке? Сперва попробовала распилить дужку лобзиком, но поняла, что такой работы ей хватит на несколько часов. Достала ручную дрель, наугад просверлила три отверстия вдоль замочного глазка, и только зря потеряла время. От посторонних глаз ее укрывала боковая стена, но везение не могло длится бесконечно. Рано или поздно кто-нибудь полюбопытствует, чем занята шебутная девица.
Пошуровала отмычками, ни одна не подошла. Железный уродец не поддавался новейшим механическим приспособлениям. Лиза присела на порожек и закурила, расстегнув кожушок и ворот рубахи. Прикидывала, сколько людей набежит, если расстрелять замок из браунинга. Ее взгляд упал на шляпку большого гвоздя, высунувшегося из притоптанного снега. Подержала гвоздь на ладони, очарованно вглядываясь в загадочную конфигурацию, вывернутую в спираль с короткой закорючкой на конце. Конечно, это не гвоздь, а ключ, но в таком случае, сама судьба ей подыгрывает.
Затаив дыхание, ввела гвоздь в отверстие замка, покрутила: уперся плотно, жестко, как в родном гнезде.
Достала из чемоданчика пассатижи, ухватила гвоздь поудобнее и надавила против часовой стрелки. Замок отозвался жалобным всхлипом, дужка выскочила едва ли не наполовину. Молодец, похвалила себя Лиза, справилась.
С заледеневшей решеткой получилось неладно: пока сдвигала, сорвала ноготь на большом пальце, но это пустяки. Перед ней открылась черная яма, с железными скобами по одной из стенок. Лиза огляделась — ей удивительно везло, не меньше часа провозилась, никто так и не помешал. Опустясь по скобам, попыталась задвинуть за собой решетку, но такая операция под силу разве что Сергею Петровичу, который все-таки изрядный качок.
Ступени-скобы привели ее в темную подсобку — она зажгла электрический фонарик. Дощатая дверь с задвижкой, глинобитный пол, кирпичные сырые стены — больше ничего. Если дверь заперта снаружи, все ее усилия насмарку.
Отомкнув задвижку, легонько нажала плечом на дверь: открыто! В узкую щель проступил кусок коридора, загроможденного газовыми баллонами и опутанного шлангами — в отдалении маячила фигура мужика с автоматом. Сколько всего в коридоре народу — не узнаешь, пока не выйдешь. Лиза придвинула чемоданчик с инструментами к стенке, растрепала волосы, приняла по возможности озабоченный вид. Открыла дверь пошире и ступила наружу. Мужик с автоматом стоял боком и не заметил ее появления, зато в пяти шагах двое мужчин в рабочих комбинезонах возились с каким-то громоздким агрегатом, подключая его к электрическому щитку.
Не дожидаясь, пока они сообразят, что к чему, Лиза раздраженно спросила:
— Клементина куда пошла, хлопцы?
— Какая еще Клементина?
— А-а, — Лиза махнула рукой, дескать, что с вас возьмешь, с новеньких. — Носится, как угорелая, бегай за ней.
— У тебя закурить не найдется, сестричка?
— В другом халате. На обратном пути захвачу.
— Окажи любезность, без курева остались. Клементина — это такая толстуха, командует тут?
— Ага, командует.
— Недавно пробегала.
Лиза обогнула рабочих, благополучно дошла до конца коридора, свернула за угол. Войдя в детскую палату, притворила за собой дверь. Картина предстала зловещая, почти ирреальная. Две пожилых женщины в синих, туго затянутых поясами халатах готовили пацанву к эвакуации: пеленали в коконы из простынь и складывали штабелями возле стены. Работали слажено, почти все двухъярусные койки уже опустели, одна из женщин как раз подступила к дальнему отсеку, где, обнявшись, светились яркими глазенками Наташа и Сенечка. В руках у женщины огромный шприц, почти как в фильме "Кавказская пленница".
— Эй, — окликнула Лиза, направляясь к ней. — Погоди-ка, сестра. Этих не трогай. Этих я забираю.
— Почему это?
Они встретились глазами, и Лиза увидела знакомое выражение наркотической дури.
— Клементина распорядилась. Велела к ней отвести.
— Марусечка, — позвала женщина товарку, — двух шпанят забирают, а бумаги никакой нету.
Та, которую звали Марусей, сбросила в штабель еще два детских кокона и пошла к ним. Глазами "плыла", как и подруга, но видно было, что им обеим наркота не мешает усердно работать, жить и размышлять.
— Нам-то какое дело, — сказала Маруся солидным басом. — Пусть тащит, если Клементина велела. Но без бумаги нельзя.
— Тем более, мы отчитываемся поштучно, — пояснила вторая женщина. Лиза уже прикинула, что возни с ними будет немного, только боялась напугать детей, ее смущало, что они молчат, не издали ни звука, хотя явно узнали ее.
— Вы их чем-нибудь кололи?
— Чем их колоть? — удивилась женщина. — У нас токо это, вот, — протянула Лизе гигантский шприц.
— Это что? Снотворное?
— Чего допрашиваешь? — возмущенно вмешалась Маруся. — Беги за бумагой. Или дай потянуть. У тебя есть заправка?
Лиза их заправила, но у нее не было в руках такой мощи, как, допустим, у Сергея Петровича, поэтому ей пришлось нанести с пяток стремительных, парализующих ударов, чтобы повалить бабок на пол. Но она справилась, как и с замком. Даже дыхание не сбила. Обернулась к детям. У Наташи в ужасе приоткрылся бледный ротик, Сенечка важно произнес:
— Надо их связать, тетя Лиза.
— Не надо, малыш. Они не скоро очнутся.
— Но они же не мертвые?
— Нет, живые.
— Лучше всего их кокнуть, — внес более солидное предложение Семен.
Лиза подняла малышей с койки, поставила на ноги.
Наташа ухватилась тоненькой ручкой за ее рукав.
— Сможете идти? — спросила Лиза.
— Обязательно, — ответил Семен и уточнил:
— Это побег?
— Да, Сенечка, побег. Все нужно сделать очень аккуратно. У вас есть какие-нибудь пальтишки?
— У меня нет, — сказала Наташа. — Только пижама.
— Я уж не надеялся, — признался Сенечка. — Еще бы немного и нам грабли в бок.
Лиза укутала их в одеяла и вывела в коридор. Без приключений добрались до подсобки, правда, девочка запуталась в одеяле, и Лиза понесла ее на руках. Рабочие уже подключили загадочный агрегат к щитку. Встретили Лизу приветливо:
— Сигарет надыбала?
— Ой, закрутилась с этими. Сейчас сбегаю... Детишек в чуланчике запру, чтобы не выскочили... Я мигом...
Втолкнула детей в каморку.
— Сеня, остаешься за командира. Ничего не бойтесь.
Я только туда и обратно.
Наташа таращилась вверх, в скважину, откуда лился слабый свет. Семен спросил:
— Мы туда полезем?
— А что? Трудно?
— Как бы Наталью не пришлось на веревке тащить.
— Фу! — фыркнула девочка. — Какие глупости!
Лиза поцеловала ее прохладные, настороженные глаза, провела ладонью по взъерошенному чубчику Семена.
— Все хорошо, молодежь. Сидите тихо, как мышки.
Перед дверью "ординаторской" Лиза помедлила. То, что она собиралась сделать, было необходимо, этого требовала ситуация, а также высшая справедливость, но сердце вдруг онемело. Кто она такая: всего лишь молодая женщина с трудной судьбой, но ведь не терминатор, нет!
Клементина Егоровна возвышалась за письменным столом, разложив перед собой какие-то бумаги, и вид у нее был такой, словно рассчитывала план предстоящего сражения. Напротив расположился Денис Степанович Крайнюк, соратник Поюровского, живоглот с лоснящейся рожей и свинячьими глазками. Увидев Лизу, он мерзко сощурился.
— Гляди-ка, Климуша, какая гостья к нам пожаловала!
— Эта тварь здесь с утра шныряет, — ответила Клементина. — Говорила тебе, Денис, меченая она. Только знать бы — кем?
— Сейчас узнаем, — пообещал Крайнюк, понюхав зачем-то ладонь. — Проходи, девушка, присядь, небольшой допрос с тебя снимем. Ты чего прибежала-то?
Лиза защелкнула дверь на "собачку". Подвинулась к столу.
— Денис Степанович, остановите заваруху. Дайте отбой.
— Вон даже как? — Крайнюк искренне удивился. — Это чье же распоряжение?
Клементина потянулась к телефону, и Лиза достала пистолет из ременной петли.
— Не надо, Клементина Егоровна. Это лишнее... Денис Степанович, дайте команду бандюкам. Пусть убираются.
— Ты что же, девушка, пальнуть можешь? — удивление Крайнюка разрослось до голубого, яркого свечения в очах. Он сразу помолодел.
— Только это я по-настоящему и умею, — вздохнула Лиза.
— Кто ты такая? Откуда взялась?
— Неважно. Отдайте команду, потом поговорим.
— Если стрельнешь, людишки сбегутся.
— В подвале такой шум, никто не поймет.
Клементина затрясла головой, как лошадь при налете слепней, побагровела и начала подниматься со стула, тяжело опираясь локтями.
— Ты, козявка, на меня, на Егоровну?! Пушкой грозишь? Да я тебя давить буду, как клопа, медленно давить...
Отборный сермяжный мат оборвался на середине, потому что Лиза нажала спуск. Кусочек свинца, чмокнув, впился под левый сосок воительницы. Клементина, охнув, опустилась на стул, озадаченно почесала грудь.
— Денис, тварь меня убила!
— Не может быть! — возразил Крайнюк, но отрицал он очевидное. Иссяк могучий напор, Клементина Егоровна уронила голову на бумаги и притихла.
— За что ты ее? — спросил Крайнюк. — Она никому зла не делала.
Сердце Лизы билось ровно.
— Не отвлекайтесь, Денис Степанович. Вам жить осталось ровно минуту. Может, и меньше.
— Но надо связаться с Поюровским... Как же без него?
— Не надо связываться. Командуете здесь вы, а неон.
— Хорошо, тогда выпусти меня. Я не могу распоряжаться по телефону. Все не так просто. Тут не военный штаб, девушка, это больница, обыкновенная больница... Выпустишь меня?
Он глядел на Лизу с каким-то неуместньм лукавством. Повалившаяся на стол Клементина его ничуть не смущала, он словно забыл о ней. О чем помнить: трупом меньше, трупом больше — какая разница, обыкновенная больница. Лиза сказала:
— Господин Крайнюк, напрасно вы хитрите. Я всего лишь исполнитель, приговор вы подписали себе сами. Облегчите душу, остановите ликвидацию.
— Ты же не убийца, верно? Тебе кто-то заплатил, но тебя подставили. Ты не получишь этих денег. Ты женщина, ум у тебя курячий, потому не понимаешь, тебя просто используют. На очереди ты следующая. Они не оставят такого свидетеля. Я могу помочь. Мы с докторам тебя спрячем так, ни одна собака не разыщет. И денежками не обидим. Сколько тебе дали, скажи честно? Пять тысяч? Десять тысяч? Сколько бы ни дали, это блеф.
Тебя надули.
В глазах Крайнюка засветилась торжествующая улыбка, ему показалось, убедил чумную налетчицу. Да и как не убедить, ведь чистую правду ей говорил, хотя и не всю. Таких стрелков в бизнесе готовят для разовых поручений, а потом — пшик! — и нету. Им с Василием она тоже не понадобится, лишь бы вырвать у нее пистолетик. Ах, Вася, Васенька, вот к чему приводит похоть, вот как ослепляет! У этой красивой самки на лбу написано — шпионка, мать твою!
— Бери трубку, звони — Лиза повела стволом снизу вверх. — Не испытывай судьбу, животное!
Крайнюк подумал, если резко рвануться, то можно поймать стерву за руку, а потом — кулаком в лоб, но не был уверен в себе: стерва явно обученная. Страха в нем не было, блеф это все, Клементина — одно, ей, может, и поделом досталось, а он — совсем другое. Нет, не посмеет девка.
— Если послушаюсь, — спросил он, — все равно пальнешь?
— Да, — сказала Лиза. — Зато доброе дело напоследок сделаешь. Грехи спишешь.
Она не в себе, подумал Крайнюк, это плохо. Снял трубку, набрал номер, косясь на Лизу бычьим оком.
Краска сошла с его щек. Вызвал какого-то Киндю, так и сказал — Киндю позовите. Уточнил:
— Киндя — ты?
Затем тускло распорядился:
— Слышь, соколик, тормозни раскрутку... Именно так, замри до выяснения...
Тот, видно, что-то возразил, и Крайнюк уже с натуральной яростью прогремел:
— Твое какое собачье дело?! Куда суешься? Сказано — замри, значит, замри!
Швырнул трубку на рычаг, поднял глаза на Лизу.
— Чего тебе предлагаю, девушка. Пойдем к Василию, все обсудим. Он тебе не чужой, верно? Не надо так горячиться. Дров наломаешь, а толку что?
Лиза не горячилась, выстрелила ему в грудь. Дала ему шанс, это был не смертельный выстрел. Если чудовищу повезет, оклемается. Крайнюк пулю принял как плевок, даже не поморщился. Из глаз неожиданно выкатились две слезинки.
— Дура ты! — сказал убежденно. — Дура и дерьмо.
Разве можно играть с пистолетом?
Потянулся к ней лапой, Лиза выстрелила вторично в ту же самую грудь. Крайнюк кивнул, будто теперь соглашаясь с Лизой, и улегся на стол напротив Клементины, голова к голове. Они лежали смирно, не шевелясь.
Лиза подвесила пистолет в петлю, забрала со стола початую пачку "Кента", пошла к двери. Приоткрыла, выглянула. Ей удивительно везло, хотя она уже много натворила. Коридор пустой, скорее всего, никто не слышал пальбы.
Удивляло и немного возбуждало собственное спокойствие — ни грусти, ни сожаления. Только хрупкий отсвет какого-то давнего воспоминания в сердце. Сомнамбулически двигаясь, вернулась к каморке, где остались дети. По пути отдала сигареты рабочим.
— Слушай, сеструха, — спросил один, — ты не в курсе, чего ток вырубили?
— Когда?
— Да только сейчас.
— Нет, не знаю, — Лиза нырнула за дверь.
Девочка дремала, притулившись к стене, Сенечка встретил укором:
— Побег так не делают, тетя Лиза. Можно зашухариться.
Лиза подсадила его на скобу и велела карабкаться наверх, но ему мешало одеяло.
— Кинь вниз, — сказала Лиза.
Освобожденный, мальчик, как обезьянка, взлетел до самого света.
— Стой, — окликнула Лиза. — Погляди, есть там кто или нет. Только не высовывайся.
Мальчик через минуту сообщил:
— Плохо видно. Радиус обзора маленький. Вроде чисто.
— Вылезай — примешь Наташу.
Еще несколько усилий — и все трое очутились на свежем воздухе, где Лиза заново туго закутала ребятишек в одеяла. Наташа восторженно пропищала:
— Мы на воле, да, тетя Лиза?
— А где же еще?
— И нас не усыпят?
Ей ответил Сенечка:
— Ты бы, Наталья, попридержала язычок. Сейчас, честное слово, не до тебя.
— Я вообще не к тебе обращаюсь, — обиделась девочка. — Я с тобой, может быть, и дружить не буду.
— Почему? — удивился мальчик.
— Потому что ты грубый. Я в тебе еще раньше разочаровалась.
Лиза посадила девочку на плечо, велев держаться за шею, в одну руку взяла чемоданчик, другой сжала податливую Сенечкину ладошку. Так и пошли через парк, словно на прогулке. Осторожно Лиза оглянулась: охранники суетились, к фургонам бежали шофера, в их сторону никто не смотрел.
Вскоре добрались до лаза в больничной стене — несколько выбитых кирпичей, раскуроченная арматура — никакой забор на Руси не обходится без таких дыр.
Еще рывок — и они на шоссе, огибающем больницу.
Тут ей опять повезло: подкатил частник на красном "жигуле" — солидный дядек в дубленке и дорежимном "пирожке". Сразу видно, не вор, на бензин зарабатывает. Лиза опустила девочку на снег, подошла к готовно распахнутой дверце, нагнулась и завела с частником разговор.
— У меня затруднение, милый человек.
— Что такое?
— Надо эту малышню подбросить, а я не могу отлучиться. Дежурство.
Ее обворожительная, солнечная улыбка произвела на "пирожка" сильное впечатление. Но коммерция есть коммерция.
— Куда везти?
Лиза назвала адрес "Русского транзита".
— Сколько дашь?
Лиза отслюнила из кошелька две стотысячных купюры. Это больше чем достаточно, но не настолько, чтобы мужик заподозрил неладное.
— Кто там их встретит, что ли?
Лиза объяснила, что детей следует передать директору фирмы Сергею Петровичу Лихоманову или его секретарше, но для него же.
— Это не все, милый господин. Вот вам мой телефон, пожалуйста, позвоните, как доехали. Можно попозже вечером. Вас не затруднит?
— Не беспокойтесь, — улыбнулся водила. — Доставлю в целости и сохранности. Вечером — это во сколько?
— Да хоть до ночи.
— Вас понял, сажайте свой детсад.
Наташа все же устроила каприз: с неожиданной силой вцепилась в ее руку.
— Не бросайте нас, тетя Лиза, пожалуйста, не бросайте!
В негромкой мольбе было столько отчаяния, как в загробном хоре, но Лиза осталась холодна.
— Хочешь вернуться обратно, Наталья?
Девочка, задрожав, клетчатой рыбкой нырнула в салон. Сенечка солидно покашлял:
— Все в порядке, тетя Лиза, я присмотрю за малышкой.
И они уехали.
Лиза взглянула на небо: ближе к вечеру оно покрылось каким-то сизым налетом, как перед радиоактивным дождем.
Ганя Слепень встретил ее в холле. Против обыкновения был не пьянее, чем с утра.
— Тебя где носило, засранка?
— Ты мне не муж, чтобы спрашивать.
— Если бы я твоим мужем был, давно бы убил...
Он загораживал ей проход. Лиза отметила, что в морге народу поубавилось: ни голосов, ни толкотни, ни машин на улице. Похоже, действительно, отбой, надолго ли? Чтобы увериться в этом, надо повидать еще одного человека, и быстро смываться. Такое везение, как сегодня, не может длиться вечно. Оно и так затянулось. Как только обнаружат мертвую Клементину и полуживого Крайнюка, начнется вселенский хипеж. Хорошо бы успеть до этого срока. Хорошо бы вырваться отсюда с головой на плечах.
— Дай пройти, — попросила смиренно. — Потом поговорим.
— О чем говорить? Натешилась с боссом, да? А я за тебя вкалывай, да?
Пошел на нее враскачку, загребая воздух здоровенными клешнями, и Лиза, нырнув под его руку, побежала к вешалке. Там оказалась, как в ловушке, и Ганя восторженно загудел:
— Во, курочка, допрыгалась! Сейчас мы тебя на кол усадим.
Она успела бы достать пистолет, но не хотела его убивать.
— Ты что же, совсем одичал? — Лиза покосилась на керамическую вазу с мохнатым кактусом. Ганю погубила мания мужского превосходства. Он очарованно глядел, как она расстегнула кожушок и рванула ворот рубашки, открывая ослепительную, золотистую грудь.
— Давай, — пролепетала безнадежно, — давай, раз не терпится.
Заминка вышла ему боком. Лиза, жалобно улыбаясь, маня кавалера, шагнула ближе к вазе, загребла ее левой рукой и раскрутила Гане в лоб, как метательный диск. Звук получился негромкий, сочный, словно гроб опустился в могилу, но результат превзошел все ожидания. Ганя заухал, замычал, стряхивая с очумелой башки кактус вместе с черепками, словно стал жертвой землетрясения. Лиза помчалась к двери, прихватив с полу чемоданчик.
В подсобке быстро переоделась — спортивный костюм, заячья шубка, — побросала в сумку самое ценное, что хранила в морге, сверху положила пистолет. Мельком глянула в стенное зеркальце — вид взъерошенный, помятый, но просветленный. Расторопная молодуха, за которой погнались черти. Прихватила с собой кочергу — каленый железный прут с крючком на конце, страшнее оружия не бывает. На обратном пути забежала попрощаться в закуток Гриши Печенегова. Тот склонился над заветной книгой, к которой всегда обращался в минуты тягостных раздумий, — уголовный кодекс СССР сталинского периода, почти раритет.
— Ухожу, дядя Гриша, прощай! Спасибо за все.
— Чего так? Не понравилось у нас?
— Вообще-то понравилось, но Ганя проходу не дает. Боюсь я его.
— Не его ты боишься, да ладно... Завтра, кстати, получка, не забыла?
— Получи за меня, дядя Гриша.
Печенегов смотрел на нее с сожалением.
— Не прижилась, значит. Обидно. Здешний народец к тебе привык... Храни тебя Господь!
— Вас тоже, дядя Гриша, — наклонилась, поцеловала заскорузлую щеку.
Осторожно выглянула в холл, держа кочергу наготове. Ганя Слепень сидел под вешалкой, выкладывал на полу затейливый узор из черепков. Вскинул голову — всю в черно-красных разводах.
— Вижу тебя, вижу, подлюка! Подойди, не ссы. Не трону.
Лиза, проходя мимо, задержалась на чуток.
— Ганюшка, ты бы хоть умылся. Ведь на тебе лица нету.
— Зря скалишься. Шустрая, да? Всех перехитрила, да? А того не знаешь, что давно на крючке.
— О чем ты, Ганюшка?
— Чего говорить... Я по-доброму тянулся, а ты вон как — кактусом по тыкве... Что ж, погуляй малек, недолго тебе.
— Загадки твои мне непонятны, Ганечка.
— Брось кочергу, иди ближе. Чего важное скажу, не пожалеешь.
— Не верю тебе, дорогой. Сколько раз обманывал.
Вышла на улицу и прямиком, не таясь, направилась к больничному корпусу. В здание вступила с парадного подъезда, минуя "иномарки", между которыми группками по двое, по трое прохаживались отважные, горделивые парни со стриженными затылками — маленькие и большие копии Гани Слепня. Сегодня их скопилось больше, чем обычно. С десяток крытых фургонов вытянулись караваном вдоль подъездной аллеи.
Внутри корпуса все как в обычной больнице: приемное отделение, аптечный ларек, сияющий импортной витриной, покрытые дерматином убогие скамейки вдоль стены. У окошка регистратуры небольшая очередь посетителей, запись на прием к врачам. Специфический больничный запах.
Кабинет Поюровского на третьем этаже. В приемной сидела секретарша в белом халате, с выпученными, как у глубоководной рыбины, глазами. Увидя Лизу, суматошно замахала руками.
— Что вы, что вы, к нему нельзя!
— Почему?
— Василий Оскарович занят, занят!
— Я по личному делу, — гордо сказала Лиза. — У меня назначено.
Не обращая внимания на кинувшуюся к ней заполошную секретаршу, Лиза вошла в кабинет. Доктор расположился за письменным столом, боком к двери, закинув длинные ноги на сиденье кресла. Говорил по телефону, лицо отрешенное, злое. Лизу не заметил или сделал вид, что не заметил. Как раз когда Лиза вошла, рявкнул:
— Что значит — отбой? Вы что там все, белены объелись?! Где Крайнюк?
Ответ привел его в еще большую ярость: он начал шарить по столу в поисках сигарет.
— Вы что несете? Вы отвечаете за свои слова?!
Невидимый собеседник, похоже, отвечал за свои слова, потому что какое-то время Поюровский внимал молча, на глазах бледнея, потом, буркнув:
— Хорошо, сейчас приду! — положил трубку на рычаг.
Лиза подала ему сигареты и зажигалку. Он окинул ее пустым взглядом.
— А, это ты? — произнес без удивления. — Может, объяснишь, что происходит?
— Что вы имеете в виду?
— Только что мне сообщили, Крайнюка и Клементину кто-то пристрелил в ординаторской... Такое может быть?
Лиза обошла стол.
— Вряд ли, — сказала она. — Кто же осмелится?
Они же ваши ближайшие помощники.
Нервным движением Поюровский щелкнул зажигалкой.
— Ладно, это мы выясним... Ты чего явилась?
— Не могу ждать, — потупилась Лиза. — Вся горю.
Видите, переоделась во все новое.
Поюровский тупо ее разглядывал, сморщась, будто готовясь зарыдать. Явление чистейшего женского идиотизма оказалось выше его сил.
— Как тебя там... Королькова... У тебя что, совсем крыша поехала?! Или издеваешься?
— Пожалуйста, дорогой Василий Оскарович! Дайте руку. Умоляю!
Оторопев, он позволил ей завладеть правой рукой.
Лиза небольшим усилием вместе с креслом передвинула его ближе к батарее и пристегнула за кисть к трубе изящным супербраслетом, который невозможно ни распилить, ни отпереть, не имея ключа.
— Ты что делаешь? — поинтересовался Поюровский. — Что это за штука? Да ты в самом деле невменяемая. Ну-ка сними сейчас же, а то так дам по башке — мало не покажется.
— Не волнуйтесь, дорогой Василий Оскарович.
Я только сделаю один звоночек, и все вам объясню.
— Какой еще звоночек?! — заревел совершенно обескураженный Поюровский, дернулся, но не тут-то было. Как Прометей к скале, он оказался надежно прикован к батарее. Лиза устроилась с телефоном в сторонке, где Василий Оскарович не мог ее достать.
Набрала номер некоего Влада Ивантеева, капитана с Петровки. Этим номером когда-то наделил ее Сергей Петрович, еще в эпоху "Тихого омута", на случай, если вдруг понадобится скорая помощь вооруженных людей.
— Как ты ошибаешься, милый, — вздохнула Лиза.
— В чем?
— Когда говоришь, что есть что-то важнее жизни двух малюток... Все, я пошла. У меня ухо примерзло к трубке.
— Куда пошла? Эй, куда ты пошла?!
Она не ответила, потому что сама еще толком не знала. Но до ночи было еще далеко, и она не собиралась сидеть сложа руки. Вернулась в морг и, никого не встретя, пробралась в одну из кладовок, где у нее был припасен чемоданчик с инструментами. Там же, за решеткой старого сломанного холодильника, лежали завернутый в тряпицу милицейский браунинг и коробка патронов. Патроны сунула в чемоданчик, а пистолет с помощью ременной петли аккуратно закрепила на боку под кожушком. Посидела немного в раздумье. Конечно, для того, что она задумала, разумнее дождаться темноты, но неизвестно, что за это время случится с детьми. Морг кишел чужими, как тараканами. Откуда-то сверху доносились скрежещущие удары, словно с дома сдирали крышу.
Лиза выскользнула на двор так же незаметно, как возвращалась. Хороший знак.
Теперь она приблизилась к больнице с угла, к тому месту, куда выходил один из загрузочных люков. На ее удачу пока этот люк никто не охранял, и с фасада ее невозможно заметить. Трудность лишь в том, что кованую решетку люка запирал массивный висячий замок.
Она понятия не имела, как с ним управиться. В школе учили работать с тонкими приборами, вскрывать современные электронные запоры, а как подступиться к этой ржавой железяке? Сперва попробовала распилить дужку лобзиком, но поняла, что такой работы ей хватит на несколько часов. Достала ручную дрель, наугад просверлила три отверстия вдоль замочного глазка, и только зря потеряла время. От посторонних глаз ее укрывала боковая стена, но везение не могло длится бесконечно. Рано или поздно кто-нибудь полюбопытствует, чем занята шебутная девица.
Пошуровала отмычками, ни одна не подошла. Железный уродец не поддавался новейшим механическим приспособлениям. Лиза присела на порожек и закурила, расстегнув кожушок и ворот рубахи. Прикидывала, сколько людей набежит, если расстрелять замок из браунинга. Ее взгляд упал на шляпку большого гвоздя, высунувшегося из притоптанного снега. Подержала гвоздь на ладони, очарованно вглядываясь в загадочную конфигурацию, вывернутую в спираль с короткой закорючкой на конце. Конечно, это не гвоздь, а ключ, но в таком случае, сама судьба ей подыгрывает.
Затаив дыхание, ввела гвоздь в отверстие замка, покрутила: уперся плотно, жестко, как в родном гнезде.
Достала из чемоданчика пассатижи, ухватила гвоздь поудобнее и надавила против часовой стрелки. Замок отозвался жалобным всхлипом, дужка выскочила едва ли не наполовину. Молодец, похвалила себя Лиза, справилась.
С заледеневшей решеткой получилось неладно: пока сдвигала, сорвала ноготь на большом пальце, но это пустяки. Перед ней открылась черная яма, с железными скобами по одной из стенок. Лиза огляделась — ей удивительно везло, не меньше часа провозилась, никто так и не помешал. Опустясь по скобам, попыталась задвинуть за собой решетку, но такая операция под силу разве что Сергею Петровичу, который все-таки изрядный качок.
Ступени-скобы привели ее в темную подсобку — она зажгла электрический фонарик. Дощатая дверь с задвижкой, глинобитный пол, кирпичные сырые стены — больше ничего. Если дверь заперта снаружи, все ее усилия насмарку.
Отомкнув задвижку, легонько нажала плечом на дверь: открыто! В узкую щель проступил кусок коридора, загроможденного газовыми баллонами и опутанного шлангами — в отдалении маячила фигура мужика с автоматом. Сколько всего в коридоре народу — не узнаешь, пока не выйдешь. Лиза придвинула чемоданчик с инструментами к стенке, растрепала волосы, приняла по возможности озабоченный вид. Открыла дверь пошире и ступила наружу. Мужик с автоматом стоял боком и не заметил ее появления, зато в пяти шагах двое мужчин в рабочих комбинезонах возились с каким-то громоздким агрегатом, подключая его к электрическому щитку.
Не дожидаясь, пока они сообразят, что к чему, Лиза раздраженно спросила:
— Клементина куда пошла, хлопцы?
— Какая еще Клементина?
— А-а, — Лиза махнула рукой, дескать, что с вас возьмешь, с новеньких. — Носится, как угорелая, бегай за ней.
— У тебя закурить не найдется, сестричка?
— В другом халате. На обратном пути захвачу.
— Окажи любезность, без курева остались. Клементина — это такая толстуха, командует тут?
— Ага, командует.
— Недавно пробегала.
Лиза обогнула рабочих, благополучно дошла до конца коридора, свернула за угол. Войдя в детскую палату, притворила за собой дверь. Картина предстала зловещая, почти ирреальная. Две пожилых женщины в синих, туго затянутых поясами халатах готовили пацанву к эвакуации: пеленали в коконы из простынь и складывали штабелями возле стены. Работали слажено, почти все двухъярусные койки уже опустели, одна из женщин как раз подступила к дальнему отсеку, где, обнявшись, светились яркими глазенками Наташа и Сенечка. В руках у женщины огромный шприц, почти как в фильме "Кавказская пленница".
— Эй, — окликнула Лиза, направляясь к ней. — Погоди-ка, сестра. Этих не трогай. Этих я забираю.
— Почему это?
Они встретились глазами, и Лиза увидела знакомое выражение наркотической дури.
— Клементина распорядилась. Велела к ней отвести.
— Марусечка, — позвала женщина товарку, — двух шпанят забирают, а бумаги никакой нету.
Та, которую звали Марусей, сбросила в штабель еще два детских кокона и пошла к ним. Глазами "плыла", как и подруга, но видно было, что им обеим наркота не мешает усердно работать, жить и размышлять.
— Нам-то какое дело, — сказала Маруся солидным басом. — Пусть тащит, если Клементина велела. Но без бумаги нельзя.
— Тем более, мы отчитываемся поштучно, — пояснила вторая женщина. Лиза уже прикинула, что возни с ними будет немного, только боялась напугать детей, ее смущало, что они молчат, не издали ни звука, хотя явно узнали ее.
— Вы их чем-нибудь кололи?
— Чем их колоть? — удивилась женщина. — У нас токо это, вот, — протянула Лизе гигантский шприц.
— Это что? Снотворное?
— Чего допрашиваешь? — возмущенно вмешалась Маруся. — Беги за бумагой. Или дай потянуть. У тебя есть заправка?
Лиза их заправила, но у нее не было в руках такой мощи, как, допустим, у Сергея Петровича, поэтому ей пришлось нанести с пяток стремительных, парализующих ударов, чтобы повалить бабок на пол. Но она справилась, как и с замком. Даже дыхание не сбила. Обернулась к детям. У Наташи в ужасе приоткрылся бледный ротик, Сенечка важно произнес:
— Надо их связать, тетя Лиза.
— Не надо, малыш. Они не скоро очнутся.
— Но они же не мертвые?
— Нет, живые.
— Лучше всего их кокнуть, — внес более солидное предложение Семен.
Лиза подняла малышей с койки, поставила на ноги.
Наташа ухватилась тоненькой ручкой за ее рукав.
— Сможете идти? — спросила Лиза.
— Обязательно, — ответил Семен и уточнил:
— Это побег?
— Да, Сенечка, побег. Все нужно сделать очень аккуратно. У вас есть какие-нибудь пальтишки?
— У меня нет, — сказала Наташа. — Только пижама.
— Я уж не надеялся, — признался Сенечка. — Еще бы немного и нам грабли в бок.
Лиза укутала их в одеяла и вывела в коридор. Без приключений добрались до подсобки, правда, девочка запуталась в одеяле, и Лиза понесла ее на руках. Рабочие уже подключили загадочный агрегат к щитку. Встретили Лизу приветливо:
— Сигарет надыбала?
— Ой, закрутилась с этими. Сейчас сбегаю... Детишек в чуланчике запру, чтобы не выскочили... Я мигом...
Втолкнула детей в каморку.
— Сеня, остаешься за командира. Ничего не бойтесь.
Я только туда и обратно.
Наташа таращилась вверх, в скважину, откуда лился слабый свет. Семен спросил:
— Мы туда полезем?
— А что? Трудно?
— Как бы Наталью не пришлось на веревке тащить.
— Фу! — фыркнула девочка. — Какие глупости!
Лиза поцеловала ее прохладные, настороженные глаза, провела ладонью по взъерошенному чубчику Семена.
— Все хорошо, молодежь. Сидите тихо, как мышки.
Перед дверью "ординаторской" Лиза помедлила. То, что она собиралась сделать, было необходимо, этого требовала ситуация, а также высшая справедливость, но сердце вдруг онемело. Кто она такая: всего лишь молодая женщина с трудной судьбой, но ведь не терминатор, нет!
Клементина Егоровна возвышалась за письменным столом, разложив перед собой какие-то бумаги, и вид у нее был такой, словно рассчитывала план предстоящего сражения. Напротив расположился Денис Степанович Крайнюк, соратник Поюровского, живоглот с лоснящейся рожей и свинячьими глазками. Увидев Лизу, он мерзко сощурился.
— Гляди-ка, Климуша, какая гостья к нам пожаловала!
— Эта тварь здесь с утра шныряет, — ответила Клементина. — Говорила тебе, Денис, меченая она. Только знать бы — кем?
— Сейчас узнаем, — пообещал Крайнюк, понюхав зачем-то ладонь. — Проходи, девушка, присядь, небольшой допрос с тебя снимем. Ты чего прибежала-то?
Лиза защелкнула дверь на "собачку". Подвинулась к столу.
— Денис Степанович, остановите заваруху. Дайте отбой.
— Вон даже как? — Крайнюк искренне удивился. — Это чье же распоряжение?
Клементина потянулась к телефону, и Лиза достала пистолет из ременной петли.
— Не надо, Клементина Егоровна. Это лишнее... Денис Степанович, дайте команду бандюкам. Пусть убираются.
— Ты что же, девушка, пальнуть можешь? — удивление Крайнюка разрослось до голубого, яркого свечения в очах. Он сразу помолодел.
— Только это я по-настоящему и умею, — вздохнула Лиза.
— Кто ты такая? Откуда взялась?
— Неважно. Отдайте команду, потом поговорим.
— Если стрельнешь, людишки сбегутся.
— В подвале такой шум, никто не поймет.
Клементина затрясла головой, как лошадь при налете слепней, побагровела и начала подниматься со стула, тяжело опираясь локтями.
— Ты, козявка, на меня, на Егоровну?! Пушкой грозишь? Да я тебя давить буду, как клопа, медленно давить...
Отборный сермяжный мат оборвался на середине, потому что Лиза нажала спуск. Кусочек свинца, чмокнув, впился под левый сосок воительницы. Клементина, охнув, опустилась на стул, озадаченно почесала грудь.
— Денис, тварь меня убила!
— Не может быть! — возразил Крайнюк, но отрицал он очевидное. Иссяк могучий напор, Клементина Егоровна уронила голову на бумаги и притихла.
— За что ты ее? — спросил Крайнюк. — Она никому зла не делала.
Сердце Лизы билось ровно.
— Не отвлекайтесь, Денис Степанович. Вам жить осталось ровно минуту. Может, и меньше.
— Но надо связаться с Поюровским... Как же без него?
— Не надо связываться. Командуете здесь вы, а неон.
— Хорошо, тогда выпусти меня. Я не могу распоряжаться по телефону. Все не так просто. Тут не военный штаб, девушка, это больница, обыкновенная больница... Выпустишь меня?
Он глядел на Лизу с каким-то неуместньм лукавством. Повалившаяся на стол Клементина его ничуть не смущала, он словно забыл о ней. О чем помнить: трупом меньше, трупом больше — какая разница, обыкновенная больница. Лиза сказала:
— Господин Крайнюк, напрасно вы хитрите. Я всего лишь исполнитель, приговор вы подписали себе сами. Облегчите душу, остановите ликвидацию.
— Ты же не убийца, верно? Тебе кто-то заплатил, но тебя подставили. Ты не получишь этих денег. Ты женщина, ум у тебя курячий, потому не понимаешь, тебя просто используют. На очереди ты следующая. Они не оставят такого свидетеля. Я могу помочь. Мы с докторам тебя спрячем так, ни одна собака не разыщет. И денежками не обидим. Сколько тебе дали, скажи честно? Пять тысяч? Десять тысяч? Сколько бы ни дали, это блеф.
Тебя надули.
В глазах Крайнюка засветилась торжествующая улыбка, ему показалось, убедил чумную налетчицу. Да и как не убедить, ведь чистую правду ей говорил, хотя и не всю. Таких стрелков в бизнесе готовят для разовых поручений, а потом — пшик! — и нету. Им с Василием она тоже не понадобится, лишь бы вырвать у нее пистолетик. Ах, Вася, Васенька, вот к чему приводит похоть, вот как ослепляет! У этой красивой самки на лбу написано — шпионка, мать твою!
— Бери трубку, звони — Лиза повела стволом снизу вверх. — Не испытывай судьбу, животное!
Крайнюк подумал, если резко рвануться, то можно поймать стерву за руку, а потом — кулаком в лоб, но не был уверен в себе: стерва явно обученная. Страха в нем не было, блеф это все, Клементина — одно, ей, может, и поделом досталось, а он — совсем другое. Нет, не посмеет девка.
— Если послушаюсь, — спросил он, — все равно пальнешь?
— Да, — сказала Лиза. — Зато доброе дело напоследок сделаешь. Грехи спишешь.
Она не в себе, подумал Крайнюк, это плохо. Снял трубку, набрал номер, косясь на Лизу бычьим оком.
Краска сошла с его щек. Вызвал какого-то Киндю, так и сказал — Киндю позовите. Уточнил:
— Киндя — ты?
Затем тускло распорядился:
— Слышь, соколик, тормозни раскрутку... Именно так, замри до выяснения...
Тот, видно, что-то возразил, и Крайнюк уже с натуральной яростью прогремел:
— Твое какое собачье дело?! Куда суешься? Сказано — замри, значит, замри!
Швырнул трубку на рычаг, поднял глаза на Лизу.
— Чего тебе предлагаю, девушка. Пойдем к Василию, все обсудим. Он тебе не чужой, верно? Не надо так горячиться. Дров наломаешь, а толку что?
Лиза не горячилась, выстрелила ему в грудь. Дала ему шанс, это был не смертельный выстрел. Если чудовищу повезет, оклемается. Крайнюк пулю принял как плевок, даже не поморщился. Из глаз неожиданно выкатились две слезинки.
— Дура ты! — сказал убежденно. — Дура и дерьмо.
Разве можно играть с пистолетом?
Потянулся к ней лапой, Лиза выстрелила вторично в ту же самую грудь. Крайнюк кивнул, будто теперь соглашаясь с Лизой, и улегся на стол напротив Клементины, голова к голове. Они лежали смирно, не шевелясь.
Лиза подвесила пистолет в петлю, забрала со стола початую пачку "Кента", пошла к двери. Приоткрыла, выглянула. Ей удивительно везло, хотя она уже много натворила. Коридор пустой, скорее всего, никто не слышал пальбы.
Удивляло и немного возбуждало собственное спокойствие — ни грусти, ни сожаления. Только хрупкий отсвет какого-то давнего воспоминания в сердце. Сомнамбулически двигаясь, вернулась к каморке, где остались дети. По пути отдала сигареты рабочим.
— Слушай, сеструха, — спросил один, — ты не в курсе, чего ток вырубили?
— Когда?
— Да только сейчас.
— Нет, не знаю, — Лиза нырнула за дверь.
Девочка дремала, притулившись к стене, Сенечка встретил укором:
— Побег так не делают, тетя Лиза. Можно зашухариться.
Лиза подсадила его на скобу и велела карабкаться наверх, но ему мешало одеяло.
— Кинь вниз, — сказала Лиза.
Освобожденный, мальчик, как обезьянка, взлетел до самого света.
— Стой, — окликнула Лиза. — Погляди, есть там кто или нет. Только не высовывайся.
Мальчик через минуту сообщил:
— Плохо видно. Радиус обзора маленький. Вроде чисто.
— Вылезай — примешь Наташу.
Еще несколько усилий — и все трое очутились на свежем воздухе, где Лиза заново туго закутала ребятишек в одеяла. Наташа восторженно пропищала:
— Мы на воле, да, тетя Лиза?
— А где же еще?
— И нас не усыпят?
Ей ответил Сенечка:
— Ты бы, Наталья, попридержала язычок. Сейчас, честное слово, не до тебя.
— Я вообще не к тебе обращаюсь, — обиделась девочка. — Я с тобой, может быть, и дружить не буду.
— Почему? — удивился мальчик.
— Потому что ты грубый. Я в тебе еще раньше разочаровалась.
Лиза посадила девочку на плечо, велев держаться за шею, в одну руку взяла чемоданчик, другой сжала податливую Сенечкину ладошку. Так и пошли через парк, словно на прогулке. Осторожно Лиза оглянулась: охранники суетились, к фургонам бежали шофера, в их сторону никто не смотрел.
Вскоре добрались до лаза в больничной стене — несколько выбитых кирпичей, раскуроченная арматура — никакой забор на Руси не обходится без таких дыр.
Еще рывок — и они на шоссе, огибающем больницу.
Тут ей опять повезло: подкатил частник на красном "жигуле" — солидный дядек в дубленке и дорежимном "пирожке". Сразу видно, не вор, на бензин зарабатывает. Лиза опустила девочку на снег, подошла к готовно распахнутой дверце, нагнулась и завела с частником разговор.
— У меня затруднение, милый человек.
— Что такое?
— Надо эту малышню подбросить, а я не могу отлучиться. Дежурство.
Ее обворожительная, солнечная улыбка произвела на "пирожка" сильное впечатление. Но коммерция есть коммерция.
— Куда везти?
Лиза назвала адрес "Русского транзита".
— Сколько дашь?
Лиза отслюнила из кошелька две стотысячных купюры. Это больше чем достаточно, но не настолько, чтобы мужик заподозрил неладное.
— Кто там их встретит, что ли?
Лиза объяснила, что детей следует передать директору фирмы Сергею Петровичу Лихоманову или его секретарше, но для него же.
— Это не все, милый господин. Вот вам мой телефон, пожалуйста, позвоните, как доехали. Можно попозже вечером. Вас не затруднит?
— Не беспокойтесь, — улыбнулся водила. — Доставлю в целости и сохранности. Вечером — это во сколько?
— Да хоть до ночи.
— Вас понял, сажайте свой детсад.
Наташа все же устроила каприз: с неожиданной силой вцепилась в ее руку.
— Не бросайте нас, тетя Лиза, пожалуйста, не бросайте!
В негромкой мольбе было столько отчаяния, как в загробном хоре, но Лиза осталась холодна.
— Хочешь вернуться обратно, Наталья?
Девочка, задрожав, клетчатой рыбкой нырнула в салон. Сенечка солидно покашлял:
— Все в порядке, тетя Лиза, я присмотрю за малышкой.
И они уехали.
Лиза взглянула на небо: ближе к вечеру оно покрылось каким-то сизым налетом, как перед радиоактивным дождем.
Ганя Слепень встретил ее в холле. Против обыкновения был не пьянее, чем с утра.
— Тебя где носило, засранка?
— Ты мне не муж, чтобы спрашивать.
— Если бы я твоим мужем был, давно бы убил...
Он загораживал ей проход. Лиза отметила, что в морге народу поубавилось: ни голосов, ни толкотни, ни машин на улице. Похоже, действительно, отбой, надолго ли? Чтобы увериться в этом, надо повидать еще одного человека, и быстро смываться. Такое везение, как сегодня, не может длиться вечно. Оно и так затянулось. Как только обнаружат мертвую Клементину и полуживого Крайнюка, начнется вселенский хипеж. Хорошо бы успеть до этого срока. Хорошо бы вырваться отсюда с головой на плечах.
— Дай пройти, — попросила смиренно. — Потом поговорим.
— О чем говорить? Натешилась с боссом, да? А я за тебя вкалывай, да?
Пошел на нее враскачку, загребая воздух здоровенными клешнями, и Лиза, нырнув под его руку, побежала к вешалке. Там оказалась, как в ловушке, и Ганя восторженно загудел:
— Во, курочка, допрыгалась! Сейчас мы тебя на кол усадим.
Она успела бы достать пистолет, но не хотела его убивать.
— Ты что же, совсем одичал? — Лиза покосилась на керамическую вазу с мохнатым кактусом. Ганю погубила мания мужского превосходства. Он очарованно глядел, как она расстегнула кожушок и рванула ворот рубашки, открывая ослепительную, золотистую грудь.
— Давай, — пролепетала безнадежно, — давай, раз не терпится.
Заминка вышла ему боком. Лиза, жалобно улыбаясь, маня кавалера, шагнула ближе к вазе, загребла ее левой рукой и раскрутила Гане в лоб, как метательный диск. Звук получился негромкий, сочный, словно гроб опустился в могилу, но результат превзошел все ожидания. Ганя заухал, замычал, стряхивая с очумелой башки кактус вместе с черепками, словно стал жертвой землетрясения. Лиза помчалась к двери, прихватив с полу чемоданчик.
В подсобке быстро переоделась — спортивный костюм, заячья шубка, — побросала в сумку самое ценное, что хранила в морге, сверху положила пистолет. Мельком глянула в стенное зеркальце — вид взъерошенный, помятый, но просветленный. Расторопная молодуха, за которой погнались черти. Прихватила с собой кочергу — каленый железный прут с крючком на конце, страшнее оружия не бывает. На обратном пути забежала попрощаться в закуток Гриши Печенегова. Тот склонился над заветной книгой, к которой всегда обращался в минуты тягостных раздумий, — уголовный кодекс СССР сталинского периода, почти раритет.
— Ухожу, дядя Гриша, прощай! Спасибо за все.
— Чего так? Не понравилось у нас?
— Вообще-то понравилось, но Ганя проходу не дает. Боюсь я его.
— Не его ты боишься, да ладно... Завтра, кстати, получка, не забыла?
— Получи за меня, дядя Гриша.
Печенегов смотрел на нее с сожалением.
— Не прижилась, значит. Обидно. Здешний народец к тебе привык... Храни тебя Господь!
— Вас тоже, дядя Гриша, — наклонилась, поцеловала заскорузлую щеку.
Осторожно выглянула в холл, держа кочергу наготове. Ганя Слепень сидел под вешалкой, выкладывал на полу затейливый узор из черепков. Вскинул голову — всю в черно-красных разводах.
— Вижу тебя, вижу, подлюка! Подойди, не ссы. Не трону.
Лиза, проходя мимо, задержалась на чуток.
— Ганюшка, ты бы хоть умылся. Ведь на тебе лица нету.
— Зря скалишься. Шустрая, да? Всех перехитрила, да? А того не знаешь, что давно на крючке.
— О чем ты, Ганюшка?
— Чего говорить... Я по-доброму тянулся, а ты вон как — кактусом по тыкве... Что ж, погуляй малек, недолго тебе.
— Загадки твои мне непонятны, Ганечка.
— Брось кочергу, иди ближе. Чего важное скажу, не пожалеешь.
— Не верю тебе, дорогой. Сколько раз обманывал.
Вышла на улицу и прямиком, не таясь, направилась к больничному корпусу. В здание вступила с парадного подъезда, минуя "иномарки", между которыми группками по двое, по трое прохаживались отважные, горделивые парни со стриженными затылками — маленькие и большие копии Гани Слепня. Сегодня их скопилось больше, чем обычно. С десяток крытых фургонов вытянулись караваном вдоль подъездной аллеи.
Внутри корпуса все как в обычной больнице: приемное отделение, аптечный ларек, сияющий импортной витриной, покрытые дерматином убогие скамейки вдоль стены. У окошка регистратуры небольшая очередь посетителей, запись на прием к врачам. Специфический больничный запах.
Кабинет Поюровского на третьем этаже. В приемной сидела секретарша в белом халате, с выпученными, как у глубоководной рыбины, глазами. Увидя Лизу, суматошно замахала руками.
— Что вы, что вы, к нему нельзя!
— Почему?
— Василий Оскарович занят, занят!
— Я по личному делу, — гордо сказала Лиза. — У меня назначено.
Не обращая внимания на кинувшуюся к ней заполошную секретаршу, Лиза вошла в кабинет. Доктор расположился за письменным столом, боком к двери, закинув длинные ноги на сиденье кресла. Говорил по телефону, лицо отрешенное, злое. Лизу не заметил или сделал вид, что не заметил. Как раз когда Лиза вошла, рявкнул:
— Что значит — отбой? Вы что там все, белены объелись?! Где Крайнюк?
Ответ привел его в еще большую ярость: он начал шарить по столу в поисках сигарет.
— Вы что несете? Вы отвечаете за свои слова?!
Невидимый собеседник, похоже, отвечал за свои слова, потому что какое-то время Поюровский внимал молча, на глазах бледнея, потом, буркнув:
— Хорошо, сейчас приду! — положил трубку на рычаг.
Лиза подала ему сигареты и зажигалку. Он окинул ее пустым взглядом.
— А, это ты? — произнес без удивления. — Может, объяснишь, что происходит?
— Что вы имеете в виду?
— Только что мне сообщили, Крайнюка и Клементину кто-то пристрелил в ординаторской... Такое может быть?
Лиза обошла стол.
— Вряд ли, — сказала она. — Кто же осмелится?
Они же ваши ближайшие помощники.
Нервным движением Поюровский щелкнул зажигалкой.
— Ладно, это мы выясним... Ты чего явилась?
— Не могу ждать, — потупилась Лиза. — Вся горю.
Видите, переоделась во все новое.
Поюровский тупо ее разглядывал, сморщась, будто готовясь зарыдать. Явление чистейшего женского идиотизма оказалось выше его сил.
— Как тебя там... Королькова... У тебя что, совсем крыша поехала?! Или издеваешься?
— Пожалуйста, дорогой Василий Оскарович! Дайте руку. Умоляю!
Оторопев, он позволил ей завладеть правой рукой.
Лиза небольшим усилием вместе с креслом передвинула его ближе к батарее и пристегнула за кисть к трубе изящным супербраслетом, который невозможно ни распилить, ни отпереть, не имея ключа.
— Ты что делаешь? — поинтересовался Поюровский. — Что это за штука? Да ты в самом деле невменяемая. Ну-ка сними сейчас же, а то так дам по башке — мало не покажется.
— Не волнуйтесь, дорогой Василий Оскарович.
Я только сделаю один звоночек, и все вам объясню.
— Какой еще звоночек?! — заревел совершенно обескураженный Поюровский, дернулся, но не тут-то было. Как Прометей к скале, он оказался надежно прикован к батарее. Лиза устроилась с телефоном в сторонке, где Василий Оскарович не мог ее достать.
Набрала номер некоего Влада Ивантеева, капитана с Петровки. Этим номером когда-то наделил ее Сергей Петрович, еще в эпоху "Тихого омута", на случай, если вдруг понадобится скорая помощь вооруженных людей.