– Ты не ответил, Митенька. Почему меня не бросил? Пожалел?
   – Давай не будем, – сказал он.
   По Митиным прикидкам, если делать в сутки по пятьдесят – шестьдесят километров, не ломать ноги и не поддаваться на Дашкины уговоры пожить денёк в каком-нибудь райском уголке, им оставалось преодолеть не больше тысячи километров. Никаких проблем. Поселения попадались всё реже, иногда за два-три дня не встречалось следов человеческого присутствия, зато леса и водоёмы превратились в продовольственные кладовые: грибы, ягоды, рыба, непуганая мелкая живность, которая сама шла в руки. В буквальном смысле. Однажды в речной заводи, зайдя по колено в воду, они с Дашей за полчаса накидали на берег с десяток то ли лещей, то ли жерехов, упитанных, жирных, вялых от перенасыщения радиацией.
   В ту ночь, обожравшись рыбой, запечённой на углях, долго лежали без сна на еловой подстилке, любуясь звёздным небом. Обоим было хорошо, как никогда прежде. Наркотическая хмарь предыдущей бессмысленной жизни давно повыветрилась, и они чувствовали себя словно новорождённые. От этого было немного жутковато. Не убирая твёрдой ладошки из его руки, Даша нарушила привычное необременительное молчание.
   – Зачем? – спросила с печальным вздохом.
   – Что – зачем? – Митя, конечно, знал, о чём она думает, но хотел получить подтверждение.
   – Зачем куда-то идти, когда можно остаться здесь? Погляди, Митя. Лес, река, тихо, чисто. Зверюшки ручные. Или тебе плохо со мной? Зачем возвращаться к людям? Они злые, отмороженные. Мне кажется, я раньше вообще не жила.
   – Ты не жила, и я не жил. Разве в этом дело?
   – А в чём, Митенька?
   – Твои предки тоже не жили, дедки с бабками. Никто в России никогда не жил как хотел. Кроме приватизаторов. Это не причина, чтобы Димыча кинуть. Придумай чего-нибудь получше.
   Митя не заметил, как мимоходом нарушил вторую заповедь изменённых. Не вдумывайся в слова – вот что она гласила. Хуже будет. Даша мягко попеняла:
   – Ты слишком быстро вернулся, Митенька. Слишком быстро вернулся в прошлое.
   – Ну и что?
   – Ничего. Я рада… Но почему ты меня избегаешь?
   – С чего ты взяла?
   – За целый месяц у нас не было секса. Только один раз, да и то когда спал.
   – Как это – спал и секс? Разве так бывает?
   – По-настоящему только так и бывает. Всё хорошее нам снится, всё плохое происходит на самом деле.
   Верная мысль, подумал Митя. Изменённые всегда счастливы, потому что живут с помрачённым сознанием. Им худо, если не удаётся вовремя принять очередную дозу, но это ерунда по сравнению с тем, что испытывает вочеловеченный. Множество страхов заново поселяются в его душе и отравляют жизнь. И главное, он всегда сознаёт, что ему не уцелеть в том мире, где восторжествовало зло.
   … Настоящая беда, как и крупная удача, приходит всегда неожиданно. Оторвавшись от дикой Печоры, катящей отравленные воды вспять, они со дня на день ожидали, что вот-вот появятся из лесных сумерек сторожевые разъезды. Тому было много признаков. Всё чаще попадались следы от костров, на деревьях встречалиа засеки. Мелкий зверь сторожился, не кидался обморочно под ноги, ища знакомства. На рассвете ноздри улавливали горьковатый жилой дымок. Однажды откуда-то будто из-за тридевяти земель, донёсся собачий лай. В пространстве ощутимо присутствовал свирепый человеческий дух. Стояла макушка лета, они оба к концу пути превратились в дикарей. Исхудали до коричневого блеска, одежда истрепалась, глаза лихорадочно блестели. Оба знали, что дойдут, и не верили в это…
   Брели берёзовым перелеском, след в след, как обычно, Даша впереди. Митя сзади на пять шагов. Девушка что-то грустно курлыкала себе под нос. Под утро в укромной пещере она всё же добилась от Мити секса но вроде сама была не рада. Секс получился грустный. В самый неподходящий момент она вдруг разрыдалась и тут же хлопнулась в обморок. Испуганный, Митя тряс её, колотил по щекам, допытывался:
   – Что с тобой, что? Ты ведь этого хотела?
   – Не этого, – крикнула она. – Отстань от меня урод!
   Митю озадачила её повышенная чувствительность и неожиданная грубость. По дороге он несколько раз возвращался к утреннему эпизоду. Даша отнекивалась, дескать, не лезь, потом кое-как, нехотя объяснила, чте оказывается, есть разница между тем, когда обслуживаешь клиентов, и тем, когда занимаешься сексом бесплатно. Бесплатные занятия сексом причиняют боль, она сама столкнулась с этим впервые.
   – Какую боль? Физическую? – допытывался Митя.
   Не получил ответа.
   Он не спросил, почему она обозвала его уродом. Это как раз ясно. Норма – это мутация, вочеловечение – отклонение от нормы, другими словами, уродство. Конечно, не ей упрекать. Но… женская логика…
   В берёзовом перелеске Митя загляделся на низкие предвечерние облака, вьющиеся по небу, будто стая диковинных птиц с гигантским размахом крыл, – загляделся и не заметил, как Даша, идущая впереди, исчезла, словно провалилась под землю. Так и оказалось. Обнаружив, что её нет, Митя тихонько позвал:
   – Дашка! Дашка, ты где?
   Из-под земли глухо отозвалось: «Митя, я здесь», и наконец он различил узкую, как рана, трещинку в земной коре. Девушка угодила в ловушку, приготовленную для крупного зверя. Так он подумал, но когда подполз к краю и свесил голову вниз, увидел: что-то не так. Яма чересчур глубокая, как колодец, с гладкими, словно отполированными краями, сходившимися конусом вверх. Далеко внизу бледной точкой светила Дашина голова. Если это западня, то какая-то особенная и вряд ли оборудованная человеком. Конус и полировка стен – вот что смущало. Возможно, такая воронка могла образоваться при взрыве пневматической мины, какие миротворцы использовали, выкуривая туземцев из пещер. Что то Митя слышал об этом, но точно не помнил. Да это было сейчас и не важно. Надо поскорее вызволить «матрешку».
   – Эй, Даша, – окликнул он, – Ты целая? Руки, ноги не поломала?
   – Всё хорошо, – услышал из земной толщи. – Вытащи меня, Митя, тут что-то плохое бродит.
   Он не стал вдумываться в её слова. Кто там мог бродить в глубине, чушь какая-то. Уже прикинул, что бечёвка, которая в ранце, не годится, чтобы вытащить «матрёшку». Лучше срубить подходящую тонкую берёзку и опустить в яму. Поднялся на ноги, обернулся и увидел перед собой в двух шагах здоровущего медведя. Хозяин тайги укоризненно покрутил башкой, похоже, осуждая его, Митю, за легкомыслие. Митя не удивился, что тот подкрался неслышно, медведь – великий охотник, но поразился, что, кажется, улавливает мысли и намерения зверя. Мысли плохие.
   «Значит, на людишек ямку нарыл, – не сказал, а подумал Митя. – Но зачем? Ты же не людоед».
   «Для порядка, – ответил медведь, – чтобы совместить границы бытия».
   Почудился или нет Мите этот разговор, но когда он полез за топором, медведь протянул лапу и толкнул его в грудь. Несильно, но точно. И с той же укоряющей усмешкой. Митя кувырнулся в яму и на лету успел подумать, что раздавит «матрёшку», если… Но Даша посторонилась, и Митя аккуратно приземлился на корточки, потом шмякнулся задом, да так, что в затылке хрустнуло.
   – Ой! – сказала Даша. – Вот и ты, любимый.
   – Да, я, – с достоинством отозвался Митя. – Ну, покажи, кто тут бродит?
   – Сам услышишь… Зачем ты это сделал? Как мы теперь выберемся?
   – Сделал и сделал. Соскучился…
   На дне ямы – свалка древесного мусора, смягчившего удар. Размером она по низу – метра три в диаметре, не тесно, просторно. И действительно, такое ощущение, будто рядом кто-то дышит. Митя обследовал стены, простучал глину, слепившуюся в камень, костяшками пальцев. В некоторых местах звук замирал, в других чуть прозванивал. Там явно были полости, и именно там кто-то копошился, попискивая и сопя.
   – Что, что? – торопила Даша.
   – Не блажи. Кроты ходы роют, что ещё?
   Сам обеспокоился не на шутку. Кто из руссиян не слышал об ужасных существах, их называли землеройками, – пожирателях мертвечины, разорителях кладбищ. О них писали в газетах, пугали ими непослушных детей, но в натуре их никто не видел. Если землеройки существовали на самом деле и если воронка их, то им с Дашей недолго осталось мучиться. В голову пришла бредовая мысль: а что, если медведь и землеройки действуют заодно? Медведь сверху поставляет пропитание, а землеройки что-то отдают взамен.
   Даша прижалась к нему, мелко дрожала.
   – Митенька, ну зачем ты прыгнул? Ну пожалуйста, скажи?
   – Поскользнулся.
   – И что с нами теперь будет?
   – Ничего. Как-нибудь выберемся.
   – Охотники придут, да?
   – Может, они, может, кто другой… Не волнуйся. Помнишь, как старики говорили: ещё не вечер.
   – Ага, говорили. Среди ночи. Скажи лучше правду, Митенька, нам крышка?
   – До этого далеко, – авторитетно соврал Митя. – Но если даже так, чего особенно трепетать? Не деньги отнимут, всего лишь жизнь.
   На эти слова Даша ответила значительно позже, когда после неудачных попыток прорубить топором ступеньки в наклонной стене они лежали, обнявшись, на сырой глине, пытаясь уснуть.
   – Митя, Митенька?
   – Чего тебе ещё?
   – Митенька, мне так хорошо с тобой, не хочется помирать. Ну почему, почему?
   – Что – почему?
   – Почему, когда хорошо, после обязательно бывает ещё хуже?
   Она права, что тут возразишь. Тёплая волна печали прихлынула к его сердцу.
   – Не нами придумано, – сказал он. – Так мир устроен. Постарайся уснуть, дорогая.

Глава 14 Год 2024. Люди и звери (продолжение)

   Без еды и питья, в сырости и холоде на третьи сутки они начали унывать. Никакие землеройки не появлялись, хотя шуршание и попискивание за стеной не прекращалось, причём со всех сторон. Они не признавались друг другу, но у обоих было чувство, что сотни крыс с нетерпением дожидаются, пока они ослабеют настолько, что можно будет приступить к трапезе. Изредка сверху свешивалась косматая медвежья башка, наблюдала за ними. Митя его окликал: «Эй, косолапый, вытащи нас отсюда. Поговорим».
   Медведь недовольно сопел, презрительно фыркал и исчезал.
   На третий день, словно по наитию, Митя взял топор и врубился в то место, где – по звуку – находилась самая глубокая полость. Земля поддавалась легко, за несколько минут лаз был расчищен. Шуршание и писк моментально стихли. Перед ними открылся проход с такими же гладкими, утрамбованными стенами, как и у конусообразной ямы, куда они провалились. По нему вполне можно было передвигаться на четвереньках.
   Митя пополз первый, Даша за ним. Вскоре темнота сгустилась настолько, что Митя, оглянувшись, не увидел Дашу. Ночное зрение больше не справлялось с могильной чернотой. И время замедлилось, почти остановилось. Митя не смог бы определить, сколько они ползут – час, два или сутки. Даша то и дело хватала его за ноги. Это нервировало.
   – Ты что, боишься заблудиться? – бросил он зло.
   – Прости, – пробормотала она. – Я не нарочно, просто натыкаюсь. А куда мы пробираемся?
   – Ещё раз так спросишь – получишь, – огрызнулся Митя.
   Вечности не прошло, как добрались до подземного бункера с низким потолком, куда вывалились из лаза один за другим. В бункере стоял стол с компьютерной приставкой, металлический сейф старинного образца с электронным кодовым набором – и больше ничего, если не считать пластиковой бутылки с минеральной водой на крышке сейфа, словно предусмотрительно поставленной для случайных, изнемогающих от жажды гостей. Даша стремглав кинулась к этой бутылке, Митя едва успел вырвать её у неё из рук.
    Ну что ты, дай! – заныла «матрёшка». – Это же вода.
   Митя не посчитал нужным ответить. Больше всего его поразило освещение, бледное, призрачное, сочившееся, казалось, прямо сквозь стены. Что это, как, откуда? Вообще, где они?
   Следом возник ещё более тревожный вопрос: кто они? Те ли они с Дашей, кем себя представляют? Привыкший к перевоплощениям, он легко мог представить, что всё их путешествие, как, возможно, и встреча с Истопником, и дни, проведённые на болоте, всего лишь игра воображения, а на самом деле они (или он один?) стали участниками (жертвами!) эксперимента и все их действия корректируются оператором, сидящим за пультом психотропного манипулятора. От этой мысли по волосам пробежал слабый электрический разряд. Он слышал об этих опытах, когда ошивался в Москве. Многие руссияне, будучи давно покойниками, тем не менее продолжали виртуальное существование и даже внешне оставались людьми с обычными физиологическими проявлениями: жрали, совокуплялись, добывали дозу…
   – Кажется, нас ведут, – произнёс он, без сил опустившись на земляной пол.
   – Кто ведёт? Куда? – обеспокоилась Даша. – Митенька, что с тобой?
   – Со мной ничего. – Он разглядывал её с тяжёлым подозрением. – А с тобой?
   – Митенька, – Даша присела рядом на корточки, – давай попьём водички, тебе сразу полегчает. У тебя мозги прочистятся.
   Митя открыл бутылку, понюхал, налил каплю на ладонь, слизнул и вылил воду на пол. На нежном Дашином личике отразилось такое горе, словно у неё оторвали ноги, лишив тем самым возможности существования.
   – Зачем? – спросила она с тоской.
   – Ни цвета, ни запаха, – ответил Митя. – Универсальный модификатор.
   – Не знаю, что это такое, но, по-моему, Митенька, ты спятил.
   Митя поднялся, подошёл к столу, потянулся к компьютеру, но в то же мгновение вспыхнул монитор и на экране возникла предостерегающая надпись: «Не трогай, придурок. Изувечу».
   Митя, помешкав, отстучал на клавишах: «Кто ты?»
   Ответ не заставил себя ждать: «Не твоё собачье дело. Сам-то ты кто?» Митя отщёлкал: «Мы бродячие. Идём куда глаза глядят. Никого не трогаем. Помогите нам».
   Дальше разговор с компьютером пошёл в убыстрённом темпе, и почему-то Митя знал, что его нельзя замедлять.
   Компьютер: «Помочь можно, почему не помочь. На халяву не надейся, придурок».
   МИТЯ: «Что вам нужно? У нас ничего нет».
   КОМПЬЮТЕР: «Сколько у вас крови на двоих?»
   МИТЯ: «Литров десять. Мы недоенные».
   КОМПЬЮТЕР: «Сольёшь половину – столкуемся».
   Митя оглянулся на рыжую, которая стояла за его спиной с открытым ртом и вытаращенными глазами.
   – Закрой рот, – посоветовал он. – Воробья проглотишь.
   – Митенька, что это?
   Митя пробежал по клавишам: «Предложение бессмысленное. Без крови сдохнем».
   КОМПЬЮТЕР: «Вольёшь плазму. Посмотри направо».
   Митя глянул и заморгал, протёр глаза ладонями: нет, не мерещится. В углу образовался стеклянный сосуд с пузатыми боками, наполненный тёмно-коричневой жидкостью. Только что его не было. Подумал: что-то тут опять не вяжется. Те, кто разговаривает с ним через компьютер, по всей видимости, всемогущи, раз способны на такие штуки, как фантомная материализация. Зачем им торговаться? Они и так могут сделать с ним что захотят.
   «Я согласен, – написал он. – Как обменяемся?»
   КОМПЬЮТЕР: «Ещё условие. Девка лишняя. Ей плазмы нет. Дальше пойдёшь один. Понял, придурок?»
   Его внезапно озарило: это тест. Безусловно тест. Медведь наверху, поскрёбывание землероек, конус-ловушка – всё это условия психотропного теста. Его испытывают, но кто и с какой целью? Вряд ли миротворцы, с какой стати им забираться в такую глушь? А возможно, и они. Возможно, тест предполагает погружение бывшего гомо советикуса в природные условия.
   Митя обернулся. Даша смотрела на него почти как мёртвая, почти как свинченная.
   – Соглашайся, Митенька. Спасайся один.
   Митя потрогал её плечо, шею. Живая, дышит. Но он уже не доверял своим ощущениям. На монитор вывел: «Подавитесь своей плазмой, подонки».
   КОМПЬЮТЕР (С НЕДОВОЛЬНЫМ УРЧАНИЕМ): «Не дури, парень. Не заставляй идти на крайние меры. Нужно, чтобы отдал кровь добровольно. Кислая не годится».
   МИТЯ: «Или отпускаете обоих, или никого».
   КОМПЬЮТЕР: «Твоё последнее слово, придурок?»
   МИТЯ: «Да, умники. Последнее».
   КОМПЬЮТЕР: «Ты ещё не знаешь, что такое боль».
   В ответ Митя отстучал одну из тех оскорбительных фраз, за которые по колониальному биллю полагалось четвертование, после чего монитор, покрывшись стыдливой рябью, потух.
   Даша тихонько всхлипывала, по-старушечьи сгорбясь.
   – Что ты наделал, Митенька, что ты наделал!.. Они нас теперь запытают.
   – Кто такие, догадываешься?
   – Какая разница? Они – те, против кого мы бессильны. Посмотри… – Она показала на лаз, откуда они вывалились: обратного хода больше не было – лаз затянулся железной решёткой.
   – Круто, – восхитился Митя. – На ходу подмётки режут.
   Он подошёл к решётке, подёргал – настоящая или морок? Вроде настоящая, прочная, руки холодит. Если только он сам не проекция, не подобие прежнего Климова. Если они все – и он, и «матрёшка», и всё остальное – не перемещены в условный мир, где только кажутся себе реальными. Или ему одному показана новая условность как прежняя реальность. Или… Если… Очень много «или» и «если»… Чтобы сохранить рассудок (если это рассудок, а не что-то тоже уже иное), следует утвердиться в чём-нибудь одном: либо ты в первоначальной жизни, либо витаешь в Интернете. Совмещать два полюса, пребывая в расщеплённом сознании, долго невозможно. Он помнил, как это бывает. Раздвоенный подходил к стойке, брал кружку пива, подносил к губам и бесшумно взрывался, аннигилировался, оставляя после себя облачко сизого дыма и расколотую кружку на полу. Раздвоенные, расщеплённые – самые безобидные и недолговечные существа.
   – Эй, Дашута. – Митя стряхнул мозговую мутоту. – Как думаешь, кто тут колдует? Против кого мы бессильны?
   – Их много, и они разные. – Даша подошла и тоже подёргала решётку. – Митенька, а мне здесь нравится. Здесь лучше, чем в других местах.
   – Чем лучше?
   – Больше некуда бежать. Добегались. Каюк. Давай напоследок займёмся сексом. Если нам позволят.
   В её глазах переливалась лиловая невменяемость, предвестница абсолютной свободы.
   – Возьми себя в руки, – разозлился Митя. – Нельзя поддаваться.
   – Почему нельзя, Митенька? Как раз можно. Поддашься – и уже в раю. Пусть сопротивляются изменённые, а мы с тобой опять люди… Хочешь верь…
   Досказать она не успела – осветился монитор, на нём незатейливые слова: «Ещё не подох, придурок?»
   Митя поспешил к столу, опустил пальцы на клавиши.
   «Почему обзываешься? Я же не называю тебя механической скотиной, какая ты есть на самом деле».
   По экрану прошла голубоватая рябь, выражающая, возможно, удивление.
   КОМПЬЮТЕР: «У тебя есть самолюбие? Этого не может быть».
   МИТЯ: «Много ты понимаешь, электронная чушка».
   КОМПЬЮТЕР: «Сосредоточься, парень, на связи Судьбоносный».
   МИТЯ: «На…ть на вас на всех».
   КОМПЬЮТЕР: «С прибытием на независимую территорию, Дмитрий Фёдорович».
   От этих слов Митя ощутил тягостную истому, как при гипнозе.
   «Кто ты?» – с усилием отбил ответ.
   КОМПЬЮТЕР: «Не важно. Узнаешь, когда приготовишься к постижению. Пересчитай пальцы на руках. Сколько их?»
   МИТЯ: «Десять. Я человек».
   КОМПЬЮТЕР: «А теперь?»
   Митя поднёс руки к глазам – пальцев стало много, лес густой. Даша подсказала:
   – Куражатся, Митенька. Хотят ошеломить.
   Множеством пальцев, раскоряченных в разные стороны, Митя напечатал: «Чего добиваетесь?»
   КОМПЬЮТЕР: «Как себя чувствуешь, Дмитрий Фёдорович?»
   МИТЯ: «У вас ничего не выйдет. Я не сойду с ума».
   КОМПЬЮТЕР: «Почему так уверен?»
   МИТЯ: «По опыту. Мозг законсервирован».
   КОМПЬЮТЕР: «В каком состоянии эмоциональный фон?»
   МИТЯ: «По шкале Багриуса – 8 единиц».
   КОМПЬЮТЕР: «Откуда такие познания?»
   МИТЯ: «Переподготовка в центре Клауса. Пересадка гипоталамуса».
   КОМПЬЮТЕР: «Когда вернулась память?»
   МИТЯ: «Окончательно – только сейчас».
   Даша пихнула кулачком в спину.
   – Митя, Митя, очнись! Почему дрожишь?
   – Заткнись! – цыкнул Климов. – Не лезь не в своё дело.
   Он сознавал важность происходящего. Компьютерный допрос был не просто допросом, каким-то новым переходом. Он действительно обрёл дальнее зрение и припомнил своё пребывание в суперсекретном центре по кардинальному перевоплощению. Увидел себя тонущим в канализационной жиже с двумя крысами-гигантессами, вцепившимися в правое бедро. Впоследствии, утратив память, гадал, откуда взялись узорчатые, будто наколка, шрамики.
   КОМПЬЮТЕР: «Истопник знал об этом?»
   Митя боролся с нахлынувшей сонной одурью. Значит, этот бункер не что иное как испытательный стенд. «Не знаю никакого Истопника».
   КОМПЬЮТЕР: «Не сопротивляйся, побереги силы. Мы друзья. Мы не причиним зла».
   МИТЯ: «Вы – друзья? Поймали в каменный мешок, подсунули яд вместо воды – и вы друзья? А враги тогда кто?»
   Экран пожелтел: признак смущения, что ли? Митя всё больше воспринимал компьютер как живого собеседника, улавливал его настроение. Может, зря похвалился, что не сойдёт с ума? Может, это уже пройденный этап?
   – Посмотри на себя! – Суетливая Даша поднесла сбоку круглое зеркальце (откуда взяла?).
   Митя поглядел и не узнал своей рожи. Что-то чужое, со вздыбленными волосами, с потухшими глазами, с фиолетовыми полукружьями до середины щёк.
   – Не понимаешь, да? – прошипела бесценная «матрёшка». – Они высасывают, высасывают.
   КОМПЬЮТЕР: «Не обижайся, Дмитрий Фёдорович. Обычная проверка. Мы не вступаем в контакт без предварительного обследования. Нам нужна ваша кровь. Без принудительной блокировки».
   Кто бы с ним ни разговаривал, он был прав. В свободной России, где Митя прожил двадцать с лишним лет, всякая незнакомая вещь могла нести в себе смертельную опасность. Чего уж говорить об одушевлённых существах. Принадлежа к порабощенной расе, Митя знал об этом лучше других.
   «Кровь берите, девушку оставьте со мной», – передал дрожащими от недавнего размножения пальцами.
   «Условие принято», – мгновенно отозвался экран.
   – Митя, держи меня! – истошно крикнула Даша.
   Повернувшись, он едва успел подхватить её на руки и вместе с ней повалился на пол. Бункер потихоньку завибрировал, а потом заходил ходуном, как вагончик подземки на допотопных электрических рельсах. «Обними меня крепче, любимый», – вот что услышал Митя напоследок.

Глава 15 Наши дни. Воспоминание о будущем

   Оставалось попрощаться с родителями и оставить им хоть сколько-то деньжат. Бежать было некуда. После истории с Зосимом Абрамовичем беги не беги, догнали бы всё равно. Суть простая: я свидетель преступления, но прямого участия в нём не принял. То есть стал косвенно опасным элементом. Правда, я не был уверен, что убийство состоялось и что это не очередная мистификация, разыгранная для моего вразумления. Я сбежал чуть раньше, бросив шприц, бросив всё, прихватив лишь голову в руки. Конечно, ассистенты генерала Жучихина и охрана склада десять раз могли меня задержать и прикончить, но почему-то не сделали этого. Видно, растерялись, когда я стреканул как заяц, и, возможно, не имели санкции от босса.
   Чего я действительно не понимал, так это зачем тратят на меня столько сил и времени (Сулейман-паша, коммерческий директор Пенкин и другие мелочи), что хотят внушить, кого из меня слепить? Уж не готовят ли в киллеры? А что, вполне возможно. Писатель-киллер. Экзотика, могущая удовлетворить изощрённое тщеславие магната. Заодно насытить его неистощимое любопытство к вывертам человеческой психики. В том, что это любопытство наравне с жаждой власти присутствует в Оболдуеве и частенько подталкивает его к неординарным поступкам, я не сомневался.
   Заехав сначала домой и выудив из-под стрехи все свои сбережения (около трёх тысяч долларов), я сел в машину и без звонка отправился на улицу Кедрова. Старики наверняка были дома, где им ещё быть в половине двенадцатого ночи?
   Да что там в половине двенадцатого, они теперь всегда были дома, если только не выбирались на прогулку, поодиночке или дружной парой. Эти прогулки имели отнюдь не оздоровительное значение, цель была всегда одна и та же – пополнить запасы спиртного. Чего скрывать, мои любимые спивались. Но делали это деликатно, с достоинством, никого не обременяя своими проблемами. На еду и питьё им вполне хватало пенсий и того, что я подкидывал, у них была приличная двухкомнатная квартира в элитной (по прежним временам) двенадцатиэтажной башне, шмотками они обеспечили себя на две жизни ещё при совке, когда оба были уважаемыми членами общества, – донашивай на здоровье. Отец всю жизнь преподавал физику в институте, имел профессорское звание, матушка, с медицинским образованием, работала терапевтом в «районке», и оба принадлежали к славной плеяде интеллигентов-шестидесятников, а этим многое сказано. Поднаторевшие в чтении самиздата, много лет подряд внимавшие ежевечерним руладам радиостанции «Свобода», они были по-настоящему счастливы при правлении Горби и даже некоторое время после воцарения пьяного Бориса. Хотя в их восторженные души уже исподволь закрадывалось подозрение, что всё опять пошло как-то наперекосяк в Датском королевстве. По инерции они ещё долго посещали демократические тусовки, и ещё долго заклинания о свободе, правах человека и общечеловеческих ценностях отзывались в их сердцах щемящей, истомной нотой, вызывая слёзы умиления. Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой. Как известно, всё закончилось быстро и подло. Как и миллионы одураченных в который раз руссиян, прозрев, мои драгоценные родители с изумлением обнаружили, что, как всегда, наподобие знаменитой пушкинской старухи, очутились у разбитого корыта, а власть в бывшей великой державе принадлежит вселенскому ростовщику с погано ухмыляющейся мордой образованного хама. И впереди у вольнодумцев, как встарь, замаячила колючая проволока и дробный перестук через глухие стены каземата.