Аграновский Валерий А.. Вторая древнейшая. Беседы о журналистике

   Но главное, что дал этот прием, - вывод, который я мог сделать с предельной четкостью, суммируя все "траты": мои студенты - народ не меркантильный, но в то же время с явно заниженными потребностями. Я уж не говорю о том, что кроме гардероба и Лебедев, и его товарищи раскрывали передо мной свои характеры, свое отношение к "презренному металлу", свои жизненные планы и надежды. Множество живых человеческих деталей и подробностей, указанных мною в процессе игры, нашли потом отражение в очерке. Потому и называю я вопросы типа только что продемонстрированного вопросами-"кладами".
   С е д ь м о е. Такими же "кладами" можно считать вопросы ситуационные в отличие от статичных. Собственно говоря, игра с десятью тысячами рублей типичный ситуационный вопрос. Он ставит собесед-ника в положение, которое заставляет его действовать, что-то предпринимать, забыв о том, что он сидит в кабинете за столом перед журналистом, который пишет в блокноте.
   - Скажите, если бы вас уволили с работы, что бы вы делали?
   Первая реакция буквальная: как это - уволили? за что? когда? и кто? Дело свое собеседник знает, претензий к нему нет, на работу не опаздывает, скандалит редко и не без повода - недавно, например, поругался с таким-то из-за того-то, но наверху вроде бы разобрались, выводов не сделали... Ах, абстрактно? Ну, если абстрактно, другой вопрос. Уволили бы, памятник им поставил! Потому что истинное призвание собеседника не то, чем он занимается, - а сцена! Да-да, вот уже восемь лет играет в самодеятельном оркестре народных инструментов на кларнете. Ушел бы наконец в профессионалы, и на душе было бы легче, и денег побольше.
   - Если бы вам подарили лошадь?
   Лошадь?! А что, остроумно. Только где ее разместить? Квартира хоть и большая, но на пятом этаже и без лифта, да и к тому же, говорят, что лошадь вниз по лестнице ходить не умеет. Пришлось бы передарить тестю, он бы продал "Москвич", купил бричку и возил пассажиров от вокзала до рынка, у него эта черточка имеется, он клубнику разводит для продажи, недавно собаку отвез на дачу - сторожить...
   - Если бы вам дали Государственную премию?
   А дали бы... она сколько - пять или десять? Взял бы! Чего скрывать? Поехал бы в командировку, как всегда толкачем, и тут же тебе - номер в гостинице: лауреат! А то приедешь - и первые три ночи спи в холле, на раскладушке. Последний раз даже в здание не пустили, а дело было ответственное, вымотался до осточертения: план горел, поставка задерживалась, и директор сказал, что если не "толкнуть", предприятие останется без "тринадцатой"...
   - Если бы вас заставляли бросить жену?
   Хоровод мыслей у собеседника: а почему, собственно, ее надо бросать, кто может заставить? И поток сведений: когда и как познакомились, как замечательно живут, кому бы пришла идея их рассорить, по какой причине...
   Живая жизнь! Попробуйте заполучить ее в журналистский блокнот, задавая статичные вопросы типа: "Ваше отношение к работе? Чем занимаются ваши родственники? Как у вас обстоит с честолюбием? Как относится жена к вашей профессии?..." В результате - страдает блокнот.
   Я часто прошу собеседника представить какую-либо ситуацию. Вместо "лобового": "Скажите, какой у вас вкус?" (и сам не стал бы отвечать на подобный вопрос, будь он мне задан!), спрашиваю: "Что бы вы подарили такому-то в день его рождения? А такому-то?" Вместо: "Ваше отношение к вещам?" интересуюсь: "Скажите, если, не дай Бог, случится у вас дома пожар и можно будет вынести только три вещи, что будете спасать?" Собеседнику, как правило, даже интересно задуматься над тем, о чем он прежде никогда не думал. Он сам себя познает!
   В ту пору, когда я работал над повестью "Остановите Малахова!", я предложил своему герою совершить три чуда. Вероятно, нет нужды цитировать нашу беседу, скажу лишь, что, оказавшись в положении мага-волшебника, мой Андрей Малахов ухитрился вложить в свои три чуда и яростный эгоизм, и трезвый расчет, и горький жизненный опыт, и даже оп-латил векселя, предъявленные ему в свое время родителями. К моменту нашей встречи он уже два года из семнадцати прожитых сидел в колонии. Я думал, новая жизнь успела "разбавить" его старые представления, чуть изменить прежние взгляды, - но нет, заложенное в семье оказалось крепким и устойчивым.
   Но более всего меня поразил вывод, с предельной отчетливостью вытекающий из одного чуда Андрея: Малаховы воспитали чужого для себя ребенка, не пожелавшего родителям не только вечной, но даже долгой жизни. А казалось бы: маг-волшебник, три чуда - игра!
   В о с ь м о е. "Девять авторов открытия, девять непохожих друг на друга людей; я говорил с каждым из них и каждого просил дать характеристику восьми остальным. Получилось, как в шахматном соревновании по круговой системе: каждый "сыграл" со всеми по одной партии. Я чувствовал, что все они испытывали при этом какую-то неловкость, но убедился в предельной справедливости их оценок и даже беспощадности. Если кто-то и отмечал в ком-то недостаток, то по сумме восьми характеристик этот недостаток либо смягчался, либо даже переходил в достоинство. "Упрям как осел", - сказал категорически один. "Упрям и упорен", - сказал другой. "Усидчив", - сказал третий. "Настойчив", - сказал четвертый. "Напорист", - пятый. "Потянет любую работу", - шестой. "С железным характером", - сказал седьмой. И последний закончил: "Ему можно доверить все!" Гамма красок, спектр оттенков... [2]
   Это кусочек из документальной повести "Взятие сто четвертого", посвященной физикам Дубны. Метод, условно называемый мною "шахматным турниром", хорош, когда собираешь материал о микроколлективах: заводской бригаде, экипаже самолета, соавторах открытия, театральной труппе, учебном классе и т. д. Короткие характеристики, взаимно розданные членами коллектива, во-первых, дают журналисту те самые предварительные сведения о людях, с которыми впоследствии он будет вести разговоры, и, во-вторых, сами по себе довольно часто используются в очерке при описании отношений внутри коллектива.
   Но к краткой характеристике, так сказать "назывной", я прибегаю только в "шахматных турнирах". Во всех прочих случаях добиваюсь расшифровки. Положим, мой Лебедев, характеризуя другого студента, сказал: "Он очень независимый, для него не существует авторитетов". - "Докажите!" - немедленно предложил я. "А как это доказать?" - "Очень просто: начните со слова "однажды". Ведь если я напишу в очерке "независимый", читатель мне не поверит!" Лебедев, помню, задумался. "Ну хорошо, - сказал. - Однажды он опоздал на лекцию и вошел в зал, когда триста человек уже писали, а лектор вещал. И тогда он, громко топая подкованными ботинками, прошествовал на свое место. Годится?"
   Слово "однажды" воспринимается мною как ключ к кладовой, где лежат необходимые "живые" детали, лучшие доказательства, любые характеристики.
   Д е в я т о е. Не могу исключить из техники разговора и вопрос-"провокацию" типа "украденной" работниками чешского телевидения вагонетки с людьми. Например, беру лист бумаги, незаметно от собеседника пишу несколько слов, затем переворачиваю написанное текстом вниз и говорю не моргнув глазом:
   - Скажите, это правда, что вы скряга?
   Нет предела возмущению собеседника: "Я - скряга?! Да кто вам сказал такую глупость! Зайдите ко мне домой, посмотрите, как я живу: у меня один костюм, а у детей по три! Транзистор? Валяйте! Жене и дочери по свитеру? Мне не жалко! В театр? Только в партер! Зарплата? В серванте, который не запирается. В заначке, вы не поверите, оставляю пятерку! На работе скидываемся - никогда не считаю! Это, наверное, Сарычев вам сказал, так я с ним из принци-пиальных соображений в компанию не вхож: он форменный алкоголик! Но чтобы я хоть раз кому на по-дарок или в долг не дал. Вот Сарычеву - не дам, потому что он, кроме прочего, еще к директору бегает, мы при нем слово боимся сказать..."
   Когда собеседник выложился, я прошу его перевернуть лист бумаги и прочитать, что там написано: "Уважаемый Имярек, не обижайтесь, никто мне о вас плохо не говорил, это всего лишь журналистский прием". - "Ну, даете! - может сказать собеседник. - Выходит, у каждой профессии свои хитрости?"
   И вообще, спор как метод беседы весьма плодотворен. Это отметил еще А. Аграновский в своих "Записных книжках": "Вся русская литература начиналась с "не" - отрицания, диалога, спора..." Я тоже никогда не тороплюсь согласиться с собеседником, даже если всей душой на его стороне. Он злится, негодует, поражается моему непониманию, растолковывает, приводит все новые и новые доказательства, нервничает, бросает на стол карандаши - ничего, и ему, и мне надо потерпеть. Во имя общего дела. В итоге все инциденты оказываются исчерпанными к обоюдному удовольствию.
   Д е с я т о е. Верить или не верить собеседнику? Как определить, говорит он правду или, скажем, слегка привирает? Здесь, очевидно, многое зависит от нашей интуиции, от суммы сведений, которыми мы располагаем о собеседнике, от его внешнего вида и манеры говорить, от степени его независимости - набор данных, влияющих на уровень нашего доверия, вряд ли исчерпаем.
   Но, мне кажется, единственный способ гарантировать себя от всяческих недоразумений - это исходить только из того, что подтверждается объективно. Как говорил один мудрый, опытный адвокат, "выслушай все стороны, взвесь обстоятельства, а потом еще раз их взвесь и приди к выводу, что нужно вновь выслушать все стороны". Этот принцип, сформулированный для участников судебного процесса, на мой взгляд, полезно было бы взять на вооружение и журналистам.
   О д и н н а д ц а т о е. Чем пользоваться газетчику: блокнотом, диктофоном или памятью? Дело сугубо индивидуальное. Я, например, пользуюсь блокнотом. Не доверяю своей памяти. Пишу сразу, параллельно рассказу собеседника, не стесняясь, иногда даже не поднимая на него глаз, если некогда, - а что делать? Способ, конечно, несовершенный, сковывающий партнера. Но потом к нему привыкают. Я заметил: даже входят в ритм. Пишешь - собеседник говорит, прервал писанину - и тут же он умолкает. Чтобы не сбить его с ритма, в тех случаях, когда кон-кретный кусок рассказа мне не нужен, а переделывать вроде неудобно, я все же не перестаю писать в блокноте, но заполняю его описанием внешнего вида рассказчика, манеры говорить, атрибутов кабинета и прочего, что, кстати сказать, мы часто забываем фиксировать, а потом, если удается, с великими трудностями восстанавливаем по памяти.
   Лично я за блокнот, потому что в него есть возможность писать самое важное и самое главное. Можно сразу, по ходу записи, сортировать материал, производить его первичную обработку. Память тоже это делает, но, согласитесь, с большими потерями. А диктофон в этом смысле туп. Но я против диктофона еще и потому, что он куда больше пугает, сковывает, настораживает собеседника, чем блокнот. От наших записей, думает собеседник, он всегда может "отпереться", а вот попробуй от пленки! Кроме того, журналист, пользующийся диктофоном, напоминает художника, рисующего натуру с цветных фотографий, которые он сам предварительно делает. Ведь пленка все равно нуждается в прослушивании и переписке, с нее очерки не сочиняются. Впрочем, кулик всегда хвалит свое болото, а как его хвалить, не ругая со-седние? Диктофон - современное вооружение со-временного журналиста, против научно-технического прогресса не попрешь, каковы бы ни были твои симпатии. По всей вероятности, я напоминаю сейчас врача, который доверяет своему уху больше, чем самому усовершенствованному стетофонендоскопу, - при этом он должен понимать, что его ухом может пользоваться только он сам. (Кто-то из социологов, наверное в шутку, провел исследование и установил, что мужчины, курящие "беломор" и никогда его не меняющие, предположим, на сигареты, бреются безопасными бритвами: сказывается консерватизм характера, не признающего ничего "нового". Добавлю от себя, что, если эти мужчины еще и журналисты, они непременно пользуются блокнотами, а не диктофоном. Таким образом, мои рассуждения о технике пользования блокнотом предназначены, будем считать, только для "курящих".)
   Допускаю ситуацию, когда записывать невозможно: в пути, на ходу, на морозе. Делаю тогда в блокноте символические пометки типа закорючек, которые помогают впоследствии вспомнить и записать необхо-димое, но это "впоследствии" должно быть скоро, при первой же остановке. Наконец, и собеседник далеко не всегда разрешает пользоваться авторучкой: как только вытащишь, мгновенно замолкает и ревниво следит за блокнотом. В таких случаях (это быва-ет, как правило, во время бесед с негативными героями) я прибегаю к "уводу в сторону" и к "ложным записям" - методу, которому меня научил мой мудрый старший брат. Я так называл Анатолия, а он, если его спрашивали, как он "ставит" меня среди журналистов, говорил серьезно: "Валерий, безусловно, второй в стране!" "А кто первый?" - неизменно задавался тут же "жгучий" вопрос, на который Анатолий, после паузы, отвечал с небрежной интонацией в голосе: "Ну, первых - много..." Но иногда он говорил обо мне щедро и публично: "Валюшка - это мое второе, исправленное и дополненное, издание!" Я всег-да надеялся, что в первом случае брат шутит, а во втором говорит истинную правду, но, кажется, увы, ошибался...
   Итак, что значит "увод в сторону"? Положим, идет разговор, блокнот спрятан, авторучка тоже. Собеседник достаточно откровенен, руки у журналиста чешутся, но, увы, "вето" на запись наложено. Дело происходит, представим себе, на ферме, потенциальный герой - председатель колхоза. Дошли в разговоре и на самом деле до загона, где находится корова-рекордистка. Вот тут-то и пришло время "уводить в сторону":
   Сколько она дает литров? А в прошлом году сколько давала? А сколько даст в будущем? Как ее зовут? Какова жирность молока? Спокойный у нее характер? Короче говоря, уймища фактологических вопросов. И наконец: - Вы не возражаете, если я запишу?
   Собеседник, естественно, "не возражает", какие у него, собственно, основания противиться записи элементарных сведений, и журналист спокойно вынимает блокнот. Время от времени подбрасывая все новые вопросы фактологического характера, он беспрепятственно записывает и то, что несколько минут назад не смог внести в блокнот из-за решительного протеста собеседника. Аналогичным образом можно "уводить в сторону" и начальника цеха ("Простите, какой принцип действия этого станка?"), и тренера по гимнастике ("Какова технология сальто назад с доворотом на девяносто градусов?"), и народного судью ("Объясните, пожалуйста, что такое дееспособность? А презумпция невиновности?"), и т. д.
   Скажу в заключение, что, конечно, сколько журналистов, столько и методов работы. Однако я убедился: все начинающие и молодые газетчики работают в основном по-разному, а старые и опытные - одина-ково, с небольшими отклонениями. Полагаю, это ес-тественно: жизнь диктует самый рациональный путь, и все мы рано или поздно на него выходим.
   Жаль только, если очень поздно.
   Бессонница
   До сего момента мы вели разговор о методах и приемах сбора материала, но пришла пора сказать несколько слов еще об одной возможности журнали-ста. Вам не приходила мысль сесть за письменный стол и послушать одну очень странную персону: самого себя?
   Впрочем, волноваться нет смысла: патологии в таком разговоре нет.
   Помню, когда услышал (в далеком прошлом) утверждение: если всех нормальных людей переселить в Бедлам, а всех сумасшедших вернуть из Бедлама на Землю, ничего в мире не изменится. Не знаю, не знаю: как говорится, не пробовал. Человек обычно не знает, что он сам себе - клад.
   Могу утверждать только то, что гомо сапиенс очень мало времени думает: за всю долгую жизнь набирается "чистыми" от часа до двадцати часов на круг. Суета пожирает почти все наши секунды, минуты, месяцы и годы. Возможно, процесс мышления на конкретные темы и занимает человека. Пойти - не пойти? Продать не продать? Выступить - промолчать? Жениться, учиться, уехать, умереть? Все эти важные житейские проблемы действительно нас волнуют. На абстракцию ни времени нет, ни желания, тоже.
   Помните, древний анекдот о задумчивом человеке. "О чем вы так мучительно размышляете?" - "Я думаю о Сарочке: давать ли ей согласие на брак с паном Потоцким?" - "А он сделал предложение?" - "Нет, еще не сделал". - "Так о чем вы думаете?!" - "А вдруг сделает?"
   Нам для размышлений остается только бессонная ночь. Или камера-одиночка в ожидании приговора. Предлагаю вашему вниманию одну бессонную ночь, мною проведенную. Но прежде обратимся к моему постоянному спасителю: Владимиру Далю. Вот его объяснение слова "монолог": мысли вслух, беседа в одиночку. (К счастью, даже без намека на шизофрению. Слава Богу!)
   Кстати, вы ведете личный дневник? Рискну представить на ваш суд свой ночной дневничок, опубликованный (кстати, безо всякой командировки и без сбора материала).
   Итак, прошу любить и жаловать мои бессонницы, а можно и не жаловать и не любить. Это уж как вам заблагорассудится.
   ОТ ТРЕХ ДО ПЯТИ... НОЧИ
   Бессонница на политические темы
   · Дать бы каждой политической партии по "Авроре", да по одному холостому снаряду: пусть стрельнут и успокоятся.
   · Талант лидера как государственного деятеля и политика заключается не столько в уровне интеллекта, сколько в безошибочном отборе советников, а уж затем в выборе из предложенного ими.
   · Лично для меня лидер государства имеет политическую перспективу, если "проходит" тест на Сталина: если можно воскликнуть без запинки, как когда-то: "За Родину, за Сталина!" - "За Родину, за Ельцина!", "За Горбачева!", тогда есть шанс выжить, и то не всегда. Но вот "За Родину, за Слюнькова!", "За Зюганова!", "За Тюлькина!", "За Зайкова!" обречены, тут выговорить трудно, и противно, и весь рот в слюнях. Или, к примеру: "Я себя под Анпиловым чищу!", да еще все они "Ильичами" не пройдут, ведь никак не скажешь, как прежде: "Лампочка Ильича", - "лампочка Вольфовича"... Неужели не понимают?! Их именами ни завода не назовешь, ни заставы, ни улицы, а по именам-отчествам выше фермеровского собственного хозяйства не подняться.
   Эй вы - на Олимпе! - как вы все надоели и нам, и самим себе!
   Странная роль в нашем обществе досталась социологам: они не столько выявляют общественное мнение, сколько формируют или корректируют его перед голосованием, поскольку совершенно не учитывают социально-психологический феномен народа. Пример: если мы узнаем, что рейтинг имярек подтягивается к рейтингу Ельцина, мы срочно идаемся при голосовании не на помощь Ельцину, а ПРОТИВ сопер-ника. В итоге не столько побеждает один лидер, сколько проигрывает другой.
   · Иногда мне кажется, что корень национальных противоречий не между народами, а между суффиксами и окончаниями. В самом деле, может, проблема между "дзе", "ович", "швили", "лиев", "аян", "чук", "ов", "ава" и есть главная?
   Парадоксальная идея: враждующие народы обмениваются лидерами, которые со своими детьми и семьями и самыми уважаемыми сторонниками и их семьями живут в чужих столицах по году-полтора. Уверен: пока они будут там жить и возглавлять враждующие страны, им не грозит нападение своих, ни один волос с их голов не упадет, и народы помирятся. Попробуем?
   · Мудрый Монтень рассказал такую историю: "Афинянам надлежало сделать выбор между двумя строителями, предлагавшими свои услуги для какого-то крупного сооружения. Один, более остроумный, выступил с великолепной, заранее обдуманной речью о том, каким следует быть этому сооружению, и почти склонил народ на свою сторону..." Здесь я прерву цитату из Монтеня, чтобы дать возможность читателю насладиться этой историей до конца. Какими доводами спрашиваю вас - привлек на свою сторону народ второй кандидат? - попытайтесь себе представить. Насладились вариантами? Теперь продолжаю Монтеня: "...Первый почти склонил народ на свою сторону. Другой кандидат ограничился такими словами: "Мужи афиняне, что он сказал, то я и сделаю!" Вот и я обращаюсь к вам, мои дорогие сограждане-"афиняне", уже совсем офигевшие от множества сладких слов, обещаний и проектов, не пора ли сказать спасибо тем, кто начал хоть что-то реальное делать и намерен делать дальше?
   · Древние мореплаватели резонно говорили: для корабля, который не знает, в какой порт он идет, никакой ветер не будет попутным. А мы - знаем? Ветры дуют со всех сторон, а нам только бы паруса распустить, как павлиньи хвосты, и весь пафос практически всех известных по именам лидеров фракций и Ко - в свисток.
   · Вечный двигатель (перпетуум-мобиле) социальной несправедливости: люди используют власть, чтобы увеличить свое богатство, после чего используют богатство, чтобы получить еще большую власть, с помощью которой еще больше увеличить богатство...
   · У нас почему-то принято не там ставить точки, говоря: инициатива наказуема. Точка. Рано? Ведь есть разумный конец у этой мысли: инициатива НАКАЗУЕМА ИСПОЛНЕНИЕМ. Вот теперь - точка. Тогда уж давайте договоримся о процедуре: критикуя - предлагай. Предлагая, дай пример исполнения. А то рассвистались без всякой меры...
   Бессонница на экономические темы
   · Ваучеринка все же лучше тайной ваучери.
   · Смысл приватизации заключается в реализации принципа: главное не победа, а участие в дележе наград.
   · Теневик - не обязательно жулик, чаще всего он - предприниматель, который ждет "в тени" стабильности политической жизни общества.
   · Для рассеянного уха (равнодушного, благополучного, популистски настроенного или просто глупого) всякий рынок звучит базаром. Не правильнее ли было бы именовать "рыночные отношения" иначе: "свободными отношениями"? Путаемся в терминологии и переносим путаницу в практику нашей реальной жизни.
   Прейскуранты пробили двенадцать, а рынка все нет.
   · К вопросу о налоговой политике государства: стричь фермеров и предпринимателей - стригите, но, как в парикмахерской: не снимайте скальп, иначе клиентов с прическами больше не будет, а без них и налогов тоже.
   · Закон рынка: прибыль должна идти главным образом на расширение производства, иначе рынок превращается в элементарный общепит с неважным качеством продуктов.
   · Учиться на собственных ошибках всегда поздно и невозможно. Но и учиться на чужих ошибках тоже невозможно. Какой же выход? Избегать ошибок можно с помощью предвидения, а вот предвидеть возможно и с помощью чужого опыта.
   · Свет в конце туннеля можно увидеть, лишь войдя в туннель и пройдя сначала в темноте.
   · Смуту в обществе сеют противники: левые или правые, белые или красные, умные или глупые, псевдопатриоты или истинные патриоты, но закономерность обычно такая: смуту они, конечно, посеют, а урожай от всходов почему-то снимает третья сила. Это сила - диктатура, которая уничтожает противоборствующие стороны. Та из сторон, которая первой готовит для противников телеграфные столбы, первой и висит на них, а уж тот, кто висит, новый столб не поставит: такова логика непримиримой борьбы. Может, лучше искать согласия и не за-ниматься строительством виселиц?
   · С поразительным упорством мы желаем того, что было, или того, что должно быть, но никак не умеем довольствоваться тем, что есть.
   Бессонница на актуальные темы
   · Как жаль, что мы задумываемся о смысле жизни так поздно, когда уже нет смысла об этом задумываться.
   · Первую половину жизни мы страдаем от глупости, вторую - от ума.
   · Подлинные трагедии происходят не на пересечении достигнутого с возможным, а на пересечении достигнутого с желаемым.
   · Если нас действительно интересует, какая дорога ведет к храму, но строительство мы начинаем не с дороги, а с храма, наш интерес теряет всякий смысл.
   · Младенчество, потом детство, потом юность, зрелость, затем старость, а следом за этим начинается обратный путь, но почему-то не в такой же логической последовательности, а сразу из старости в детство. Круговорот в природе?
   · Истина, как и результат вскрытия, становится известна не тому, кто ее домогался.
   · Мы редко задумываемся над такими привычными выражениями, как: "Точность - вежливость королей", "Человек - это стиль" и т. д. Попробуйте переставить слова местами, есть ли разница: "Вежливость - точность королей" или "Стиль это человек"?
   · Иногда изумляешься глубине детских вопросов. Дети мудрее взрослых, и это видно хотя бы потому, что их вопросы всегда содержательнее и интересней, чем ответы взрослых.
   · Величие человека измеряется свободой выбора.
   · Какая разница между "свободой слова" и "гласностью"? Кажется тавтология, но это не так, поскольку разница все же есть: свобода слова - это возможность сказать, а гласность - это возможность услышать сказанное. Все споры и сражения устраиваются не по поводу свободы слова, а по поводу гласности.
   · Зачем еще прислуживаться, если даже жить тошно?
   · Умение размышлять, то есть вступать в диалог с самим собой, есть фундамент нашей нравственности.
   · Мелочи сильны тем, что их много.
   · Предавая друга, предаешь и себя. Следует помнить, что выкупить себя у собственной совести невозможно: совесть, когда она есть, не покупается и не продается, а когда совести нет, то и выкупать не у кого.
   · Запрет оплодотворяет творческую личность, в то время как разрешение чаще ведет к бесплодию. Не потому ли так дружно умолкли вдруг сегодня многие прозаики, поэты, драматурги, композиторы? Известно, что истинный талант обязан быть в оппозиции к существующему строю. Но как быть тем, кто к строю и властям лоялен?
   · Учителя всегда обманывались в учениках, а ученики обычно обманывали учителей.
   · У каждого знака препинания свой характер, и свой образ по отношению к читателю и даже к обществу, причем независимо от времени пользования. Построю свое предположение в виде вопросов, обращенных к читателям: не кажется ли вам, что точка всегда была, есть и будет нейтральна и спокойна к событиям, к которым она адресуется, - бурным, уравновешенным, истеричным? А восклицательный знак обычно кликушествует, зовет или препятствует? Запятая обладает качеством неуверенности, беспомощности, безликости? Многоточие поверхностью, мнимостью умозаключений? Однако не кажется ли вам, что самым продуктивным и содержательным, отражающим поиск и глубинность сомнений, из всех знаков препинания является именно знак вопроса?