Страница:
* * *
Цукуба, Япония
Ноябрь 2006 г.
В этой местности произошло какое-то чудо: 30 лет назад здесь никакого города не было. Теперь тут бурлит жизнь ультрасовременного мегаполиса, все вокруг новое и блестящее и находится наотносительно небольшом расстоянии от Токио, к северу от японской столицы. Сюда можно добраться на поезде. Это один из многих новых городов, построенных в Азии за последние несколько десятилетий. Интересно, сколько на самом деле стоит такой город?
На этой конференции кто-то мог бы, вероятно, мне об этом рассказать. Я приехал на нее по приглашению моего друга Юичи Моригути, выдающегося исследователя, чтобы выступить на ежегодной международной встрече, которая называется «Экобаланс». На нее приезжают многие признанные мировые лидеры в области измерения общего воздействия любого фактора на окружающую среду и определения общих затрат этого воздействия с учетом потребления природных ресурсов, загрязнения окружающей среды и появления отходов. Исследователи, собравшиеся на эту встречу, имеют в своем распоряжении совершенные способы анализа жизненного цикла и могут воспользоваться другими методами, предназначенными для информирования лиц, принимающих решения, о не подвергавшихся ранее численному измерению физических и экономических последствиях промышленной продукции и процессов, причем с учетом этого влияния, что называется, «от колыбели до могилы». Хотя никто, насколько мне известно, в прошлом никогда не оценивал жизненный цикл строительства целого города, я уверен, что умный аспирант мог бы решить эту задачу.
Хотя обработка данных и оценивание влияния устойчивости являются частью моего бизнеса на протяжении уже многих лет, моя цель на этой встрече другая: я буду говорить о том, как донести до остальных важность указанной выше задачи. Это очень непросто, так как надо перевести данные сложной экологической оценки на понятный для обычных людей язык, а также в ходе этого доведения преодолеть многочисленные барьеры, которые такие люди нередко воздвигают, чтобы не услышать информацию, способную их потревожить и тем более вызвать отрицательные эмоции. Здесь, скорее, требуются искусство и стратегия, а не наука, и это отчасти объясняет, почему мы, люди, занимающиеся вопросами оценки устойчивого развития, а я отношу себя к их числу, пока не очень хорошо и умело доносим до широких кругов информацию о результатах своей работы.
Один из способов, который позволил бы добиться здесь успеха, известен: надо перевести все данные в деньги. Есть причина, а на самом деле можно говорить о совокупности причин, по которой люди уделяют больше внимания словам, если вы говорите: «Эти отходы, появляющиеся в процессе производства, обходятся вам в миллионы фунтов / евро / долларов / иен». Когда же вы сообщаете: «Вы каждый день потребляете много ископаемых видов топливаи выбрасываете в атмосферу тысячи тонн С02», такой степени сфокусированности слушателей добиться, как правило, не удается. Другими словами, «монетизация» темы всегда подогревает интерес к ней, и поэтому представление данных в денежном виде означает, что на них скорее обратят внимание, чем при их обычном рассмотрении.
К тому же тема, о которой мы сейчас говорим, сама по себе является очень спорной. Надо учесть и тот очень важный, можно сказать судьбоносный, факт, что как только вы переводите что-то реальное и физическое вроде изменения климата или исчезновения животного вида, во что-то абстрактное, например в денежные единицы, вы вступаете на скользкий путь. Потому что, если вы можете что-то выразить в денежном эквиваленте, считается, что это можно купить, продать или заменить на другую вещь, что порождает ряд головоломок.
Я надеюсь распутать одну из этих образовавшихся головоломок, и поэтому я стараюсь переговорить с большим числом людей и мучаю их своей историей о «морской корове и дисконтных ставках». Реакции моих собеседников существенно разные. Никто из участников этого мероприятия не относит себя к активным сторонникам моего направления, имеются и некоторые идеологические разногласия, которые проявляют себя в методологических терминах. Конечно, рьяных, «правоверных» сторонников защиты окружающей среды в какой-то мере коробит, что я распространяю монетизацию на такие биологические виды, как морская корова Стеллера, или любые другие, которые вымерли или прекратили существование по каким-то другим причинам.
Но самый большой шок вызвала у меня реакция одного ведущего европейского ученого, специализирующегося на экологических аспектах загрязнения окружающей среды, работы которого серьезно учитываются при разработке политики в Брюсселе. Он терпеливо и вежливо выслушал мой экономический доклад. «Ну, я понимаю Вашу позицию, – сказал он мне в конце беседы, – но даже такие значимые события, как исчезновение животных видов, не слишком сильно меня волнуют. Учитывая темпы развития генной инженерии, мы в скором времени сможем восстанавливать утраченные виды, возвращать их к жизни, если, конечно, решим, что инвестиции в такое направление этого стоят. Видите ли, при наличии передовых технологий очень многое, почти все, в природе становится взаимозаменяемым».
Я потерял дар речи. Морские коровы, оказывается, являются «взаимозаменяемыми».
Интересно кем?
* * *
Большая, если не подавляющая, часть проблемы устойчивого развития на практике предусматривает осуществление изменений, которые в полной мере оправданы с точки зрения науки, любви к природе или обеспечения благополучия людей, однако кажутся совершенно иррациональными в экономической перспективе. Зачем тратить деньги на получение солнечной энергии, если гораздо дешевле пользоваться углем? Почему я должен позволить этому слону беззаботно резвиться на природе, где он к тому же может затоптать мои растения и лишить меня урожая, если я могу убить его, продать его бивни и получить достаточно денег, которые позволят мне кормить мою семью в течение следующих трех лет?Подобные вопросы являются не только теоретическими: с огромной скоростью по всему миру создаются новые угольные шахты, а браконьеры каждый день убивают слонов, и все это делается под прикрытием именно тех аргументов, которые приведены выше. Решения, принимаемые при этом, являются «экономически оправданными» даже в том случае, если многим из нас они кажутся совершенно неэтичными.
Наша неправильно развивавшаяся экономическая система столь же огромна и столь же почти неподъемна для изменений, как и наши неправильно развивавшиеся системы производства энергии и промышленного производства, хотя именно они наиболее важны для осуществления преобразований. Даже те, кто наконец-то «проснулись» и отказались от традиционного мышления с его аргументами вроде «Это экономика, дурачок» (лозунг Билла Клинтона в президентской избирательной кампании 1992 г.), не могут освободиться от систем, которые наказывают более умное, с точки зрения этики и соответствия физическому миру, поведение, если оно является иррациональным в той экономической перспективе, в которой все диктуют цены. Скрытые издержки, игнорируемые этой системой, огромны. Но такими же огромными будут и преимущества, которые удастся получить, если мы откажемся от такой системы.
Познакомимся вкратце, например, с историей Малави[38]. Население этой африканской страны на протяжении многих десятилетий практически голодало, и страна зависела от импорта продовольствия. Так продолжалось до тех пор, пока ее руководители не перестали следовать рекомендациям Всемирного банка и ряда других глобальных финансовых институтов, диктовавших им свои условия. «Не субсидируйте свое сельское хозяйство, – твердили банкиры правительству Малави. – Такие субсидии приводят к искажению рынка». Но на самом деле их слова означали другое: «Ваши действия приведут к искажению наш рынок и наши теории о том, как рынки должны работать». Надо сказать, что подобные искажения довольно типичны для международного банковского сообщества. Ведь на самом деле сельское хозяйство является одной из наиболее субсидируемых отраслей в американской и европейской политических системах. По обе стороны Атлантического океана субсидии фермам – одна из политических «священных коров».
А вот бедных фермеров из Малави, считается, можно оставить в одиночестве: пусть сами справляются со своими трудностями. При таких условиях они не могли конкурировать с западными фермерами, и из-за низких урожаев страна была в постоянной зависимости от западного импорта. Такое положение дел сохранялось до тех пор, пока правительство Малави не начало, наконец-то, игнорировать рекомендации, просьбы и завуалированные угрозы международных банкиров и не стало субсидировать своих фермеров.
Очень быстро эта африканская страна расцвела. Через два года она стала, если говорить в целом, экспортером продуктов питания.
Эта история кому-то может показаться устаревшей, десятилетней давности, но она совершенно уместна и соответствует нашим нынешним временам. Малави перешла на самообеспечение и получила статус экспортера продуктов питания, выйдя из категории бедных стран, когда в ней царил голод и властям приходилось фактически просить милостыню у мирового сообщества. Все случилось в 2005 г., когда президент страны после очередного неурожая решил «следовать тому, что Запад практикует», т. е. выдавать сельскохозяйственные субсидии, а «не тому, что он проповедует». К 2007 г. Малави покончила с голодом и помогла накормить своих соседей. Подумайте, как много людей страдало, голодало и даже умирало от недоедания только из-за того, что власти страны следовали идеям и рекомендациям экономистов из Вашингтона и ряда других городов, которые имели возможность почти диктовать условия правительству Малави. Если эти экономисты были бы врачами, их можно было бы отправить в тюрьму за преступную халатность или, может быть, по еще более серьезной статье.
Поэтому изменение нашего мышления, относящегося к экономике, и пересмотр того, что следует считать экономичным, т. е. того, какое «домашнее хозяйство» здесь, на планете Земля, является хорошим, стали вопросом жизни и смерти.
Хотя работа над устойчивым развитием требует большого числа одновременно осуществляемых изменений в технологиях, стиле жизни, образовании и всех остальных сферах нашей жизни, в которых все мы заняты – каждый в своей нише, именно это изменение, изменение в опасной экономике, задающей общую динамику для нашего мира, требует основного внимания и объединения всех наших усилий.
* * *
Выступление на радиостанции KPLU, Сиэтл
13 ноября 1991 г.
Несколько недель назад в ожидании появления в моей жизни новой кредитной карты я почувствовал, что мне нужно срочно получить ответ на важный для меня вопрос: «Что такое деньги?» Поразмыслив над ним, я понял – с удивлением, – что я этого не знаю. Конечно, я знаю обычное определение денег как средства обращения, платежа, меры стоимости и средства накопления. Но эти фразы не передают глубинной сущности денег, их тайного смысла. Они описывают функции денег в нашем обществе, а не то, что они из себя представляют. Поэтому я начал искать интересующий меня ответ.
Мой словарь, к помощи которого я прибегнул, лишь еще больше напустил туману. Слово «деньги» (money) происходит от старого латинского слова moneta, которое означает «наставлять» или «предупредить». Этим словом также называлась древнеримская богиня Юнона. Именно в римском храме, посвященном ей, и чеканили деньги. Почерпнутая из словаря информация не очень меня обнадежила, но я решил, что, хотя и нахожусь лишь в начале моих поисков, я уже получил предупреждение от богов.
Но я продолжал настойчиво вести свои поиски, копал глубже и пытался привлечь к этому процессу пару своих проницательных друзей. Бывший астрофизик Роберт Гилман, который за последние десять лет направлял свой телескоп на экологические и культурные системы, а не на скопления звезд, заявил, что деньги – это «удобный способ потери информации в большом количестве». Когда вы покупаете новую рубашку, у вас нет возможности при этом видеть хлопковые поля, нефтяные скважины, заводы по производству пластмасс и бедных азиатских рабочих, которые внесли свой вклад в появление на свет этого товара, потому что деньги подобную информацию фактически скрывают.
Это была ценная идея, однако ее нельзя было считать тем ответом, который я искал. Поэтому я проконсультировался с Джо Домингесом, в прошлом аналитиком Уолл-стрит, который преподает курс экономики и пишет об этом. «Деньги – это просто жизненная энергия, – пояснил мне свою точку зрения Джо. – Каждому из нас отпущен в жизни свой срок, часть которого, приблизительно треть, мы, как правило, работаем ради денег. Еще одну треть нашей жизни мы эти деньги тратим, а последнюю треть этого срока мы мучаемся от бессонницы, вызванной мыслями о том, что нам не хватает денег».
Я начал понимать, что определение, предложенное Джо, может оказать революционное воздействие на отношение человека к деньгам и работе, но я хотел копнуть эту проблему еще глубже. Под моим давлением Джо рассказал мне историю об одной мексиканской деревне, удаленной от цивилизации, где он жил какое-то время и где люди не пользовались деньгами: во всей деревне в обращении не было ни одного песо. В этих условиях, пояснил Джо, люди прибегали к изобретению денег: «Я поработаю на тебя три часа, а ты взамен дашь мне парочку вон тех рыб», – могли они договориться друг с другом.
Я был озадачен. Почему они просто не могли давать друг другу свое время и свою рыбу? И тут меня осенило: я выяснил опасную правду о деньгах. Они прямо противоположны подаркам. Подарок является выражением любви, доверия и единения. Деньги же, следовательно, отражают наше недоверие, страхи и принципиальную дистанцированность друг от друга. С теми, кого мы действительно любим, мы никогда не думаем о «монетизации» наших обменов: в отношениях с ними мы просто даем и получаем. Но если вы хотя бы чуть-чуть выходите из круга любви и доверия, вам приходится доставать из кармана кошелек.
Поэтому деньги являются не «мерой стоимости», а мерой отсутствия у нас любви.
* * *
Вот, оказывается, из чего сделан наш современный «золотой сундук». Он изготовлен из денежно-кредитных систем, учетных ставок и экономической теории, внушающей нам, почему правильными являются бесконечный рост, постоянно растущее потребление и истощение ресурсов планеты, которого лучше добиться как можно раньше. Созданная система поддерживает – и сама ими поддерживается – множество культурных целей и человеческих ценностей, которые эквивалентны постоянно возрастающему комфорту, роскоши и даже жадности, становящимися фактически смыслом жизни. Результатом такого отношения может быть появление очень красивой вещи, скажем автомобиля, на который приятно смотреть и который к тому же очень быстро двигается. Такая система обеспечивает достойную жизнь примерно половине населения планеты. Она приводит действительно к роскошной жизни, где царят автомобили, компьютеры и имеется возможность отлично отдохнуть. Такой возможностью может воспользоваться примерно около миллиарда человек.Но это очень, очень опасный вариант.
Завороженные этим блеском, соблазненные обещаниями кажущейся вечной молодости, безграничной радости и бесконечной власти, которые искушают нас со всех сторон, мы сами залезли в «золотой сундук». После чего его крышка захлопнулась. Мы уже можем слышать скребущиеся звуки, которые доносятся из этого «сундука».
Глава 4
Убийство Нового Орлеана
Иногда люди обращают внимание на истинное положение дел, но большинство из них предпочитают ничего не замечать и продолжать жить так, словно ничего не случилось.
Уинстон Черчилль
Это произошло 29 августа 2005 г. в обычный рабочий день. Я сидел за кухонным столом и работал над итоговым докладом для важного клиента, когда увидел по телевизору новости, поразившие меня. Я встал, зашел в гостиную и стал свидетелем убийства.
На экране показывали реальную жизнь, хотя она и не воспринималась таковой. Сцены, казалось, транслировались с замедленной скоростью, как это порой бывает в кошмарных снах. Я замер. Хотел отвернуться, но не смог. По телевизору давались все новые и новые ужасные подробности. Некоторые сцены повторялись снова и снова, из-за чего они проникали, казалось, ко мне в мозг, чтобы остаться там навсегда. Репортеры сообщали все больше деталей, а также рассказывали о том, чего непосредственно не показывалось, хотя они обещали, что мы вскоре сможем это увидеть. В конце концов об этом убийстве показали почти все.
Чтобы понять, почему случившееся было очень болезненным для меня, надо добавить, что я хорошо знал жертву. А еще правильнее было сказать, что я все еще был в нее влюблен, что жертва была той «старой любовью», страсть к которой у меня еще не угасла. Когда я смотрел, как происходило преступление, то оказался совершенно подавленным из-за переполнявших меня чувств, прежде всего беспомощности и горя. Они затем возвращались ко мне на протяжении многих дней.
Я долго еще боялся того, что произошло. Как и многие другие люди, я видел признаки несчастья: даже если вы ничего не знали о прошлом жертвы, вы все равно ощущали, что в ее жизни был большой риск, и были почти уверены, что когда-нибудь такое трагическое событие с ней произойдет. И вот оно наступило, и его результаты на самом деле оказались тяжелыми, как мы и опасались.
Но хотя я был свидетелем этого преступления, как и многие другие миллионы людей, основной вопрос о том, что случилось, все еще требовал ответа. Это был вопрос, на который, казалось, никто не был в состоянии ответить, по крайней мере так, чтобы дать исчерпывающий ответ.
Поэтому я задаю свой вопрос еще раз. Кто убил Новый Орлеан?
* * *
В мифе об Исиде и Осирисе, с которого начинается эта книга, мы с самого начала знаем, кто будет убийцей, потому что это давняя история. Но в случае Нового Орлеана и других преступлений против устойчивого будущего нашей планеты истории являются новыми, болезненными и сохраняющими великую тайну. Спрашивать «Кто убил Новый Орлеан?» все равно, что спрашивать «Кто убил последнюю птицу дронт?». Кто несет ответственность за ускоряющееся сокращение площади коралловых рифов и рыболовных угодий? Кого надо предать суду за глобальное потепление? Кому надо предъявить обвинение за развязывание гражданской войны в Африке, ведущей к массовой гибели людей? Кого надо преследовать за исчезновение тропических лесов и тех видов животных, которые в них живут?На некоторые из таких вопросов ответов мы так и не получим. Тем не менее их все равно следует задавать, если мы хотим разобраться с происходящим, не допустить подобных трагедий в будущем и восстановить положение дел после уже случившихся несчастий. При отправке всех подобных запросов мы должны помнить, что следует различать вину и ответственность: это не одно и то же. Вполне вероятно, что действие каких-то сил было неизбежным и что виновных в произошедшем нет, но если никто не несет ответственность и не готов дать ответ, изменения становятся невозможными.
Для многих быстрым и простым ответом на вопрос «Кто это сделал?» является вариант «Это сделали они», причем слово «они» трактуется достаточно расплывчато. Часто под «они» понимают правительства или ту или иную группу представителей правящей экономической элиты, или «людей с корыстными интересами», или отчаявшихся бедняков, или давних и хорошо известных претендентов на исполнение этой роли – людей, преступивших закон, а порой в этом качестве фигурирует та или иная комбинация перечисленных выше подозреваемых. Иногда приходится слышать и другой ответ – «Мы сами сделали это», означающий, что все мы в той или иной мере несем ответственность за происходящие трагедии, позволяя им случится или всего лишь выступая пассивными свидетелями, даже если мы бессильны и никак не можем их остановить.
Но ни возложение вины на непонятных «они», ни перекладывание бремени ответственности на плечи бесформенной массы «мы» не помогают понять сущность происходящего, особенно в таких трудных ситуациях, какая сложилась в Новом Орлеане. Примерно по такому же запутанному сценарию мир в целом стремительно несется к неустойчивому положению дел. Этому способствует множество факторов, каждый из которых играет свою роль в продолжающейся череде трагедий. Серьезные попытки показать в упорядоченном виде действие этих факторов и составить их общую карту обычно приводят к появлению картины, которая внешне напоминает тарелку со спагетти, на которой перепутаны друг с другом «макаронины» разных сортов из человеческой психологии, политики, институционального поведения, динамики рынка и технической инфраструктуры, приправленные «соусом» непредсказуемых природных и человеческих событий. Чтобы ответить на вопрос «Кто убил Новый Орлеан?», сначала надо сформулировать его более широко и добавить в него подвопросы: почему это было сделано и каким образом? При такой постановке вопроса вскоре становится ясно, что независимо от того, какой дается ответ на него, он явно не будет простым.
* * *
Прежде чем углубляться в приемы применения на практике идей устойчивого развития и методов вроде ISIS, нам нужно беспристрастно проанализировать то, что у нас имеется на сегодня. Хотя оптимизм очень важен и хотя это книга о надежде, претворяемой в реальной жизни, мы должны хорошо разобраться в сущности того сложного вызова, который собираемся принять. В мире все еще хорошо помнят современную историю Нового Орлеана, хотя во многом она в настоящее время сводится к всесторонне изученному и получившему широкое освещение в СМИ риску затопления из-за штормовых волн и прорыва дамбы. В нашем исследовании эта катастрофа будет одной из основных.Но помимо фактов реальной жизни мы будем активно пользоваться и мифом, который станет для нас большим подспорьем. Мифы сохраняются в нашей нынешней жизни, потому что эти древние истории все еще могут помочь нам понять мир, в котором мы живем. При помощи символов мифы помогают нам получать аналогии и выявлять типичные ситуации в сложном переплетении событий, внешне похожих на спагетти. В этой книге я воспользовался мифом об Исиде и Осирисе, чтобы помочь всем нам разобраться со смертельной ловушкой, в которой мы оказались. Великолепное празднество, устроенное завистливым братом Осириса Сетом, золотой сундук, в котором он закрыл Осириса, расчленение Осириса на части, которые затем были спрятаны в самых разных уголках Египта, героические усилия Исиды, чтобы проникнуть в мир Сета и воскресить Осириса, в любом случае являются полезными для нас аналогиями. В предыдущей главе было показано, что у всех этих мифологических элементов истории имеются свои эквиваленты в нашем промышленно развитом и глобальном мире, где для совершения одних чудес приходится уничтожать другие. В этой главе мы продолжим изучать происходящее через призму этого мифа и попытаемся более подробно рассмотреть некоторые более скрытые, но от этого не менее важные его части, вплетенные в общую паутину трагедии, с которой мы должны работать, чтобы изменить мир.
Но сначала давайте ответим на вопрос: что произошло в Новом Орлеане в августе 2005 г.?[39]
* * *
Возникновение урагана «Катрина» и последующее затопление и разрушение Нового Орлеана (и конечно, значительной части побережья Мексиканского залива на территории США, но нигде эта трагедия не проявила себя так сильно, как в городе, одним из неофициальных названий которого является «Большой кайф» (The Big Easy)) проходили по худшему из возможных сценариев. И в местной, и в общенациональной прессе в свое время были опубликованы большие статьи, основанные на научных данных, с предупреждениями о возможности именно такого рода катастроф[40]. Большинство местных лидеров хорошо знало о потенциальной опасности. И когда разразился шторм, побережье вначале подверглось удару чудовищного урагана пятой категории опасности, который через какое-то время немного ослаб до четвертой, а потом и до третей, тем не менее все еще очень опасных. После этого ослабления вначале показалось, что Новый Орлеан избежал самого худшего.Однако менее чем через два дня, словно желая еще раз напомнить о возможных ужасах, приливные волны, вызванные штормом, подняли воду на уровень, превышающий высоту дамб, защищающих город. Дамбы не выдержали, и стена воды обрушилась на районы, где жили самые бедные жители, опасность для которых была самой большой. Число погибших из-за этого прорыва достигло почти 2000 человек – огромная цифра, хотя она оказалась, к счастью, меньше той, о которой сообщалось вначале. Однако снижение числа жертв не меняет того факта, что многие из этих людей погибли напрасно. Гораздо больше было пострадавших, которым пришлось резко менять свою жизнь, не говоря уже об экономических потерях, которые составили более 80 млрд долларов. В итоге ураган «Катрина» был признан самым тяжелым стихийным бедствием в истории США.