А. - В отношении "договоров" я иду гораздо дальше вас: считают пактоманию одним из трагикомических особенностей нашей эры. Помните ли вы, что по договору Юнга, Германия после первой мировой войны обязалась платить победителям ежегодно, вплоть до 1985 года, по триста миллионов долларов. Пожалуйста, не забудьте и того, что вторая мировая война была строжайше запрещена в 1928 году "пактом Бриана-Келлога". К некоторому моему меланхолическому удовлетворению, я в одной из главных библиотек мира насчитал тридцать шесть ученых работ об этом "пакте". Они не стоят бумаги, на которой напечатаны. Договоры в истории выполняются до тех пор, пока их выполнять выгодно. Тоталитарные правительства выполняли один договор из ста, а демократические, примерно, один из пяти...
Л. - Нет ничего хуже произвольной статистики. "Один из пяти"!
А. - Эта статистика не произвольна. Вспомните Лиге Наций, о Малой Антанте, об экономических санкциях против Италии в пору войны в Абиссинии, о договоре Лаваля с Хором, о союзе с Чехословакией, об обязательстве не заключать сепаратного перемирия, о долгах Америке, о внутренних долгах... У меня хранится небольшая коллекция разных ассигнаций, выпущенных самыми надежными историческими банками мира: Русским Государственным, Английским, Французским, Федеральным Резервным. На этих ассигнациях черным по белому, или по зеленому, напечатано, что они в любую минуту могут быть разменены на золото. Следовало бы к этой коллекции присоединить еще облигации разных европейских надежнейших займов, внутренних и внешних... Казанова в своих воспоминаниях рассказывает, что однажды в Лондоне, на вечере у какой-то британской аристократки, он проиграл в карты некоторую сумму и тотчас заплатил ее золотой монетой. После окончания игры хозяйка дома отвела его в сторону и мягко сказала ему, что по простительному иностранцам незнанию английских обычаев, он совершил маленькую неловкость: ведь уплата золотом косвенно как бы означает недоверие к ассигнациям Английского банка. О, счастливое время старой капиталистической эры! Тогда была аксиома, вроде Эвклидовских: государства честно платят долги. Начиная с 1914 года, Лобачевские и Риманы разных казначейств наглядно показали, что эта аксиома отнюдь не обязательна, и пустили по миру миллионы людей. Но мой "скептицизм" не относится к настоящему случаю именно потому, что всем было бы выгодно соблюдать проблематический договор, о котором мы говорили... Очень может быть, что теперь капиталистический строй " трещит по всем швам. Все же трещины заколачиваются, повреждения чинятся, и от того, хорошо ли и быстро ли будут чиниться повреждения, зависит судьба демократического строя. Трест мозгов и предлагал бы такие починки.
Л. - Вы сами признаете, что в настоящее время поздно было бы выступать с предложением, бывшим, по-вашему, осуществимым в 1945 году. Что же ваш Трест предложил бы теперь?
А. - Это зависело бы от мировой обстановки. Но, по-моему, весьма сомнительно, чтобы она еще раз стала столь же благоприятной, как была в 1945 году. По всей вероятности, после всего того, что было в последние восемь лет, на разумные выходы из кризиса шансов очень мало. Теперь надежду на них действительно можно назвать "сверхманиловщиной", - за что вина лежит, разумеется, на Сталине. Если я отнял у вас время этой экскурсией в сослагательное наклонение, то лишь для того, чтобы представить вам теоретическую возможность сколько-нибудь "картезианских" выходов из очень трудных положений.
Л. - Я и с этим согласиться не могу. Какой же тут был бы "картезианский" выход! Понимаете ли вы, что означала бы для населения России ваше двадцатилетнее "перемирие"? Оно означало бы для него дальнейшее рабство, дальнейшее существование концентрационных лагерей с миллионами ни в чем неповинных заключенных. Как русский, я этого выхода не приемлю, хотя бы он был и ультра картезианским! О нем очень легко и приятно говорить, находясь в условиях свободной жизни, но никак не на месте, не у нас дома.
А. - Это самый сильный довод из всех приведенных вами, - самый сильный и самый болезненный. Однако, что же вы предлагаете взамен этого? Единственная альтернатива - новая мировая война. Вы предлагаете войну, вы хотите войны? Тогда скажите это прямо, и я объясню ваше настроение тем, что вы, по недостатку воображения, не можете себе представить будущую войну водородных бомб. Одно, думаю, можно предвидеть почти с уверенностью: миллионы людей в советских концентрационных лагерях, в случае войны, погибнут поголовно, так как их будут посылать на работы по восстановлению промышленных центров в места, отравленные излучениями термонуклеарных снарядов. Вдобавок, я могу обратить этот довод и против вас: очень легко, выйдя из призывного возраста, находясь в тылу, проповедовать войну за освобождение России и таким образом отправлять на смерть десятки миллионов людей всех национальностей, да еще с результатами весьма проблематическими... Повторяю, я знаю и чувствую силу вашего довода. Он имеет и еще одну сторону: процесс развращения народной души, народного ума пока неизменно идет в России. Жорес когда-то воскликнул: "Я не хочу, чтобы в наследство социализму достался от капиталистов слишком развращенный мир!" Без всякого отношения к социализму и капитализму, мы с вами могли бы сказать нечто сходное: вдруг в наследство преемникам коммунистов, кто бы эти преемники ни были, достанется нечто уже непоправимое?
Л. - Я этого никак не думаю. Но если вы так думаете, то не понимаю, как вы решаетесь говорить о картезианской перспективе!
А. - Решаюсь единственно потому, что, скажу еще раз, альтернатива - это третья мировая война с десятками и сотнями Хирошим, притом преимущественно русских. Иными словами, мне оставалось бы лишь то, что покойный профессор Лапшин правильно называл "фикцией абсолютного скептицизма". Добавлю, и беспросветного пессимизма.
Л. - Немцы говорят: "Лучше конец с ужасом, чем ужас без конца".
А. - Это далеко не всегда так, и то, что кажется концом ужаса, часто оказывается его продолжением. В политике картезианское начало может сводиться только к умению выбирать меньшее зло. Так думали, впрочем, и многие "не картезианские" государственные люди. Кардинал де Ретц говорил, что Ришелье обладал в высшей степени драгоценным для министра свойством: "умением отличать плохое от худшего, хорошее от лучшего"... Мне все-таки жаль, что мы заканчиваем политикой наши беседы об Ульмской ночи. Я принял эту тему, так как вы пожелали сделать необязательные политические выводы из тех идей, о которых мы так долго говорили. Вы верно еще спросите, имею ли я по-настоящему надежду на создание треста мозгов? В ближайшем будущем - не имею. Но думаю, что человечество к нему придет ценой еще других страшных уроков. Вы говорили, что американский Верховный суд исходит из чего-то вполне определенного, из законов Соединенных Штатов, и ставите вопрос: из чего же исходил бы проблематический трест? Ответ ясен: он исходил бы из принципа "красоты-добра", вел бы людей к установлению - не на вечные времена - куда уж! - к установлению общих аксиом или к их ревалоризации, в целях борьбы с мрачными явлениями царства случая. Это соответствовало бы тому, что я называю духом Ульмской ночи.
----------------------------------------------------------------------
1. Надо иметь ум - ненавидеть своих врагов.
2. Ernst Troelsch, Der Historismus und seine Probleme, Tbingen,
p. 371.
3. Там же, стр. 5
4. H. Th. Bukle, History of Civilizaition in England, London, 1858, v. I, p. 177.
5. Бокль даже сделал подстрочное примечание к этим словам: "Были высказаны предположения, что в России меньше безнравственности, чем в Западной Европе; но это, вероятно, ошибка".
6. Carl L. Barker, Modern Democracy, Yale University Press, 1947,
p. 100.
7. Эти строки были давно написаны, когда автор настоящей книги прочел в "Нью Йорк Херальд Трибюн" (20 января 1953 г.) статью американского государственного деятеля (Edward W. Barrett, former Assistant Secretary of State, Plea to give Dulles a Chance). В ней вскользь сообщается: "We have seen Mr. Dean Acheson so busy fending of missiles (some square hits, but most of them foul balls) that he often could give only part time to the problems that are the real threat to the country".
8. Victor Martin, doyen de la Facult de Thologie Catholique l'Universit de Strasbourg, Les Cardinaux et la curie, Bibliothque catholique des sciences religieuses, Paris,1930, p. 12.
9. Corlo Prati, Papes et Cardinaux dans le Rome moderne, Paris, 1925, p. 139.
10. Mmoires du Cardinal de Retz, Paris, 1859, v. 3, p. 368.
11. А. С. Хомяков, Полное собрание сочинений, Москва, 1861, т. I, стр. 89.
12. Der ungefalschte Luther, nach den Urdrucken hergestellt von Dr Karl Haas, Stuttgart, 1881, Band I.
ПРИМЕЧАНИЕ:
КРАТКАЯ ЕРЕЙСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
об
Алданове М. А.
АЛДАНОВ Марк (псевд.; наст. имя Марк Александрович Ландау; 1889, Киев,-1957, Ницца), русский писатель. Окончил юридич. и физ.-математ. ф-ты Киевского ун-та, Школу общественных наук в Париже. Уехал из России в 1918. Жил во Франции. Годы 2-й мир. войны провел в США, где совместно с М. О. Цетлиным основал "Новый журнал". Дебютировал как литературовед кн. "Толстой и Роллан" (т. 1, 1915). В 1918 в памфлете "Армагеддон" подверг анализу урок рус. революции. В первые годы эмиграции занимался гл. обр. публицистикой, сотрудничал в журн. "Современные записки" в Париже. Делом жизни А. является цикл из 16 ист. романов, повестей и "филос. сказок", охватывающих почти двести лет рус. и мировой истории со времени царствования Екатерины II и до смерти Сталина. Среди произв., составляющих цикл, книги о франц. революции и терроре ("9 термидора", 1923), о последних днях Наполеона ("Святая Елена, маленький остров", 1923), о России в период возникновения рев. движения ("Истоки", 1950). В кн. "Ульмская ночь" (Нью-Йорк, 1953) А. определяет смысл ист. процесса как извечную борьбу "добра-красоты" с "мрачными явлениями царства случая". Евр. тема в произв. А. почти всегда эпизодична.
Помимо худож. произв., А. опубликовал множество ист. и полит, очерков, а также ряд экспериментальных работ по химии.
Л. - Нет ничего хуже произвольной статистики. "Один из пяти"!
А. - Эта статистика не произвольна. Вспомните Лиге Наций, о Малой Антанте, об экономических санкциях против Италии в пору войны в Абиссинии, о договоре Лаваля с Хором, о союзе с Чехословакией, об обязательстве не заключать сепаратного перемирия, о долгах Америке, о внутренних долгах... У меня хранится небольшая коллекция разных ассигнаций, выпущенных самыми надежными историческими банками мира: Русским Государственным, Английским, Французским, Федеральным Резервным. На этих ассигнациях черным по белому, или по зеленому, напечатано, что они в любую минуту могут быть разменены на золото. Следовало бы к этой коллекции присоединить еще облигации разных европейских надежнейших займов, внутренних и внешних... Казанова в своих воспоминаниях рассказывает, что однажды в Лондоне, на вечере у какой-то британской аристократки, он проиграл в карты некоторую сумму и тотчас заплатил ее золотой монетой. После окончания игры хозяйка дома отвела его в сторону и мягко сказала ему, что по простительному иностранцам незнанию английских обычаев, он совершил маленькую неловкость: ведь уплата золотом косвенно как бы означает недоверие к ассигнациям Английского банка. О, счастливое время старой капиталистической эры! Тогда была аксиома, вроде Эвклидовских: государства честно платят долги. Начиная с 1914 года, Лобачевские и Риманы разных казначейств наглядно показали, что эта аксиома отнюдь не обязательна, и пустили по миру миллионы людей. Но мой "скептицизм" не относится к настоящему случаю именно потому, что всем было бы выгодно соблюдать проблематический договор, о котором мы говорили... Очень может быть, что теперь капиталистический строй " трещит по всем швам. Все же трещины заколачиваются, повреждения чинятся, и от того, хорошо ли и быстро ли будут чиниться повреждения, зависит судьба демократического строя. Трест мозгов и предлагал бы такие починки.
Л. - Вы сами признаете, что в настоящее время поздно было бы выступать с предложением, бывшим, по-вашему, осуществимым в 1945 году. Что же ваш Трест предложил бы теперь?
А. - Это зависело бы от мировой обстановки. Но, по-моему, весьма сомнительно, чтобы она еще раз стала столь же благоприятной, как была в 1945 году. По всей вероятности, после всего того, что было в последние восемь лет, на разумные выходы из кризиса шансов очень мало. Теперь надежду на них действительно можно назвать "сверхманиловщиной", - за что вина лежит, разумеется, на Сталине. Если я отнял у вас время этой экскурсией в сослагательное наклонение, то лишь для того, чтобы представить вам теоретическую возможность сколько-нибудь "картезианских" выходов из очень трудных положений.
Л. - Я и с этим согласиться не могу. Какой же тут был бы "картезианский" выход! Понимаете ли вы, что означала бы для населения России ваше двадцатилетнее "перемирие"? Оно означало бы для него дальнейшее рабство, дальнейшее существование концентрационных лагерей с миллионами ни в чем неповинных заключенных. Как русский, я этого выхода не приемлю, хотя бы он был и ультра картезианским! О нем очень легко и приятно говорить, находясь в условиях свободной жизни, но никак не на месте, не у нас дома.
А. - Это самый сильный довод из всех приведенных вами, - самый сильный и самый болезненный. Однако, что же вы предлагаете взамен этого? Единственная альтернатива - новая мировая война. Вы предлагаете войну, вы хотите войны? Тогда скажите это прямо, и я объясню ваше настроение тем, что вы, по недостатку воображения, не можете себе представить будущую войну водородных бомб. Одно, думаю, можно предвидеть почти с уверенностью: миллионы людей в советских концентрационных лагерях, в случае войны, погибнут поголовно, так как их будут посылать на работы по восстановлению промышленных центров в места, отравленные излучениями термонуклеарных снарядов. Вдобавок, я могу обратить этот довод и против вас: очень легко, выйдя из призывного возраста, находясь в тылу, проповедовать войну за освобождение России и таким образом отправлять на смерть десятки миллионов людей всех национальностей, да еще с результатами весьма проблематическими... Повторяю, я знаю и чувствую силу вашего довода. Он имеет и еще одну сторону: процесс развращения народной души, народного ума пока неизменно идет в России. Жорес когда-то воскликнул: "Я не хочу, чтобы в наследство социализму достался от капиталистов слишком развращенный мир!" Без всякого отношения к социализму и капитализму, мы с вами могли бы сказать нечто сходное: вдруг в наследство преемникам коммунистов, кто бы эти преемники ни были, достанется нечто уже непоправимое?
Л. - Я этого никак не думаю. Но если вы так думаете, то не понимаю, как вы решаетесь говорить о картезианской перспективе!
А. - Решаюсь единственно потому, что, скажу еще раз, альтернатива - это третья мировая война с десятками и сотнями Хирошим, притом преимущественно русских. Иными словами, мне оставалось бы лишь то, что покойный профессор Лапшин правильно называл "фикцией абсолютного скептицизма". Добавлю, и беспросветного пессимизма.
Л. - Немцы говорят: "Лучше конец с ужасом, чем ужас без конца".
А. - Это далеко не всегда так, и то, что кажется концом ужаса, часто оказывается его продолжением. В политике картезианское начало может сводиться только к умению выбирать меньшее зло. Так думали, впрочем, и многие "не картезианские" государственные люди. Кардинал де Ретц говорил, что Ришелье обладал в высшей степени драгоценным для министра свойством: "умением отличать плохое от худшего, хорошее от лучшего"... Мне все-таки жаль, что мы заканчиваем политикой наши беседы об Ульмской ночи. Я принял эту тему, так как вы пожелали сделать необязательные политические выводы из тех идей, о которых мы так долго говорили. Вы верно еще спросите, имею ли я по-настоящему надежду на создание треста мозгов? В ближайшем будущем - не имею. Но думаю, что человечество к нему придет ценой еще других страшных уроков. Вы говорили, что американский Верховный суд исходит из чего-то вполне определенного, из законов Соединенных Штатов, и ставите вопрос: из чего же исходил бы проблематический трест? Ответ ясен: он исходил бы из принципа "красоты-добра", вел бы людей к установлению - не на вечные времена - куда уж! - к установлению общих аксиом или к их ревалоризации, в целях борьбы с мрачными явлениями царства случая. Это соответствовало бы тому, что я называю духом Ульмской ночи.
----------------------------------------------------------------------
1. Надо иметь ум - ненавидеть своих врагов.
2. Ernst Troelsch, Der Historismus und seine Probleme, Tbingen,
p. 371.
3. Там же, стр. 5
4. H. Th. Bukle, History of Civilizaition in England, London, 1858, v. I, p. 177.
5. Бокль даже сделал подстрочное примечание к этим словам: "Были высказаны предположения, что в России меньше безнравственности, чем в Западной Европе; но это, вероятно, ошибка".
6. Carl L. Barker, Modern Democracy, Yale University Press, 1947,
p. 100.
7. Эти строки были давно написаны, когда автор настоящей книги прочел в "Нью Йорк Херальд Трибюн" (20 января 1953 г.) статью американского государственного деятеля (Edward W. Barrett, former Assistant Secretary of State, Plea to give Dulles a Chance). В ней вскользь сообщается: "We have seen Mr. Dean Acheson so busy fending of missiles (some square hits, but most of them foul balls) that he often could give only part time to the problems that are the real threat to the country".
8. Victor Martin, doyen de la Facult de Thologie Catholique l'Universit de Strasbourg, Les Cardinaux et la curie, Bibliothque catholique des sciences religieuses, Paris,1930, p. 12.
9. Corlo Prati, Papes et Cardinaux dans le Rome moderne, Paris, 1925, p. 139.
10. Mmoires du Cardinal de Retz, Paris, 1859, v. 3, p. 368.
11. А. С. Хомяков, Полное собрание сочинений, Москва, 1861, т. I, стр. 89.
12. Der ungefalschte Luther, nach den Urdrucken hergestellt von Dr Karl Haas, Stuttgart, 1881, Band I.
ПРИМЕЧАНИЕ:
КРАТКАЯ ЕРЕЙСКАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ
об
Алданове М. А.
АЛДАНОВ Марк (псевд.; наст. имя Марк Александрович Ландау; 1889, Киев,-1957, Ницца), русский писатель. Окончил юридич. и физ.-математ. ф-ты Киевского ун-та, Школу общественных наук в Париже. Уехал из России в 1918. Жил во Франции. Годы 2-й мир. войны провел в США, где совместно с М. О. Цетлиным основал "Новый журнал". Дебютировал как литературовед кн. "Толстой и Роллан" (т. 1, 1915). В 1918 в памфлете "Армагеддон" подверг анализу урок рус. революции. В первые годы эмиграции занимался гл. обр. публицистикой, сотрудничал в журн. "Современные записки" в Париже. Делом жизни А. является цикл из 16 ист. романов, повестей и "филос. сказок", охватывающих почти двести лет рус. и мировой истории со времени царствования Екатерины II и до смерти Сталина. Среди произв., составляющих цикл, книги о франц. революции и терроре ("9 термидора", 1923), о последних днях Наполеона ("Святая Елена, маленький остров", 1923), о России в период возникновения рев. движения ("Истоки", 1950). В кн. "Ульмская ночь" (Нью-Йорк, 1953) А. определяет смысл ист. процесса как извечную борьбу "добра-красоты" с "мрачными явлениями царства случая". Евр. тема в произв. А. почти всегда эпизодична.
Помимо худож. произв., А. опубликовал множество ист. и полит, очерков, а также ряд экспериментальных работ по химии.