Страница:
Пастух же живет в двух мирах. Деревня - царство стабильности, как и город. Но пастбище-то вовсе не таково! Пастбище - никто не скажет толком: где начинается и где кончается оно? Даже у моря есть свои берега, у пастбища - нет...
Но как отыскать столь непонятное место? Оно там, где молодые, свежие травы, и где прохладные, чистые ключи. Оно - источник жизни, вечно переменчивый и вечно молодой...
Не мощеными, широкими дорогами ведут пастухи свои стада. И в густой чаще, и сквозь колючий кустарник, и по узкой тропе, что нависла над бездной проходит их путь.
Кто бы ни встретился в дороге - и лютый человек, и хищный зверь - рассчитывать пастух может только на самого себя.
Но отвечает-то он за всех! Ни одна овечка не должна пропасть на трудном и долгом пути...
На этих путях и выковалась воля Олеко, на этих тропах и отточился его пытливый, независимый ум...
Как и Вальхиану, Шарпиану относят к району Северного Грозноморья. Но не вся же Шарпиана лежит на морском берегу. Северные районы страны упираются уже в великий степной простор.
Маноле родился именно там, в городке у рубежей, где кончались распаханные земли и начиналась дикая степь. Городок его был маленьким, но оживленным - именно через него проходил торговый путь, ведущий в далекий, но огромный и богатый Лемарион.
С приходом каждого большого каравана жизнь становилась вдруг шумной и многокрасочной. С уходом - наступала вдруг тишина, и нарушал ее лишь вой ветра, скользящего по глади равнин...
В разных местах родились Три Бриза, но были все эти места - провинция и глухомань. Майастра, город у моря, о котором ходило множество легенд, стал их второй родиной.
Вторая родина, правда, поселила трех рыцарей мечты на стареньком чердаке. Но когда городу потребовалась новая легенда - он сразу вспомнил о них..."
19. "Ожидание Непредсказуемого"
("Сага о фаэтане")
"Высокие гости поселились в Майастре в одном из особняков короля Вальхианы. Здесь же они провели встречу с тремя молодыми магами.
Так Три Бриза оказались за столом, воистину накрытым по-королевски. Да еще в придачу с королевой Флории и эльфийским королем.
Молодые маги подвергли тщательной дегустации меню, попутно изложив свой весьма нестандартный план спасения народов Юга.
- А вы уверены, что в состоянии осуществить задуманное? - с сомнением покачал головой Эфиальт.
- За свою часть работы отвечаем головой. - Заверил Олеко. - Только бы остальные участники не подвели.
- Не должны. - Сказал Эйэт. - В проект будут вовлечены исключительно надежные люди.
- Но проект требует возвести на полигоне аэродром...- начал Юлиан.
- Имитацию аэродрома, господин первый министр. - Уточнил Маноле. - Всего лишь имитацию. Нам не нужны ни работающие дирижабли, ни работающие самолеты. Самолеты можете слепить из чего угодно. А вот с дирижаблями, действительно, придется повозиться. Они должны висеть в воздухе, привязанные к причальным мачтам.
Тут рука Маноле непроизвольно ухватила бутерброд с красной икрой и поднесла его ко рту. Но Сильвиу выручил отвлекшегося друга и завершил его мысль:
- Следовательно, вместо моторов у дирижаблей могут быть и муляжи, но все прочее должно быть настоящим.
- Не просто, но осуществимо. - Подытожил первый министр Юлиан.
- Вы единственная, кто не сказал еще ничего. - Обратился к Шейле эльфийский король.
Королева Флории грустно улыбнулась:
- В этом мире не так уж много по настоящему крупных козырей. Фактически, всего три. Лемарионцы ввели в игру Науку. Мы теперь пускаем в ход Магию. Неиспользованным остается лишь один.
- Какой же? - спросил Юлиан.
- Я молю Богиню, чтобы в ближайшие годы никто не произнес вслух ответа на этот очень верный вопрос...
Давно уже не случалось такого. Вся Гондванелла гудела как возбужденный пчелиный рой. Новые учения пройдут на полигоне у Развилково! Эльфлория и Вальхиана готовят свой ответ на вызов Лемариона. Но что реально в состоянии противопоставить они?..
- В отличие от нас, Ваше Императорское Величество, - сообщил министр торговли Цркадло, - южане не раздают билетов бесплатно. А так как ажиотаж велик, прибыли от продажи билетов давно уже превысили расходы на аренду полигона!
- Оставьте ваши экономические глупости! - Император Эльзенвангер был мрачен и раздражителен. - Мы не нищий Юг - есть у нас и другие источники дохода. Но почему никто до сих пор не в состоянии мне доложить: что конкретно собираются они на этом полигоне показать?!"
20. "Творец, Принцесса, Продавец"
("Сага о фаэтане")
"Высокие цели поставили Три Бриза перед собой. Олеко и Сильвиу безоглядно устремились вперед на их штурм, все силы и помыслы сосредоточив на готовившихся маневрах.
Но Маноле думал не только о будущем - у него были веские причины то и дело оглядываться назад...
Отец Маноле был строителем, но не простым, а от Неба. И камень в его руках становился податлив как глина - что хочешь, мог из него слепить. Но когда завершал работу - и глина его тверже камня была.
Такой мастер недостатка в заказах не знал. Но приятели говорили ему не раз - "А все же в столице ты б за такую работу гораздо больше получал!"
Он только пожимал плечами в ответ. Но однажды собрался и уехал в столицу Шарпианы город Томирис вместе со всей своей семьей.
На новом месте заработки и впрямь возросли. Хотел отец пустить и сына по своим стопам. Но иной талант обнаружился в мальчике - талант живописца.
Подумал отец, и решил увлечение Маноле поддержать. И деньги теперь лишние водились, и хорошего наставника-живописца в Томирис можно было найти. А выйдет из сына на этом пути толк - побольше строителя станет получать...
Уже к семнадцати годам Маноле стал заметен среди живописцев Томирис. Он увлеченно создавал картины на темы мифов. У него был выразительный рисунок и отличное чувство цвета, а воображение отличали полет и необузданность.
Однажды в столице объявили конкурс художников. Молодая принцесса Эржбета вознамерилась построить в королевском саду Храм Арайены, Рая Героев. И храм этот предстояло расписать.
Эржбете было и того меньше, чем Маноле - всего шестнадцать. Сооружение храма стало одним из первых серьезных дел, за которое она взялась. И она жаждала возвести в королевском саду нечто необычное, о чем пойдет молва и за пределами города, и за пределами страны.
Работы шарпианских мэтров, написанные уверенной и бездушной рукой, не вызывали у нее ничего, кроме скуки. Юной наследнице троне хотелось найти что-то свежее, способное затронуть сердца... Вот почему о конкурсе на роспись храма было объявлено так широко, и участие в нем мог принимать любой.
Свой первый чердак Маноле обжил не в Майастре, а в Томирис. Именно он, уже имеющий опыт проживания среди крыш, ворон и голубей, переехав в Вальхиану, предложил двум новым друзьям приобщиться к жизни между домами и звездами...
В столице Шарпианы художник, желающий быть в курсе новостей своего цеха, непременно должен был жить в Квартале Художников. И Маноле, уже в семнадцать лет, когда появились у него первые заказчики, переехал туда.
Так стал он жить отдельно от семьи отца, хотя и оставались они в одном городе, и он часто наведывался в отчий дом. Тем не менее, в полной мере можно было назвать его самостоятельным человеком.
Проданные картины обеспечивали минимальный необходимый заработок, но темы заказов удовлетворяли его далеко не всегда. Вот почему весть о новом конкурсе так увлекла его: и тема близка, и оплата, в случае успеха, обещала быть далеко не рядовой. А в силы свои он верил, и талант свой оценивал высоко.
Маноле работал как одержимый. Теперь на стенах его жилья-мастерской висели только наброски связанные с темой героев: удивительные знамения в детстве, испытания в отрочестве, подвиги юности.
В юности же, нередко, находила героев и трагическая смерть. Зато никто иной, кроме них не достоин был Арайены - самого чудесного места в этом и иных мирах...
Меж тем, Эржбета и в шестнадцать лет сумела окружить себя людьми, рвущимися угодить ее желаниям. Одним из таких людей был купец Ойтосир.
Ойтосир торговал произведениями искусства. Особых денег на этой стезе он пока не заработал. Но у него имелась своя стратегия: сначала хорошие связи, потом хорошие деньги.
Прогресс со связями наблюдался: Ойтосир стал вхож во дворец. Правда, втиснуться в окружение короля или королевы возможности не было никакой - в этой сфере все было схвачено, поделено и определено на годы вперед.
Зато интересы подрастающей принцессы менялись месяц от месяца, и колода ее приближенных явно не приобрела еще законченный вид.
Когда Эржбета всерьез занялась Храмом Арайены, Ойтосир понял: этот шанс упускать нельзя. Здесь уже пахло большими расходами.
А расходы одних - это непременно доходы других.
Продавец Красоты хорошо понимал: бойкость и талант уживаются далеко не всегда. Некоторые из соискателей уже подняли вокруг своих персон огромный шум. Другие же ушли в работу, почти не покидая свои мастерские и надеясь, что их картины будут сами говорить за себя. Последнее было большой ошибкой.
То есть, картины, конечно, говорят. Но люди, как правило, глухи.
Продавец Красоты стал целыми днями пропадать в Квартале Художников. Приличные апартаменты он обходил стороной. Его интересовали только "вершки и корешки" - чердаки и подвалы...
Ойтосир не любил выражение "хороший вкус". Вкус угадывать чужой вкус - вот самое стоящее из достоинств!..
Добравшись однажды до чердака Маноле, Ойтосир сразу понял: "Это то!"
Купец и художник подписали договор в первую же встречу. Ойтосир получил исключительное право на продажу работ Маноле сроком на один год.
Купец намеревался очень хорошо заработать за этот год. Не в ущерб художнику. Ойтосир не был жуликом.
Предки его водили торговые караваны через степь, и свято чтили "Кодекс Путешествующего Купца". И хотя сам Ойтосир почти не покидал столицы, но и он помнил эту книжку афоризмов почти наизусть. Вот и сейчас, сразу три цитаты из нее пришли ему на ум...
"Хочешь далеко пойти - не иди - поезжай".
"Не соревнуйся в беге со своим конем - не тебе везти его, а ему тебя".
"Кто экономит на своем коне - приедет первым - задолго до финиша"
21. "Когда Заискрилась Тьма"
("Сага о фаэтане")
"Случилось так, что несколько эскизов Маноле, показанных Ойтосиром принцессе не просто заинтересовали ее, а произвели большое впечатление. Случилось так, что однажды принцесса сама поднялась по старой скрипучей лестнице на чердак, где жил и работал Маноле.
Могло случиться так, что Маноле поразил бы сам титул нежданной посетительницы, которую сопровождала свита из шести разряженных придворных. Могло случится так, что его поразила бы тонкая, изящная фигура Эржбеты, или ее губы, словно налившиеся соком страсти.
Но все это исчезло для него, на самом деле, когда заглянул он в ее глаза...
Глаза людей всегда привлекали Маноле. Что-то недоступное пониманию таилось в них.
Стекло хорошо пропускает свет. Звезда излучает его. Но только глаза способны и пропускать свет, подобно стеклу и чистой воде, и сиять, подобно огню и звездам.
Веками искали алхимики тайную формулу, что позволит соединить первичные стихии - воду и огонь. И все эти века ответ был рядом. Даже не перед глазами - в глазах.
В сотни глаз пристально всматривался Маноле. Встречались ему и люди, полностью утратившие свой огонь, глаза их были словно стекло. Глаза могли быть и мутными - в такие пробьется с трудом не только внутренний, но и внешний свет...
Такие глаза, как у Эржбеты, не видел он прежде ни у кого. Темные, глубокие. Сияющие, горящие.
В этой худенькой девчонке таился небывало мощный жар, скрытый пеленой небывало плотной тьмы. Лишь редкие искры прорывались сквозь эту пелену. И любая из них была способна прожечь сердце насквозь...
Тогда и прозвучал в голове Маноле голос. Его собственный или чужой?
"Глаза Эржбеты - это Искрящаяся Тьма"...
22. "Меж туловищем и головой"
("Сага о фаэтане")
"Несколько месяцев спустя Томирис полнился слухами о быстро растущем Храме Арайены, и о новом живописце, который распишет его удивительнейшими и необычными картинами.
Успех Маноле уже превзошел все ожидания. Ойтосир мог бы пребывать на седьмом небе от счастья, пожиная свою долю лавров, если бы не одно "но".
Принцесса и художник слишком увлеклись друг другом. И ничего хорошего это сулить не могло. Во всяком случае, в такой стране, как Шарпиана.
Еще несколько недель спустя ситуация стала критической - дело дошло до тайных свиданий.
Но что это за тайна, если о ней сумел узнать и Ойтосир? Продавец красоты не обладал прежде воображением художника, но теперь ему так явственно представлялся топор палача! С невероятной отчетливостью видел он и острую сталь, и полированную рукоятку, и даже покрытые лаком мелкие сучки на ней.
При этом почему-то сильно чесалась шея.
"Но импресарио отвечает только за проданную красоту. Все остальное его не касается, разве не так?" - мысленно обращался Ойтосир к окружавшим его воображаемым фигурам в черных балахонах с узкими прорезями для глаз.
Воображаемые фигуры нагло игнорировали его воображаемые реплики.
Ойтосир понял, что нужно срочно найти других собеседников.
Свой разговор с Маноле он продумал очень хорошо. Он мало говорил об опасности для себя, или для самого художника.
Маноле уже потерял голову от любви, и ее отделение от туловища с помощью топора воспринималось бы им как пустая формальность.
Ойтосир сделал упор на положении самой принцессы. А оно было отнюдь не простым.
Хотя она и являлось официальной наследницей трона, это устраивало далеко не всех. Претендент на престол должен был соответствовать определенным требованиям. Особенно строгим, если это претендент женского пола. А между тем, в затылок дышали не менее пяти других родственников короля.
Роман с простолюдином, преданный огласке, при умелой подаче вполне мог лишить Эржбету шансов на корону. А тех, у кого отняли корону, не любят оставлять в живых...
Ничего принципиально нового Ойтосир не сообщил. Но он ткнул Маноле носом в то, от чего художник до этого предпочитал отворачиваться.
- Ты прав, Ойтосир, - сказал живописец, - я вел себя безрассудно. И дальше такое не может продолжаться никак..."
23. "Две клятвы"
("Сага о фаэтане")
"Когда Эржбета нашла Маноле в храме, он полон был мрачной решимости.
- Я должен уехать. - Объявил он. - Надолго и далеко. Художник, как бы ни велика была его слава, не может быть рядом с принцессой. Великий маг - может. Лучшие из магов живут в Майастре, значит, путь мой лежит туда.
- Там живут лучшие, - молвила Эржбета, - но великих не появлялось в этом мире уже давно.
- Но были же они когда-то! Почему же один не может появиться и теперь?
- А впрочем, - задумчиво проговорила принцесса, - это и впрямь может оказаться выходом. Мне бы только вступить на трон... Когда поставлю на важные посты своих людей. Ну, и тех кто мешает - уберу... Все станет по-другому! Поезжай!
Я буду ждать тебя, мой сладкий живописец! Сколько бы лет ни прошло, но, в конце концов, мы будем вместе, поверь! Станешь уважаемым магом - чудесно. А нет - так тоже не беда.
Когда вступлю я на трон, и укреплю свою власть - никто уже не посмеет указывать королеве - как ей поступать!
Но Маноле по-прежнему был мрачен и хмур.
- Что гложет тебя, друг мой? - Спросила Эржбета.
- Прекрасны твои чувства сейчас. - Ответил Маноле любимой. - Но годы пройдут, и будут вертеться вокруг тебя женихи - один другого знатнее, богаче, красивее... А память обо мне будет холодной и бледной рядом с достоинствами живых людьми.
- Плохо же знаешь ты меня, Маноле. В нашем роду никто не отступает от своего. Ты мне нужен - никто другой. И будешь моим, какую бы цену не пришлось заплатить. Пусть хоть целый мир восстает против нас...
До какого часа будешь ты в храме сегодня?
- Пора заканчивать роспись - буду работать до утра.
- Вот и ладно. Я вернусь сюда к полуночи. И ты будь готов: кровную клятву принесем друг другу...
И мерцали в полночь свечи, легкий ветерок колебал их пламя, и отблески храмовой позолоты плясали вокруг...
И серебряным кинжалом надрезала запястье свое принцесса Эржбета, алая кровь заструилась по высоко поднятой левой руке:
- Какие слова хочешь ты от меня услышать, мой Маноле?
- Клянись, что дождешься меня, сколько бы лет не пришлось тебе ждать.
- Клянусь, мой единственный суженный - ты, и только ты - до последнего дыхания, до самой смерти, до гробовой доски! - И сказав это, Эржбета передала храмовому живописцу свой окровавленный кинжал.
- Какие слова услышать хочешь ты, моя госпожа? - Спросил в свою очередь Маноле, когда отворилась рана и на его руке.
- Клянись, что став моим супругом, выполнишь однажды мое желание, выполнишь без споров и проволочек, о чем бы я не попросила тебя.
- С этих пор и навеки, - дрожащим голосом пообещал Маноле, - я твой должник. Клянусь, желание, которое отныне я тебе задолжал, будет исполнено, каким бы тяжелым для меня ни оказалось оно...
И сблизились их руки, и смешалась их кровь, и соединил губы жгучий, страстный поцелуй.
И капли смешавшейся крови падали вниз, словно диковинные созревшие плоды. Но не смотрели они на уносящуюся кровь - так кружил им головы поцелуй. И сердца выбивали все более частую и упругую дробь - как барабаны на арене гладиаторов, пред тем, как наступит самый неистовый, самый беспощадный бой..."
24. Познать другого
Тренировки почти не оставляли свободного времени. Зато теперь они ездили в графской карете. И кормить их за пару месяцев до турнира стали отдельно, и не хуже, чем в хорошем ресторане. А в конце недели, в День Си, сборную "Фальконе" отправляли на пару часов поплескаться в закрытый бассейн...
Выйдя из воды, они вдвоем устроились на подстилке. Ровена то и дело посматривала на парня, который, улегшись на спину, дрейфовал на воде.
- Мирча - твой объект наблюдений? - поинтересовалась Изабелла.
Ровена кивнула.
- Стоящий объект. Твердое второе место по рейтингу на сегодняшний день. Я и сама пыталась вникнуть в его характер получше.
- Ну и как?
- Почти никак. Зато поняла кое-что насчет его шарпианского имени. Раньше мне это в голову не приходило. Мирча - это ведь дарханское Мирза, произнесенное на вальхианский манер.
- Разве вальхианцы не могут произносить букву "З."?
- Могут. Но очень любят букву "ч". И столица у нас - Чоара, и главного тренера в "Фальконе" зовут Чоран, и древний кентавр стал в нашем языке чентауром.
- А мне это в голову не пришло. Хотя очень похоже на правду. Шарпиана ведь и простиралась в древности от Дархании и до Вальхианы... Зато я характер Мирчи немного раскусила.
- Поделишься результатами?
- Почему нет? Хоть и живет он в Чоаре лет с четырех, и не знает почти шарпианского языка, но шарпианская кровь дает о себе знать. У шарпианцев своеобразный характер. Я лишь недавно поняла - какой он...
Но я не так уж много шарпианцев знала. Хотя среди этих немногих была и моя мать...
- Ты очень мало рассказывала об этом.
- Я мало об этом и знала. Родилась-то я в Майастре. Это и родина моего отца. Но маму он привез из Гномдора. Ты, с твоими оценками по истории, знаешь лучше меня: Гномдор занимает теперь большую часть древней Шарпианы.
- Да, а сейчас - Шарпиана - малюсенькое государство между Гномдором и Дарханией.
- Но некоторые шарпианцы по-прежнему живут в Гномдоре. Рабочие руки гномам всегда нужны. А платят они неплохо. И отец когда-то тоже ездил в Гномдор - на заработки. Там он с мамой и познакомился.
- Так что насчет шарпианского характера?
- Ну, они, знаешь, такие... Немного дикие, пожалуй... И очень гордые...
- Что-то такое и в тебе, и в Мирче есть. - Изабелла внимательно посмотрела на подругу. - Но есть в тебе и еще кое-что, чего у него и в помине нет. Что-то таинственное и трудноуловимое.
Ровена пожала плечами, задумалась, а потом вдруг радостно рассмеялась:
- Есть! Я знаю, что сказала бы тебе Феличия, если была бы сейчас с нами!
- И что же?
- "Тайну в другом заметит лишь тот, кто и сам несет в себе тайну"...
Часть 6. Меняя правила
1. Прорыв
Шел очередной тренировочный поединок: Мирча против Ровены.
Мирча уверенно атаковал в верхнюю часть корпуса. Его выпады, внезапные и резкие, как правило оказывались неотразимыми для всех в команде, исключая Арсена.
Но тут случилось нечто необычное: одновременно с его выпадом Ровена ушла в приседание с оборотом на сто восемьдесят градусов, и ее меч полоснул по правой ноге противника.
- Очко! - Объявил тренер Чоран, остановив схватку, а затем вновь скомандовал, - К бою!
На этот раз Мирча затеял целый каскад обманных движений, прежде, чем переходить к настоящей атаке. Но до его настоящей атаки дело и не дошло. Между двумя ложными выпадами противника вклинился вдруг весьма эффектный и быстрый удар Ровены, и острие ее меча коснулось живота Мирчи.
Этот удар тренер оценил уже на три очка.
Мирча занервничал. Для победы в поединке необходимо было набрать пять очков. Ровену отделяло от победы расстояние вытянутой руки.
Мирча изменил тактику. Он решил не рисковать, и сделал ставку на преимущество в силе. Он и не пытался теперь поразить Ровену. Один за другим наносил он мощные удары по ее мечу.
Но удары проскальзывали по оружию соперницы. Последний же, вообще, ушел в пустоту. И одновременно с ним, Ровена, крутанувшись на левой ноге, правой нанесла удар "обратный крюк": ее пятка с силой врезалась в спину Мирчи на уровне лопаток.
Мирча рухнул на колени и выронил меч.
Вся команда опешила. Такую комбинацию они изучали, но применить ее в поединке еще не удавалось никому. Тем более - против такого аса, как Мирча!
- Спокойно тянет на высший балл. - Нарушил всеобщее молчание Арсен.
- Да. - Согласился мастер Чоран. - Высший балл - четыре очка.
Мирча вскочил на ноги. Он сорвал и отшвырнул свой шлем, щеки его были пунцово-красными.
- Это - не честная победа! - провозгласил он.
- Отчего же? - поинтересовался тренер.
- Такая соплячка не может фехтовать лучше меня!
- Давай-ка без оскорблений! - потребовал Чоран.
- Вы не понимаете! Она и ее подружка уже несколько дней приглядывались ко мне... Они... Они околдовали меня!
- Точно - околдовали. - Подтвердил Чоран. - Превратили из парня в базарную бабу!
- Но...
- Помолчи! Поговорил - теперь послушай. Околдовали вас - не околдовали - на "Лунном Рыцаре" это никого не будет интересовать.
Помните, я рассказывал вам про великого героя Цивилизаций Третьего Этажа, киммерийца Конана? Он ведь совсем не владел магией. А сражался и против лучших колдунов. И побеждал их.
- Этот Конан - сказка для глупых детей. - Высокомерно сказал уже взявший себя в руки Мирча. - Как и Цивилизации Третьего Этажа. Как и Доогнеморская История, вообще.
- Вот и отлично! - Согласился вдруг Чоран. - А само колдовство - не та же сказка для дурачков?
После тренировки три фехтовальщицы из "Орхиены" сидели на ступеньках у выхода из фехтовального комплекса, поджидая Арсена.
- Можно тебя на минутку? - окликнула Акула проходящего мимо Мирчу.
- Ну? - Сказал он, остановившись.
- Когда ты выигрывал у нас, мы относились к тебе с уважением. - Акула смотрела на него в упор. - И ждем теперь, что и ты будешь нормально относиться к тем, кто выигрывает у тебя.
Мирча отвел взгляд, что-то неразборчиво пробормотал и пошел прочь.
- Вот мудак! - Выругалась Акула. - Наступили ему на мозоль, и все теперь: уже и на команду ему наплевать, и на друзей! Свинья! А впрочем - все мужики такие.
- Суровый вывод. - Сказал подошедший Арсен ди Леова.
- Ну, Арсенчик, тебя то я никак не собиралась обидеть.
- А ты и не обидела. Извиняюсь за нескромность, но из песни слов не выкинешь: я не мужик, а дворянин.
Изабелла остановилась у входа в свой корпус общежития.
- Как тебе все же это удалось? - Спросила она подругу.
- Проще сделать, чем рассказать, - улыбнулась Ласковый Ураган.
- Ты ведь не только чувствовала его действия. Каждый раз ты находила наилучший ответ на его еще не совершенный ход.
- Помнишь, Дрив показывал нам связку "Земля и Небо"?
- Конечно, помню.
- Ну, вот - в этой связке две энергии становятся одним целым. Правая рука поднимается вверх - к Небу, левая - опускается к Земле. Потом - наоборот. Если делать достаточно долго - тело станет двигаться само собой. И только опусти правую руку вниз - левая сама уйдет вверх. Две руки становятся противоположными вихрями, которые дополняют друг друга...
Вот так и вышло у меня сегодня с Мирчей. Когда я настроилась на него, то стала с ним одним целым. И в тоже время, мы были два противоположных вихря. Но любое его действие уже несло в себе самом мой ответ... Я, вообще, понятно, говорю?
- Во всяком случае, одно я понимаю очень хорошо. Другие в это еще как следует не въехали: ты снова ушла далеко вперед. Твоя сегодняшняя победа - не временная случайность. Одолев Мирчу, ты становишься вторым номером в сборной. Как минимум, вторым....
2. Перед встречей
Роза ди Тирс сидела на скамейке в орхиенском саду, задумавшись над раскрытым письмом. Меланхолия, несвойственная ей прежде, все чаще навещала Розу. И было от чего.
Но как отыскать столь непонятное место? Оно там, где молодые, свежие травы, и где прохладные, чистые ключи. Оно - источник жизни, вечно переменчивый и вечно молодой...
Не мощеными, широкими дорогами ведут пастухи свои стада. И в густой чаще, и сквозь колючий кустарник, и по узкой тропе, что нависла над бездной проходит их путь.
Кто бы ни встретился в дороге - и лютый человек, и хищный зверь - рассчитывать пастух может только на самого себя.
Но отвечает-то он за всех! Ни одна овечка не должна пропасть на трудном и долгом пути...
На этих путях и выковалась воля Олеко, на этих тропах и отточился его пытливый, независимый ум...
Как и Вальхиану, Шарпиану относят к району Северного Грозноморья. Но не вся же Шарпиана лежит на морском берегу. Северные районы страны упираются уже в великий степной простор.
Маноле родился именно там, в городке у рубежей, где кончались распаханные земли и начиналась дикая степь. Городок его был маленьким, но оживленным - именно через него проходил торговый путь, ведущий в далекий, но огромный и богатый Лемарион.
С приходом каждого большого каравана жизнь становилась вдруг шумной и многокрасочной. С уходом - наступала вдруг тишина, и нарушал ее лишь вой ветра, скользящего по глади равнин...
В разных местах родились Три Бриза, но были все эти места - провинция и глухомань. Майастра, город у моря, о котором ходило множество легенд, стал их второй родиной.
Вторая родина, правда, поселила трех рыцарей мечты на стареньком чердаке. Но когда городу потребовалась новая легенда - он сразу вспомнил о них..."
19. "Ожидание Непредсказуемого"
("Сага о фаэтане")
"Высокие гости поселились в Майастре в одном из особняков короля Вальхианы. Здесь же они провели встречу с тремя молодыми магами.
Так Три Бриза оказались за столом, воистину накрытым по-королевски. Да еще в придачу с королевой Флории и эльфийским королем.
Молодые маги подвергли тщательной дегустации меню, попутно изложив свой весьма нестандартный план спасения народов Юга.
- А вы уверены, что в состоянии осуществить задуманное? - с сомнением покачал головой Эфиальт.
- За свою часть работы отвечаем головой. - Заверил Олеко. - Только бы остальные участники не подвели.
- Не должны. - Сказал Эйэт. - В проект будут вовлечены исключительно надежные люди.
- Но проект требует возвести на полигоне аэродром...- начал Юлиан.
- Имитацию аэродрома, господин первый министр. - Уточнил Маноле. - Всего лишь имитацию. Нам не нужны ни работающие дирижабли, ни работающие самолеты. Самолеты можете слепить из чего угодно. А вот с дирижаблями, действительно, придется повозиться. Они должны висеть в воздухе, привязанные к причальным мачтам.
Тут рука Маноле непроизвольно ухватила бутерброд с красной икрой и поднесла его ко рту. Но Сильвиу выручил отвлекшегося друга и завершил его мысль:
- Следовательно, вместо моторов у дирижаблей могут быть и муляжи, но все прочее должно быть настоящим.
- Не просто, но осуществимо. - Подытожил первый министр Юлиан.
- Вы единственная, кто не сказал еще ничего. - Обратился к Шейле эльфийский король.
Королева Флории грустно улыбнулась:
- В этом мире не так уж много по настоящему крупных козырей. Фактически, всего три. Лемарионцы ввели в игру Науку. Мы теперь пускаем в ход Магию. Неиспользованным остается лишь один.
- Какой же? - спросил Юлиан.
- Я молю Богиню, чтобы в ближайшие годы никто не произнес вслух ответа на этот очень верный вопрос...
Давно уже не случалось такого. Вся Гондванелла гудела как возбужденный пчелиный рой. Новые учения пройдут на полигоне у Развилково! Эльфлория и Вальхиана готовят свой ответ на вызов Лемариона. Но что реально в состоянии противопоставить они?..
- В отличие от нас, Ваше Императорское Величество, - сообщил министр торговли Цркадло, - южане не раздают билетов бесплатно. А так как ажиотаж велик, прибыли от продажи билетов давно уже превысили расходы на аренду полигона!
- Оставьте ваши экономические глупости! - Император Эльзенвангер был мрачен и раздражителен. - Мы не нищий Юг - есть у нас и другие источники дохода. Но почему никто до сих пор не в состоянии мне доложить: что конкретно собираются они на этом полигоне показать?!"
20. "Творец, Принцесса, Продавец"
("Сага о фаэтане")
"Высокие цели поставили Три Бриза перед собой. Олеко и Сильвиу безоглядно устремились вперед на их штурм, все силы и помыслы сосредоточив на готовившихся маневрах.
Но Маноле думал не только о будущем - у него были веские причины то и дело оглядываться назад...
Отец Маноле был строителем, но не простым, а от Неба. И камень в его руках становился податлив как глина - что хочешь, мог из него слепить. Но когда завершал работу - и глина его тверже камня была.
Такой мастер недостатка в заказах не знал. Но приятели говорили ему не раз - "А все же в столице ты б за такую работу гораздо больше получал!"
Он только пожимал плечами в ответ. Но однажды собрался и уехал в столицу Шарпианы город Томирис вместе со всей своей семьей.
На новом месте заработки и впрямь возросли. Хотел отец пустить и сына по своим стопам. Но иной талант обнаружился в мальчике - талант живописца.
Подумал отец, и решил увлечение Маноле поддержать. И деньги теперь лишние водились, и хорошего наставника-живописца в Томирис можно было найти. А выйдет из сына на этом пути толк - побольше строителя станет получать...
Уже к семнадцати годам Маноле стал заметен среди живописцев Томирис. Он увлеченно создавал картины на темы мифов. У него был выразительный рисунок и отличное чувство цвета, а воображение отличали полет и необузданность.
Однажды в столице объявили конкурс художников. Молодая принцесса Эржбета вознамерилась построить в королевском саду Храм Арайены, Рая Героев. И храм этот предстояло расписать.
Эржбете было и того меньше, чем Маноле - всего шестнадцать. Сооружение храма стало одним из первых серьезных дел, за которое она взялась. И она жаждала возвести в королевском саду нечто необычное, о чем пойдет молва и за пределами города, и за пределами страны.
Работы шарпианских мэтров, написанные уверенной и бездушной рукой, не вызывали у нее ничего, кроме скуки. Юной наследнице троне хотелось найти что-то свежее, способное затронуть сердца... Вот почему о конкурсе на роспись храма было объявлено так широко, и участие в нем мог принимать любой.
Свой первый чердак Маноле обжил не в Майастре, а в Томирис. Именно он, уже имеющий опыт проживания среди крыш, ворон и голубей, переехав в Вальхиану, предложил двум новым друзьям приобщиться к жизни между домами и звездами...
В столице Шарпианы художник, желающий быть в курсе новостей своего цеха, непременно должен был жить в Квартале Художников. И Маноле, уже в семнадцать лет, когда появились у него первые заказчики, переехал туда.
Так стал он жить отдельно от семьи отца, хотя и оставались они в одном городе, и он часто наведывался в отчий дом. Тем не менее, в полной мере можно было назвать его самостоятельным человеком.
Проданные картины обеспечивали минимальный необходимый заработок, но темы заказов удовлетворяли его далеко не всегда. Вот почему весть о новом конкурсе так увлекла его: и тема близка, и оплата, в случае успеха, обещала быть далеко не рядовой. А в силы свои он верил, и талант свой оценивал высоко.
Маноле работал как одержимый. Теперь на стенах его жилья-мастерской висели только наброски связанные с темой героев: удивительные знамения в детстве, испытания в отрочестве, подвиги юности.
В юности же, нередко, находила героев и трагическая смерть. Зато никто иной, кроме них не достоин был Арайены - самого чудесного места в этом и иных мирах...
Меж тем, Эржбета и в шестнадцать лет сумела окружить себя людьми, рвущимися угодить ее желаниям. Одним из таких людей был купец Ойтосир.
Ойтосир торговал произведениями искусства. Особых денег на этой стезе он пока не заработал. Но у него имелась своя стратегия: сначала хорошие связи, потом хорошие деньги.
Прогресс со связями наблюдался: Ойтосир стал вхож во дворец. Правда, втиснуться в окружение короля или королевы возможности не было никакой - в этой сфере все было схвачено, поделено и определено на годы вперед.
Зато интересы подрастающей принцессы менялись месяц от месяца, и колода ее приближенных явно не приобрела еще законченный вид.
Когда Эржбета всерьез занялась Храмом Арайены, Ойтосир понял: этот шанс упускать нельзя. Здесь уже пахло большими расходами.
А расходы одних - это непременно доходы других.
Продавец Красоты хорошо понимал: бойкость и талант уживаются далеко не всегда. Некоторые из соискателей уже подняли вокруг своих персон огромный шум. Другие же ушли в работу, почти не покидая свои мастерские и надеясь, что их картины будут сами говорить за себя. Последнее было большой ошибкой.
То есть, картины, конечно, говорят. Но люди, как правило, глухи.
Продавец Красоты стал целыми днями пропадать в Квартале Художников. Приличные апартаменты он обходил стороной. Его интересовали только "вершки и корешки" - чердаки и подвалы...
Ойтосир не любил выражение "хороший вкус". Вкус угадывать чужой вкус - вот самое стоящее из достоинств!..
Добравшись однажды до чердака Маноле, Ойтосир сразу понял: "Это то!"
Купец и художник подписали договор в первую же встречу. Ойтосир получил исключительное право на продажу работ Маноле сроком на один год.
Купец намеревался очень хорошо заработать за этот год. Не в ущерб художнику. Ойтосир не был жуликом.
Предки его водили торговые караваны через степь, и свято чтили "Кодекс Путешествующего Купца". И хотя сам Ойтосир почти не покидал столицы, но и он помнил эту книжку афоризмов почти наизусть. Вот и сейчас, сразу три цитаты из нее пришли ему на ум...
"Хочешь далеко пойти - не иди - поезжай".
"Не соревнуйся в беге со своим конем - не тебе везти его, а ему тебя".
"Кто экономит на своем коне - приедет первым - задолго до финиша"
21. "Когда Заискрилась Тьма"
("Сага о фаэтане")
"Случилось так, что несколько эскизов Маноле, показанных Ойтосиром принцессе не просто заинтересовали ее, а произвели большое впечатление. Случилось так, что однажды принцесса сама поднялась по старой скрипучей лестнице на чердак, где жил и работал Маноле.
Могло случиться так, что Маноле поразил бы сам титул нежданной посетительницы, которую сопровождала свита из шести разряженных придворных. Могло случится так, что его поразила бы тонкая, изящная фигура Эржбеты, или ее губы, словно налившиеся соком страсти.
Но все это исчезло для него, на самом деле, когда заглянул он в ее глаза...
Глаза людей всегда привлекали Маноле. Что-то недоступное пониманию таилось в них.
Стекло хорошо пропускает свет. Звезда излучает его. Но только глаза способны и пропускать свет, подобно стеклу и чистой воде, и сиять, подобно огню и звездам.
Веками искали алхимики тайную формулу, что позволит соединить первичные стихии - воду и огонь. И все эти века ответ был рядом. Даже не перед глазами - в глазах.
В сотни глаз пристально всматривался Маноле. Встречались ему и люди, полностью утратившие свой огонь, глаза их были словно стекло. Глаза могли быть и мутными - в такие пробьется с трудом не только внутренний, но и внешний свет...
Такие глаза, как у Эржбеты, не видел он прежде ни у кого. Темные, глубокие. Сияющие, горящие.
В этой худенькой девчонке таился небывало мощный жар, скрытый пеленой небывало плотной тьмы. Лишь редкие искры прорывались сквозь эту пелену. И любая из них была способна прожечь сердце насквозь...
Тогда и прозвучал в голове Маноле голос. Его собственный или чужой?
"Глаза Эржбеты - это Искрящаяся Тьма"...
22. "Меж туловищем и головой"
("Сага о фаэтане")
"Несколько месяцев спустя Томирис полнился слухами о быстро растущем Храме Арайены, и о новом живописце, который распишет его удивительнейшими и необычными картинами.
Успех Маноле уже превзошел все ожидания. Ойтосир мог бы пребывать на седьмом небе от счастья, пожиная свою долю лавров, если бы не одно "но".
Принцесса и художник слишком увлеклись друг другом. И ничего хорошего это сулить не могло. Во всяком случае, в такой стране, как Шарпиана.
Еще несколько недель спустя ситуация стала критической - дело дошло до тайных свиданий.
Но что это за тайна, если о ней сумел узнать и Ойтосир? Продавец красоты не обладал прежде воображением художника, но теперь ему так явственно представлялся топор палача! С невероятной отчетливостью видел он и острую сталь, и полированную рукоятку, и даже покрытые лаком мелкие сучки на ней.
При этом почему-то сильно чесалась шея.
"Но импресарио отвечает только за проданную красоту. Все остальное его не касается, разве не так?" - мысленно обращался Ойтосир к окружавшим его воображаемым фигурам в черных балахонах с узкими прорезями для глаз.
Воображаемые фигуры нагло игнорировали его воображаемые реплики.
Ойтосир понял, что нужно срочно найти других собеседников.
Свой разговор с Маноле он продумал очень хорошо. Он мало говорил об опасности для себя, или для самого художника.
Маноле уже потерял голову от любви, и ее отделение от туловища с помощью топора воспринималось бы им как пустая формальность.
Ойтосир сделал упор на положении самой принцессы. А оно было отнюдь не простым.
Хотя она и являлось официальной наследницей трона, это устраивало далеко не всех. Претендент на престол должен был соответствовать определенным требованиям. Особенно строгим, если это претендент женского пола. А между тем, в затылок дышали не менее пяти других родственников короля.
Роман с простолюдином, преданный огласке, при умелой подаче вполне мог лишить Эржбету шансов на корону. А тех, у кого отняли корону, не любят оставлять в живых...
Ничего принципиально нового Ойтосир не сообщил. Но он ткнул Маноле носом в то, от чего художник до этого предпочитал отворачиваться.
- Ты прав, Ойтосир, - сказал живописец, - я вел себя безрассудно. И дальше такое не может продолжаться никак..."
23. "Две клятвы"
("Сага о фаэтане")
"Когда Эржбета нашла Маноле в храме, он полон был мрачной решимости.
- Я должен уехать. - Объявил он. - Надолго и далеко. Художник, как бы ни велика была его слава, не может быть рядом с принцессой. Великий маг - может. Лучшие из магов живут в Майастре, значит, путь мой лежит туда.
- Там живут лучшие, - молвила Эржбета, - но великих не появлялось в этом мире уже давно.
- Но были же они когда-то! Почему же один не может появиться и теперь?
- А впрочем, - задумчиво проговорила принцесса, - это и впрямь может оказаться выходом. Мне бы только вступить на трон... Когда поставлю на важные посты своих людей. Ну, и тех кто мешает - уберу... Все станет по-другому! Поезжай!
Я буду ждать тебя, мой сладкий живописец! Сколько бы лет ни прошло, но, в конце концов, мы будем вместе, поверь! Станешь уважаемым магом - чудесно. А нет - так тоже не беда.
Когда вступлю я на трон, и укреплю свою власть - никто уже не посмеет указывать королеве - как ей поступать!
Но Маноле по-прежнему был мрачен и хмур.
- Что гложет тебя, друг мой? - Спросила Эржбета.
- Прекрасны твои чувства сейчас. - Ответил Маноле любимой. - Но годы пройдут, и будут вертеться вокруг тебя женихи - один другого знатнее, богаче, красивее... А память обо мне будет холодной и бледной рядом с достоинствами живых людьми.
- Плохо же знаешь ты меня, Маноле. В нашем роду никто не отступает от своего. Ты мне нужен - никто другой. И будешь моим, какую бы цену не пришлось заплатить. Пусть хоть целый мир восстает против нас...
До какого часа будешь ты в храме сегодня?
- Пора заканчивать роспись - буду работать до утра.
- Вот и ладно. Я вернусь сюда к полуночи. И ты будь готов: кровную клятву принесем друг другу...
И мерцали в полночь свечи, легкий ветерок колебал их пламя, и отблески храмовой позолоты плясали вокруг...
И серебряным кинжалом надрезала запястье свое принцесса Эржбета, алая кровь заструилась по высоко поднятой левой руке:
- Какие слова хочешь ты от меня услышать, мой Маноле?
- Клянись, что дождешься меня, сколько бы лет не пришлось тебе ждать.
- Клянусь, мой единственный суженный - ты, и только ты - до последнего дыхания, до самой смерти, до гробовой доски! - И сказав это, Эржбета передала храмовому живописцу свой окровавленный кинжал.
- Какие слова услышать хочешь ты, моя госпожа? - Спросил в свою очередь Маноле, когда отворилась рана и на его руке.
- Клянись, что став моим супругом, выполнишь однажды мое желание, выполнишь без споров и проволочек, о чем бы я не попросила тебя.
- С этих пор и навеки, - дрожащим голосом пообещал Маноле, - я твой должник. Клянусь, желание, которое отныне я тебе задолжал, будет исполнено, каким бы тяжелым для меня ни оказалось оно...
И сблизились их руки, и смешалась их кровь, и соединил губы жгучий, страстный поцелуй.
И капли смешавшейся крови падали вниз, словно диковинные созревшие плоды. Но не смотрели они на уносящуюся кровь - так кружил им головы поцелуй. И сердца выбивали все более частую и упругую дробь - как барабаны на арене гладиаторов, пред тем, как наступит самый неистовый, самый беспощадный бой..."
24. Познать другого
Тренировки почти не оставляли свободного времени. Зато теперь они ездили в графской карете. И кормить их за пару месяцев до турнира стали отдельно, и не хуже, чем в хорошем ресторане. А в конце недели, в День Си, сборную "Фальконе" отправляли на пару часов поплескаться в закрытый бассейн...
Выйдя из воды, они вдвоем устроились на подстилке. Ровена то и дело посматривала на парня, который, улегшись на спину, дрейфовал на воде.
- Мирча - твой объект наблюдений? - поинтересовалась Изабелла.
Ровена кивнула.
- Стоящий объект. Твердое второе место по рейтингу на сегодняшний день. Я и сама пыталась вникнуть в его характер получше.
- Ну и как?
- Почти никак. Зато поняла кое-что насчет его шарпианского имени. Раньше мне это в голову не приходило. Мирча - это ведь дарханское Мирза, произнесенное на вальхианский манер.
- Разве вальхианцы не могут произносить букву "З."?
- Могут. Но очень любят букву "ч". И столица у нас - Чоара, и главного тренера в "Фальконе" зовут Чоран, и древний кентавр стал в нашем языке чентауром.
- А мне это в голову не пришло. Хотя очень похоже на правду. Шарпиана ведь и простиралась в древности от Дархании и до Вальхианы... Зато я характер Мирчи немного раскусила.
- Поделишься результатами?
- Почему нет? Хоть и живет он в Чоаре лет с четырех, и не знает почти шарпианского языка, но шарпианская кровь дает о себе знать. У шарпианцев своеобразный характер. Я лишь недавно поняла - какой он...
Но я не так уж много шарпианцев знала. Хотя среди этих немногих была и моя мать...
- Ты очень мало рассказывала об этом.
- Я мало об этом и знала. Родилась-то я в Майастре. Это и родина моего отца. Но маму он привез из Гномдора. Ты, с твоими оценками по истории, знаешь лучше меня: Гномдор занимает теперь большую часть древней Шарпианы.
- Да, а сейчас - Шарпиана - малюсенькое государство между Гномдором и Дарханией.
- Но некоторые шарпианцы по-прежнему живут в Гномдоре. Рабочие руки гномам всегда нужны. А платят они неплохо. И отец когда-то тоже ездил в Гномдор - на заработки. Там он с мамой и познакомился.
- Так что насчет шарпианского характера?
- Ну, они, знаешь, такие... Немного дикие, пожалуй... И очень гордые...
- Что-то такое и в тебе, и в Мирче есть. - Изабелла внимательно посмотрела на подругу. - Но есть в тебе и еще кое-что, чего у него и в помине нет. Что-то таинственное и трудноуловимое.
Ровена пожала плечами, задумалась, а потом вдруг радостно рассмеялась:
- Есть! Я знаю, что сказала бы тебе Феличия, если была бы сейчас с нами!
- И что же?
- "Тайну в другом заметит лишь тот, кто и сам несет в себе тайну"...
Часть 6. Меняя правила
1. Прорыв
Шел очередной тренировочный поединок: Мирча против Ровены.
Мирча уверенно атаковал в верхнюю часть корпуса. Его выпады, внезапные и резкие, как правило оказывались неотразимыми для всех в команде, исключая Арсена.
Но тут случилось нечто необычное: одновременно с его выпадом Ровена ушла в приседание с оборотом на сто восемьдесят градусов, и ее меч полоснул по правой ноге противника.
- Очко! - Объявил тренер Чоран, остановив схватку, а затем вновь скомандовал, - К бою!
На этот раз Мирча затеял целый каскад обманных движений, прежде, чем переходить к настоящей атаке. Но до его настоящей атаки дело и не дошло. Между двумя ложными выпадами противника вклинился вдруг весьма эффектный и быстрый удар Ровены, и острие ее меча коснулось живота Мирчи.
Этот удар тренер оценил уже на три очка.
Мирча занервничал. Для победы в поединке необходимо было набрать пять очков. Ровену отделяло от победы расстояние вытянутой руки.
Мирча изменил тактику. Он решил не рисковать, и сделал ставку на преимущество в силе. Он и не пытался теперь поразить Ровену. Один за другим наносил он мощные удары по ее мечу.
Но удары проскальзывали по оружию соперницы. Последний же, вообще, ушел в пустоту. И одновременно с ним, Ровена, крутанувшись на левой ноге, правой нанесла удар "обратный крюк": ее пятка с силой врезалась в спину Мирчи на уровне лопаток.
Мирча рухнул на колени и выронил меч.
Вся команда опешила. Такую комбинацию они изучали, но применить ее в поединке еще не удавалось никому. Тем более - против такого аса, как Мирча!
- Спокойно тянет на высший балл. - Нарушил всеобщее молчание Арсен.
- Да. - Согласился мастер Чоран. - Высший балл - четыре очка.
Мирча вскочил на ноги. Он сорвал и отшвырнул свой шлем, щеки его были пунцово-красными.
- Это - не честная победа! - провозгласил он.
- Отчего же? - поинтересовался тренер.
- Такая соплячка не может фехтовать лучше меня!
- Давай-ка без оскорблений! - потребовал Чоран.
- Вы не понимаете! Она и ее подружка уже несколько дней приглядывались ко мне... Они... Они околдовали меня!
- Точно - околдовали. - Подтвердил Чоран. - Превратили из парня в базарную бабу!
- Но...
- Помолчи! Поговорил - теперь послушай. Околдовали вас - не околдовали - на "Лунном Рыцаре" это никого не будет интересовать.
Помните, я рассказывал вам про великого героя Цивилизаций Третьего Этажа, киммерийца Конана? Он ведь совсем не владел магией. А сражался и против лучших колдунов. И побеждал их.
- Этот Конан - сказка для глупых детей. - Высокомерно сказал уже взявший себя в руки Мирча. - Как и Цивилизации Третьего Этажа. Как и Доогнеморская История, вообще.
- Вот и отлично! - Согласился вдруг Чоран. - А само колдовство - не та же сказка для дурачков?
После тренировки три фехтовальщицы из "Орхиены" сидели на ступеньках у выхода из фехтовального комплекса, поджидая Арсена.
- Можно тебя на минутку? - окликнула Акула проходящего мимо Мирчу.
- Ну? - Сказал он, остановившись.
- Когда ты выигрывал у нас, мы относились к тебе с уважением. - Акула смотрела на него в упор. - И ждем теперь, что и ты будешь нормально относиться к тем, кто выигрывает у тебя.
Мирча отвел взгляд, что-то неразборчиво пробормотал и пошел прочь.
- Вот мудак! - Выругалась Акула. - Наступили ему на мозоль, и все теперь: уже и на команду ему наплевать, и на друзей! Свинья! А впрочем - все мужики такие.
- Суровый вывод. - Сказал подошедший Арсен ди Леова.
- Ну, Арсенчик, тебя то я никак не собиралась обидеть.
- А ты и не обидела. Извиняюсь за нескромность, но из песни слов не выкинешь: я не мужик, а дворянин.
Изабелла остановилась у входа в свой корпус общежития.
- Как тебе все же это удалось? - Спросила она подругу.
- Проще сделать, чем рассказать, - улыбнулась Ласковый Ураган.
- Ты ведь не только чувствовала его действия. Каждый раз ты находила наилучший ответ на его еще не совершенный ход.
- Помнишь, Дрив показывал нам связку "Земля и Небо"?
- Конечно, помню.
- Ну, вот - в этой связке две энергии становятся одним целым. Правая рука поднимается вверх - к Небу, левая - опускается к Земле. Потом - наоборот. Если делать достаточно долго - тело станет двигаться само собой. И только опусти правую руку вниз - левая сама уйдет вверх. Две руки становятся противоположными вихрями, которые дополняют друг друга...
Вот так и вышло у меня сегодня с Мирчей. Когда я настроилась на него, то стала с ним одним целым. И в тоже время, мы были два противоположных вихря. Но любое его действие уже несло в себе самом мой ответ... Я, вообще, понятно, говорю?
- Во всяком случае, одно я понимаю очень хорошо. Другие в это еще как следует не въехали: ты снова ушла далеко вперед. Твоя сегодняшняя победа - не временная случайность. Одолев Мирчу, ты становишься вторым номером в сборной. Как минимум, вторым....
2. Перед встречей
Роза ди Тирс сидела на скамейке в орхиенском саду, задумавшись над раскрытым письмом. Меланхолия, несвойственная ей прежде, все чаще навещала Розу. И было от чего.