– Кажется, вы считаете, что приказ сбить корейский авиалайнер был отдан лично Андроповым?
– Я не сомневаюсь, что такое решение было принято только с согласия и, скорее всего, по прямому указанию Адропова. Ни один нижестоящий начальник не стал бы рисковать своей головой, приказывая уничтожить заведомо беззащитный самолет.
– Но ведь акт этот неминуемо приведет к падению престижа СССР…
– О, нет! Тут тонкий расчет. Внутри СССР населению будут внушать идею «американской угрозы» и нагнетать военную истерию. Да, собственно говоря, это уже видно из последних заявлений ТАСС, где, сваливая, как обычно, с больной головы на здоровую, США обвиняют в «шпионаже» и «провокации». На внешнего потребителя, особенно на лидеров и диктаторов «развивающихся» стран, этот акт произведет чрезвычайно полезное для СССР впечатление. Сегодня все эти «освободившиеся» хунты станут еще больше уважать Андропова.
– А общественное мнение Запада?
– Пошумит и забудет. Америка получит еще один плевок в лицо. Как всегда, она утрется и будет продолжать «сосуществование». Тут еще один любопытный момент: на борту сбитого авиалайнера находился конгрессмен Лэрри Макдональд – один из самых ярых критиков как советского режима, так и американских групп типа «Трехсторонней Комиссии» представляющих интересы крупнейших многонациональных монополий.
Как я писал в своем исследовании, озаглавленном «Благодетели» (опубликовал его нью-йоркский «Новый журнал»), эти элитарные группы через головы американского правительства и Конгресса ведут дела непосредственно с Политбюро. Денежные кредиты и техническая поддержка прогнившего социалистического режима свидетельствуют о том, что на самом высоком уровне интересы вождей социализма и интересы монополистических концернов смыкаются. Естественно, западным монополиям проще и удобнее вести торговлю с таким же монопольным и централизованным «хозяином» в условиях полного отсутствия конкуренции свободного рынка…
– Но, судя по сообщениям американской прессы, конгрессмен Макдональд попал на этот рейс совершенно случайно, опоздав на предыдущий.
– Я не думаю, что это «случайность». Я уверен, что среди сотрудников корейской авиалинии имеются советские агенты. Списки пассажиров не являются чем-то секретным в наше время. Более того: рейсы корейских лайнеров между США и Южной Кореей регулярны. Если взглянуть на карту, станет очевидным, что все они пролегают в опасной близости от южных советских границ – у острова Сахалин и полуострова Камчатка. Сбит именно этот лайнер. Был удачно выбран момент, когда американский Конгресс распущен на «каникулы», а президент отдыхал в Калифорнии.
Тут расчет просто-таки тончайший и беспроигрышный! Вздумай Америка сейчас ответить, скажем, оккупацией Кубы (что, на мой взгляд, было бы самым подходящим и достойным ответом на советский бандитизм), то же самое «общественное мнение» и шумные группы «мирников» моментально обвинили бы США в агрессии. И еще одно важное их «достижение»: катастрофа с корейским лайнером отвлекла внимание мира от советской агрессии в Центральной Америке. Забыты Афганистан, Ангола, Индокитай… Япония и Филиппины напуганы наращиванием советской военной угрозы на Дальнем Востоке.
Смерть конгрессмена Макдональда тоже не вызовет большого возмущения в США: как известно, он был недавно избран главой ультраправого общества «Джона Бёрча» – главного объекта ненависти всех «либералов» и «благотворителей». «Трехсторонняя Комисия» тоже, наверняка, очень благодарна Андропову за «избавление» от такого врага…
– Вы уверены, что «благодетели» имеют отношение к инциденту?
– По логике вещей и по опыту предыдущих «совпадений» – да, я уверен в такой причастности. Вспомним, что в 1964 году член «Комиссии» президент банка «Чейс Манхэттен» Дэвид Рокфеллер совершил визит в СССР. Несмотря на «неофициальность» визита, он имел несколько встреч с советским руководством на высшем уровне. Спустя неделю после его визита «сняли» Хрущева… Очевидно «либерал» Хрущев мешал «благодетелям», заинтересованным в сохранении социалистического центрального монополизма в СССР…
– Но что вас, Анатолий Павлович, одного из самых высокопоставленных технических экспертов СССР, героя Социалистического труда и лауреата Ленинской премии… привело к решению порвать с советским режимом?
– Неразрешимое противоречие между здравым смыслом и «директивами» власти. Как убежденный патриот своей страны я долго пытался понять, почему все усилия таких людей, как я, не приводят к экономическому прогрессу и повышению благосостояния народа? Может быть, думал я, потому, что в ЦК КПСС, в Госплане и в Министерстве обороны, куда я был вхож, засели идиоты, сволочи и шкурники, тормозящие воплощение благородных идей социализма?
Постепенно я убеждался в том, что честные высококвалифицированные люди просто НЕ МОГУТ приносить пользу в системе социализма. Вожди, даже самые умные, являются такими же, если не более, рабами системы.
Будучи по образованию инженером, я не мог, подобно идеологическим работникам, называть черное белым. Я прекрасно понимал, что рано или поздно мое сознание войдет в смертельный конфликт с системой. Передо мной встал выбор: либо оказаться в один прекрасный день «врагом народа» и отправиться в ГУЛАГ, либо… стать невозвращенцем…
– Думаете ли вы, что со сменой руководства СССР есть надежда на улучшение экономики в стране?
– Единственной надеждой на улучшение экономики было бы полное уничтожение там социализма. Ведь, что такое социализм? Некоторые считают, что в таких странах, как Швеция, существует социализм «с человеческим лицом» – это неверно! Главный признак социализма – ЛИКВИДАЦИЯ ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ и уничтожение свободного рынка.
Что же касается «человеческого лица» и всех этих благородных принципов «свободы, равенства и братства» – они невыполнимы именно при социализме! Неразрешимые антагонистические противоречия между волей централизованного «хозяина» и индивидуальными устремлениями 240 миллионов трудящихся приводят к полному уничтожению так называемого «социального баланса». При свободном рыночном строе страны, скажем, где есть 40 миллионов рабочих и 20 миллионов независимых предпринимателей, интересы их тоже взаимно противоположны.
Если рабочий стремится меньше работать и больше получать, то предприниматель, наоборот, желает большей производительности от рабочего и стремится снизить себестоимость товара за счет фондов зарплаты. Если дать полную власть рабочим, они просто-напросто разрушат экономику и себя вместе с нею. Но если бы вся власть принадлежала только предпринимателям, это привело бы к повышению производительности за счет эксплуатации. Благодаря КОМПРОМИССАМ между этими двумя стремлениями, в условиях свободного предпринимательства создается СОЦИАЛЬНЫЙ БАЛАНС.
При социализме такого баланса быть не может. Социалистическая экономика может существовать только при условии ПОЛНОГО КОНФОРМИЗМА, отказа от какой-либо индивидуальной инициативы, и при полном подчинении воли миллионов трудящихся воле одного хозяина – государства. Такое может быть достигнуто только ТЕРРОРОМ И ТОТАЛЬНЫМ ПОДАВЛЕНИЕМ.
– Но ведь за полвека советской власти можно было наблюдать некоторые качественные изменения в системе, не так ли?
– Безусловно! Как и любая другая общественно-экономическая система, советский социализм проходит стадии развития. В настоящее время социализм в СССР находится в стадии развала. Начался этот период где-то в 60-х годах, когда большинство трудящихся, равно как и сами «вожди народов», прекрасно поняли, что социализм – это полнейший бред.
Но добровольно отказаться от идиотской системы «централизованного планирования» было бы самоубийством для вождей. Я уверен, что Брежнев и Андропов прекрасно понимали, что у них просто нет иного выхода, кроме как продолжать СИЛОЙ, а не убеждением держать население в состоянии полного повиновения, оттягивая как можно дальше срок неумолимо надвигающейся «расплаты»…
– Ну, и сколько же, по-вашему, просуществует советский социализм?
– Если бы не помощь западных монополий, заинтересованных кровно в сохранении монопольного же советского партнерства, то советская система развалилась бы через 5-10 лет. Андропов это отлично понимает. Понимал это и Брежнев. Не такой уж он был дурак! Взойдя на свой пост в середине 1960-х годов, он смекнул, что наиболее удобным методом сохранения централизованного единовластия является МИЛИТАРИЗАЦИЯ экономики. И в самом деле: при вложении, скажем, одного миллиарда рублей в гражданские отрасли промышленности мы получаем ноль прибыли и массу хлопот.
При вложении того же миллиарда в военную промышленность ЦК КПСС получает красивый авианосец, с помощью которого можно шантажировать соседей, «финляндизировать» одну страну мира за другой и выжимать питательные соки из капиталистического Запада. Поэтому именно при Брежневе наблюдался стремительный рост военно-промышленного комплекса, милитаризация всех сфер экономической и общественной жизни в стране и невиданная ранее военная экспансия во всех уголках мира.
– Неужели, советские вожди не понимают, что если и впрямь осуществится идея «победы социализма в мировом масштабе», если больше не будет «заграниц», не от кого будет получать кредиты, технологии, зерно и т. п.?
– Я думаю, что советское руководство не желает «полной победы», особенно, путем новой мировой войны. Я уверен, что Андропов понимает: СССР проиграет такую войну, что будет означать не только политическую и физическую смерть всей военно-партийной элиты СССР, но и полный крах социализма в мировом масштабе. Оттягивая неминуемый конец, советские вожди паразитируют на западных кредитах, шантажируют торговых партнеров, эксплуатируют страны, попавшие в сферу советского «неоколониализма», очевидно надеясь, что «на наш век хватит, а там – хоть потоп!»
Правильно отметил ваш комментатор Томас Шуман, цитируя древнего китайского философа: «Воевать на поле боя – самый глупый и непродуктивный метод осуществления государственной политики. Самым высоким искусством ведения войны является ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ДИВЕРСИЯ, т. е. – разрушение моральных устоев и дестабилизация противника до такой степени, когда его уже можно поработить без единого выстрела…» Именно этим и занимаются кремлевские лидеры!
– Но возможен ли мирный выход из нынешнего противостояния СССР и Запада?
– Думаю, что катастрофы и потрясения еще предстоят. Централизованное планирование и единовластие социализма при активной поддержке западного монополизма не уйдет с мировой сцены без боя. Ликвидация плана и децентрализация управления экономики, как хорошо понимал Андропов, равносильны уничтожению социализма и краху надежды на «новый мировой порядок», к которому стремятся и западные монополии.
Поэтому не случайно в последней речи Андропова на пленуме ЦК, наряду с разглагольствованием о «децентрализации» и «самоуправлении», имеется существенная оговорка: «в интересах сохранения и укрепления ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО народного хозяйства…» Расползание этого «централизма» по лицу планеты несомненно приведет к гигантским человеческим жертвам и колоссальному разбазариванию людских и природных ресурсов.
– А существует ли, по-вашему, опасность «социализации» стран Запада?
– До тех пор, пока не уничтожен свободный рынок, пока не ликвидирована экономическая независимость каждого отдельного члена общества – победа социализма невозможна. Конечно, даже в Америке имеются свои потенциальные «Сталины» и яростные сторонники социализма. Дорвись они до власти, – еще неизвестно, не перещеголяют ли они советских тиранов в деле уничтожения своего же населения и порабощения всех трудящихся.
И пока каждый рядовой американец упорно отстаивает своё право на ИНДИВИДУАЛЬНОЕ творчество и сохранение естественных связей экономической взаимозависимости, у этих притаившихся «Сталиных» нет и не будет экономической базы для установления своей власти. Расширение экономических полномочий государства, установление монопольной власти профсоюзов и неограниченный рост «межнациональных» финансово-промышленных гигантов – всё это объективные предпосылки социализации общества.
– Но вот, вопреки этому, в СССР, как вы же говорите, наблюдается обратный процесс – развал социализма. И что, по-вашему, бы случилось, если бы Москва и Вашингтон, поменялись бы, так сказать, местами?
– Любая бюрократическая власть ведет себя одинаково, стремясь, в первую очередь, к самосохранению и усилению. Но окажись Москва на вершине власти нынешней Америки, она ничего не могла бы сделать. Её политическое бессилие было бы гарантировано именно экономической независимостью большинства населения.
А вот вашингтонские бюрократы могли бы без большого труда освоить принципы социалистического планирования и неплохо вписались бы в социалистическую систему единовластия. Какая из двух противоположных тенденций победит? Я думаю, что победит здравый смысл человека, стремящегося к экономической и духовной свободе при любом строе.
– Как конкретно вы себе представляете возможный переход от советского социализма к обществу, основанному на здравом смысле, творческой инициативе и экономической независимости граждан?
Отвечая на этот вопрос, ставший последним в нашей беседе, Федосеев сослался на свою, только что вышедшую, книгу «О новой России – альтернатива», главу из которой он предложил для публикации в «Панораме». Сегодня, отсылая читателя к этой книге, добавлю: многое ситуационно совпадает в нынешней России с предположениями Федосеева, сделанными почти четверть века назад. А многое и нет… – пока, во всяком случае.
Июнь 1984 г.
С завтрашним большинством
– Как дела… как погода? – почти механически спросил я его, косясь на солидную стопу рукописей и писем, которые надо бы было сегодня, если не прочесть, то хотя бы просмотреть. Говоря честно, я не ожидал услышать чего-либо нового – мы с Альбуртом говорили дней за пять до этого.
– Дела ничего. А погода у нас одинаковая.
– Как это? – не понял я, полагая достаточно очевидной разницу между нашей осенью, калифорнийской, и нью-йоркской.
– Да так. Я в Лос-Анджелесе, в отеле – от тебя недалеко. Прилетел вчера, завтра улетаю. Если вечером не занят – приходи, поужинаем.
– Не занят. Приду, – коротко отозвался я, и через пару часов мы уже сидели за столиком в нарочито уютном полумраке ресторана при отеле, название которого легко ассоциируется с созданным Голливудом образом успеха и высшей степени благополучия, достижимых в этом мире: «Беверли Хиллз».
– У тебя что, блицтурнир? – спросил я Альбурта, подразумевая кратковременность его визита.
– Да нет, деловые переговоры. Я здесь с Каспаровым. Он в этом же отеле. Дай-кая ему позвоню: может, он отошел уже от дороги (разница во времени… мечтал сегодня выспаться) – отужинаем вместе.
Так вот случилось, что часть этого вечера и несколько часов на следующий день – вплоть до их отлета – я провел с двумя шахматными чемпионами, США и мира – Левой Альбуртом и Гарри Каспаровым. В вечер, с описания которого я начал эти заметки, Гарик действительно выглядел уставшим, инициативы в общей беседе не проявлял, но охотно включался в нее, когда что-то его всерьез задевало.
Признаюсь, я несколько злоупотребил тогда неожиданной возможностью близкого общения с Каспаровым: буквально за неделю до этого в журнале «Плейбой» – который в СССР почему-то принято считать полупорнографическим, но от чести быть проинтервьюированным которым не уклоняются виднейшие политические деятели – так вот, в нем, в этом журнале, появилось многостраничное интервью с чемпионом мира.
Отвечая на вопросы специального корреспондента «Плейбоя», посланного к нему в Баку, Гарик откровенно и с незаурядной смелостью высказал ряд мыслей, связанных с положением в СССР, дал личную оценку Горбачеву – причем, не во всем лицеприятную. И поскольку на Западе в последнее время многие пребывают в состоянии эйфории по отношению к происходящим в СССР и других странах соцлагеря переменам (решительно не разделяемой пока самими жителями этих стран), то интервью Каспарова прозвучало не просто диссонансом к этим настроениям, но и, судя по откликам на него, появившимся вскоре же в прессе, побудило многих серьезно задуматься над смыслом происходящего.
Разумеется, были в интервью и вопросы, связанные с ситуацией в шахматном и вообще в спортивном мире; не были в нем обойдены и такие темы, как секс в СССР. Текст этого интервью я успел прочесть довольно внимательно за несколько дней до встречи с Каспаровым, и сегодня общий разговор за столом время от времени возвращался к наиболее любопытным и неожиданным, на наш взгляд, ответам Гарри корреспонденту журнала.
Отужинав, мы условились встретиться на следующий вечер – самолет, которым Альбурт и Каспаров возвращались в Нью-Йорк, улетал ближе к полуночи, деловые встречи должны были завершиться не позже четырех.
К себе в номер Гарри унес несколько последних выпусков «Панорамы» – о нашей газете он знал и раньше, но только понаслышке.
– Каспаров ждет тебя в номере – у него есть к тебе разговор, пока он будет собираться – сможете говорить.
Сейчас, вспоминая начало нашей беседы с Каспаровым в тот вечер, я поеживаюсь: по-моему, он сдерживал себя, чтобы не сорваться, и тем, кто знает горячий характер чемпиона, нетрудно себе представить, чего ему это стоило. Вывела из себя Гарри интерпретация, которую придал наш спортивный обозреватель сообщениям о советских хоккеистах, получивших возможность играть по контрактам в командах западных стран.
В этом смысле характерна история с Фетисовым: Слава был первым, кто должен был получить разрешение работать по контракту на Западе, и он год не мог уволиться из армии. Слава – очень мужественный, я бы сказал, стальной человек. Он решил бороться до конца, и я, по его просьбе, тоже включился в эту борьбу. Возникла настоящая война, подробности которой сами по себе заслуживают многих интервью.
Мы попытались привлечь внимание зарубежной общественности. В частности, я звонил Крофту и просил его разразиться статьей на эту тему – что он вскоре и сделал. И, наверное, мы должны быть благодарны менеджеру нью-джерсийских «Дьяволов», оказавшемуся принципиальным и очень порядочным человеком: он пошел на прямые переговоры с Фетисовым, минуя советских посредников.
В результате, Слава стал первым, заключившим контракт, позволяющий ему самому представлять себя и самому же получать гонорар – из которого, правда, значительные суммы будут перечислены в Детский благотворительный фонд. Он показал крепкий, по-настоящему мужской характер! Но особо здесь важен юридический прецедент, положивший начало новой эре отношений между спортсменами и Госкомспортом: если до этого спортсменам предлагалось, в лучшем случае, 10 процентов от суммы контракта, а остальные шли Комитету, то теперь эта сумма выросла до 50 процентов. Потом уже к Славиной борьбе присоединился Стариков.
Другие же спортсмены – а их оказалось большинство – рассуждали следующим образом: лишь бы вырваться за границу, любой ценой и на любых условиях – а там на все плевать! Такой вот, я бы сказал, сволочной взгляд. Штрейкбрехерство – как в случае с Ларионовым, например. Что получается: контракт – 750 тысяч, это вы правильно писали.
Правда, вопрос еще – в каких долларах? Ну, допустим, даже не в канадских, а американских. 375 тысяч из них клуб платит Федерации – как взятку, как выкуп за хоккеиста – только за то, чтобы его выпустили. Ну, как это можно назвать? Мы боремся, пытаемся что-то сделать, а кому-то оказывается спокойнее и удобнее так… понимаете?
– Гарик, свобода спортсмена – это всего лишь специфическая часть свобод, которых в нынешней России так недостает – об этом вы достаточно недвусмысленно высказались в интервью «Плейбою». Рассуждая последовательно, следует предположить, что понятие «свобода», включающее в себя и социальные аспекты, и политические, и экономические, будучи реализовано в СССР, определит какую-то иную, отличную от сегодняшней, систему. Что это будет – капитализм? Или – так называемый «социализм с человеческим лицом»?
Каспаров быстро вскинул голову:
– Социализм с человеческим лицом? – переспросил он. – Пока это выражение звучит для меня странно. Я очень, очень хотел бы увидеть такой симбиоз в действии! У Франкенштейна тоже было человеческое лицо, – иногда шучу я в этом контексте. Это такой у меня мрачный юмор. Хотя, в принципе, подобный социализм существует – в Швеции, например, в Дании, в Голландии, в Австрии, и ничего в этом плохого нет.
– Извините, Гарик, – перебил я собеседника, – но «социализмом» то, что существует в этих странах, можно назвать весьма условно. Да, там развиты отдельные элементы социализма, но…
Здесь я сослался на свидетельство нашего, к сожалению, не постоянного корреспондента – профессора Анатолия Павловича Федосеева, много лет назад ставшего невозвращенцем во время служебной командировки во Францию. Сейчас он живет в Англии, много путешествует и в одной из своих корреспонденций в «Панораму» весьма убедительно поведал читателям о провале эксперимента со «шведским» социализмом, затянувшимся не на одно десятилетие – главным образом, благодаря потенциалу, накопленному страной за предшествующие годы господства в ней процветающего капитализма.
– Но я считаю, что он и сейчас там существует, – возразил Каспаров. – Ведь что такое – социализм? Это – регулируемое налоговой системой перераспределение доходов, так ведь? И там это в полной мере действует.
– А саму идею перераспределения налогов вы считаете справедливой? – спросил я Каспарова. – Ведь, как не перераспределяй, сумма-то так называемого валового национального продукта не изменится…
Гарри ненадолго задумался:
– Ну, если говорить честно, я своего окончательного мнения по этому поводу пока не составил. Я вижу крупные преимущества таких типично капиталистических стран, как Англия, Америка, Германия. И в то же время есть серьезные преимущества в той же Швеции, Дании… в Голландии – в меньшей, правда, степени. Я думаю, что все они могут существовать вместе и одновременно, хотя бы потому, что не может быть одного, единственно гарантированного и правильного для всех пути.
– А давайте, – предложил я, шутя и памятуя наш разговор в прошлый вечер, – давайте, вытащим все же сюда Афанасьева – и спросим у него, что он думает по этому поводу?
– Ну, он-то будет говорить про систему, которая существует в СССР и которая ничего общего с социализмом не имеет. И, насколько я знаю Юрия Николаевича, он будет говорить о необходимости полного демонтажа всего, что там есть.
– То есть, он говорит не о «перестраивании», но прежде всего о разрушении, так я понимаю его позицию?
– Знаете, – прищурился Каспаров, – шахматисты говорят: перестраивать можно хорошую позицию, плохую же – невозможно, даже теоретически.
Мы помолчали.
– Не думаю. По-моему, она, советская пресса, еще не готова к подобному. То есть, в принципе, подобные вещи публикуются – у Яковлева (редактор «Московских новостей» – А.П.), у Коротича (редактор «Огонька» – А.П.), и у них довольно опасная позиция. Но я в интервью сказал прямо то, чего они до конца не договаривают – только, так сказать, подводят к каким-то выводам.
– Ну, вы должны еще понимать, что сказанное вами приобретает определенную весомость: в конце концов, редакторов много, экономистов – еще больше, социологов – пруд пруди, а чемпион мира – один…
– Я не сомневаюсь, что такое решение было принято только с согласия и, скорее всего, по прямому указанию Адропова. Ни один нижестоящий начальник не стал бы рисковать своей головой, приказывая уничтожить заведомо беззащитный самолет.
– Но ведь акт этот неминуемо приведет к падению престижа СССР…
– О, нет! Тут тонкий расчет. Внутри СССР населению будут внушать идею «американской угрозы» и нагнетать военную истерию. Да, собственно говоря, это уже видно из последних заявлений ТАСС, где, сваливая, как обычно, с больной головы на здоровую, США обвиняют в «шпионаже» и «провокации». На внешнего потребителя, особенно на лидеров и диктаторов «развивающихся» стран, этот акт произведет чрезвычайно полезное для СССР впечатление. Сегодня все эти «освободившиеся» хунты станут еще больше уважать Андропова.
– А общественное мнение Запада?
– Пошумит и забудет. Америка получит еще один плевок в лицо. Как всегда, она утрется и будет продолжать «сосуществование». Тут еще один любопытный момент: на борту сбитого авиалайнера находился конгрессмен Лэрри Макдональд – один из самых ярых критиков как советского режима, так и американских групп типа «Трехсторонней Комиссии» представляющих интересы крупнейших многонациональных монополий.
Как я писал в своем исследовании, озаглавленном «Благодетели» (опубликовал его нью-йоркский «Новый журнал»), эти элитарные группы через головы американского правительства и Конгресса ведут дела непосредственно с Политбюро. Денежные кредиты и техническая поддержка прогнившего социалистического режима свидетельствуют о том, что на самом высоком уровне интересы вождей социализма и интересы монополистических концернов смыкаются. Естественно, западным монополиям проще и удобнее вести торговлю с таким же монопольным и централизованным «хозяином» в условиях полного отсутствия конкуренции свободного рынка…
– Но, судя по сообщениям американской прессы, конгрессмен Макдональд попал на этот рейс совершенно случайно, опоздав на предыдущий.
– Я не думаю, что это «случайность». Я уверен, что среди сотрудников корейской авиалинии имеются советские агенты. Списки пассажиров не являются чем-то секретным в наше время. Более того: рейсы корейских лайнеров между США и Южной Кореей регулярны. Если взглянуть на карту, станет очевидным, что все они пролегают в опасной близости от южных советских границ – у острова Сахалин и полуострова Камчатка. Сбит именно этот лайнер. Был удачно выбран момент, когда американский Конгресс распущен на «каникулы», а президент отдыхал в Калифорнии.
Тут расчет просто-таки тончайший и беспроигрышный! Вздумай Америка сейчас ответить, скажем, оккупацией Кубы (что, на мой взгляд, было бы самым подходящим и достойным ответом на советский бандитизм), то же самое «общественное мнение» и шумные группы «мирников» моментально обвинили бы США в агрессии. И еще одно важное их «достижение»: катастрофа с корейским лайнером отвлекла внимание мира от советской агрессии в Центральной Америке. Забыты Афганистан, Ангола, Индокитай… Япония и Филиппины напуганы наращиванием советской военной угрозы на Дальнем Востоке.
Смерть конгрессмена Макдональда тоже не вызовет большого возмущения в США: как известно, он был недавно избран главой ультраправого общества «Джона Бёрча» – главного объекта ненависти всех «либералов» и «благотворителей». «Трехсторонняя Комисия» тоже, наверняка, очень благодарна Андропову за «избавление» от такого врага…
– Вы уверены, что «благодетели» имеют отношение к инциденту?
– По логике вещей и по опыту предыдущих «совпадений» – да, я уверен в такой причастности. Вспомним, что в 1964 году член «Комиссии» президент банка «Чейс Манхэттен» Дэвид Рокфеллер совершил визит в СССР. Несмотря на «неофициальность» визита, он имел несколько встреч с советским руководством на высшем уровне. Спустя неделю после его визита «сняли» Хрущева… Очевидно «либерал» Хрущев мешал «благодетелям», заинтересованным в сохранении социалистического центрального монополизма в СССР…
– Но что вас, Анатолий Павлович, одного из самых высокопоставленных технических экспертов СССР, героя Социалистического труда и лауреата Ленинской премии… привело к решению порвать с советским режимом?
– Неразрешимое противоречие между здравым смыслом и «директивами» власти. Как убежденный патриот своей страны я долго пытался понять, почему все усилия таких людей, как я, не приводят к экономическому прогрессу и повышению благосостояния народа? Может быть, думал я, потому, что в ЦК КПСС, в Госплане и в Министерстве обороны, куда я был вхож, засели идиоты, сволочи и шкурники, тормозящие воплощение благородных идей социализма?
Постепенно я убеждался в том, что честные высококвалифицированные люди просто НЕ МОГУТ приносить пользу в системе социализма. Вожди, даже самые умные, являются такими же, если не более, рабами системы.
Будучи по образованию инженером, я не мог, подобно идеологическим работникам, называть черное белым. Я прекрасно понимал, что рано или поздно мое сознание войдет в смертельный конфликт с системой. Передо мной встал выбор: либо оказаться в один прекрасный день «врагом народа» и отправиться в ГУЛАГ, либо… стать невозвращенцем…
– Думаете ли вы, что со сменой руководства СССР есть надежда на улучшение экономики в стране?
– Единственной надеждой на улучшение экономики было бы полное уничтожение там социализма. Ведь, что такое социализм? Некоторые считают, что в таких странах, как Швеция, существует социализм «с человеческим лицом» – это неверно! Главный признак социализма – ЛИКВИДАЦИЯ ЧАСТНОЙ СОБСТВЕННОСТИ и уничтожение свободного рынка.
Что же касается «человеческого лица» и всех этих благородных принципов «свободы, равенства и братства» – они невыполнимы именно при социализме! Неразрешимые антагонистические противоречия между волей централизованного «хозяина» и индивидуальными устремлениями 240 миллионов трудящихся приводят к полному уничтожению так называемого «социального баланса». При свободном рыночном строе страны, скажем, где есть 40 миллионов рабочих и 20 миллионов независимых предпринимателей, интересы их тоже взаимно противоположны.
Если рабочий стремится меньше работать и больше получать, то предприниматель, наоборот, желает большей производительности от рабочего и стремится снизить себестоимость товара за счет фондов зарплаты. Если дать полную власть рабочим, они просто-напросто разрушат экономику и себя вместе с нею. Но если бы вся власть принадлежала только предпринимателям, это привело бы к повышению производительности за счет эксплуатации. Благодаря КОМПРОМИССАМ между этими двумя стремлениями, в условиях свободного предпринимательства создается СОЦИАЛЬНЫЙ БАЛАНС.
При социализме такого баланса быть не может. Социалистическая экономика может существовать только при условии ПОЛНОГО КОНФОРМИЗМА, отказа от какой-либо индивидуальной инициативы, и при полном подчинении воли миллионов трудящихся воле одного хозяина – государства. Такое может быть достигнуто только ТЕРРОРОМ И ТОТАЛЬНЫМ ПОДАВЛЕНИЕМ.
– Но ведь за полвека советской власти можно было наблюдать некоторые качественные изменения в системе, не так ли?
– Безусловно! Как и любая другая общественно-экономическая система, советский социализм проходит стадии развития. В настоящее время социализм в СССР находится в стадии развала. Начался этот период где-то в 60-х годах, когда большинство трудящихся, равно как и сами «вожди народов», прекрасно поняли, что социализм – это полнейший бред.
Но добровольно отказаться от идиотской системы «централизованного планирования» было бы самоубийством для вождей. Я уверен, что Брежнев и Андропов прекрасно понимали, что у них просто нет иного выхода, кроме как продолжать СИЛОЙ, а не убеждением держать население в состоянии полного повиновения, оттягивая как можно дальше срок неумолимо надвигающейся «расплаты»…
– Ну, и сколько же, по-вашему, просуществует советский социализм?
– Если бы не помощь западных монополий, заинтересованных кровно в сохранении монопольного же советского партнерства, то советская система развалилась бы через 5-10 лет. Андропов это отлично понимает. Понимал это и Брежнев. Не такой уж он был дурак! Взойдя на свой пост в середине 1960-х годов, он смекнул, что наиболее удобным методом сохранения централизованного единовластия является МИЛИТАРИЗАЦИЯ экономики. И в самом деле: при вложении, скажем, одного миллиарда рублей в гражданские отрасли промышленности мы получаем ноль прибыли и массу хлопот.
При вложении того же миллиарда в военную промышленность ЦК КПСС получает красивый авианосец, с помощью которого можно шантажировать соседей, «финляндизировать» одну страну мира за другой и выжимать питательные соки из капиталистического Запада. Поэтому именно при Брежневе наблюдался стремительный рост военно-промышленного комплекса, милитаризация всех сфер экономической и общественной жизни в стране и невиданная ранее военная экспансия во всех уголках мира.
– Неужели, советские вожди не понимают, что если и впрямь осуществится идея «победы социализма в мировом масштабе», если больше не будет «заграниц», не от кого будет получать кредиты, технологии, зерно и т. п.?
– Я думаю, что советское руководство не желает «полной победы», особенно, путем новой мировой войны. Я уверен, что Андропов понимает: СССР проиграет такую войну, что будет означать не только политическую и физическую смерть всей военно-партийной элиты СССР, но и полный крах социализма в мировом масштабе. Оттягивая неминуемый конец, советские вожди паразитируют на западных кредитах, шантажируют торговых партнеров, эксплуатируют страны, попавшие в сферу советского «неоколониализма», очевидно надеясь, что «на наш век хватит, а там – хоть потоп!»
Правильно отметил ваш комментатор Томас Шуман, цитируя древнего китайского философа: «Воевать на поле боя – самый глупый и непродуктивный метод осуществления государственной политики. Самым высоким искусством ведения войны является ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ДИВЕРСИЯ, т. е. – разрушение моральных устоев и дестабилизация противника до такой степени, когда его уже можно поработить без единого выстрела…» Именно этим и занимаются кремлевские лидеры!
– Но возможен ли мирный выход из нынешнего противостояния СССР и Запада?
– Думаю, что катастрофы и потрясения еще предстоят. Централизованное планирование и единовластие социализма при активной поддержке западного монополизма не уйдет с мировой сцены без боя. Ликвидация плана и децентрализация управления экономики, как хорошо понимал Андропов, равносильны уничтожению социализма и краху надежды на «новый мировой порядок», к которому стремятся и западные монополии.
Поэтому не случайно в последней речи Андропова на пленуме ЦК, наряду с разглагольствованием о «децентрализации» и «самоуправлении», имеется существенная оговорка: «в интересах сохранения и укрепления ЦЕНТРАЛИЗОВАННОГО народного хозяйства…» Расползание этого «централизма» по лицу планеты несомненно приведет к гигантским человеческим жертвам и колоссальному разбазариванию людских и природных ресурсов.
– А существует ли, по-вашему, опасность «социализации» стран Запада?
– До тех пор, пока не уничтожен свободный рынок, пока не ликвидирована экономическая независимость каждого отдельного члена общества – победа социализма невозможна. Конечно, даже в Америке имеются свои потенциальные «Сталины» и яростные сторонники социализма. Дорвись они до власти, – еще неизвестно, не перещеголяют ли они советских тиранов в деле уничтожения своего же населения и порабощения всех трудящихся.
И пока каждый рядовой американец упорно отстаивает своё право на ИНДИВИДУАЛЬНОЕ творчество и сохранение естественных связей экономической взаимозависимости, у этих притаившихся «Сталиных» нет и не будет экономической базы для установления своей власти. Расширение экономических полномочий государства, установление монопольной власти профсоюзов и неограниченный рост «межнациональных» финансово-промышленных гигантов – всё это объективные предпосылки социализации общества.
– Но вот, вопреки этому, в СССР, как вы же говорите, наблюдается обратный процесс – развал социализма. И что, по-вашему, бы случилось, если бы Москва и Вашингтон, поменялись бы, так сказать, местами?
– Любая бюрократическая власть ведет себя одинаково, стремясь, в первую очередь, к самосохранению и усилению. Но окажись Москва на вершине власти нынешней Америки, она ничего не могла бы сделать. Её политическое бессилие было бы гарантировано именно экономической независимостью большинства населения.
А вот вашингтонские бюрократы могли бы без большого труда освоить принципы социалистического планирования и неплохо вписались бы в социалистическую систему единовластия. Какая из двух противоположных тенденций победит? Я думаю, что победит здравый смысл человека, стремящегося к экономической и духовной свободе при любом строе.
– Как конкретно вы себе представляете возможный переход от советского социализма к обществу, основанному на здравом смысле, творческой инициативе и экономической независимости граждан?
Отвечая на этот вопрос, ставший последним в нашей беседе, Федосеев сослался на свою, только что вышедшую, книгу «О новой России – альтернатива», главу из которой он предложил для публикации в «Панораме». Сегодня, отсылая читателя к этой книге, добавлю: многое ситуационно совпадает в нынешней России с предположениями Федосеева, сделанными почти четверть века назад. А многое и нет… – пока, во всяком случае.
Июнь 1984 г.
С завтрашним большинством
Г.Каспаров
Пролог
Более неожиданных встреч, чем эта, у меня не случалось. К исходу дня, когда вроде бы улеглась рутинная суета, и последние посетители покидали тесную приемную, когда сотрудников в редакции почти не оставалось… да, это было где-то часу в шестом, позвонил Лева Альбурт.– Как дела… как погода? – почти механически спросил я его, косясь на солидную стопу рукописей и писем, которые надо бы было сегодня, если не прочесть, то хотя бы просмотреть. Говоря честно, я не ожидал услышать чего-либо нового – мы с Альбуртом говорили дней за пять до этого.
– Дела ничего. А погода у нас одинаковая.
– Как это? – не понял я, полагая достаточно очевидной разницу между нашей осенью, калифорнийской, и нью-йоркской.
– Да так. Я в Лос-Анджелесе, в отеле – от тебя недалеко. Прилетел вчера, завтра улетаю. Если вечером не занят – приходи, поужинаем.
– Не занят. Приду, – коротко отозвался я, и через пару часов мы уже сидели за столиком в нарочито уютном полумраке ресторана при отеле, название которого легко ассоциируется с созданным Голливудом образом успеха и высшей степени благополучия, достижимых в этом мире: «Беверли Хиллз».
– У тебя что, блицтурнир? – спросил я Альбурта, подразумевая кратковременность его визита.
– Да нет, деловые переговоры. Я здесь с Каспаровым. Он в этом же отеле. Дай-кая ему позвоню: может, он отошел уже от дороги (разница во времени… мечтал сегодня выспаться) – отужинаем вместе.
Так вот случилось, что часть этого вечера и несколько часов на следующий день – вплоть до их отлета – я провел с двумя шахматными чемпионами, США и мира – Левой Альбуртом и Гарри Каспаровым. В вечер, с описания которого я начал эти заметки, Гарик действительно выглядел уставшим, инициативы в общей беседе не проявлял, но охотно включался в нее, когда что-то его всерьез задевало.
Признаюсь, я несколько злоупотребил тогда неожиданной возможностью близкого общения с Каспаровым: буквально за неделю до этого в журнале «Плейбой» – который в СССР почему-то принято считать полупорнографическим, но от чести быть проинтервьюированным которым не уклоняются виднейшие политические деятели – так вот, в нем, в этом журнале, появилось многостраничное интервью с чемпионом мира.
Отвечая на вопросы специального корреспондента «Плейбоя», посланного к нему в Баку, Гарик откровенно и с незаурядной смелостью высказал ряд мыслей, связанных с положением в СССР, дал личную оценку Горбачеву – причем, не во всем лицеприятную. И поскольку на Западе в последнее время многие пребывают в состоянии эйфории по отношению к происходящим в СССР и других странах соцлагеря переменам (решительно не разделяемой пока самими жителями этих стран), то интервью Каспарова прозвучало не просто диссонансом к этим настроениям, но и, судя по откликам на него, появившимся вскоре же в прессе, побудило многих серьезно задуматься над смыслом происходящего.
Разумеется, были в интервью и вопросы, связанные с ситуацией в шахматном и вообще в спортивном мире; не были в нем обойдены и такие темы, как секс в СССР. Текст этого интервью я успел прочесть довольно внимательно за несколько дней до встречи с Каспаровым, и сегодня общий разговор за столом время от времени возвращался к наиболее любопытным и неожиданным, на наш взгляд, ответам Гарри корреспонденту журнала.
Отужинав, мы условились встретиться на следующий вечер – самолет, которым Альбурт и Каспаров возвращались в Нью-Йорк, улетал ближе к полуночи, деловые встречи должны были завершиться не позже четырех.
К себе в номер Гарри унес несколько последних выпусков «Панорамы» – о нашей газете он знал и раньше, но только понаслышке.
День второй
Как и можно было ожидать, в гостинице шахматисты появились много позже условленного времени – ближе к шести вечера. Времени на ужин не оставалось – предстояло еще собраться, сделать какие-то неотложные звонки.– Каспаров ждет тебя в номере – у него есть к тебе разговор, пока он будет собираться – сможете говорить.
Сейчас, вспоминая начало нашей беседы с Каспаровым в тот вечер, я поеживаюсь: по-моему, он сдерживал себя, чтобы не сорваться, и тем, кто знает горячий характер чемпиона, нетрудно себе представить, чего ему это стоило. Вывела из себя Гарри интерпретация, которую придал наш спортивный обозреватель сообщениям о советских хоккеистах, получивших возможность играть по контрактам в командах западных стран.
Сначала был Фетисов
– Понимаете, – Гарри в сердцах хватал какие-то носки, рубашки, бросал их в стоящий на полу чемодан, потом садился на кровать. – Наш Госкомспорт всегда заявлял: «Мы – против торговли людьми!» – и всегда уступал – практически за бесценок – лучших наших спортсменов. В конце концов, оказалось, что НХЛ выгоднее говорить с официальными советскими инстанциями, с коррумпированным Госкомспортом. Существовала реальная угроза заключения ими Договора, согласно которому наши хоккеисты смогут выходить на международный рынок только через советскую хоккейную федерацию. То есть, наши спортсмены становились полностью бесправными!В этом смысле характерна история с Фетисовым: Слава был первым, кто должен был получить разрешение работать по контракту на Западе, и он год не мог уволиться из армии. Слава – очень мужественный, я бы сказал, стальной человек. Он решил бороться до конца, и я, по его просьбе, тоже включился в эту борьбу. Возникла настоящая война, подробности которой сами по себе заслуживают многих интервью.
Мы попытались привлечь внимание зарубежной общественности. В частности, я звонил Крофту и просил его разразиться статьей на эту тему – что он вскоре и сделал. И, наверное, мы должны быть благодарны менеджеру нью-джерсийских «Дьяволов», оказавшемуся принципиальным и очень порядочным человеком: он пошел на прямые переговоры с Фетисовым, минуя советских посредников.
В результате, Слава стал первым, заключившим контракт, позволяющий ему самому представлять себя и самому же получать гонорар – из которого, правда, значительные суммы будут перечислены в Детский благотворительный фонд. Он показал крепкий, по-настоящему мужской характер! Но особо здесь важен юридический прецедент, положивший начало новой эре отношений между спортсменами и Госкомспортом: если до этого спортсменам предлагалось, в лучшем случае, 10 процентов от суммы контракта, а остальные шли Комитету, то теперь эта сумма выросла до 50 процентов. Потом уже к Славиной борьбе присоединился Стариков.
Другие же спортсмены – а их оказалось большинство – рассуждали следующим образом: лишь бы вырваться за границу, любой ценой и на любых условиях – а там на все плевать! Такой вот, я бы сказал, сволочной взгляд. Штрейкбрехерство – как в случае с Ларионовым, например. Что получается: контракт – 750 тысяч, это вы правильно писали.
Правда, вопрос еще – в каких долларах? Ну, допустим, даже не в канадских, а американских. 375 тысяч из них клуб платит Федерации – как взятку, как выкуп за хоккеиста – только за то, чтобы его выпустили. Ну, как это можно назвать? Мы боремся, пытаемся что-то сделать, а кому-то оказывается спокойнее и удобнее так… понимаете?
О социализме – хорошем… и другом
– Гарик, – воспользовался я возникшей паузой, когда Каспаров опять присел возле полуупакованного чемодана, задумчиво рассматривая беспорядочно набросанные в него дорожные пожитки. Сейчас его мысли были где-то бесконечно далеко – и от этого чемодана, и от отеля в Беверли-Хиллз, где мы находились.– Гарик, свобода спортсмена – это всего лишь специфическая часть свобод, которых в нынешней России так недостает – об этом вы достаточно недвусмысленно высказались в интервью «Плейбою». Рассуждая последовательно, следует предположить, что понятие «свобода», включающее в себя и социальные аспекты, и политические, и экономические, будучи реализовано в СССР, определит какую-то иную, отличную от сегодняшней, систему. Что это будет – капитализм? Или – так называемый «социализм с человеческим лицом»?
Каспаров быстро вскинул голову:
– Социализм с человеческим лицом? – переспросил он. – Пока это выражение звучит для меня странно. Я очень, очень хотел бы увидеть такой симбиоз в действии! У Франкенштейна тоже было человеческое лицо, – иногда шучу я в этом контексте. Это такой у меня мрачный юмор. Хотя, в принципе, подобный социализм существует – в Швеции, например, в Дании, в Голландии, в Австрии, и ничего в этом плохого нет.
– Извините, Гарик, – перебил я собеседника, – но «социализмом» то, что существует в этих странах, можно назвать весьма условно. Да, там развиты отдельные элементы социализма, но…
Здесь я сослался на свидетельство нашего, к сожалению, не постоянного корреспондента – профессора Анатолия Павловича Федосеева, много лет назад ставшего невозвращенцем во время служебной командировки во Францию. Сейчас он живет в Англии, много путешествует и в одной из своих корреспонденций в «Панораму» весьма убедительно поведал читателям о провале эксперимента со «шведским» социализмом, затянувшимся не на одно десятилетие – главным образом, благодаря потенциалу, накопленному страной за предшествующие годы господства в ней процветающего капитализма.
– Но я считаю, что он и сейчас там существует, – возразил Каспаров. – Ведь что такое – социализм? Это – регулируемое налоговой системой перераспределение доходов, так ведь? И там это в полной мере действует.
– А саму идею перераспределения налогов вы считаете справедливой? – спросил я Каспарова. – Ведь, как не перераспределяй, сумма-то так называемого валового национального продукта не изменится…
Гарри ненадолго задумался:
– Ну, если говорить честно, я своего окончательного мнения по этому поводу пока не составил. Я вижу крупные преимущества таких типично капиталистических стран, как Англия, Америка, Германия. И в то же время есть серьезные преимущества в той же Швеции, Дании… в Голландии – в меньшей, правда, степени. Я думаю, что все они могут существовать вместе и одновременно, хотя бы потому, что не может быть одного, единственно гарантированного и правильного для всех пути.
– А давайте, – предложил я, шутя и памятуя наш разговор в прошлый вечер, – давайте, вытащим все же сюда Афанасьева – и спросим у него, что он думает по этому поводу?
– Ну, он-то будет говорить про систему, которая существует в СССР и которая ничего общего с социализмом не имеет. И, насколько я знаю Юрия Николаевича, он будет говорить о необходимости полного демонтажа всего, что там есть.
– То есть, он говорит не о «перестраивании», но прежде всего о разрушении, так я понимаю его позицию?
– Знаете, – прищурился Каспаров, – шахматисты говорят: перестраивать можно хорошую позицию, плохую же – невозможно, даже теоретически.
Мы помолчали.
И если я не скажу
– Гарик, – обратился я к нему. – Не думаете ли вы, что вскоре где-нибудь в советской прессе появится перепечатка вашего интервью из «Плейбоя»? И вообще – материал вот такой остроты и такой степени откровенности мог бы появиться сегодня в советском издании?– Не думаю. По-моему, она, советская пресса, еще не готова к подобному. То есть, в принципе, подобные вещи публикуются – у Яковлева (редактор «Московских новостей» – А.П.), у Коротича (редактор «Огонька» – А.П.), и у них довольно опасная позиция. Но я в интервью сказал прямо то, чего они до конца не договаривают – только, так сказать, подводят к каким-то выводам.
– Ну, вы должны еще понимать, что сказанное вами приобретает определенную весомость: в конце концов, редакторов много, экономистов – еще больше, социологов – пруд пруди, а чемпион мира – один…