Страница:
Так было в очень многих немецких семьях. Но эти ужасные события, как пишет Ф. Руппель, были общей бедой и горем всего советского народа. Однако для советских немцев террор 30-х годов оказался лишь прелюдией к трагедии их народа, разыгравшейся в самом начале войны с Германией.
28 августа 1941 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». Он гласил:
«Согласно точным сведениям, полученным военными организациями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и тысячи диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, населенных немцами Поволжья. О наличии количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья ни один из немцев, проживающих в районах Поволжья, не сообщил советским органам. Следовательно, немецкое населения районов Поволжья скрывает наличие среди них врагов советского народа и советской власти»С целью предотвращения этих нежелательных явлений и чтобы не допустить серьезного кровопролития,…»
все советские немцы - не только из Поволжья (где проживала треть немецкого населения СССР), но где бы они ни жили, были выселены принудительно в Сибирь и в Среднюю Азию, а Республика Немцев Поволжья была ликвидирована. [3]
В 1942 г. немцы - и мужчины и женщины, начиная с 14-летнего возраста, были мобилизованы в трудовую армию - на стройки, находившиеся в ведении НКВД. Но на самом деле они находились не на положении трудармейцев, а на положении заключенных. Их поселили в лагерных бараках за колючей проволокой, под охраной, на работу выводили под конвоем. При этом мужчин отделили от женщин, т.е. разделили семьи, а детей от самых маленьких до 14 лет отобрали у матерей и раздали в чужие семьи или отправили в детские дома. Вот свидетельство о пережитом в те времена немца Константина Вуккерта:
«В трудармию были мобилизованы все трудовые члены нашей семьи: отец, 15-летний братишка, мачеха. Остался дома, т.е. в Сибири, на месте принудительного поселения, один член нашей семьи - семилетняя сестренка. Она была отдана чужим людям. В 1944 г. отцу удалось забрать ее к себе в трудармию. Она была истощена от голода и издевательств чужих людей». [4]
Таким образом, советские немцы оказались, может быть, единственной в истории человечества нацией заключенных.
После окончания войны трудовая армия была распущена, но немцев расселили по спецпоселениям такого же типа, в каких жили крымские татары, месхи и другие высланные народы. Указ от 26 ноября 1948 г. Президиума Верховного Совета СССР, по которому немцы были переведены из трудармии в спецпоселения, гласил, что они высланы «навечно».
Спецпоселения для немцев были отменены 13 декабря 1955 г.,
«… учитывая, - как говорилось в Указе ПВС СССР, - что существующие ограничения в правовом положении спецпоселенцев… в дальнейшем не вызываются необходимостью».
Однако пункт 2 этого Указа гласил, что снятие с немцев ограничений по спецпоселению не влечет за собой возвращения им имущества, конфискованного при выселении, и что они не имеют права возвращаться на места, откуда они были выселены. [5]
Таким образом, немцы не должны были более ежемесячно отмечаться в комендатуре, им разрешили выезд за пределы места жительства, однако обвинение в «измене» тяготело над ними до 29 августа 1964 г., когда оно было формально снято очередным Указом Президиума Верховного Совета СССР, признавшим, что «огульные обвинения» «в активной помощи и пособничестве немецко-фашистским захватчикам», которые были предъявлены советским немцам в Указе от 28 августа 1941 г., «были неосновательными», Указ 1964 г. свидетельствовал, что
«…в действительности в годы Великой Отечественной войны подавляющее большинство немецкого населения вместе со всем советским народом своим трудом способствовало победе Советского Союза над фашистской Германией, а в послевоенные годы активно участвует в коммунистическом строительстве». [6]
Но признание несправедливости, совершенной по отношению к немцам, не означало разрешения вернуться на родину. Как и относительно крымских татар, и месхов, относительно немцев было решено, что они «укоренились» на новых местах и должны там остаться.
2 января 1965 г. в Москву прибыла первая делегация высланных немцев - 13 членов Инициативной группы «коммунистов, комсомольцев и беспартийных». Они привезли письма на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Микояна, подписанные в общей сложности 660 немцами. Авторы этих писем выражали благодарность партии и правительству за снятие с «советско-немецкого» народа необоснованных обвинений и заявляли, что они - не часть немецкого, швейцарского или австрийского народа, а отдельный народ, имеющий родину в России. [7] Они настаивали не только на разрешении вернуться в родные места, но и на восстановлении автономной немецкой республики.
Вопрос о восстановлении автономии для немцев имел особое значение - не только как свидетельство полной реабилитации и даже не только как необходимое условие сохранения и развития национальной культуры, но как единственная возможность создания как бы острова спокойного существования в стране, где ненависть ко всему немецкому, возникшая в годы войны с Германией, не угасла.
Страшные военные утраты и жестокость фашистов к пленным и к мирным жителям на захваченных землях давала очень благоприятную почву для пропаганды, в военные годы нацеленной на возбуждение ненависти к немцам, а учебные программы в школах до сих пор преподносят исторические факты так, что Германия выглядит извечным врагом России, история немцев Поволжья замалчивается, и их особенность, их роль в революции, гражданской войне и мирном строительстве, а тем более совершенная над ними жестокая несправедливость во время войны просто не известны почти никому. Это создавало вокруг немцев атмосферу ненависти во время войны. К. Вуккерт вспоминает, что в своем трагическом положении немцы были лишены сочувствия окружающих:
«Не раз я слышал… окрик:»А что вы хотели? Наши люди в осажденном Ленинграде умирали не меньше!" Иными словами, нас ставили на одну доску с теми, кто окружал Ленинград и душил его голодом, и мы должны были умирать за тех погибших в Ленинграде. Так сказать, око за око, зуб за зуб". [8]
Конечно, с годами отношения с окружающим населением стали спокойнее, но все-таки нередко немцы и сейчас оказываются объектом ненависти только в силу своей национальности. Тот же Вуккерт рассказывает, как в 1967 г., он, зайдя к своему русскому соседу в селе, где они оба живут (Новотроицкое, Казахстан), застал у него гостей - брата с семьей. Брат - инвалид, потерял на фронте обе ноги. Узнав, что Вуккерт - немец, безногий бросился на него с криком:
– Я тебя, гада, сейчас съем!
С большим трудом его семье и брату удалось оттащить его. [9] Такая реакция - не редкость.
Особенно страдают от неприязненного отчуждения окружающих дети немцев. Они не хотят говорить на родном языке, стесняются, что они - немцы. Вот почему для немцев было особенно важно восстановить свою автономию.
Очередная делегация немцев, отправившаяся в Москву 7 июня 1965 г., была принята А. Микояном. Выслушав пожелания и претензии членов делегации, Микоян с большой похвалой отозвался о вкладе немцев в освоение целинных земель, похвалил немецкое трудолюбие и законопослушность, но отказал в просьбе.
– Не все, что натворила история, поддается исправлению, - сказал он, и объяснил причины, по которым правительство отказывается от восстановления автономной немецкой республики:
– «Сейчас в целинном крае вести хозяйство без немцев невозможно» и «Восстановление республики вызовет огромные экономические затраты». [10]
Особо активным членам делегации, встретившимся с Микояном, было предложено переселиться в Москву, они получили хорошие должности и прекратили свои усилия. После столь неудачной попытки добиться пересмотра этого решения советского правительства надежда на улучшение нынешнего положения советских немцев угасла.
Сейчас немцы рассеяны по всей стране. Районы компактного немецкого населения имеются в местах их бывшей ссылки: в Казахстане, Киргизии и Таджикистане. Большинство немцев живет здесь в селах и поселках, так как долгое время им не давали селиться в больших городах. Более половины немецкого населения занимается сельским хозяйством. Значительные группы немцев появились за последнее десятилетие в Волгоградской области, в Молдавии, на Кавказе и в Прибалтийских республиках. Но по-прежнему нигде они не имеют условий для нормальной национальной жизни. Практически отсутствуют школы на родном языке, лишь кое-где есть немецкие классы. Немецкая пресса представлена всего двумя газетами - одной в Москве и одной в Целинограде (Казахстан) с небольшим тиражом и тематикой, отнюдь не специфически немецкой. Нет немецких культурных учреждений - издательств, театров и т.п. Значительная часть молодых немцев в этих неблагоприятных условиях утратила немецкий язык или лишь говорит на нем, но с трудом читает и пишет.
Быстрым темпом идет ассимиляция. Если в 1959 г. 75% немцев считали родным языком немецкий, то в 1970 г. такие немцы составили только 66,8%, а в 1979 г. - 57%. [11]
До сих пор существует скрытая дискриминация немцев при продвижении по службе и при поступлении в высшие учебные заведения, так что немецкий народ почти лишен национальной интеллигенции. Но самое тяжелое для немцев - то, что они по-прежнему обречены жить в инонациональной среде, враждебной к ним в память о страданиях, пережитых в войне с Германией. К тому же стихийная ненависть населения подогревается сверху и стараниями местной прессы. Так, 1 и 2 апреля 1980 г. в газете «Челябинский рабочий» была помещена статья, где о жителе Челябинска немце Александре Боусе было написано:
«Лобастый, с чуть рыжеватыми негустыми волосами, с яркими голубыми глазами… И вдруг вспомнились мои военные дни… До сих пор помню я другие каски. Темного, ядовитого зеленого цвета… Со свастикой… И глаза из-под этих касок…Особенно подходили для этих касок голубые глаза с ледком… Нордические глаза - принадлежность к»высшей расе"…".
Многие немецкие семьи стали добиваться разрешения на выезд в ФРГ к родственникам еще в 50-е годы, а есть и такие, которые начали делать подобные попытки в 20-е годы. Однако массовым движение за эмиграцию среди немцев стало со второй половины 60-х годов, после того как пропала надежда на восстановление республики немцев Поволжья. Конечно, немецкая эмиграция имеет, как и еврейская, не только национальные, но и социальные корни: ведь есть возможность добиваться выезда в ГДР, тоже немецкую страну, но с аналогичным советскому социалистическим строем. Однако немцев, которые просят отпустить их в ФРГ или в ГДР, очень мало - подавляющее большинство стремится решить одновременно и национальную и социальные проблемы.
Лишь с 1974 г., после многолетних усилий советских немцев, пошло им навстречу и правительство ФРГ, которое тоже стало добиваться разрешения на выезд для советских граждан, имеющих родственников в ФРГ. К этому времени, как сообщает ХТС, подали заявления на выезд около 40 тысяч немцев. [12] В Эстонии, Латвии, Казахстане и других местах они создали эмиграционные комитеты для коллективных усилий по получению разрешений на выезд. В январе 1974 г. активисты немецкого движения за выезд выпустили самиздатский сборник «Ре патриа», освещавший проблемы эмиграционного движения немцев. На его обложке стояло - «Выпуск 1", т.е. издание было задумано как периодическое. Но его составителей (В. Григас, Л. Бауэр и Ф. Руппель) вскоре выпустили в ФРГ, и»Ре патриа" прекратилась после первого выпуска.
11 февраля 1974 г. в Москве у здания ЦК КПСС состоялась демонстрация немцев, добивающихся разрешения на выезд. Во время этой демонстрации Людмила Ольденбург со своими несовершеннолетними сыновьями приковала себя к светофорному столбу около здания ЦК. 17 февраля состоялась аналогичная демонстрация немцев в Таллинне. [13]
С тех пор демонстрации стали распространенной формой борьбы немцев за выезд. Чаще всего такие демонстрации проводятся в Москве, в последнее время - главным образом на Красной площади; но случаются и вне Москвы, например, в Душанбе, перед зданием ЦК КП Таджикистана. Обычно эти демонстрации немногочисленны, самые большие - по нескольку десятков человек, но как правило - менее 10-ти, довольно часто - семьями. Вот описание типичной немецкой демонстрации, состоявшейся 31 марта 1980 г. на Красной площади в Москве:
«В демонстрации должны были участвовать около 30 человек, но незадолго перед ее началом немцы, прибывшие из г. Нарткала Кабардино-Балкарской АССР, были задержаны сотрудниками милиции. На Красную площадь смогли выйти только 5 человек из г. Котово Волгоградской области. Они несли транспаранты:»Мы хотим жить на своей родине в ФРГ". Все пятеро были тут же схвачены милицией и отвезены в пункт по охране порядка при Красной площади. Их имена: Виктор (1952 г.р.) и Лидия (1957 г.р.) Эбели, Виктор (1953 г.р.) и Альвина (1955 г.р.) Фрицлеры и Готфрид Облиндер (1953 г.р.). Семьям Эбелей и Фрицлеров ОВИР отказал в выезде уже 5 раз". [14]
Своеобразный способ протеста, применяемый немцами, добивающимися выезда в ФРГ, - отказ от гражданства СССР со сдачей советского паспорта. Впервые этот способ применили около 300 немцев Казахстана и Киргизии в конце 1976 г. Одновременно они обратились с письмом о тяжелом положении немцев в СССР в международные правозащитные организации и в Московскую Хельсинкскую группу (см. главу «Правозащитное движение»). Несколько активистов немецкого движения были в связи с этим арестованы за нарушение «паспортного режима» и осуждены на лагерные сроки от нескольких месяцев до полутора лет. Некоторые из них по отбытии срока получили разрешение на выезд, но многие до сих пор получают отказы. [15] С 1976 г. начались обращения немцев в Московскую и Литовскую Хельсинкские группы. Продолжаются и обращения в советские инстанции, к правительству ФРГ и в различные международные общественные организации. [16]
Организаторы коллективных жалоб подвергаются преследованиям вплоть до осуждения на лагерные сроки - по сфабрикованным уголовным статьям или «за клевету на советский строй» (так обычно квалифицируется указание в коллективных письмах на дискриминацию немцев в СССР). «Клеветнический» характер таких заявлений опровергается на суде выступлениями немцев с благополучными биографиями.
С 1980 г. давление на немцев, добивающихся разрешения на выезд в ФРГ, усилилось, о чем свидетельствует Московская Хельсинкская группа, посвятившая немцам-отказникам четыре своих документа, из них три - в 1980-1981 гг. [17]
В заявлении 246 немцев-отказников из Кабардино-Балкарии, направленном в 1980 г. в Президиум Верховного Совета СССР, в немецкий Бундестаг и на Мадридскую конференцию Хельсинкских стран, отказники жалуются на произвол и грубость властей, к которым они обращаются за разрешением на выезд:
«Зам. начальника РОВД г. Майский Д.М. Тимофеев объяснил нам, что в нас нуждаются здесь как в рабсиле, и, по его словам, перед тем как выпустить, из нас сначала выжмут все соки. Начальник городского управления КГБ г. Прохладный выразил желание сослать нас всех на БАМ (Байкало-Амурская Магистраль - очередная»великая стройка" - Л.А.). Зам. начальника РОВД г. Майский Д.М. Тимофеев в беседе с нами возложил на нас вину за гибель 20 млн. советских граждан во время Великой Отечественной войны. Начальник паспортного стола МВД КБ АССР Хуранов сказал однажды, что, будь его воля, он бы всех нас расстрелял". [18]
Вынужденные обращаться с жалобами на местное начальство в высшие инстанции, немцы-отказники и там наталкиваются на беззакония. В этом же письме 246 немцев сообщается, что 10 ноября 1980 г. за посещение ОВИРа в Москве были задержаны и вывезены на место жительства под конвоем 15 немцев-жалобщиков. Двое из них были сброшены с железнодорожного перрона на рельсы сотрудниками КГБ. Г. Миллер, адрес которого был проставлен в этом письме для ответа, был арестован.
Движение за выезд в ФРГ, особенно после того как западногерманское правительство стало поддерживать это движение, способствовало преодолению национальных комплексов у советских немцев. Среди них нашлись люди, не ограничивавшиеся жалобами на национальную неприязнь окружающих, но требующие признания заслуг российских немцев. В этом смысле показательно дело Александра Тилля и Владимира Райзера. Тилль был арестован в декабре 1981 г., а Райзер - в начале 1982 г. Их судили за «клевету на советский строй». Конкретно обвинение состояло в том, что они собирали подписи под требованием поставить памятник немцам, погибшим в трудармии в годы войны. Видимо, Тилль и Райзер не были одиноки в своих планах. По их делу прошли массовые обыски в Новосибирске и во Фрунзе, а уже после их осуждения 11 июня 1982 г. группа немцев из разных мест Киргизии подала заявку в горисполком Фрунзе на мирную демонстрацию в поддержку Тилля и Райзера. Ответа не было, и демонстрация не состоялась. Но эта заявка указывает на идею демонстрации, отличной от традиционных демонстраций немцев-отказников с единственным требованием разрешить выезд в ФРГ демонстранту и его семье. [19]
Немецкая эмиграция из СССР выразилась в следующих цифрах: 1971 г. - 1145 человек, 1972 г. - 3423 человека, 1973 г. - 4494 человека, 1975 г. - 5985 человек, 1976 г. - 9704 человека, 1977 г. - 9274 человека, 1978 г. - 8445 человек, 1979 г. - 7226 человек, 1980 г. - 6650 человек, 1981 г. - 3723 человека, 1982 г. - 1958 человек. [20]
Примечания
ЕВАНГЕЛЬСКИЕ ХРИСТИАНЕ-БАПТИСТЫ
28 августа 1941 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». Он гласил:
«Согласно точным сведениям, полученным военными организациями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и тысячи диверсантов и шпионов, которые по сигналу, данному из Германии, должны произвести взрывы в районах, населенных немцами Поволжья. О наличии количества диверсантов и шпионов среди немцев Поволжья ни один из немцев, проживающих в районах Поволжья, не сообщил советским органам. Следовательно, немецкое населения районов Поволжья скрывает наличие среди них врагов советского народа и советской власти»С целью предотвращения этих нежелательных явлений и чтобы не допустить серьезного кровопролития,…»
все советские немцы - не только из Поволжья (где проживала треть немецкого населения СССР), но где бы они ни жили, были выселены принудительно в Сибирь и в Среднюю Азию, а Республика Немцев Поволжья была ликвидирована. [3]
В 1942 г. немцы - и мужчины и женщины, начиная с 14-летнего возраста, были мобилизованы в трудовую армию - на стройки, находившиеся в ведении НКВД. Но на самом деле они находились не на положении трудармейцев, а на положении заключенных. Их поселили в лагерных бараках за колючей проволокой, под охраной, на работу выводили под конвоем. При этом мужчин отделили от женщин, т.е. разделили семьи, а детей от самых маленьких до 14 лет отобрали у матерей и раздали в чужие семьи или отправили в детские дома. Вот свидетельство о пережитом в те времена немца Константина Вуккерта:
«В трудармию были мобилизованы все трудовые члены нашей семьи: отец, 15-летний братишка, мачеха. Остался дома, т.е. в Сибири, на месте принудительного поселения, один член нашей семьи - семилетняя сестренка. Она была отдана чужим людям. В 1944 г. отцу удалось забрать ее к себе в трудармию. Она была истощена от голода и издевательств чужих людей». [4]
Таким образом, советские немцы оказались, может быть, единственной в истории человечества нацией заключенных.
После окончания войны трудовая армия была распущена, но немцев расселили по спецпоселениям такого же типа, в каких жили крымские татары, месхи и другие высланные народы. Указ от 26 ноября 1948 г. Президиума Верховного Совета СССР, по которому немцы были переведены из трудармии в спецпоселения, гласил, что они высланы «навечно».
Спецпоселения для немцев были отменены 13 декабря 1955 г.,
«… учитывая, - как говорилось в Указе ПВС СССР, - что существующие ограничения в правовом положении спецпоселенцев… в дальнейшем не вызываются необходимостью».
Однако пункт 2 этого Указа гласил, что снятие с немцев ограничений по спецпоселению не влечет за собой возвращения им имущества, конфискованного при выселении, и что они не имеют права возвращаться на места, откуда они были выселены. [5]
Таким образом, немцы не должны были более ежемесячно отмечаться в комендатуре, им разрешили выезд за пределы места жительства, однако обвинение в «измене» тяготело над ними до 29 августа 1964 г., когда оно было формально снято очередным Указом Президиума Верховного Совета СССР, признавшим, что «огульные обвинения» «в активной помощи и пособничестве немецко-фашистским захватчикам», которые были предъявлены советским немцам в Указе от 28 августа 1941 г., «были неосновательными», Указ 1964 г. свидетельствовал, что
«…в действительности в годы Великой Отечественной войны подавляющее большинство немецкого населения вместе со всем советским народом своим трудом способствовало победе Советского Союза над фашистской Германией, а в послевоенные годы активно участвует в коммунистическом строительстве». [6]
Но признание несправедливости, совершенной по отношению к немцам, не означало разрешения вернуться на родину. Как и относительно крымских татар, и месхов, относительно немцев было решено, что они «укоренились» на новых местах и должны там остаться.
2 января 1965 г. в Москву прибыла первая делегация высланных немцев - 13 членов Инициативной группы «коммунистов, комсомольцев и беспартийных». Они привезли письма на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР Микояна, подписанные в общей сложности 660 немцами. Авторы этих писем выражали благодарность партии и правительству за снятие с «советско-немецкого» народа необоснованных обвинений и заявляли, что они - не часть немецкого, швейцарского или австрийского народа, а отдельный народ, имеющий родину в России. [7] Они настаивали не только на разрешении вернуться в родные места, но и на восстановлении автономной немецкой республики.
Вопрос о восстановлении автономии для немцев имел особое значение - не только как свидетельство полной реабилитации и даже не только как необходимое условие сохранения и развития национальной культуры, но как единственная возможность создания как бы острова спокойного существования в стране, где ненависть ко всему немецкому, возникшая в годы войны с Германией, не угасла.
Страшные военные утраты и жестокость фашистов к пленным и к мирным жителям на захваченных землях давала очень благоприятную почву для пропаганды, в военные годы нацеленной на возбуждение ненависти к немцам, а учебные программы в школах до сих пор преподносят исторические факты так, что Германия выглядит извечным врагом России, история немцев Поволжья замалчивается, и их особенность, их роль в революции, гражданской войне и мирном строительстве, а тем более совершенная над ними жестокая несправедливость во время войны просто не известны почти никому. Это создавало вокруг немцев атмосферу ненависти во время войны. К. Вуккерт вспоминает, что в своем трагическом положении немцы были лишены сочувствия окружающих:
«Не раз я слышал… окрик:»А что вы хотели? Наши люди в осажденном Ленинграде умирали не меньше!" Иными словами, нас ставили на одну доску с теми, кто окружал Ленинград и душил его голодом, и мы должны были умирать за тех погибших в Ленинграде. Так сказать, око за око, зуб за зуб". [8]
Конечно, с годами отношения с окружающим населением стали спокойнее, но все-таки нередко немцы и сейчас оказываются объектом ненависти только в силу своей национальности. Тот же Вуккерт рассказывает, как в 1967 г., он, зайдя к своему русскому соседу в селе, где они оба живут (Новотроицкое, Казахстан), застал у него гостей - брата с семьей. Брат - инвалид, потерял на фронте обе ноги. Узнав, что Вуккерт - немец, безногий бросился на него с криком:
– Я тебя, гада, сейчас съем!
С большим трудом его семье и брату удалось оттащить его. [9] Такая реакция - не редкость.
Особенно страдают от неприязненного отчуждения окружающих дети немцев. Они не хотят говорить на родном языке, стесняются, что они - немцы. Вот почему для немцев было особенно важно восстановить свою автономию.
Очередная делегация немцев, отправившаяся в Москву 7 июня 1965 г., была принята А. Микояном. Выслушав пожелания и претензии членов делегации, Микоян с большой похвалой отозвался о вкладе немцев в освоение целинных земель, похвалил немецкое трудолюбие и законопослушность, но отказал в просьбе.
– Не все, что натворила история, поддается исправлению, - сказал он, и объяснил причины, по которым правительство отказывается от восстановления автономной немецкой республики:
– «Сейчас в целинном крае вести хозяйство без немцев невозможно» и «Восстановление республики вызовет огромные экономические затраты». [10]
Особо активным членам делегации, встретившимся с Микояном, было предложено переселиться в Москву, они получили хорошие должности и прекратили свои усилия. После столь неудачной попытки добиться пересмотра этого решения советского правительства надежда на улучшение нынешнего положения советских немцев угасла.
Сейчас немцы рассеяны по всей стране. Районы компактного немецкого населения имеются в местах их бывшей ссылки: в Казахстане, Киргизии и Таджикистане. Большинство немцев живет здесь в селах и поселках, так как долгое время им не давали селиться в больших городах. Более половины немецкого населения занимается сельским хозяйством. Значительные группы немцев появились за последнее десятилетие в Волгоградской области, в Молдавии, на Кавказе и в Прибалтийских республиках. Но по-прежнему нигде они не имеют условий для нормальной национальной жизни. Практически отсутствуют школы на родном языке, лишь кое-где есть немецкие классы. Немецкая пресса представлена всего двумя газетами - одной в Москве и одной в Целинограде (Казахстан) с небольшим тиражом и тематикой, отнюдь не специфически немецкой. Нет немецких культурных учреждений - издательств, театров и т.п. Значительная часть молодых немцев в этих неблагоприятных условиях утратила немецкий язык или лишь говорит на нем, но с трудом читает и пишет.
Быстрым темпом идет ассимиляция. Если в 1959 г. 75% немцев считали родным языком немецкий, то в 1970 г. такие немцы составили только 66,8%, а в 1979 г. - 57%. [11]
До сих пор существует скрытая дискриминация немцев при продвижении по службе и при поступлении в высшие учебные заведения, так что немецкий народ почти лишен национальной интеллигенции. Но самое тяжелое для немцев - то, что они по-прежнему обречены жить в инонациональной среде, враждебной к ним в память о страданиях, пережитых в войне с Германией. К тому же стихийная ненависть населения подогревается сверху и стараниями местной прессы. Так, 1 и 2 апреля 1980 г. в газете «Челябинский рабочий» была помещена статья, где о жителе Челябинска немце Александре Боусе было написано:
«Лобастый, с чуть рыжеватыми негустыми волосами, с яркими голубыми глазами… И вдруг вспомнились мои военные дни… До сих пор помню я другие каски. Темного, ядовитого зеленого цвета… Со свастикой… И глаза из-под этих касок…Особенно подходили для этих касок голубые глаза с ледком… Нордические глаза - принадлежность к»высшей расе"…".
Многие немецкие семьи стали добиваться разрешения на выезд в ФРГ к родственникам еще в 50-е годы, а есть и такие, которые начали делать подобные попытки в 20-е годы. Однако массовым движение за эмиграцию среди немцев стало со второй половины 60-х годов, после того как пропала надежда на восстановление республики немцев Поволжья. Конечно, немецкая эмиграция имеет, как и еврейская, не только национальные, но и социальные корни: ведь есть возможность добиваться выезда в ГДР, тоже немецкую страну, но с аналогичным советскому социалистическим строем. Однако немцев, которые просят отпустить их в ФРГ или в ГДР, очень мало - подавляющее большинство стремится решить одновременно и национальную и социальные проблемы.
Лишь с 1974 г., после многолетних усилий советских немцев, пошло им навстречу и правительство ФРГ, которое тоже стало добиваться разрешения на выезд для советских граждан, имеющих родственников в ФРГ. К этому времени, как сообщает ХТС, подали заявления на выезд около 40 тысяч немцев. [12] В Эстонии, Латвии, Казахстане и других местах они создали эмиграционные комитеты для коллективных усилий по получению разрешений на выезд. В январе 1974 г. активисты немецкого движения за выезд выпустили самиздатский сборник «Ре патриа», освещавший проблемы эмиграционного движения немцев. На его обложке стояло - «Выпуск 1", т.е. издание было задумано как периодическое. Но его составителей (В. Григас, Л. Бауэр и Ф. Руппель) вскоре выпустили в ФРГ, и»Ре патриа" прекратилась после первого выпуска.
11 февраля 1974 г. в Москве у здания ЦК КПСС состоялась демонстрация немцев, добивающихся разрешения на выезд. Во время этой демонстрации Людмила Ольденбург со своими несовершеннолетними сыновьями приковала себя к светофорному столбу около здания ЦК. 17 февраля состоялась аналогичная демонстрация немцев в Таллинне. [13]
С тех пор демонстрации стали распространенной формой борьбы немцев за выезд. Чаще всего такие демонстрации проводятся в Москве, в последнее время - главным образом на Красной площади; но случаются и вне Москвы, например, в Душанбе, перед зданием ЦК КП Таджикистана. Обычно эти демонстрации немногочисленны, самые большие - по нескольку десятков человек, но как правило - менее 10-ти, довольно часто - семьями. Вот описание типичной немецкой демонстрации, состоявшейся 31 марта 1980 г. на Красной площади в Москве:
«В демонстрации должны были участвовать около 30 человек, но незадолго перед ее началом немцы, прибывшие из г. Нарткала Кабардино-Балкарской АССР, были задержаны сотрудниками милиции. На Красную площадь смогли выйти только 5 человек из г. Котово Волгоградской области. Они несли транспаранты:»Мы хотим жить на своей родине в ФРГ". Все пятеро были тут же схвачены милицией и отвезены в пункт по охране порядка при Красной площади. Их имена: Виктор (1952 г.р.) и Лидия (1957 г.р.) Эбели, Виктор (1953 г.р.) и Альвина (1955 г.р.) Фрицлеры и Готфрид Облиндер (1953 г.р.). Семьям Эбелей и Фрицлеров ОВИР отказал в выезде уже 5 раз". [14]
Своеобразный способ протеста, применяемый немцами, добивающимися выезда в ФРГ, - отказ от гражданства СССР со сдачей советского паспорта. Впервые этот способ применили около 300 немцев Казахстана и Киргизии в конце 1976 г. Одновременно они обратились с письмом о тяжелом положении немцев в СССР в международные правозащитные организации и в Московскую Хельсинкскую группу (см. главу «Правозащитное движение»). Несколько активистов немецкого движения были в связи с этим арестованы за нарушение «паспортного режима» и осуждены на лагерные сроки от нескольких месяцев до полутора лет. Некоторые из них по отбытии срока получили разрешение на выезд, но многие до сих пор получают отказы. [15] С 1976 г. начались обращения немцев в Московскую и Литовскую Хельсинкские группы. Продолжаются и обращения в советские инстанции, к правительству ФРГ и в различные международные общественные организации. [16]
Организаторы коллективных жалоб подвергаются преследованиям вплоть до осуждения на лагерные сроки - по сфабрикованным уголовным статьям или «за клевету на советский строй» (так обычно квалифицируется указание в коллективных письмах на дискриминацию немцев в СССР). «Клеветнический» характер таких заявлений опровергается на суде выступлениями немцев с благополучными биографиями.
С 1980 г. давление на немцев, добивающихся разрешения на выезд в ФРГ, усилилось, о чем свидетельствует Московская Хельсинкская группа, посвятившая немцам-отказникам четыре своих документа, из них три - в 1980-1981 гг. [17]
В заявлении 246 немцев-отказников из Кабардино-Балкарии, направленном в 1980 г. в Президиум Верховного Совета СССР, в немецкий Бундестаг и на Мадридскую конференцию Хельсинкских стран, отказники жалуются на произвол и грубость властей, к которым они обращаются за разрешением на выезд:
«Зам. начальника РОВД г. Майский Д.М. Тимофеев объяснил нам, что в нас нуждаются здесь как в рабсиле, и, по его словам, перед тем как выпустить, из нас сначала выжмут все соки. Начальник городского управления КГБ г. Прохладный выразил желание сослать нас всех на БАМ (Байкало-Амурская Магистраль - очередная»великая стройка" - Л.А.). Зам. начальника РОВД г. Майский Д.М. Тимофеев в беседе с нами возложил на нас вину за гибель 20 млн. советских граждан во время Великой Отечественной войны. Начальник паспортного стола МВД КБ АССР Хуранов сказал однажды, что, будь его воля, он бы всех нас расстрелял". [18]
Вынужденные обращаться с жалобами на местное начальство в высшие инстанции, немцы-отказники и там наталкиваются на беззакония. В этом же письме 246 немцев сообщается, что 10 ноября 1980 г. за посещение ОВИРа в Москве были задержаны и вывезены на место жительства под конвоем 15 немцев-жалобщиков. Двое из них были сброшены с железнодорожного перрона на рельсы сотрудниками КГБ. Г. Миллер, адрес которого был проставлен в этом письме для ответа, был арестован.
Движение за выезд в ФРГ, особенно после того как западногерманское правительство стало поддерживать это движение, способствовало преодолению национальных комплексов у советских немцев. Среди них нашлись люди, не ограничивавшиеся жалобами на национальную неприязнь окружающих, но требующие признания заслуг российских немцев. В этом смысле показательно дело Александра Тилля и Владимира Райзера. Тилль был арестован в декабре 1981 г., а Райзер - в начале 1982 г. Их судили за «клевету на советский строй». Конкретно обвинение состояло в том, что они собирали подписи под требованием поставить памятник немцам, погибшим в трудармии в годы войны. Видимо, Тилль и Райзер не были одиноки в своих планах. По их делу прошли массовые обыски в Новосибирске и во Фрунзе, а уже после их осуждения 11 июня 1982 г. группа немцев из разных мест Киргизии подала заявку в горисполком Фрунзе на мирную демонстрацию в поддержку Тилля и Райзера. Ответа не было, и демонстрация не состоялась. Но эта заявка указывает на идею демонстрации, отличной от традиционных демонстраций немцев-отказников с единственным требованием разрешить выезд в ФРГ демонстранту и его семье. [19]
Немецкая эмиграция из СССР выразилась в следующих цифрах: 1971 г. - 1145 человек, 1972 г. - 3423 человека, 1973 г. - 4494 человека, 1975 г. - 5985 человек, 1976 г. - 9704 человека, 1977 г. - 9274 человека, 1978 г. - 8445 человек, 1979 г. - 7226 человек, 1980 г. - 6650 человек, 1981 г. - 3723 человека, 1982 г. - 1958 человек. [20]
Примечания
1. В: «Ре Патриа», серия «Вольное слово», вып. 16, Посев, 1975, с. 9.
2. Там же, с.с. 54-57.
3. Там же, с.с. 84-86.
4. Архив Самиздата, Радио «Свобода», Мюнхен (АС), # 2811, вып. 16/78, с. 8.
5. Цит. по: «Ре Патриа», с. 86.
6. Там же, с. 87.
7. Цит. по: «Ре Патриа», с.с. 50-51.
8. АС # 2811, с. 8.
9. Там же, с. 22.
10. «Хроника текущих событий», Нью-Йорк, изд-во «Хроника» (ХТС), вып. 41, с.с. 64-65; Политический дневник, т. 1, Амстердам, Фонд Герцена, 1972, с.с. 94-95.
11. Итоги Всесоюзной переписи населения, 1970 г., Москва, изд-во «Статистика», 1973, т. IV, с. 9; «Вестник статистики», Москва, 1980, # 8.
12. ХТС, вып. 32, с. 25.
13. Там же, с.с. 25-26.
14. ХТС, вып. 56, с. 100.
15. ХТС, вып. 41, с.с. 63-64.
16. Там же, с.с. 64-65.
17. Сборник документов Общественной группы содействия выполнению Хельсинкских Соглашений в СССР, Нью-Йорк, изд-во «Хроника»; документ # 22 (вып. 6); документ # 122 (вып. 7), документ # 171 (АС, # 4403, вып. 31/81); 192 (АС # 4641, вып. 19/82).
18. АС # 4487, вып. 44/81.
19. «Вести из СССР» под ред. Кронида Любарского, Мюнхен - Брюссель, 1982, вып. 4, # 1; вып. 5 # 4; вып. 6, # 6.
20. Там же, 1983, вып. 2, # 33.
2. Там же, с.с. 54-57.
3. Там же, с.с. 84-86.
4. Архив Самиздата, Радио «Свобода», Мюнхен (АС), # 2811, вып. 16/78, с. 8.
5. Цит. по: «Ре Патриа», с. 86.
6. Там же, с. 87.
7. Цит. по: «Ре Патриа», с.с. 50-51.
8. АС # 2811, с. 8.
9. Там же, с. 22.
10. «Хроника текущих событий», Нью-Йорк, изд-во «Хроника» (ХТС), вып. 41, с.с. 64-65; Политический дневник, т. 1, Амстердам, Фонд Герцена, 1972, с.с. 94-95.
11. Итоги Всесоюзной переписи населения, 1970 г., Москва, изд-во «Статистика», 1973, т. IV, с. 9; «Вестник статистики», Москва, 1980, # 8.
12. ХТС, вып. 32, с. 25.
13. Там же, с.с. 25-26.
14. ХТС, вып. 56, с. 100.
15. ХТС, вып. 41, с.с. 63-64.
16. Там же, с.с. 64-65.
17. Сборник документов Общественной группы содействия выполнению Хельсинкских Соглашений в СССР, Нью-Йорк, изд-во «Хроника»; документ # 22 (вып. 6); документ # 122 (вып. 7), документ # 171 (АС, # 4403, вып. 31/81); 192 (АС # 4641, вып. 19/82).
18. АС # 4487, вып. 44/81.
19. «Вести из СССР» под ред. Кронида Любарского, Мюнхен - Брюссель, 1982, вып. 4, # 1; вып. 5 # 4; вып. 6, # 6.
20. Там же, 1983, вып. 2, # 33.
ЕВАНГЕЛЬСКИЕ ХРИСТИАНЕ-БАПТИСТЫ
Евангельские христиане-баптисты (ЕХБ) - самая многочисленная из протестантских церквей в СССР. По данным Всемирного Совета ЕХБ, в 1975 г. в СССР было 535 тыс. баптистов, [1] и численность их растет.
Баптистская церковь существует в России с 1867 г. С самого возникновения она подвергалась гонениям как «сектантская». Послереволюционную историю своей церкви баптисты делят на следующие периоды:
1918-1929 гг., когда, согласно декрету советского правительства от 23 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства» и конституции, была провозглашена и по отношению к протестантам действительно соблюдалась свобода совести. Молитвенные собрания проводились беспрепятственно, религиозная литература издавалась без ограничений или свободно выписывалась из-за рубежа.
1929-1941 гг. После правительственного постановления от 8 апреля 1929 г. «О религиозных культах» был взят курс на полное искоренение религии в СССР. За эти годы дважды переформулировалась статья конституции о свободе совести (в мае 1929 г. и в 1936 г.) так, что эта свобода была сведена на нет. Было арестовано подавляющее большинство церковнослужителей баптистов и многие активные верующие. Закрытые суды-"тройки" приговаривали их к лагерным срокам до 25 лет за «антисоветскую агитацию». По данным баптистов, в эти годы были отправлены в лагеря около 25 тысяч их единоверцев и около 22 тысяч там погибли. Молельные дома ЕХБ по всей стране были закрыты, остался лишь один в Москве и, кажется, еще один в Новосибирске. [2]
1942-1960 гг. Во время второй мировой войны политика властей по отношению к религии изменилась. В 1942-1943 гг. при Совете Министров СССР был сформулирован Совет по делам религий и культов (СДРК). Его чиновники занялись «приручением» церкви и разрушением ее изнутри.
Из лагерей и ссылки стали срочно освобождать служителей, склонных к сотрудничеству с властями. Из таких людей был сформирован Всесоюзный Совет ЕХБ (ВСЕХБ).
После войны возродилось примерно 5 тысяч баптистских общин. Треть их (1696) в 1945-1948 гг. власти зарегистрировали. [3] Регистрация предоставлялась при согласии на большие ограничения религиозной жизни. Согласие это вынуждалось альтернативой: или подчинитесь, или молельный дом будет закрыт. Одним из условий регистрации было признание главенства ВСЕХБ и подобранных властями старших пресвитеров. Эти пресвитеры контролировали общины, распределенные между ними по территориальному признаку.
Искусственно сокращенное втрое до размеров зарегистрированных общин баптистское братство, отданное под наблюдение ВСЕХБ, служило «государственной витриной свободы совести» в СССР перед внешним миром. Начиная с 1947 г. члены ВСЕХБ и послушные им люди из общин постоянно ездят за границу для встреч с единоверцами и принимают их в Советском Союзе. У них имеется уже большой опыт, как создать у иностранцев впечатление о благополучии верующих и, конечно, они никогда не признают, что в СССР есть узники - христиане и отсутствует свобода религиозной жизни.
Но главная задача ВСЕХБ - подбор на все церковные должности «своих людей», наблюдающих изнутри церкви за исполнением ограничений, налагаемых властями.
1960 г.- до наших дней - возрождение баптистской церкви.
В 1960 г. ВСЕХБ издал два документа, регулирующих церковную жизнь: «Новое положение ВСЕХБ» и секретное «Инструктивное письмо старшим пресвитерам». [4] Эти документы основывались на установках властей по отношению к религии и расходились с основными принципами баптистского вероисповедания.
Баптисты всего мира видят главную задачу и основное призвание церкви в проповеди Евангелия, а в Инструктивном письме было записано:
№
В обязанности старшим пресвитерам «Письмо» вменяло «сдерживание нездоровых миссионерских проявлений»; им предписывалось «изжить нездоровую практику погони за новыми членами». Запрещалось крестить людей до 18 лет, а старше этого возраста - лишь после сурового двух-трехлетнего испытательного срока. «Новое положение» запрещало проповедовать за пределами своей общины, а своим общинникам - только в молельном доме; запрещалось присутствовать на богослужениях в других общинах, т.е. нарушалось отличающее баптистов широкое общение с единоверцами, нарушались традиционные формы этого общения - совместные загородные гуляния, проведение домашних обрядов с участием большого числа единоверцев, частое гостевание и т.д. Содержавшийся в новом Положении запрет на взаимопомощь между членами общины оставлял на произвол судьбы семьи арестованных единоверцев и оштрафованных за проведение религиозных обрядов. «Новое положение» даже регламентировало порядок проведения богослужений, так как ставило под запрет многие виды музыкальных инструментов (например, гитары), приглашение хора из соседней общины, вынесение богослужения из молельного дома и т.д.
Подчинение ВСЕХБ предписаниям советских властей повело к сокращению численности крещаемых и даже к распаду некоторых общин. С 1944 по 1965 гг. только на Украине закрылись более 800 общин и численность баптистов сократилась с 180.000 до 120.000 человек. В Эстонии и Латвии в 1957-1959 гг. баптисты окрестили 1246 человек, а в 1960-1962 гг. - только 195. За эти три года там закрылись 14 общин. [5] Примерно такое же положение было по всей стране. Церковь ЕХБ переживала глубокий духовный кризис.
Однако насаждение «Нового положения» и «Инструктивного письма» как руководящих документов оказалось переоценкой возможностей ВСЕХБ.
«Инструктивное письмо» было секретным, оно предназначалось лишь для старших пресвитеров, но его не удалось утаить от рядовых членов общин. Оно вызвало общее возмущение и стало толчком к сопротивлению массы верующих баптистов церковному руководству, покорному властям. Началось возрождение церкви ЕХБ.
Смысл этого возрождения был в очищении религиозного служения от искажений, привнесенных давлением властей, ВСЕХБ и его сторонников. Эта борьба внутри баптистской церкви по сути была не догматической, а гражданской; расхождение было только по вопросу о взаимоотношениях между церковью и светской властью.
Сторонники самостоятельности церкви ЕХБ вели борьбу с церковными и светскими властями за свободу, ссылаясь и на Евангелие и на зафиксированное в конституции право на свободу вероисповедания. Изложу кратко основные события этой борьбы.
Несколько влиятельных баптистов - А.Ф. Прокофьев, Г.К. Крючков, Г.П. Винс и др. получили доступ к «Инструктивному письму». Они восприняли его как свидетельство вероотступничества ВСЕХБ и сочли для себя невозможным бездействовать. В мае 1960 г. они объединились в Инициативную группу, и в качестве таковой обратились к ВСЕХБ с посланием, в котором обвиняли его в нарушении важнейшего евангельского принципа, запрещающего отдавать «кесарю» - «Богово». Инициативная группа призвала членов ВСЕХБ к покаянию перед единоверцами. ВСЕХБ не ответил на послание. [6] Тогда члены Инициативной группы размножили текст «Инструктивного письма» и разослали его по общинам (и зарегистрированным и нерегистрированным), сопроводив его своим обращением, в котором разъясняли смысл «Нового положения» и «Инструктивного письма». Поскольку члены ВСЕХБ отказались покаяться и отменить эти документы, Инициативная группа призвала верующих ЕХБ обратиться к властям с просьбой о разрешении провести съезд (которого не было с 1926 г.) для отмены «Положения» и «Инструктивного письма» и для решения о руководстве церковью в будущем: Инициативная группа считала необходимым переизбрать ВСЕХБ. Инициативная группа предлагала добиваться, чтобы съезд представил все баптистские общины в СССР - как зарегистрированные, так и незарегистрированные. [7] Позже основатели Инициативной группы признавались, что создание этой группы было скорее эмоциональным, чем рассчитанным на успех шагом. Они полагали, что не позднее чем через месяц после объявления о создании Группы они будут арестованы, ничего не добившись. [8] Однако их призыв к очищению пробудил многие общины от долголетней апатии. Мощная поддержка верующих удержала власти от немедленного ареста членов Инициативной группы (был арестован лишь А.Ф. Прокофьев - в 1962 г.). Не только Инициативная группа, но и рядовые баптисты - и по отдельности, и целыми общинами стали писать в Совет по ДРК, требуя разрешить им проведение съезда. ВСЕХБ, противясь съезду, стал отлучать от церкви активных поборников этой идеи и даже способствовать их арестам. Члены ВСЕХБ утверждали, что идти против «Нового положения» и «Инструктивного письма» значит идти против власти. В течение 1960-1963 гг., в период наиболее напряженной борьбы за съезд, были арестованы около 200 активных «инициативников», однако это не ослабило, а укрепило их движение.
Баптистская церковь существует в России с 1867 г. С самого возникновения она подвергалась гонениям как «сектантская». Послереволюционную историю своей церкви баптисты делят на следующие периоды:
1918-1929 гг., когда, согласно декрету советского правительства от 23 января 1918 г. «Об отделении церкви от государства» и конституции, была провозглашена и по отношению к протестантам действительно соблюдалась свобода совести. Молитвенные собрания проводились беспрепятственно, религиозная литература издавалась без ограничений или свободно выписывалась из-за рубежа.
1929-1941 гг. После правительственного постановления от 8 апреля 1929 г. «О религиозных культах» был взят курс на полное искоренение религии в СССР. За эти годы дважды переформулировалась статья конституции о свободе совести (в мае 1929 г. и в 1936 г.) так, что эта свобода была сведена на нет. Было арестовано подавляющее большинство церковнослужителей баптистов и многие активные верующие. Закрытые суды-"тройки" приговаривали их к лагерным срокам до 25 лет за «антисоветскую агитацию». По данным баптистов, в эти годы были отправлены в лагеря около 25 тысяч их единоверцев и около 22 тысяч там погибли. Молельные дома ЕХБ по всей стране были закрыты, остался лишь один в Москве и, кажется, еще один в Новосибирске. [2]
1942-1960 гг. Во время второй мировой войны политика властей по отношению к религии изменилась. В 1942-1943 гг. при Совете Министров СССР был сформулирован Совет по делам религий и культов (СДРК). Его чиновники занялись «приручением» церкви и разрушением ее изнутри.
Из лагерей и ссылки стали срочно освобождать служителей, склонных к сотрудничеству с властями. Из таких людей был сформирован Всесоюзный Совет ЕХБ (ВСЕХБ).
После войны возродилось примерно 5 тысяч баптистских общин. Треть их (1696) в 1945-1948 гг. власти зарегистрировали. [3] Регистрация предоставлялась при согласии на большие ограничения религиозной жизни. Согласие это вынуждалось альтернативой: или подчинитесь, или молельный дом будет закрыт. Одним из условий регистрации было признание главенства ВСЕХБ и подобранных властями старших пресвитеров. Эти пресвитеры контролировали общины, распределенные между ними по территориальному признаку.
Искусственно сокращенное втрое до размеров зарегистрированных общин баптистское братство, отданное под наблюдение ВСЕХБ, служило «государственной витриной свободы совести» в СССР перед внешним миром. Начиная с 1947 г. члены ВСЕХБ и послушные им люди из общин постоянно ездят за границу для встреч с единоверцами и принимают их в Советском Союзе. У них имеется уже большой опыт, как создать у иностранцев впечатление о благополучии верующих и, конечно, они никогда не признают, что в СССР есть узники - христиане и отсутствует свобода религиозной жизни.
Но главная задача ВСЕХБ - подбор на все церковные должности «своих людей», наблюдающих изнутри церкви за исполнением ограничений, налагаемых властями.
1960 г.- до наших дней - возрождение баптистской церкви.
В 1960 г. ВСЕХБ издал два документа, регулирующих церковную жизнь: «Новое положение ВСЕХБ» и секретное «Инструктивное письмо старшим пресвитерам». [4] Эти документы основывались на установках властей по отношению к религии и расходились с основными принципами баптистского вероисповедания.
Баптисты всего мира видят главную задачу и основное призвание церкви в проповеди Евангелия, а в Инструктивном письме было записано:
№
В обязанности старшим пресвитерам «Письмо» вменяло «сдерживание нездоровых миссионерских проявлений»; им предписывалось «изжить нездоровую практику погони за новыми членами». Запрещалось крестить людей до 18 лет, а старше этого возраста - лишь после сурового двух-трехлетнего испытательного срока. «Новое положение» запрещало проповедовать за пределами своей общины, а своим общинникам - только в молельном доме; запрещалось присутствовать на богослужениях в других общинах, т.е. нарушалось отличающее баптистов широкое общение с единоверцами, нарушались традиционные формы этого общения - совместные загородные гуляния, проведение домашних обрядов с участием большого числа единоверцев, частое гостевание и т.д. Содержавшийся в новом Положении запрет на взаимопомощь между членами общины оставлял на произвол судьбы семьи арестованных единоверцев и оштрафованных за проведение религиозных обрядов. «Новое положение» даже регламентировало порядок проведения богослужений, так как ставило под запрет многие виды музыкальных инструментов (например, гитары), приглашение хора из соседней общины, вынесение богослужения из молельного дома и т.д.
Подчинение ВСЕХБ предписаниям советских властей повело к сокращению численности крещаемых и даже к распаду некоторых общин. С 1944 по 1965 гг. только на Украине закрылись более 800 общин и численность баптистов сократилась с 180.000 до 120.000 человек. В Эстонии и Латвии в 1957-1959 гг. баптисты окрестили 1246 человек, а в 1960-1962 гг. - только 195. За эти три года там закрылись 14 общин. [5] Примерно такое же положение было по всей стране. Церковь ЕХБ переживала глубокий духовный кризис.
Однако насаждение «Нового положения» и «Инструктивного письма» как руководящих документов оказалось переоценкой возможностей ВСЕХБ.
«Инструктивное письмо» было секретным, оно предназначалось лишь для старших пресвитеров, но его не удалось утаить от рядовых членов общин. Оно вызвало общее возмущение и стало толчком к сопротивлению массы верующих баптистов церковному руководству, покорному властям. Началось возрождение церкви ЕХБ.
Смысл этого возрождения был в очищении религиозного служения от искажений, привнесенных давлением властей, ВСЕХБ и его сторонников. Эта борьба внутри баптистской церкви по сути была не догматической, а гражданской; расхождение было только по вопросу о взаимоотношениях между церковью и светской властью.
Сторонники самостоятельности церкви ЕХБ вели борьбу с церковными и светскими властями за свободу, ссылаясь и на Евангелие и на зафиксированное в конституции право на свободу вероисповедания. Изложу кратко основные события этой борьбы.
Несколько влиятельных баптистов - А.Ф. Прокофьев, Г.К. Крючков, Г.П. Винс и др. получили доступ к «Инструктивному письму». Они восприняли его как свидетельство вероотступничества ВСЕХБ и сочли для себя невозможным бездействовать. В мае 1960 г. они объединились в Инициативную группу, и в качестве таковой обратились к ВСЕХБ с посланием, в котором обвиняли его в нарушении важнейшего евангельского принципа, запрещающего отдавать «кесарю» - «Богово». Инициативная группа призвала членов ВСЕХБ к покаянию перед единоверцами. ВСЕХБ не ответил на послание. [6] Тогда члены Инициативной группы размножили текст «Инструктивного письма» и разослали его по общинам (и зарегистрированным и нерегистрированным), сопроводив его своим обращением, в котором разъясняли смысл «Нового положения» и «Инструктивного письма». Поскольку члены ВСЕХБ отказались покаяться и отменить эти документы, Инициативная группа призвала верующих ЕХБ обратиться к властям с просьбой о разрешении провести съезд (которого не было с 1926 г.) для отмены «Положения» и «Инструктивного письма» и для решения о руководстве церковью в будущем: Инициативная группа считала необходимым переизбрать ВСЕХБ. Инициативная группа предлагала добиваться, чтобы съезд представил все баптистские общины в СССР - как зарегистрированные, так и незарегистрированные. [7] Позже основатели Инициативной группы признавались, что создание этой группы было скорее эмоциональным, чем рассчитанным на успех шагом. Они полагали, что не позднее чем через месяц после объявления о создании Группы они будут арестованы, ничего не добившись. [8] Однако их призыв к очищению пробудил многие общины от долголетней апатии. Мощная поддержка верующих удержала власти от немедленного ареста членов Инициативной группы (был арестован лишь А.Ф. Прокофьев - в 1962 г.). Не только Инициативная группа, но и рядовые баптисты - и по отдельности, и целыми общинами стали писать в Совет по ДРК, требуя разрешить им проведение съезда. ВСЕХБ, противясь съезду, стал отлучать от церкви активных поборников этой идеи и даже способствовать их арестам. Члены ВСЕХБ утверждали, что идти против «Нового положения» и «Инструктивного письма» значит идти против власти. В течение 1960-1963 гг., в период наиболее напряженной борьбы за съезд, были арестованы около 200 активных «инициативников», однако это не ослабило, а укрепило их движение.