ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Бергофф берется за пистолет. В лаборатории Топ-Чанг. Бегство.
1
Корреспонденция Хоутона привела рыбного короля в состояние, по всей вероятности, близкое к ярости тигра, попавшего в ловушку. Не помня себя, он нажимал кнопку звонка и кричал: - Немедленно разыщите этого пьяницу, этого бумагомарателя, живым или мертвым! - Будет исполнено, сэр, сию же минуту... - голос секретаря затих уже по ту сторону двери. Бергофф забегал по обширному кабинету, опрокидывая стулья, цепляясь ногами за ковровую дорожку; его раздражало сейчас все, даже собственное отражение в узком высоком зеркале. Едва успела наполовину приоткрыться дверь, как он ринулся к ней и что было силы нанес удар в нижнюю часть показавшегося бледного, покорного лица. Секретарь неестественно дернул головой и без звука вытянулся у порога. - О'кэй, - раздался из-за двери веселый голос Боба. - Такой удар принес бы немало хлопот самому Паулю Андерсону! Не завидую тому, кому он достался... - Перешагнув неподвижное тело, Хоутон добавил более серьезно: - Насколько я понял со слов этого бедняги, вы меня звали. Бергофф оторопело посмотрел на веснушчатую физиономию Боба, на секретаря, который, даже будучи нокаутированным, сохранял на своем бескровном лице выражение учтивости, и понял, что произошла ошибка. Удар как бы разрядил его гнев. - Вы удивительно счастливый человек, Боб, - криво усмехаясь, выдавил он. Но это удача обреченного... Вы еще пожалеете, что я ошибся! Тем строже и изобретательнее я буду теперь. - Уж не хотите ли вы сказать, что этот превосходный прямой правой предназначался мне? - хладнокровно спросил Боб. - Что случилось? - Ты еще вздумал прикидываться, негодяй! - завизжал Бергофф и дрожащими руками стал швырять в ноги Хоутону лежавшие на столе газеты. - А это что? А это что?.. - приговаривал он. - Только и всего? - улыбнулся Боб. - Это все правда, что там написано. Но я сразу не сказал вам, чтобы сделать приятный сюрприз. Наконец, я журналист, и у меня в крови передавать сенсацию только в газету. - Болван! Идиот! Ты же привлек в Пито-Као внимание всего мира!.. - Ваша правда. Все это так удивительно! - Это мой остров, тупица, и я не желаю, чтобы чья-либо нога ступала сюда без моего разрешения, особенно сейчас!.. - вырвалось у Бергоффа. - Вы боитесь? - вдруг с ненавистью взглянул на него Хоутон. - Теперь я знаю, что творится здесь!.. Рыбный король невольно отступил на шаг. Таким он еще никогда не видел Хоутона. - Я раздавлю тебя, мерзавец! - с присвистом произнес он. - Если дело обстоит таким образом, - вспыхнул Боб, - то я принимаю войну! Ты боишься сейчас людей, потому что могут открыться твои махинации с развалиной Джексоном и то, что готовится в лаборатории Дорта. - Так это ты сообщил по радио?! - вскричал Бергофф. - Да, я! Бергофф извлек из кармана пистолет, но Боб ударом ноги выбил оружие и ухватил миллионера за горло. Бергофф дал ему подножку, они оба упали и сцепились в отчаянной борьбе. Силы их были примерно равны, и исход схватки мог зависеть от любой случайности. Все же больше возможности победить имел Бергофф, потому что Боб быстро утомлялся. Бергофф скоро понял это и старался всячески вымотать Хоутона, парализовать его волю, используя самые болевые приемы. Оба понимали, что борьба эта не может закончиться перемирием. Поймав левую кисть Боба, Бергофф резко вывернул ее, вынудив противника застонать от боли и лечь на спину. Пистолет теперь лежал всего в полуметре от борющихся. Бергофф уже потянулся к нему одной рукой, другой продолжая выворачивать слабеющую руку Боба, как вдруг тяжелый удар сзади оглушил его, и он, тупо посмотрев на Хоутона, ткнулся головой ему в плечо. Секунду спустя Боб поднялся, всклокоченный, в изорванной одежде. Рядом с ним стояла бледная Паола с разбитой бутылкой в руках. - Не стоило бы тебе ввязываться в это дело, - прерывисто дыша, сказал он, - Ненавижу это змеиное гнездо, - тихо ответила Паола. - Теперь бежать! Обоим, - сказал Боб. - Да, надо. - Надо, но вместе нам бежать рискованно: может быть погоня.. У меня есть другой план... Но сперва надо покончить с этими двумя, - Боб кивнул на бесчувственного Бергоффа и секретаря. - Прикончить?! - Ты меня не так поняла. Веревки есть? Паола подумала, кивнула и выбежала из комнаты.
2
Сознание возвращалось к Бергоффу будто отдельными, разрозненными кадрами из старого, давно позабытого фильма. Связанный по рукам и ногам, он стал ворочать во все стороны головой, в которой еще звенело от сокрушительного удара. В противоположном углу комнаты, так же крепко связанный, лежал секретарь. Увидев, что Бергофф приходит в себя, он не удержался от горестного восклицания: - О сэр! - Вы живы? - спросил Бергофф. - Разве это жизнь, сэр, видеть вас в таком состоянии? - Так освобождайте же меня. - Увы, сэр. Я к чему-то привязан. - Черт возьми, я тоже точно прикован к галере. Впервые в жизни попав в положение, уравнявшее их, секретарь смутился и не знал, как продолжать разговор, чтобы не уронить чести патрона. - Я трижды звал Паолу, но она почему-то не идет, - пожаловался Бергофф. - Я полагаю, сэр, что мисс Паола не придет. - Что ты мелешь, болван! - Прошу прощения, сэр, но мне показалось, что она разбила бутылку о... о вашу... Извините меня, сэр, я не рискую договаривать до конца. В углу послышалось пыхтение, треск веревок, затем в адрес Паолы понесся поток отборных ругательств. Секретарь скромно молчал, чтобы не прерывать хода мыслей своего хозяина. - Неужели никто так и не зайдет к нам? - наконец произнес Бергофф. - Осмелюсь напомнить, сэр, что, согласно вами заведенному порядку, вас запрещено беспокоить. - Что же, мы так и будем лежать целую неделю? - Никак нет, сэр. В девятнадцать часов вас освободят. - Почему именно в девятнадцать? - На этот час вы вызвали господина Курца, и он... - О черт! Проклятие этому безмозглому идиоту. Он совершенно не способен нести свои обязанности. А может быть, он придет раньше? - Не думаю, сэр. Немцы любят точность. Наступило молчание. Изредка Бергофф справлялся у секретаря о времени, и последний, видя отражение настенных часов в зеркале, почтительно докладывал: "Пятнадцать часов двадцать две минуты, сэр...", а когда он произнес: "Девятнадцать часов", в дверь кто-то осторожно постучал и секретарь ликующим голосом крикнул: - Да-да, войдите, патрон ожидает вас! Дверь отворилась, через порог переступил Курц и замер с отвисшей челюстью... Курц перевернул все на острове, но безуспешно: так и осталось тайной, кто послал в эфир радиограмму. Конечно, немец ни на секунду не сомневался в том, что Монти Пирс не догадался и не решился бы ни на этом, ни на том свете сочинить такое, надо отдать справедливость, сильное послание. Пало подозрение на радиста, но кабатчик Оскар защитил его: - В ту ночь, о которой вы говорите, парень так напился, что я оставил его ночевать прямо за столом, сэр! Только после драки Хоутона с Бергоффом и исчезновения журналиста (в то же время скрылась и Паола) Курц точно узнал, чьих рук было дело, а это само по себе значило немало. Курц поднял на ноги всех своих "мальчиков", но следов Боба и Паолы не нашли. Тогда Дорт распорядился "допросить" Мелони... Итальянца пытал сам Курц, никому бы на свете не уступивший этого права. В жизни Мелони настали самые невыносимые часы и минуты. Впечатлительный по натуре, он с детства не переносил физической боли. Сейчас же изобретательный Курц причинял ему такие ужасные муки, что Мелони десятки раз терял сознание. Курц приводил его в чувство и спрашивал: - Где Хоутон?.. Где Паола?.. Я знаю, что этот пропойца - твой собутыльник! Острая ненависть к мучителю охватила Мелони. Но что он мог сделать в таком положении? Чем отплатить за свои страдания? Разум подсказывал ему: только упорным молчанием он сможет отомстить ненавистному Курцу, только молчанием! Молчать, чего бы это ни стоило, молчать, чтобы отомстить этому зверю! И Мелони молчал. Он знал, где Боб и Паола, но молчал. И только одно терзало его измученную душу... Дни и ночи знакомился он с научными богатствами, хранившимися в гаянском сейфе. Понимая, что нельзя сразу объять необъятное, Мелони взялся сперва за "расшифровку" необыкновенного фотоальбома. Как он и предполагал, в сейфе нашлись необходимые материалы. Свои размышления Мелони записывал в дневник, вначале вчерне, а потом не торопясь перепечатал на машинке: он понимал, что эти страницы должны произвести фурор в мировой науке, и потому взвешивал каждое слово. И вот теперь его дневник попал в руки Курца и, следовательно, станет достоянием не человечества, а Дорта и Бергоффа... При одной этой мысли Мелони охватывал лютый гнев, но он все же молчал, потому что иного оружия у него не было. Трудно сказать, какой конец был уготован итальянцу Курцом. В дело вмешался Дорт. Собственно, не вмешался, а попросту приказал Курцу отправить старика в секретную бактериологическую лабораторию. Так очутился Мелони в обширном подземелье острова - страшном гроте Топ-Чанг. Его везли в открытом катере, выкрашенном в белый цвет. С виду поездка напоминала увеселительную прогулку, но Курц, с сожалением расставаясь со своей жертвой, откровенно объяснил Мелони, что для него настали последние деньки; Тяжелой ценой расплачивался Мелони за свою хорошую дружбу с Бобом... Обогнув остров с западной стороны, катер вошел в лагуну с высокими берегами, на которых, подступая к самому обрыву, замер густой тропический лес. Не сбавляя хода, катер направился к берегу, и Мелони скоро увидел в скале большой сводчатый ход, который вел в глубь острова. Яркий прожектор осветил огромную пещеру с подземным озером, образованным водами лагуны. Справа виднелись постройки, освещенные электрическими огнями. Тишину пещеры зловеще нарушил всплеск воды, расступившейся перед носом катера. Воздух здесь был чистый и свежий, "припахивающий грозой", как мысленно определил Мелони, впервые осматривая мрачные своды Топ-Чанга. Когда катер пришвартовался к маленькой пристани у построек, на берегу засуетились несколько человек в матросской одежде и Мелони услышал отрывистые слова команды. С ним никто не разговаривал, на него не обращали внимания. Чувство покинутости и страха перед неопределенным, но страшным появилось вновь в его груди. Нервы были напряжены до крайности. Оставшись один в отведенной ему комнате, Мелони содрогнулся от мысли, что он находится в бактериологической лаборатории особого назначения... В ту минуту, когда он, уставший от дум и тревоги за свою судьбу, прилег на кровать, дверь открылась и на пороге появился сухощавый низкорослый японец в белом халате и больших роговых очках. - Мистер успел отдохнуть? - спросил он и, не ожидая ответа, продолжал: Не угодно ли пройти со мной? Мелони нервно вскочил на ноги и, резким движением запахнув халат, с недоумением посмотрел на японца. И вдруг все завертелось перед взором: стена, дверь в стене и стоящий в двери японец наклонились и полезли куда-то вверх. Пол, уходя из-под ног, круто накренился и с размаху ударил его по лицу. Через некоторое время Мелони очнулся. Ощутив густую теплую и липкую влагу на своем лице, он с трудом повернулся на бок. "Вращающаяся комната? Нет, со мной был обморок!" - догадался Мелони и с удивлением увидел, что теперь находится в какой-то цилиндрической камере с окнами, в которые были вставлены толстые стекла, ни один звук внешнего мира не долетал до него. Было тихо-тихо, он закрыл глаза и увидел Паолу - она явилась ему сейчас еще более красивой, такой женственной и беззащитной. Он вспомнил, как привел Паолу в межпланетный корабль. Она увидела скафандр гаянцев. Мелони научил ее пользоваться им, даже отнес его на берег и спрятал в кустах, объяснив, как его отыскать. На минуту он снова стал отчетливо воспринимать окружающее. Вот от потолка отделилась механическая "рука" манипулятора и медленно приблизилась к нему, держа в своих металлических "пальцах" никелированный шприц с длинной тонкой иглой. Такие приспособления имеются во многих лабораториях мира, они помогают людям бороться за жизнь и здоровье человека... "Скальпелем можно оперировать и можно убить, - вспомнил Мелони старую студенческую поговорку. - А сейчас я - кролик, - подумал он. - Меня хотят заразить... Неужели это... арпел?" Он попытался подняться, но, чем-то накрепко прикрепленный к столу, не мог пошевелить ни одним членом. Ощутив боль в левом обнаженном плече, Мелони вскрикнул и, теперь уже поняв, что выхода для него нет, заставил себя повернуть голову к источнику света. С той стороны в бактериологическую камеру сквозь большой иллюминатор на него с напряженным интересом смотрели Дорт и уже знакомый ему японец. Это было последнее, что увидел Мелони. Затем пришел мрак, небытие. Время исчезло навсегда.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
"Игра проиграна!"
1
Никто на острове не мог объяснить загадочного исчезновения Боба и Мелони. Стали поговаривать и о зловещей радиограмме, переданной кем-то в эфир. "Погода" вокруг Дорта портилась, недоверие к нему росло час от часу. В кабачке Оскара теперь каждый пил свою порцию виски молча, погруженный в тяжелое раздумье. Исчезновение маленького Гарри и мисс Паолы также не могло остаться тайной и будило среди белых островитян тревогу. По-прежнему краболовные суда приставали к берегу, доставляя богатый улов, послушные машины набивали консервные банки готовой продукцией, где-то на счета "Бергофф и К°" текли доллары, но что-то изменилось. Бамбуковые заросли по краям узкой дороги от поселка к заводу стали казаться вражеской батареей, кокосовые орехи выглядели теперь точно бомбы на паутиновых нитях. - Будто мы оказались в неприятельском окружении, - однажды негромко сказал Буль, но его приятель Дукки ответил ему лишь испуганным взглядом, а Оскар сделал вид, что не слышал реплики. Оторванность от Большой земли чувствовалась еще острее, но после слов Буля многие поняли, что теперь она воспринимается не как тоска по родным местам, а как ужас перед чем-то неизвестным. И никто не поможет им, если что-либо стрясется на этой далекой маленькой земле. Никто! Пока не говорили этого вслух, но думали все об одном и, пожалуй, одинаково; эта невидимая связь все более крепла, но так бывают связаны и обреченные на гибнущем судне.
2
Дорта преследовали неудача за неудачей: попытки найти антибиотик по-прежнему не давали желаемого результата, а связь с Сардовым давно прервалась. Мрачные предчувствия терзали немца, он стал еще более замкнутым и злым. Все чаще наливал в мензурку неразбавленный спирт и пил, увеличивая дозы, точно пытаясь вознаградить себя за то одиночество, на которое он все настойчивее обрекал себя. И все же наперекор всему Дорт продолжал упрямо работать. Он напоминал теперь игрока, который чем больше проигрывает, тем больше втягивается в игру. Два последних удара - один сильнее другого - обрушились сразу. В короткой записке Стоутмена было всего несколько слов: "М-р Дорт! Мое предложение теперь не может носить характер делового джентльменского соглашения. Стоутмен" Итак, Стоутмен в стороне. Но почему, спросил себя Дорт, почему он отказался от дела, сулившего явный успех? Оттого, что этот проклятый журналист (гром и молния на головы его и дурака Бергоффа!) отыскал остатки космического ковчега и растрезвонил по всему свету? Но ведь и это обстоятельство можно еще обойти, стоит лишь несколько пораскинуть умом... Или... радиограмма все-таки была перехвачена. Ответ на эти вопросы Дорт нашел в номере "Правды", одновременно пересланной ему Стоутменом. На второй странице Дорт прочел "Сообщение ТАСС". "Правда" писала: "...Советские научные учреждения располагают значительными материалами о природе острова Пито-Као и некоторых ее особенностях". Дальше кратко рассказывалось о записках Сергеева, дневниках Павла Александровича Тверского, научной работе его внучки и преступной роли микробиолога, бывшего нациста Густава Дорта. "...Дорт готовит серьезную угрозу не только для жителей Океании, но и континентов. Советские органы контрразведки разоблачили шпионов, работавших по специальному заданию с Пито-Као. Материалы следствия изобличают преступные цели Густава Дорта. Дорт обнаружил на острове и "воскресил" возбудитель губительной болезни, ранее неизвестной, и решил использовать его в качестве нового бактериологического оружия для массового уничтожения людей. Советские ученые ныне исследовали эту болезнь, не идущую ни в какое сравнение с уже известными по своей силе и быстроте распространения". Полностью приведя сообщения капитана теплохода "Армения", "Правда" продолжала: "Случайно принятая радиограмма, несомненно, свидетельствует о некоторой изолированности Дорта на острове; нельзя считать его сообщниками всех, кто сейчас живет и работает там. ТАСС уполномочен сообщить, что Советское правительство обратилось ко всем правительствам с предложением безотлагательно организовать международную комиссию для немедленного расследования "делового предприятия" распоясавшегося международного преступника и полной ликвидации угрозы..." Дорт лихорадочно пробегал глазами строку за строкой: в Москве знали всё! Он заметался в своей лаборатории, как в мышеловке, и все самое мутное, что жило в нем, теперь всколыхнулось. Втайне он готовился к краху, имея на этот случай план жестокой мести. Час пробил - Дорт принял решение...
3
После исчезновения Паолы Бергофф мучился ревностью: чувство привязанности вновь вернулось к нему. Можно бы воспользоваться здесь и словом "любовь", но люди уверяют, что ревность не должна быть больше самой любви. У Бергоффа же получилось наоборот... Вместе с Курцем он объездил остров и отыскал космический корабль гаянцев, воочию увидев то, что считал уткой "пройдохи-журналиста". Но сейчас даже эта находка не могла отвлечь его от поисков Паолы. Он торопливо осматривал все закоулки корабля, натыкался на различные предметы и яростно отшвыривал их прочь. - Курц, - в отчаянии вскричал Бергофф, - почему вы молчите? - Во-первых, патрон, здесь многого не понять... - А во-вторых, черт бы вас побрал? - Я не изучал женщин, но думаю, что фрау, прилетевшая в этой лодке, мало чем отличалась от наших. Она так же пудрилась и красила губы... - Что, что вы говорите? - застонал Бергофф и, осветив своего спутника, увидел в его руках белую сумочку Паолы. - О непроходимый болван! Это же ее сумочка... - Значит, мисс недавно была здесь, - заключил Курц. - Но куда она упорхнула? Бергофф обследовал каждый квадратный метр вокруг. - Вот, вот! Ты видишь? - торжествующе воскликнул он, обнаружив узкие следы на песчаной полоске между камнями. - Это проходила она, - согласился Курц. Следы, то исчезая на голых скалах, то вновь появляясь на песке, привели к океану... - Черт! - нахмурился Бергофф. - Еще одна загадка?! - Напротив, сэр, - возразил Курц, - это подтверждает ее побег с Хоутоном. - Но почему мы не видим рядом его следов? - Очевидно, он ожидал ее в лодке, сзр. Бергофф уныло присел на камень и опустил голову. Он долго размышлял, не зная, что предпринять, но, вспомнив о космическом корабле, дал волю гневу. - Курц! - повелительным тоном произнес он. - Я здесь, сэр! - бодро ответил Курц. - Этот межзвездный катафалк, что мы с вами осматривали, сегодня же уничтожить! - Нет ничего легче, сэр. - Сделайте так, чтобы к ночи от него не осталось ни малейших следов... - Будет исполнено, сэр. Домой Бергофф возвратился усталый и разбитый. Секретарь коротко доложил: - Вас просит к телефону мистер Дорт. Бергофф взял трубку и услышал непривычно лающий и хриплый голос Дорта: - Будь ты трижды проклят, мерзавец, вместе со своим Хоутоном, которого ты... ты... привез сюда! "Коммерсант"! Через полминуты меня не будет, но ты погибнешь более "приятной" смертью! Я проучу тебя и всех, слышишь, всех! Я говорю тебе, чтобы все знали, что сейчас произойдет не случайность, а свершится моя месть! Я выпускаю своих невидимок на волю... - Густав! Густав! - кричал в трубку Бергофф, но голос немца замолк, а несколько секунд спустя вдали послышался глухой взрыв - лаборатория Дорта вместе со своим хозяином и страшными микробами взлетела в воздух! Бергофф уставился на своего секретаря и грузно опустился в кресло. - Вы хотели что-то сказать, сэр? - услужливо спросил секретарь и, не дождавшись ответа, на цыпочках вышел из кабинета: хозяин был явно не в форме, разумнее всего - не мешать ему.
4
Взрыв уничтожил не только лабораторию с подсобными помещениями, но и персонал. Все было продумано и подготовлено заранее - не уцелел ни один из сотрудников. Бергофф вызвал по радио свой самолет, но океан штормил. Кляня непогоду, Бергофф уничтожил компрометирующие бумаги, очистил сейф, по нескольку раз перекладывал вещи в чемоданах, лишь бы что-то делать и не сидеть сложа руки. Он никого не принимал, никуда не выходил из дому, отдавая необходимые распоряжения по телефону. Не прошло и суток, как в поселке и на заводе вспыхнула эпидемия. Больные покрывались язвами и едва могли передвигаться, истекали кровью и слепли... Люди в панике метались по острову, призывая на помощь. Здоровые пытались укрыться в лесах и скалах, готовые скорее умереть от голода, чем заживо разлагаться. На следующее утро на заводе и в поселке появились трупы. Обезображенные, гниющие под жарким солнцем, они валялись там, где людей настигала смерть. Никто не приближался к умершим. Бергофф велел прекратить работу и объявил карантин. Среди туземцев пока не было больных, но Бергофф приказал расстреливать всякого цветного на месте, без промедления. - Черномазые занесли к нам заразу... - заявил Бергофф белым рабочим. Убивайте их, чтобы самим не погибнуть. Началось открытое истребление туземцев: женщин, стариков, детей - всех без исключения. К полудню "срочная работа", как назвал массовые убийства Курц, была закончена. Смерть косила жителей "счастливого города" без разбора. Люди стали бояться друг друга, избегали встреч. Оставалось одно средство спасения - бегство. Первыми покинули остров экипажи краболовных судов, вернее, те из них, кто находился на борту: каждый думал о личном спасении, и оставшихся на берегу не ожидали. В короткое время у пристани не осталось даже ни одной моторной или весельной лодки. Только Буль и Дукки не поддавались панике. Они держались вместе, без устали уговаривали товарищей: - Это дело рук Дорта, а не туземцев! Он взорвал свою лабораторию!.. Но остался Бергофф. Идемте все к нему, потребуем немедленной эвакуации и медицинской помощи! Бунт возник подобно взрыву. Бергофф принял делегацию и дал клятвенное обещание вывезти всех на самолетах. - Погода улучшается, - сказал он. - Нам надо подальше от города приготовить новую посадочную площадку. Окрыленные надеждой, люди в смертельном страхе за свою судьбу с удесятеренной энергией принялись за работу. К счастью, выбранная лужайка была ровная и только в двух-трех местах требовала земляных работ.
5
С широко открытыми от ужаса глазами Оскар ворвался в квартиру Курца, с чемоданами в руках, в плаще, но без шляпы. Волосы его были растрепаны. - Господин Курц... Господин Курц, - лепетал он, - я здесь! Курца всего передернуло при виде кабатчика. - Что же из этого? - заорал он. Немец стоял посреди комнаты, окруженный грудами разбросанных вещей, и лихорадочно готовился к отлету. Встреча с Оскаром не входила в его планы. - Неужели это конец?! - простонал Оскар, опускаясь на один из своих чемоданов, и вдруг, словно только сейчас вспомнив о том, зачем он прибежал сюда, вскочил. - Господин Курц! Возьмите меня с собой... Уговорите патрона... В моих чемоданах золото... один чемодан вам, только заберите меня с собой! На мгновение Курц застыл на месте, но только на мгновение. - Прочь! - заорал он. - Может быть, ты уже болен? - Я?! Нет-нет, господин Курц... Я здоров, совсем здоров! - лепетал Оскар. Курц выхватил пистолет. Грохнул выстрел, и Оскар замертво упал к ногам немца. За окном послышался рев моторов. Самолет, прилетевший за Бергоффом, готовился к взлету. Курц перешагнул через труп и, подхватив чемоданы Оскара, кинулся к выходу... Бергофф стоял на верхней ступеньке трапа у входа в самолет, когда Курц вылез из автомобиля и заискивающе посмотрел на рыбного короля. - Вы, - сказал Бергофф Курцу, - улетите следующим самолетом. - А сейчас?.. С вами?.. - спросил Курц, глотая густую слюну. - Нельзя, нет места, - хладнокровно ответил Бергофф. - Но вы не тревожьтесь, я улетаю первым, чтобы лично организовать эвакуацию острова. Главное - держите в руках людей. - Я умоляю вас... - торопливо заговорил Курц, но Бергофф, не слушая его, вошел в самолет. Трап откатили. Самолет ринулся вперед. Курц беспокойно ерзал на чемоданах, бросая тоскливые взгляды в сторону, где самолет Бергоффа превратился в еле различимую точку. Поодаль небольшой толпой сбились оставшиеся в живых островитяне. Неожиданно внимание всех привлек бегущий из поселка человек. Он размахивал руками и что-то кричал. Тревога снова овладела людьми - все, в том числе и Курц, бросились к нему навстречу. Это радист. Одежда на нем изорвана и окровавлена, а на лице и на шее следы борьбы и побоев. В правом кулаке он крепко зажал веревку. - Меня связали вот этой веревкой! - кричал он, подбегая к ним. - Нас приговорили к смерти. Он не вернется! Помощи ждать неоткуда... Мы погибли... Голос радиста прервался. Оглянувшись и не увидев самолета, он завопил в бессильной ярости. - Бергофф успел улететь! Бергофф успел улететь! - повторял он. - Проклятый вампир... От толпы отделился гигант Буль. - Говори толком, чтобы мы могли понять тебя, - сказал моряк. - Бергофф при мне дал радиограмму, чтобы прислали только один самолет... Мы покинуты! Буль резко повернулся к Курцу и, указывая на него, крикнул: - Но ты... ты все знал! Собака... Воля оставила Курца: он понял, что от возмездия не уйти. Животный инстинкт самосохранения гнал его прочь, но страх сковал непослушное тело. Когда железные пальцы Буля прикоснулись к влажной и холодной шее Курца, тот рванулся, но горячие и сухие пальцы моряка стеснили ему дыхание. Курцу захотелось упасть на колени и просить пощады: ведь ему сейчас даже поверилось на секунду, что он смог бы вести другую жизнь - во всяком случае, надо просить, обещать, изворачиваться... Все это мгновенно подсказал ему цепенеющий разум. - Кончай с ним, Буль! - кричали вокруг. Буль сомкнул пальцы... - Бергофф тоже далеко не улетит от нас! - закричал вдруг радист. - Я сейчас пошлю такую радиограмму... Ха-ха-ха... Я ему отомщу... Я сообщу всему миру! - истерически всхлипнул он и, угрожающе взмахнув веревкой, убежал.
Бергофф берется за пистолет. В лаборатории Топ-Чанг. Бегство.
1
Корреспонденция Хоутона привела рыбного короля в состояние, по всей вероятности, близкое к ярости тигра, попавшего в ловушку. Не помня себя, он нажимал кнопку звонка и кричал: - Немедленно разыщите этого пьяницу, этого бумагомарателя, живым или мертвым! - Будет исполнено, сэр, сию же минуту... - голос секретаря затих уже по ту сторону двери. Бергофф забегал по обширному кабинету, опрокидывая стулья, цепляясь ногами за ковровую дорожку; его раздражало сейчас все, даже собственное отражение в узком высоком зеркале. Едва успела наполовину приоткрыться дверь, как он ринулся к ней и что было силы нанес удар в нижнюю часть показавшегося бледного, покорного лица. Секретарь неестественно дернул головой и без звука вытянулся у порога. - О'кэй, - раздался из-за двери веселый голос Боба. - Такой удар принес бы немало хлопот самому Паулю Андерсону! Не завидую тому, кому он достался... - Перешагнув неподвижное тело, Хоутон добавил более серьезно: - Насколько я понял со слов этого бедняги, вы меня звали. Бергофф оторопело посмотрел на веснушчатую физиономию Боба, на секретаря, который, даже будучи нокаутированным, сохранял на своем бескровном лице выражение учтивости, и понял, что произошла ошибка. Удар как бы разрядил его гнев. - Вы удивительно счастливый человек, Боб, - криво усмехаясь, выдавил он. Но это удача обреченного... Вы еще пожалеете, что я ошибся! Тем строже и изобретательнее я буду теперь. - Уж не хотите ли вы сказать, что этот превосходный прямой правой предназначался мне? - хладнокровно спросил Боб. - Что случилось? - Ты еще вздумал прикидываться, негодяй! - завизжал Бергофф и дрожащими руками стал швырять в ноги Хоутону лежавшие на столе газеты. - А это что? А это что?.. - приговаривал он. - Только и всего? - улыбнулся Боб. - Это все правда, что там написано. Но я сразу не сказал вам, чтобы сделать приятный сюрприз. Наконец, я журналист, и у меня в крови передавать сенсацию только в газету. - Болван! Идиот! Ты же привлек в Пито-Као внимание всего мира!.. - Ваша правда. Все это так удивительно! - Это мой остров, тупица, и я не желаю, чтобы чья-либо нога ступала сюда без моего разрешения, особенно сейчас!.. - вырвалось у Бергоффа. - Вы боитесь? - вдруг с ненавистью взглянул на него Хоутон. - Теперь я знаю, что творится здесь!.. Рыбный король невольно отступил на шаг. Таким он еще никогда не видел Хоутона. - Я раздавлю тебя, мерзавец! - с присвистом произнес он. - Если дело обстоит таким образом, - вспыхнул Боб, - то я принимаю войну! Ты боишься сейчас людей, потому что могут открыться твои махинации с развалиной Джексоном и то, что готовится в лаборатории Дорта. - Так это ты сообщил по радио?! - вскричал Бергофф. - Да, я! Бергофф извлек из кармана пистолет, но Боб ударом ноги выбил оружие и ухватил миллионера за горло. Бергофф дал ему подножку, они оба упали и сцепились в отчаянной борьбе. Силы их были примерно равны, и исход схватки мог зависеть от любой случайности. Все же больше возможности победить имел Бергофф, потому что Боб быстро утомлялся. Бергофф скоро понял это и старался всячески вымотать Хоутона, парализовать его волю, используя самые болевые приемы. Оба понимали, что борьба эта не может закончиться перемирием. Поймав левую кисть Боба, Бергофф резко вывернул ее, вынудив противника застонать от боли и лечь на спину. Пистолет теперь лежал всего в полуметре от борющихся. Бергофф уже потянулся к нему одной рукой, другой продолжая выворачивать слабеющую руку Боба, как вдруг тяжелый удар сзади оглушил его, и он, тупо посмотрев на Хоутона, ткнулся головой ему в плечо. Секунду спустя Боб поднялся, всклокоченный, в изорванной одежде. Рядом с ним стояла бледная Паола с разбитой бутылкой в руках. - Не стоило бы тебе ввязываться в это дело, - прерывисто дыша, сказал он, - Ненавижу это змеиное гнездо, - тихо ответила Паола. - Теперь бежать! Обоим, - сказал Боб. - Да, надо. - Надо, но вместе нам бежать рискованно: может быть погоня.. У меня есть другой план... Но сперва надо покончить с этими двумя, - Боб кивнул на бесчувственного Бергоффа и секретаря. - Прикончить?! - Ты меня не так поняла. Веревки есть? Паола подумала, кивнула и выбежала из комнаты.
2
Сознание возвращалось к Бергоффу будто отдельными, разрозненными кадрами из старого, давно позабытого фильма. Связанный по рукам и ногам, он стал ворочать во все стороны головой, в которой еще звенело от сокрушительного удара. В противоположном углу комнаты, так же крепко связанный, лежал секретарь. Увидев, что Бергофф приходит в себя, он не удержался от горестного восклицания: - О сэр! - Вы живы? - спросил Бергофф. - Разве это жизнь, сэр, видеть вас в таком состоянии? - Так освобождайте же меня. - Увы, сэр. Я к чему-то привязан. - Черт возьми, я тоже точно прикован к галере. Впервые в жизни попав в положение, уравнявшее их, секретарь смутился и не знал, как продолжать разговор, чтобы не уронить чести патрона. - Я трижды звал Паолу, но она почему-то не идет, - пожаловался Бергофф. - Я полагаю, сэр, что мисс Паола не придет. - Что ты мелешь, болван! - Прошу прощения, сэр, но мне показалось, что она разбила бутылку о... о вашу... Извините меня, сэр, я не рискую договаривать до конца. В углу послышалось пыхтение, треск веревок, затем в адрес Паолы понесся поток отборных ругательств. Секретарь скромно молчал, чтобы не прерывать хода мыслей своего хозяина. - Неужели никто так и не зайдет к нам? - наконец произнес Бергофф. - Осмелюсь напомнить, сэр, что, согласно вами заведенному порядку, вас запрещено беспокоить. - Что же, мы так и будем лежать целую неделю? - Никак нет, сэр. В девятнадцать часов вас освободят. - Почему именно в девятнадцать? - На этот час вы вызвали господина Курца, и он... - О черт! Проклятие этому безмозглому идиоту. Он совершенно не способен нести свои обязанности. А может быть, он придет раньше? - Не думаю, сэр. Немцы любят точность. Наступило молчание. Изредка Бергофф справлялся у секретаря о времени, и последний, видя отражение настенных часов в зеркале, почтительно докладывал: "Пятнадцать часов двадцать две минуты, сэр...", а когда он произнес: "Девятнадцать часов", в дверь кто-то осторожно постучал и секретарь ликующим голосом крикнул: - Да-да, войдите, патрон ожидает вас! Дверь отворилась, через порог переступил Курц и замер с отвисшей челюстью... Курц перевернул все на острове, но безуспешно: так и осталось тайной, кто послал в эфир радиограмму. Конечно, немец ни на секунду не сомневался в том, что Монти Пирс не догадался и не решился бы ни на этом, ни на том свете сочинить такое, надо отдать справедливость, сильное послание. Пало подозрение на радиста, но кабатчик Оскар защитил его: - В ту ночь, о которой вы говорите, парень так напился, что я оставил его ночевать прямо за столом, сэр! Только после драки Хоутона с Бергоффом и исчезновения журналиста (в то же время скрылась и Паола) Курц точно узнал, чьих рук было дело, а это само по себе значило немало. Курц поднял на ноги всех своих "мальчиков", но следов Боба и Паолы не нашли. Тогда Дорт распорядился "допросить" Мелони... Итальянца пытал сам Курц, никому бы на свете не уступивший этого права. В жизни Мелони настали самые невыносимые часы и минуты. Впечатлительный по натуре, он с детства не переносил физической боли. Сейчас же изобретательный Курц причинял ему такие ужасные муки, что Мелони десятки раз терял сознание. Курц приводил его в чувство и спрашивал: - Где Хоутон?.. Где Паола?.. Я знаю, что этот пропойца - твой собутыльник! Острая ненависть к мучителю охватила Мелони. Но что он мог сделать в таком положении? Чем отплатить за свои страдания? Разум подсказывал ему: только упорным молчанием он сможет отомстить ненавистному Курцу, только молчанием! Молчать, чего бы это ни стоило, молчать, чтобы отомстить этому зверю! И Мелони молчал. Он знал, где Боб и Паола, но молчал. И только одно терзало его измученную душу... Дни и ночи знакомился он с научными богатствами, хранившимися в гаянском сейфе. Понимая, что нельзя сразу объять необъятное, Мелони взялся сперва за "расшифровку" необыкновенного фотоальбома. Как он и предполагал, в сейфе нашлись необходимые материалы. Свои размышления Мелони записывал в дневник, вначале вчерне, а потом не торопясь перепечатал на машинке: он понимал, что эти страницы должны произвести фурор в мировой науке, и потому взвешивал каждое слово. И вот теперь его дневник попал в руки Курца и, следовательно, станет достоянием не человечества, а Дорта и Бергоффа... При одной этой мысли Мелони охватывал лютый гнев, но он все же молчал, потому что иного оружия у него не было. Трудно сказать, какой конец был уготован итальянцу Курцом. В дело вмешался Дорт. Собственно, не вмешался, а попросту приказал Курцу отправить старика в секретную бактериологическую лабораторию. Так очутился Мелони в обширном подземелье острова - страшном гроте Топ-Чанг. Его везли в открытом катере, выкрашенном в белый цвет. С виду поездка напоминала увеселительную прогулку, но Курц, с сожалением расставаясь со своей жертвой, откровенно объяснил Мелони, что для него настали последние деньки; Тяжелой ценой расплачивался Мелони за свою хорошую дружбу с Бобом... Обогнув остров с западной стороны, катер вошел в лагуну с высокими берегами, на которых, подступая к самому обрыву, замер густой тропический лес. Не сбавляя хода, катер направился к берегу, и Мелони скоро увидел в скале большой сводчатый ход, который вел в глубь острова. Яркий прожектор осветил огромную пещеру с подземным озером, образованным водами лагуны. Справа виднелись постройки, освещенные электрическими огнями. Тишину пещеры зловеще нарушил всплеск воды, расступившейся перед носом катера. Воздух здесь был чистый и свежий, "припахивающий грозой", как мысленно определил Мелони, впервые осматривая мрачные своды Топ-Чанга. Когда катер пришвартовался к маленькой пристани у построек, на берегу засуетились несколько человек в матросской одежде и Мелони услышал отрывистые слова команды. С ним никто не разговаривал, на него не обращали внимания. Чувство покинутости и страха перед неопределенным, но страшным появилось вновь в его груди. Нервы были напряжены до крайности. Оставшись один в отведенной ему комнате, Мелони содрогнулся от мысли, что он находится в бактериологической лаборатории особого назначения... В ту минуту, когда он, уставший от дум и тревоги за свою судьбу, прилег на кровать, дверь открылась и на пороге появился сухощавый низкорослый японец в белом халате и больших роговых очках. - Мистер успел отдохнуть? - спросил он и, не ожидая ответа, продолжал: Не угодно ли пройти со мной? Мелони нервно вскочил на ноги и, резким движением запахнув халат, с недоумением посмотрел на японца. И вдруг все завертелось перед взором: стена, дверь в стене и стоящий в двери японец наклонились и полезли куда-то вверх. Пол, уходя из-под ног, круто накренился и с размаху ударил его по лицу. Через некоторое время Мелони очнулся. Ощутив густую теплую и липкую влагу на своем лице, он с трудом повернулся на бок. "Вращающаяся комната? Нет, со мной был обморок!" - догадался Мелони и с удивлением увидел, что теперь находится в какой-то цилиндрической камере с окнами, в которые были вставлены толстые стекла, ни один звук внешнего мира не долетал до него. Было тихо-тихо, он закрыл глаза и увидел Паолу - она явилась ему сейчас еще более красивой, такой женственной и беззащитной. Он вспомнил, как привел Паолу в межпланетный корабль. Она увидела скафандр гаянцев. Мелони научил ее пользоваться им, даже отнес его на берег и спрятал в кустах, объяснив, как его отыскать. На минуту он снова стал отчетливо воспринимать окружающее. Вот от потолка отделилась механическая "рука" манипулятора и медленно приблизилась к нему, держа в своих металлических "пальцах" никелированный шприц с длинной тонкой иглой. Такие приспособления имеются во многих лабораториях мира, они помогают людям бороться за жизнь и здоровье человека... "Скальпелем можно оперировать и можно убить, - вспомнил Мелони старую студенческую поговорку. - А сейчас я - кролик, - подумал он. - Меня хотят заразить... Неужели это... арпел?" Он попытался подняться, но, чем-то накрепко прикрепленный к столу, не мог пошевелить ни одним членом. Ощутив боль в левом обнаженном плече, Мелони вскрикнул и, теперь уже поняв, что выхода для него нет, заставил себя повернуть голову к источнику света. С той стороны в бактериологическую камеру сквозь большой иллюминатор на него с напряженным интересом смотрели Дорт и уже знакомый ему японец. Это было последнее, что увидел Мелони. Затем пришел мрак, небытие. Время исчезло навсегда.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
"Игра проиграна!"
1
Никто на острове не мог объяснить загадочного исчезновения Боба и Мелони. Стали поговаривать и о зловещей радиограмме, переданной кем-то в эфир. "Погода" вокруг Дорта портилась, недоверие к нему росло час от часу. В кабачке Оскара теперь каждый пил свою порцию виски молча, погруженный в тяжелое раздумье. Исчезновение маленького Гарри и мисс Паолы также не могло остаться тайной и будило среди белых островитян тревогу. По-прежнему краболовные суда приставали к берегу, доставляя богатый улов, послушные машины набивали консервные банки готовой продукцией, где-то на счета "Бергофф и К°" текли доллары, но что-то изменилось. Бамбуковые заросли по краям узкой дороги от поселка к заводу стали казаться вражеской батареей, кокосовые орехи выглядели теперь точно бомбы на паутиновых нитях. - Будто мы оказались в неприятельском окружении, - однажды негромко сказал Буль, но его приятель Дукки ответил ему лишь испуганным взглядом, а Оскар сделал вид, что не слышал реплики. Оторванность от Большой земли чувствовалась еще острее, но после слов Буля многие поняли, что теперь она воспринимается не как тоска по родным местам, а как ужас перед чем-то неизвестным. И никто не поможет им, если что-либо стрясется на этой далекой маленькой земле. Никто! Пока не говорили этого вслух, но думали все об одном и, пожалуй, одинаково; эта невидимая связь все более крепла, но так бывают связаны и обреченные на гибнущем судне.
2
Дорта преследовали неудача за неудачей: попытки найти антибиотик по-прежнему не давали желаемого результата, а связь с Сардовым давно прервалась. Мрачные предчувствия терзали немца, он стал еще более замкнутым и злым. Все чаще наливал в мензурку неразбавленный спирт и пил, увеличивая дозы, точно пытаясь вознаградить себя за то одиночество, на которое он все настойчивее обрекал себя. И все же наперекор всему Дорт продолжал упрямо работать. Он напоминал теперь игрока, который чем больше проигрывает, тем больше втягивается в игру. Два последних удара - один сильнее другого - обрушились сразу. В короткой записке Стоутмена было всего несколько слов: "М-р Дорт! Мое предложение теперь не может носить характер делового джентльменского соглашения. Стоутмен" Итак, Стоутмен в стороне. Но почему, спросил себя Дорт, почему он отказался от дела, сулившего явный успех? Оттого, что этот проклятый журналист (гром и молния на головы его и дурака Бергоффа!) отыскал остатки космического ковчега и растрезвонил по всему свету? Но ведь и это обстоятельство можно еще обойти, стоит лишь несколько пораскинуть умом... Или... радиограмма все-таки была перехвачена. Ответ на эти вопросы Дорт нашел в номере "Правды", одновременно пересланной ему Стоутменом. На второй странице Дорт прочел "Сообщение ТАСС". "Правда" писала: "...Советские научные учреждения располагают значительными материалами о природе острова Пито-Као и некоторых ее особенностях". Дальше кратко рассказывалось о записках Сергеева, дневниках Павла Александровича Тверского, научной работе его внучки и преступной роли микробиолога, бывшего нациста Густава Дорта. "...Дорт готовит серьезную угрозу не только для жителей Океании, но и континентов. Советские органы контрразведки разоблачили шпионов, работавших по специальному заданию с Пито-Као. Материалы следствия изобличают преступные цели Густава Дорта. Дорт обнаружил на острове и "воскресил" возбудитель губительной болезни, ранее неизвестной, и решил использовать его в качестве нового бактериологического оружия для массового уничтожения людей. Советские ученые ныне исследовали эту болезнь, не идущую ни в какое сравнение с уже известными по своей силе и быстроте распространения". Полностью приведя сообщения капитана теплохода "Армения", "Правда" продолжала: "Случайно принятая радиограмма, несомненно, свидетельствует о некоторой изолированности Дорта на острове; нельзя считать его сообщниками всех, кто сейчас живет и работает там. ТАСС уполномочен сообщить, что Советское правительство обратилось ко всем правительствам с предложением безотлагательно организовать международную комиссию для немедленного расследования "делового предприятия" распоясавшегося международного преступника и полной ликвидации угрозы..." Дорт лихорадочно пробегал глазами строку за строкой: в Москве знали всё! Он заметался в своей лаборатории, как в мышеловке, и все самое мутное, что жило в нем, теперь всколыхнулось. Втайне он готовился к краху, имея на этот случай план жестокой мести. Час пробил - Дорт принял решение...
3
После исчезновения Паолы Бергофф мучился ревностью: чувство привязанности вновь вернулось к нему. Можно бы воспользоваться здесь и словом "любовь", но люди уверяют, что ревность не должна быть больше самой любви. У Бергоффа же получилось наоборот... Вместе с Курцем он объездил остров и отыскал космический корабль гаянцев, воочию увидев то, что считал уткой "пройдохи-журналиста". Но сейчас даже эта находка не могла отвлечь его от поисков Паолы. Он торопливо осматривал все закоулки корабля, натыкался на различные предметы и яростно отшвыривал их прочь. - Курц, - в отчаянии вскричал Бергофф, - почему вы молчите? - Во-первых, патрон, здесь многого не понять... - А во-вторых, черт бы вас побрал? - Я не изучал женщин, но думаю, что фрау, прилетевшая в этой лодке, мало чем отличалась от наших. Она так же пудрилась и красила губы... - Что, что вы говорите? - застонал Бергофф и, осветив своего спутника, увидел в его руках белую сумочку Паолы. - О непроходимый болван! Это же ее сумочка... - Значит, мисс недавно была здесь, - заключил Курц. - Но куда она упорхнула? Бергофф обследовал каждый квадратный метр вокруг. - Вот, вот! Ты видишь? - торжествующе воскликнул он, обнаружив узкие следы на песчаной полоске между камнями. - Это проходила она, - согласился Курц. Следы, то исчезая на голых скалах, то вновь появляясь на песке, привели к океану... - Черт! - нахмурился Бергофф. - Еще одна загадка?! - Напротив, сэр, - возразил Курц, - это подтверждает ее побег с Хоутоном. - Но почему мы не видим рядом его следов? - Очевидно, он ожидал ее в лодке, сзр. Бергофф уныло присел на камень и опустил голову. Он долго размышлял, не зная, что предпринять, но, вспомнив о космическом корабле, дал волю гневу. - Курц! - повелительным тоном произнес он. - Я здесь, сэр! - бодро ответил Курц. - Этот межзвездный катафалк, что мы с вами осматривали, сегодня же уничтожить! - Нет ничего легче, сэр. - Сделайте так, чтобы к ночи от него не осталось ни малейших следов... - Будет исполнено, сэр. Домой Бергофф возвратился усталый и разбитый. Секретарь коротко доложил: - Вас просит к телефону мистер Дорт. Бергофф взял трубку и услышал непривычно лающий и хриплый голос Дорта: - Будь ты трижды проклят, мерзавец, вместе со своим Хоутоном, которого ты... ты... привез сюда! "Коммерсант"! Через полминуты меня не будет, но ты погибнешь более "приятной" смертью! Я проучу тебя и всех, слышишь, всех! Я говорю тебе, чтобы все знали, что сейчас произойдет не случайность, а свершится моя месть! Я выпускаю своих невидимок на волю... - Густав! Густав! - кричал в трубку Бергофф, но голос немца замолк, а несколько секунд спустя вдали послышался глухой взрыв - лаборатория Дорта вместе со своим хозяином и страшными микробами взлетела в воздух! Бергофф уставился на своего секретаря и грузно опустился в кресло. - Вы хотели что-то сказать, сэр? - услужливо спросил секретарь и, не дождавшись ответа, на цыпочках вышел из кабинета: хозяин был явно не в форме, разумнее всего - не мешать ему.
4
Взрыв уничтожил не только лабораторию с подсобными помещениями, но и персонал. Все было продумано и подготовлено заранее - не уцелел ни один из сотрудников. Бергофф вызвал по радио свой самолет, но океан штормил. Кляня непогоду, Бергофф уничтожил компрометирующие бумаги, очистил сейф, по нескольку раз перекладывал вещи в чемоданах, лишь бы что-то делать и не сидеть сложа руки. Он никого не принимал, никуда не выходил из дому, отдавая необходимые распоряжения по телефону. Не прошло и суток, как в поселке и на заводе вспыхнула эпидемия. Больные покрывались язвами и едва могли передвигаться, истекали кровью и слепли... Люди в панике метались по острову, призывая на помощь. Здоровые пытались укрыться в лесах и скалах, готовые скорее умереть от голода, чем заживо разлагаться. На следующее утро на заводе и в поселке появились трупы. Обезображенные, гниющие под жарким солнцем, они валялись там, где людей настигала смерть. Никто не приближался к умершим. Бергофф велел прекратить работу и объявил карантин. Среди туземцев пока не было больных, но Бергофф приказал расстреливать всякого цветного на месте, без промедления. - Черномазые занесли к нам заразу... - заявил Бергофф белым рабочим. Убивайте их, чтобы самим не погибнуть. Началось открытое истребление туземцев: женщин, стариков, детей - всех без исключения. К полудню "срочная работа", как назвал массовые убийства Курц, была закончена. Смерть косила жителей "счастливого города" без разбора. Люди стали бояться друг друга, избегали встреч. Оставалось одно средство спасения - бегство. Первыми покинули остров экипажи краболовных судов, вернее, те из них, кто находился на борту: каждый думал о личном спасении, и оставшихся на берегу не ожидали. В короткое время у пристани не осталось даже ни одной моторной или весельной лодки. Только Буль и Дукки не поддавались панике. Они держались вместе, без устали уговаривали товарищей: - Это дело рук Дорта, а не туземцев! Он взорвал свою лабораторию!.. Но остался Бергофф. Идемте все к нему, потребуем немедленной эвакуации и медицинской помощи! Бунт возник подобно взрыву. Бергофф принял делегацию и дал клятвенное обещание вывезти всех на самолетах. - Погода улучшается, - сказал он. - Нам надо подальше от города приготовить новую посадочную площадку. Окрыленные надеждой, люди в смертельном страхе за свою судьбу с удесятеренной энергией принялись за работу. К счастью, выбранная лужайка была ровная и только в двух-трех местах требовала земляных работ.
5
С широко открытыми от ужаса глазами Оскар ворвался в квартиру Курца, с чемоданами в руках, в плаще, но без шляпы. Волосы его были растрепаны. - Господин Курц... Господин Курц, - лепетал он, - я здесь! Курца всего передернуло при виде кабатчика. - Что же из этого? - заорал он. Немец стоял посреди комнаты, окруженный грудами разбросанных вещей, и лихорадочно готовился к отлету. Встреча с Оскаром не входила в его планы. - Неужели это конец?! - простонал Оскар, опускаясь на один из своих чемоданов, и вдруг, словно только сейчас вспомнив о том, зачем он прибежал сюда, вскочил. - Господин Курц! Возьмите меня с собой... Уговорите патрона... В моих чемоданах золото... один чемодан вам, только заберите меня с собой! На мгновение Курц застыл на месте, но только на мгновение. - Прочь! - заорал он. - Может быть, ты уже болен? - Я?! Нет-нет, господин Курц... Я здоров, совсем здоров! - лепетал Оскар. Курц выхватил пистолет. Грохнул выстрел, и Оскар замертво упал к ногам немца. За окном послышался рев моторов. Самолет, прилетевший за Бергоффом, готовился к взлету. Курц перешагнул через труп и, подхватив чемоданы Оскара, кинулся к выходу... Бергофф стоял на верхней ступеньке трапа у входа в самолет, когда Курц вылез из автомобиля и заискивающе посмотрел на рыбного короля. - Вы, - сказал Бергофф Курцу, - улетите следующим самолетом. - А сейчас?.. С вами?.. - спросил Курц, глотая густую слюну. - Нельзя, нет места, - хладнокровно ответил Бергофф. - Но вы не тревожьтесь, я улетаю первым, чтобы лично организовать эвакуацию острова. Главное - держите в руках людей. - Я умоляю вас... - торопливо заговорил Курц, но Бергофф, не слушая его, вошел в самолет. Трап откатили. Самолет ринулся вперед. Курц беспокойно ерзал на чемоданах, бросая тоскливые взгляды в сторону, где самолет Бергоффа превратился в еле различимую точку. Поодаль небольшой толпой сбились оставшиеся в живых островитяне. Неожиданно внимание всех привлек бегущий из поселка человек. Он размахивал руками и что-то кричал. Тревога снова овладела людьми - все, в том числе и Курц, бросились к нему навстречу. Это радист. Одежда на нем изорвана и окровавлена, а на лице и на шее следы борьбы и побоев. В правом кулаке он крепко зажал веревку. - Меня связали вот этой веревкой! - кричал он, подбегая к ним. - Нас приговорили к смерти. Он не вернется! Помощи ждать неоткуда... Мы погибли... Голос радиста прервался. Оглянувшись и не увидев самолета, он завопил в бессильной ярости. - Бергофф успел улететь! Бергофф успел улететь! - повторял он. - Проклятый вампир... От толпы отделился гигант Буль. - Говори толком, чтобы мы могли понять тебя, - сказал моряк. - Бергофф при мне дал радиограмму, чтобы прислали только один самолет... Мы покинуты! Буль резко повернулся к Курцу и, указывая на него, крикнул: - Но ты... ты все знал! Собака... Воля оставила Курца: он понял, что от возмездия не уйти. Животный инстинкт самосохранения гнал его прочь, но страх сковал непослушное тело. Когда железные пальцы Буля прикоснулись к влажной и холодной шее Курца, тот рванулся, но горячие и сухие пальцы моряка стеснили ему дыхание. Курцу захотелось упасть на колени и просить пощады: ведь ему сейчас даже поверилось на секунду, что он смог бы вести другую жизнь - во всяком случае, надо просить, обещать, изворачиваться... Все это мгновенно подсказал ему цепенеющий разум. - Кончай с ним, Буль! - кричали вокруг. Буль сомкнул пальцы... - Бергофф тоже далеко не улетит от нас! - закричал вдруг радист. - Я сейчас пошлю такую радиограмму... Ха-ха-ха... Я ему отомщу... Я сообщу всему миру! - истерически всхлипнул он и, угрожающе взмахнув веревкой, убежал.