2
Наутро новость облетела остров, но грустное событие вызвало лишь осуждение завсегдатаев кабачка Оскара, привыкших смотреть в лицо смерти и презирающих всякого, кто поднимает на себя руку. Пирса похоронили вечером, а насмешник Буль собственноручно начертал эпитафию на могильном камне, навеки прижавшем неудачника Монти к чужой земле: Мы с вами теперь не знакомы!.. Монти застрелился ночью, а утром Дорт вызвал Курца. Мучимый дурными предчувствиями, старый эсэсовец неохотно направился к патрону. Вот и кабинет Дорта, вот и он сам, а Курц все еще не придумал подходящего объяснения тому, что Пирс ушел от возмездия. - Недурно вы устроили инсценировку самоубийства... - вдруг услышал Курц голос Дорта и вытянулся. - Я очень не хотел шума при устранении Пирса: этого пьяницу рабочие привыкли ежедневно видеть и на заводе и в кабачке... Когда вы захотите, то действуете разумно. Курц расправил плечи и преданно посмотрел в глаза Дорту. - Если вы наконец совсем избавите меня от чужих ушей, я прощу вас. Идите... Курц по-военному щелкнул каблуками и быстро вышел. "Что было бы, - подумал он, - если бы люди никогда не ошибались?!"
3
Весть о самоубийстве Монти Пирса развлекла Бергоффа и гостей, находившихся в эти дни в его доме. Но на одного из них выстрел Пирса произвел настолько сильное впечатление, что он около часа оставался в состоянии необычайной сосредоточенности. Это был Хент - долговязый детина, достойный отпрыск Джексона. Слоняясь по свету с туго набитой мошной, Хент после пребывания в Индии стал мистиком. Не находя ничего достойного в этой жизни, он уверовал в загробный мир и посвятил себя "проблеме" установления связи с душами умерших. По заказам Хента на материке было изготовлено несколько приемопередаточных радиоустановок для общения с потусторонним миром. Но, то ли умершие оказались неразговорчивыми, то ли аппараты требовали каких-то доделок, до сих пор Хент улавливал только голоса живых. Не теряя надежды, он купил новую аппаратуру и теперь ожидал удобного случая, чтобы испытать эту, как его уверяли, абсолютно надежную установку. "Самоубийство Пирса и есть такой удобный случай!.. Монти недавно покинул наш бренный мир и, вероятно, еще не отвык от земного общества, - подумал Хент. - Возможно, он окажется разговорчивее других покойников". Хент извлек из багажа свой новый аппарат и стал готовиться к его испытаниям. В поздний час на пустынном океанском берегу вокруг него собралась компания: Джексон, Бергофф и Курц. Аппарат был установлен на открытом месте. Беззвучно произнеся про себя молитву и испросив всевышнего разрешения на эксперимент, Хент дрожащей рукой включил передатчик. В эфире понеслись слова: - Говорит Хент... Монти Пирс, Монти Пирс! Если ты слышишь меня, то отзовись... Ночь молчала. Тихо плескался океан, с шорохом перебирая прибрежную гальку, луна холодным светом озаряла упорного искателя мертвых душ. Монти Пирс не отзывался. Курц вполголоса запел старую фривольную песенку, одну из тех, что морские ветры и сейчас разносят по портовым тавернам. - Вы о чем-то думаете, Курц? - вполголоса спросил у него Бергофф. - С вашего позволения, сэр... я думаю, что эта затея мистера Хента с аппаратом - чепуха! - признался Курц. - Да, сэр, чепуха! Я не одного отправил на тот свет и знаю, что это значит. - Тихо, болван! - зашипел Бергофф и оттянул его за рукав в сторону от всей компании. - Нельзя быть таким бестактным. Хент испробовал десятки волн и перешел с ультракоротких на короткие. И вдруг... Остатки волос зашевелились на преждевременно лысеющей голове Хента. Прислушиваясь к прерывистому стрекотанию аппарата, Хент едва не лишился скудных остатков разума и не отправился сам "в гости к бедняге Монти". Из эфира, преодолевая трескотню и шум радиопомех, примчалась совсем неожиданная радиограмма: "Люди мира! Берегитесь! Остров Пито-Као стал секретной базой... Требуйте расследования... немедленно... страшная болезнь... Не теряйте времени!" Джексон, воткнувший перед тем в уши слуховые трубки, заинтересовался ритмичным писком. - Что там? - спросил он. - Дай-ка ленту... Хент исполнил его просьбу. - Так-с! - произнес старик, поднося к глазам бумагу, на которой аппарат автоматически записал радиограмму. Хент услужливо освещал ее карманным электрическим фонарем. - Гм! Скажи, пожалуйста... В самом деле, что-то написано... "Люди мира! Берегитесь! Остров Пито-Као... Требуйте расследования..." Что? - вдруг заорал он так, что слуховые трубки едва не выскочили из его заросших седой щетиной ушей. - В какую авантюру меня втянули? Бергофф рывком выхватил у него ленту и прочел текст таинственной радиограммы. Он повернулся к Курцу и понял, что немец тоже прочел ее. - Ну? - хрипло спросил Бергофф. - Кто? - Я перерою весь остров, но найду его, шеф, - глотая слюну, ответил Курц. - О какой секретной базе здесь идет речь? - нахмурясь, спросил Джексон. - Понятия не имею, - пожал плечами Бергофф. - Вероятно, есть какой-то другой остров с таким же названием. - Мы с вами говорили как честные бизнесмены, - резко бросил Джексон. - Я верил вам... Но сейчас я вижу, что вы многого недоговорили, а риск, которому я подвергаюсь, превышает доходы, обещанные мне в нашем соглашении. Я покидаю вас и оставляю за собой право расторгнуть договор или заключить его на новых, более приемлемых для меня условиях! - И, повернувшись к сыну, почти крикнул: - Собирайся, дармоед! Я прощаю твою глупость только потому, что она хоть раз случайно уберегла меня от убытков. - Мистер Джексон, - неуверенно попытался удержать его Бергофф. - Я не сомневаюсь, что это недоразумение... Все уладится... - У меня достаточно денег, чтобы вкладывать их только наверняка, - отрезал старик. - А здесь, на Пито-Као, далеко не спокойно!
4
В противоположность Джексону Стоутмен отнесся к радиограмме более спокойно. - Занимаясь подобными делами, - сказал он Бергоффу, - следует быть осторожным. Проверьте своих людей: в этой коробке, - он указал рукой в сторону крабоконсервного завода, - завелась моль. Советую не жалеть нафталина... Дорту же он высказал свое мнение об их новом "бизнесе" откровенно: - Я считаю, что теперь время, мой любезный друг, очень подорожало для нас с вами! Боюсь, что, если в течение месяца вам не удастся найти "противоядие", будет поздно... Если радиограмму перехватят и предадут огласке, вашу голову не примет в заклад ни одно страховое бюро! Дорт промолчал. В эту ночь он включил рацию с намерением дать Сардову указание действовать ва-банк, но Сардов не отвечал.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
"Продувка" неизвестного микроба.
1
В металлических гильзах оказались стеклянные ампулы. В одной из них кусочек ткани, взятый от мумифицированного трупа, найденного на острове Статуй. Об этом было написано на клочке бумаги, вложенном в гильзу. В качестве эксперта пригласили профессора Николая Александровича Дарсушева. Его электронно-счетная установка "Санус" для комплексного микробиологического исследования была уже готова и проходила испытания. - Лучшего "пробного камня", чем эта ткань, и не придумать для нашего "Сануса", - сказал Нине Николай Александрович. - Завтра же приступим к опытам... А вот вторая ампула загадочнее... На донышке второй запаянной стеклянной трубки лежала щепоть какой-то пыльцы. И никаких указаний на то, что бы это могло быть! - Микробы? - предположил Рязанов. - Вероятно, нет. Нина привезла в Ростов-на-Дону все рукописи своего деда, и профессор Дарсушев внимательно перечитывал каждую строку. Разгадка тайны второй ампулы была найдена в дневниковых записях. - Послушайте, ведь это очень просто, - убежденно сказал профессор Нине и Рязанову. - Вспомните: во время эпидемии на острове Статуй туземцы соседнего острова ("пожиратели водорослей", помните?) остались живы!.. Не в "Белой розе" ли весь секрет? И неспроста, знаете, Павел Александрович так подробно описал ее... А ведь с точки зрения антибиотических свойств мы и сейчас мало знаем водоросли... - Значит, по-вашему, - осторожно спросил Рязанов, - во второй ампуле находятся... - Совершенно верно: споры водоросли "Белая роза"! - Это правдоподобно, - согласился Рязанов. - Николай Александрович, - предложила Нина, - давайте проверим "Белую розу" как лечебное средство! - Много нужно времени для этого, профессор? - прервал Рязанов. - Да нет, не очень. Все дело в том, не потеряли ли своей жизненной силы споры и как долго будет расти сама водоросль. - Где, по-вашему, можно попробовать вырастить "Белую розу"? - Я считаю, что на Черноморском побережье, скажем в районе Адлера, можно создать благоприятные условия для развития спор... Неплохо бы Нине Константиновне самой съездить туда и начать переговоры с ботаниками. Тверская приехала в Адлер и поселилась почти у самого моря. А некоторое время спустя на Адлерской экспериментальной ботанической станции была большая радость: споры, находившиеся более полувека в запаянной ампуле, стали развиваться... Когда появились первые экземпляры водоросли, ботаники заявили, что этот вид встречается в нескольких местах Тихого океана, что "Белая роза" еще мало изучена, хотя у нее давно есть длинное латинское наименование, что, извлеченная из воды, она быстро гибнет. Удивление, вызванное ею у Павла Александровича Тверского, объяснялось тем, что он был врачом, а не ботаником. Тогда по просьбе Дарсушева Нина уговорила приехать в Адлер профессора Русанова. Русанов произвел несколько химических анализов водоросли и вызвал из Ростова Дарсушева. - Милейший Николай Александрович, - сказал он Дарсушеву, - я полагаю, что "Белая роза" - настоящий клад для вас! В ней содержатся такие вещества, что вы в скором времени шутя будете расправляться даже с проказой. Прошу вас, ознакомьтесь с предварительными результатами. - Я знаю их, - с нарочитой беспечностью ответил Николай Александрович. - Не понимаю вас. - Анализ водоросли у меня в кармане! - В таком случае я не вижу повода вызывать меня из Москвы, отрывать от дела и вообще... Я вышел из юного возраста... Русанов с раздражением отбросил бумаги и встал. Он был глубоко обижен. - Вам вредно волноваться, - сказал Дарсушев. - Ну, знаете ли, это слишком! - Да вы успокойтесь: никто другой, кроме вас, не производил анализа "Белой розы"... - Почему же вы утверждаете, что знаете результат? - Просто предугадал... Вот, прошу прочесть... Русанов взял из рук Дарсушева листок и прочел. - Откуда это у вас? - возбужденно спросил он. - Вам же известно, что, судя по всему, в "Белой розе" могли или должны были быть вещества, исцеляющие загадочную болезнь с острова Статуй? - Да, да, говорите! - взволнованно воскликнул Русанов. - Я начинаю понимать! Говорите же!! - С помощью "Сануса" мне удалось оживить возбудитель... - Уже?! - ...изучить его. "Санус" продиктовал мне также состав исцеляющего препарата, и я... - Да замолчите же! Предположение оказалось верным: мой анализ схож с вашим! Коллега, поздравляю вас, от души поздравляю... Ваша машина начинает свою жизнь с научных открытий! Со слезами радости на глазах они хлопали друг друга по плечу, до боли стискивали руки и смеялись на всю лабораторию. - Я помолодел сегодня на двадцать лет, - едва дыша, произнес Русанов. Теперь понятно, почему не все погибли от болезни в районе острова Статуй: "Белая роза" оказалась спасительницей... Но между моим анализом и данными "Сануса" все же имеются некоторые расхождения... - Это неизбежно, - прервал Дарсушев. - Ведь в "Белой розе" много и других веществ, необязательных для исцеления болезни, в то время как "Санус" требует лишь самое необходимое. Все же мне хочется тщательно сравнить оба результата: нет ли где ошибки? - Если так, - сказал Русанов, - то давайте с предельной точностью повторим анализы вдвоем.
2
На итоговый опыт Дарсушев пригласил Нину и Рязанова в свою лабораторию в Ростове-на-Дону. - Главное уже в наших руках, - сказал он. - Еще немного - и мы разгадаем тайну Пито-Као... Пройдемте в лабораторию... Центральное место в новой экспериментальной лаборатории Дарсушева занимал сложный аппарат, точнее, целый автоматический комбинат, представляющий собой просторную камеру из толстых прозрачных плит органического стекла. К левой стороне камеры примкнуты дополнительные "карманы" для подопытных животных. В прорези правой стенки вставлены "изоляторы" - небольшие плексигласовые ящики, куда попадает материал по окончании опытов. Ящики снабжены герметическими крышками. В верхнюю стенку камеры вмонтированы два микроскопа, из которых один может подсоединяться к киноаппарату. Все устройство рассчитано на опыты с самыми опасными микробами. Для большей безопасности по окончании опыта включается специальный стерилизующий облучатель, убивающий микробы. Николай Александрович, любивший авиационные сравнения, назвал эту камеру аэродинамической трубой. - По сути дела, - говорил он, - мы как бы "продуваем" в аппарате микроб или вирус и, получив исчерпывающие данные о нем, отправляем его на кладбище. Остальным это сравнение понравилось, и опыты стали называть продувкой. Нина и Рязанов впервые познакомились с новой лабораторией и не скрывали своего восхищения. - У вас автоматики не меньше, чем в самолете, - заметил Алексей. - Да, - улыбнулся Дарсушев и указал на стену: - А вот экран рентгеноаппарата, он вынесен отдельно для удобства работы; есть особый стетоскоп с радиоусилителем. Ну что ж, начнем. - Он повернулся к лаборантке: - Несите кролика. Взглянув на часы, профессор открыл дверцу, осторожно укрепил ящик с кроликом на ленточном транспортере и наглухо закрыл "аэродинамическую трубу". - В предстоящем опыте, - сказал Дарсушев Рязанову, - по моим предположениям, мы должны увидеть пока неизвестный нам возбудитель "во всей его красе"... Тихо застрекотал киноаппарат, в зале погас верхний свет, камера освещалась теперь только боковыми бестеневыми лампами. Рязанов и Нина смотрели, как тонкая длинная игла с помощью манипулятора, которым управлял Дарсушев, плавно приблизилась к уху кролика, нацелилась и на секунду впилась в одну из розовых ниточек. Зверек вздрогнул. Ритмичные звуки участились, и на экране рентгеноаппарата было видно, как крохотная струйка жидкости толчком вошла в кровеносную систему зверька. Игла неторопливо вернулась на место. Затем Дарсушев включил особую электронную установку, и на пульте управления осветилась шкала, которой Рязанов сначала не заметил. Стрелка стояла на нуле. - Это ново и для микробиологов, - пояснил профессор. - Электронное устройство дает нам возможность, не прибегая к микроскопу и анализам, определить, проникли в тело больного микробы или нет, и даже узнать, в каком количестве. - Но почему же тогда стрелка стоит на нуле? - удивился Рязанов. - Разве на нуле? Алексей еще раз посмотрел на шкалу электронного устройства: стрелка отклонилась на несколько малых делений. Теперь он не спускал с нее глаз и увидел, как стрелка все больше отодвигалась вправо, а когда она достигла красной черты, коротко прозвенел звонок. Лента транспортера тотчас пришла в движение и передвинула ящик с кроликом в глубь аппарата. Лаборантка осветила маленькой лампочкой с рефлектором свой столик и приступила к записям. Конечности зверька конвульсивно задергались, пульс, слышимый всеми, резко участился. Четверть часа спустя тело кролика покрылось бугорками, заметными даже под густой шерсткой. Николай Александрович снова взялся за рычаги манипулятора, и сверху опять опустился шприц, но теперь уже пустой. Игла впилась в один из бугорков, и шприц заполнился темной жидкостью. Зверек тяжело дышал, температура его повысилась, шерсть в пораженных местах заметно поредела. Пульс участился еще больше, но звучал тише. Вскоре кожа на спинке кролика лопнула, и выступили капли густой крови. Бугорки превращались в гнойные язвы... В воображении Алексея невольно возникла трагическая картина: где-то в городах и селах вспыхивает эпидемия. Люди от мала до велика гибнут, охваченные ужасом, беззащитные перед невидимым врагом. Останавливаются заводы и фабрики, транспорт, по мирным полям гуляет отравленный ветер. Нет! Этого не должно быть, этого никогда не будет! Никто не имеет права допустить подобное! Он прислушался к разговору профессора и его ассистентки. - Практически никакого инкубационного периода! - Поразительно... Напоминает действие яда. - Это что-то совершенно необычное и пока... непонятное для меня. В тишине громко прозвучал звонок, и лента транспортера передвинула погибающего кролика в отсек, который Рязанов мысленно назвал главным - так много было здесь различных приборов, кнопок управления, тумблеров и агрегатов. Алексей не ошибся. Дарсушев взволнованно и даже чуть-чуть торжественно сказал: - Это и есть наш "Санус". Более ста человек трудились целый год, прежде чем удалось оснастить нашу лабораторию этой электронно-счетной машиной! На микробе с Пито-Као и состоялось ее "боевое крещение". Рязанов понимающе кивнул. - В принципе идея "Сануса" проста, - продолжал Дарсушев. - С помощью различных технических средств в машине происходит изучение всех свойств того или иного возбудителя. Каждое свойство микроба передается в запоминающее устройство, где оно сравнивается с теми особенностями других микробов, что уже "записаны" там. После автоматического отбора сравниваемых свойств происходит классификация и определение микроба. Пока мы с вами разговариваем сейчас, "Сану с" занят как раз таким определением. Но если у микробиолога на все анализы и сравнения уходят недели и месяцы, то "Санусу" достаточно сотых, тысячных и даже миллионных долей секунды! Зная, какими средствами мы располагаем, "Санус" советует нам состав препарата, убивающего заданный микроб. - Но для этого "Санус" должен многое знать? - Совершенно верно. В идеале он обязан знать все, что уже известно человечеству в области микробиологии, биохимии и некоторых смежных наук. Но наш "Санус" еще молод, и мы не успели вложить в его запоминающее устройство все имеющиеся знания. Ведь он не добывает новых знаний, а только хранит их и путем многократного сравнения различных данных помогает нам решать подчас сложные задачи. Пройдет некоторое время, и "Санус" будет почти совсем точным. - А сегодня он не ошибется? - Посмотрим. Мы вырастили "Белую розу", а потом передали в запоминающее устройство "Сануса" точный химический состав водоросли... - Николай Александрович, - прервала их разговор ассистентка, - "Санус" считает, что препарат из "Белой розы" можно улучшить. Рязанов посмотрел на лаборантку и перевел взгляд на электронную машину. "Санус" считает... советует..." - вертелось у него в голове. - А что он предлагает? - спросил Дарсушев. - Добавить к составу "Белой розы" всего один элемент... - с этими словами ассистентка передала профессору узкую бумажную ленту с мелкими буквами и цифрами. - Ну что ж, дайте команду действовать. Я согласен с ним. - Однако кролик вот-вот умрет... А надо еще приготовить исцеляющий препарат... - вмешалась Нина. В эту секунду на пульте электронной машины вспыхнула зеленая лампочка. - Препарат готов, - сказал Дарсушев. - В "Санусе" имеется и автоматическая аптека. Простите, остальное придется делать мне самому. Профессор опять подошел к рычагам манипулятора, и вскоре Рязанов увидел, как узкий металлический шприц приблизился к кролику и под кожу был введен исцеляющий препарат. Тело зверька все еще казалось трупом, но в лаборатории уже послышались мерные удары: сердце кролика вновь подавало признаки жизни. Постепенно восстановилось дыхание. Стрелка на шкале электронного устройства отодвинулась влево; количество микробов стало уменьшаться - в организме кролика началась ожесточенная война. Нина наклонилась к тетради и, погруженная в свои размышления, что-то торопливо записала. - До выздоровления - несколько дней, может быть, неделя-две, - сказал Дарсушев, - но я с уверенностью могу заявить: и этот возбудитель уже нам не опасен - мы знаем верное средство спасения от него. Но более страшной болезни я еще не видел! Конечно, у кролика реакция происходит быстрее и сильнее. Но и человеку несдобровать, если... - Что вы посоветуете на будущее, профессор? - Мне еще не ясно происхождение возбудителя. Странно, как до сих пор ему удалось "оставаться в неизвестности". Очень серьезная для меня загадка! Надо посоветоваться с коллегами. - А до тех пор? - Я вас понимаю, товарищ Рязанов. Возбудитель нам пока нужен, и его уничтожать нельзя. - Вам же известно, что за ним охотились и... могут повторить попытку... - В "Санусе" есть и надежная "кладовая": даже если произойдет землетрясение, особые лучи убьют все микробы мгновенно. Не бойтесь, мы предусматриваем все! - Хорошо, профессор. Алексей крепко пожал всем руки и ушел. Полтора часа спустя первым попутным самолетом Рязанов вылетел из Ростова-на-Дону в Москву для доклада полковнику Козлову. - Ваш приезд очень кстати, - сказал полковник, выслушав Рязанова. - О том, что на Пито-Као готовится одно из самых опасных преступлений против человечества, есть еще один документ. В Тихом океане, примерно в тысяче километров от Пито-Као, недавно находился наш экспедиционный корабль "Армения"... Вот сообщение капитана. Рязанов взял протянутую ему бумагу и прочел: "Сегодня ночью принята странная радиограмма. Передача велась на короткой волне при отвратительной слышимости, которую усугубляли частые грозовые разряды. Запеленговать передатчик не удалось. Прилагаю текст радиограммы. "Люди мира... Берегитесь... Пито-Као стал... базой... требуйте расследования немедленно... страшная болезнь... Дорт мечтает... Не теряйте времени!.." Капитан "Армении" - Пито-Као! Дорт! - воскликнул Рязанов. - У меня в столе уже выросло целое генеалогическое древо этих Дортов, сказал Козлов. - "Деревце" в общем неплохое, да вот последний плод гнилой - с гитлеровской начинкой. "Ваш" Эмиль Дорт был действительно одним из лучших в Германии укратителей и охотников (немцы мастера в этих делах). А его единственный сын Густав стал преступником. Козлов рассказал Рязанову о личности Густава Дорта, его карьере, судимости и "помиловании". - После тюрьмы следы Дорта-микробиолога затерялись, но мы уже знаем, где он; знаем также, что именно Дорт послал Сардова, хотя тот и скрыл от нас имя своего хозяина. - Все остальное мне понятно, товарищ полковник. - Теперь, имея перехваченную радиограмму, мы сможем скорее привлечь внимание мировой общественности к "рыбной компании" и начать борьбу, сказал Козлов. - Но почему все-таки... эта страшная болезнь оказалась только на Пито-Као?..
Наутро новость облетела остров, но грустное событие вызвало лишь осуждение завсегдатаев кабачка Оскара, привыкших смотреть в лицо смерти и презирающих всякого, кто поднимает на себя руку. Пирса похоронили вечером, а насмешник Буль собственноручно начертал эпитафию на могильном камне, навеки прижавшем неудачника Монти к чужой земле: Мы с вами теперь не знакомы!.. Монти застрелился ночью, а утром Дорт вызвал Курца. Мучимый дурными предчувствиями, старый эсэсовец неохотно направился к патрону. Вот и кабинет Дорта, вот и он сам, а Курц все еще не придумал подходящего объяснения тому, что Пирс ушел от возмездия. - Недурно вы устроили инсценировку самоубийства... - вдруг услышал Курц голос Дорта и вытянулся. - Я очень не хотел шума при устранении Пирса: этого пьяницу рабочие привыкли ежедневно видеть и на заводе и в кабачке... Когда вы захотите, то действуете разумно. Курц расправил плечи и преданно посмотрел в глаза Дорту. - Если вы наконец совсем избавите меня от чужих ушей, я прощу вас. Идите... Курц по-военному щелкнул каблуками и быстро вышел. "Что было бы, - подумал он, - если бы люди никогда не ошибались?!"
3
Весть о самоубийстве Монти Пирса развлекла Бергоффа и гостей, находившихся в эти дни в его доме. Но на одного из них выстрел Пирса произвел настолько сильное впечатление, что он около часа оставался в состоянии необычайной сосредоточенности. Это был Хент - долговязый детина, достойный отпрыск Джексона. Слоняясь по свету с туго набитой мошной, Хент после пребывания в Индии стал мистиком. Не находя ничего достойного в этой жизни, он уверовал в загробный мир и посвятил себя "проблеме" установления связи с душами умерших. По заказам Хента на материке было изготовлено несколько приемопередаточных радиоустановок для общения с потусторонним миром. Но, то ли умершие оказались неразговорчивыми, то ли аппараты требовали каких-то доделок, до сих пор Хент улавливал только голоса живых. Не теряя надежды, он купил новую аппаратуру и теперь ожидал удобного случая, чтобы испытать эту, как его уверяли, абсолютно надежную установку. "Самоубийство Пирса и есть такой удобный случай!.. Монти недавно покинул наш бренный мир и, вероятно, еще не отвык от земного общества, - подумал Хент. - Возможно, он окажется разговорчивее других покойников". Хент извлек из багажа свой новый аппарат и стал готовиться к его испытаниям. В поздний час на пустынном океанском берегу вокруг него собралась компания: Джексон, Бергофф и Курц. Аппарат был установлен на открытом месте. Беззвучно произнеся про себя молитву и испросив всевышнего разрешения на эксперимент, Хент дрожащей рукой включил передатчик. В эфире понеслись слова: - Говорит Хент... Монти Пирс, Монти Пирс! Если ты слышишь меня, то отзовись... Ночь молчала. Тихо плескался океан, с шорохом перебирая прибрежную гальку, луна холодным светом озаряла упорного искателя мертвых душ. Монти Пирс не отзывался. Курц вполголоса запел старую фривольную песенку, одну из тех, что морские ветры и сейчас разносят по портовым тавернам. - Вы о чем-то думаете, Курц? - вполголоса спросил у него Бергофф. - С вашего позволения, сэр... я думаю, что эта затея мистера Хента с аппаратом - чепуха! - признался Курц. - Да, сэр, чепуха! Я не одного отправил на тот свет и знаю, что это значит. - Тихо, болван! - зашипел Бергофф и оттянул его за рукав в сторону от всей компании. - Нельзя быть таким бестактным. Хент испробовал десятки волн и перешел с ультракоротких на короткие. И вдруг... Остатки волос зашевелились на преждевременно лысеющей голове Хента. Прислушиваясь к прерывистому стрекотанию аппарата, Хент едва не лишился скудных остатков разума и не отправился сам "в гости к бедняге Монти". Из эфира, преодолевая трескотню и шум радиопомех, примчалась совсем неожиданная радиограмма: "Люди мира! Берегитесь! Остров Пито-Као стал секретной базой... Требуйте расследования... немедленно... страшная болезнь... Не теряйте времени!" Джексон, воткнувший перед тем в уши слуховые трубки, заинтересовался ритмичным писком. - Что там? - спросил он. - Дай-ка ленту... Хент исполнил его просьбу. - Так-с! - произнес старик, поднося к глазам бумагу, на которой аппарат автоматически записал радиограмму. Хент услужливо освещал ее карманным электрическим фонарем. - Гм! Скажи, пожалуйста... В самом деле, что-то написано... "Люди мира! Берегитесь! Остров Пито-Као... Требуйте расследования..." Что? - вдруг заорал он так, что слуховые трубки едва не выскочили из его заросших седой щетиной ушей. - В какую авантюру меня втянули? Бергофф рывком выхватил у него ленту и прочел текст таинственной радиограммы. Он повернулся к Курцу и понял, что немец тоже прочел ее. - Ну? - хрипло спросил Бергофф. - Кто? - Я перерою весь остров, но найду его, шеф, - глотая слюну, ответил Курц. - О какой секретной базе здесь идет речь? - нахмурясь, спросил Джексон. - Понятия не имею, - пожал плечами Бергофф. - Вероятно, есть какой-то другой остров с таким же названием. - Мы с вами говорили как честные бизнесмены, - резко бросил Джексон. - Я верил вам... Но сейчас я вижу, что вы многого недоговорили, а риск, которому я подвергаюсь, превышает доходы, обещанные мне в нашем соглашении. Я покидаю вас и оставляю за собой право расторгнуть договор или заключить его на новых, более приемлемых для меня условиях! - И, повернувшись к сыну, почти крикнул: - Собирайся, дармоед! Я прощаю твою глупость только потому, что она хоть раз случайно уберегла меня от убытков. - Мистер Джексон, - неуверенно попытался удержать его Бергофф. - Я не сомневаюсь, что это недоразумение... Все уладится... - У меня достаточно денег, чтобы вкладывать их только наверняка, - отрезал старик. - А здесь, на Пито-Као, далеко не спокойно!
4
В противоположность Джексону Стоутмен отнесся к радиограмме более спокойно. - Занимаясь подобными делами, - сказал он Бергоффу, - следует быть осторожным. Проверьте своих людей: в этой коробке, - он указал рукой в сторону крабоконсервного завода, - завелась моль. Советую не жалеть нафталина... Дорту же он высказал свое мнение об их новом "бизнесе" откровенно: - Я считаю, что теперь время, мой любезный друг, очень подорожало для нас с вами! Боюсь, что, если в течение месяца вам не удастся найти "противоядие", будет поздно... Если радиограмму перехватят и предадут огласке, вашу голову не примет в заклад ни одно страховое бюро! Дорт промолчал. В эту ночь он включил рацию с намерением дать Сардову указание действовать ва-банк, но Сардов не отвечал.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
"Продувка" неизвестного микроба.
1
В металлических гильзах оказались стеклянные ампулы. В одной из них кусочек ткани, взятый от мумифицированного трупа, найденного на острове Статуй. Об этом было написано на клочке бумаги, вложенном в гильзу. В качестве эксперта пригласили профессора Николая Александровича Дарсушева. Его электронно-счетная установка "Санус" для комплексного микробиологического исследования была уже готова и проходила испытания. - Лучшего "пробного камня", чем эта ткань, и не придумать для нашего "Сануса", - сказал Нине Николай Александрович. - Завтра же приступим к опытам... А вот вторая ампула загадочнее... На донышке второй запаянной стеклянной трубки лежала щепоть какой-то пыльцы. И никаких указаний на то, что бы это могло быть! - Микробы? - предположил Рязанов. - Вероятно, нет. Нина привезла в Ростов-на-Дону все рукописи своего деда, и профессор Дарсушев внимательно перечитывал каждую строку. Разгадка тайны второй ампулы была найдена в дневниковых записях. - Послушайте, ведь это очень просто, - убежденно сказал профессор Нине и Рязанову. - Вспомните: во время эпидемии на острове Статуй туземцы соседнего острова ("пожиратели водорослей", помните?) остались живы!.. Не в "Белой розе" ли весь секрет? И неспроста, знаете, Павел Александрович так подробно описал ее... А ведь с точки зрения антибиотических свойств мы и сейчас мало знаем водоросли... - Значит, по-вашему, - осторожно спросил Рязанов, - во второй ампуле находятся... - Совершенно верно: споры водоросли "Белая роза"! - Это правдоподобно, - согласился Рязанов. - Николай Александрович, - предложила Нина, - давайте проверим "Белую розу" как лечебное средство! - Много нужно времени для этого, профессор? - прервал Рязанов. - Да нет, не очень. Все дело в том, не потеряли ли своей жизненной силы споры и как долго будет расти сама водоросль. - Где, по-вашему, можно попробовать вырастить "Белую розу"? - Я считаю, что на Черноморском побережье, скажем в районе Адлера, можно создать благоприятные условия для развития спор... Неплохо бы Нине Константиновне самой съездить туда и начать переговоры с ботаниками. Тверская приехала в Адлер и поселилась почти у самого моря. А некоторое время спустя на Адлерской экспериментальной ботанической станции была большая радость: споры, находившиеся более полувека в запаянной ампуле, стали развиваться... Когда появились первые экземпляры водоросли, ботаники заявили, что этот вид встречается в нескольких местах Тихого океана, что "Белая роза" еще мало изучена, хотя у нее давно есть длинное латинское наименование, что, извлеченная из воды, она быстро гибнет. Удивление, вызванное ею у Павла Александровича Тверского, объяснялось тем, что он был врачом, а не ботаником. Тогда по просьбе Дарсушева Нина уговорила приехать в Адлер профессора Русанова. Русанов произвел несколько химических анализов водоросли и вызвал из Ростова Дарсушева. - Милейший Николай Александрович, - сказал он Дарсушеву, - я полагаю, что "Белая роза" - настоящий клад для вас! В ней содержатся такие вещества, что вы в скором времени шутя будете расправляться даже с проказой. Прошу вас, ознакомьтесь с предварительными результатами. - Я знаю их, - с нарочитой беспечностью ответил Николай Александрович. - Не понимаю вас. - Анализ водоросли у меня в кармане! - В таком случае я не вижу повода вызывать меня из Москвы, отрывать от дела и вообще... Я вышел из юного возраста... Русанов с раздражением отбросил бумаги и встал. Он был глубоко обижен. - Вам вредно волноваться, - сказал Дарсушев. - Ну, знаете ли, это слишком! - Да вы успокойтесь: никто другой, кроме вас, не производил анализа "Белой розы"... - Почему же вы утверждаете, что знаете результат? - Просто предугадал... Вот, прошу прочесть... Русанов взял из рук Дарсушева листок и прочел. - Откуда это у вас? - возбужденно спросил он. - Вам же известно, что, судя по всему, в "Белой розе" могли или должны были быть вещества, исцеляющие загадочную болезнь с острова Статуй? - Да, да, говорите! - взволнованно воскликнул Русанов. - Я начинаю понимать! Говорите же!! - С помощью "Сануса" мне удалось оживить возбудитель... - Уже?! - ...изучить его. "Санус" продиктовал мне также состав исцеляющего препарата, и я... - Да замолчите же! Предположение оказалось верным: мой анализ схож с вашим! Коллега, поздравляю вас, от души поздравляю... Ваша машина начинает свою жизнь с научных открытий! Со слезами радости на глазах они хлопали друг друга по плечу, до боли стискивали руки и смеялись на всю лабораторию. - Я помолодел сегодня на двадцать лет, - едва дыша, произнес Русанов. Теперь понятно, почему не все погибли от болезни в районе острова Статуй: "Белая роза" оказалась спасительницей... Но между моим анализом и данными "Сануса" все же имеются некоторые расхождения... - Это неизбежно, - прервал Дарсушев. - Ведь в "Белой розе" много и других веществ, необязательных для исцеления болезни, в то время как "Санус" требует лишь самое необходимое. Все же мне хочется тщательно сравнить оба результата: нет ли где ошибки? - Если так, - сказал Русанов, - то давайте с предельной точностью повторим анализы вдвоем.
2
На итоговый опыт Дарсушев пригласил Нину и Рязанова в свою лабораторию в Ростове-на-Дону. - Главное уже в наших руках, - сказал он. - Еще немного - и мы разгадаем тайну Пито-Као... Пройдемте в лабораторию... Центральное место в новой экспериментальной лаборатории Дарсушева занимал сложный аппарат, точнее, целый автоматический комбинат, представляющий собой просторную камеру из толстых прозрачных плит органического стекла. К левой стороне камеры примкнуты дополнительные "карманы" для подопытных животных. В прорези правой стенки вставлены "изоляторы" - небольшие плексигласовые ящики, куда попадает материал по окончании опытов. Ящики снабжены герметическими крышками. В верхнюю стенку камеры вмонтированы два микроскопа, из которых один может подсоединяться к киноаппарату. Все устройство рассчитано на опыты с самыми опасными микробами. Для большей безопасности по окончании опыта включается специальный стерилизующий облучатель, убивающий микробы. Николай Александрович, любивший авиационные сравнения, назвал эту камеру аэродинамической трубой. - По сути дела, - говорил он, - мы как бы "продуваем" в аппарате микроб или вирус и, получив исчерпывающие данные о нем, отправляем его на кладбище. Остальным это сравнение понравилось, и опыты стали называть продувкой. Нина и Рязанов впервые познакомились с новой лабораторией и не скрывали своего восхищения. - У вас автоматики не меньше, чем в самолете, - заметил Алексей. - Да, - улыбнулся Дарсушев и указал на стену: - А вот экран рентгеноаппарата, он вынесен отдельно для удобства работы; есть особый стетоскоп с радиоусилителем. Ну что ж, начнем. - Он повернулся к лаборантке: - Несите кролика. Взглянув на часы, профессор открыл дверцу, осторожно укрепил ящик с кроликом на ленточном транспортере и наглухо закрыл "аэродинамическую трубу". - В предстоящем опыте, - сказал Дарсушев Рязанову, - по моим предположениям, мы должны увидеть пока неизвестный нам возбудитель "во всей его красе"... Тихо застрекотал киноаппарат, в зале погас верхний свет, камера освещалась теперь только боковыми бестеневыми лампами. Рязанов и Нина смотрели, как тонкая длинная игла с помощью манипулятора, которым управлял Дарсушев, плавно приблизилась к уху кролика, нацелилась и на секунду впилась в одну из розовых ниточек. Зверек вздрогнул. Ритмичные звуки участились, и на экране рентгеноаппарата было видно, как крохотная струйка жидкости толчком вошла в кровеносную систему зверька. Игла неторопливо вернулась на место. Затем Дарсушев включил особую электронную установку, и на пульте управления осветилась шкала, которой Рязанов сначала не заметил. Стрелка стояла на нуле. - Это ново и для микробиологов, - пояснил профессор. - Электронное устройство дает нам возможность, не прибегая к микроскопу и анализам, определить, проникли в тело больного микробы или нет, и даже узнать, в каком количестве. - Но почему же тогда стрелка стоит на нуле? - удивился Рязанов. - Разве на нуле? Алексей еще раз посмотрел на шкалу электронного устройства: стрелка отклонилась на несколько малых делений. Теперь он не спускал с нее глаз и увидел, как стрелка все больше отодвигалась вправо, а когда она достигла красной черты, коротко прозвенел звонок. Лента транспортера тотчас пришла в движение и передвинула ящик с кроликом в глубь аппарата. Лаборантка осветила маленькой лампочкой с рефлектором свой столик и приступила к записям. Конечности зверька конвульсивно задергались, пульс, слышимый всеми, резко участился. Четверть часа спустя тело кролика покрылось бугорками, заметными даже под густой шерсткой. Николай Александрович снова взялся за рычаги манипулятора, и сверху опять опустился шприц, но теперь уже пустой. Игла впилась в один из бугорков, и шприц заполнился темной жидкостью. Зверек тяжело дышал, температура его повысилась, шерсть в пораженных местах заметно поредела. Пульс участился еще больше, но звучал тише. Вскоре кожа на спинке кролика лопнула, и выступили капли густой крови. Бугорки превращались в гнойные язвы... В воображении Алексея невольно возникла трагическая картина: где-то в городах и селах вспыхивает эпидемия. Люди от мала до велика гибнут, охваченные ужасом, беззащитные перед невидимым врагом. Останавливаются заводы и фабрики, транспорт, по мирным полям гуляет отравленный ветер. Нет! Этого не должно быть, этого никогда не будет! Никто не имеет права допустить подобное! Он прислушался к разговору профессора и его ассистентки. - Практически никакого инкубационного периода! - Поразительно... Напоминает действие яда. - Это что-то совершенно необычное и пока... непонятное для меня. В тишине громко прозвучал звонок, и лента транспортера передвинула погибающего кролика в отсек, который Рязанов мысленно назвал главным - так много было здесь различных приборов, кнопок управления, тумблеров и агрегатов. Алексей не ошибся. Дарсушев взволнованно и даже чуть-чуть торжественно сказал: - Это и есть наш "Санус". Более ста человек трудились целый год, прежде чем удалось оснастить нашу лабораторию этой электронно-счетной машиной! На микробе с Пито-Као и состоялось ее "боевое крещение". Рязанов понимающе кивнул. - В принципе идея "Сануса" проста, - продолжал Дарсушев. - С помощью различных технических средств в машине происходит изучение всех свойств того или иного возбудителя. Каждое свойство микроба передается в запоминающее устройство, где оно сравнивается с теми особенностями других микробов, что уже "записаны" там. После автоматического отбора сравниваемых свойств происходит классификация и определение микроба. Пока мы с вами разговариваем сейчас, "Сану с" занят как раз таким определением. Но если у микробиолога на все анализы и сравнения уходят недели и месяцы, то "Санусу" достаточно сотых, тысячных и даже миллионных долей секунды! Зная, какими средствами мы располагаем, "Санус" советует нам состав препарата, убивающего заданный микроб. - Но для этого "Санус" должен многое знать? - Совершенно верно. В идеале он обязан знать все, что уже известно человечеству в области микробиологии, биохимии и некоторых смежных наук. Но наш "Санус" еще молод, и мы не успели вложить в его запоминающее устройство все имеющиеся знания. Ведь он не добывает новых знаний, а только хранит их и путем многократного сравнения различных данных помогает нам решать подчас сложные задачи. Пройдет некоторое время, и "Санус" будет почти совсем точным. - А сегодня он не ошибется? - Посмотрим. Мы вырастили "Белую розу", а потом передали в запоминающее устройство "Сануса" точный химический состав водоросли... - Николай Александрович, - прервала их разговор ассистентка, - "Санус" считает, что препарат из "Белой розы" можно улучшить. Рязанов посмотрел на лаборантку и перевел взгляд на электронную машину. "Санус" считает... советует..." - вертелось у него в голове. - А что он предлагает? - спросил Дарсушев. - Добавить к составу "Белой розы" всего один элемент... - с этими словами ассистентка передала профессору узкую бумажную ленту с мелкими буквами и цифрами. - Ну что ж, дайте команду действовать. Я согласен с ним. - Однако кролик вот-вот умрет... А надо еще приготовить исцеляющий препарат... - вмешалась Нина. В эту секунду на пульте электронной машины вспыхнула зеленая лампочка. - Препарат готов, - сказал Дарсушев. - В "Санусе" имеется и автоматическая аптека. Простите, остальное придется делать мне самому. Профессор опять подошел к рычагам манипулятора, и вскоре Рязанов увидел, как узкий металлический шприц приблизился к кролику и под кожу был введен исцеляющий препарат. Тело зверька все еще казалось трупом, но в лаборатории уже послышались мерные удары: сердце кролика вновь подавало признаки жизни. Постепенно восстановилось дыхание. Стрелка на шкале электронного устройства отодвинулась влево; количество микробов стало уменьшаться - в организме кролика началась ожесточенная война. Нина наклонилась к тетради и, погруженная в свои размышления, что-то торопливо записала. - До выздоровления - несколько дней, может быть, неделя-две, - сказал Дарсушев, - но я с уверенностью могу заявить: и этот возбудитель уже нам не опасен - мы знаем верное средство спасения от него. Но более страшной болезни я еще не видел! Конечно, у кролика реакция происходит быстрее и сильнее. Но и человеку несдобровать, если... - Что вы посоветуете на будущее, профессор? - Мне еще не ясно происхождение возбудителя. Странно, как до сих пор ему удалось "оставаться в неизвестности". Очень серьезная для меня загадка! Надо посоветоваться с коллегами. - А до тех пор? - Я вас понимаю, товарищ Рязанов. Возбудитель нам пока нужен, и его уничтожать нельзя. - Вам же известно, что за ним охотились и... могут повторить попытку... - В "Санусе" есть и надежная "кладовая": даже если произойдет землетрясение, особые лучи убьют все микробы мгновенно. Не бойтесь, мы предусматриваем все! - Хорошо, профессор. Алексей крепко пожал всем руки и ушел. Полтора часа спустя первым попутным самолетом Рязанов вылетел из Ростова-на-Дону в Москву для доклада полковнику Козлову. - Ваш приезд очень кстати, - сказал полковник, выслушав Рязанова. - О том, что на Пито-Као готовится одно из самых опасных преступлений против человечества, есть еще один документ. В Тихом океане, примерно в тысяче километров от Пито-Као, недавно находился наш экспедиционный корабль "Армения"... Вот сообщение капитана. Рязанов взял протянутую ему бумагу и прочел: "Сегодня ночью принята странная радиограмма. Передача велась на короткой волне при отвратительной слышимости, которую усугубляли частые грозовые разряды. Запеленговать передатчик не удалось. Прилагаю текст радиограммы. "Люди мира... Берегитесь... Пито-Као стал... базой... требуйте расследования немедленно... страшная болезнь... Дорт мечтает... Не теряйте времени!.." Капитан "Армении" - Пито-Као! Дорт! - воскликнул Рязанов. - У меня в столе уже выросло целое генеалогическое древо этих Дортов, сказал Козлов. - "Деревце" в общем неплохое, да вот последний плод гнилой - с гитлеровской начинкой. "Ваш" Эмиль Дорт был действительно одним из лучших в Германии укратителей и охотников (немцы мастера в этих делах). А его единственный сын Густав стал преступником. Козлов рассказал Рязанову о личности Густава Дорта, его карьере, судимости и "помиловании". - После тюрьмы следы Дорта-микробиолога затерялись, но мы уже знаем, где он; знаем также, что именно Дорт послал Сардова, хотя тот и скрыл от нас имя своего хозяина. - Все остальное мне понятно, товарищ полковник. - Теперь, имея перехваченную радиограмму, мы сможем скорее привлечь внимание мировой общественности к "рыбной компании" и начать борьбу, сказал Козлов. - Но почему все-таки... эта страшная болезнь оказалась только на Пито-Као?..