.. Впрочем, порой мода и в наши дни настолько приближается к этой, на мой взгляд, невыгодной с коммерческой точки зрения модели, что некоторые промышленники бьют тревогу и срочно финансируют различные общества борьбы за нравственность и благопристойность... Но никогда и никому не удастся убедить ни одну женщину отказаться от услуг моих косметических и парфюмерных предприятий! Вы слышите: никогда! Вот почему я обеспечил себе спокойную старость..." Разумеется, Джексону приходилось тратить немалые деньги на рекламу своих товаров, причем с большой изобретательностью. Он сам придумал несложный, но удачный трюк... Высвободив из оборота часть средств, Джексон принялся собирать небольшую коллекцию редчайших алмазов, о чем то и дело писали газеты и журналы. Во-первых, это свидетельствовало о благополучии фирмы; во-вторых, позволяло выпускать различные духи и кремы, названные именем того или другого знаменитого камня. Особенно подвезло Джексону, когда он купил "Фею Амазонки" - крупный, величиной с куриное яйцо, с бледно-синим отливом алмаз чистейшего тона. В одном конце драгоценного додекаэдра было красивое рубиновое вкрапление в виде крохотной короны с тремя лучиками. В магазинах появились хрустальные светло-синие флаконы духов и одеколона, внешне в точности походившие на "Фею Амазонки". Наконец, Джексон пустил в продажу прекрасно рекламированный, самый дорогой в мире парфюмерный набор "Фея Амазонки", который не выходит из моды и по сей день. Если, "исчерпав тираж", Джексон втихомолку продавал надоевшие алмазы, то с "Феей Амазонки" он не расстался бы ни за что, сделав даже изображение этого редкого минерала эмблемой своей фирмы. Нанятые Джексоном журналисты время от времени писали о камне, найденном "кем-то" в районе Амазонки и "неизвестно у кого" купленном Джексоном за крупную сумму. Такая таинственность, сама по себе уже реклама, помогала изобретательному дельцу в несколько лет окупить стоимость необыкновенного алмаза, ставшего предметом вожделения многих королей и министров. Так что Джексон мог жаловаться на возраст и старческие недомогания, на что угодно, только не на отсутствие выдумки. Однако и Джексону ни разу не приходила на ум такая мысль, какая родилась в лысой голове этого немца. Идея Дорта вполне заслуживала внимания... - Предоставляю слово своему уважаемому другу и компаньону, - кивнул Дорт. - Господа, - сказал Бергофф, - мистер Дорт и я... мы вдвоем наводняем, так сказать, выбранные нами страны возбудителями этой болезни. Способ заражения прост, и, так как это будет лежать на нашей обязанности, я не стану отвлекать вас. Вместе с тем мистер Дорт и я передаем мистеру Джексону состав исцеляющего средства и преимущественное право выпускать его в продажу согласно разработанному нами проекту договора. Мистер Стоутмен, используя свое влияние в высших официальных сферах, возьмет на себя почетную обязанность ликвидировать возможные конфликты и будет содействовать проникновению наших товаров на территории колоний. Каждый из нас по заслугам получит долю выигрыша. Игра, как уже упомянул мой коллега, несомненно, будет крупной. Если вас интересует научная сторона вопроса, вам ее изложит мистер Дорт. - Джентльмены, - сиплым голосом произнес Джексон, - я полагаю, можно обойтись и без науки... Я в восторге от остроумия мистера Дорта и дальновидности моего юного друга мистера Бергоффа. Я заранее жму вам руки и включаюсь в дальнейшую игру. Да, надо уточнить детали, размеры затрат и прибылей, но за этим дело не станет: я не сомневаюсь в том, что мы договоримся. Больше того, я ничего не имею против, если мне придется взять на себя и распространение зараженной мази, или, скажем, одеколона, а не только исцеляющей. - Неужели вам мало вашей доли? - возразил Стоутмен. - Я полагаю, - сказал Бергофф, - что не стоит подвергать риску доброе имя вашей фирмы, мистер Джексон. - Как угодно, - пожевав сухими губами, вздохнул старик. - Кстати, не могут ли ваши микробы продлить мне жизнь? Нет? Жаль... Я бы щедро заплатил. Довольный своей шуткой, Джексон хрипло рассмеялся. - Вы упомянули об окончательном проекте договора... - напомнил Стоутмен. - Да, пожалуйста, прошу ознакомиться. - Бергофф подал Джексону тонкую папку с бумагами и подсел поближе к старику. Стоутмен встал из-за стола и взглядом пригласил Дорта сделать то же самое. Они вышли на балкон, опоясывающий дом Бергоффа. Возле спальни Паолы находилось несколько плетеных кресел и шезлонгов. Дорт жестом пригласил собеседника присесть. - Мы с вами только что познакомились, мистер Дорт, - сказал Стоутмен, - но почему бы нам не быть откровенными друг с другом? Дорт вопросительно посмотрел на него. Стоутмен подумал и решил идти напролом: это сбережет время и окажет психохологическое давление на собеседника. - Вы умолчали о главном, мистер Дорт: о тех микробах, что несут с собой смерть и опустошение. Дорту стоило немалого труда казаться спокойным. - Я не понимаю вас, - ответил он. - Я - один из пайщиков фирмы "Келли и сыновья", той самой, которая по договору с вами оборудовала здесь микробиологическую лабораторию. - Но это был секретный договор! - Если бы "Келли и сыновья" имели от меня секреты, то я забрал бы от них все свои вложения до последнего цента и разорил бы их! - Чего вы хотите от меня теперь? - Вы сами делаете деньги и понимаете, что фирме "Келли и сыновья" не грешно было бы узнать, для чего вам понадобилась микробиологическая лаборатория, да еще с таким дорогим совершенным оборудованием. - Вы шпионили за мной? - Э, мистер Дорт, к чему волноваться? Каждый развивает свое дело, как умеет, и поступает, как ему выгодно. Чтобы вы не сомневались в чистоте нашей работы, я вам расскажу: вам удалось найти здесь, на Пито-Као, неоценимый клад... Новых крошечных рыцарей смерти. Если их напустить на человека, то он погибнет в очень короткий срок. Вы можете хоть сегодня начинять маленькие бомбочки и продавать их по миллиону долларов за штуку! А кожная болезнь, о которой мы говорили сегодня, не что иное, как в тысячи раз ослабленное действие одного из штаммов этого же возбудителя... Теперь вам ясно, что мне известно многое? Вы хотите сделать бизнес нашими дедьгами. Это нечестно! Дорт был бледен. Стоутмен достиг своей цели. Несколько минут прошло в молчании. - Если "случайно" моя жизнь оборвется здесь, на Пито-Као, - усмехнувшись, проговорил Стоутмен, - мои люди прикончат вас всего получасом позже. Боюсь, что мне нельзя умирать у вас даже от простуды... Дорт подумал, что перед ним сильный противник или... А почему бы и нет? В лице Стоутмена он приобрел бы волевого партнера! Внезапно в голове Дорта возник новый вариант их возможного сотрудничества. - Вы действуете от себя или от лица фирмы? - быстро спросил он. - Если мое личное участие, - Стоутмен сделал ударение на слове "личное", будет для меня более доходным, я готов пожертвовать интересами фирмы и моих уважаемых друзей - Бергоффа и Джексона. - Хорошо, я согласен. Едем! Сегодня же! - Куда? - В мою лабораторию. - Это вполне безопасный путь? - Слово джентльмена и вот вам моя рука. Стоутмен медленно протянул ему свою пухлую руку. ...Паола слышала многое. Вспомнились почему-то обрывки фраз, неизвестно где и когда услышанных ею, возможно, вчера, а возможно, и много дней назад. Она дрожала словно в лихорадке. Еще не зная, что и как надо делать, Паола подумала о Хоутоне. Скорее, скорее к нему!..
3
Уже за полночь слуга погасил в доме огни. Дорт увлек Стоутмена в свою машину и увез его в лабораторию за сорок километров от поселка. - Вы первый гость в моем царстве, генерал, и я хочу показать вам кое-что, - сказал Дорт. - Я ценю зто, - коротко ответил Стоутмен. Они расположились в рабочем кабинете Дорта. Над письменным столом висела большая картина: метательная машина забрасывала полуразложившиеся трупы через крепостную стену, над которой местами возвышались головы осажденных. Стоутмен достаточно знал немецкий язык, чтобы прочесть надпись: "Осада татарами Каффы (Феодосии) в 1347 году". - Нравится? - спросил Дорт и тоже повернулся к картине. - Это первый случай в истории, когда война стала бактериологической... Татары забрасывали зараженные трупы... Кустарно! Но простим им, ведь это было более шести веков назад. Я вам предложу самое совершенное оружие! Нелегко и недешево было создать все это. - Дорт обвел руками вокруг. - Я убежденный нацист, но одних партийных интересов для меня мало. Жизнь - это бизнес!.. Мой товар - новое бактериологическое оружие, его можно выгодно сбывать. Стоутмен молча кивнул. - Это средство у меня сегодня есть! - гордо продолжал Дорт. - Его пока мало, но я создам миллиардную армию моих невидимок. Мир еще узнает, что это за штука. Если хотите, я расскажу вам, как мне удалось добиться этого. Начну с того, что предки моей матери владели многими материалами об этом острове. Они были наивными людьми, и документы лежали без дела, пока не попали в мои руки. Я понял, что игра стоит свеч! Я приехал на Пито-Као и стал искать. Трудные это были поиски! Но я знал, что надо искать, и не отступал. Дорт встал, подошел к шкафу, налил в мензурку спирта, посмотрел в нее и, не разбавляя, выпил. Глаза его возбужденно блестели. - А ведь идея проста, - продолжал он. - Мои коллеги пытались и пытаются начинять бомбы возбудителями чумы, холеры и других болезней, которые человечество знает давно. Я же имею в своих руках возбудителей новой, во всяком случае, практически неизвестной болезни! Никто еще не подготовлен к защите от нее. Вот почему, приехав на Пито-Као, я готовился к длительной работе, - тихо закончил он. - Значит, вы не сразу обнаружили его? - Конечно, нет. Я исследовал десятки туземцев с соседнего острова, но все они оказались здоровыми! Природа подчас хитра: она куда то запрятала возбудитель и задала мне жару. Я искал всюду: в почве, в растениях, в животных, в воде и в воздухе - и все впустую. Счастливая мысль побудила меня приступить к раскопкам! В местах захоронения я обнаружил мумию, точнее, мумифицированный труп. Дело пошло более слаженно: я нашел споры особого вида грибка из группы актиномицетов. Месяцы ушли на поиски питательной среды, на которой он дал бы рост... Сперва я получил ту разновидность возбудителя, которая вызывает не очень опасное кожное заболевание. Ну что ж, подумал я, и на этом можно заработать! Но продолжал искать главное, пока не добился своего... Затем опыты над животными и...туземцами. - И что же? - спросил Стоутмен. - Они сгнивали заживо! - воодушевился Дорт. - У меня в руках наконец была проказа, но не обычная, длящаяся десятков-лет, а молниеносная! Это не пятна на лице Паолы, и никакой мазью от нее не спасешься... Я перепробовал сотни антибиотиков и других всевозможных препаратов, но ничто ее не берет! Стоутмен поежился и оглянулся. - Бациллы мои спрятаны надежно, - улыбнулся Дорт, заметив движение собеседника. - Но если я захочу... - он засмеялся, - мир запомнит меня! Герострата забудут, меня - нет! Я сейчас могуч, как никогда. Дорт нажал кнопку электрического звонка, и в лабораторию вошел лилипут Гарри. Переступив порог, он широко открытыми глазами посмотрел на Стоутмена. - Это мой воспитанник, - представил его Дорт, - иногда полезно для здоровья проявлять гуманность, так сказать, к своим ближним... Стоутмен даже не удостоил лилипута взглядом. - Гарри, принеси папку номер два, - распорядился Дорт. - Слушаюсь, доктор. Стоутмен, как бы играя, написал на пачке сигарет единицу с несколькими нулями, а когда Гарри вернулся с папкой, незаметно от Дорта повернул пачку так, чтобы лилипут увидел написанное, и затем, закурив, спрятал сигареты в карман. - Вот часть тех бумаг, что достались мне от пращуров, - объяснил Дорт. - К сожалению, на этих страницах больше говорится о геологическом строении острова, описываются каменные истуканы, которых вы сегодня видели, и высказываются гипотезы относительно их происхождения. Стоутмен взглянул на лилипута, стоявшего позади немца. Тот едва заметно кивнул. - Вот в этой тетради описана фауна острова и немного сама болезнь, которая привела меня сюда, но ни слова о средствах лечения! Сами понимаете, как это усложнило мою работу. Но теперь я имею надежный препарат... Стоутмен опять посмотрел на Гарри: лилипут отрицательно покачал головой. - Так в чем же дело? - спросил Стоутмен. На посеревшем лице Дорта выступили капли пота... В зеркале на боковой стене он заметил сигналы, подаваемые Гарри Стоутмену. С трудом овладев собой, Дорт встал, опять подошел к шкафу и выпил еще одну порцию спирта. - Гарри, - сказал он, не оборачиваясь, - ты мне больше не нужен. - Слушаюсь, доктор. - Лилипут вышел. Успокоившись, Дорт посмотрел на Стоутмена и твердо сказал: - Если хотите, чтобы мы были друзьями, признайтесь: кого вы приставили ко мне? - Это нетактичный вопрос, мистер Дорт. - Вы сами говорили, что каждый развивает свое дело, как может... Что вам стоит удовлетворить мою прихоть? Тем более, что мы уже компаньоны, а ваш человек сделал свое дело. Не так ли? - Все-таки неудобно... - Самое важное для нас - взаимное доверие! - Ну что поделаешь с вами, - засмеялся Стоутмен. - Так и быть... Разве вам можно в чем-нибудь отказать? Полезные для нас, вернее, для меня сведения сообщал Монти Пирс... Стоутмен крепко промахнулся, выдав Пирса! Он полагал, что сохраняет Гарри, человека более полезного для дела. Наконец, становясь компаньоном Дорта, он подумывал изменить систему наблюдения за немцем и, рассчитывая на лилипута, решил пожертвовать Колорадским Жуком. Кровь ударила Дорту в голову. "Значит, ко мне приставлены по меньшей мере два шпиона!" - подумал он. - Больше никого? - Нет. - А Гарри?! Стоутмен выдержал его взгляд, даже ухитрился сделать вид, будто он кое-что припоминает. - Да-да-а, - пропел делец. - Представьте себе, едва не забыл о нем! Спасибо, что вы напомнили... - И подумал: "Черт возьми, имел двух надежных людей, а теперь ни одного!.." - Покончим с этим, - сказал Дорт. - Я вижу, вы деловом человек и у вас есть чему поучиться... - Я всегда к вашим услугам. Право, мне думается, что мы скоро станем друзьями до гроба. - Это будет деловой союз, - напомнил Дорт. - Разумеется. Такая основа - наиболее прочная для дружбы. Скажите, коллега, вы... полностью разработали средство лечения вашей болезни? Дорт проглотил эту пилюлю. - Почти... Мне нельзя даже посоветоваться со специалистами... Это, конечно, тормозит дело... - Зато сохраняет конспирацию. Ведь если о ваших "крошках" узнают, то бизнеса может не получиться... - Не потому ли вы так старались побольше выведать обо мне? - Я не в счет: мы единомышленники, и я заботился лишь о том, чтобы в трудную минуту прийти к вам на помощь. Вы поняли меня? - Понял. А теперь прошу присутствовать на опыте.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
"Никакого сундука не было!.."
1
Сардов, пробравшись в Москву, не торопился и действовал очень осторожно. Дорт просил никого не втягивать в дело, но какое это имеет значение, когда рисковать приходится не ему, а Сардову? И Сардов обманул Дорта, решив выполнить задание с помощью своего давнишнего приятеля Стася. Вызвав Стася из Средней Азии и растолковав, что и где надо искать. Сардов посулил хорошее вознаграждение. - Тебе нужно пробраться к Тверским и потихоньку перевернуть у них в доме каждую бумажку, камешек или стекляшку, - сказал он. - Ищи все, что осталось от покойного старика Тверского... Задание Дорта не казалось Сардову сложным, причем нужных бумаг и ампулы могло вообще не быть, значит, есть возможность отговориться. Сардов надеялся до конца оставаться в тени, следуя правилу некоторых политиков - загребать жар руками ближнего. Стась предложил явку у Пата, но опытный шпион отказался воспользоваться таким ненадежным адресом. Он посоветовал приятелю лечь в клинику на операцию, что должно было помочь ближе познакомиться с Тверским. Резидент передал Стасю миниатюрную ультракоротковолновую радиоустановку для связи, объяснил, как с ней обращаться, и они расстались по крайней мере на месяц. Относительно спокойную жизнь Сардова нарушала лишь нервозность Дорта, не перестававшего торопить его. В конце концов пришлось самому выехать в Задонскую, В станице случайно удалось напасть на след Эвелины Марковны Тереховой, который привел Сардова в Ростов-на-Дону. Поиски оказались нелегкими. Все же неделю спустя адрес Тереховой (по паспорту - Пылаевой) был найден. К тому времени Стась спешно выписался из клиники, связался со своим резидентом и ожидал его указаний. Сардов вызвал Стася в Ростов. Они увидели друг друга на вокзале, в толпе приехавших, но разговаривали издали по замаскированной в одежде рации. - Запомни адрес, - Сардов назвал улицу и номер дома. - Пойди к старухе, выведай, что у нее есть. - Хорошо, - согласился Стась. - Только дай мне денег. - Иди за мной, - распорядился Сардов. - Там, где я остановлюсь... Впрочем, нет, пройди в умывальную комнату... Зайдешь после меня в туалетную кабину и возьмешь сверток: в нем будут деньги и фотокопии расписок этой старухи. Припугнешь ее... Не забудь и сам взять расписку! Стась быстро разыскал квартиру Пылаевой. Эвелина Марковна показала ему альбом, но старый вор даже не раскрыл его. Сундучок вызвал у Стася большее любопытство: в нем были статуэтки из камня, записные книжки, какие-то рисунки и две тяжелые металлические гильзы с запаянными крышками. Стась почуял, что это, пожалуй, и есть цель их поисков, но на всякий случай решил посоветоваться с Сардовым. Тем более, что старуха запросила невероятную сумму. "Вот скряга, за какую-то рухлядь требует столько денег! - со злобой подумал он. - И к чему они ей? Ведь все равно скоро подохнет..." Пообещав зайти вечером, Стась оставил Пылаевой задаток. На бульваре Пушкинской улицы, усевшись на уединенной скамье, Стась нажал на кнопку передатчика и вызвал Сардова. Резидент ответил сразу, но слышимость была неважной: вероятно, их разделяло большое расстояние. Резидент дважды переспрашивал о содержимом матросского сундучка и выразил удовлетворение. - Пойдешь к ней вечером, - сказал он. - Купи в магазине саквояж... Старайся, чтобы тебя меньше видели.
2
Старый большой дом. Серый, угрюмый, с седым фронтоном. Парадные двери поблекли, сетчатый ствол уже не существующего лифта покрыт паутиной, на всех этажах спертый воздух, По вечерам здесь тускло светятся засиженные мухами электрические лампочки. К этому дому подъехали Петушок и Нина. Спотыкаясь на щербатых ступенях, но не рискуя опираться о липкие перила, они добрались до двери с нужным номером. На ней оказалось не менее дюжины кнопок, а возле каждой на клочке бумаги - фамилия жильца. Отыскав фамилию "Пылаева", Петушок нажал кнопку. Эвелина Марковна Пылаева только что возвратилась из сберегательной кассы. Удобно расположившись в кресле-качалке, она перелистывала сберегательную книжку: Пылаева любила деньги и старательно копила их. Эвелина Марковна пробежала взглядом колонку цифр: каждая запись вклада оживляла в памяти волнующий эпизод ее жизни, в которой было много пестрого - от любовных похождений до спекулятивных махинаций, в равной мере острых, незабываемых и доходных. Резко затрещал старый звонок. Старуха, не торопясь, спрятала в комод свое сокровище и пошла открывать дверь. - Петя?! - удивилась она, но тут же, изобразив на морщинистом лице радушие, запела: - Заходи-ите, дорого-ой... Так приятно, что вы все же вспомнили о нашем существова-ании. - Знакомьтесь, это Нина Константиновна. Мы к вам. В комнате стоял терпкий запах нафталина. Обстановка была старинная, каждая вещь казалась привинченной к своему месту. Нина посмотрела на обитательницу этого жилища. Хозяйка Черныша, высокая, горбоносая, крупная женщина, была одета в черное платье. Волосы ее гладко зачесаны назад. На бледном матовом лице выделяются глубоко сидящая темные глаза. Они смотрели на гостью зорко и вместе с тем приветливо. Гордая осанка старухи говорила о привычке главенствовать в доме, а тонкие бледные губы придавали ее прямоугольному лицу выражение замкнутости и суровости. Сперва разговор шел о погоде, о том, о сем, и говорить было легко. Нина рассказала, что в Ростове-на-Дону она в командировке, что вместе с Петей они в свободное время ходят в кино, музей и даже были в воскресенье на толчке - искали антикварные вещи. Старуха сказала, что и сама не прочь купить старинную статуэтку, посуду или безделушку. Нина ухватилась за эту мысль и довольно умело подвела разговор к желаемой цели. - Мне Петя говорил, что у вас есть оригинальный альбом, и я так захотела взглянуть на него... Если, разумеется, это не очень побеспокоит вас. Старуха насторожилась, но ничем не выдала своих чувств. - Ах, альбом! Да-да, как же... Есть. Вот, пожалуйста. Она подала Нине тяжелый старинный альбом. Девушка с любопытством раскрыла его. Фотографии были обычные, но местами попадались карандашные зарисовки каких-то тропических пейзажей и несколько старинных фотографий. На одной из них Нина увидела с десяток каменных статуй, точно стоящих в военном строю у подножия скалистой горы. О таких изваяниях она читала в дневнике деда. - Старый альбом, - сказала старуха. - Обратите внимание, здесь что-то написано. На обороте толстого переплета можно было прочитать надпись: "Своему верному другу и спутнику в тихоокеанских странствиях Федору Ивановичу Терехову в честь наступления Нового года, 1 января 1911". Подпись длинная, витиеватая. В конце подписи точка. - Что с вами, Ниночка? - Я узнала почерк своего деда. - Деда?! - Я внучка Павла Александровича Тверского. Вам это ни о чем не говорит? - Н-нет... - неуверенно ответила Эвелина Марковна, как бы роясь в памяти. - А как этот альбом попал к вам? - Он принадлежал моему покойному мужу, а ему достался от его отца, моего свекра, Терехова. - Значит, вы невестка Федора Ивановича! - воскликнула Нина. - Эвелина Марковна, как я рада, что так неожиданно нашла вас! Вы мне сможете оказать неоценимую услугу. - Я... услугу?! - Да-да! Скажите, вы лично знали Федора Ивановича? - Нет. Насколько мне помнится, он умер в девятсот пятнадцатом году. С мужем я познакомилась уже в гражданскую войну, вышла замуж в двадцать пятом, а в тридцать третьем его убили кулаки здесь, на Дону. Он был такой идейный... - И он никогда не рассказывал вам о своем отце? - Возможно, и говорил когда, не помню... - Эвелина Марковна, милая, может, сохранилось еще что-нибудь из вещей Федора Ивановича? Ведь он служил у моего дедушки! Губы старухи дрогнули. - Что вы! Столько лет прошло... А почему это вас интересует? - Федор Иванович много путешествовал с моим дедушкой. Не может быть, чтобы ничего не было. Возможно, какой-нибудь сундук... На мгновение в глазах старухи отразился испуг, но, оправившись, она приняла оскорбленный вид. - Я вам ясно ответила. - И упрямо добавила: Никакого сундука не было! Нина отшатнулась. - Был, - грозно посмотрел на старуху Петушок. Она не выдержала его взгляда, отвернулась и глухо повторила: - Никакого сундука не было. - Но мне Серафим говорил, что он сам видел сундук. - Серафим?! - старуха встала, выпрямилась, глаза ее метнули искры, но секунду спустя она чуть сжалась и заговорила мурлыкающим голосом, ласково и приветливо: - Что это мы, чуть не заспорили? А я-то, старая, и запамятовала... Был сундучок, но не Федора Ивановича, а мой собственный, еще от мамы в приданое достался. Но он было совсем расклеился, и я продала его еще зимой старьевщику. А вещей Федора Ивановича у меня нет никаких, кроме альбома. Могу уступить его вам, Ниночка. Подарила бы, но жизнь такая дорогая... Большего они не добились. Нина купила у старухи альбом и, кивнув Петушку, первой поднялась. - До свидания, - сухо сказала она. - До свидания, моя милая. Прошу бывать у нас... Может, при случае и с Эммочкой вас познакомлю: дочь моя, живет с мужем в Ленинграде, но каждый год навещает меня. А Симочке я сделаю выговор, чтобы не сбивал людей с толку!
3
Нелегко дался Эвелине Марковне этот неожиданный визит. Проводив гостей, она, держась за стенку погруженного в полумрак коридора, едва доковыляла до двери. Войдя в комнату, грузно опустилась в качалку. Ноги налились тяжестью, усталость разлилась по всему телу, а пальцы безвольно опущенных рук были холодны, как сосульки. Память вернула ее к событиям уже немалой давности, когда фашистские полчища ворвались на берега Дона. Это было тяжелое для всего советского народа время. Но только не для Эвелины Марковны. Она пустила в ход свои "сбережения", стала ездить по станицам, выменивая вещи на хлеб. Затем хлеб и другие продукты, добытые в станицах, она привозила в Ростов и снова выменивала на вещи, но уже более ценные. Особенно часто она ездила в станицу Задонскую, где помнили эту дородную женщину по ее мужу - коренному задонцу. В один из приездов ей выпала редкая удача. В ту пору в доме, когда-то принадлежавшем Павлу Александровичу Тверскому, поселился немецкий врач, "герр доктор", как почтительно называли его немецкие солдаты. По рассказам станичников, он усиленно разыскивал родственников Тверского и даже обещал вознаграждение. Поразмыслив, Эвелина Марковна сказала себе; "Трус в карты не играет!" - и вечером, в запретный час, будто позабыв о строгом приказе гитлеровцев, вышла на темную улицу. Когда ее задержал патруль, она объяснила, что ей надо срочно "к господину доктору по важному делу". - К подполковнику Дорту? - спросил офицер и приказал проводить задержанную. Дорт говорил по-русски довольно сносно, и они нашли общий язык без переводчика. - Кто ви есть? - спросил он. - У Павла Александровича Тверского, - объяснила Эвелина Марковна, - был верный слуга, который с ним путешествовал... Федор Иванович Терехов. - А ви кто есть? - нетерпеливо повторил Дорт. - Я - невестка Терехова, жена его сына. - Если ви есть настоящий невестка Терехова, - сказал Дорт, - то ви можете иметь от меня деньги! О! Зер грос деньги. Ми будем цузамен дружийть... - Да, да, - послушно кивала Эвелина Марковна, и сердце ее приятно щемило. - Мне не надо шпион, - с достоинством говорил Дорт. - О нет, я не занимайт этим... Мне надо иметь на память, что можно из вещей и коллекций доктора Тверского и вашего свекра, фрау. Ви понимайт? - Да-да, я все понимаю, господин подполковник! - Зер гут. Ви должна собирайт по станица все его бумаг, письмо, рукопись... Ферштейн зи? - Я, я, - кивала Эвелина Марковна. - И еще искать его коллекций. Согласны, фрау? - Согласна, господин подполковник, - торопливо ответила Эвелина Марковна. - А за каждый бумаг я платить вам деньги! Как это говорят по-русски? По рукам! - По рукам, господин подполковник! - Ви получите зер филь денег! Зер филь! - и он принялся подробно объяснять своей неожиданной помощнице, что ему требовалось. После этого разговора она месяц провела в Задонской безвыездно. Врожденная хитрость крепко выручала ее тогда. Она придумывала различные трогательные рассказы о своей любви к мужу и свекру, о желании сберечь все, что осталось от них, а также от доктора Тверского, которому ее свекор был не столько слугой, сколько верным хранителем и другом, чтобы ничего из этого наследства не попало в руки немцев. Люди русские, чуткие к чужому горю, шли ей навстречу. Да и время было такое, что хотелось верить каждому светлому стремлению и доброму слову. Лучшей помощницы Дорту и желать было нечего. Правда, вначале "фрау" доставляла с виду ценные вещи, но не то, что требовалось. Однако дважды немец был щедрым, и они расставались довольные друг другом. Наступление советских войск прервало это выгодное "дело" Эвелины Марковны. Только что она раздобыла старинный матросский сундучок, как Дорт вдруг исчез из станицы, точно сквозь землю провалился. Запасливая Эвелина Марковна на случай прихватила с собой сундучок и вернулась в Ростов. Но Дорта она не дождалась... А сундучок, уже просто благодаря бережливому характеру его новой хозяйки, остался лежать среди домашнего хлама в кладовке. Сундучок был крепкий, окованный тонким железом и, вероятно, служил доктору Тверскому походным сейфом в его путешествиях. И вдруг сегодня к Пылаевой пришел незнакомый человек и предъявил фотокопии двух расписок, отобранных у нее Дортом еще в 1942 году. Со старухой чуть не сделался удар, но незнакомец быстро успокоил ее и сказал, что от нее требуется немногое - продать (он так и сказал: продать!), если, конечно, у нее есть то, что могло интересовать Дорта. При этом незнакомец, выразительно посмотрев на фотокопии расписок, посоветовал ей держать язык на привязи. Эвелина Марковна показала ему сундучок. Осмотрев содержимое, незнакомец грубовато похлопал ее по плечу и засмеялся. - Дорогая старушка, - бесцеремонно сказал он, - вы заработаете на этом ящике столько, сколько вам и не снилось. Он назвал сумму, но бойкая Эвелина Марковна немедленно утроила ее. Начался торг. Незнакомец нервничал, злился, но ничего не мог поделать с жадной старухой. - Хорошо, - наконец согласился он, утомленный спором. - Вот вам аванс. Вечером принесу остальное и заберу сундук. О, матка бозка, какой у вас твердый характер. Все-таки сделка совершилась честь по чести. Но визит Нины и Петушка поверг Пылаеву в необычайное смятение. "Следят!.. Знают!.. - горели огнем в ее голове тревожные мысли. - Но кто? Кто мог сообщить об этом? Неужели соседка? Ведь она была в своей комнате. Или Серафим?.. Нет, он не знал о том, что сундучок уже продан. Соседка тоже ничего не могла подозревать... Но кто? Неужели они, органы?! Почему столько людей охотятся за этим проклятым сундуком?.." Старуха была разбита и подавлена.
3
Уже за полночь слуга погасил в доме огни. Дорт увлек Стоутмена в свою машину и увез его в лабораторию за сорок километров от поселка. - Вы первый гость в моем царстве, генерал, и я хочу показать вам кое-что, - сказал Дорт. - Я ценю зто, - коротко ответил Стоутмен. Они расположились в рабочем кабинете Дорта. Над письменным столом висела большая картина: метательная машина забрасывала полуразложившиеся трупы через крепостную стену, над которой местами возвышались головы осажденных. Стоутмен достаточно знал немецкий язык, чтобы прочесть надпись: "Осада татарами Каффы (Феодосии) в 1347 году". - Нравится? - спросил Дорт и тоже повернулся к картине. - Это первый случай в истории, когда война стала бактериологической... Татары забрасывали зараженные трупы... Кустарно! Но простим им, ведь это было более шести веков назад. Я вам предложу самое совершенное оружие! Нелегко и недешево было создать все это. - Дорт обвел руками вокруг. - Я убежденный нацист, но одних партийных интересов для меня мало. Жизнь - это бизнес!.. Мой товар - новое бактериологическое оружие, его можно выгодно сбывать. Стоутмен молча кивнул. - Это средство у меня сегодня есть! - гордо продолжал Дорт. - Его пока мало, но я создам миллиардную армию моих невидимок. Мир еще узнает, что это за штука. Если хотите, я расскажу вам, как мне удалось добиться этого. Начну с того, что предки моей матери владели многими материалами об этом острове. Они были наивными людьми, и документы лежали без дела, пока не попали в мои руки. Я понял, что игра стоит свеч! Я приехал на Пито-Као и стал искать. Трудные это были поиски! Но я знал, что надо искать, и не отступал. Дорт встал, подошел к шкафу, налил в мензурку спирта, посмотрел в нее и, не разбавляя, выпил. Глаза его возбужденно блестели. - А ведь идея проста, - продолжал он. - Мои коллеги пытались и пытаются начинять бомбы возбудителями чумы, холеры и других болезней, которые человечество знает давно. Я же имею в своих руках возбудителей новой, во всяком случае, практически неизвестной болезни! Никто еще не подготовлен к защите от нее. Вот почему, приехав на Пито-Као, я готовился к длительной работе, - тихо закончил он. - Значит, вы не сразу обнаружили его? - Конечно, нет. Я исследовал десятки туземцев с соседнего острова, но все они оказались здоровыми! Природа подчас хитра: она куда то запрятала возбудитель и задала мне жару. Я искал всюду: в почве, в растениях, в животных, в воде и в воздухе - и все впустую. Счастливая мысль побудила меня приступить к раскопкам! В местах захоронения я обнаружил мумию, точнее, мумифицированный труп. Дело пошло более слаженно: я нашел споры особого вида грибка из группы актиномицетов. Месяцы ушли на поиски питательной среды, на которой он дал бы рост... Сперва я получил ту разновидность возбудителя, которая вызывает не очень опасное кожное заболевание. Ну что ж, подумал я, и на этом можно заработать! Но продолжал искать главное, пока не добился своего... Затем опыты над животными и...туземцами. - И что же? - спросил Стоутмен. - Они сгнивали заживо! - воодушевился Дорт. - У меня в руках наконец была проказа, но не обычная, длящаяся десятков-лет, а молниеносная! Это не пятна на лице Паолы, и никакой мазью от нее не спасешься... Я перепробовал сотни антибиотиков и других всевозможных препаратов, но ничто ее не берет! Стоутмен поежился и оглянулся. - Бациллы мои спрятаны надежно, - улыбнулся Дорт, заметив движение собеседника. - Но если я захочу... - он засмеялся, - мир запомнит меня! Герострата забудут, меня - нет! Я сейчас могуч, как никогда. Дорт нажал кнопку электрического звонка, и в лабораторию вошел лилипут Гарри. Переступив порог, он широко открытыми глазами посмотрел на Стоутмена. - Это мой воспитанник, - представил его Дорт, - иногда полезно для здоровья проявлять гуманность, так сказать, к своим ближним... Стоутмен даже не удостоил лилипута взглядом. - Гарри, принеси папку номер два, - распорядился Дорт. - Слушаюсь, доктор. Стоутмен, как бы играя, написал на пачке сигарет единицу с несколькими нулями, а когда Гарри вернулся с папкой, незаметно от Дорта повернул пачку так, чтобы лилипут увидел написанное, и затем, закурив, спрятал сигареты в карман. - Вот часть тех бумаг, что достались мне от пращуров, - объяснил Дорт. - К сожалению, на этих страницах больше говорится о геологическом строении острова, описываются каменные истуканы, которых вы сегодня видели, и высказываются гипотезы относительно их происхождения. Стоутмен взглянул на лилипута, стоявшего позади немца. Тот едва заметно кивнул. - Вот в этой тетради описана фауна острова и немного сама болезнь, которая привела меня сюда, но ни слова о средствах лечения! Сами понимаете, как это усложнило мою работу. Но теперь я имею надежный препарат... Стоутмен опять посмотрел на Гарри: лилипут отрицательно покачал головой. - Так в чем же дело? - спросил Стоутмен. На посеревшем лице Дорта выступили капли пота... В зеркале на боковой стене он заметил сигналы, подаваемые Гарри Стоутмену. С трудом овладев собой, Дорт встал, опять подошел к шкафу и выпил еще одну порцию спирта. - Гарри, - сказал он, не оборачиваясь, - ты мне больше не нужен. - Слушаюсь, доктор. - Лилипут вышел. Успокоившись, Дорт посмотрел на Стоутмена и твердо сказал: - Если хотите, чтобы мы были друзьями, признайтесь: кого вы приставили ко мне? - Это нетактичный вопрос, мистер Дорт. - Вы сами говорили, что каждый развивает свое дело, как может... Что вам стоит удовлетворить мою прихоть? Тем более, что мы уже компаньоны, а ваш человек сделал свое дело. Не так ли? - Все-таки неудобно... - Самое важное для нас - взаимное доверие! - Ну что поделаешь с вами, - засмеялся Стоутмен. - Так и быть... Разве вам можно в чем-нибудь отказать? Полезные для нас, вернее, для меня сведения сообщал Монти Пирс... Стоутмен крепко промахнулся, выдав Пирса! Он полагал, что сохраняет Гарри, человека более полезного для дела. Наконец, становясь компаньоном Дорта, он подумывал изменить систему наблюдения за немцем и, рассчитывая на лилипута, решил пожертвовать Колорадским Жуком. Кровь ударила Дорту в голову. "Значит, ко мне приставлены по меньшей мере два шпиона!" - подумал он. - Больше никого? - Нет. - А Гарри?! Стоутмен выдержал его взгляд, даже ухитрился сделать вид, будто он кое-что припоминает. - Да-да-а, - пропел делец. - Представьте себе, едва не забыл о нем! Спасибо, что вы напомнили... - И подумал: "Черт возьми, имел двух надежных людей, а теперь ни одного!.." - Покончим с этим, - сказал Дорт. - Я вижу, вы деловом человек и у вас есть чему поучиться... - Я всегда к вашим услугам. Право, мне думается, что мы скоро станем друзьями до гроба. - Это будет деловой союз, - напомнил Дорт. - Разумеется. Такая основа - наиболее прочная для дружбы. Скажите, коллега, вы... полностью разработали средство лечения вашей болезни? Дорт проглотил эту пилюлю. - Почти... Мне нельзя даже посоветоваться со специалистами... Это, конечно, тормозит дело... - Зато сохраняет конспирацию. Ведь если о ваших "крошках" узнают, то бизнеса может не получиться... - Не потому ли вы так старались побольше выведать обо мне? - Я не в счет: мы единомышленники, и я заботился лишь о том, чтобы в трудную минуту прийти к вам на помощь. Вы поняли меня? - Понял. А теперь прошу присутствовать на опыте.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
"Никакого сундука не было!.."
1
Сардов, пробравшись в Москву, не торопился и действовал очень осторожно. Дорт просил никого не втягивать в дело, но какое это имеет значение, когда рисковать приходится не ему, а Сардову? И Сардов обманул Дорта, решив выполнить задание с помощью своего давнишнего приятеля Стася. Вызвав Стася из Средней Азии и растолковав, что и где надо искать. Сардов посулил хорошее вознаграждение. - Тебе нужно пробраться к Тверским и потихоньку перевернуть у них в доме каждую бумажку, камешек или стекляшку, - сказал он. - Ищи все, что осталось от покойного старика Тверского... Задание Дорта не казалось Сардову сложным, причем нужных бумаг и ампулы могло вообще не быть, значит, есть возможность отговориться. Сардов надеялся до конца оставаться в тени, следуя правилу некоторых политиков - загребать жар руками ближнего. Стась предложил явку у Пата, но опытный шпион отказался воспользоваться таким ненадежным адресом. Он посоветовал приятелю лечь в клинику на операцию, что должно было помочь ближе познакомиться с Тверским. Резидент передал Стасю миниатюрную ультракоротковолновую радиоустановку для связи, объяснил, как с ней обращаться, и они расстались по крайней мере на месяц. Относительно спокойную жизнь Сардова нарушала лишь нервозность Дорта, не перестававшего торопить его. В конце концов пришлось самому выехать в Задонскую, В станице случайно удалось напасть на след Эвелины Марковны Тереховой, который привел Сардова в Ростов-на-Дону. Поиски оказались нелегкими. Все же неделю спустя адрес Тереховой (по паспорту - Пылаевой) был найден. К тому времени Стась спешно выписался из клиники, связался со своим резидентом и ожидал его указаний. Сардов вызвал Стася в Ростов. Они увидели друг друга на вокзале, в толпе приехавших, но разговаривали издали по замаскированной в одежде рации. - Запомни адрес, - Сардов назвал улицу и номер дома. - Пойди к старухе, выведай, что у нее есть. - Хорошо, - согласился Стась. - Только дай мне денег. - Иди за мной, - распорядился Сардов. - Там, где я остановлюсь... Впрочем, нет, пройди в умывальную комнату... Зайдешь после меня в туалетную кабину и возьмешь сверток: в нем будут деньги и фотокопии расписок этой старухи. Припугнешь ее... Не забудь и сам взять расписку! Стась быстро разыскал квартиру Пылаевой. Эвелина Марковна показала ему альбом, но старый вор даже не раскрыл его. Сундучок вызвал у Стася большее любопытство: в нем были статуэтки из камня, записные книжки, какие-то рисунки и две тяжелые металлические гильзы с запаянными крышками. Стась почуял, что это, пожалуй, и есть цель их поисков, но на всякий случай решил посоветоваться с Сардовым. Тем более, что старуха запросила невероятную сумму. "Вот скряга, за какую-то рухлядь требует столько денег! - со злобой подумал он. - И к чему они ей? Ведь все равно скоро подохнет..." Пообещав зайти вечером, Стась оставил Пылаевой задаток. На бульваре Пушкинской улицы, усевшись на уединенной скамье, Стась нажал на кнопку передатчика и вызвал Сардова. Резидент ответил сразу, но слышимость была неважной: вероятно, их разделяло большое расстояние. Резидент дважды переспрашивал о содержимом матросского сундучка и выразил удовлетворение. - Пойдешь к ней вечером, - сказал он. - Купи в магазине саквояж... Старайся, чтобы тебя меньше видели.
2
Старый большой дом. Серый, угрюмый, с седым фронтоном. Парадные двери поблекли, сетчатый ствол уже не существующего лифта покрыт паутиной, на всех этажах спертый воздух, По вечерам здесь тускло светятся засиженные мухами электрические лампочки. К этому дому подъехали Петушок и Нина. Спотыкаясь на щербатых ступенях, но не рискуя опираться о липкие перила, они добрались до двери с нужным номером. На ней оказалось не менее дюжины кнопок, а возле каждой на клочке бумаги - фамилия жильца. Отыскав фамилию "Пылаева", Петушок нажал кнопку. Эвелина Марковна Пылаева только что возвратилась из сберегательной кассы. Удобно расположившись в кресле-качалке, она перелистывала сберегательную книжку: Пылаева любила деньги и старательно копила их. Эвелина Марковна пробежала взглядом колонку цифр: каждая запись вклада оживляла в памяти волнующий эпизод ее жизни, в которой было много пестрого - от любовных похождений до спекулятивных махинаций, в равной мере острых, незабываемых и доходных. Резко затрещал старый звонок. Старуха, не торопясь, спрятала в комод свое сокровище и пошла открывать дверь. - Петя?! - удивилась она, но тут же, изобразив на морщинистом лице радушие, запела: - Заходи-ите, дорого-ой... Так приятно, что вы все же вспомнили о нашем существова-ании. - Знакомьтесь, это Нина Константиновна. Мы к вам. В комнате стоял терпкий запах нафталина. Обстановка была старинная, каждая вещь казалась привинченной к своему месту. Нина посмотрела на обитательницу этого жилища. Хозяйка Черныша, высокая, горбоносая, крупная женщина, была одета в черное платье. Волосы ее гладко зачесаны назад. На бледном матовом лице выделяются глубоко сидящая темные глаза. Они смотрели на гостью зорко и вместе с тем приветливо. Гордая осанка старухи говорила о привычке главенствовать в доме, а тонкие бледные губы придавали ее прямоугольному лицу выражение замкнутости и суровости. Сперва разговор шел о погоде, о том, о сем, и говорить было легко. Нина рассказала, что в Ростове-на-Дону она в командировке, что вместе с Петей они в свободное время ходят в кино, музей и даже были в воскресенье на толчке - искали антикварные вещи. Старуха сказала, что и сама не прочь купить старинную статуэтку, посуду или безделушку. Нина ухватилась за эту мысль и довольно умело подвела разговор к желаемой цели. - Мне Петя говорил, что у вас есть оригинальный альбом, и я так захотела взглянуть на него... Если, разумеется, это не очень побеспокоит вас. Старуха насторожилась, но ничем не выдала своих чувств. - Ах, альбом! Да-да, как же... Есть. Вот, пожалуйста. Она подала Нине тяжелый старинный альбом. Девушка с любопытством раскрыла его. Фотографии были обычные, но местами попадались карандашные зарисовки каких-то тропических пейзажей и несколько старинных фотографий. На одной из них Нина увидела с десяток каменных статуй, точно стоящих в военном строю у подножия скалистой горы. О таких изваяниях она читала в дневнике деда. - Старый альбом, - сказала старуха. - Обратите внимание, здесь что-то написано. На обороте толстого переплета можно было прочитать надпись: "Своему верному другу и спутнику в тихоокеанских странствиях Федору Ивановичу Терехову в честь наступления Нового года, 1 января 1911". Подпись длинная, витиеватая. В конце подписи точка. - Что с вами, Ниночка? - Я узнала почерк своего деда. - Деда?! - Я внучка Павла Александровича Тверского. Вам это ни о чем не говорит? - Н-нет... - неуверенно ответила Эвелина Марковна, как бы роясь в памяти. - А как этот альбом попал к вам? - Он принадлежал моему покойному мужу, а ему достался от его отца, моего свекра, Терехова. - Значит, вы невестка Федора Ивановича! - воскликнула Нина. - Эвелина Марковна, как я рада, что так неожиданно нашла вас! Вы мне сможете оказать неоценимую услугу. - Я... услугу?! - Да-да! Скажите, вы лично знали Федора Ивановича? - Нет. Насколько мне помнится, он умер в девятсот пятнадцатом году. С мужем я познакомилась уже в гражданскую войну, вышла замуж в двадцать пятом, а в тридцать третьем его убили кулаки здесь, на Дону. Он был такой идейный... - И он никогда не рассказывал вам о своем отце? - Возможно, и говорил когда, не помню... - Эвелина Марковна, милая, может, сохранилось еще что-нибудь из вещей Федора Ивановича? Ведь он служил у моего дедушки! Губы старухи дрогнули. - Что вы! Столько лет прошло... А почему это вас интересует? - Федор Иванович много путешествовал с моим дедушкой. Не может быть, чтобы ничего не было. Возможно, какой-нибудь сундук... На мгновение в глазах старухи отразился испуг, но, оправившись, она приняла оскорбленный вид. - Я вам ясно ответила. - И упрямо добавила: Никакого сундука не было! Нина отшатнулась. - Был, - грозно посмотрел на старуху Петушок. Она не выдержала его взгляда, отвернулась и глухо повторила: - Никакого сундука не было. - Но мне Серафим говорил, что он сам видел сундук. - Серафим?! - старуха встала, выпрямилась, глаза ее метнули искры, но секунду спустя она чуть сжалась и заговорила мурлыкающим голосом, ласково и приветливо: - Что это мы, чуть не заспорили? А я-то, старая, и запамятовала... Был сундучок, но не Федора Ивановича, а мой собственный, еще от мамы в приданое достался. Но он было совсем расклеился, и я продала его еще зимой старьевщику. А вещей Федора Ивановича у меня нет никаких, кроме альбома. Могу уступить его вам, Ниночка. Подарила бы, но жизнь такая дорогая... Большего они не добились. Нина купила у старухи альбом и, кивнув Петушку, первой поднялась. - До свидания, - сухо сказала она. - До свидания, моя милая. Прошу бывать у нас... Может, при случае и с Эммочкой вас познакомлю: дочь моя, живет с мужем в Ленинграде, но каждый год навещает меня. А Симочке я сделаю выговор, чтобы не сбивал людей с толку!
3
Нелегко дался Эвелине Марковне этот неожиданный визит. Проводив гостей, она, держась за стенку погруженного в полумрак коридора, едва доковыляла до двери. Войдя в комнату, грузно опустилась в качалку. Ноги налились тяжестью, усталость разлилась по всему телу, а пальцы безвольно опущенных рук были холодны, как сосульки. Память вернула ее к событиям уже немалой давности, когда фашистские полчища ворвались на берега Дона. Это было тяжелое для всего советского народа время. Но только не для Эвелины Марковны. Она пустила в ход свои "сбережения", стала ездить по станицам, выменивая вещи на хлеб. Затем хлеб и другие продукты, добытые в станицах, она привозила в Ростов и снова выменивала на вещи, но уже более ценные. Особенно часто она ездила в станицу Задонскую, где помнили эту дородную женщину по ее мужу - коренному задонцу. В один из приездов ей выпала редкая удача. В ту пору в доме, когда-то принадлежавшем Павлу Александровичу Тверскому, поселился немецкий врач, "герр доктор", как почтительно называли его немецкие солдаты. По рассказам станичников, он усиленно разыскивал родственников Тверского и даже обещал вознаграждение. Поразмыслив, Эвелина Марковна сказала себе; "Трус в карты не играет!" - и вечером, в запретный час, будто позабыв о строгом приказе гитлеровцев, вышла на темную улицу. Когда ее задержал патруль, она объяснила, что ей надо срочно "к господину доктору по важному делу". - К подполковнику Дорту? - спросил офицер и приказал проводить задержанную. Дорт говорил по-русски довольно сносно, и они нашли общий язык без переводчика. - Кто ви есть? - спросил он. - У Павла Александровича Тверского, - объяснила Эвелина Марковна, - был верный слуга, который с ним путешествовал... Федор Иванович Терехов. - А ви кто есть? - нетерпеливо повторил Дорт. - Я - невестка Терехова, жена его сына. - Если ви есть настоящий невестка Терехова, - сказал Дорт, - то ви можете иметь от меня деньги! О! Зер грос деньги. Ми будем цузамен дружийть... - Да, да, - послушно кивала Эвелина Марковна, и сердце ее приятно щемило. - Мне не надо шпион, - с достоинством говорил Дорт. - О нет, я не занимайт этим... Мне надо иметь на память, что можно из вещей и коллекций доктора Тверского и вашего свекра, фрау. Ви понимайт? - Да-да, я все понимаю, господин подполковник! - Зер гут. Ви должна собирайт по станица все его бумаг, письмо, рукопись... Ферштейн зи? - Я, я, - кивала Эвелина Марковна. - И еще искать его коллекций. Согласны, фрау? - Согласна, господин подполковник, - торопливо ответила Эвелина Марковна. - А за каждый бумаг я платить вам деньги! Как это говорят по-русски? По рукам! - По рукам, господин подполковник! - Ви получите зер филь денег! Зер филь! - и он принялся подробно объяснять своей неожиданной помощнице, что ему требовалось. После этого разговора она месяц провела в Задонской безвыездно. Врожденная хитрость крепко выручала ее тогда. Она придумывала различные трогательные рассказы о своей любви к мужу и свекру, о желании сберечь все, что осталось от них, а также от доктора Тверского, которому ее свекор был не столько слугой, сколько верным хранителем и другом, чтобы ничего из этого наследства не попало в руки немцев. Люди русские, чуткие к чужому горю, шли ей навстречу. Да и время было такое, что хотелось верить каждому светлому стремлению и доброму слову. Лучшей помощницы Дорту и желать было нечего. Правда, вначале "фрау" доставляла с виду ценные вещи, но не то, что требовалось. Однако дважды немец был щедрым, и они расставались довольные друг другом. Наступление советских войск прервало это выгодное "дело" Эвелины Марковны. Только что она раздобыла старинный матросский сундучок, как Дорт вдруг исчез из станицы, точно сквозь землю провалился. Запасливая Эвелина Марковна на случай прихватила с собой сундучок и вернулась в Ростов. Но Дорта она не дождалась... А сундучок, уже просто благодаря бережливому характеру его новой хозяйки, остался лежать среди домашнего хлама в кладовке. Сундучок был крепкий, окованный тонким железом и, вероятно, служил доктору Тверскому походным сейфом в его путешествиях. И вдруг сегодня к Пылаевой пришел незнакомый человек и предъявил фотокопии двух расписок, отобранных у нее Дортом еще в 1942 году. Со старухой чуть не сделался удар, но незнакомец быстро успокоил ее и сказал, что от нее требуется немногое - продать (он так и сказал: продать!), если, конечно, у нее есть то, что могло интересовать Дорта. При этом незнакомец, выразительно посмотрев на фотокопии расписок, посоветовал ей держать язык на привязи. Эвелина Марковна показала ему сундучок. Осмотрев содержимое, незнакомец грубовато похлопал ее по плечу и засмеялся. - Дорогая старушка, - бесцеремонно сказал он, - вы заработаете на этом ящике столько, сколько вам и не снилось. Он назвал сумму, но бойкая Эвелина Марковна немедленно утроила ее. Начался торг. Незнакомец нервничал, злился, но ничего не мог поделать с жадной старухой. - Хорошо, - наконец согласился он, утомленный спором. - Вот вам аванс. Вечером принесу остальное и заберу сундук. О, матка бозка, какой у вас твердый характер. Все-таки сделка совершилась честь по чести. Но визит Нины и Петушка поверг Пылаеву в необычайное смятение. "Следят!.. Знают!.. - горели огнем в ее голове тревожные мысли. - Но кто? Кто мог сообщить об этом? Неужели соседка? Ведь она была в своей комнате. Или Серафим?.. Нет, он не знал о том, что сундучок уже продан. Соседка тоже ничего не могла подозревать... Но кто? Неужели они, органы?! Почему столько людей охотятся за этим проклятым сундуком?.." Старуха была разбита и подавлена.