быть не может. Небо сияло, как расплавленное золото, рассказывала она, а
облака... да тут у нее уж и слов не хватало! Пурпуровые и фиолетовые, они
быстро неслись по небу, но еще быстрее их неслась к солнцу, точно длинная
белая вуаль, стая лебедей; русалочка тоже поплыла было к солнцу, но оно
опустилось в море, и по небу и воде разлилась розовая вечерняя заря.
Еще через год всплыла на поверхность моря третья принцесса; эта была
смелее всех и поплыла в широкую реку, которая впадала в море. Тут она
увидала зеленые холмы, покрытые виноградниками, дворцы и дома, окруженные
густыми рощами, где пели птицы; солнце светило и грело так, что ей не раз
приходилось нырять в воду, чтобы освежить свое пылающее лицо. В маленькой
бухте она увидела целую толпу голеньких ребятишек, которые плескались в
воде; она хотела было поиграть с ними, но они испугались ее и убежали, а
вместо них появился какой-то черный зверек и так страшно принялся на нее
тявкать, что русалка перепугалась и уплыла назад в море; это была собака, но
русалка ведь никогда еще не видала собак.
И вот принцесса все вспоминала эти чудные леса, зеленые холмы и
прелестных детей, которые умеют плавать, хоть у них и нет рыбьего хвоста!
Четвертая сестра не была такой смелой; она держалась больше в открытом
море и рассказывала, что это было лучше всего: куда ни глянь, на много-много
миль вокруг одна вода да небо, опрокинувшееся, точно огромный стеклянный
купол; вдали, как морские чайки, проносились большие корабли, играли и
кувыркались веселые дельфины и пускали из ноздрей сотни фонтанов огромные
киты.
Потом пришла очередь предпоследней сестры; ее день рождения был зимой,
и поэтому она увидела то, чего не видели другие: море было зеленоватого
цвета, повсюду плавали большие ледяные горы - ни дать ни взять жемчужины,
рассказывала она, но такие огромные, выше самых высоких колоколен,
построенных людьми! Некоторые из них были причудливой формы и блестели, как
алмазы. Она уселась на самую большую, ветер развевал ее длинные волосы, а
моряки испуганно обходили гору подальше, К вечеру небо покрылось тучами,
засверкала молния, загремел гром и темное море стало бросать ледяные глыбы
из стороны в сторону, а они так и сверкали при блеске молнии. На кораблях
убирали паруса, люди метались в страхе и ужасе, а она спокойно плыла на
ледяной горе и смотрела, как огненные зигзаги молний, прорезав небо, падали
в море.
Вообще каждая из сестер была в восторге от того, что видела в первый
раз, - все было для них ново и поэтому нравилось; но, получив, как взрослые
девушки, позволение плавать повсюду, они скоро присмотрелись ко всему и
через месяц стали говорить, что везде хорошо, а дома, на дне, лучше.
Часто по вечерам все пять сестер, взявшись за руки, подымались на
поверхность; у всех были чудеснейшие голоса, каких не бывает у людей на
земле, и вот, когда начиналась буря и они видели, что корабль обречен на
гибель, они подплывали к нему и нежными голосами пели о чудесах подводного
царства и уговаривали моряков не бояться опуститься на дно; но моряки не
могли разобрать слов; им казалось, что это просто шумит буря; да им все
равно и не удалось бы увидать на дне никаких чудес - если корабль погибал,
люди тонули и приплывали ко дворцу морского царя уже мертвыми.
Младшая же русалочка, в то время как сестры ее всплывали рука об руку
на поверхность моря, оставалась одна-одинешенька и смотрела им вслед,
готовая заплакать, но русалки не умеют плакать, и от этого ей было еще
тяжелей.
- Ах, когда же мне будет пятнадцать лет? - говорила она. - Я знаю, что
очень полюблю и тот мир и людей, которые там живут!
Наконец и ей исполнилось пятнадцать лет.
- Ну вот, вырастили и тебя! - сказала бабушка, вдовствующая королева. -
Поди сюда, надо и тебя принарядить, как других сестер!
И она надела русалочке на голову венок из белых лилий, - каждый
лепесток был половинкой жемчужины - потом, для обозначения высокого сана
принцессы, приказала прицепиться к ее хвосту восьми устрицам.
- Да это больно! - сказала русалочка.
- Ради красоты и потерпеть не грех! - сказала старуха.
Ах, с каким удовольствием скинула бы с себя русалочка все эти уборы и
тяжелый венок, - красные цветы из ее садика шли ей куда больше, но она не
посмела!
- Прощайте! - сказала она и легко и плавно, точно пузырек воздуха,
поднялась на поверхность.
Солнце только что село, но облака еще сияли пурпуром и золотом, тогда
как в красноватом небе уже зажигались ясные вечерние звезды; воздух был
мягок и свеж, а море - как зеркало. Неподалеку от того места, где вынырнула
русалочка, стоял трехмачтовый корабль всего лишь с одним поднятым парусом, -
не было ведь ни малейшего ветерка; на вантах и реях сидели матросы, с палубы
неслись звуки музыки и песен; когда же совсем стемнело, корабль осветился
сотнями разноцветных фонариков; казалось, что в воздухе замелькали флаги
всех наций Русалочка подплыла к самым окнам каюты, и когда волны слегка
приподымали ее, она могла заглянуть в каюту Там было множество разодетых
людей, но лучше всех был молодой принц с большими черными глазами. Ему,
наверное, было не больше шестнадцати лет; в тог день праздновалось его
рождение, оттого на корабле и шло такое веселье. Матросы плясали на палубе,
а когда вышел туда молодой принц, кверху взвились сотни ракет, и стало
светло как днем, так что русалочка совсем перепугалась и нырнула в воду, но
скоро опять высунула голову, и ей показалось, что все звезды с небес
попадали к ней в море. Никогда еще не видела она такой огненной потехи:
большие солнца вертелись колесом, огромные огненные рыбы били в воздухе
хвостами, и все это отражалось в тихой, ясной воде. На самом корабле было
так светло, что можно было различить каждую веревку, а людей и подавно. Ах,
как хорош был молодой принц! Он пожимал людям руки, улыбался и смеялся, а
музыка все гремела и гремела в тишине ясной ночи.
Становилось уже поздно, но русалочка глаз не могла оторвать от корабля
и от красавца принца. Разноцветные огоньки потухли, ракеты больше не
взлетали в воздух, не слышалось и пушечных выстрелов, зато загудело и
застонало само море. Русалочка качалась на волнах рядом с кораблем и все
заглядывала в каюту, а корабль стал набирать скорость, паруса развертывались
один за другим, ветер крепчал, заходили волны, облака сгустились и где-то в
дали засверкала молния. Начиналась буря! Матросы принялись убирать паруса;
огромный корабль страшно качало, а ветер так и мчал его по бушующим волнам;
вокруг корабля вставали высокие волны, словно черные горы, грозившие
сомкнуться над мачтами корабля, но он нырял между водяными стенами, как
лебедь, и снова взлетал на хребет волн. Русалочку буря только забавляла, а
морякам приводилось туго. Корабль скрипел и трещал, толстые доски
разлетались в щепки, волны перекатывались через палубу; вот грот-мачта
переломилась, как тростинка, корабль перевернулся набок, и вода хлынула в
трюм. Тут русалочка поняла опасность; ей и самой приходилось остерегаться
бревен и обломков, носившихся по волнам. На минуту сделалось вдруг так
темно, что хоть глаз выколи; но вот опять блеснула молния, и русалочка вновь
увидела на корабле людей; каждый спасался, как умел. Русалочка отыскала
глазами принца и, когда корабль разбился на части, увидела, что он
погрузился в воду. Сначала русалочка очень обрадовалась тому, что он попадет
теперь к ним на дно, но потом вспомнила, что люди не могут жить в воде и что
он может приплыть во дворец ее отца только мертвым. Нет, нет, он не должен
умереть! И она поплыла между бревнами и досками, совсем забывая, что они во
всякую минуту могут ее раздавить. Приходилось то нырять в самую глубину, то
взлетать кверху вместе с волнами; но вот наконец она настигла принца,
который уже почти совсем выбился из сил и не мог больше плыть по бурному
морю; руки и ноги отказались ему служить, а прелестные глаза закрылись; он
умер бы, не явись ему на помощь русалочка. Она приподняла над водой его
голову и предоставила волнам нести их обоих куда угодно.
К утру непогода стихла; от корабля не осталось к щепки; солнце опять
засияло над водой, и его яркие лучи как будто вернули щекам принца их живую
окраску, но глаза его все еще не открывались.
Русалочка откинула со лба принца волосы и поцеловала его в высокий,
красивый лоб; ей показалось, что принц похож на мраморного мальчика, что
стоит у нее в саду; она поцеловала его еще раз и пожелала, чтобы он остался
жив.
Наконец она завидела твердую землю и высокие. уходящие в небо горы, на
вершинах которых, точно стаи лебедей, белели снега. У самого берега зеленела
чудная роща, а повыше стояло какое-то здание, вроде церкви или монастыря. В
роще росли апельсинные и лимонные деревья, а у ворот здания - высокие
пальмы. Море врезывалось в белый песчаный берег небольшим заливом; там вода
была очень тиха, но глубока; сюда-то, к утесу, возле которого море намыло
мелкий белый песок, и приплыла русалочка и положила принца, позаботившись о
том, чтобы голова его лежала повыше и на самом солнце.
В это время в высоком белом доме зазвонили в колокола, и в сад высыпала
целая толпа молодых девушек. Русалочка отплыла подальше, за высокие камни,
которые торчали из воды, покрыла себе волосы и грудь морскою пеной - теперь
никто не различил бы в этой пене ее лица - и стала ждать: не придет ли кто
на помощь бедному принцу.
Ждать пришлось недолго: к принцу подошла одна из молодых девушек и
сначала очень испугалась, но скоро собралась с духом и позвала на помощь
людей. Затем русалочка увидела, что принц ожил и улыбнулся всем, кто был
возле него. А ей он не улыбнулся, он даже не знал, что она спасла ему жизнь!
Грустно стало русалочке, и, когда принца увели в большое белое здание, она
печально нырнула в воду и уплыла домой.
И прежде она была тихой и задумчивой, теперь же стала еще тише, еще
задумчивее. Сестры спрашивали ее, что она видела в первый раз на поверхности
моря, но она ничего им не рассказала.
Часто и вечером и утром приплывала она к тому месту, где оставила
принца, видела, как созревали в садах плоды, как их потом собирали, видела,
как стоял снег на высоких горах, но принца так больше и не видала, и
возвращалась домой с каждым разом все печальнее и печальнее. Единственной
отрадой было для нее сидеть в своем садике, обвивая руками красивую
мраморную статую, похожую на принца, но за цветами она больше не ухаживала;
они росли, как хотели, по тропинкам и на дорожках, переплелись своими
стеблями и листьями с ветвями дерева, и в садике стало совсем темно.
Наконец она не выдержала и рассказала обо всем одной из своих сестер;
за ней узнали и все остальные сестры, но больше никто, кроме разве еще
двух-трех русалок, ну а те никому не сказали, разве уж самым близким
подругам. Одна из них тоже знала принца, видела праздник на корабле и даже
знала, где находится королевство принца.
- Поплыли вместе, сестрица! - сказали русалочке сестры и рука об руку
поднялись на поверхность моря близ того места, где стоял дворец принца.
Дворец был из светло-желтого блестящего камня, с большими мраморными
лестницами; одна из них спускалась прямо в море. Великолепные вызолоченные
купола высились над крышей, а в нишах, между колоннами, окружавшими все
здание, стояли мраморные статуи, совсем как живые люди. Сквозь высокие
зеркальные окна виднелись роскошные покои; всюду висели дорогие шелковые
занавеси, были разостланы ковры, а стены украшены большими картинами.
Загляденье да и только! Посреди самой большой залы журчал большой фонтан;
струи воды били высоко-высоко под самый стеклянный купол потолка, через
который на воду и на диковинные растения, росшие в широком бассейне, лились
лучи солнца.
Теперь русалочка знала, где живет принц, и стала приплывать ко дворцу
почти каждый вечер или каждую ночь. Ни одна из сестер не осмеливалась
подплывать к земле так близко, как она; она же заплывала и в узкий канал,
который проходил как раз под великолепным мраморным балконом, бросавшим на
воду длинную тень. Тут она останавливалась и подолгу смотрела на молодого
принца, а он-то думал, что гуляет при свете месяца один-одинешенек.
Много раз видела она, как он катался с музыкантами на своей нарядной
лодке, украшенной развевающимися флагами, - русалочка выглядывала из
зеленого тростника, и если люди иной раз замечали ее длинную
серебристо-белую вуаль, развевающуюся по ветру, то думали, что это лебедь
машет крыльями.
Много раз слышала она, как говорили о принце рыбаки, ловившие по ночам
рыбу; они рассказывали о нем много хорошего, и русалочка радовалась, что
спасла ему жизнь, когда его полумертвого носило по волнам; она вспоминала,
как его голова покоилась на ее груди и как нежно поцеловала она его тогда. А
он-то ничего не знал о ней, она ему и присниться не могла!
Все больше и больше начинала русалочка любить людей, все сильнее и
сильнее тянуло ее к ним; их земной мир казался ей куда больше, чем ее
подводный; они могли ведь переплывать на своих кораблях море, взбираться на
высокие горы к самым облакам, а их земля с лесами и полями тянулась
далеко-далеко, ее и глазом не охватить! Русалочке очень хотелось побольше
узнать о людях и об их жизни, но сестры не могли ответить на все ее вопросы,
и она обращалась к бабушке старуха хорошо знала "высший свет", как она
справедливо называла землю, лежавшую над морем.
- Если люди не тонут, - спрашивала русалочка, - тогда они живут вечно,
не умирают, как мы?
- Ну что ты! - отвечала старуха. - Они тоже умирают, их век даже короче
нашего. Мы живем триста лет, но, когда нам приходит конец, нас не хоронят
среди близких, у нас нет даже могил, мы просто превращаемся в морскую пену.
Нам не дано бессмертной души, и мы никогда не воскресаем; мы - как тростник
- вырвешь его с корнем, и он не зазеленеет вновь! У людей, напротив, есть
бессмертная душа, которая живет вечно, даже и после того, как тело
превращается в прах; она улетает на небо, прямо к мерцающим звездам! Как мы
можем подняться со дна морского и увидать землю, где живут люди, так и они
могут подняться после смерти в неведомые блаженные страны, которых нам не
видать никогда!
- А почему у нас нет бессмертной души? - грустно спросила русалочка. -
Я бы отдала все свои сотни лет за один день человеческой жизни, чтобы потом
тоже подняться на небо.
- Вздор! Нечего и думать об этом! - сказала старуха. - Нам тут живется
куда лучше, чем людям на земле!
- Значит, и я умру, стану морской пеной, не буду больше слышать музыки
волн, не увижу чудесных цветов и красного солнца! Неужели же я никак не могу
обрести бессмертную душу?
- Можешь, - сказала бабушка, - пусть только кто-нибудь из людей полюбит
тебя так, что ты станешь ему дороже отца и матери, пусть отдастся он тебе
всем своим сердцем и всеми помыслами и велит священнику соединить ваши руки
в знак вечной верности друг другу; тогда частица его души сообщится тебе и
когда-нибудь ты вкусишь вечного блаженства. Он даст тебе душу и сохранит при
себе свою. Но этому не бывать никогда! Ведь то, что у нас считается
красивым, твой рыбий хвост, люди находят безобразным; они ничего не смыслят
в красоте; по их мнению, чтобы быть красивым, надо непременно иметь две
неуклюжих подпорки - ноги, как они их называют.
Русалочка глубоко вздохнула и печально посмотрела на свой рыбий хвост.
- Будем жить - не тужить! - сказала старуха. - Повеселимся вволю свои
триста лет - срок немалый, тем слаще будет отдых после смерти! Сегодня
вечером у нас во дворце бал!
Вот было великолепие, какого не увидишь на земле! Стены и потолок
танцевальной залы были из толстого, но прозрачного стекла; вдоль стен рядами
лежали сотни огромных пурпурных и травянисто-зеленых раковин с голубыми
огоньками в середине; огни эти ярко освещали всю залу, а через стеклянные
стены - и море вокруг. Видно было, как к стенам подплывают стаи и больших и
маленьких рыб и чешуя их переливается золотом, серебром, пурпуром.
Посреди залы вода бежала широким потоком, и в нем танцевали водяные и
русалки под свое чудное пение. Таких звучных, нежных голосов не бывает у
людей. Русалочка пела лучше всех, и все хлопали ей в ладоши. На минуту ей
было сделалось весело при мысли о том, что ни у кого и нигде, ни в море, ни
на земле, нет такого чудесного голоса, как у нее; но потом она опять стала
думать о надводном мире, о прекрасном принце, и ей стало грустно, что у нее
нет бессмертной души. Она незаметно ускользнула из дворца и, пока там пели и
веселились, печально сидела в своем садике. Вдруг сверху до нее донеслись
звуки валторн, и она подумала: "Вот он опять катается на лодке! Как я люблю
его! Больше, чем отца и мать! Я принадлежу ему всем сердцем, всеми своими
помыслами, ему я бы охотно вручила счастье всей моей жизни! На все бы я
пошла - только бы мне быть с ним и обрести бессмертную душу! Пока сестры
танцуют в отцовском дворце, поплыву-ка я к морской ведьме; я всегда боялась
ее, но, может быть, она что-нибудь посоветует или как-нибудь поможет мне!"
И русалочка поплыла из своего садика к бурным водоворотам, за которыми
жила ведьма. Ей еще ни разу не приходилось проплывать этой дорогой; тут не
росли ни цветы, ни даже трава - кругом только голый серый песок; вода в
водоворотах бурлила и шумела, как под мельничными колесами, и увлекала за
собой в глубину все, что только встречала на пути. Русалочке пришлось плыть
как раз между такими бурлящими водоворотами; дальше путь к жилищу ведьмы
лежал через пузырившийся ил; это место ведьма называла своим торфяным
болотом. А там уж было рукой подать до ее жилья, окруженного диковинным
лесом; вместо деревьев и кустов в нем росли полипы,
полуживотные-полурастения, похожие на стоголовых змей, росших прямо из
песка; ветви их были подобны длинным осклизлым рукам с пальцами,
извивающимися, как черви; полипы ни на минуту не переставали шевелить всеми
своими суставами, от корня до самой верхушки, они хватали гибкими пальцами
все, что только им попадалось, и уже никогда не выпускали. Русалочка
испуганно приостановилась, сердечко ее забилось от страха, она готова была
вернуться, но вспомнила о принце, о бессмертной душе и собралась с духом:
крепко обвязала вокруг головы свои длинные волосы, чтобы в них не вцепились
полипы, скрестила на груди руки и, как рыба, поплыла между омерзительными
полипами, которые тянули к ней свои извивающиеся руки. Она видела, как
крепко, точно железными клещами, держали они своими пальцами все, что
удавалось им схватить: белые скелеты утонувших людей, корабельные рули,
ящики, кости животных, даже одну русалочку. Полипы поймали и задушили ее.
Это было страшнее всего!
Но вот она очутилась на скользкой лесной поляне, где кувыркались,
показывая противное желтоватое брюхо, большие, жирные водяные ужи. Посреди
поляны был выстроен дом из белых человеческих костей; тут же сидела сама
морская ведьма и кормила изо рта жабу, как люди кормят сахаром маленьких
канареек. Омерзительных ужей она звала своими цыплятками и позволяла им
ползать по своей большой ноздреватой, как губка, груди.
- Знаю, знаю, зачем ты пришла! - сказала русалочке морская ведьма. -
Глупости ты затеваешь, ну да я все-таки помогу тебе - тебе же на беду, моя
красавица! Ты хочешь отделаться от своего хвоста и получить вместо него две
подпорки, чтобы ходить, как люди; хочешь, чтобы молодой принц полюбил тебя,
а ты получила бы бессмертную душу!
И ведьма захохотала так громко и гадко, что и жаба и ужи попадали с нее
и растянулись на песке.
- Ну ладно, ты пришла в самое время! - продолжала ведьма. - Приди ты
завтра поутру, было бы поздно, и я не могла бы помочь тебе раньше будущего
года. Я изготовлю тебе питье, ты возьмешь его, поплывешь с ним к берегу еще
до восхода солнца, сядешь там и выпьешь все до капли; тогда твой хвост
раздвоится и превратится в пару стройных, как сказали бы люди, ножек. Но
тебе будет так больно, как будто тебя пронзят острым мечом. Зато все, кто
тебя увидят, скажут, что такой прелестной девушки они еще не встречали! Ты
сохранишь свою плавную, скользящую походку - ни одна танцовщица не сравнится
с тобой: но помни, что ты будешь ступать как по острым ножам, так что
изранишь свои ножки в кровь. Вытерпишь все это? Тогда я помогу тебе.
- Да! - сказала русалочка дрожащим голосом и подумала о принце и о
бессмертной душе.
- Помни, - сказала ведьма, - что раз ты примешь человеческий облик,
тебе уже не сделаться вновь русалкой! Не видать тебе ни морского дна, ни
отцовского дома, ни сестер! А если принц не полюбит тебя так, что забудет
для тебя и отца и мать, не отдастся тебе всем сердцем и не велит священнику
соединить ваши руки, чтобы вы стали мужем и женой, ты не получишь
бессмертной души. С первой же зарей после его женитьбы на другой твое сердце
разорвется на части, и ты станешь пеной морской!
- Пусть! - сказала русалочка и побледнела как смерть.
- А еще ты должна мне заплатить за помощь, - сказала ведьма. - И я
недешево возьму! У тебя чудный голос, и им ты думаешь обворожить принца, но
ты должна отдать этот голос мне. Я возьму за свой бесценный напиток самое
лучшее, что есть у тебя: ведь я должна примешать к напитку свою собственную
кровь, чтобы он стал остер, как лезвие меча.
- Если ты возьмешь мой голос, что же останется мне? - спросила
русалочка.
- Твое прелестное лицо, твоя плавная походка и твои говорящие глаза -
этого довольно, чтобы покорить человеческое сердце! Ну полно, не бойся;
высунешь язычок, я и отрежу его в уплату за волшебный напиток!
- Хорошо! - сказала русалочка, и ведьма поставила на огонь котел, чтобы
сварить питье.
- Чистота - лучшая красота! - сказала она и обтерла котел связкой живых
ужей. Потом она расцарапала себе грудь; в котел закапала черная кровь, и
скоро стали подыматься клубы пара, принимавшие такие причудливые формы, что
просто страх брал. Ведьма поминутно подбавляла в котел новых и новых
снадобий, и когда питье закипело, оно забулькало так, будто плакал крокодил.
Наконец напиток был готов, на вид он казался прозрачнейшей ключевой водой!
- Бери! - сказала ведьма, отдавая русалочке напиток; потом отрезала ей
язычок, и русалочка стала немая - не могла больше ни петь, ни говорить!
- Если полипы схватят тебя, когда ты поплывешь назад, - сказала ведьма,
- брызни на них каплю этого питья, и их руки и пальцы разлетятся на тысячи
кусков!
Но русалочке не пришлось этого делать - полипы с ужасом отворачивались
при одном виде напитка, сверкавшего в ее руках, как яркая звезда. Быстро
проплыла она лес, миновала болото и бурлящие водовороты.
Вот и отцовский дворец; огни в танцевальной зале потушены, все спят.
Русалочка не посмела больше войти туда, - ведь она была немая и собиралась
покинуть отцовский дом навсегда. Сердце ее готово было разорваться от тоски
и печали. Она проскользнула в сад, взяла по цветку с грядки у каждой сестры,
послала родным тысячи воздушных поцелуев и поднялась на темно-голубую
поверхность моря.
Солнце еще не вставало, когда она увидела перед собой дворец принца и
присела на великолепную мраморную лестницу. Месяц озарял ее своим чудесным
голубым сиянием. Русалочка выпила обжигающий напиток, и ей показалось, будто
ее пронзили обоюдоострым мечом; она потеряла сознание и упала замертво.
Когда она очнулась, над морем уже сияло солнце; во всем теле она чувствовала
жгучую боль. Перед ней стоял красавец принц и смотрел на нее своими черными,
как ночь, глазами; она потупилась и увидала, что рыбий хвост исчез, а вместо
него у нее две ножки, беленькие и маленькие, как у ребенка. Но она была
совсем нагая и потому закуталась в свои длинные густые волосы. Принц
спросил, кто она и как сюда попала, но она только кротко и грустно смотрела
на него своими темно-голубыми глазами: говорить ведь она не могла. Тогда он
взял ее за руку и повел во дворец. Ведьма сказала правду: каждый шаг
причинял русалочке такую боль, будто она ступала по острым ножам и иголкам;
но она терпеливо переносила боль и шла об руку с принцем легкая, как пузырек
воздуха; принц и все окружающие только дивились ее чудной скользящей
походке.
Русалочку разодели в шелк и муслин, и она стала первой красавицей при
дворе, но оставалась по-прежнему немой, не могла ни петь, ни говорить.
Как-то раз красивые рабыни, все в шелку и золоте, появились перед принцем и
его царственными родителями и стали петь. Одна из них пела особенно хорошо,
и принц хлопал в ладоши и улыбался ей; русалочке стало очень грустно:
когда-то и она могла петь, и несравненно лучше! "Ах, если бы он знал, что я
навсегда рассталась со своим голосом, чтобы только быть возле него!"
Потом рабыни стали танцевать под звуки чудеснейшей музыки; тут и
русалочка подняла свои белые хорошенькие ручки, встала на цыпочки и
понеслась в легком, воздушном танце; так не танцевал еще никто! Каждое
движение подчеркивало ее красоту, а глаза ее говорили сердцу больше, чем
пение всех рабынь.
Все были в восхищении, особенно принц, он назвал русалочку своим
маленьким найденышем, и русалочка все танцевала и танцевала, хотя каждый
раз, как ноги ее касались земли, ей было так больно, будто она ступала по
острым ножам. Принц сказал, что она всегда должна быть возле него, и ей было
позволено спать на бархатной подушке перед дверями его комнаты.
Он велел сшить ей мужской костюм, чтобы она могла сопровождать его на