Андерсон Сьюзен. Горячие и нервные

   Он ходил из угла в угол, стараясь успокоиться, но ее слова заставили его остановиться и посмотреть на нее.
   – Ты полагаешь, что эти воспоминания способны заставить меня чувствовать себя лучше? Я же говорил тебе, детка, что я не всегда могу справиться с собой. Сколько раз я говорил тебе, что готов исполнить твою просьбу и воздержаться от секса? – Он не ждал ответа. – Но всякий раз, когда я вижу тебя, я забываю об этом.
   – Не помню, чтобы я протестовала. И если честно, то кто был зачинщиком того, что случилось?
   Она.
   – Дело не в этом. Дело в том, что я не сдержал данное слово, и тому нет никаких оправданий. Я мог бы примириться с этим, если бы не другое… Невозможно оправдать насилие по отношению к ребенку. А я ведь чуть было не ударил твоего брата.
   – Поверь мне, не ты один. Я тоже. – Она пожала плечами. – Он подросток, Джон. И кому порой не хочется всыпать им по первое число?
   – Нет, – спокойно возразил он. – Ты не понимаешь. Я правда хотел наказать его. Я хотел схватить его за горло и держать, пока он не побледнеет. Я хотел… Господи, Тори, я хотел ткнуть его мордой в пол. – Он сокрушенно покачал головой. – Я ничем не лучше, чем мой старик. Никогда не думал, что доживу до такого дня, когда смогу сказать это; но теперь я едва не стал жертвой своей несдержанности. Я хотел унизить его не только словом, но и физически. – Он яростно провел руками по волосам. – Ты не представляешь, какого труда мне стоило сдержаться, черт бы меня побрал… Вся моя жизнь доказывает, что я истинный сын своего отца, скорее всего он испытывал именно эти чувства, когда хотел проучить меня.
   – Но ведь ты не сделал этого, – спокойно глядя ему в глаза, произнесла Тори.
   – Нет, но я был близок.
   – «Близок» не считается. – Она поднялась и склонилась над ним. Печально глядя на него, она осторожно провела пальцами по его руке. – Ты не сделал ничего плохого, Джон. Ты не дал воли своему гневу и не сказал Джаду, что он напрасно появился на свет, как говорил ему его собственный отец. И не ударил его.
   – На этот раз… – вздохнул Джон и отступил в сторону. Доверие в ее глазах все переворачивало в его душе, потому что, видит Бог, он не заслуживал этого. Она не может понять, какое потрясение он пережил, но он-то понимал. – Не утешай меня, дорогая, потому что кто знает, что будет в следующий раз, если он опять достанет меня.
 
   Три дня спустя Эсме вбежала в комнату Виктории чуть не плача.
   – Мама, Джон не хочет играть со мной. – Она прижалась к матери. – Снова! Я сказала ему, что мы можем поиграть в «енота и муравьев», если он хочет, а он сказал «нет»!
   – Джон здесь не для того, чтобы играть с тобой в куклы. У него есть своя работа. – Виктория старалась говорить спокойно, но на самом деле была далека от спокойствия. Наконец, обуздав свое раздражение, она протянула руки к дочери. – Я понимаю, что мое предложение не идет ни в какое сравнение с игрой в разведывательную миссию, но не согласишься ли ты помочь мне в мастерской?
   – Я думаю, мне понравится, – пробормотала Эсме, беря мать за руку и направляясь за ней в студию. Эта девочка по своему характеру была оптимисткой. И стоило им войти в помещение над гаражом, как она уже прыгала и скакала вокруг Виктории, забыв о своих огорчениях, и, захлебываясь от возбуждения, рассказывала матери о телефонном разговоре с Ребеккой.
   Виктория молча кивала, но ее мысли были далеко. Джон.
   Господи, у нее голова шла кругом. После инцидента с Джаредом Рокет на самом деле поверил, что он такой же псих, как и его отец, и ни за что не хотел слушать ее возражения. Если добавить к этому ее собственную неспособность сконцентрироваться на чем-то более чем на минуту или две, у нее были хорошие шансы заработать язву.
   К сожалению, если Джон собирается стоять на своем, нечего ждать, что ее настроение изменится к лучшему. Поэтому, стараясь не быть слишком резкой, она помогла Эсме надеть огромный фартук и усадила ее за стол, дав ей одну из моделей, а также клеящий карандаш и пакетик специальной черепицы для крыши. Заказав ее, она ошиблась с цветом. Вина за эту ошибку лежала на Рокете, потому что она сделала этот заказ на следующий день после того, как обнаружила, что Джон Мильонни из бюро расследований «Эс-Фай» не кто иной, как ее бывший любовник.
   Господи, ей казалось сейчас, что все пошло кувырком, стоило ему вновь появиться в ее жизни.
   Когда Эсме с головой ушла в работу, Виктория взяла пистолет с разогретым клеем и механическими движениями начала прилаживать черепицу на крышу кукольного домика, который изготовила взамен того, что подарила Присцилле Джейн. К счастью, эту работу она делала бесчисленное количество раз и знала ее досконально, поэтому могла размышлять, не боясь напортачить.
   Позавчера Джаред извинился перед ней. Он был страшно смущен, говорил сбивчиво, но она подозревала, что в его голове никак не соединялись она и секс в одном контексте. Из его невразумительных объяснений она уяснила, что Рокет провел с ним серьезную беседу, защищая ее. Но при этом и пальцем не тронул ее брата, что, казалось, произвело неизгладимое впечатление на Джареда. Она могла понять это, зная, как поступал в таких случаях их отец.
   Но понимал ли Джон? Конечно, нет. Он упорно убеждал себя, что он ничуть не лучше своего отца и способен ударить ребенка. Поэтому он отдалился от обоих детей – и от ее брата, и от Эсме, – воздвигнув эмоциональную стену, чтобы якобы защитить их от него самого. Он вел себя с подчеркнутой вежливостью, но держал дистанцию, стараясь, чтобы они не подходили к нему ближе чем на расстояние вытянутой руки.
   Джаред, казалось, не возражал. Бедный парень был знаком с жестким обращением и не ждал ничего хорошего от взрослых людей. Поэтому любое внимание со стороны Джона казалось ему манной небесной. Видимо, ему было достаточно того, что мужчина, которого он уже начал было идеализировать, больше не сердится на него.
   Другое дело Эсме… Виктория специально увезла дочь подальше от ее деда. Поэтому девочка никогда не испытывала недостатка ласки, которой были обделены и Джаред, и Виктория. И ей было больно наблюдать, как ее дочь страдает из-за того, что Джон, который еще недавно разделял ее игры, внезапно отказал ей во внимании.
   Она слышала, как внизу в гараже заурчал мотор, и ее губы дрогнули, когда она узнала знакомый шум. Что ж, крысы покидают корабль?
   Окей, хотя это несправедливо. Она взглянула на Эсме, боясь, что дочь тоже узнает звук машины и это причинит ей боль; но девочка, высунув от старания язык, приклеивала крошечную черепицу на крышу домика и, казалось, не замечала ничего вокруг. И пока репортеры у ворот не начали шуметь, она не поднимала глаз.
   – Это волки, да?
   – Да. – Легкая улыбка скользнула по губам Тори. Джаред назвал папарации волками, и это слово прочно засело в голове девочки.
   – А почему они так шумят?
   – Трудно сказать. Но я думаю, потому что они волнуются, когда кто-то уезжает из дома или приезжает.
   – Значит, сейчас кто-то приехал? – Эсме вскочила, схватила свое кресло и подвинула его к окну. Забравшись на кресло и приподнявшись на цыпочки, девочка посмотрела в окно. Когда это не принесло желаемого результата, она попыталась встать на широкий подлокотник.
   – Эй, эй! Сломаешь кресло и сама упадешь. – Виктория подошла, взяла дочь на руки и осторожно поставила ее на пол. Приподняв ее личико за подбородок, она заглянула ей в глаза. – Отсюда нельзя увидеть ворота, милая.
   – Но кто-то приехал! Может быть, кто-то ищет нас?
   – Нет. – Тори колебалась, затем сказала: – Это Джон уехал.
   Эсме посмотрела на нее и кивнула:
   – Он поехал работать, да?
   – Да.
   – Окей. – Эсме подтащила кресло назад к столу. Усевшись на него, она снова склонилась над своим домиком и вернулась к приклеиванию черепицы. – Хорошо, – проговорила она.
   Виктория занялась своей работой.
   – Что «хорошо»?
   – Хорошо. Может быть, он согласится поиграть со мной, когда закончит.
   – Эсме, у него может не оказаться свободного времени.
   – Вот увидишь, он захочет.
   Проклятие! Джон… Они могли бы поговорить, если бы он не сорвался и не уехал с такой поспешностью. Он просто не имеет права настаивать на этой глупости – во всяком случае, если хочет занять место в жизни своей дочери.
   Она отлично знала, что он никогда не поднимет руку на ребенка. В злости или еще как… Но он продолжал настаивать на своем, потому что верил, что он неисправим. Но она никогда не примирится с этим. Не примирится, потому что прекрасно знает, к чему это ведет, – ее отец всей своей жизнью доказывал, что он занят слишком важными делами, чтобы отдавать свое время детям; но она сделала все, чтобы Эсме избежала ее участи. И будет следовать этому принципу и дальше. Она посмотрела на свою маленькую дочь.
   Уж лучше жить вообще без отца, чем с отцом, который не может… или, хуже того, не хочет ответить на любовь своего ребенка.

Глава 24

   Джон провел остаток дня в клубе, разговаривая сначала с хозяйкой кафе, потом с менеджером магазина, где можно было приобрести все необходимое для тенниса и гольфа; он побеседовал также с несколькими кэдди^[12], превратив допрос в неспешный разговор. Он закончил день, сидя в баре, пил пиво и болтал с барменом. Пикантные новости, которыми он обменивался с другими посетителями, тут же распространялись дальше, но, как ему удалось заметить, приправленные личными каламбурами. Он не имел ничего против, поскольку это давало ему ценный материал для наблюдений, позволяя вычислить, кто на что способен.
   Когда он наконец рассчитался с барменом и направился к стоянке, где оставил свою машину, то вряд ли чувствовал удовлетворение. И главная мысль, не дававшая ему покоя, звучала примерно так: «Какого черта я взялся за это расследование?»
   Служба в морской пехоте научила его соизмерять свои силы, и убийство никак не входило в перечень обязанностей частного детектива. Одно дело – разыскивать сбежавших детей, но поиск убийцы, совершившего такое гнусное преступление, – нечто совсем другое.
   Ему следовало помнить об этом, но так как дело касалось Виктории, он не смог отказаться. Разумеется, чтобы его работа продвигалась эффективнее, ему следовало объединить свои усилия с местной полицией, но в данный момент он не относился к любимчикам детектива Симпсона. Поэтому даже если он выяснит, кто засадил нож в грудь Гамильтона, что он сможет сделать дальше? Силой заставить убийцу признаться? Он тихо присвистнул. Точно, шеф. Именно так он и поступит.
   Его ждали другие дела, о чем Мак ежедневно напоминала ему по телефону, дела, требующие его внимания. И одному Богу известно, что только благодаря своим профессиональным навыкам он нашел Джареда и смог вернуть его Виктории. Если их отношения ни во что не выльются в ближайшее время, то и без того щедрая оплата его услуг будет расти с каждым днем и скоро сможет конкурировать с национальным долгом.
   Он понимал, что было бы лучше, если бы рядом с ней находился такой человек, как он. Хотя на каком-то подсознательном уровне он всегда знал, ч го он и Виктория принадлежат разным мирам; проведя день в клубе, он лишний раз убедился в этом. И не стоит обманывать себя, надеясь, что это когда-нибудь изменится. Но все же, хотя он и не мог объяснить почему, он верил в то, что у них с Викторией есть будущее – не говоря уж о том, что он является отцом Эсме.
   Мысль, что он так и не станет частью их жизни, заставляла его сердце сжиматься от боли. И он старательно уходил от объяснений с Тори – тем более после того, как позволил ей думать, что их союз возможен.
   Поэтому когда в его душу закрались сомнения, он поступил так, как поступил бы на его месте любой здравомыслящий человек: он попросту начал избегать ее. И в этот день он постарается сделать то же самое, и на следующий… Завтра вечером у них намечено посещение клуба, вот тогда он и поговорит с ней.
   Это не имеет ничего общего с трусостью, заверял себя Джон. Это правильно. Когда она увидит его среди людей ее круга, то сама поймет всю бесперспективность их отношений. Это в ее интересах.
   Один мужчина и одна женщина? Он не был создан для таких отношений. За прожитые годы он научился ценить свою свободу, просто по какой-то причине забыл об этом в последние две недели. Черт, он сам морочил себе голову. Он же знал, что совершенно не годится для роли отца! Его стычка с Джаредом лишний раз подтвердила этот печальный факт. Человек, неспособный обуздать свои инстинкты, не должен находиться рядом с детьми. Пришло время поставить точку и уехать.
   Черт, раз уж дошло до этого, то он сделает для всех одолжение, если уедет в Денвер.
   Конечно, он прекрасно понимал, что сообщить Виктории подобную новость, да еще в публичном месте, было не самым умным поступком. Он органически не переваривал скандалов. Поэтому зачем превращать их личное объяснение в зрелище, если есть возможность поступить иначе? Его приятели не одобрили бы подобного поступка, а что касается Тори, то она слишком хорошо воспитана для того, чтобы устраивать сцены. Потому что, Бог свидетель, ни ей, ни ему не нужна еще одна драма в жизни.
   Подойдя к машине, он шлепнул ладонью по ее разогретой крыше. Да! Куда лучше разрешить все, пока не поздно. Это не имеет ничего общего с трусостью.
   Если бы только он не боялся увидеть ее глаза, полные разочарования… в нем.
 
   Когда Виктория и Джон собрались в клуб, они никак не ожидали увидеть Ди-Ди, неожиданно появившуюся на дорожке. Она стояла, раскачиваясь на своих умопомрачительно высоких каблуках, и, заметив их, направилась прямо к машине, сверкая ногами в разрезе юбки. Подойдя к автомобилю со стороны водительского сиденья, Ди-Ди постучала в стекло.
   – Вы едете в клуб? – спросила она, вглядываясь в окно. – Моя машина барахлит, а станция обслуживания только завтра пришлет механика.
   За последние полтора дня Виктория лишь мельком видела Джона и мечтала поговорить с ним наедине. Но она была слишком хорошо воспитана, чтобы протестовать, когда он пожал широкими плечами и сказал:
   – Конечно, почему нет?
   – Спасибо. Но я не стесню вас? – прощебетала Ди-Ди после того, как Джон усадил ее на заднее сиденье автомобиля. Она подождала, пока он захлопнет дверь, и только тогда запахнула юбку, прикрыв колени.
   Виктория подумала, что у нее, должно быть, очень красноречивое выражение лица, потому что Ди-Ди язвительно улыбнулась ей:
   – О, не беспокойся, милая. Я не собираюсь портить вам вечер. Я даже не горю желанием сидеть с тобой за одним столом, впрочем, так же, как и ты. Я, возможно, задержусь… думаю, меня кто-нибудь привезет назад. – Затем с явным удовлетворением она вытащила маленькое зеркальце и проверила макияж. Вертя головой из стороны в сторону, она, вероятно, осталась довольна собой и, щелкнув затвором косметички, убрала ее в вечернюю сумочку.
   В отличие от Тори, которая избегала встречаться глазами с папарацци, дежурившими у ворот, Ди-Ди выпрямилась на сиденье и выпятила грудь. Поймав любопытные взгляды, она состроила печальную гримасу. Когда же репортеры исчезли из виду, Ди-Ди перестала прикидываться несчастной вдовой и подалась вперед.
   – У меня есть для вас радостная новость, – сообщила она Виктории, которая повернулась и с удивлением взглянула на нее. – Я думаю, мне пора покинуть особняк Форда и обосноваться в каком-нибудь симпатичном местечке.
   Тори отвернулась и снова уставилась в ветровое стекло, уголки ее губ приподнялись в улыбке. Ну-ну… Вечер действительно обещает быть интересным.
   Когда они подъехали к клубу, Ди-Ди сдержала слово: после того как Джон остановил машину, она вышла и направилась к входу, не дожидаясь их и избавив Викторию от своего присутствия.
   – Нам нужно поговорить, – шепнула Тори несколько минут спустя и потянула Джона за рукав, задерживая его у входа в клуб. Музыка и смех раздавались из-за дверей; мужчины в летних смокингах и женщины в вечерних платьях, представлявших все веяния моды – от строгай классики до новейших течений, – напоминали пестрый калейдоскоп. Танцы были в разгаре.
   – Я знаю. – Джон посмотрел в зал, потом снова на нее. – Давай сначала найдем наш столик. Мы сможем поговорить там.
   Стол, окруженный плотным кольцом участников вечеринки, не казался ей подходящим местом для серьезного разговора, и она оглядела маленький холл.
   – Нет, – решительно произнесла она, указывая на дверь офиса клубного менеджера. – Пойдем туда. – Она потянула его за собой.
   – Тори, подожди!
   Но не тут-то было, она приоткрыла дверь и заглянула в офис. Прекрасно – комната оказалась пуста. Она вошла и повернулась, поджидая Джона.
   Он последовал за ней, но так и остался стоять на пороге. Засунув руки в карманы брюк, он приподнял плечи и посмотрел на нее.
   – Послушай, милая, пойдем-ка лучше в зал. Мы вполне можем поговорить там.
   – Там полно людей.
   На его лице проступило что-то очень похожее на панику.
   – Ну и что? – Он пожал плечами. – Мы же не будем кричать на весь зал. – Джон кивком головы указал на медную табличку на двери: – Это чей-то кабинет, Тори. Нехорошо врываться в чужие владения.
   – Неужели? – Она скептически улыбнулась. – Ты сейчас похож на парня, которого больше всего заботит, что о нем подумают люди. – Тори обхватила его руку чуть пониже плеча, такую теплую и твердую под рукавом смокинга, и потянула его через порог. – Здесь или нигде, Мильонни.
   – Проклятие! – пробормотал он, входя в комнату, но оставляя дверь открытой.
   Виктория захлопнула дверь и для пущей уверенности заперла ее. Чувствуя определенное волнение, она выжидающе подняла глаза и встретила непроницаемый взгляд Джона.
   – Почему ты не хочешь оставаться со мной наедине? Почему избегаешь меня?
   – Понятия не имею, о чем ты. – Он расправил плечи, вынул руки из карманов и медленно выпрямился, так что ей не оставалось ничего другого, как приподняться на цыпочки, чтобы иметь возможность смотреть ему прямо в глаза. – Окей, – продолжил он. – Возможно, ты права. Я действительно хотел, чтобы этот разговор состоялся где-то в другом месте, на случай если ты устроишь сцену.
   – Что?! – Ее возмущению не было предела. И она не могла решить, что сильнее: нанесенное оскорбление или боль от несправедливости его слов. Видя хмурую решимость на его лице, она подумала, что он вот-вот обидится и уйдет. И так как это не входило в ее планы, она сдержала себя. Вздернула подбородок и произнесла холодным тоном: – Гамильтоны не устраивают сцен. Поэтому почему бы тебе не сказать то, что ты хотел сказать?
   – Хорошо. Я возвращаюсь в Денвер.
   Нет! Она сама не заметила, как сделала шаг назад, потом другой, пока ее бедра не уперлись в стол. Она была рада, что у нее есть хотя бы эта опора, потому что вдруг ощутила невероятную слабость в коленях. Ухватившись за край стола, она растерянно погладила полированную поверхность.
   – На день или на два? – спросила она, уже зная ответ.
   – Навсегда.
   – Навсегда, – повторила она без выражения. Красная пелена плыла перед глазами, отчаяние стискивало грудь. Но тут на помощь пришел гнев, изгоняя боль и чувство обиды. Разные причины, объясняющие его внезапный отъезд, сменяя одна другую, мелькали в ее сознании. Она прищурилась, глядя на него, и вдруг одна мысль внезапно заслонила все остальные. Ну конечно… – Мой Бог, – еле слышно произнесла она. – Ты просто поиграл со мной, как с дурочкой, а я-то…
   – О чем ты говоришь? – Он бросил на нее непроницаемый взгляд. Именно такой взгляд, подумала она, наверное, должен быть у морского пехотинца. – Я всегда был честен с тобой и то же самое пытаюсь сделать сейчас.
   – О, какой вздор! – Она покачала головой, едва сдерживая отвращение. – Подумать только, я искренне верила, что наши отношения на этот раз иные, чем тогда, в Пенсаколе. Но единственная вещь, которая действительно изменилась и которую я упустила из виду, – на этот раз не я, а ты хочешь сбежать.
   Он не сдержался и рванулся к ней. На смену непроницаемому выражению пришла ярость.
   – Это вранье, и ты прекрасно знаешь это.
   – Я знаю? Что ж, чудесно, я согласна с тобой – теперь это продолжалось дольше, чем неделю. Но факт остается фактом – ты хотел меня какое-то время, а теперь этот период закончился. Не так ли, Джон? У тебя есть какие-то внутренние часы или что-то другое, что подсказывает тебе, когда пора уходить?
   – Нет! – Джон возмущенно смотрел на нее. Какого черта она все ставит с ног на голову? – Проклятие, почему ты так решила? Я говорил тебе прежде и говорю теперь – я изменился. Встретившись с тобой, я стал другим человеком. Поэтому пришло время поблагодарить тебя и освободить от своего присутствия.
   – Ах, Боже мой! Как благородно с твоей стороны!
   Ее горькая ирония окончательно разозлила его.
   – Хорошо, тогда скажи, как ты представляешь наше будущее, Тори? – Но, поняв, что раздражением ничего не добиться, он заставил себя успокоиться, и ему даже удалось произнести с доверительной легкостью: – Ты – шампанское, детка, а я пиво. И лучше их не смешивать. И вовсе не потому, что я не хочу этого, просто я не уверен в нашем союзе. Подумай, чем могли бы закончиться наши отношения? – Он сделал паузу, потом продолжил: – Ты готова отказаться от жизни в особняке, от клуба, от роскошных машин? А? И переехать ко мне, в мою маленькую квартирку?
   Она отступила от стола, и теперь они стояли нос к носу. Он невольно попятился от яростного взгляда ее влажных зеленых глаз.
   – Ты высокомерный, самонадеянный болван! – воскликнула она, для пущей убедительности сопровождая каждое слово ударом кулака в его грудь. – Пока отец не умер, я жила в обычной трехкомнатной квартире, да и то позволила себе эту третью комнату, чтобы иметь возможность там работать. И потом, кто сказал, что я горю желанием жить с тобой? – Раздался неприятный смешок. – Мой Бог, ты не можешь даже взять на себя соответствующие обязательства перед Эсме, и ты думаешь, я поверю твоим обещаниям?
   – Но подожди минуту! – Он посмотрел ей прямо в лицо, чувствуя, что в нем все кипит от негодования. Никто не смеет сомневаться в его порядочности и безнаказанно оскорблять его.
   – Нет, это ты подожди! – возразила она, ее высокие каблуки застучали по полу, и она остановилась перед ним так близко, что почти касалась его. – Ты и я, Рокет… Мы взрослые, и мы можем либо пережить какие-то события, либо не пережить. И если сердце будет разбито, мы соберем кусочки и сложим их снова. Но будь я проклята, если позволю тебе обидеть Эсме!
   – Обидеть?! – почти выкрикнул он. – Ты с ума сошла, я не собирался делать ничего подобного! Но что хорошего, если я буду рядом? Слава Богу, я сдержался и не устроил взбучку твоему брату. Но разве можно доверить мне Эсме? С моими-то генами? Доподлинно известно, что насильники вырастают из детей, которые подвергались насилию в детстве. И прости, если то, что я скажу сейчас, тебе не понравится: я понял, что не готов быть рядом с этой маленькой девочкой. И будет лучше, если я уеду.
   – Лучше для кого?
   – Для всех!
   – Тогда давай, уезжай. Но если ты сделаешь это, не смей больше никогда появляться здесь.
   Он почувствовал, что почва ушла у него из-под ног.
   – Что?
   – То, что слышал. Делай что решил. Но запомни, ты больше не смеешь вторгаться в жизнь Эсме и появляться здесь, если тебе вдруг приспичит.
   – Но я не говорил…
   – Не говорил. Правильно. Благодаря своему умению хранить молчание ты сделал карьеру, правда? Ты не говоришь о личной ответственности, не говоришь о своих чувствах… Что ж, отлично, тогда я поставлю все точки над i и скажу тебе, что думаю: или ты отец Эсме, или убирайся из ее жизни. – Она посмотрела на него снизу вверх. – Ей не нужна эта неопределенность, поэтому решай, черт бы тебя побрал, и живи с тем, что решил.
   Одно дело, думал он, принять решение и уйти. Но ультиматум Виктории ставил его в практически безвыходное положение. Раздражение, усиленное чувством незнакомой, унизительной паники, охватило его. Он положил руки на стол с обеих сторон от ее бедер.
   Она резко подтянулась и села на край стола, чтобы, не дай Бог, не коснуться его. И, моргая, уставилась на Рокета, приоткрыв маленький пухлый рот.
   Воспользовавшись тем, что она не сомкнула колени, он тут же оказался между ними. Ее юбка, естественно, поползла вверх от движения его бедер. Он посмотрел на нее с высоты своего роста.
   – Тебе не стоило выставлять мне ультиматум, дорогая.
   Ее рот закрылся, а подбородок выступил вперед.
   – Почему? Ты попробуешь убедить меня, что способен совершить насилие и над женщиной?
   – Нет! – Его брови сошлись на переносице. – Но это не значит, что ты можешь недооценивать тот факт, что я еле удержался от того, чтобы обидеть твоего брата. К сожалению, мои страхи имеют под собой реальную почву.
   – Это безумие. Вот что это такое! Ты хочешь знать, что я думаю, Джон? Я думаю, что ты скорее отрезал бы свою правую руку, чем обидел ребенка. Поэтому назови реальную причину. Ты то уверяешь, что я и Эсме нужны тебе, то тут же пытаешься оттолкнуть нас… Почему, Джон? Может быть, потому, что ты не знаешь, как общаться с нами? Или все это старая песня, и ты хочешь, чтобы отношения оставались мимолетными и необязательными, и, не дай Бог, серьезными? – Она тихонько похлопала его по плечу. – Скажи мне, что происходит?
   «Я думаю, я просто люблю тебя». Слова, чуть не сорвавшиеся с его губ, жгли сознание, усиливая панику. Нет! Не может быть! Он был и оставался «люблю и ухожу, Мильонни», и влюбляться по-настоящему не в его правилах. Так было шесть лет назад, и то же самое повторяется сейчас. Конечно, он беспокоился о ней и Эсме. И это самое большее, что он мог сделать для них. И только умопомрачительный секс смог завести их отношения так далеко. Виктория, разумеется, станет рьяно отрицать, что ей только это и нужно, потому что она леди и признаться в этом ниже ее достоинства. Да, она леди и по происхождению, и по воспитанию, и очень скоро его плебейство станет отвратительным для нее.