Андреев Владимир. Моря и годы (Рассказы о былом)

   Так и вошло в обиход: "Кобылу к трапу!" Даже Викторов, особенно когда был в хорошем расположении духа, нередко в шутливом тоне говорил:
   - Вызовите-ка эту самую "кобылу к трапу", поедем по делам.
   Поездки по заводам, кораблям, которым начальник Морских сил делал "смотр", присутствие не совещаниях, касающихся организации службы и ремонта, общение с людьми, ведущими ответственную работу на флоте, не проходили для меня даром.
   Должность флаг-секретаря, конечно, имела свои немалые преимущества, но, увы, она не приучало к командирской самостоятельности, не давала опыта работы с корабельным личным составом. В этих делах я угрожающе отставал. Следовательно, выход был один: скорее попасть на курсы усовершенствования, получить там специальность - и на корабль, только на корабль!
   Мое вечернее время командующий не регламентировал. Поэтому, после того как он уходил из штаба, я частенько задерживался, чтобы позаниматься, почитать интересную книгу, подготовиться к занятиям кружка. Часто именно в эти вечерние часы меня навещал Доброзраков. Как-то мы долго беседовали с ним о жизни, о долге, о призвании...
   - Знаю, что бредишь ты специальными курсами, товарищ Андреев. Но не бредить надо, а готовиться к экзаменам, не транжирить время по пустякам, наставлял меня комиссар. - Нам на флоте позарез нужны свои, нашей закваски, командиры. Вы, молодые, надежда наша. В ваши руки перейдет все строительство Военно-Морского Флота. Дело это серьезное, и ох как крепко нужно готовиться к нему! Меня вот что беспокоит: жизненного опыта у тебя маловато, а попал ты на самый верхний этаж флота. К начальнику Морских сил с докладом все через тебя идут, бумаги какие - опять через тебя!.. Тут немудрено и зазнаться, чванством заразиться, высокомерием заболеть. Тогда пропал для флота человек, да и не только для флота, а вообще как человек нашего нового общества... Вот, браток, в чем суть. Вы, красные командиры, должны доказать, что не хуже, а лучше офицеров царского флота, не сермяжники, а люди высокой культуры и в мореплавательских делах зело сведущие!..
   Не только ко мне, но и ко всем молодым командирам был внимателен Доброзраков, болела за них его душа, о них, надежде флота, были его думы и заботы. Его высокая партийность, принципиальность, порядочность и бескорыстие служили всем примером.
   Нередко без всяких предупреждений Доброзраков, дымя неизменной трубкой, заходил в кабинет к Викторову. Если кто и бывал там в это время, начальник Морских сил его быстренько выпроваживал. О чем беседовали эти два человека Викторов, дворянин, беспартийный, и Доброзраков, матрос Революции, - я не знаю. Их беседы иногда затягивались чуть ли не до двух часов ночи. В кабинете было не продохнуть от махорочного дыма (табака Доброзраков не признавал), а Викторов, попросив принести ему чайку, долго потом никого не принимал.
   Впоследствии Викторов, отдававший все свои силы флотской службе, подал заявление о приеме в партию и был принят в ее ряды. Думаю, в этом была немалая заслуга Доброзракова.
   Много полезного для флота сделал Михаил Владимирович Викторов. На Тихоокеанском он был первым командующим и имел правительственные награды за успешное строительство флота на Дальнем Востоке. А в 1937 году М. В. Викторов стал начальником Морских Сил РККА.
   ...Чем больше пригревало солнышко, тем оживленнее шла жизнь на кораблях, зимовавших в Кронштадте. Весной каждый корабль, что хороший муравейник. Все трудятся с усердием, готовясь к началу летней кампании, которая уже стоит за воротами гаваней. Корабли спешно снимают зимнюю шубу утепление верхних палуб, входных тамбуров над люками - и постепенно приобретают военный вид. То и дело то на одном, то на другом эсминце происходит опробование котлов и раздается характерный посвист, пофыркивание пара. Комендоры занимаются своими башнями, орудийными установками, снимают зимнюю смазку. Воробьи расчирикались - что твои соловьи. Прилетели грачи, пожаловали скворцы. Стало быть, наступил апрель. Вот-вот тронется лед на Неве, а в заливе он с хрустальным звоном будет рассыпаться на причудливые, точно фигурные иголки, кристаллы под форштевнями кораблей.
   Еще на кронштадтских рейдах плавает лед, а какой-то эсминец уже выскочил из гавани и на рейде выполняет священный "штурманский танец" определения и уничтожения девиации. Труженики-тральщики и гидрографы первыми, и уже давно, ушли в залив готовить безопасный путь всему флоту. Подводная лодка, точно зубастая щука, сначала осторожно показалась из гавани, а потом проворно выбралась на Малый Кронштадтский рейд. Флотские буксиры наперегонки забегали по гавани. На Пароходном заводе и в доках оглушительный треск пневматических молотков, клепающих корабельную сталь. Вся жизнь, даже в городе, побежала торопливее. На кораблях начали красить мачты, а скоро боцмана займутся надстройками, доберутся и до натруженных корабельных бортов. И тогда, буквально через три - пять дней, наступит Первомай. Часть кораблей уйдет на парад, на Неву, а самый большой, действительно флотский, парад состоится в Кронштадте. Его будет принимать сам начальник Морских сил Балтийского моря. Обходя на катере стройные ряды кораблей - морских красавцев, он поздравит экипажи, построенные вдоль бортов. Поело этого и начнется желанное - летнее плавание, учения, стрельбы и походы.
   В штабе вся жизнь пошла интенсивнее. Оно и понятно: после зимней "спячки" корабли флота начали плавать. "Марат" стоит на Большом рейде, экипаж занимается одиночной подготовкой корабля. Начальник Морских сил ежедневно утром с линкора отправляется в штаб флота. На корабле разместился небольшой походный штаб: член Военного совета Киреев, старший секретарь Столяров.
   Со Столяровым мы жили дружно, в одной каюте. Она находилась в кормовой части корабля, где были каюты командира, комиссара линкора, начальника Морских сил, члена Военного совета, комиссара штаба флота. Человек более спокойный, чем я, доброжелательный, умудренный службой на флоте, Петр как бы уравновешивал нашу совместную жизнь и работу.
   Однажды вечером к нам зашел Доброзраков и радостно сообщил:
   - Ну, дождались "христова дня", наконец-то оторвемся от Кронштадта! Хоть на Красногорский рейд, но все ж поближе к кораблям, что базируются в Лужской губе, перейдем...
   На следующий день после подъема зазвенели колокола громкого боя, горнисты заиграли сигнал боевой тревоги. Все побежали по своим местам. Викторов, прихватив бинокль, побежал на носовой командирский мостик. Тревога для всех одинакова! Каждый должен спешить занять свое боевое место.
   Начальник Морских сил на ходовом мостике, с ним, как положено, и я. На ходовом мостике линкора я оказался впервые. Чувство такое, будто присутствуешь при каком-то таинстве... Находишься там, где вершится судьба боя, сражения... Выше, на сигнальном мостике, несет службу дежурный по походному штабу.
   Выйдя за боны, линкор постепенно увеличил ход. На корабле начались учения. Замерив скорость на мерной миле, после полудня "Марат" стал на Красногорском рейде в видимости берегового сигнального поста, через который и пошла связь с Кронштадтом и Лужской губой.
   В конце двадцатых годов в летнее время и до глубокой осени корабли Балтийского флота (линкоры, крейсера, эсминцы и другие) стояли на рейде Лужской губы. Проводить учения, кроме как на Сескарском плесе, упирающемся в лесистый остров Гогланд, было негде. Куда ни повернись, кругом чужие территориальные воды, чужие наблюдательные посты, которые следят за каждым твоим движением. С финского форта Ино, расположенного на северном берегу Финского залива, против нашего форта Красная Горка, в хороший бинокль можно увидеть, что делается не только на воде "Кронштадтского мешка", но и на южном, советском, берегу залива. Положение до нелепости сложное. Балтийский флот облюбовал Лужскую губу, чтобы быть поближе к наиболее удобным для боевой подготовки районам.
   С Красногорского рейда "Марат" перешел в Лужскую губу. Красив Лужский рейд, с точно застывшими на его глади боевыми кораблями! Особенно красиво на заре, когда розово-красный отсвет пурпуром окрашивает их борта. В утренней тиши удивительно далеко слышны на воде все звуки, особенно перезвон корабельных рынд, отбивающих время. На "Марате" пробили четыре склянки. Значит, четыре часа утра. На всех кораблях, как будто в ответ "Марату", мелодичный перезвон рынд. Тишина такая, что слышно, как кормовой сигнальный мостик "Парижской коммуны" переговаривается в мегафон с вахтенным начальником, как на эсминце бегут по палубе спешащие на смену краснофлотцы. Где-то опустили шлюпку, загремели уключины, слышны всплески воды от весельных гребков...
   Солнце пошло на закат. На "Марате" горнисты сыграли вечернюю "зорю", в ответ каждый корабль своим голосом запел песню угасающего дня. Флаги спущены. Включены лишь якорные огни. Корабли застыли на рейде, как огромные живые существа, их темные силуэты еле различимы. Можно часами любоваться этим зрелищем.
   Эсминцы перемигнулись сигнальными фонарями с флагманом флота "Маратом", бесшумно снялись с якоря и, точно призраки, исчезли - ушли в море на свои ночные поиски.
   Стоя на мостике линкора, который ищут и должны атаковать эсминцы, наблюдаю, как в кромешной тьме с моря летит сигнальная ракета, мелькают проблески прожектора, обозначающие торпедные и артиллерийские залпы. В ответных с линкора прожекторных проблесках видно, как всего в нескольких кабельтовых от нас резко развернулся атакующий эсминец и, прикрываясь дымовой завесой, на зигзаге ушел после атаки в темень ночи. Все корабли движутся переменными курсами, переменными ходами. Каждый обязан сам не запутаться и не помешать, а помочь в атаке товарищу. В таких условиях замешкайся командир хоть на полминуты - и столкновения кораблей не избежать. В дождливую ночь и того хуже. На то, чтобы увидеть, услышать, решить и атаковать, у командира, сигнальщика, артиллериста и торпедиста, с их боевыми расчетами, в распоряжении всего лишь считанные секунды. Только зоркому, смелому до дерзости, отлично владеющему кораблем, оружием командиру и экипажу под силу такие боевые задачи.
   Начальник Морских сил Балтийского моря любил проводить смотры. Чаще всего он делал это без предупреждения. Обычно начальник Морских сил вместе с членом Военного совета и нужными флагманскими специалистами флота на паровом катере прибывал на корабль, который хотел осмотреть, и отдавал приказание: "Корабль к осмотру!" Горнист корабля играл сигнал. Раздавались команды: "Корабль к осмотру!", "Помещения открыть и осветить!". Личный состав, встречавший начальника Морских сил в строю на верхней палубе, разбегался по своим заведованиям. Через три-четыре минуты командир докладывал:
   - Корабль к осмотру изготовлен!
   Викторов и Киреев производили осмотр, одевшись в синюю нанковую рабочую одежду. Если это был эсминец, то за день они осматривали одно машинное отделение, одну кочегарку, все вооружение на верхней палубе, по одному кубрику каждой боевой части, две-три каюты командного состава, камбуз, все кладовые и провизионки.
   Викторов умел производить осмотры и делал это основательно. От опытного глаза бывшего старшего офицера крейсера ничто не ускользало. У него было какое-то особое чутье на беспорядок...
   Каждый осмотр заканчивался выяснением претензий - отдельно у рядового состава, у младших командиров, у начсостава. Разбор претензий производился тут же, на корабле. Особо доставалось тем начальникам, которые были мало внимательны к нуждам и запросам подчиненных. За это и от Киреева попадало крепко.
   Во второй половине дня флагманские специалисты докладывали свои замечания, Киреев подводил итоги смотра с политаппаратом. Викторов в своих заключениях не только констатировал итоги смотра, но и разбирал причины недостатков, давал указания, как их устранить. Все проверяющие только к ужину возвращались на линкор.
   Для меня, как и для многих участников таких осмотров, они были хорошей школой.
   Викторов, как правило, присутствовал на наиболее сложных стрельбах. Артиллерию он знал не хуже штурманского дела.
   Как-то ночью меня разбудил рассыльный:
   - Вас начальник Морских сил к себе требует!
   Смотрю на часы. Далеко за полночь. Зачем это я понадобился в такое время?.. Одеваюсь, как по тревоге. Явился к Викторову.
   - Пойдем, никого не тревожа, по нижней палубе линкора, - сказал мне начальник Морских сил, - а затем на носовой мостик.
   Идем по палубе, в помещениях которой включены лишь синие лампы ночного освещения. Зажигаю аккумуляторный фонарик. Викторов заглядывает в кубрики. Пока добирались до ближайшего к носовой боевой рубке люка, набралось много замечаний. Поднялись на сигнальный мостик. Дежурный по походному штабу доложил диспозицию.
   - Вызвать сигнальным фонарем с обоих бортов корабли! По порядку номеров. Дежурному записывать по левому борту, а вам - по правому время ответа каждого корабля! - распорядился Викторов. - Выключить флагманский огонь! Записывайте время затемнения каждого корабля, стоящего на рейде!
   Часа полтора начальник Морских сил занимался проверкой бдительности кораблей. Закончив проверку, он приказал передать по линии: "Доволен ночной службой "Парижской коммуны", эсминца "Ленин", обращаю внимание командира эсминца "Карл Либкнехт", заградителя "9 января" на серьезные недостатки".
   Большой поход флота
   Весть о многосуточном походе Балтийского флота в южную Балтику мы встретили как праздник, хотя именно в таком походе всем, особенно командирам, достанется изрядно, об отдыхе и сне думать будет некогда.
   Поход начался. Прошел его первый день. Начальник Морских сил, перестроив корабли в другой ордер, утвердив маршрут дальнейшего похода и упражнения на ночь, покинул мостик линкора. "Флажок" двинулся за ним...
   - Вы останьтесь на мостике! Меня разбудите в шесть часов. - С этими словами Викторов пошел в свою каюту.
   Вот так раз! Зачем меня оставили на мостике? Что мне делать? Никаких указаний.
   Коротаю ночь то на ходовом, то на сигнальном мостике, записываю, по своему разумению, ход выполнения кораблями различных сигналов и маневров. Наблюдая за картиной похода, так увлекся, что и не заметил, как блеснул первый луч утренней зари, а после него и волны, разбиваясь о борт, зашумели громче и веселее.
   Линкоры, слегка покачиваясь, мощной грудью своей рассекали волны, которые покрывались бурно шипящей пеной... Корабли охранения и вовсе отбиться не могли от не в меру разрезвившихся проказниц. Они окатывали низкобортные корабли с носа до кормы.
   Лохматые, низко летящие облака, казалось, того и гляди запутаются в корабельном рангоуте. Начиналось хмурое утро нового дня на седой Балтике.
   Зайдя в штурманскую рубку, я бросил взгляд на флагманского штурмана-флота В. А. Добровольского, ведшего прокладку курса кораблей, находящихся в море. Как ему удается тончайшим карандашом изобразить все это на карте?..
   Пора, однако, будить Викторова. Спешу. Открыв каюту, вижу, что он уже побрит и собирается на мостик.
   - Как дела наверху?
   Передаю ему свои записи, доложив походный ордер и наше место на 6.00. Затем следом за ним иду на ходовой мостик. На кораблях сыграна побудка. Дежурный по штабу доложил начальнику Морских сил о всех событиях за ночь. Викторов тут же начал отдавать распоряжения.
   - Всю ночь эсминец "Энгельс" не соблюдал установленной дистанции, вот и сейчас вместо двенадцати кабельтовых держится на расстоянии двадцати, на пеленге, на десять градусов большем. Вы что, с ним справиться не можете?! Поднять позывные эсминца "Энгельс"! С пушкой!
   Как только позывные на рее дошли до места, грянул холостой выстрел: начальник Морских сил громогласно объявил о своем недовольстве действиями эсминца.
   - Передать на эсминец "Урицкий": "Обращаю ваше внимание на слабую дисциплину затемнения, в одной из кают правого борта долгое время не был задраен иллюминатор, горел свет. Виноватого наказать". Товарищ дежурный, а как действовал в дозоре эсминец "Калинин"?
   - Неплохо.
   - Не неплохо, а отлично. Поднять позывные эсминца "Калинин" и сигнал "Флагман доволен действиями в дозоре".
   Так начальник Морских сил Балтийского моря твердой рукой наводил порядок.
   Часам к двенадцати день разгулялся. Тучи рассеялись. Облака поредели. Осеннее солнышко приятно пригревало в прикрытых от ветра местах. Берега давным-давно скрылись. Штурмана своими секстанами "обстреливали" солнце, определяя место в море. На "Марате" поднят сигнал "Показать свое место на 12.00".
   - Товарищ Андреев, - обращается ко мне Добровольский, - вас не затруднит записать в мою книжку несколько пеленгов?
   - С удовольствием!
   Ровно в двенадцать артиллеристы дальномером измерят расстояние до каждого корабля, а мы с вами возьмем пеленга и получим точную картину походного ордера. Зная точно свое место, мы сможем определить место каждого. Наши данные будем сравнивать с данными, передаваемыми с кораблей.
   Корабли охранения флажными сигналами, а дозор прожектором сообщили свои места. Флагманский штурман флота аккуратнейшим образом нанес их на карту. У большинства расхождения были в пределах нормы. Эсминец "Калинин" показал свое место абсолютно точно, а левый концевой эсминец передал данные, по которым он должен быть на форштевне линкора "Парижская коммуна", хотя в действительности находился на левом траверзе линкора в десяти кабельтовых. Посмотрев карту, Викторов приказал:
   - Передать семафором по линии: "Ставлю в пример штурманскую службу эсминца "Калинин", показавшего самое точное место". На левый концевой эсминец передать: "Ваше место оказалось на форштевне "Парижской коммуны". Как это вам нравится?"
   День прошел без приключений, если не считать того, что Викторов распорядился после обеда всему командному составу кораблей заниматься астрономической практикой, а к заходу солнца сообщить фамилии лучших и отстающих вахтенных начальников.
   - Михаил Владимирович! - обратился Киреев к Викторову. - А не круто ли вы берете вахтенных начальников в штурманский оборот?
   - Ничего, это полезно. На водных просторах бываем редко, топливо приходится экономить. Значит, каждый час похода необходимо использовать с максимальной нагрузкой и пользой. Астрономией настоящий моряк должен владеть в совершенстве...
   Иностранные корабли, особенно встречные, завидев Балтийскую эскадру, старались не мешать ее движению. Только рыболовецкие суда продолжали заниматься своим нелегким делом; смело врезаясь в строй идущих военных кораблей и доставляя своими действиями немало хлопот вахтенной службе и командирам.
   День угасал. Спускались сумерки. Когда корабли окутала ночная мгла и на небе появились первые звезды, начальник Морских сил ушел с мостика, коротко бросив мне:
   - Вы оставайтесь. Я пошел в каюту. Разбудить в пять ноль-ноль.
   Какая красота вокруг! Куда ни глянь, с включенными ходовыми огнями идут наши корабли. Но вот на флагмане выключили огни, и тут же все корабли исчезли из поля зрения, погрузились во мрак. Нигде ни огонечка.
   Два часа идем без огней. Потом "Марат" включил огни и, как по волшебству, кругом, на всех кораблях, ожили красные, зеленые, белые светлячки.
   Вышедший из рубки флагманский штурман просит меня взять пеленга на корабли охранения правого борта. Сам пеленгует по левому борту. Передаю ему данные. Он наносит их на карту.
   - Недурно, недурно получается... Все свои места держат хорошо.
   - Как это им удается? - невольно вырвалось у меня.
   - Нелегко дается, товарищ будущий штурман! Хорошая выучка машинистов и рулевых. Первые отлично держат обороты машин, вторые - заданный курс. Ну а по секрету могу вам сказать: на эсминцах у людей глаз зоркий. Хоть ночь и темна, но они умеют различить в темноте не только махину линкора, но и корабли куда меньшего размера. Служба, батенька, у них такая. А уж коли умеют узреть, то умеют и запеленговать...
   Узнав о моем намерении поступать на специальные курсы усовершенствования командного состава (СКУКС) в штурманский класс, флагманский штурман стал все чаще привлекать меня на помощь - то записать время и отсчеты взятых высот звезд, то поработать с секстаном. Дело дошло до того, что он разрешал мне на его путевой карте прокладывать, правда еле заметной чертой, пеленга для определения места по береговым знакам. Викторов видел наш альянс и не препятствовал ему.
   Ночью в штурманской рубке, какой-то особенный, деловитый уют. Часто-часто тикают корабельные часы, равномерно пощелкивает счетчик лага, отсчитывая пройденное расстояние, не умолкая, поет свою песню указатель курса гирокомпаса, деловито жужжит автоматический прокладчик курса. Привычное штурманское ухо по ритму работающих приборов улавливает малейшие изменения в курсе и скорости корабля.
   На маленьком столике на электрической плитке стоит чайник. Штурмана, особенно в ночное время, не прочь побаловаться чайком. Стаканчик горячего штурманского, как они говорят, чая, крепости необычайной, прогоняет сон и усталость...
   Пошел пятый час. Скоро будить командующего. Вдруг неожиданно раскрывается дверь, и в рубке появляется Викторов. Вот тебе и "разбудите в пять ноль-ноль"! Подаю ему свои записи. Он читает, подойдя к штурманскому столу, освещенному затемненной лампой.
   - Где мы?
   Флагманский штурман показывает на карте.
   - А атакующие, по вашему расчету, где?.. Понятно! Выключить ходовые огни! Учебно-боевая тревога.
   Вновь корабли растаяли в темноте. Начались ночные атаки. В восточной, более светлой, части горизонта охранение завязало бой, со стороны более темной части горизонта "противник" атаковал линкоры. Один из атакующих кораблей ворвался внутрь охранения и, обозначив ракетой торпедный залп, круто развернулся и скрылся за густейшей дымовой завесой, им же поставленной. Эффектное зрелище!
   - Запишите: "Атака произведена грамотно". Кто это так лихо действовал?
   - "Урицкий". Во время атаки "Марат" обменялся с ним позывными.
   - Хвалю службу мостика за расторопность! Так начался третий день похода.
   Все дальше и дальше уходим на юг. Заметно потеплело. Волна уменьшилась, ветер стих, а после полудня вовсе заштилело. На небе - редкие кучевые облака.
   Наблюдая в бинокль за кораблями, Викторов с довольным видом расхаживает по ходовому мостику. Очевидно, его штурманская душа радуется. Мне бы можно часочка два и поспать. Но...
   - Оставайтесь на мостике! Меня позовете перед поворотом на обратный курс.
   А сон продолжает одолевать: стоит только опереться на леера, прислониться к переборке - чувствую засыпаю. Маясь, зашел в штурманскую рубку. На столике чайник. Соблазнился. Только стал наливать чай в стакан, как в рубку вошел штурман корабля. Я невольно покраснел.
   - Да вы не смущайтесь, давно бы так, - подбодрил меня штурман и тут же передал в переговорную трубу главному старшине рулевых: "Галаульников! Впредь для "флажка" иметь третий стакан!"
   Так я был "причислен к лику" штурманов и получил право на все их чаевые привилегии. Раньше чаепитием я не увлекался, а с того памятного дня, вернее - памятной ночи, и по сей день люблю усладить душу "штурманским" чайком! Во время войны мы им частенько спасались. Выпьешь стаканчик - и, глядишь, часа четыре сон не идет.
   К концу похода все-таки здорово измотался. Пошел в каюту умыться, сел на койку и... больше ничего не помню.
   Проснулся. Тишина. Не слышно работающих винтов.
   Значит, стоим. Почему? Что случилось? Вскочил, ополоснул под краном лицо, распахнул дверь и нос к носу столкнулся со Столяровым. Увидев мою встревоженную физиономию, Петр сразу мне все прояснил:
   - Викторов спит. Приказал не будить, пока сам не проснется. Тебя искал. Серчал здорово. Но я ему доложил, что ты шесть суток не спал. "Это почему же?" - удивился он. - "По вашему приказанию". - "Таких приказаний Андрееву я не отдавал". - "Товарищ начальник Морских сил, - говорю я, - вы его на ночь на мостике оставляли, так он по своей малоопытности все ночи и торчал там. Хорошо, что штурмана его чайком подбадривали, а то свалился бы, чудак, еще раньше". - "Не знал, не знал. В таком случае пусть спит, часа через четыре все равно будем на Большом рейде Кронштадта".
   - Неужели так и сказал: "Пусть спит"?
   - Именно так, а не иначе. А ты, браток, спать горазд. Лег вчера около пятнадцати ноль-ноль, а сегодня уже флаг поднят полчаса тому назад. Выходит, поставил рекорд, кряду проспал шестнадцать часов...
   ...В зиму 1928/29 года на флоте произошли заметные перемены. Воспитанников училища имени М. В. Фрунзе начали смелее выдвигать па командные должности. Наиболее способные стали старшими помощниками командиров миноносцев. Выпускники особого курса Военно-морской академии, такие, как И. К. Кожанов, К. И. Душенов, С. Э. Столярский и другие, стажировались старпомами, Гордей Иванович Левченко командовал миноносцем.
   На ленинградских заводах строились новые подводные лодки, сторожевые корабли. Морская авиация получила новые самолеты. На форту "Кроншлот" фазировался первый дивизион торпедных катеров типа "Г", которым командовал бывший старший штурман "Марата" Всеволод Чернышев. Создавались новые батареи береговой обороны. Период восстановления флота закончился, начался период его строительства.
   Ежемесячно начальник Морских сил Балтийского моря посещал судостроительные заводы. Бывая с ним всюду, я набирался знаний. Кругозор мой расширялся. Прав был комиссар Доброзраков: с "верхнего этажа" видно подальше.
   ...Линкор "Марат" поставили в ремонт на завод. Свой флаг начальник Морских сил Балтийского моря стал держать на линкоре "Парижская коммуна", которым командовал К. Самойлов, высокообразованный моряк, строгости чрезвычайной, вложивший немало труда в новый корабельный устав. Команда боялась его больше, чем старшего помощника, но и уважала за командирские качества. Пунктуальность вплоть до мелочей была если не его натурой, то, безусловно, основной чертой характера.