Антонов Антон Станиславович. Пепел наших костров

   И вдруг такая неприятность. Появился этот чокнутый ниндзя по кличке Пантера и перекрыл дорогу по реке в обе стороны. И рассказывают про него страшные вещи.
   Будто бы появляется неизвестно откуда и скрывается неизвестно куда, и пули его не берут, а ножи и подавно. У него самого ножик такой, что закачаешься.
   Настоящий японский меч.
   Этим мечом ниндзя обожает рассекать людей надвое от головы до паха, но такой чести он удостаивает только мужчин. А женщинам рубит головы.
   Историю о том, как Пантера перехватил плот с похищенными девицами и, поставив их рядком на берегу, отрубил всем головы, да не просто так, а с соблюдением восточных ритуалов, Клык услышал не от очевидцев — потому что очевидцев не осталось. Однако слух до него дошел. Панический слух — мол, спасайся, кто может, а то придет Пантера и не оставит на приисках никого живого.
   Говорили, однако, и другое. Будто бы армия Пантеры не удержалась от раскола, и даже сам Шаман от него ушел. И Пантера его отпустил, не стал ни удерживать, ни наказывать, ни мстить. А почему — непонятно.
   Может, они договорились разыграть Клондайк на двоих? Если убить Шамана — можно лишиться половины войска. А если жить с ним в мире и согласии, то общими силами легко будет раздавить всех остальных.
   Но Клыка так просто не задавишь. Соображать на двоих — это как-то не по-русски.
   Удачи не будет. Это Пантера со своими восточными заморочками перемудрил. Оно и понятно — у них ведь там инь и ян, тьма и свет, добро и зло, земля и небо. А у нас Бог любит троицу.
   И послал Клык к Шаману гонцов с посланием: мол, готов забыть прошлые обиды и вам того же желаю. Если примете в долю — все золотые горы наши. Против такой силы никто не устоит.
   Ну а если не возьмете в долю — тогда не взыщите. Будет вам война до последней капли крови и ни шагу назад. И кто победит — еще неизвестно. Может статься, пока волки дерутся, поналезут из вонючих нор разные крысы да и захватят хлебное место. И хлеб весь пожрут без остатка — так что оглянуться не успеешь.
   Поразмыслил Шаман, да и решил, что Клык дело говорит. А может, не сам решил, а подсказали ему. Ведь в советниках у Шамана ходил Володя Востоков — человек мудрый и к тому же бывший вице-премьер. Он его подбил на раскол с Пантерой, а теперь подбивал на союз с Клыком.
   — Без меня ты бы гнил в тюрьме! — шипел Пантера во время дружеских бесед с Шаманом, знаменующих тот факт, что их раскол не окончателен, а союз вечен, как тысячелетний рейх.
   — Без меня ты бы сдох на дурке! — отвечал любезностью Шаман, который когда-то вытащил Пантеру из-под следствия по делу об убийстве и пристроил в банду к Варягу.
   Проблема тогда стояла остро. Пантере шили убийство при превышении пределов необходимой обороны, но поскольку оно было совершено с особой жестокостью, то могли переквалифицировать и на умышленное — а это вплоть до высшей меры с заменой на пожизненное. А поскольку некоторые обстоятельства дела вызывали у следователей сомнения в душевном здоровье обвиняемого, была назначена психиатрическая экспертиза, которая вполне могла закончиться помещением Пантеры на принудительное лечение без срока.
   Шаман тогда положил немало сил и денег на то, чтобы прикрыть это дело совсем — так, чтобы не было ни экспертизы, ни превышения пределов необходимой обороны. И в результате действия Пантеры были признаны законными — ведь тот, кого он укокошил с особой жестокостью, действительно намеревался сделать с Пантерой то же самое. Просто бывший боец суперэлитного подразделения успел раньше.
   Было это еще до катастрофы, но всю эту историю оба помнили прекрасно.
   А Пантера хоть и превратился из человека сначала в боевую машину, а потом в хищного зверя, но некоторые человеческие свойства сохранил. Тем более, что этого требовал его самурайский кодекс чести. И поступить с Шаманом так же, как с другими людьми, которые отказывались ему повиноваться, Пантера не мог.
   Пантера прекрасно понимал, что будет, если Шаман объединится с Клыком без него.
   Без него — значит, против него. И расклад сил окажется отнюдь не в пользу Пантеры. Все прихлебатели наверняка перебегут к Шаману, а с Пантерой останутся только элитные бойцы и беглые чекисты. Они, конечно, привыкли воевать не числом, а умением — но уж слишком маленьким может получиться число.
   И Пантера поставил Шаману такое условие. Клык может зарабатывать золото, сколько влезет. Торговать женщинами, варить компот из мухоморов, растить хлеб, за который на приисках тоже готовы платить немалые деньги, поскольку золотоискатели съели все грибы в окрестных лесах и жрать в Клондайке стало нечего. Пусть Клык добывает золото таким способом или даже сам ищет его в горах — никто ему слова не скажет. И Пантера даже готов позволить Клыку беспрепятственно вывозить добычу в Москву.
   Но брать золото с боем, грабить караваны и одиночек, Клык не должен. Эта статья дохода неприкосновенна. Промышлять разбоем на дорогах могут только Пантера и Шаман, а если кто-то другой вздумает этим заниматься, то наказание ему будет одно — смерть. Жестокость способа — в зависимости от настроения Пантеры.
   На том и ударили по рукам. То есть, по рукам ударили Клык с Шаманом, а Пантера с новым партнером встречаться отказался и даже партнером его не считал. Но плоты со связанными девицами, которые прошли по реке со стороны Москвы через несколько дней, пропустил беспрепятственно.
   Ниже по течению за плотами с холма наблюдал Востоков. И отметил среди прочего, как стоит на переднем плоту человек с цирковым бичом-шамбарьером, готовый мгновенно обжечь кончиком кнута любую пленницу, которая рискнет пошевелиться без спроса.
   Точно такую же позу Востоков видел на египетских фресках, изображающих пленников фараона и надсмотрщика, который следит за ними с бичом в руках.

58

   В отличие от Пантеры, который считал всех, кто непригоден для боевых операций, ненужной обузой, Шаман ничуть не огорчался оттого, что его группировка росла как на дрожжах с самого первого дня — когда на стрелку у метро пришло раза в два больше народу, чем предполагалось.
   Он, как настоящий стратег, полагал, что тыл не менее важен, чем фронт, и определил всех нестроевых на тыловую работу. Надо было содержать лагерь в лесу и добывать пищу на всю ораву боевиков.
   Начальником тыла как-то явочным порядком пристроился Сергей Валентинович Балуев, у которого уже был опыт по организации продовольственного снабжения в экстремальных условиях. По итогам этого опыта он и оказался в Лефортовском изоляторе, откуда был освобожден Пантерой вместе с остальными узниками.
   С Шаманом Балуев был знаком еще по ГАП-13 и Белому Табору, и Шаман согласился взять его в дело к неудовольствию дальнобойщика Караваева, который еще не забыл старых обид.
   Проблема усугублялась тем, что караваев тоже был определен по тыловому ведомству.
   — Каравай, ты ведь у нас дальнобойщик? — спросил у него Шаман.
   — Ну, — не стал отрицать очевидное Караваев.
   — Значит, будешь караванщиком, — объявил Шаман и заржал, ужасно довольный собственной шутке. Несмотря на талант стратега и следы татаро-монгольского ига на лице, в жизни он здорово напоминал актера Папанова в фильме «Бриллиантовая рука».
   Так бывший шофер Караваев стал начальником транспортной бригады, которая должна была доставлять добычу из лесов Шамбалы в дачные поселки Подмосковья, а из Москвы на базу — разнообразные полезные грузы, и в первую очередь боеприпасы.
   Путь от Москвы до Шамбалы был достаточно прост. Шаман совместно с Пантерой контролировал реку и плоты спускались вниз по течению беспрепятственно. Солдаты, верные правительству, уже не рисковали соваться на эту водную трассу, а банды дезертиров практически все были под колпаком у Шамана и Пантеры.
   А вот тащить золото к Москве было трудно. Тягловых животных не было совсем, а пеших носильщиков катастрофически не хватало. Грабить золотоискателей нравилось всем, а таскать добычу — особенно ту ее долю, которая не делилась на всех, а шла в общак — не хотел никто. А ведь именно эту долю следовало доставлять в Москву регулярно — она шла на покрытие текущих расходов, закупку боеприпасов и продовольствия и подкуп важных людей в городе.
   Шаман хотел обеспечить свое будущее. Он продолжал поддерживать хорошие отношения с Варягом и ради сохранения этих отношений отдавал ему часть добычи. Но одновременно вел в Москве и свою игру, которая тоже требовала золота.
   И Караваеву пришла в голову светлая мысль. Пантера неукоснительно следовал своему принципу — не оставлять свидетелей и убивать всех ограбленных им людей.
   Боевики Шамана иногда поступали так же, а иногда, ободрав жертву до нитки, отпускали с миром. А Караваев пришел к выводу, что это — бессмысленное расточительство.
   Возможно, его идея возникла под влиянием Востокова, который рассказал приятелю о своих наблюдениях за пленницами Клыка и надсмотрщиками, которые доставляют их в Шамбалу.
   — Так в древние времена уводили в плен рабынь, — сказал он, и Караваев ухватился за эту мысль.
   Он придумал брать ограбленных в плен и, нагрузив их золотом, гнать под конвоем в Москву, а там отпускать.
   Однако те, с кем он поделился этой идеей, усмотрели в ней ростки гнилого либерализма. И стали энергично развивать предложение.
   Особенно старался Балуев, который имел не только опыт организации продовольственного снабжения. Опыт создания рабовладельческого строя на одной отдельно взятой плантации у него тоже был. И он уже без всякого Караваева вспомнил об этом опыте и купил у Клыка трех девиц. Коих, правда, использовал не для сельскохозяйственных работ, а по прямому назначению — то есть любил их сам и сдавал в почасовую аренду другим, пополняя свой собственный золотой запас.
   Но теперь проблема высветилась с другой стороны. Зачем закупать продовольствие у дачников под Москвой и сплавлять его на плотах в Шамбалу, затрачивая на это золото и силы, если можно создать плантацию прямо в Шамбале. А работать на ней будут пленники.
   Пантера был очень недоволен. Ему ужасно нравилось устраивать показательные казни, и его бесила идея, что жертв придется оставлять в живых.
   Но Пантера стремительно терял влияние. Он был отличным бойцом, боевой машиной, терминатором, хищником, маньяком — кем угодно, но только не стратегом. Первую стратегическую ошибку он допустил, когда решил перетянуть на свою сторону разную бандитскую мелкоту и с этой целью вытащил из тюрьмы признанного авторитета Шамана. А дальше ошибки покатились, как лавина.
   Расправы с непокорными, убийство молодых красивых девушек на глазах у изголодавшихся мужчин и прочие подобные эксцессы отвращали от Пантеры всех, кроме таких же маньяков, как он.
   Но если бы Пантера выдержал эту линию до конца, как подобает настоящему самураю, то его уважали бы просто их страха. Однако он вздумал поиграть в стратега и совершил самую главную ошибку — согласился на союз с Клыком.
   Ему было мало возглавлять маленький но грозный отряд безжалостных убийц. Он хотел единолично контролировать всю Шамбалу. И понимал, что ради этого надо идти на компромиссы, заключать союзы и умело обманывать союзников — чтобы в конце концов избавиться от них в самый подходящий момент.
   Но Пантера не был стратегом, и как-то так незаметно получилось, что в результате союза с Клыком самым главным сделался Шаман, Клык благоразумно согласился на вторую позицию, а Пантеру задвинули в тень.
   Все понимали, чем это чревато, но теперь от Пантеры уходили даже суперэлитные бойцы, и Шаман с Клыком имели надежную охрану.
   Впрочем, Шаман мог бы обойтись и без нее. Правила самурайского кодекса в его мозгу действовали по-прежнему. Если человек однажды спас тебя от смерти или от чего-то худшего, чем смерть — ты не вправе убить его, даже если позже он тебя предал.
   — Я буду убивать всех, кого встречу и кто не докажет мне, что он достоин жизни, — сказал, однако, Пантера бывшему чекисту по фамилии Кабанов, тому самому, который играл ключевую роль в истории с освобождением узников Лефортова и который был совсем не похож на кабана.
   — Ты сумасшедший, — ответил на это Кабанов.
   — Да, мне говорили, — не стал возражать Пантера.
   После этого от него ушел даже Кабанов, и с Пантерой остались одни только прирожденные убийцы.
   Но главные транспортные артерии уже не находились под их контролем, и караванщик Караваев мог не беспокоиться за свои грузы и свою жизнь.
   Когда его караван с золотом выходил с базы Балуева к Москве, в нем было столько вооруженных людей, что банда прирожденных убийц Пантеры просто потерялась бы на этом фоне. И некоторые из этих людей были подготовлены ничуть не хуже тех бойцов, которые решили остаться с сумасшедшим терминатором до конца.

59

   — Это твое последнее слово? — спросил Олег Воронин по прозвищу Варяг, когда президент Экумены Тимур Гарин прямым текстом отказался принять чистосердечное подношение в золоте, которое даже не было оговорено никакими условиями.
   — Подарки дарите женщинам, они это оценят, — посоветовал Гарин. — А мне не надо.
   Мне хватает.
   — Скоро не будет хватать, — зловеще произнес Варяг, и было непонятно, то ли он угрожает, то ли пророчит.
   — Значит, такая судьба, — пожал плечами Гарин.
   Он мог говорить с позиции силы и не бояться последствий. Теперь уже мог, потому что с востока к Москве откатывались бесчисленные группы дезертиров, вытесненные из Шамбалы и с большой дороги между Клондайком и Москвой грозным триумвиратом Шамана, Клыка и Пантеры. И те из дезертиров, которые не были так уж сильно заражены криминальным духом, а просто сбились с пути в угаре золотой лихорадки, шли на службу не к Варягу, а к Гарину.
   При этом Варяг прекрасно понимал, что простым устранением Гарина он ничего не добьется. Его ближайшие соратники — точно такие же. И Шорохов, «маршал Табора», и его жена, начальница валькирий, и Тамара Крецу, и Арсений, епископ Таборский и Залесский, которого не признает Московская патриархия, но зато признают все дачники и половина москвичей.
   Епископа в Белый Табор привел иеромонах Серафим. Сначала он хотел, чтобы церковь, построенную в Таборе, освятил епископ из господствующей церкви, но в патриархии задумали поставить настоятелем своего священника, а Серафима обвинили в грехе гордыни. Он и вправду имел обыкновение сравнивать себя с подвижниками древности, которые несли свет истинной веры язычникам и заблудшим овцам, и в общении с патриархией (которая осталась без патриарха, поскольку того в ночь катастрофы не было в Москве) не проявил должного смирения.
   Хуже того — он стал почитывать сочинения раскольников 16-го века во главе с протопопом Аввакумом, и очень скоро в одной из проповедей назвал московскую церковь «испроказившеюся».
   А тут в Москве случилась еще одна странность. Староверы, никогда не проявлявшие вкуса к миссионерству, вдруг перешли в наступление и стали вербовать себе новых приверженцев. Может, на них так подействовал тот факт, что патриарха всея Руси Бог прибрал вместе со всем, что было за пределами Москвы, а староверческий Московский архиепископ оказался в эту ночь в городе, а потом еще и вылечился «белой землей» от многочисленных старческих хворей, которые должны были вот-вот свести его в могилу.
   Этот архиерей и рукоположил епископа для Белого Табора. Серафим не мог претендовать на этот пост, поскольку еще неокончательно перешел в старообрядчество, но епископ Арсений приложил все силы, чтобы это произошло как можно скорее.
   И этот самый Арсений неожиданно для многих стал самым верным соратником Тимура Гарина, хотя президент Экумены не скрывал своих атеистических убеждений и не давал православию никакого преимущества перед другими конфессиями. Он вообще обращал мало внимания на религиозную жизнь, считая, что это личное дело каждого верующего и неверующего.
   Но самое главное — епископа любили все дачники и табориты чуть ли не поголовно.
   Верующие и неверующие, православные и иноверцы, те, кто видел его лично, и те, кто только слышал о нем от других.
   Появление Арсения в Белом Таборе очень усилило позиции Гарина. И Варяг, окончательно поняв, что купить президента Экумены не удастся, стал лихорадочно думать, нельзя ли устранить его так, чтобы соратники Гарина во главе с Шороховым и Арсением не сплотили свои ряды еще крепче, а наоборот, стали сговорчивее и приняли условия, которые он, Варяг, им предложит.
   Например, похитить Гарина и шантажировать остальных, угрожая убить их любимого вождя в случае неповиновения.
   Интересно, однако, кто может организовать такую акцию, если у Гарина в охране — элитные бойцы, а у Варяга нет даже порядочного киллера. И это при том, что киллеру проще — подобрался метров на пятьсот, один меткий выстрел из винтовки с оптическим прицелом, и дело сделано.
   А чтобы похитить президента Экумены, надо не только подобраться к нему вплотную, но еще и уйти от погони, а потом поддерживать связь с соратниками похищенного, ежечасно доказывать, что он жив и передавать свои требования, рискуя, что противник может засечь переговоры, и в один прекрасный момент прямо на голову похитителей свалится десант.
   Нет, этот вариант тоже казался нереальным. А других вариантов приручения правительства Экумены у Варяга не было.

60

   Золото в горах Шамбалы иссякло как-то неожиданно быстро. Угасание золотой лихорадки длилось гораздо меньше, чем ее пик. Может быть, это произошло оттого, что на истощенные прииски обрушилась новая многочисленная волна золотоискателей — тех, которые долго раскачивались, зато потом повалили валом и разом подобрали последние крохи.
   Золота никогда не хватает на всех, и многим из новоприбывших ничего не досталось. И самородков, ни даже золотого песка, который пытались мыть в горных речках. Сначала он там был, но кончился еще быстрее, чем самородки в горных жилах. ходили слухи, что золото еще есть где-то в глубине скальных пород и в сердце обширных горных массивов, куда можно добраться только с большим риском для жизни и специальным альпинистским снаряжением.
   И правда, там, далеко в горах и глубоко в скалах действительно находили новые жилы. Люди толпами перекочевывали к новому месту — и снова оказывалось, что найденного золота на всех не хватит. Те, кто не погиб без снаряжения и припасов на горных кручах, устраивали кровавые свары между собой, а тем временем на Клондайк в горах Шамбалы наползал голод.
   Люди все шли и шли со стороны Москвы, и бандиты на дорогах пропускали их беспрепятственно, рассматривая как свою будущую добычу, которая должна сначала пожировать в Клондайке и только потом попасться на крючок. А грибы и ягоды в предгорных лесах не успевали отрастать на истощившемся грунте, в котором уже почти не было «белого пуха», ускоряющего рост.
   Поставки продовольствия из подмосковной дачной зоны тоже не покрывали потребностей. Были фермеры, которые переселялись поближе к Клондайку, где платили за продукты золотом и платили много. Но таких смельчаков и с самого начала было немного, а со временем становилось еще меньше из-за бандитского засилья. Бандиты отбирали и продовольствие, и вырученное золото, а при попытке сопротивления безжалостно убивали фермеров — и никто не хотел идти по их стопам.

* * *

   Безумный охотник Пантера убивал своих жертв и без всякого сопротивления, просто из любви к кровопролитию, и никто не мог его остановить. Шаман подумывал даже, не убить ли его — группу киллеров соответствующей квалификации, которая могла справиться с одним терминатором, он вполне мог собрать. И самурайского кодекса для Шамана не существовало.
   Но, посчитав издержки, Шаман отказался от этой мысли. Слишком много затрат, слишком мало выгод. Группа Пантеры сильно сократила свою численность и боевую мощь, и уже не оказывала существенного влияния на положение дел в Шамбале.
   Зато теперь появилась другая сила. Рабовладельцы и работорговцы.
   Все началось с плантации Балуева, где он сумел, наконец, развернуться в полную силу, взяв за основу примеры из художественной литературы.
   Балуев был не слишком начитанным человеком, но по данному вопросу оказался подкован очень хорошо. Опыт по созданию первой опытной плантации в партизанском лесу, после которого Сергей Валентинович угодил в Лефортово, не прошел для него даром.
   Сельхозработы были обставлены стандартно. Надсмотрщики с бичами, охранники с холодным и огнестрельным оружием, работа от зари до зари и показательные экзекуции за нерадивость и сопротивление.
   Когда группа пленников впервые совершила побег, Балуев специально пригласил Пантеру заняться любимым делом. И тот даже не потребовал платы — зато оттянулся на полную катушку. Кого-то даже распял на столбе. Балуев был атеистом, а Пантера — самурайствующим сатанистом, так что оба не увидели в этом кощунства. Зато казнимый, медленно умирая, громко возносил к небу христианские молитвы и скончался в убеждении, что не просто попадет в рай, но и будет удостоен венца великомученика. Он даже прямо об этом сказал, вернее прохрипел, перед тем, как испустить дух.
   Некоторые подумали, что распятый просто сошел с ума от боли, мух и солнца, а Пантера сказал Балуеву:
   — Я пришел в этот мир, чтобы дарить людям счастье. Вот и этот умер счастливым.
   Он уверен, что проснется в раю.
   — Надеюсь, ты не хочешь истребить всех людей поголовно? — спросил Балуев.
   — Я очень жалею, что у меня недостаточно для этого сил. Как было бы прекрасно подарить новое перерождение всем людям, которых не уничтожил огонь катастрофы, а потом самому вознестись в нирвану, зная, что на земле больше никто не страдает.
   — Какой еще огонь? — не понял Балуев, а может быть, решил перевести разговор в другое русло.
   — Тот огонь, который засыпал пеплом всю землю. Только идиоты верят в сказку про другую планету, нуль-транспортировку и прочую чушь. Мы на земле, но все, что было на ней, сжег всепожирающий божественный огонь. А Москву он не счел достойной этого всесожжения. Жаль.
   Одно радовало Балуева. Пантера не настолько сошел с ума, чтобы претворять свой план в жизнь, невзирая на препятствия. Охранники Сергея Валентиновича зря напрягались, слушая его.
   — Можешь не бояться, — сказал терминатор Балуеву. — Я не думаю, что ты достоин вкусить счастье перерождения в числе первых. Сначала надо уничтожить тех, кто бесполезен и не может рассчитывать на хорошее перерождение. Возможно, лучше было бы оставить их страдать на земле, но они вечно путаются под ногами и мешают выполнению миссии. Поэтому лучше, если их не будет. Тогда воины, заслужившие высокое перерождение или даже нирвану, смогут начать свой последний бой и в битве вознести друг друга. А победители завершат миссию тем, что вознесутся в нирвану после совершения сеппуку — и тогда на земле не останется страдания.
   — И в какой же разряд ты запишешь меня? — поинтересовался Балуев, нервно усмехаясь.
   — Ты бесполезен, — бесстрастно ответил Пантера. — Но ты помогаешь моей миссии, а не препятствуешь ей.
   И он жестом показал на распятого, который безвольно обмяк на столбе, на другого раба, запоротого до смерти, на остальных казненных, включая обезглавленную девушку, тоже беглянку, которую Балуев сначала хотел избавить от казни, но потом решил, что лучше этого не делать — в назидание другим. Он лишь в качестве особой милости приказал казнить ее мгновенно, через отсечение головы.
   Эта девчонка сначала валялась в ногах у Балуева и Пантеры, а потом яростно сопротивлялась. Но когда ей связали руки и завязали глаза, она прекратила сопротивление, и Пантера заметил, что так бывает почти всегда. Человек, лишенный зрения, утрачивает волю. Ослепшему, чтобы ее восстановить, требуются месяцы или даже годы, но у смертника с завязанными глазами нет даже лишних минут. И ему остается только молиться, если он верует, или плакать, если веры нет.
   Повязка, которую сорвали с отрубленной головы казненной рабыни, была мокрой от слез.
   — Ты бесполезен, — повторил Пантера, обращаясь к Балуеву. — Но если тебе так нравится страдать в этом мире, то я готов продлить твои страдания.
   Это прозвучало зловеще, но означало лишь то, что пока Пантера готов сохранить Балуеву жизнь.
   «И на том спасибо», — подумал Балуев, но сразу же вслед за этим поймал себя на мысли, что этого маньяка надо уничтожить как можно скорее. Иначе он, чего доброго, действительно найдет способ всех перебить. В крайнем случае заново изобретет ядерное оружие…
   И однако же Пантера был очень полезен для того, чтобы держать в узде рабов.
   После образцово-показательной казни остальные рабы даже думать забыли о побеге или неповиновении.
   Но на очереди были новые поступления пленников, ля наилучшего воспитания которых очень хотелось бы повторить этот наглядный урок.
   А вокруг тем временем чуть ли не ежедневно появлялись новые рабовладельческие плантации под покровительством Шамана и Клыка — и там охотно перенимали опыт Балуева. Было похоже, что Пантера в ближайшее время не останется без любимой работы и хотя всех окружающих от страданий не избавит, но наверняка сильно умножит свой счет.

61