Фальшивый крест на мосту сгорел,
   Он был из бумаги, он был вчера.
   Листва упала пустым мешком,
   Над городом вьюга из разных мест…
Янка

1

   В Москве не бывает белых ночей, и в день летнего солнцестояния, хоть и поздно, но стемнело. И почти сразу вслед за темнотой на город обрушился туман, пришедший из-за кольцевой автодороги.
   Москва тонула в тумане, как в молоке, и ездить по улицам было невозможно без риска с кем-нибудь столкнуться или кого-нибудь задавить. Однако хуже всего пришлось тем, кто в эту ночь пытался выехать из города. Они буквально сразу за кольцевой переставали видеть дорогу совершенно. Фары не могли пробить стену тумана, и приходилось останавливаться.
   Дальнобойщик Саня Караваев застрял на Минском шоссе километрах в десяти от кольцевой. Он тащился самым малым ходом до последнего — туман не туман, а срочный груз надо доставить вовремя. Но когда колеса стали вязнуть не то в песке, не то черт знает в чем, Саня осознал, что дальнейшая борьба бессмысленна.
   Он уже съехал с дороги, и куда его занесло, знает только Бог, потому что он всевидящий и всеведущий.
   Сам Саня мог только предполагать, что перепутал в тумане поворот и закатился на какой-то проселок, где дальнобойным автопоездам совсем не место. И то хорошо — мог ведь и в кювет угодить.
   Саня настроился ждать до утра и решил прикорнуть. Почему бы и не поспать, раз такой случай. Дорога впереди длинная, и рулить все время одному — родное автопредприятие экономит и в не самые дальние рейсы отправляет шоферов поодиночке.
   Разбудила его жара — градусов тридцать. А за ветровым стеклом бушевала настоящая вьюга. Ветер рвал туман в клочья, но видимость не становилась от этого лучше. Со всех сторон сплошной стеной летели белые хлопья, и Саня на полном серьезе решил, что это снег. И только потом опомнился — какой, к черту, снег в такую жару!
   Стихия бушевала до рассвета, и Саня, несмотря на духоту, не рискнул высунуть нос из задраенной наглухо кабины. И только когда все улеглось, он открыл дверь, чтобы глотнуть свежего воздуха.
   Все стекла машины были засыпаны странным снегом, который не тает в жару, но это мелочь по сравнению с тем, что Саня увидел через открытую дверь.
   Тем же снегом была завалена вся земля до горизонта. Она казалась сплошной белой пустыней, и это зрелище навевало мысли об Антарктиде. Однако солнце, которое палило вовсю, заставляло думать скорее об Африке. Мозг никак не мог примириться с этим несоответствием, а природа подсовывала ему еще одну загадку.
   Лес круто обрывался на востоке — с той стороны, откуда всходило солнце, и месте с лесом обрывалась, тонула в белых сугробах дорога. Сначала Саня Караваев подумал, что дорогу просто засыпало — против стихии не попрешь и с ветром не поспоришь, но другой вопрос оставался все равно. Куда делся лес?
   В лесопарковой природоохранной зоне вокруг Москвы уцелевшие старые леса и новые посадки тянулись вдоль дорог сплошняком, и бескрайнего чистого поля, которое открывалось теперь на западе, тут быть не могло. Снег там или не снег, жара не жара, а деревья должны стоять.
   Но деревьев не было, и Саня Караваев застыл на выходе из машины, не в силах понять, куда они делись.
   Даже если их повалило ураганным ветром, из сугробов обязательно должны торчать ветки — ураган оставляет после себя непроходимый бурелом, а не гладкую белую пустыню.
   Да и урагана, по совести сказать, никакого не было. Где-нибудь в Европе такую вьюгу могли бы признать бурей, а для нас это мелочь. Ветерок. Вон, в том лесу, который уцелел, даже ветки не поломаны.
   Мысли Караваева все время сбивались на снег. Когда человек неожиданно сталкивается с явлением, которое он не может ни понять, ни объяснить, услужливое сознание тут же предлагает ему привычную ассоциацию, чтобы заполнить этот вакуум.
   Но зачерпнув пушистую белую массу, Саня окончательно понял, что никакой это не снег. Скорее похоже на пух.
   Не успел Саня об этом подумать, как пушинки стали, словно живые, прыгать во все стороны с его ладони. Это было так неожиданно, что дальнобойщик сам подпрыгнул на месте и поспешил отряхнуть руку о штаны. Ему показалось, что пушинки — это какие-то насекомые вроде блох, а насекомых Саня Караваев с детства недолюбливал.
* * *
   Тут его отвлек человек, прибежавший со стороны дороги. Он был из тех героев, которые продолжали путь в тумане до последнего, и его машина застряла рядом с тем местом, где шоссе уходило под «снег».
   — Слушай, чего это, а? — издали закричал он, завидев Караваева, который нервно курил, обходя свою фуру кругом.
   — А кто его знает, — ответил Саня мрачно.
   Ему было по большому счету все равно, что это такое. Ему надо было ехать в Польшу, причем очень быстро, потому что за ночь потеряно много времени, а ездка срочная.
   Но как ехать, если нет дороги? Даже если шоссе просто скрывается под сугробами, на расчистку уйдет уйма времени. Но Саня Караваев всегда отличался умом и сообразительностью и с каждой минутой все сильнее подозревал, что расчисткой дело тут не кончится. Он еще не понял, в чем дело, но уже сообразил, что дела плохи.
   Надо искать обходной путь и молиться, чтобы там дорога была в порядке.
   А другой водила возбужденно что-то выкрикивал, хотя находился уже совсем рядом с Караваевым и кричать было не надо — Саня его и так прекрасно слышал.
   — Не, ты прикинь, а! Весь лес повалило! Ты видел?!
   — Видел, видел, не ори, — все так же хмуро прервал его Караваев.
   — А я в жизни такого не видел. Весь лес повалило… — повторил второй водила, мотая головой.
   — Черта с два повалило, — сказал Саня, разрыв ногой белый пух. Слой оказался сосем не таким толстым, как представлялось на первый взгляд. Саня легко докопался до песка.
   До песка, а не до асфальта или лесной подстилки.
   Чистый песок, похожий на речной. Откуда ему здесь взяться?
   А по дороге уже подъезжали другие машины — те, что были остановлены туманом ближе к Москве.
   Их водители почему-то избрали фуру Караваева митинговой площадкой. Они столпились вокруг нее, и гвалт с каждым новоприбывшим становился все громче и беспорядочней. А Саня злился уже всерьез, потому что эта толпа мешала ему выехать и вернуться на шоссе, чтобы приступить к поискам обходного пути.
   Причем некоторые мешали Сане сознательно, крича, что все свидетели должны остаться на месте происшествия, потому что это — неизвестное науке природное явление, и каждый очевидец будет на вес золота. Очевидно, они тоже внимательно присмотрелись к пушинкам, которые прыгали, как блохи.
   Эти пушинки устилали ветки уцелевших деревьев и асфальт на шоссе, но довольно скоро кто-то самый зоркий и внимательный заметил, что на асфальте их становится все меньше. Там, где проехали машины, слой истончался особенно быстро, и на белом фоне уже зияли серые просветы асфальта.
   Асфальт был совершенно сухой, и это могло означать только одно — пушинки не таяли, как снег. Они улетали, длинными блошиными прыжками покидали асфальт, устремляясь в сторону леса. Одновременное перемещение великого множества пушинок можно было заметить невооруженным глазом.
   Но Саню Караваева это уже не интересовало. С криком: «Всех передавлю!» — он все-таки сдвинул свой тяжеловоз с места и стал разворачиваться по большому кругу.
   А машины продолжали подъезжать, и когда Саня закончил разворот, выезд на шоссе был уже заблокирован. Когда к легковушкам, автобусам и обыкновенным грузовикам добавилась пара таких же фур, как у него, выехать на дорогу стало совершенно невозможно.
   Гаишники, которые примчались, получив сообщение о пробке на Минском шоссе, сами застряли в этой пробке — машинами к этому времени оказалась забита даже спецполоса посередине трассы. Когда сотрудники ГИБДД добрались пешим ходом до конца дороги, они были уже очень злы и кипели, как перегретый чайник. Но едва они увидели, из-за чего разгорелся весь сыр-бор, как всю злость словно рукой сняло. Ребята несколько минут ловили челюсть у земли не хуже обыкновенных водил, а потом взялись за рации, дабы посоветоваться с начальством.
   Но начальство не могло дать им никакого разумного совета. Оно само пребывало в шоковом состоянии, ибо в эти часы во все органы власти и охраны порядка обильным потоком поступала информация, от которой у кого угодно могла закружиться голова.

2

   Связь с президентом прервалась примерно в полночь по Гринвичу. Глава государства как раз находился с визитом в Англии, а в Москве в это время была уже глубокая ночь.
   Однако отключение спутникового канала правительственной связи, который соединяет президента со столицей и самое главное — «ядерный чемоданчик» с министерством обороны — это такое ЧП, при котором высших лиц государства будят незамедлительно в любое время суток.
   Премьер-министр, будучи разбужен, первым делом нарезался на руководителя ФАПСИ, которого подняли с постели еще раньше. Мол, что за дела — есть же дублирующие каналы. Свяжитесь с президентом по кабельной линии, по радио, еще как-нибудь…
   — Все каналы связи отказали одновременно, — бесстрастно ответил на это директор ФАПСИ, у которого были хорошие учителя по части умения сдерживать эмоции. Свою карьеру этот чиновник начинал в КГБ в годы его расцвета, при Андропове.
   Премьер тоже был человеком сдержанным, но всему есть предел. Это ведь ни в какие рамки не лезет — потерять связь с президентом страны!
   — Каким образом все каналы могли отказать одновременно? Что случилось? Ядерная война? Или земля наскочила на метеорит?
   — Мы проверяем. Синоптики говорят, что Москва попала в зону метеорологической аномалии. Может быть, дело в этом.
   Но версию о ядерной войне тоже нельзя было сбрасывать со счетов. Опровергнуть ее могли только военные, но они никак не могли дозвониться до постов наблюдения ПВО и вообще ни до кого не могли дозвониться. Военные округа не отзывались ни по радио, ни по кабелю, ни по гражданской телефонной связи. Кто-то выдвинул версию: электромагнитный импульс — как при атомном взрыве. Такой импульс мгновенно обрывает всю связь — даже оптоволоконную, потому что выводит из строя все электрические приборы.
   Но почему тогда работает внутригородская связь? Почему разрушительный импульс обошел ее стороной?
   Эта связь работала, как ни в чем не бывало, но приносила все новые тревожные вести.
   Энергетики рапортовали о множественных обрывах линий электропередач. Из-за этого возникла перегрузка в городской энергосистеме, и многие подстанции автоматически отключились. Энергия извне в Москву не поступает. Город обесточен и нормально функционируют только защищенные линии, запитанные от городских электростанций.
   Железнодорожники докладывали об обрывах контактного провода и экстренной остановке поездов.
   Газовщики зафиксировали прорыв магистрального газопровода, по которому голубое топливо поступает в Москву. А ремонтно-спасательная группа несколько часов не могла выехать к месту прорыва из-за тумана, который достиг немыслимой плотности.
* * *
   Были и другие разрывы на трубопроводах, ведущих в город и из города, и ответственные за их сохранность докладывали об этом с ноткой паники в голосе.
   Еще бы — газ, он ведь взорваться может. И главное — нет связи, чтобы отдать приказ перекрыть газопровод с другой стороны.
   Но и на этом дело не кончилось. Ближе к утру, когда туман рассеялся, а сквозь снежную бурю при большом старании было можно пробиться, газовщики, добравшись до места разрыва, обнаружили, что никакой другой стороны у газопровода просто нет.
   Его словно разрубили гильотиной пополам и вторую половину куда-то убрали.
   Уцелевшая половина оканчивалась идеально круглым торцевым отверстием, в котором скапливался белый пух, образовавший что-то вроде плотной пробки. Поэтому газом не пахло совершенно.
   Железнодорожники, для которых ремонт повреждений не был вопросом жизни и смерти, добрались до аварийных точек еще позже — когда стихла уже и снежная буря. Но удивились они не меньше.
   Сначала ремонтникам показалось, что пути просто засыпаны снегом. Но разрыв снег, они не обнаружили там никаких путей. Ни шпал, ни рельсов. А впереди простиралось чистое поле без всяких признаков бетонных опор, обрамляющих железную дорогу. А ведь опоры — это не деревья, они должны выдерживать любой ураган.
   Излишне говорить, что энергетики тоже не нашли свои ЛЭП на привычном месте. Там, где оборвались провода, заканчивались и сами линии, а вместе с ними и обычный ландшафт. Дальше до горизонта было только белое поле и больше ничего.
   Гаишники внесли свою лепту в общую картину последними и очень удивились, что все про все уже знают. Но долго предаваться изумлению им не дали. ГИБДД было предписано в кратчайший срок ликвидировать пробки на дорогах и освободить путь для прохода военных машин.
   А в Кремле и Белом Доме не прекращали попыток связаться с президентом, хотя надежды с каждым часом становилось все меньше.

3

   Девчонки в университетской общаге спали с открытыми окнами, потому что все последние дни в Москве стояла страшная жара. Казалось, от нее вымерли даже комары — они не залетали в распахнутые окна и не мешали спать. Но от этого было мало радости, потому что спать не давала сама жара.
   Женька Граудинь, блудная дочь свободолюбивой Латвии, вообще ложилась в постель голая и неизменно обнаруживала наутро, что ее покрывало валяется на полу, а в комнате непременно тусуется какой-нибудь молодой человек и нагло пялится на ее белое тело, изобильно роняя слюну.
   По этой самой причине остальные девушки в Женькиной комнате не рисковали разоблачаться до такой степени, хотя им очень этого хотелось. Даже Вере Красных, которая приехала из глухой Сибири и была воспитана чуть ли не в старообрядческих традициях. Для нее даже умопомрачительные французские ночнушки Жанны Аржановой казалась верхом неприличия.
   Что касается Женьки, то на нее Вера давно махнула рукой, поскольку блудная дочь латышского народа отрекомендовалась при знакомстве лютеранкой, и прежде чем говорить с нею о морали, ее следовало обратить в православие. А этого Вера сделать не могла, как ни старалась (а старалась она очень) — главным образом потому, что на самом деле Женька вообще в Бога не верила и была некрещеной дочерью латышского коммуниста и русской оккупантки из потомственной офицерской семьи.
   Впрочем, одну победу над беспутной Евгенией Вера все-таки одержала, добившись, чтобы она ходила ночевать к своим любовникам, а не они к ней. Либеральные порядки в университетской общаге допускали оба варианта, и Веру ужасно раздражал скрип соседней кровати, который порой продолжался всю ночь и сопровождался другими звуками, не предназначенными для ушей целомудренных девочек.
   Одна Вера вряд ли справилась бы с этой стихией, даже несмотря на свой сибирский характер. Но ее подержала Жанна, которую на курсе называли не иначе как Жанна Девственница — во-первых, за сходство с портретами Жанны д'Арк в книгах по истории Франции, а во-вторых, собственно за девственность, которую Жанна берегла, как зеницу ока.
   — Сначала мужчина должен доказать мне свою любовь, — говорила она. — Три-четыре года платонических отношений могут убедить меня, что он не врет. И тогда можно будет говорить о помолвке. О помолвке, а не о постели. Постель — только после свадьбы, первая брачная ночь, окровавленная простыня, все как положено…
   — С такими запросами ты останешься старой девой, — увещевала ее Юлька Томилина, тоже соседка по комнате и лучшая подруга. — Сначала в загс, потом в койку — это я понимаю, но зачем тебе три года платонической любви?
   — Чтобы заполучить меня в койку, многие не откажутся пойти в загс, — поясняла Жанна. — А потом мучайся с ним. Любовь прошла, завяли помидоры… А ухаживать три года без вознаграждения, в обмен на одну только надежду, можно лишь по большой любви.
   — Такие парни давно вымерли, — качала головой Юлька. — Три месяца еще куда ни шло — но три года… Нет. Вымерли как мамонты.
   — Не верю! — отвечала Жанна, но справедливости ради надо отметить, что парня у нее не было. Своими запросами она распугала всех — благо девушки на филфаке не в дефиците, и любой желающий может найти себе кого-нибудь посговорчивее.
   Юлька колебалась между двумя предположениями. Либо Жанна просто фригидна и не испытывает никакой потребности в сексе — что не редкость среди женщин, даже очень молодых, либо она скрытая лесбиянка — хотя, может быть, сама не понимает этого. Она могла вести себя, как настоящий пацан и все время кидалась в какие-то авантюры, занималась то фехтованием, то рукопашным боем, то верховой ездой, виндсерфингом или парашютными прыжками, но быстро охладевала к очередному увлечению и перескакивала на что-нибудь другое. Она могла неделями ходить в джинсах и тельняшке, загорать на пляже топлесс, как подобает настоящему мужчине, или заявиться на дискотеку в армейском камуфляже и шокировать девчонок, приглашая их на танец.
   И все это могло бы послужить убедительным доказательством Юлькиной теории — если бы сама Жанна не ломала все умозрительные построения. А она делала это походя, словно не замечая. Вдруг переходила с брюк на платья, вместо кроссовок надевала туфли, умело накладывала макияж и превращалась из пацанки в роковую красавицу. И даже лучшая подруга не могла сказать, насколько долго это продлится. Жанна могла за один день сменить свой облик и манеру поведения несколько раз, а могла зависнуть в очередной ипостаси на месяц.
   — Это граничит с шизофренией, — сказала ей однажды Юлька. — Смотри, как бы не пришлось навещать тебя в Кащенке.
   — Ну и что?! — пожала плечами Жанна. — Я всегда мечтала там побывать.
   Юлька попыталась даже подговорить безбашенную Женьку Граудинь проверить, какая у Жанны ориентация на самом деле. Женька попробовала, но получила в ответ изрядную порцию холодного недоумения. Именно в это время Девственница в очередной раз переквалифицировалась из пацанки в женщину. Но не в роковую красавицу, а скорее, в девочку. Милую скромную девочку в коротеньком платье из цветастого ситца.
   В самый длинный день лета вечером Жанна сняла это платье в комнате, и оказалось, что под ним нет ничего совсем — а такого за Девственницей раньше не водилось. Но дальше Жанна отколола штуку похлеще. Она подошла к кровати на которой возлежала такая же нагая Женька с конспектом в руках, наклонившись, поцеловала ее в губы и произнесла очень ласково и печально:
   — Спокойной ночи, Женя.
   Прозвучало это так, как будто Жанна замыслила этой ночью тихо и безболезненно отправить Женю в мир иной. Таким тоном обычно говорят: «Спи спокойно, дорогой товарищ!» Пока Евгения ловила челюсть и хлопала глазами, Жанна спокойно проследовала к своей койке, надела сногсшибательную ночнушку из черных кружев и нырнула под покрывало.
   — Нет, вс(! — простонала Юлька. — В Кащенку. На интенсивный курс лечения.
   Электрошок, лоботомия и гипноз. И срочно, пока еще можно спасти остатки разума.
   — Спасибо, Юля, ты настоящий друг, — сонно пробормотала Жанна из-под одеяла.
   — Господи помилуй и спаси, — внесла свою лепту в общую беседу Вера из Сибири, и Женя Граудинь почувствовала, что отмалчиваться в этой ситуации просто неприлично.
   — Жара. Экзамены. Бардак, — произнесла она и добавила ни к селу ни к городу: — Криминальный беспредел. Экономический кризис. Разврат, гомосексуализм и половые извращения. Коррупция и проституция. Этот мир катится в пропасть.

4

   Туман, накрывший Москву в эту ночь, первокурсницы французского отделения благополучно проспали. Разбудил их громкий хлопок. Это поднявшийся ближе к утру ветер чересчур вольно обошелся с распахнутым окном. Стекла, к счастью, не вылетели, но все девчонки вскочили с коек одновременно. Им показалось, будто в комнате раздался выстрел.
   Плохо ориентируясь спросонья в темноте Жанна и Женька столкнулись посреди не очень просторной комнаты, и Женькин голос смущенно произнес:
   — Нет, ну если ты настаиваешь…
   Однако воркование бесцеремонно прервала Юлька.
   — Смотрите, что делается! — закричала она, тыча пальцем в окно.
   Там бушевала вьюга и белые хлопья залетали в комнату.
   — Снег! — вскрикнула Вера. — Закройте окно скорее.
   — Странно, и не холодно совсем, — удивилась Женька, которая тоже устремилась к окну, увлекая за собой Жанну.
   Окно общими усилиями все-таки закрыли, а свет включить не удалось. Света не было ни в здании, ни на улице — но к Москве уже приближался рассвет, и в предутренних сумерках можно было разглядеть, как кружатся по комнате белые снежинки, не желая опускаться на пол.
   А потом настало время удивляться. Снежинки прекратили плавный танец и стали совершать короткие целеустремленные прыжки.
   Цель определилась очень скоро. Когда-то, еще зимой, Жанна Аржанова увлеклась комнатным цветоводством и превратила комнату в некое подобие оранжереи. Потом она, естественно, охладела к цветам, но успела заразить этой страстью соседок, и оранжерея не увяла без ухода.
   И теперь прыгающие пушинки все как одна устремились к цветам на подоконнике, на стенах и в кадке на полу. Длинные глянцевые листья роскошной диффенбахии, которую девчонки с легкой руки Юльки называли трахобахией, покрылись белым налетом. Другие цветы, от герани до кактуса, тоже выглядели так, словно их обсыпали мукой.
   И когда наступил рассвет, стало совершенно ясно, что никакой это не снег.
   Электричества по-прежнему не было, но Женькина магнитола работала на батарейках, и девчонки стали ловить радио. Коммерческие радиостанции молчали, как убитые, зато удалось поймать Радио России.
   Женский голос в эфире довольно возбужденно излагал последние известия:
   — Сегодня утром Москва была объявлена зоной стихийного бедствия. По сообщению пресс-службы правительства, ночной ураган стал причиной многочисленных аварий на линиях электропередач, телефонных линиях, дорогах и трубопроводах. По неподтвержденным данным ураган сопровождался электромагнитными возмущениями, которые вывели из строя все линии междугородней и международной связи.
   Перегрузка в энергосистеме столицы привела к сбоям в электроснабжении. Получить разъяснения по поводу белой субстанции, которую многие поначалу приняли за снег, ни в правительстве, ни в научных учреждениях нам пока не удалось. Тем временем с окраин города поступают противоречивые сведения. Мы пока не можем оценить их достоверность.
   Дикторша сбилась, как иногда бывает, когда приходится читать текст прямо с листа без подготовки. Потом она продолжила довольно неуверенно.
   — Только что пришло сообщение, что железнодорожные пути на Рижском направлении засыпаны снегом. Наверняка имеется в виду неизвестная белая субстанция, о которой мы только что упомянули. Деревья вокруг дороги повалены ураганом, а опоры контактного провода разрушены. С Киевского направления передают, что железнодорожные пути уничтожены и их нет совсем. Мы постараемся уточнить, что значит «уничтожены» и «нет совсем» и продолжим выпуск после музыкальной паузы.
   Студентки слушали все это в мертвой тишине, уставившись на магнитолу, и только Жанна стояла у окна, завороженно наблюдая, как пушинки поодиночке и группами перекочевывают с цветов на стекло.
   — Надо их выпустить, — вдруг произнесла она задумчиво.
   — Девчонки, я не понимаю — что происходит? — потрясенно спросила Женька.
   — Элементарно, Ватсон, — ответила Юлька. — Земля таки налетела на небесную ось.
   — Вы как хотите, а я их выпускаю, — заявила Жанна и стала открывать окно.
   Ее наконец услышали, и все три соседки хором спросили: «Кого?» — втайне соглашаясь с предположением Юльки, что у Девственницы явно не все дома.
   — Снежинки. Они хотят на волю, — пояснила Жанна.
   Женька покрутила пальцем у виска, а Юлька заинтересовалась и вскоре получила возможность убедиться, что снежинки действительно рвались на свежий воздух. Со стекла они слетели сразу все, и на цветах тоже не засиделись. Уже через несколько минут ни одной снежинки в комнате не осталось.
   — Это становится интересно, — заметила Жанна и быстро переодевшись в платьице, выбежала из комнаты.
   На улице творилось то же самое. Пушинки покидали асфальт и бетон и оседали на деревьях, кустах и траве. Но и там тоже не засиживались и продолжали путь длинными стремительными прыжками.
   Через несколько часов таинственного пуха в центре города практически не осталось, и стало ясно, что пушинки целеустремленно движутся из глубины города к окраинам. Сообщение об этом Жанна услышала по радио из открытого окна какой-то квартиры на первом этаже.
   В это время радио в городе слушали, кажется все. А голоса дикторов, которые сменяли друг друга в студии Радио России становились все более возбужденными.
   — С окраин поступают самые невероятные сообщения. В них говорится, что лес, дороги, линии электропередач, трубопроводы и даже целые населенные пункты за пределами Москвы уничтожены, стерты с лица земли, исчезли без следа. Наши корреспонденты сейчас проверяют эту информацию, но пока мы по-прежнему не имеем ясной картины и не можем с уверенностью сказать, что же все-таки произошло.

5

   С пресс-конференции в министерстве по чрезвычайным ситуациям вольный стрелок Тимур Гарин уехал вместе с телерепортерами. Своей машины у него не было, а общественный транспорт за город не ходил. Дороги были перекрыты на выезде с кольцевой.