Страница:
— Очевидно, ваш поход на север?
— НАШ поход на север, — произнес хан с нажимом. — Если я правильно понял, нам была предложена помощь.
— Разумеется, достопочтимый хан, разумеется! Но что именно…
— Два дела. Первое: купить для нас на Красном Яру партию пищалей и припаса для огненного боя — пороха и пуль. Не будет припаса, шайтан с ним, купить хотя бы ружья. Второе: вывести конных урусов за крепостные стены, под наши сабли.
— Всех? — в голосе китайца сквозило сомнение.
— Как выйдет. Хоть сотней казаков меньше будет, и то нам легче.
— Если потребуется послать-получить известие — кто поможет?
— В Кзыл-Яр-Туре есть наши люди, они помогут.
— Кто они? Им можно доверять? — спросил господин Ли Ван Вэй.
— Они урусы, но доверять им можно, — кивнул хан.
— Почему же русские вам помогают?
— Нажились под московским царем, в степь хотят, в «кыргызы». А другие не так молятся, оттого и в леса уходят. Говорят, сами себя жгут. На Бирюсе такая артель стоит, лодки строит — и себе, и нам. До них доберетесь верхами, с нашим провожатым. Купите у них лодку, коней нам вернете. За белого коня даю товару на продажу, еды в дорогу. А поможете — век не забуду!
— Сделаю все, что смогу, достопочтимый хан. С почтительным поклоном китаец покинул ханскую юрту, выйдя в дикую, тревожную темноту, озаренную рыжими сполохами костров. С юга послышался слитный топот большого конного отряда — похоже, войска уже начали стягиваться в ханскую ставку. ***
Над степью опустилась ночь, но трое коней все так же рысили по натоптанной конной тропе, поднимаясь и спускаясь на пологих увалах. Всадники ехали молча, подремывая, говорить не было желания. Темные склоны сливались с небом, вдоль слабо сереющей дороги проходили черные тени могильных плит. Для Андрея все они были одинаково неразличимы, однако, не доезжая одной из них, всадник-кыргыз вдруг придержал лошадь, вгляделся в темноту, потом привстал на стременах и вгляделся снова. Увидев что-то, он обернулся к спутникам и жестом послал их в объезд — Андрея направо, Чена налево. Медленно вытягивая саблю, сам он тронул коня в направлении кургана. Теперь и Андрей увидел, что среди черных плит вроде бы шевелились какие-то тени. «А вдоль дороги мертвые с косами стоят. И тишина…»
Чена он потерял из виду, но кыргызин еще виднелся. Андрей вглядывался в черное шевеление впереди, как вдруг с могильника раздалось по-кыргызски: «Аман!»и почему-то по-русски: «Шухер, братцы!» Из темноты ударил огненный шар, тишина разорвалась грохотом пищального выстрела — лошадь кыргызина шарахнулась в сторону, унося свисающее тело. Тут же со стороны Чена донесся, нарастая, леденящий кровь, какой-то по-змеиному шипящий вой. Вой все усиливался, и в темноте показался бледный силуэт лошади. По мере сил подвывая в ответ, Андрей ударил пятками свою пегую, подгоняя ее к могильнику, — черные тени метнулись в темноту, и когда Андрей подъехал к разрытой могиле, он увидел лишь Чена, ковыряющего разрытую землю носком сапога. Тот нагнулся, вытащил из земли какой-то светлый предмет, обтер о траву и спрятал под куртку. Увидев Андрея, сразу заторопил его, не показывая находки:
— Пошли, пошли, еще бедолагу этого искать!
Лошадь обнаружилась неподалеку — мертвый кыргызин зацепился ногой за стремя, а кафтаном за какую-то степную колючку. Привязав его поперек седла, они тронулись было к дороге, как вдруг Чен остановился, вслушиваясь в ночной мрак. Издалека доносился нарастающий топот копыт — он стал четче, потом совсем приблизился, и глаза различили группу всадников, промчавшуюся по дороге.
— За нами? — шепнул Чен. — Ты где-то наследил?
— Представления не имею. Вроде бы нигде.
Они хлестнули коней и тоже двинулись по дороге, стремясь скорей уйти со странного места. Скоро дробный топот галопа вновь сменился мерной походной рысцой. Андрей с Ченом поехали рядом, лошадь с кыргызином чуть позади.
— Что ты подобрал? — спросил Андрей.
— Да так, странное что-то… Я сначала Ши-фу покажу, а уж он тебе, если сам захочет.
— Дело хозяйское. А кто там рылся?
— Бугровщики. В Китае таких полно, все могилы поразрыли. Странно только, что русские среди них. Или я ошибся?
— Да нет, вроде, не ошибся. — Андрей поправил левую руку, которую он подвесил на косынку, затем глянул, не съехал ли с седла мертвый кыргызин. — Интересно, как они с местными сговорились?
— Business is business, — пожал плечами Чен, — особенно ночной. Кстати, ты не сентиментален? Нет желания пообщаться с соотечественниками?
— Что я, братков не видал?
— Это правильно. Кстати, у меня есть предположение, что Красноярск, который мы собираемся посетить, как раз и населен такими вот братанами. Что ты об этом думаешь?
— Правая у меня в порядке. Да и левая скоро заработает, — ответил Андрей. — Разберемся.
Похоже, Чен и ждал чего-то в этом роде:
— Что ж, приятно слышать.
Лошади, пофыркивая, мерно рысили по темной дороге, покачивалось на одной из них остывающее тело. Впереди было тихо. Дрема вновь клонила головы, стягивала на глаза потяжелевшие веки. Где сейчас Мастер, где Таня, где кто? Да и сам-то он где? В пустоте между мирами несла его теплая живая лошадь, на бегу потряхивая ушами в черной — нет, уже чуть посеревшей предутренней мути. Чен прикемарил, голова упала на грудь.
Год назад Чен показывал Шинкареву Шаолиньский монастырь. Поездка туда была наградой за рискованную операцию, проведенную в азиатском порту. Заодно, по поручению Мастера, Чен должен был рассказать Андрею о китайских нравах и обычаях.
Андрей с некоторым волнением подошел к высокой красной стене, над которой нависал тяжелый выгнутый карниз кровли, покрытой толстой трубчатой черепицей. Черепица была старая, по ее темно-зеленой глазури сетью разбегались трещины. Ко входу вела высокая лестница, сложенная из серого гранита. Монастырь состоял из множества корпусов и дворов, отделенных друг от друга кирпичными стенами. Стены были окрашены грязноватой красно-розовой краской, понизу шел поблескивающий черно-золотой барельеф, изображающий драконов.
Дорожки и дворы были вымощены серыми шестиугольными плитками. Во дворах упражнялись монахи в просторных оранжевых одеждах, подпоясанных черными и желтыми поясами. Некоторым из упражняющихся Чен кивнул, как хорошим знакомым. Отвечая Чену, монахи улыбались, кивая и Андрею.
— Китайцы пожимают руки без поклонов, — говорил Чен, — и постоянно улыбаются. Улыбайся больше. Подарок протягивай обеими руками. Не бойся личных вопросов: семья, зарплата, даже группа крови. Ты тоже отвечай.
— Понятно. Еще что?
— Когда подзываешь человека, не ставь палец вверх — это обидно. Направь пальцы вниз и делай движения, как будто подгребаешь к себе. Дадут тебе визитную карточку — не клади ее в задний карман брюк, это тоже обидно. Только в передний или внутренний.
— Понятно.
— Сегодня в ресторане ты совершил ошибку. Оставил палочки торчащими из недоеденного риса.
— Этого нельзя?
— Так делают на кладбище. Сделать это в ресторане — все равно что пожелать смерти его хозяину.
— Почему ты говоришь о смерти?
— Именно на смерть завязаны все китайские церемонии. Ши-фу говорил как-то: «Церемонии — это игра, с помощью которой человек пытается поставить под контроль мир смерти». У этих, — Чен кивнул на монахов, отрабатывающих комплекс кунфу, — то же самое. Я не все понимаю, что говорит Мастер. Но он прав. Скажем, подарить часы — тоже пожелание смерти. Правда, только настенные или настольные. Наручные можешь дарить. — Андрей тогда машинально поглядел на свой «Ориент», купленный в Пекине за пару дней до визита в Шаолинь.
Сейчас, сидя на лошади, он тоже машинально повернул запястье — негромко прозвенел браслет, вырвав его из дремы. Чен спал, голова склонилась на грудь.
— Просыпайся, Чен, утро уже! Как думаешь, скоро приедем?
— Что? А-а-а, — тот широко зевнул, — скоро…
— Тихо! — оборвал его Андрей. — Слышишь что-нибудь?
— Где? — не понял Чен, но мгновенно насторожился.
— Слушай еще! Конный отряд?
— Э-э-э… да, похоже на то.
Спереди донесся слитный топот копыт, отдаленное ржание, еле слышный звон металла. Они остановили лошадей, Андрей соскользнул вниз, припав ухом к земле.
— Те самые? — спросил Чен.
— Нет, большой отряд. Идут с нами в одном направлении. Поедем не торопясь, сближаться не будем, — предложил Андрей.
Чен согласился, некоторое время снова ехали молча.
— Чен! — негромко позвал Андрей.
— Да?
— Я знаю, куда идет этот отряд. И куда он пойдет дальше.
Чен пожал плечами.
— Войска идут на войну, что ж тут удивительного? Их война на севере, это тоже ни для кого не секрет.
— А где наша война?
— Везде. Снова молчание.
— Это не ответ.
— Как угодно, — вновь пожал плечами Чен.
— Тогда ответь вот что: там, в Саянах, я ночью возил письмо. Этим… Ши-фу еще сказал… джунгарам.
— Держи-ка язык за зубами! — оборвал китаец. — А то быстро укоротят.
— Да ладно, я ж только тебе.
— Так что ты хочешь знать?
— Судя по всему, кыргызы собираются в поход на север — на Красноярский острог. Связано ли ночное письмо джунгарам с этим походом? Я ведь знаю, что было в письме — описание горного прохода через перевалы. Кыргызы пойдут на север, а джунгары ударят в спину — может такое случиться?
— Не знаю, — пожал плечами Чен. — Не интересуюсь. А тебе-то что? Да хоть и ударят, это же азиатская война — вчерашние союзники в спину бьют при первой возможности. Пора бы уж знать.
— Да я не о том. Наша миссия — может, и она с этим как-то связана?
— Миссии, трансмиссии, комиссии — это все к Ши-фу, — беспечно ответил Чен, — по мне, так чем меньше знаешь, тем лучше спишь.
— Я и вижу — дрыхнешь на ходу, чуть с лошади не сверзился.
— Три ночи не спал. Таскайся за тобой, черт знает куда… — Чен широко зевнул, прикрыв рот крупной жилистой ладонью, и тронул пятками Белого, подгоняя его на очередном подъеме.
Понемногу светало. За ближайшей горой показались высокие, но какие-то размытые, странно-удаленные вершины. «Там уже Енисей, за горой. А эти высокие горы на том берегу». Выехав на подъем, они увидели темные пирамиды хребтов, отсвечивающий сталью полукруг реки, многочисленные бугорки юрт на берегу. По склону, ведущему к селенью, спускалась темная кавалерийская колонна, поблескивающая крохотными остриями копий. С другой стороны, вдоль берега, подходил еще один отряд, понемногу втягиваясь в табор. «Каша-то нешуточная заваривается. Интересно, можно ли в этой ситуации довериться Мастеру? Идти против него — это самоубийство на девяносто девять и девять в периоде. И тем не менее…»
— О чем грустишь, товарищ? — хлопнул его по плечу подъехавший Чен.
— Да так. Поехали! — Андрей пихнул коня и двинулся по темному склону, повернувшись спиной к черноте запада и лицом к холодной голубизне востока.
Глава двадцать восьмая
Часть III
Глава двадцать девятая
— НАШ поход на север, — произнес хан с нажимом. — Если я правильно понял, нам была предложена помощь.
— Разумеется, достопочтимый хан, разумеется! Но что именно…
— Два дела. Первое: купить для нас на Красном Яру партию пищалей и припаса для огненного боя — пороха и пуль. Не будет припаса, шайтан с ним, купить хотя бы ружья. Второе: вывести конных урусов за крепостные стены, под наши сабли.
— Всех? — в голосе китайца сквозило сомнение.
— Как выйдет. Хоть сотней казаков меньше будет, и то нам легче.
— Если потребуется послать-получить известие — кто поможет?
— В Кзыл-Яр-Туре есть наши люди, они помогут.
— Кто они? Им можно доверять? — спросил господин Ли Ван Вэй.
— Они урусы, но доверять им можно, — кивнул хан.
— Почему же русские вам помогают?
— Нажились под московским царем, в степь хотят, в «кыргызы». А другие не так молятся, оттого и в леса уходят. Говорят, сами себя жгут. На Бирюсе такая артель стоит, лодки строит — и себе, и нам. До них доберетесь верхами, с нашим провожатым. Купите у них лодку, коней нам вернете. За белого коня даю товару на продажу, еды в дорогу. А поможете — век не забуду!
— Сделаю все, что смогу, достопочтимый хан. С почтительным поклоном китаец покинул ханскую юрту, выйдя в дикую, тревожную темноту, озаренную рыжими сполохами костров. С юга послышался слитный топот большого конного отряда — похоже, войска уже начали стягиваться в ханскую ставку. ***
Над степью опустилась ночь, но трое коней все так же рысили по натоптанной конной тропе, поднимаясь и спускаясь на пологих увалах. Всадники ехали молча, подремывая, говорить не было желания. Темные склоны сливались с небом, вдоль слабо сереющей дороги проходили черные тени могильных плит. Для Андрея все они были одинаково неразличимы, однако, не доезжая одной из них, всадник-кыргыз вдруг придержал лошадь, вгляделся в темноту, потом привстал на стременах и вгляделся снова. Увидев что-то, он обернулся к спутникам и жестом послал их в объезд — Андрея направо, Чена налево. Медленно вытягивая саблю, сам он тронул коня в направлении кургана. Теперь и Андрей увидел, что среди черных плит вроде бы шевелились какие-то тени. «А вдоль дороги мертвые с косами стоят. И тишина…»
Чена он потерял из виду, но кыргызин еще виднелся. Андрей вглядывался в черное шевеление впереди, как вдруг с могильника раздалось по-кыргызски: «Аман!»и почему-то по-русски: «Шухер, братцы!» Из темноты ударил огненный шар, тишина разорвалась грохотом пищального выстрела — лошадь кыргызина шарахнулась в сторону, унося свисающее тело. Тут же со стороны Чена донесся, нарастая, леденящий кровь, какой-то по-змеиному шипящий вой. Вой все усиливался, и в темноте показался бледный силуэт лошади. По мере сил подвывая в ответ, Андрей ударил пятками свою пегую, подгоняя ее к могильнику, — черные тени метнулись в темноту, и когда Андрей подъехал к разрытой могиле, он увидел лишь Чена, ковыряющего разрытую землю носком сапога. Тот нагнулся, вытащил из земли какой-то светлый предмет, обтер о траву и спрятал под куртку. Увидев Андрея, сразу заторопил его, не показывая находки:
— Пошли, пошли, еще бедолагу этого искать!
Лошадь обнаружилась неподалеку — мертвый кыргызин зацепился ногой за стремя, а кафтаном за какую-то степную колючку. Привязав его поперек седла, они тронулись было к дороге, как вдруг Чен остановился, вслушиваясь в ночной мрак. Издалека доносился нарастающий топот копыт — он стал четче, потом совсем приблизился, и глаза различили группу всадников, промчавшуюся по дороге.
— За нами? — шепнул Чен. — Ты где-то наследил?
— Представления не имею. Вроде бы нигде.
Они хлестнули коней и тоже двинулись по дороге, стремясь скорей уйти со странного места. Скоро дробный топот галопа вновь сменился мерной походной рысцой. Андрей с Ченом поехали рядом, лошадь с кыргызином чуть позади.
— Что ты подобрал? — спросил Андрей.
— Да так, странное что-то… Я сначала Ши-фу покажу, а уж он тебе, если сам захочет.
— Дело хозяйское. А кто там рылся?
— Бугровщики. В Китае таких полно, все могилы поразрыли. Странно только, что русские среди них. Или я ошибся?
— Да нет, вроде, не ошибся. — Андрей поправил левую руку, которую он подвесил на косынку, затем глянул, не съехал ли с седла мертвый кыргызин. — Интересно, как они с местными сговорились?
— Business is business, — пожал плечами Чен, — особенно ночной. Кстати, ты не сентиментален? Нет желания пообщаться с соотечественниками?
— Что я, братков не видал?
— Это правильно. Кстати, у меня есть предположение, что Красноярск, который мы собираемся посетить, как раз и населен такими вот братанами. Что ты об этом думаешь?
— Правая у меня в порядке. Да и левая скоро заработает, — ответил Андрей. — Разберемся.
Похоже, Чен и ждал чего-то в этом роде:
— Что ж, приятно слышать.
Лошади, пофыркивая, мерно рысили по темной дороге, покачивалось на одной из них остывающее тело. Впереди было тихо. Дрема вновь клонила головы, стягивала на глаза потяжелевшие веки. Где сейчас Мастер, где Таня, где кто? Да и сам-то он где? В пустоте между мирами несла его теплая живая лошадь, на бегу потряхивая ушами в черной — нет, уже чуть посеревшей предутренней мути. Чен прикемарил, голова упала на грудь.
Год назад Чен показывал Шинкареву Шаолиньский монастырь. Поездка туда была наградой за рискованную операцию, проведенную в азиатском порту. Заодно, по поручению Мастера, Чен должен был рассказать Андрею о китайских нравах и обычаях.
Андрей с некоторым волнением подошел к высокой красной стене, над которой нависал тяжелый выгнутый карниз кровли, покрытой толстой трубчатой черепицей. Черепица была старая, по ее темно-зеленой глазури сетью разбегались трещины. Ко входу вела высокая лестница, сложенная из серого гранита. Монастырь состоял из множества корпусов и дворов, отделенных друг от друга кирпичными стенами. Стены были окрашены грязноватой красно-розовой краской, понизу шел поблескивающий черно-золотой барельеф, изображающий драконов.
Дорожки и дворы были вымощены серыми шестиугольными плитками. Во дворах упражнялись монахи в просторных оранжевых одеждах, подпоясанных черными и желтыми поясами. Некоторым из упражняющихся Чен кивнул, как хорошим знакомым. Отвечая Чену, монахи улыбались, кивая и Андрею.
— Китайцы пожимают руки без поклонов, — говорил Чен, — и постоянно улыбаются. Улыбайся больше. Подарок протягивай обеими руками. Не бойся личных вопросов: семья, зарплата, даже группа крови. Ты тоже отвечай.
— Понятно. Еще что?
— Когда подзываешь человека, не ставь палец вверх — это обидно. Направь пальцы вниз и делай движения, как будто подгребаешь к себе. Дадут тебе визитную карточку — не клади ее в задний карман брюк, это тоже обидно. Только в передний или внутренний.
— Понятно.
— Сегодня в ресторане ты совершил ошибку. Оставил палочки торчащими из недоеденного риса.
— Этого нельзя?
— Так делают на кладбище. Сделать это в ресторане — все равно что пожелать смерти его хозяину.
— Почему ты говоришь о смерти?
— Именно на смерть завязаны все китайские церемонии. Ши-фу говорил как-то: «Церемонии — это игра, с помощью которой человек пытается поставить под контроль мир смерти». У этих, — Чен кивнул на монахов, отрабатывающих комплекс кунфу, — то же самое. Я не все понимаю, что говорит Мастер. Но он прав. Скажем, подарить часы — тоже пожелание смерти. Правда, только настенные или настольные. Наручные можешь дарить. — Андрей тогда машинально поглядел на свой «Ориент», купленный в Пекине за пару дней до визита в Шаолинь.
Сейчас, сидя на лошади, он тоже машинально повернул запястье — негромко прозвенел браслет, вырвав его из дремы. Чен спал, голова склонилась на грудь.
— Просыпайся, Чен, утро уже! Как думаешь, скоро приедем?
— Что? А-а-а, — тот широко зевнул, — скоро…
— Тихо! — оборвал его Андрей. — Слышишь что-нибудь?
— Где? — не понял Чен, но мгновенно насторожился.
— Слушай еще! Конный отряд?
— Э-э-э… да, похоже на то.
Спереди донесся слитный топот копыт, отдаленное ржание, еле слышный звон металла. Они остановили лошадей, Андрей соскользнул вниз, припав ухом к земле.
— Те самые? — спросил Чен.
— Нет, большой отряд. Идут с нами в одном направлении. Поедем не торопясь, сближаться не будем, — предложил Андрей.
Чен согласился, некоторое время снова ехали молча.
— Чен! — негромко позвал Андрей.
— Да?
— Я знаю, куда идет этот отряд. И куда он пойдет дальше.
Чен пожал плечами.
— Войска идут на войну, что ж тут удивительного? Их война на севере, это тоже ни для кого не секрет.
— А где наша война?
— Везде. Снова молчание.
— Это не ответ.
— Как угодно, — вновь пожал плечами Чен.
— Тогда ответь вот что: там, в Саянах, я ночью возил письмо. Этим… Ши-фу еще сказал… джунгарам.
— Держи-ка язык за зубами! — оборвал китаец. — А то быстро укоротят.
— Да ладно, я ж только тебе.
— Так что ты хочешь знать?
— Судя по всему, кыргызы собираются в поход на север — на Красноярский острог. Связано ли ночное письмо джунгарам с этим походом? Я ведь знаю, что было в письме — описание горного прохода через перевалы. Кыргызы пойдут на север, а джунгары ударят в спину — может такое случиться?
— Не знаю, — пожал плечами Чен. — Не интересуюсь. А тебе-то что? Да хоть и ударят, это же азиатская война — вчерашние союзники в спину бьют при первой возможности. Пора бы уж знать.
— Да я не о том. Наша миссия — может, и она с этим как-то связана?
— Миссии, трансмиссии, комиссии — это все к Ши-фу, — беспечно ответил Чен, — по мне, так чем меньше знаешь, тем лучше спишь.
— Я и вижу — дрыхнешь на ходу, чуть с лошади не сверзился.
— Три ночи не спал. Таскайся за тобой, черт знает куда… — Чен широко зевнул, прикрыв рот крупной жилистой ладонью, и тронул пятками Белого, подгоняя его на очередном подъеме.
Понемногу светало. За ближайшей горой показались высокие, но какие-то размытые, странно-удаленные вершины. «Там уже Енисей, за горой. А эти высокие горы на том берегу». Выехав на подъем, они увидели темные пирамиды хребтов, отсвечивающий сталью полукруг реки, многочисленные бугорки юрт на берегу. По склону, ведущему к селенью, спускалась темная кавалерийская колонна, поблескивающая крохотными остриями копий. С другой стороны, вдоль берега, подходил еще один отряд, понемногу втягиваясь в табор. «Каша-то нешуточная заваривается. Интересно, можно ли в этой ситуации довериться Мастеру? Идти против него — это самоубийство на девяносто девять и девять в периоде. И тем не менее…»
— О чем грустишь, товарищ? — хлопнул его по плечу подъехавший Чен.
— Да так. Поехали! — Андрей пихнул коня и двинулся по темному склону, повернувшись спиной к черноте запада и лицом к холодной голубизне востока.
Глава двадцать восьмая
Трое всадников — два живых и один мертвый — медленно ехали по военному лагерю, в который на глазах превращалась ханская ставка. С топотом и лязгом проезжали группы воинов, ревели навьюченные верблюды, вооруженные мужчины ставили все новые и новые юрты. Кыргызы поглядывали на приезжих равнодушно, без явной враждебности. Недалеко от большой ханской юрты, ожидая их, стоял Мастер — невысокий, совсем незаметный в этой круговерти стального лязга и конского топота.
— Расседлать, — не здороваясь, указал он на Белого и отошел вместе с Ченом.
Мертвого кыргызина молча унесли подошедшие воины, Белый был расседлан и вместе с другими лошадьми поставлен у коновязи. Сделав все, что нужно, Андрей уселся на землю, опершись спиной на седла, уложенные друг на друга. Приоткинулась завеса ханской юрты, оттуда выбежал воин, по виду не старше сотника, и вскоре небольшой отряд, с гиканьем проскакав через лагерь, скрылся на подъеме.
«За бугровщиками поехали. Да вряд ли кого найдут».
Мастер, поговорив с Ченом, тоже скрылся в ханской юрте, а Чен подошел к лошадям, кивнув Андрею:
— Бери седло с Белого и давай за мной.
— А сам не хочешь взять?
Можно было бы и окоротить этого китайца, но (вдруг подумал Шинкарев) лучше изобразить настоящего слугу Мастера — у него ведь такая «легенда». Кроме того, не хотелось цапаться с Ченом — ночью они хорошо говорили.
— Я коня поведу, — спокойно ответил Чен. Видимо, он тоже не хотел ссориться.
Чен отвязал Белого и повел его за Андреем. Когда они вышли на берег, солнце уже встало, над водой растянуло легкий туман, в прибрежных зарослях красно-прутника засвистели-зачирикали птицы. Густо унавоженный берег был сплошь истоптан круглыми следами копыт. Найдя место почище, Чен разделся и завел Белого в потеплевшую енисейскую воду. После купания Чен тщательно — ремешок к ремешку — взнуздал и заседлал коня. Тускло засветились оскаленные драконы на стременах, из-под светлой челки, на белой шерсти лба блеснула золоченая решма. Китаец как раз закончил, когда новый хозяин показался на берегу в окружении многочисленной свиты.
— Исчезни! — услышал Андрей сердитый шепот Чена.
«Этот, что ли, хан?»— подумал Андрей, отойдя за кусты. Заодно и отлил. Нет, хан Ишинэ не произвел на него особенного впечатления. Шинкарев увидел, как Мастер с поклоном передал хану узду.
— Хороший конь, — довольно произнес Ишинэ, оглаживая крутую конскую шею.
— В Китае говорят: «Хороший конь бежит вперед, увидев лишь тень плетки», — вежливо улыбнулся Мастер в редкие усы.
— Хороший конь, — повторил хан и вдруг птицей влетел в седло, сразу подняв Белого на дыбы. Тот сделал несколько прыжков, потом замер как вкопанный, чуя железную руку. Спешившись, хан любезно приобнял китайца за плечи, и они удалились, направляясь к площадке между юртами, заполненной народом. Андрей с Ченом направились туда же.
Шарканье шагов, тяжелое дыханье, грузное паденье тел, выкрики зрителей были слышны издалека. В нос ударил едкий запах мужского пота. Голые до пояса, мускулистые азиаты, охватив друг друга руками, старались провести бросок, не используя подножек и кулачных ударов.
— Я слышал, вы обучаете воинов, господин посол, — любезно осведомился хан. — Так ли это?
— Да, среди прочего. Но ваши воины не нуждаются в моем обучении, — столь же любезно ответил Мастер, кивнув на пыхтящих борцов, спины которых были обильно залиты потом.
— Возможно ли проверить это? Пусть один из ваших слуг покажет свое мастерство в состязании с моими людьми.
— Без сомнения, мой человек проиграет.
— Почему вы так уверены? По крайней мере, этот выглядит воином. — Хан небрежно кивнул в сторону Чена.
— Прошу понять меня правильно, достопочтимый хан. Я не учу своих людей ни драться, ни бороться — я учу их убивать.
— Ну и убьет одного-двух, беды не будет. Зато посмотрим. Так что?
— У меня другое предложение, достопочтимый хан, — поклонившись, произнес господин Ли Ван Вэй. — Я сам покажу свое скромное искусство. Прошу вас, выберите трех ваших воинов, любой силы и веса.
Мастер разделся до пояса и лег на землю, лицом вниз, подобрав под себя руки. Трое здоровенных кыргызов навалились сверху, плотно прижав его к земле. Китаец сделал несколько глубоких вдохов, затем, как-то утробно крякнув, шевельнулся — и степняков словно подбросила неведомая сила, расшвыряв в разные стороны.
Что-то дрогнуло у Шинкарева в груди. Когда Учитель выполнял нечто подобное, Андрей чувствовал все величие древнего Учения, преображающего разумом человеческое естество.
— Как называется это искусство? — помолчав, спросил хан.
— Кунфу.
— Забавное искусство… — задумчиво протянул степняк, — но когда тысяча всадников идет в атаку, можно ли их так же отбросить?
— Нельзя, достопочтенный хан.
— В таком случае проку в нем немного.
— Потому я и сказал, что ваши воины не нуждаются в моем обучении.
— Воистину так. И все же я хотел бы посмотреть на настоящий бой. Пусть этот покажет что-нибудь. — Хан посмотрел на Чена. В этот момент раздался частый топот копыт и показался Ханза-чазоол. Его вороной конь храпел, вскидывая голову, а чазоол горящими глазами впился в Андрея с Учителем. За ним виднелись еще несколько всадников.
«Черт его дери! Достанет теперь за пещеру. Найдет способ и достанет». На хана надежда слабая. Кто они ему? Значит, надо действовать на опережение. Раздвинув плечом передних воинов, Андрей вышел в круг.
— Я ученик господина Ли Ван Вэя! И я вызываю на бой благородного Ханзу-чазоола! — громко сказал он по-русски.
Мастер перевел, хан усмехнулся, чазоол, побагровев от ярости, схватился за саблю, ударив коня каблуками. Расталкивая столпившихся воинов, тонконогий вороной конь рванулся в круг. Андрей отпрыгнул в сторону.
— Без коней! Пешими! — громко потребовал он.
Чазоол вновь замахнулся саблей, но хан коротко и властно бросил ему что-то, и тот, скрипя зубами, полез с седла. Когда Ханза-чазоол вышел в круг с длинной саблей, предназначенной для рубки с коня, стало видно, что драться пешим он не привык. Это давало бы Андрею небольшой шанс, но тому было плевать на шансы. Андрей не собирался драться с чазоолом согласно правилам поединка — он собрался его убить.
— Дайте топор! — потребовал Шинкарев. Мастер вновь перевел, Андрею принесли топор с длинной прямой рукоятью. Оперев его о камень, он ударил каблуком. Обожженное листвяжное топорище выдержало удар. Подошел Мастер, поставил ногу на деревяшку, сделал ей едва уловимое волнообразное движение — топорище громко треснуло. Переломив его о колено (от рукояти остался полуметровый, расщепленный на конце обрубок), Андрей подкинул топор на руке, проверяя баланс. «Сойдет». Кыргызы, криками одобрившие демонстрацию Мастера, захохотали, видя, как Андрей поднял топор — вертикально над правым плечом. Чазоол, презрительно скривив рот, несколько раз ткнул саблей перед собой, явно собираясь погонять бестолкового уруса. Что с того взять — сломал хороший топор, упустив и так-то малый шанс. Андрей чуть отступил от сабли, чазоол, злорадно оскалившись, немного подался вперед. Кто-то из воинов подтолкнул Андрея в спину, чтобы тот не уклонялся от поединка. Ханза-чазоол отвел саблю для удара. Продолжая толчок воина, Шинкарев бросил корпус вниз и в сторону, одновременно резко метнув топор в противника. На таком близком расстоянии тот не успел уклониться. Топор с глухим ударом вошел в грудь, чазоол, захрипев, свалился на землю, дернулся пару раз и затих.
Наступила тишина. Степняки молчали. С их точки зрения, победа Шинкарева заслуживала лишь презрения, а не похвалы. «Да и плевать». Хан резко сказал что-то Мастеру, тот жестом позвал Андрея с Ченом, и они направились к коновязи. Там уже стояли три оседланные лошадки — довольно невзрачные «степняки», рядом две лошади под вьюками и трое вооруженных всадников охраны. Уехали тотчас же, быстро и молча.
На выезде из лагеря дорогу им пересекла очередная колонна всадников, а дальше в степи поднимались облака пыли — отряды все подходили и подходили.
«Похоже, всерьез они за Красноярск берутся».
— Простите, Ши-фу, можно вас спросить? — обратился Андрей к Мастеру.
— Спрашивай, — глухим голосом ответил тот.
— Что сказал хан после моего поединка?
— Это не было поединком. Это было подлым убийством.
— Это хан так сказал?
— Он сказал следующее: «Так дерутся урусы — собаки, не имеющие понятия о воинской чести. Теперь вы видите, почему нельзя покоряться им».
— Разве я не правильно поступил? По-моему, у нас не было выбора.
— «Выбор всегда есть»— не ты ли это говорил? — усмехнулся китаец.
Лошади поднимались на крутой подъем, всадники замолчали, подгоняя каждый свою.
— А почему меня не убили? — спросил Андрей, когда они снова поехали по ровной дороге.
— Потому что ты мой слуга, — спокойно ответил Мастер.
— А почему не убили вас?
— Потому что я императорский посол.
«Ой ли?! Нужен ты им, вот в чем дело! Нужна наша поездка на север, и именно в связи с их походом. А в чем задача — помочь хану взять город? Допустим. А мне как быть? Помешать их планам?»
— Простите, Ши-фу, можно еще спросить? — Вопрос давно вертелся у него на языке.
— Что еще?
— Русские правда так подло воевали?
— Это война. На войне все хороши, — махнул рукой Мастер, — но у вас, русских, нет понятия чести. И порядка тоже нет. Вот, скажем, такой исторический факт: когда русские впервые встретились с енисейскими кыргызами — еще в шестнадцатом веке, при Борисе Годунове, — в Тюмень для подписания пограничного договора поехал кыргызский бек, брат правящего хана. И поехал он с женой. Так вот эту самую жену тюменские люди побили и отобрали у нее соболью шубу. Как тебе такое? Естественно, что договор подписан не был. Да хоть бы и был — русские их постоянно нарушали, пытаясь продвинуться в степь.
— И как, продвинулись?
— В конечном итоге да, — кивнул Мастер.
— А к нынешнему времени?
— Практически нет. Несколько крупных экспедиций было уничтожено кыргызами и сибирскими татарами. Тем не менее на северной границе степей русские сумели удержаться, выстроив линию острогов: Кузнецкий, Томский, Ачинский, Красноярский.
— А сейчас кыргызы решили взять Красноярский острог? — спросил Андрей. — Вы намерены сделать так, чтобы они его взяли?
— Нет. Может, они и возьмут острог, но не с нашей помощью.
Сказано было твердо и честно, но когда господин Ли Ван Вэй говорил иначе?
Дальше снова ехали молча. Вскоре Енисей скрылся за цепью невысоких островершинных холмов, поросших жесткой, уже выгорающей травой. В траве качались розовые звездочки диких гвоздик, наливались темно-багровые шарики клубники. Неровный горизонт был размазан мутью горячего дня, раскаленные камни могильников, обсиженные птицами, покрыты дорожной пылью.
По пути на север степь снова менялась, уже в обратном порядке — выше стали холмы, расширились березовые рощицы на северных склонах, вдоль темных речек загустели черемушники, плотно перевитые смородиной и боярышником. У одной из таких речек устроили привал: кыргызы остались с лошадьми, Андрей и Чен были заняты костром и чаем, а Мастер, открыв один из тюков, разглядывал ханский товар — рулон толстой многоцветной ткани, вытканной узором из белых, желтых и фиолетово-красных полос.
— Что это за ткань? — спросил подошедший Андрей.
— Степная работа. Ты понимаешь что-нибудь в ткачестве?
— Ничего.
— Смотри, это интересно. — Господин Ли Ван Вэй перегнул ткань, показывая ее изнаночную сторону. — Видишь эти продольные нити? Их называют «основой», они толстые, сделаны из грубой некрашеной шерсти. Поперечные нити, или «уток», цветные и тонкие. Такую ткань называют «уточным репсом».
— Мне надо это знать?
— Почему нет? В Красноярске продадим ее, возможно, ты этим и займешься.
«Хочет отвлечь меня от более важных дел?»
— Сколько она стоит?
— В баксах? — усмехнулся Мастер. — Сколько базар даст. Пошли, чай готов.
Чай пили под черемухой, на которой уже налились завязи-ягодки, отливающие твердым зеленым лаком.
— Забыл тебя спросить, — повернулся китаец к Андрею, — как ты съездил на свадьбу?
— Да вроде нормально.
Машинально притронулся к синяку, уже наполовину рассосавшемуся.
— Молодые остаются у озера?
— Нет, уезжают. Кистим сказал, что боится опоздать.
— Куда опоздать? — Мастер спросил равнодушно, но Андрей уже научился различать в его голосе едва слышимую нотку интереса.
— Хан дал разрешение его роду откочевать в Хоорай, ближе к устью Сисима.
— Что такое Сисим?
— Таежная река. Течет с восточной стороны, впадает в Енисей недалеко от начала степей.
— Вот оно что… Наверное, русским не понравится этот уход. Как ты думаешь?
— Бунт, в сущности, — пожал плечами Андрей, — ясак давать не будут. Кому понравится?
— И что предпримут русские?
— Подавят бунт. Ушедших вернут силой, зачинщиков накажут. Мне так думается.
— Вот и мне так думается, — сказал Мастер и надолго замолчал.
После чая снова сели в седла, снова вверх-вниз по нагретым склонам, вспугивая грузных дроф и серых лисичек-корсаков, пока, наконец, не мелькнула с вершины — далеко еще, еле заметно — щетинистая темно-зеленая полоска.
— Тасхыл, — указал один из воинов. — Тайга. Степь йок, дальше нету.
Андрей оглянулся — его самого удивило чувство, неожиданно захлестнувшее грудь. Вдруг не захотелось ему покидать эту небольшую теплую землю, плавные, травянистые склоны под горячим голубым небом, обведенные шумящими березовыми рощицами — ярко-зелеными, исчерченными полосками белых стволов. Порыв северного ветра донес еле слышный шум таежного океана, его прохладный смолистый запах. Андрей знал, конечно, что едет он на войну, но не только в этой, земной войне было дело. На севере его ждало что-то неведомое, грозное, отчего сжималась грудь и еще раз, как за последнюю свою защиту, цеплялся взгляд за коричневые плиты курганов, встающие из желтоватой сухой травы. «Ладно, все там будем… — успокаивал он себя, —» Раннее небо» не выдаст, так и свинья не съест «. Но это не особенно помогало.
— Расседлать, — не здороваясь, указал он на Белого и отошел вместе с Ченом.
Мертвого кыргызина молча унесли подошедшие воины, Белый был расседлан и вместе с другими лошадьми поставлен у коновязи. Сделав все, что нужно, Андрей уселся на землю, опершись спиной на седла, уложенные друг на друга. Приоткинулась завеса ханской юрты, оттуда выбежал воин, по виду не старше сотника, и вскоре небольшой отряд, с гиканьем проскакав через лагерь, скрылся на подъеме.
«За бугровщиками поехали. Да вряд ли кого найдут».
Мастер, поговорив с Ченом, тоже скрылся в ханской юрте, а Чен подошел к лошадям, кивнув Андрею:
— Бери седло с Белого и давай за мной.
— А сам не хочешь взять?
Можно было бы и окоротить этого китайца, но (вдруг подумал Шинкарев) лучше изобразить настоящего слугу Мастера — у него ведь такая «легенда». Кроме того, не хотелось цапаться с Ченом — ночью они хорошо говорили.
— Я коня поведу, — спокойно ответил Чен. Видимо, он тоже не хотел ссориться.
Чен отвязал Белого и повел его за Андреем. Когда они вышли на берег, солнце уже встало, над водой растянуло легкий туман, в прибрежных зарослях красно-прутника засвистели-зачирикали птицы. Густо унавоженный берег был сплошь истоптан круглыми следами копыт. Найдя место почище, Чен разделся и завел Белого в потеплевшую енисейскую воду. После купания Чен тщательно — ремешок к ремешку — взнуздал и заседлал коня. Тускло засветились оскаленные драконы на стременах, из-под светлой челки, на белой шерсти лба блеснула золоченая решма. Китаец как раз закончил, когда новый хозяин показался на берегу в окружении многочисленной свиты.
— Исчезни! — услышал Андрей сердитый шепот Чена.
«Этот, что ли, хан?»— подумал Андрей, отойдя за кусты. Заодно и отлил. Нет, хан Ишинэ не произвел на него особенного впечатления. Шинкарев увидел, как Мастер с поклоном передал хану узду.
— Хороший конь, — довольно произнес Ишинэ, оглаживая крутую конскую шею.
— В Китае говорят: «Хороший конь бежит вперед, увидев лишь тень плетки», — вежливо улыбнулся Мастер в редкие усы.
— Хороший конь, — повторил хан и вдруг птицей влетел в седло, сразу подняв Белого на дыбы. Тот сделал несколько прыжков, потом замер как вкопанный, чуя железную руку. Спешившись, хан любезно приобнял китайца за плечи, и они удалились, направляясь к площадке между юртами, заполненной народом. Андрей с Ченом направились туда же.
Шарканье шагов, тяжелое дыханье, грузное паденье тел, выкрики зрителей были слышны издалека. В нос ударил едкий запах мужского пота. Голые до пояса, мускулистые азиаты, охватив друг друга руками, старались провести бросок, не используя подножек и кулачных ударов.
— Я слышал, вы обучаете воинов, господин посол, — любезно осведомился хан. — Так ли это?
— Да, среди прочего. Но ваши воины не нуждаются в моем обучении, — столь же любезно ответил Мастер, кивнув на пыхтящих борцов, спины которых были обильно залиты потом.
— Возможно ли проверить это? Пусть один из ваших слуг покажет свое мастерство в состязании с моими людьми.
— Без сомнения, мой человек проиграет.
— Почему вы так уверены? По крайней мере, этот выглядит воином. — Хан небрежно кивнул в сторону Чена.
— Прошу понять меня правильно, достопочтимый хан. Я не учу своих людей ни драться, ни бороться — я учу их убивать.
— Ну и убьет одного-двух, беды не будет. Зато посмотрим. Так что?
— У меня другое предложение, достопочтимый хан, — поклонившись, произнес господин Ли Ван Вэй. — Я сам покажу свое скромное искусство. Прошу вас, выберите трех ваших воинов, любой силы и веса.
Мастер разделся до пояса и лег на землю, лицом вниз, подобрав под себя руки. Трое здоровенных кыргызов навалились сверху, плотно прижав его к земле. Китаец сделал несколько глубоких вдохов, затем, как-то утробно крякнув, шевельнулся — и степняков словно подбросила неведомая сила, расшвыряв в разные стороны.
Что-то дрогнуло у Шинкарева в груди. Когда Учитель выполнял нечто подобное, Андрей чувствовал все величие древнего Учения, преображающего разумом человеческое естество.
— Как называется это искусство? — помолчав, спросил хан.
— Кунфу.
— Забавное искусство… — задумчиво протянул степняк, — но когда тысяча всадников идет в атаку, можно ли их так же отбросить?
— Нельзя, достопочтенный хан.
— В таком случае проку в нем немного.
— Потому я и сказал, что ваши воины не нуждаются в моем обучении.
— Воистину так. И все же я хотел бы посмотреть на настоящий бой. Пусть этот покажет что-нибудь. — Хан посмотрел на Чена. В этот момент раздался частый топот копыт и показался Ханза-чазоол. Его вороной конь храпел, вскидывая голову, а чазоол горящими глазами впился в Андрея с Учителем. За ним виднелись еще несколько всадников.
«Черт его дери! Достанет теперь за пещеру. Найдет способ и достанет». На хана надежда слабая. Кто они ему? Значит, надо действовать на опережение. Раздвинув плечом передних воинов, Андрей вышел в круг.
— Я ученик господина Ли Ван Вэя! И я вызываю на бой благородного Ханзу-чазоола! — громко сказал он по-русски.
Мастер перевел, хан усмехнулся, чазоол, побагровев от ярости, схватился за саблю, ударив коня каблуками. Расталкивая столпившихся воинов, тонконогий вороной конь рванулся в круг. Андрей отпрыгнул в сторону.
— Без коней! Пешими! — громко потребовал он.
Чазоол вновь замахнулся саблей, но хан коротко и властно бросил ему что-то, и тот, скрипя зубами, полез с седла. Когда Ханза-чазоол вышел в круг с длинной саблей, предназначенной для рубки с коня, стало видно, что драться пешим он не привык. Это давало бы Андрею небольшой шанс, но тому было плевать на шансы. Андрей не собирался драться с чазоолом согласно правилам поединка — он собрался его убить.
— Дайте топор! — потребовал Шинкарев. Мастер вновь перевел, Андрею принесли топор с длинной прямой рукоятью. Оперев его о камень, он ударил каблуком. Обожженное листвяжное топорище выдержало удар. Подошел Мастер, поставил ногу на деревяшку, сделал ей едва уловимое волнообразное движение — топорище громко треснуло. Переломив его о колено (от рукояти остался полуметровый, расщепленный на конце обрубок), Андрей подкинул топор на руке, проверяя баланс. «Сойдет». Кыргызы, криками одобрившие демонстрацию Мастера, захохотали, видя, как Андрей поднял топор — вертикально над правым плечом. Чазоол, презрительно скривив рот, несколько раз ткнул саблей перед собой, явно собираясь погонять бестолкового уруса. Что с того взять — сломал хороший топор, упустив и так-то малый шанс. Андрей чуть отступил от сабли, чазоол, злорадно оскалившись, немного подался вперед. Кто-то из воинов подтолкнул Андрея в спину, чтобы тот не уклонялся от поединка. Ханза-чазоол отвел саблю для удара. Продолжая толчок воина, Шинкарев бросил корпус вниз и в сторону, одновременно резко метнув топор в противника. На таком близком расстоянии тот не успел уклониться. Топор с глухим ударом вошел в грудь, чазоол, захрипев, свалился на землю, дернулся пару раз и затих.
Наступила тишина. Степняки молчали. С их точки зрения, победа Шинкарева заслуживала лишь презрения, а не похвалы. «Да и плевать». Хан резко сказал что-то Мастеру, тот жестом позвал Андрея с Ченом, и они направились к коновязи. Там уже стояли три оседланные лошадки — довольно невзрачные «степняки», рядом две лошади под вьюками и трое вооруженных всадников охраны. Уехали тотчас же, быстро и молча.
На выезде из лагеря дорогу им пересекла очередная колонна всадников, а дальше в степи поднимались облака пыли — отряды все подходили и подходили.
«Похоже, всерьез они за Красноярск берутся».
— Простите, Ши-фу, можно вас спросить? — обратился Андрей к Мастеру.
— Спрашивай, — глухим голосом ответил тот.
— Что сказал хан после моего поединка?
— Это не было поединком. Это было подлым убийством.
— Это хан так сказал?
— Он сказал следующее: «Так дерутся урусы — собаки, не имеющие понятия о воинской чести. Теперь вы видите, почему нельзя покоряться им».
— Разве я не правильно поступил? По-моему, у нас не было выбора.
— «Выбор всегда есть»— не ты ли это говорил? — усмехнулся китаец.
Лошади поднимались на крутой подъем, всадники замолчали, подгоняя каждый свою.
— А почему меня не убили? — спросил Андрей, когда они снова поехали по ровной дороге.
— Потому что ты мой слуга, — спокойно ответил Мастер.
— А почему не убили вас?
— Потому что я императорский посол.
«Ой ли?! Нужен ты им, вот в чем дело! Нужна наша поездка на север, и именно в связи с их походом. А в чем задача — помочь хану взять город? Допустим. А мне как быть? Помешать их планам?»
— Простите, Ши-фу, можно еще спросить? — Вопрос давно вертелся у него на языке.
— Что еще?
— Русские правда так подло воевали?
— Это война. На войне все хороши, — махнул рукой Мастер, — но у вас, русских, нет понятия чести. И порядка тоже нет. Вот, скажем, такой исторический факт: когда русские впервые встретились с енисейскими кыргызами — еще в шестнадцатом веке, при Борисе Годунове, — в Тюмень для подписания пограничного договора поехал кыргызский бек, брат правящего хана. И поехал он с женой. Так вот эту самую жену тюменские люди побили и отобрали у нее соболью шубу. Как тебе такое? Естественно, что договор подписан не был. Да хоть бы и был — русские их постоянно нарушали, пытаясь продвинуться в степь.
— И как, продвинулись?
— В конечном итоге да, — кивнул Мастер.
— А к нынешнему времени?
— Практически нет. Несколько крупных экспедиций было уничтожено кыргызами и сибирскими татарами. Тем не менее на северной границе степей русские сумели удержаться, выстроив линию острогов: Кузнецкий, Томский, Ачинский, Красноярский.
— А сейчас кыргызы решили взять Красноярский острог? — спросил Андрей. — Вы намерены сделать так, чтобы они его взяли?
— Нет. Может, они и возьмут острог, но не с нашей помощью.
Сказано было твердо и честно, но когда господин Ли Ван Вэй говорил иначе?
Дальше снова ехали молча. Вскоре Енисей скрылся за цепью невысоких островершинных холмов, поросших жесткой, уже выгорающей травой. В траве качались розовые звездочки диких гвоздик, наливались темно-багровые шарики клубники. Неровный горизонт был размазан мутью горячего дня, раскаленные камни могильников, обсиженные птицами, покрыты дорожной пылью.
По пути на север степь снова менялась, уже в обратном порядке — выше стали холмы, расширились березовые рощицы на северных склонах, вдоль темных речек загустели черемушники, плотно перевитые смородиной и боярышником. У одной из таких речек устроили привал: кыргызы остались с лошадьми, Андрей и Чен были заняты костром и чаем, а Мастер, открыв один из тюков, разглядывал ханский товар — рулон толстой многоцветной ткани, вытканной узором из белых, желтых и фиолетово-красных полос.
— Что это за ткань? — спросил подошедший Андрей.
— Степная работа. Ты понимаешь что-нибудь в ткачестве?
— Ничего.
— Смотри, это интересно. — Господин Ли Ван Вэй перегнул ткань, показывая ее изнаночную сторону. — Видишь эти продольные нити? Их называют «основой», они толстые, сделаны из грубой некрашеной шерсти. Поперечные нити, или «уток», цветные и тонкие. Такую ткань называют «уточным репсом».
— Мне надо это знать?
— Почему нет? В Красноярске продадим ее, возможно, ты этим и займешься.
«Хочет отвлечь меня от более важных дел?»
— Сколько она стоит?
— В баксах? — усмехнулся Мастер. — Сколько базар даст. Пошли, чай готов.
Чай пили под черемухой, на которой уже налились завязи-ягодки, отливающие твердым зеленым лаком.
— Забыл тебя спросить, — повернулся китаец к Андрею, — как ты съездил на свадьбу?
— Да вроде нормально.
Машинально притронулся к синяку, уже наполовину рассосавшемуся.
— Молодые остаются у озера?
— Нет, уезжают. Кистим сказал, что боится опоздать.
— Куда опоздать? — Мастер спросил равнодушно, но Андрей уже научился различать в его голосе едва слышимую нотку интереса.
— Хан дал разрешение его роду откочевать в Хоорай, ближе к устью Сисима.
— Что такое Сисим?
— Таежная река. Течет с восточной стороны, впадает в Енисей недалеко от начала степей.
— Вот оно что… Наверное, русским не понравится этот уход. Как ты думаешь?
— Бунт, в сущности, — пожал плечами Андрей, — ясак давать не будут. Кому понравится?
— И что предпримут русские?
— Подавят бунт. Ушедших вернут силой, зачинщиков накажут. Мне так думается.
— Вот и мне так думается, — сказал Мастер и надолго замолчал.
После чая снова сели в седла, снова вверх-вниз по нагретым склонам, вспугивая грузных дроф и серых лисичек-корсаков, пока, наконец, не мелькнула с вершины — далеко еще, еле заметно — щетинистая темно-зеленая полоска.
— Тасхыл, — указал один из воинов. — Тайга. Степь йок, дальше нету.
Андрей оглянулся — его самого удивило чувство, неожиданно захлестнувшее грудь. Вдруг не захотелось ему покидать эту небольшую теплую землю, плавные, травянистые склоны под горячим голубым небом, обведенные шумящими березовыми рощицами — ярко-зелеными, исчерченными полосками белых стволов. Порыв северного ветра донес еле слышный шум таежного океана, его прохладный смолистый запах. Андрей знал, конечно, что едет он на войну, но не только в этой, земной войне было дело. На севере его ждало что-то неведомое, грозное, отчего сжималась грудь и еще раз, как за последнюю свою защиту, цеплялся взгляд за коричневые плиты курганов, встающие из желтоватой сухой травы. «Ладно, все там будем… — успокаивал он себя, —» Раннее небо» не выдаст, так и свинья не съест «. Но это не особенно помогало.
Часть III
Глава двадцать девятая
Бирюса показалась неожиданно, на третье утро медленного пути по» сакме»— тайной таежной тропе. Все вокруг покрылось росой, что-то потрескивало под сапогами, качались над головой белые зонтики съедобной травы «пучки». Ведя лошадь в поводу, Андрей на ходу ободрал шкурку с сочной пустотелой трубки и вкусно захрустел.