Вячеслав Антонов
Китайская петля

   Настоящее есть следствие прошедшего, а потому обращай непрестанно взор свой на зады, чем сбережешь себя от знатных ошибок.
Козьма Прутков

Часть I

Глава первая

   Майским днем 1644 года небо над китайским городом Сучжоу было затянуто густым дымом пожарищ. Маньчжурские войска, пришедшие с севера, с заснеженных таежных просторов, пошли на штурм «благословенного» города императорских парков, в котором укрепились отряды Ли Цзычена — проклятого мятежника и погубителя династии Мин. На зубчатых стенах бесновались бритые голодранцы, размахивая топорами, меча из луков, пригибаясь под страшным свистом каленых ядер. Маньчжурские бомбарды, скованные из железных брусьев, укрепленные в широких рубленых колодинах, грохотали, сотрясая землю; и волна за волной — казалось, от горизонта до горизонта — двигались шеренги воинов в пластинчатых железных панцирях. Гудели боевые барабаны, рыжие отсветы пожарищ проскакивали по блестящему металлу, бросая резкие тени на каменные лица. Черным огнем горели узкие глаза, вперившиеся в стену, на которой в крошеве каменных фонтанов, вздымаемых ядрами, летели кровавые ошметья человеческих тел. Шеренги шли одна за одной, неотвратимо и мерно приближаясь к городу. Еще раз ударили пушки, захлопали пищали, с тяжелым грохотом обрушилась стена, затянув полнеба облаком грязно-серой пыли, и тотчас же, приставив лестницы, Маньчжуры густо полезли на стены и хлынули в пролом, сметая оставшихся защитников. Смолкли орудия, из всех звуков остался лишь боевой рев тысяч глоток да сабельный лязг рукопашного боя. Закрутившись на стенах, побоище перевалилось в город, клубки сцепившихся тел заметались среди огненной метели и черного дыма, в которых валились кровли горящих домов. Распахнулись захваченные ворота, и тогда, по команде военачальника северян, в бой пошла маньчжурская конница: слитно гремели копыта, развевались гривы, на бамбуковых древках бились узкие флаги. Сверкая кривыми саблями, конная лава проскочила ворота и покатилась по прямым улицам Сучжоу, рубя бегущих мятежников, оставляя за собой неподвижные тела, втоптанные в темно-красный парковый песок. Ручейки крови, булькая, сбегали к прудам, расходясь грязно-бурыми пятнами в неподвижной воде…
   В одном из парков, укрывшись между кустов, за побоищем следил пожилой китаец — невысокий, узкоплечий, сутуловатый. Его загорелая лысина была окружена венчиком седеющих волос. Седыми были свисающие усы и небольшая бородка; узкие глаза, полуприкрытые в странной отрешенности, порой глядели прямо и жестко. Когда резня затихла и всадники северян скрылись за побеленной парковой оградой, китаец показался из своего укрытия и двинулся по дорожке, огибающей пруд. Выйдя из ворот, украшенных шипастыми головами драконов, он оглядел неширокую реку, в которой плясало отраженное пламя горящих барок, круглый разрушенный мост, изрубленные тела в лохмотьях, валяющиеся на берегу. Недалеко крутились всадники, мелькали сабли, слышались крики дорезаемых повстанцев. Из клубов пыли и круговерти лошадиных тел вывалился один конник и, пришпорив крупного гнедого жеребца, тяжело поскакал к китайцу. Чешуйчатые доспехи, составленные из длинных полос, наложенных друг на друга, гремели на скаку. Плечевые и грудные накладки были завернуты, точно крылья жука. С обнаженной сабли летели красные капли крови, со свалявшейся черной бороды — мутные капли пота. Подскакав, всадник круто осадил коня, вскинул саблю, но мгновенно превратил удар в эффектный салют. Храпящий жеребец вскинул тяжелую голову, оплетенную сеткой жил. С железных удил валилась густая пена.
   — Ну, здравствуй… как там тебя… — бросил китайцу всадник.
   — Ли Ван Вэй, с вашего позволения. Поздравляю с блестящей победой, Ваше превосходительство! — вежливо поклонился китаец.
   — Спасибо и тебе… то есть вам, — внимательно глянув в глаза китайцу, поправился Маньчжур. — То место и впрямь оказалось слабым, наши пушки легко проломили стену.
   — Полагаю, настала очередь Пекина?
   — О да, черт подери! Гавкать вздумали, псы! Всей черни языки повырезаем! — Всадник потряс саблей и, не выдержав возбуждения, поднял коня на дыбы, ударил его пятками и поскакал в ближайшую свалку — рубиться. Китаец же усмехнулся про себя, покачал головой и не торопясь направился вдоль медленной мутной реки от человеческой крови.
   На полторы тысячи километров севернее, по летней сибирской степи шел Младший Ученик, спешащий на встречу с китайским Мастером, прибывшим из далекой страны Хань. Мастер собирал учеников в отрогах Кузнецкого Алатау, напоенных запахом тайги и медвяным ароматом альпийских лугов.
   Ученик был одет в меховые штаны и куртку, перетянутую кожаным ремнем, на котором висел длинный кинжал из темной бронзы. Еще час назад, на самом раннем, темном рассвете, он проходил мимо санатория, в скудном тополевом парке которого стояли кибитки на массивных деревянных колесах, закрепленных на жердинах-осях тяжелыми кривыми клиньями. У летнего кафе «Ветерок» была вкопана коновязь из вылощенных временем жердей; привязанные к ней, стояли мохнатые кони с луками и круглыми берестяными колчанами, притороченными к войлочным седлам. Рядом остывал горбатый «Запорожец»— кони недовольно фыркали, принюхиваясь к запаху семьдесят шестого бензина. На заднем сиденье, поджав под себя худые ноги, спала девочка в голубых шортах и желтой махровой маечке с изображением морского штурвала.
   — Лена, Лена! — хотел позвать Младший Ученик свою сестренку, но не успел — жизни его угрожала опасность, поэтому надо было спешить. Вдоль дороги, выбитой деревянными колесами кибиток и обкатанной мягкими протекторами «Жигулей», росла низкая голубоватая трава. Мелкие степные ястребы сидели на каменных плитах могильников, тут и там разбросанных в предгорной степи. Позади осталось широкое зеркало соленого озера, блестящего под низким рыжим солнцем. За ближайшей грядой раскинулось другое озеро, Собачье (Ит-Куль), с водой холодной и пресной, накатывающей, словно ртуть, на серую береговую гальку. В степи множество озер и все разные, но сейчас Младший Ученик об этом не думал; он торопился, направляясь к ближайшей гряде холмов. На курорте-стойбище остался труп его друга, который тоже шел к Мастеру.
   Выйдя к шоссе, он пропустил совхозный «КамАЗ», груженный тюками прессованного сена, — сухие травинки долго кружились в воздухе — и продолжил подъем на холмы. Глухой слитный топот, донесшийся с подножия склона, заставил его обернуться. Со стороны подсобного хозяйства, покачивая пиками, показалась группа всадников в ушастых малахаях. У них были кривые сабли и круглые щиты, притороченные к седлам. Ученик побежал, с трудом переставляя гудящие от усталости ноги. Заметив его, всадники гикнули, ударили пятками мохнатых коней, переводя их в галоп и вытаскивая из-за спины широкие дальнобойные луки. Глухой топот копыт по сухой земле стал яснее, долетели резкие крики погони. Обливаясь потом, Ученик успел доковылять до вершины пологого холма, но кольцо всадников сжималось, загоняя его к обрыву. Обрыв был сложен из выветренных плит слоистого песчаника, под ним крутой травянистый склон, сбегающий к берегу озера. За озером холмы, поросшие невысокими соснами, гряда за грядой. Еще дальше смутно синели горы.
   Крики погони стали совсем близкими, они пробивались сквозь шумное дыханье, острой болью разрывающее грудь. Младший Ученик встал на край обрыва, его ступни в мягких кожаных сапогах ощутили ноздреватый камень, влажный от утренней росы. Передний всадник уже крутил над головой камчу — сыромятную нагайку-волкобой. Еще раз оглянувшись, Младший Ученик присел, вытянул руки перед собой, будто нащупывая в воздухе невидимую плоскость, затем, набрав и выдохнув воздух, усилием воли оттолкнулся от камня. Руки и ноги покатились по невидимым плоскостям, от напряжения потемнело в глазах, крупно задрожали кисти. Степной склон откачнулся назад, под ногами мелькнула извилистая речка с берегами в ярко-зеленой осоке, надвинулась озерная вода, покрытая рябью. Сзади вдруг свистнуло, мелькнули деревянные стрелы с узкими гранеными жалами и бронзовыми шариками-свистунками, уходя вниз по крутым дугам. Последняя стрела порвала на плече меховую куртку, крики заглохли, а под ногами уже показались мелкие волны, сквозь которые замелькало каменистое дно. Руки совсем ослабели, а волны уже приблизились, мелькнули спины больших рыб, крупные глыбы на дне, по которым пробегали солнечные змейки. По дну запрыгала и его тень, появившись откуда-то из темно-зеленой глубины; гребень волны коснулся поджатых ног, и, наконец, последним усилием он дотянулся до берега, свалившись на теплую землю, покрытую сухой желтоватой травой.
   Отдышавшись, Младший Ученик огляделся: неподалеку начинался крутой склон холма, на нем росли невысокие редкие сосны, за ними были видны выцветшие палатки и зеленый геологический вездеход на гусеничном ходу. Отлежавшись, Ученик встал и продолжил свой путь к далеким таежным горам.
   В горной тайге, на узкой прогалине, раскрывающейся на самом перегибе склона, среди темных елей и светлых пушистых кедров прятался низкий вход в землянку. Вечерело, горы окрасились теплым предзакатным светом, подрумянившим круглые кучевые облака над дальними перевалами. Перед землянкой потрескивал костер, Старший Ученик — высокий, широкоплечий китаец с бугристой кожей на смуглых щеках — помешивал что-то в большом глиняном горшке. Оттуда вкусно пахло мясом и кореньями. Младший Ученик, один из немногих, кому удалось дойти сюда, сбросил у костра охапку хвороста.
   Послышались голоса. На прогалине показался Ли Ван Вэй — его Мастер, — следом группа учеников, среди которых Младший Ученик узнал Вонга, вьетнамца, убитого в азиатском порту.
   — Как тут может быть Вонг? — не мог понять Младший Ученик. — Он же мертвый.
   — Ты глупый, Младший Ученик, — ответил ему Мастер. — Это магия. Разве ты не знал?
   — Он вообще порченый, — небрежно бросил Старший Ученик, — он ничего не знает. Зачем он вам?
   — Это мое дело, Чен, — ответил Мастер и жестом подозвал Младшего Ученика, — иди сюда. Я покажу тебе, как действует магия.
   На перегибе склона они встали в стойку готовности и легко, без всяких усилий и боли, двинулись по воздуху к дальним снежным горам. Под ногами прошли нагретые травянистые горы, серые скалы и таежные урочища с пеной ручьев, белеющей в мутной холодной тени. Ушла вниз граница леса, приблизились первые снежники, окрашенные закатом, гаснущим в фиолетовом небе, в котором круглились многослойные багрово-красные облака. Где-то над облаками на мгновение блеснула еле видная черточка пассажирского лайнера. Мастер и Младший Ученик добрались до одной из вершин и с хрустом опустились в глубокий рыхлый снег. Здесь им предстояло провести ночь в медитации. Укрывшись за черными глыбами гольца, иссеченными ледяным ветром, они сели на пятки и замерли. «Пи-пи-пи», — послышался зуммер мобильника, висящего на поясе Мастера рядом с ритуальным ножом из слоистого полупрозрачного обсидиана. Мастер не ответил, а телефон все звонил и звонил…
   Не открывая глаз, русский мужчина прихлопнул кнопку будильника. В номере гостиницы, расположенной в центре китайского города Сучжоу, наступила тишина. И все же пора было вставать — уже через семь часов из шанхайского аэропорта уходил его питерский самолет.
   Аккуратно упаковав большую спортивную сумку, сдав ключи в Reception, мужчина направился в гостиничный ресторан. На вид ему было от тридцати до сорока, ростом не особенно высок, широк в кости, с тяжеловырубленными, жилистыми мышцами. На южном солнце лицо его загорело красным, веснушчатым загаром северянина, светлые волосы на крепкой лобастой голове были коротко подстрижены, как и усы с круглой бородкой, окружающие небольшой, твердо очерченный рот. Широкие скулы и холодный взгляд узких серых глаз делали его похожим на азиата. Звали мужчину Андреем Николасвичем Шинкаревым, воинское звание — капитан запаса, должность — международный курьер компании «Лимассол инвестментс Лтд», точнее, ее питерского представительства. Сама компания, зарегистрированная на Кипре, была создана для обслуживания российского оружейного экспорта и укомплектована сотрудниками в звании не ниже капитана.
   Сюда, в старинный город Сучжоу, Андрей приехал попрактиковаться с китайским Мастером, триада которого плодотворно работала с «Лимассол инвестментс» по азиатским контрактам. Наверняка китаец догадывался, Андрею поручено поближе приглядеться к азиатским партнерам. Это, однако, не мешало добрым отношениям Шинкарева и Мастера, поскольку казачком-то Андрей был засланным, а вот учеником — самым настоящим, давно и прочно запавшим на «внутреннее» ушу. Более того, как чувствовал Андрей, на его счет у китайцев появились свои планы, и как раз сегодня — в день отъезда, стоило ожидать серьезного разговора.

Глава вторая

   — Туй-шоу! — скомандовал Мастер, и на парковую дорожку, посыпанную крупным темно-красным песком, вышла невысокая китаянка. С волосами, завязанными в хвост, в облегающей куртке с петлями на груди, она казалась совсем девчонкой, если бы не жесткие «граненые» мышцы бедер, время от времени проступавшие сквозь шуршащий серо-голубой шелк.
   Андрей сделал шаг навстречу, запястье коснулось запястья, и двое, словно привязанные друг к другу, принялись нанизывать медленные плавные круги. Ноги, согнутые в низкой стойке, заскользили осторожными полукруглыми шагами.
   — Хан сюй ба бэй! — резко бросил Мастер, поправляя стойку девушки. Выглядел он точь-в-точь как господин Ли Ван Вэй — тот китаец, что наблюдал за штурмом города примерно триста шестьдесят лет назад. Даже одет был похоже — в простой темный костюм для ушу. По странному совпадению и звали Мастера так же — господин Ли Ван Вэй.
   По его команде китаянка присела еще ниже, согнув опорную ногу, и внезапно рванулась вперед, стремясь повалить Андрея, на краткий миг потерявшего устойчивость. Его тело мгновенно скрутилось с линии удара, он сдернул бьющую руку, продолжая рывок толчком, и девушка рыбкой отлетела на три шага, растянувшись на влажном песке. Но тут же извернулась, упруго вскочила на ноги и снова в стойку — кулаки вперед, черные глаза горели гневно — съела бы сейчас, не иначе!
   — Достаточно, — улыбнувшись уголками глаз, Мастер прекратил спарринг, — ты свободна, Лю Фэй. А с тобой еще пройдемся, провожу до пристани, — сказал он Андрею.
   Мастер и его ученик, не торопясь, пошли по дорожке, огибающей парковый пруд. С семнадцатого века императорский парк мало изменился. С течением времени он просто стал самим собой, словно получил печать, подтверждающую его благородство, — «Verificetur in aeternis». «Знаменитые террасы и беседки появляются, когда минет большой срок. Благородные травы и деревья достигнут зрелости, когда пройдет много лет», — писал о садах китайский поэт Су Дунпо.
   — Видишь, — показал господин Ли Ван Вэй, — здесь их убивали. Трава стала мокрая от крови, вода красная.
   — Занятно… — ответил Андрей, без всякого выражения в голосе.
   — Занятно? И это все, что ты можешь сказать?
   Андрей молча пожал плечами. Обойдя пруд, они оказались перед нагромождением серых крупнозернистых глыб, исполосованных длинными тенями и полосами света, в череде которых то вспыхивали, то пригасали пучки шаровидных бледно-желтых хризантем.
   — «Камень — лучший друг возвышенного мужа», так говорил поэт Бо Цзюйи. А здесь воины проверяли мечи, — показал Мастер, — видишь, на камнях до сих пор следы ударов. — Китаец притронулся к каменному боку, поблескивающему кубиками кварца.
   — Вижу, — ответил Андрей.
   Он сжал правую руку в кулак, отвел большой палец и медленно провел им по неглубокой, стершейся от времени борозде.
   — Вы хорошо говорите, Ши-фу . Будто сами побывали в том времени.
   — Может, и побывал. А ты хотел бы? — ответил Мастер.
   — Простите, не понял.
   — Я плохо говорю по-русски?
   На самом деле он говорил хорошо, почти без акцента.
   — Я не понял вопроса, — повторил Шинкарев.
   — Ты хотел бы побывать в том времени? Увидеть войны, штурмы городов? Тех воинов?
   — Разве можно попасть в другое время? — спросил Андрей.
   — Если повезет, можно даже вернуться.
   — Весело… И каким образом?
   — С помощью Учения. Можешь считать его китайской магией.
   — Магией, — разочарованно хмыкнул Андрей, сплюнув на дорожку.
   — Доплюешься, губы заболят, — заметил Мастер. Он ожидал разговора, но не такого — «Потомственный маг Василий Пупкин: элитная чистка кармы, приворот…» Вообще, Андрея, как и других «белых» учеников, допускали к занятиям на трех условиях: не играть в магию, не лезть в философию и ничего не изобретать в технике. Андрей охотно принял стандартные правила школы, помня изречение китайского ученого семнадцатого века Чжоу Жудэна, которое любил приводить его Мастер: «Дао по своей сути не есть нечто необыкновенное. Оно там, где учащиеся учатся, крестьяне пашут землю, монахи декламируют сутры, чиновники управляют, и каждый радуется своей доле». Однако правила менялись прямо на глазах, и вряд ли китаец позволит Андрею и дальше просто «радоваться своей доле».
   — Да мы о чем говорим-то? — Андрей тряхнул головой, словно отгоняя сон. — Вы это серьезно?
   — Вполне серьезно. Побеседуй со своим руководством. Надеюсь, своих начальников ты считаешь серьезными людьми?
   — До сих пор считал.
   — Можешь считать и дальше, — заверил его Мастер. — Постарайся понять: любой Воин, развивающий свою внутреннюю силу, — ты ведь этому учишься у меня? — подходит к такому пределу, дальше которого он может двигаться лишь с помощью магии. Твой срок подошел, и выбора у тебя нет, — сказал он неожиданно жестко.
   — Выбор всегда есть, — твердо ответил Андрей, — как говорил наш Горбачев, «есть другая альтернатива».
   — Хорошо, скажем иначе, — смягчил тон китаец, — у тебя есть возможность. Довольно редкая возможность.
   — Возможность чего?
   — Участия в большом магическом действии, связанном с переносом личности во времени.
   — А кем я буду? Там, в другом времени. — Андрей все еще не мог поверить, что Мастер говорит серьезно.
   — Моим учеником, разумеется. А ты думал, китайским императором? — усмехнулся китаец.
   За разговором они успели выйти к пристани. Андрей огляделся, глубоко вдохнув влажный речной воздух. Казалось, время остановилось для этого города. Как и сотни лет назад, одно-двухэтажные дома фронтом стояли вдоль берега, грязноватая побелка стен начиналась прямо от низкой набережной, сложенной из груботесаных камней. Высокий арочный мост, отражаясь в глинистой воде, образовал круг, в который безостановочно втекала река, разлинованная полосами мелкой ряби. Под мостом стояла темная бочкообразная барка, с высокими бортами и плоско-срезанной кормой. Окутанные влажным воздухом, соединяющим бледно-голубое небо и голубые блики воды, над старой черепицей крыш поднялись кроны деревьев Тигрового холма, а над ними высокая островерхая пагода с загнутыми карнизами на каждом из своих уступов.
   — Какие у тебя планы? — спросил Мастер.
   — Сейчас в Питер, оттуда в отпуск, в Красноярск. Давно в Сибири не был.
   — Хорошо. Через месяц я буду в Красноярске. Там ты и дашь окончательный ответ. Но прежде я прошу тебя помочь мне в Москве.
   — Чем именно?
   — Немного напугать одного человека. Он очень мешает российско-китайской дружбе. Дело легкое, без крови; кстати, можешь сообщить о нем своему начальству.
   — Я подумаю.
   К пристани подвалил широкий низкий катер, в это же время с ближайшей улицы вывернул черный «мерседес»с притемненными стеклами. Спустя несколько минут снова рявкнул винт, вспенилась коричневая вода под кормой. Махнув на прощание Андрею, Мастер подошел к машине, не торопясь устроился на заднем сиденье и по-китайски скомандовал водителю:
   — В Шанхай!
   — Мы бы могли подбросить его, — трогаясь, водитель кивнул на уходящий катер, подразумевая Андрея.
   — Ему лучше побыть одному.
   — А почему именно этот?
   — Других земля не примет.
   Водитель, казалось, нисколько не удивился странной фразе.
   — Так он согласился?
   — Он пойдет, — уверенно ответил Мастер.
   — А я? — при этом вопросе на бесстрастное лицо водителя прорвалось неожиданное волнение.
   — И ты пойдешь, Чен. Решено.
   Тот, кого Мастер назвал Ченом, явно успокоился, удобнее устроился на мягком кожаном сиденье и сосредоточился на дороге — «мерседес» выехал на автостраду, резко набирая скорость.
   — Но сначала, — продолжил господин Ли Ван Вэй, — ты поедешь в Красноярск, в город этого человека. Нужно помочь нашим… ты знаешь, в чем.
   — И он будет с нами?
   — Посмотрим. Главное, пусть сделает дело в Москве.
   — В Москве у нас надежные кадры, им хорошо заплатят. Сами справятся.
   — Нужно, чтобы работал он. Работу надо снять на камеру.
   — Крючок?
   — Не только. Товарищи из даосского отдела ЦК КПК, которые отвечают за проект, хотят сами видеть работу этого северного варвара.
   — А зачем нам всеобще возня в Красноярске? — спросил Чен уже на въезде в Шанхай, когда в перспективе автострады, заполненной «тойотами»и «ниссанами», показалось нагромождение туманно-голубых небоскребов. — Если проект удастся, дивиденды будут такими, что и во сне не снились.
   — Вот именно — если удастся. А на дивиденды ты не особенно облизывайся, знай свое место. Ты понял? — в голосе Мастера проступили едва слышные нотки недоброй силы.
   — Я понял, Ши-фу.
   — Вот и хорошо, — мирно ответил Мастер, затем откинул голову на кожаную спинку и задремал.
   Устроившись на катере, Андрей закрыл глаза. Он не пытался обдумывать недавний разговор — еще будет время. Под мерный рокот дизеля и плеск воды за бортом мысли свободно поплыли, медленно вращаясь вокруг китайцев как таковых.
   …Китайцы в жизни Андрея появлялись постепенно, но многообразно — соответственно тому, как узнавала их большая часть российской провинции. В Красноярске Китай ощущался как военная угроза в странном сочетании с топографической поэзией: говорили, что до него «семь перевалов» через Туву и Монголию, семь возможных рубежей обороны. Ресторан со странными башенками, построенный на Караульной горе, местные острословы, предвосхищая события, прозвали «китайской комендатурой». Китайской оккупации так и не состоялось, а ресторан сожгли городские цыгане в порядке рэкета.
   Андрей на миг открыл глаза, ощутив себя на катере, потом снова нырнул в прошлое.
   …Как-то раз в августе, в День ВДВ, Андрей зашел на красноярский городской рынок, собираясь купить винограда — сестре в больницу. Под высоким куполом гулко отдавался южный гомон — азербайджанский, узбекский, таджикский. Андрей ходил, смотрел на сладко пахнущие дыни, оранжевый урюк, прозрачный, словно мед, на крупный темный изюм. Внезапно у входа раздались крики, топот, и внутрь ввалились расхристанные парни в зеленых кителях и голубых тельниках, раскручивая солдатские ремни. С дробным стуком покатились фрукты, гортанно выкрикивая что-то, побежали южные мужчины. Граждане качали головами, шокированные непривычным еще зрелищем погрома. Некоторые, впрочем, происходящее одобряли, большинство же принялось набивать сумки дармовыми фруктами. Недалеко от Андрея несколько китаянок поспешно упаковывали товар — но не успели. Орущая, топочущая толпа подкатилась раньше. Пьяная десантура нацелилась было на китаянок, но тут словно из-под земли появились узкоглазые парни с ножами и нунчаку и плотно окружили женщин. На всех прочих китайцам было наплевать, но за своих теток они собрались биться насмерть — в черных горящих глазах это читалось предельно ясно.
   И русские парни, числом и комплекцией вдвое превосходящие азиатов, обошли их стороной, попутно отвешивая пинки каким-то перепуганным киргизам в тюбетейках.
   Для Андрея тот случай стал толчком ко многому. К чему именно? — не раз спрашивал он себя, отвечая все так же неопределенно — ко многому…

Глава третья

   Три недели спустя Чен подошел к тому самому городскому рынку, на котором Андрей впервые столкнулся с проявлением восточного боевого духа. Рядом с Ченом шел молодой китаец Миша — региональный координатор шанхайской триады. На самом деле никакой он был не Миша, просто все китайцы, живущие в России, берут себе русские имена. Еще пара китайцев осталась в темном «БМВ». Стрелка готовилась давно, поскольку назрели вопросы по торговым сборам. На бетонном крыльце рынка Чена ожидала пара крупных, коротко стриженых парней; русские и китайцы холодно поглядели в глаза друг другу и прошли внутрь — для долгих и сложных переговоров.
   Вечером того же дня Андрей вышел из своей конторы, расположенной на Миллионной улице. В его походке явно чувствовалась выправка, правда не офицера, а ушуиста — корпус прямой, плечи немного развернуты, подбородок чуть поджат для защиты горла. Повернув в сторону Марсова поля, он решил пройтись до площади Восстания — важные вопросы хорошо было обдумывать на ходу. А подумать было о чем.
   Пару часов назад Андрея вызвал директор питерского представительства «Лимассол инвестментс Лтд»— Геннадий Сергеевич Д., грузный седеющий мужчина, не так давно носивший погоны полковника ГБ. Отменив ближайшую командировку Андрея, начальник предложил ему служебное задание, выходящее за рамки обязанностей международного курьера. Формально капитан запаса Шинкарев мог встать и уйти, поблагодарив за доверие. Однако фирма, действующая под крышей спецслужб (а как еще могла действовать фирма-посредник по экспорту оружия?), требовала от своего персонала лояльного отношения к неожиданным предложениям начальства. Именно поэтому Андрей удобнее устроился в кресле и внимательно выслушал следующее.