Арбенина Ирина. Чертова баба

   Вот, мол, знаю такого спеца по исчезновениям, обязательно поможет!
   — Ну, это ты уж слишком…
   — Слишком не слишком… А когда видишь, как человек мается, что хочешь наплетешь, — опять вздохнул Кронрод. — Может, все-таки поговорим спокойно и не по телефону? Приезжай к нам в газету — увидишь, где Макс работал.
   — Так вы что — сослуживцы?
   — Ну да!
   — А ты-то что там делаешь, в этой газете?
   — Да говорю же, тут у нас интересно. Вот ради интереса и парюсь тут за гроши…
   — А вы далеко?
   — В центре.
   — Ну, тогда, пожалуй, загляну… — согласилась Светлова. — Но только поговорить!

Глава 3

   К приятному удивлению Светловой, Андрей Кронрод размещался в комнате, на двери которой висела табличка: «Заместитель главного редактора».
   — А ты знаешь, — с ходу, даже не поздоровавшись, объявил он нерешительно и робко заглянувшей в эту комнату Светловой. — Сейчас, перед твоим приходом, мы с ребятами вспоминали Макса. И вот что выяснилось…
   Андрей отвлекся от начатой фразы, набирая номер телефона.
   — И что же?
   — Вдруг, понимаешь, выяснилось случайно, что некоторое время назад он, оказывается, решил поработать не для своего, а для чужого отдела.
   — Какого?
   — Криминальных происшествий и расследований.
   — Ну, это уже кое-что… Кронрод пожал плечами:
   — В том-то и дело, что это открытие, по всей видимости, бесполезно.
   Селиверстов только и успел, что договориться с редактором отдела о задании, но предпринять абсолютно ничего не успел.
   — А что это было за задание?
   — Селиверстов неожиданно вызвался вдруг расследовать деятельность одной крупной финансовой фигуры.
   — Что за фигура?
   — Некто Федуев. Такой, знаешь ли… Договорить Андрей не успел — в комнату заглянула взволнованная и взлохмаченная мужская голова:
   — Андрей! Это срочно!
   В общем, уже минут через пятнадцать приглашение Кронрода «спокойно поговорить» показалось Светловой, по меньшей мере, странным. В комнату то и дело заглядывали и забегали люди с невидящими глазами и очень срочными делами.
   Шелестя бумажками и не обращая ровно никакого внимания на Светлову, то и дело застывающую с недоговоренной фразой на устах, они бросались к Кронроду… При этом ни «здравствуйте» вам, ни «извините»!
   Но как скоро Светлова убедилась, кроме нее, это больше никого не смущало. Очевидно было, что эти люди привыкли общаться именно таким образом — на ходу и сразу с несколькими собеседниками одновременно. И более того — их эта жизнь, кажется, вполне устраивала!
   Что касается «здравствуйте» или «извините», то на эти «китайские церемонии» здесь ни у кого просто не было времени.
   Еще минут через двадцать приноровилась к «газетной атмосфере» и Светлова. Она решила тоже разговаривать, не обращая внимания на забегающих людей, и будто их не было.
   Именно в этот момент, не обращая внимания на очередного забежавшего в его комнату человека, Кронрод тяжко вздохнул и возопил, обращаясь к Светловой:
   — Ну, я понимаю, Макс отправился бы на встречу, связанную с расследованием деятельности наркомафии или нефтяными махинациями! Но интервью с детской писательницей Погребижской? Нонсенс!
   — Но может быть, так оно все и было? — возразила Светлова.
   — Что именно?
   — Ну, была встреча, связанная с расследованием деятельности наркомафии или нефтяными махинациями… Не сказал же он тебе ничего о крупной финансовой фигуре Федуеве.
   — Не сказал… — растерянно согласился Андрей.
   — Ну вот! Мог и о других своих контактах ничего не сказать, на какую встречу отправился, зачем… А упоминание о детской писательнице Погребижской только для отвода глаза… Может быть, он не хотел волновать свою жену? Ведь ты говоришь, что последний человек, с кем он говорил по телефону, была его жена? В семнадцать тридцать пять?
   — Не думаю, что вы правы! — Лысоватый молодой человек в очках, нависавший в данный момент над Кронрод ом, пошелестел бумажками.
   — Почему нет?
   — Потому что со мной Селиверстов говорил в тот вечер в половине седьмого.
   — Познакомьтесь. Этот страшный, этот ужасный… То есть, я хотел сказать, этот замечательный человек — наш ответственный секретарь, — поторопился представить лысоватого Кронрод. — Леша наш главный, так сказать, диспетчер: без него газета просто перестанет выходить! Без него, Аня, мы все просто пропадем! Леша-это сердце нашей газеты. Уйди Леша от нас — и это равносильно тому, что остановились бы часы на кремлевской башне…
   — Нечего льстить… — хмуро остановил эти заливистые трели Кронрода лысоватый. — Если через полчаса не сдашь материал — убью.
   — Ну, вот видишь, какие нравы… — вздохнув, заметил Кронрод. — Уж если Леша с начальством, с замглавного так общается… То, как видишь, объяснение загадочного исчезновения Селиверстова напрашивается само собой. Макс просто не сдал вовремя интервью, которое — кровь из носа! — должен был в тот вечер сдать, и Леша наконец сделал то, что всегда обещает. Убил. Убил нерадивого сотрудника и где-нибудь закопал… Чтобы, наконец, и другим наука была — сдавайте материалы вовремя, господа!
   Кронрод балагурил.
   А Светлова с интересом смотрела на лысоватого.
   — Значит, получается, что это вы говорили последним с Селиверстовым в тот вечер? — поинтересовалась она у «страшного Леши», когда Кронрод наконец замолчал.
   — Я с ним не говорил.
   — То есть?
   — Ну, это надо знать Лешу, — заметил Кронрод. — Он ведь не разговаривает с теми, кто запаздывает со сдачей материала в номер. Во всяком случае, в привычном понимании этого слова, не разговаривает. Он или рычит, или дико угрюмо молчит, ну а уж мы, грешные, юлим, пытаемся заполнить паузу оправданиями и жалкими своими словами…
   — Вы можете дословно воспроизвести тот диалог с Максимом Селиверстовым?
   Повторить, как это было? — попросила Светлова лысоватого молодого человека.
   — Ну… — Леша на секунду задумался. — Зазвонил телефон. Я снял трубку.
   И Селиверстов сказал:
   «Лешь, это Селиверстов!»
   Леша замолчал, вдруг задумавшись.
   — Ну, а вы что сказали в ответ? — не выдержала томительной паузы Светлова.
   Леша неопределенно пожал плечами, — А он… — ответил за Лешу Кронрод, — наверняка лишь неодобрительно хмыкнул в ответ Селиверстову. Да это и хмыканьем-то назвать трудно! Нечто среднее между хмыканьем и хрюканьем. Плюс этакое неодобрительное начальственное сопение, понимаешь ли…
   — Ну, и что было потом? — настаивала Светлова.
   — А потом Селиверстов сказал мне: «Ставь», — заметил Леша.
   — А вы?
   — А я… — Леша снова пожал плечами.
   — А он наверняка еще раз хрюкнул, на этот раз более одобрительно. И положил трубку. Вот и весь разговор! — с видом знатока прокомментировал молчание «страшного» Леши Кронрод.
   — Правда? — вопросительно взглянула на ответственного секретаря Светлова.
   «Страшный» Леша только нехотя кивнул, подтверждая слова Кронрода.
   — Значит, Селиверстов сказал вам: «Ставь»?
   — Ну да…
   — А что это значило?
   — Это значило, что материал будет. Что он успеет к подписанию номера в печать.
   — То есть Максим был уверен, что встретится с Погребижской?
   — Нет.
   — Нет?
   — Это значит, что он с ней уже встретился. Такова была наша договоренность: он должен был позвонить только в том случае, если на все сто процентов будет уверен, что интервью можно ставить в номер. А такая уверенность в случае с Погребижской возможна только в единственном случае — если он с ней уже поговорил.
   — А ведь писательница Погребижская утверждает, что Селиверстов к ней так и не приехал, — заметил Кронрод.
   — Вот как?
   — Да, мол, договаривались… Да, мол, она ждала — была назначена встреча. Журналист даже сказал, что едет. И…
   — И якобы не приехал?
   — Так она утверждает. А вообще, мне в милиции сказали: она даже разговаривать не хочет на эту тему!
   — Может быть, Максим все-таки приврал, когда сказал ответственному секретарю газеты «ставь в номер»? — предположила Светлова.
   — Что ты, Ань, имеешь в виду?
   — Скажем, Селиверстов был уже совершенно уверен, что встретится с этой писательницей Погребижской — вот и поторопился «позвонить».
   — Верно… — согласился с Аней Кронрод. — Леша ведь «страшный» человек!
   Вот корреспондент Селиверстов и выдал желаемое за действительное: мол, уже поговорил со старушкой, не волнуйся, Леша… А потом что-то случилось, и к Погребижской Максим так и не попал.
   — Кстати, почему он не взял у Погребижской интервью по телефону, если все так было срочно? — поинтересовалась Светлова.
   — Понимаете, обычно с писательницей Марией Погребижской довольно трудно договориться о встрече, — стал объяснять Ане ответственный секретарь газеты. — Обычно она редко соглашается на интервью. Это уж просто счастливый случай выпал Селиверстову — международную премию Андерсена Погребижская получила. Вот, видно, и решила по столь торжественному поводу газете не отказывать. И Максим, я уверен, конечно, не собирался ограничиваться двумя-тремя вопросами. Думаю, что, кроме этого срочного материальчика в номер, конечно же, хотел заодно сделать с Погребижской «беседу»…
   — Ах, вот как…
   — В общем, не использовать такой шанс — встретиться с живым классиком, если уж такой случай представился, для журналиста было бы глупо.
   — Так кто все-таки наврал? — опять засомневалась Светлова. — Максим, выдавая желаемое за действительное? Или врет Погребижская? Состоялось интервью или не состоялось?
   — Да ей-то зачем? — удивился Кронрод. — Зачем такому человеку, как Мария Погребижская, в данном случае врать?
   — Зачем? Я думаю, она все-таки поговорила тогда с Селиверстовым, — задумчиво заметила Светлова. — Но сейчас писательнице выгоднее это отрицать.
   Понимаешь, Андрей… Ну, зачем ей в этом признаваться, сам посуди? Темная уголовная история, которая неизвестно, сколько будет еще тянуться. Признайся Погребижская, что виделась с журналистом — заметь, при таком раскладе получается, что она последняя, кто видел его живым и здоровым! — и ей не будет покоя от следователей… А зачем ей лишние хлопоты и волнения? Зачем тратить свое драгоценное время? Ведь она уже не молодой человек. К тому же человек известный: что, если начнутся вокруг этой истории какие-нибудь газетные спекуляции? Ну, например… «Известная писательница — главный свидетель в деле об исчезновении журналиста!» Как?! Вот бедная старушка и лжет… Себе во благо!
   — Логично… — вздохнул Кронрод.
   — А между тем то, что Погребижская могла бы рассказать, если она действительно видела Максима последней, было бы очень важно.
   — Да?
   — Ну, конечно… Например, журналисту мог кто-нибудь неожиданно позвонить по мобильному телефону во время их встречи… И вполне возможно, Мария Иннокентьевна могла слышать какие-то фразы из этого разговора… Какие-то имена… Место, где Максу могли назначить встречу во время этого телефонного разговора. Ведь куда-то он поехал, если не добрался до дома? В конце концов, Погребижская могла бы сказать, сколько было времени, когда он уходил из ее дома? И не обронил ли напоследок что-нибудь о своих дальнейших планах?
   — Да, да…. — согласно кивал Кронрод.
   — В общем, пока мне кажется, что самое важное сейчас — все-таки выудить что-нибудь из этой Погребижской, — подытожила свои рассуждения Анна. — На данный момент это единственная ниточка, за которую можно было бы потянуть.
   Больше я никаких зацепок пока не вижу… Но Погребижская ведь, как вы утверждаете, факт встречи отрицает и разговаривать не хочет?
   — Верно… Легко тебе говорить «выудить», — вздохнул Андрей. — А то мы не пробовали! Я же говорю: она уже заявила милиции, что журналиста Селиверстова не видела, ничего о нем не знает и больше на эту тему общаться ни с кем не собирается. С ней — тут Леша прав! — и встретиться не так уж просто…
   — Ну, ничем не могу помочь, — вздохнула Аня.
   — А куда ты отдыхать-то едешь? — поинтересовался вдруг у Светловой Кронрод.
   — Пока не знаю… Как раз думаю.
   — Кстати, Погребижская тоже едет отдыхать!
   — Интересно, откуда у тебя такие сведения?
   — Да я же тебе говорил про детектива-любителя, который устроил прослушку!
   — Кое-что он, значит, все-таки прослушал?
   — Вот именно. Проныра успел установить в городской квартире Погребижской «жучок». Правда, наша писательница там не живет. Обитает постоянно на даче, но туда его ловкие руки не достали.
   — Неужели?
   — Однако кое-что все-таки стало этому проныре известно… На телефон в городской-квартире Погребижской позвонили из одного турагентства и записали на автоответчик некую информацию.
   В общем, детектив представил заказчикам, Майиным родителям, расшифровку этого сообщения как результат своей напряженной работы. Мол, даром времени не теряю и все такое!
   — Интересно… Скажи-ка мне, что он там расшифровал… Я, пожалуй, запишу.
   — Да у меня даже есть сама магнитофонная запись. Я тебе могу передать?
   Послушаешь? — с надеждой в голосе спросил Андрей.
   — Ну что ж… — Светлова секунду-другую размышляла. — Давай!
   — Ехала бы ты вместе с ней, Светлова… — вдруг предложил Андрей. — Какая тебе разница, где отдыхать?
   — Ну, конечно, никакой! — усмехнулась Анна. И правда, какая мне разница: загорать на пляже рядом с потенциальной свидетельницей по делу об убийстве или в отсутствии таковой?!
   — Да ты, Аня, только узнай, что она знает, — продолжал уговаривать Кронрод. — А дальше, если откажешься от дальнейшего расследования — ну что ж…
   Мы уж как-нибудь дальше сами. Ну, выполни как бы «отдельное поручение»! Кстати, если возьмешься, тур тебе оплатят. Для Майиного папы — это пустяки.
   — А вдруг эта Погребижская куда-нибудь в Биарриц или Довиль собралась?
   Я бы, конечно, не прочь… Но покажется ли это пустяком Майиному папе?
   — Да ты сначала узнай, куда она едет! И Светлова не сказала «нет».
   — А я знаешь, Анюта, что еще сделаю?.. — Кронрод заговорщически понизил голос. — Петюню твоего уговорю. Напугаю его, чтобы не зажимал таланты жены. Не фыркал, не смотрел угрюмо и недовольно и не мешал тебе заниматься своими детективными делами. Ты же должна профессионально развиваться!
   — Потрясающе! — Светлова вздохнула: Кронрод коснулся болезненной темы.
   — Любопытно, каким образом ты собираешься добиться такого удивительного результата? Поделись…
   — А я Петру объясню все с научной точки зрения. Мол, если он не даст тебе развивать способности, то ты станешь с годами настоящей мегерой и к старости будешь его поедом есть. Это называется «месть за упущенные возможности».
   — Напугай, напугай его, Андрюшенька, — поддакнула Светлова. — Упущенные возможности — это и правда звучит очень страшно… Вот если бы из-за меня кто-нибудь «упустил свои возможности», я бы лично переживала. А вот Петя…
   Право, не знаю. Впрочем, напугай его, попробуй! Правда, надо тебе сказать, «испуганный Петя» — такого мне еще видеть не доводилось. Боюсь, и тебе в этом плане вряд ли что удастся достигнуть…
   — Но попробовать ведь можно? Вдруг получится?
   — Дерзай!

Глава 4

   Это были всего несколько фраз, записанных на автоответчик в квартире писательницы Погребижской.
   «Мария Иннокентьевна! Лидия Евгеньевна! Это Галина Сафонова из турагентства „Санвояж“. Ваши документы готовы. Вы можете приехать за ними в любое время с одиннадцати до восьми вечера. Кроме воскресенья». Светлова взглянула на часы.
   — И как раз не воскресенье… — пробормотала она.
   Галина Сафонова, сотрудница агентства «Санвояж», модная девушка с приятной внешностью, с улыбкой профессиональной и нежной, раскинув перед Светловой каталоги, заливалась соловьем:
   — Самое прозрачное, по выражению Кусто, море в мире… Вот этот отель — четыре звезды, а на самом деле-то все пять…
   Светлова только простодушно кивала, слушая эти трели: «Надо же, какие милые люди — отель пять звезд, а берут как за четыре! Бессребреники… Мать Тереза просто отдыхает».
   — А ваше агентство «Санвояж» довольно популярно… — заметила наконец Анна, подустав от этого упоенного рассказа.
   — Да? — не успев перестроиться, удивилась столь неожиданному заявлению Галина Сафонова.
   — Да. Я слышала, вы работаете с очень известными людьми. Вот, например, писательница Погребижская… Кстати, куда она собралась ехать отдыхать? — взяла «быка за рога» Светлова.
   Нежная улыбка покинула приятное, с тщательной косметикой лицо Галины Сафоновой.
   — Во-первых, я не могу разглашать такую информацию, — неожиданно сурово заметила она, — Эта информация конфиденциальна. А во-вторых… Не понимаю, зачем вам это нужно?
   — Понимаете, Галина… — Светлова стыдливо потупилась. — У меня есть одна слабость…
   — Вот как? — с возрастающей тревогой уставилась на нее непробиваемая Галина.
   — Ой, это не то, о чем вы подумали! — бросилась успокаивать ее Светлова. — То есть, это тоже своего рода недостаток, но другого рода. Мне, видите ли, очень льстит общество популярных, известных людей. Я не только собираю автографы, я коллекционирую знакомства со знаменитостями. Понимаю, что это ребячество, но так приятно бывает обмолвиться: а я вот отдыхала с такой-то!
   — Вот как? — снова повторила с еще большим сомнением в голосе недоверчивая Галина.
   — Ну, что тут такого, в самом деле? Некоторые турагентства даже используют эту человеческую слабость для привлечения клиентов. Например, если круиз, специально бесплатно сажают на теплоход какую-нибудь знаменитость, чтобы пассажирам было приятно: они плывут в компании с известным человеком!
   — Ну, в общем, в этом что-то есть… — призадумалась Галина Сафонова.
   — Ну, конечно, есть? — с жаром бросилась убеждать ее Светлова.
   Галина Сафонова пожала плечами. Очевидно, это недоумение означало: ну ладно, шла бы речь о Филиппе Киркорове… Но добиваться так общества какой-то писательницы Погребижской?! Странные все-таки люди эти клиенты!
   — А то я обращусь в другое агентство! — уже не стесняясь, пригрозила Светлова.
   — Ну, хорошо, хорошо! Что вы так волнуетесь?.. — Сразу отбросив сомнения, согласилась Галина Сафонова. Перспектива лишиться комиссионных за наклевывающийся заказ явно устраивала ее меньше, чем разглашение служебной информации. Сезон только начинался, и клиентов было не то чтобы слишком много…
   — В конце концов, хотите с Погребижской, езжайте с Погребижской. — Галина щелкнула клавишей своего компьютера. — У нее Хорватия, Дубровник, отель «Адриатика». С третьего июня.
   — Я успею?
   — Успеете, успеете… Виза в эту страну пока не нужна.
   Выйдя из турагентства «Санвояж», Светлова остановилась у книжного лотка, разглядывая разноцветную продукцию. Книги Погребижской она обнаружила сразу…
   «Приключения львенка Рика в Звездной стране», Мария Погребижская!
   Светлова полистала шикарно изданную красивую книгу. "Купить, что ли, ребенку?
   Может, это как раз то самое, «доброе и светлое»? Без психологического террора?
   На обложке — довольно симпатичный львенок…"
   Светлова купила книжку и, потихоньку размышляя о свалившемся на нее «деле Селиверстова», направилась к своему дому.
   «Все-таки, может, не ездить так далеко? — думала Анна. — Пожалеть кошелек Майиного папы? Ну, мало ли, что Погребижская не хотела прежде ни с кем разговаривать о Селиверстове, а вдруг у нее, Светловой, получится?»
   И после некоторых размышлений Светлова все-таки сделала «честную попытку номер один» — встретиться с писательницей в Москве…
   Происходило это так. По доступному простому смертному номеру телефона ее довольно подробно расспросили — некий женский голос! — кто она, что она и зачем ей так нужно увидеться с писательницей Марией Погребижской.
   После того как из нее вытрясли эту информацию, женщина, представившаяся секретарем, объявила ей, что с почитателями своего таланта писательница Погребижская не встречается, а для журналистов есть особый порядок: нужно письмо от газеты с просьбой об интервью — на официальном бланке за подписью главного редактора и печатью. А то, мол, сейчас столько проходимцев, которые ничтоже сумняшеся выдают себя за журналистов.
   Поняв намек, Светлова ретировалась. Кстати, женщина-секретарь и оказалась той самой Лидией Евгеньевной. Так она, во всяком случае, в ответ на настойчивую просьбу Светловой представилась.
   А что, если просто «постучать у порога», подумала Светлова, и снова рассказать ту же бесконечную «сказку о белом бычке»? Перед вами, мол, преданная почитательница таланта писательницы Погребижской: не откажите хотя бы в автографе…
   Не прогонят же ее?
   «Попытка номер два» заключалась в том, что Светлова без всяких договоренностей и приглашений уселась в машину и поехала в дачный поселок Катово, где находилась дача Погребижской, на которой, по словам Кронрода, писательница постоянно и проживала.
   Раньше шутили про «страну вечно зеленых помидоров». Теперь впору было говорить о «стране заборов», за которыми зреют все те же вечно зеленые помидоры… Светлова очень долго пробиралась по узкой улице дачного поселка, похожей на коридор с глухими трехметровыми стенами.
   По безлюдности улица способна была соперничать с поверхностью Марса.
   Однако ясно было, что за заборами кипит жизнь: когда Светлова останавливалась и выходила из машины, чтобы разглядеть номер дома, слышно было, как из-за этих заборов доносятся покашливания, голоса, тявканье собачек и запахи сортиров типа «выгребная яма».
   Наконец Анна нашла нужный номер дома, но попытка номер два не удалась.
   Светлова и звонила, и стучала, однако никто ей не открыл. Даже и звуков никаких из-за забора Погребижской не доносилось — ни человеческих голосов, ни даже лая собаки.
   Для очистки совести Светлова посидела еще в машине, наблюдая за домом — вдруг кто появится?
   Но никто так и не появился ни у ворот этого дома, ни вообще на этой безлюдной улице. И Анна уехала.
   Кронрод был прав.
   Более замкнутую, закрытую для посторонних, жизнь как у этой Погребижской, трудно себе представить.
   Однако Светлова не сдалась.
   В отделе культуры, где прежде работал Максим и где про писателей, о которых писала газета, знали если не все, то много, Ане не отказали в консультации. Правда, затруднились назвать хотя бы несколько фамилий людей, через которых к ней можно было подобраться…
   Более других, однако, как источник информации, на взгляд сотрудников отдела культуры, мог бы тут Ане пригодиться знаменитый детский писатель Малякин.

* * *

   Писателю Малякину явно было скучно. Его «алло» в трубке было вялым, апатичным, лишенным жизненного тонуса. Тем заметней был контраст, когда Малякин услышал в трубке молодой женский голос.
   Писатель Малякин сразу оживился и, в общем, отнесся к Аниной «легенде»
   — студентка, пишет дипломную работу по детской литературе! — совершенно не критически.
   — Что ж, голубушка, хотите навестить старика — приезжайте! И жена будет вам рада…
   — Правда?
   Оказалось, правда…
   Жена Малякина оказалась просто чудом дрессуры.
   Все манипуляции, которые были ею произведены за то время, пока Аня находилась у них в гостях, были направлены на то, чтобы писателю Малякину в этой жизни было хорошо и удобно, светло и тепло — в общем, чтобы ему Абсолютно не на что было жаловаться.
   Она принесла ему «покушать салатик» — диетическая порция, «крошечка в плошечке». Но каково было искусство сервировки! Цветочки, салфеточки, тарелочки, вазочки, корзиночки… На то, чтобы обставить столь изящным образом это действо — «писатель Малякин ест салатик», — было потрачено, как минимум, час времени этой трудолюбивой женщины.
   Она подавала ему очки и книги и укрывала ему колени пледом. Хотя, на Анин взгляд, Малякин отнюдь не выглядел инвалидом, не способным дотянуться до пледа. А, напротив, смотрелся бойким сангвиником довольно плотного телосложения — особенно плотного, кстати сказать, на фоне его худосочной жены.
   Кроме того, жена Малякина все время молчала, открывая рот, только когда писатель обращался к ней: «Ну, скажи, Танечка, скажи, что ты думаешь». И вообще, была она как-то совершенно незаметна, очень удачно сливаясь с сероватым оттенком ткани, которой была обита мебель в писательской гостиной.
   В общем, Светловой показалось, что цирковые дрессировщики животных — просто дилетанты в сравнении с писателем Малякиным. Светловой все время хотелось спросить: как ему удалось достичь такого потрясающего результата? Ведь не родилась же его супруга на свет сразу такой бессловесной и выдрессированной?! Наверняка это был итог планомерной работы…
   Но отвлекаться было некогда. Главное разговорить «классика», вывести его на сплетни о соратниках по литературному цеху.
   Нельзя было сказать, что Светловой пришлось для этого слишком стараться.
   — Горчаков? Ну, как же… очень известный писатель… Классик! — восхищенно заметила Светлова. — Я главного героя его книжек, собачку Кутю, с детства люблю. А мультфильмы по его сказкам…
   — Классик?! — Малякин вдруг втянул воздух и побагровел от негодования… И вдруг возмущенно выдохнул:
   — Так вот знайте, милочка: эту собачку Кутю, свой лучший образ, Горчаков у меня украл!