Арбенина Ирина. Чертова баба

   Светлова только ахала: истинно так! Так оно все в точности и было у Федуева: «От дома на далекое пространство раскидывался сад… бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро». Вот, молодец… Ну, точно, как в романе Гончарова!
   Идиллию портило только какое-то странное кряхтенье и оханье, раздававшееся откуда-то снизу.
   Любопытная Светлова поспешила заглянуть с балкона вниз.
   Там, в саду, снова был занят «неустанными трудами» все тот же белобрысый и босоногий Виктор.
   На этот раз он заломил руки за спину какому-то нечесаному, лохматому парню и методично тыкал тому кулаком под дых. Парень корчился, охал, но, в общем, вел себя странно тихо — видно, был человеком привычным…
   — Ну, что еще там у вас? — недовольно спросил Федуев, явно расстроенный тем, что его отвлекли от чтения.
   — Да вот-с! Груши воровали, — пояснил Виктор. — Решил наказать.
   — Ну, наказал и хватит. Отпусти, — милостиво приказал барин, которому не хотелось, чтобы эта сцена и далее отвлекала его от «упоительного чтения».
   Светлова, и вправду, заметила разбросанные по траве груши. Плоды эти были, надо заметить, какие-то невзрачные… Маленькие, кривоватые и в черных пятнышках — червивые. «Наверняка к тому же и кислые», — подумала Аня. Она вообще не была уверена, что в их средней полосе произрастали какие-либо фрукты, от которых можно было откусить и не сморщиться.
   «Что уж — им жалко этого? — недоуменно думала Светлова, глядя на груши. — Ведь этот Федуев, как говорят, украл миллионы! Значит, не из-за самих груш Виктор мужика бьет… А почему? Неужели для порядку?»
   — Хорошо, Феликс Иванович! — Виктор с хорошо заметным сожалением садиста перестал заламывать похитителю груш руки. Однако не удержался — прервали на самом интересном месте! — и напоследок смазал еще для верности парню по носу.
   Видно, у незадачливого вора к тому же и нос был слабый: Светлова вздрогнула — лицо человека залило кровью.
   Между тем, явно недовольный этой сценой, Федуев закрыл балкон и снова остановился перед портретом скромной русской помещицы Адуевой, склонив голову набок и любуясь незатейливым личиком Анны Павловны.
   — Понимаете, Аня, это было идеальное существование. Согласны?
   — Согласна.
   — Жили бы да жили! Ну что мешало?! Светлова только пожала плечами: вся Россия уже лет восемьдесят не могла ответить на этот вопрос.
   — Вот вы только послушайте, какова была эта жизнь!
   И Федуев проникновенно, с выражением снова принялся за чтение, иногда и вовсе отрываясь от текста — видно было, что роман «Обыкновенная история» он знал почти наизусть:
   — "Александр часто гулял по окрестностям. Однажды он встретил толпу баб и девок, шедших в лес за грибами, присоединился к ним и проходил целый день.
   Воротясь домой, он похвалил девушку Машу за проворство и ловкость, и Маша была взята во двор ходить за барином".
   — Это что же… и у вас — девки крестьянские? — несмело поинтересовалась Светлова.
   — А как же, милочка… С девками вообще нет проблем. Проблемы с сарафанами. Приходится специально заказывать. В столице специалиста по истории костюма еле нашел. А девок-то навалом… Понимаете, чем ниже уровень жизни, чем ниже самооценка у женщин, и тем больше девок.
   — Логично, — нехотя согласилась Светлова.
   — Или вот еще, — продолжил чтение Федуев. — "Однажды в ненастную погоду попробовал он заняться делом. Сел писать и остался доволен началом труда.
   Напрасно Анна Павловна пустилась уговаривать его не писать, чтобы не надсадил грудку, он и слушать не хотел. Когда прошло месяца три-четыре, а он от писанья не только не похудел, а растолстел больше, Анна Павловна успокоилась".
   Прелесть, да?
   — Прелесть.
   — А какая феноменальная нежность в речах Анны Павловны: «не надсадить грудку»! Вы только вчитайтесь в эти слова.
   — Да, трогательно, — согласилась Светлова. Она как раз думала о том, не «надсадил ли себе грудку» белобрысый Виктор, навешивая тумаков тому парню, который лазил за грушами в «барский сад».
   Ведь если Максим Селиверстов все-таки приехал сюда… А он мог успеть в тот вечер сюда, в Федуевку, добраться… Встреча с Погребижской закончилась около семи вечера. Два часа дороги… Вполне, вполне мог! И здесь с ним могло случиться — если его легенда: корреспондент журнала «Мой дом» не сработала! — все что угодно.
   — Пожалуйте откушать. — В дверях гостиной появился Виктор.
   После «упоительного чтения» был еще и обед.
   Щи, соленые огурчики, грибки…
   Полное соответствие той, адуевской, гончаровской реальности.
   Принесли и поросеночка.
   Феликс Иванович осклабился:
   — Помните, Анюта, как в Грачах откушивали?
   — Как?
   — А вот так — «положивши себе на тарелку почти половину поросенка»!
   — Может, к ужину индейку зажарить? — безмолвно возник за его спиной Виктор. — Я распоряжусь.
   — Распорядитесь, распорядитесь, голубчик. Вам, милая, следует, есть больше жирной пищи! — наставительно поучал Федуев тощую, как модель, Алису. — Вот отведайте… поросеночка!
   — Благодарствуйте, Феликс Иванович, — подыгрывала Алиса.
   — Не на чем, матушка. А не велеть еще цыплят с белым соусом, Виктор? Я, пожалуй, велю…
   — Зачем вам самим? Я-то на что? Похлопочу…
   — Похлопочи.
   — Как все у вас… необычно! — заметила Светлова. — Экий вы Феликс Иванович, колоритный. И как это журналисты до вас еще не добрались? Не описали все эти ваши чудеса?
   — Почему же не добрались? Эти щелкоперы куда хочешь проникнут!
   — Ах, верно! — поддакнула Светлова.
   — Ну да мы их, щелкоперов-то этих, с крыльца спускаем. Журналистов этих самых — с крыльца! Верно, Виктор?
   Виктор застенчиво потупился. , — Мой эконом большой мастер по этой части.
   В общем, все, что удалось Светловой — это только приглядеться и понять, кто есть кто. Конечно, Виктор — это дорогого стоило… «Щелкоперов журналистов — с крыльца», значит… Ну, а что потом?
   В то, что потом происходит с журналистами, Феликс Иванович, возможно, и не вникает. Это дело Виктора. И, по-видимому, любимое дело. Склонность к садизму у выпускника транспортного вуза очевидная. Большой мастер… Что курица, что человек, ему, очевидно, особой разницы нет.
   Можно смоделировать ситуацию. Журналист Селиверстов им мог просто не понравиться, его вопросы и все такое… Барин приказал Виктору спустить журналиста с крыльца. Допустим.
   Тот спустил. Перестарался.
   Анна вспомнила, как брызнула кровь из носа у того, с грушами. И с каким трудом остановился Виктор, избивавший похитителя… Увлекся! А туристический топорик, с которым он несся за полузарубленной курицей? Не говоря уже об этих скверных поручениях насчет кошки… Возможно, Виктор и не хотел Селиверстова убивать, просто увлекся, как у них, у садистов, это бывает. Потом добил — перерезал горло. Ведь кто-то же сделал это с Максимом?
   Ну, и конечно, для Виктора естественней было спрятать труп Селиверстова, чем нести ответственность за, пусть и непредумышленное, но убийство.
   Вот и отвез в лес.
   Почему под Тверь? Это понятно: чем дальше от дома Федуева, тем меньше подозрений.
   Или…
   «А что, если… — вдруг подумала Светлова. — Что, если… Селиверстов — это тоже от скуки?»
   Но, в общем, ничего конкретного… Одни предположения. Маловато, маловато… может, просто показать фотографию Селиверстова кудрявому Феликсу Ивановичу, разомлевшему сейчас так славно после поросеночка? Какой ему смысл этого белобрысого убийцу выгораживать? Виктора посадят — другого наймет. Такое место пусто не бывает.
   Да нет, пока эконом рядом, показывать фотографию Максима не стоит.
   Наверняка у эконома холопья привычка подслушивать барина под дверью.
   Анна подмигнула Алисе. И блондинка в ответ понимающе с ней переглянулась.
   — Заезжайте и вы к нам, Феликс Иванович, чайку попить… По-соседски, так сказать, по-дружески! — медово пропела Алиса. — Анечка у меня еще денек-другой погостит.
   — Ну, какая же вы добрая стали! — подивился Федуев. — Глазам своим не верю. А то ведь не женщина была, а сущий Фудзияма — зубки крошечные, а кусает.
   И кусает больно.
   — Да, ну что вы, право, — беззлобно отмахнулась Алиса.
   — Когда же к вам на чаек пожаловать? — поинтересовался Федуев.
   — Да вот завтра и приезжайте. Чего ж откладывать?
   Стали прощаться.
   Прежде чем сесть в машину, Аня еще раз взглянула на Федуевку, освещенную лучами закатного солнца, как это водится в русских романах…
   Светлова смотрела на панораму Федуевки, на босого Виктора, раскланивающегося по-холопски на крыльце, и, несмотря на свои мрачные подозрения, не могла удержаться от смеха. Ну, точно все, как в анекдоте!
   Заседают большие начальники. Главный обращается к своей команде: «Ну, господа, все у нас с вами есть! Всего, чего хотели, достигли, и даже больше! Пора теперь подумать и о людях…» — «Вы абсолютно правы! — радостно замечает соратник. — Как вы думаете, душ по двести на каждого хватит?»
   Светлова грустно усмехнулась, вспомнив этот анекдот.
   — Только прежде, чем домой, сделаем небольшой крюк, — предупредила ее Алиса, когда они уже изрядно отъехали от дома Федуева. — Заедем ненадолго в наш районный центр, в Круглич.
   — Круглич?
   — Да, городок такой Круглич. Мне там кое-что забрать надо. У одного человека… Это близко!
   Остановив машину в центре небольшого городка, Алиса ушла, а Светлова огляделась по сторонам.
   Оказалось, что остановились они возле рынка.
   Разложив на земле какие-то странные вещи — ношеную обувь, ножи для мясорубок, пожелтевшие кривые огурцы, — цепочкой стояли люди.
   Это был «торговый ряд», в буквальном смысле слова. Замыкали «торговый ряд» два ребенка: девочка постарше и мальчик лет семи. За неимением, очевидно, другого товара в руках у мальчика был букетик ромашек. Букетик здорово сник, лепестки ромашек загнулись, опустились уныло обмякшие соцветия.
   Задумчиво глядя на Светлову, мальчик откусил вдруг один цветок и принялся жевать.
   — Ты чего цветы ешь? — прикрикнула на него сестра. — А ну плюнь!
   Мальчик послушно плюнул, немножко о чем-то подумал, глядя вдаль на дивную красоту простора, и снова — то ли от скуки, то ли детский аппетит брал свое! — опять откусил от своего букетика, который никто так и не купил.
   Мог бы нью-Адуев, Феликс Иванович, если бы захотел, приобрести в личное пользование десяток-другой душ? Аня смотрела на зияющие провалами окон — как после бомбежки! — дома райцентра Круглича, на мальчика, тупо жевавшего свои увядшие ромашки, и думала о том, что — запросто! Причем не слишком бы дорого ему это и обошлось.
   Наконец Алиса вернулась, бросила на заднее сиденье какой-то сверток. И они поехали.
   — А чего этот Круглич такой? — почему-то почти шепотом спросила Светлова, несколько пришибленная увиденным.
   — Какой?
   — Ну, будто его бомбили? Разрушенный, грязный?
   Блондинка только махнула рукой.
   — А… пошли они все! Живи, Аня, не оглядываясь по сторонам! Сейчас только так и можно! Здесь и сейчас!
   — Алис, а что он воровал-то? — все-таки не выдержав, поинтересовалась у своей спутницы Светлова.
   — Феликс Иванович-то?
   — Ага.
   — Федуев последние лет восемь руководил местным зодчеством в одном городе… Конкретно, как раз в этом самом Кругличе. А также курировал земельные отношения и строительство.
   — Ах, вот что.
   — Сама понимаешь, какая конкуренция среди многочисленных строительных фирм, стремящихся получить подряд.
   — Догадываюсь.
   — Как ты думаешь, кто выигрывал это соревнование?
   Светлова промолчала.
   — Верно! Те, кто отстегивал процент от суммы договора, десять-пятнадцать не меньше.
   — Ну, понятно…
   — Плюс вопросы с задолжностями местных предприятий в казну. Там такие мудреные системы взаимозачетов, что опять же Федуев внакладе не оставался. А суммы, которые взыскивались им за отведение участков под личные особняки? Ты представляешь, какие это деньги?
   — Немного…
   — Кроме того, Федуев ежемесячно обкладывал данью рынок, требуя «взносы» на благоустройство, хотя на это имеются соответствующие статьи в бюджете города. В общем, если посчитать все деньги, которые получил Федуев только на одно это «благоустройство», тут в Кругличе не помойка должна быть, а цветники, как в Версале!
   — Ясно! — вздохнула Аня — Зато окинь взором владения Федуева! Как там писал Иван Андреевич? «А там и нивы с волнующимися разноцветными хлебами шли амфитеатром и примыкали к темному лесу…»
   — У него и «темный лес»?! — не выдержала Светлова.
   — А как же, миленькая! Столько лет, на такой должности и в такое горячее для страны время!
   — Н-да… — Светлова задумалась. — И нивы, стало быть, амфитеатром… — пробормотала она.
   — А ты еще, наивная, спрашиваешь, почему у нас тут не Версаль, а помойка?! — чертыхнулась Алиса.
   Вылезая из машины, Светлова приподняла сверток, который Алиса бросила на заднее сиденье. Сверток был небольшой, но, как выяснилось, невероятно тяжелый… Слишком тяжелый.
   «Ого! — только и подумала Светлова. — Вот так блондинка!»

* * *

   Как и было обещано, к вечеру следующего дня Феликс Иванович пожаловал в гости к Алисе Викентьевне. Без Виктора.
   — Это большая удача! — шепнула Светловой Алиса. — Обычно они редко расстаются.
   Хозяйка вместе с Анной встречала гостя на крыльце.
   Федуев, кряхтя, с явным затруднением, вынес из машины — дают себя знать поросеночки-то! — свои тяжеловесные телеса.
   — Ну, голубушки, чем потчевать станете?
   — Не обидим, Феликс Иванович, — заулыбалась гостеприимно Алиса. — А где ваш верный паж?
   — Да отпустил я Виктора — родственников повидать. В отпуск.
   — Ах, вот что!
   И они все вместе двинулись в гостиную…
   Алиса заваривала чай… А Светлова ничего лучше не могла придумать, как идти ва-банк.
   Если Селиверстову было суждено погибнуть в Федуевке, то это могло быть делом рук только Виктора, производившего все-таки впечатление далеко не адекватного человека. Если совсем точно — садиста. Федуеву труп Селиверстова не нужен был совершенно. Ему на таких журналистов было плевать с высокой колокольни.
   «Надо говорить с Федуевым откровенно. Другого выхода нет и другого случая, возможно, не представится», — решила Анна.
   — Феликс Иванович, — начала она вкрадчиво. — Вы никогда не видели такого человека?
   Аня протянула Федуеву фотографию Селиверстова.
   Тот с удивлением взглянул сначала на Светлову, потом на снимок.
   — Да нет, не видел, — зевнул Феликс Иванович. — Кто таков?
   — Его фамилия Селиверстов.
   — И что же?
   — Он должен был к вам приехать.
   — Когда?
   — В прошлом году, тем летом…
   — В прошлом году? — усмехнулся Феликс Иванович. — Что-то долго едет.
   — И вряд ли теперь доедет, — заметила Светлова. — Его убили.
   — Что это такое вы мне рассказываете? — недоуменно уставился на Аню Феликс Иванович.
   — А вы не поняли? Вы только скажите: журналист с такой фамилией к вам приезжал? Он мог представиться вам тогда, как корреспондент журнала «Мой дом».
   — Журнал «Мой дом»? Да нет, не припоминаю.
   — Нет?
   — Да говорю вам: нет!
   — Как вы быстро ответили! Даже не задумываясь. А ведь могли позабыть?
   Феликс Иванович только усмехнулся:
   — Да я такие дела крутил, моя милая, у меня не голова — компьютер. Я никогда не могу позабыть.
   — Напрасно вы отмалчиваетесь… Покрываете, — заметила Светлова.
   — Я?! — возмутился Феликс Иванович.
   — Вы только скажите, договаривались вы с Селиверстовым о встрече или нет? Вы-то тут, конечно, ни при чем… Скорее всего, это Виктор, — настаивала Светлова.
   — Да чтоб я сгорел! — чертыхнулся вдруг явно потерявший самообладание Федуев. — Знать я не знаю никакого Селиверстова! И фамилии такой никогда не слышал, и не видел и никогда ни о чем не договаривался!
   — Ой! — вдруг прошептала Алиса, глядя испуганно в окно.
   Все повернули головы вслед за ней.
   — Что это? — довольно испуганно прошептал вслед за ней и Феликс Иванович, мигом растеряв свою барскую вальяжность.
   Небо за окном явно озарялось отсветом пожара…
   — Ну, кажется, вы добились полного соответствия, милейший Феликс Иванович, — пробормотала догадливая Алиса.
   — Что происходит?!
   Федуев ошеломленно взирал на багряный край неба, как раз точно — ну, ровно в той стороне! — где находилась его Федуевка.
   — А то и происходит… Ведь всем Адуевкам и Федуевкам, в конце концов, в наших-то краях пейзане пускали красного петуха… — вздохнула зеленоглазая блондинка.
   — Петуха?
   — Вас, кажется, подожгли, голубчик… Федуев выскочил из-за стола и с удивительной для такого толстяка ловкостью бросился к своей машине.
   Светлова и Алиса вслед за ним.
   Сухая жаркая погода, хороший ветерок… Когда они приехали — тушить уже было нечего.
   — Да и подожгли с умом — с разных концов, — констатировала Алиса.
   — Поджог? — удивилась Аня.
   — Конечно.
   — А кто?
   — Да местные мужики, конечно.
   — Ты думаешь?
   — Нас тут не слишком любят.
   Светлова, вспомнила избитого Виктором парня.
   — И как быстро все сгорело! И дотла! — изумлялась она.
   — А кому тут тушить? — сокрушалась Алиса. — Пожарная часть — аж в Кругличе! И вот что значит деревянный дом…
   Она махнула рукой и пошла к своей машине.
   — Вот так съездил в гости Феликс, — бормотала она. — Хотя, может, и к лучшему, а то еще сгорел бы вместе со своими хоромами!
   А Светлова еще задержалась на пепелище.
   — Какой ужас! Моя Федуевка! Единственная радость, что у меня была…
   Федуев ходил по еще горячим головешкам, с каждой минутой становясь все более похожим на уроженца Сенегала… Лилово-темным. Гарь покрывала его, поднимаясь снизу, от ботинок к лицу.
   — Это знак, Феликс Иванович! — сказала Светлова, закрывая носовым платком лицо, чтобы не дышать гарью. Голос получился от этого бубнящим, глухим.
   — Не голос — почти глас.
   — Знак?
   — Да, знак. Указующий перст. Намек судьбы. Солгали и поклялись: сказали «чтоб я сгорел!» И вот, пожалуйста.
   — Да бросьте чушь нести!
   — Не следует лгать, когда речь идет о жизни и смерти человека, — не унималась Светлова. — Придется вам быть со мной пооткровеннее.
   — Чушь… С языка сорвалось… Совпадение!
   — Признайтесь, однако, что вы все-таки назначали прошлым летом журналисту Селиверстову встречу у себя дома.
   — Ах, отстаньте!
   — Признайтесь. Подпишите показания, — Светлова кивнула на головешки:
   — А потом уж, с чистой совестью, будете снова зарабатывать на новую Федуевку.
   — Да не хочу я давать никакие показания!
   — А ведь придется.
   — Вы просто идиотка, — обессиленно прошептал Федуев. — Невменяемая идиотка! Что вы в самом деле ко мне привязались? Не женщина, а банный лист…
   Вот приклеилась! Я не знаю такого журналиста! Я не договаривался ни с каким Селиверстовым о встрече и слышать никогда не слышал такого имени! Верите вы или нет? Зачем мне вам врать? Ну, что мне уже больше терять? И чего мне еще бояться? Конфискация имущества и так уже произошла!
   Поддавая ногой головешки и поднимая черные облака пепла, он уходил к своей машине. А Светлова только растерянно смотрела Феликсу Ивановичу вслед.
   Кажется, то, что он говорил, было правдой…
   — Вы лучше со своей подружкой поговорите, — оглянулся вдруг Федуев. — Вот уж кто баба не промах! В буквальном смысле слова. Сначала подстрелит мужика, потом лечит. Может, на этот раз не вылечила? Этого вашего Селиверстова?
   Аня озадаченно проводила его взглядом:
   «Так… А это что может означать? Что он имел в виду?»
   — Ань, ты едешь?
   Алиса вернулась за Светловой. Она явно торопилась домой.
   — Как бы я не стала следующей, — бормотала блондинка по дороге.
   — Как же теперь Федуев? — вздохнула Светлова.
   — Построит другой дом! — отмахнулась Алиса.
   — И все опять устроит, «как у Гончарова»? Один к одному?
   — А как же!
   — Удивительная мания!
   — Видишь ли, Анюта, — вздохнула зеленоглазая блондинка. — Жизнь — пустыня, по ней бредет одинокий путник, и вид этой безжизненной местности пугает его. И он начинает заставлять пространство всякими фигурками: дети, друзья, женщины, мужчины, домашние животные. Собаки, кошки, хомяки… Что-то все время покупает, что-то придумывает, чтобы не скучать. Сажает какие-то помидоры — чтобы взглянуть на часы и «ой, мне же нужно поливать помидоры!». Не было забот — купила баба порося. Зачем она его купила, спрашивается? А потому, что не было забот. Невыносимая легкость бытия, она, и правда, невыносим мая.
   Человеку все время нужно о чем-то хлопотать…
   — Алиса, ты философ.
   — Станешь тут… Дождь как зарядит в сентябре месяца на три и льет, пока забор не почернеет. Глянешь в окно из своей виллы, а там куры по грязи ходят — ну, вот и давай философствовать.
   — А чего же ты? Кто тебя заставляет так жить?
   — Инерция. Вот придумала себе, что так хочу жить — и живу.
   — Как же ты так — одна? Не страшно? Алиса промолчала.
   Всю оставшуюся дорогу до дома Алисы и по возвращении Светлова думала о Федуеве. "Конечно, в моменты личных катастроф — пожары, смерти — людям не до вранья, — рассуждала она. — Кажется, то, что он говорил, и в самом деле правда.
   Журналист к нему не приезжал! Но все-таки… Как проверить?"
   И Светлову вдруг озарило! Анна бросилась в комнату к своей хозяйке.
   — Алиса, а ты не помнишь, когда сажали у Федуева эти липы? Ну, те, которые столетние и по полторы тысячи долларов? Ты, кажется, говорила, их пересадили в прошлом году?
   — А тебе точно нужно знать или приблизительно?
   — А можешь точно?
   — .Могу.
   — Вот как?
   — Ну, говорю же: тут в деревне от скуки пускаешься во все тяжкие.
   Блондинка достала ноутбук. Включила…
   — Я веду дневник, — объяснила она Ане. — Такое событие, как посадка «вековых лип» в соседской Федуевке, не могло пройти незамеченным в наших серых деревенских буднях.
   Алиса нашла слово «липы».
   — Вот! «У Федуева сажают деревья… „Новый русский“ хочет тенистую аллею, как в девятнадцатом веке». Читать дальше?
   — Нет, спасибо.
   — Точная дата тебе нужна, когда сделана эта запись?
   — Обязательно!
   — Смотри сама! Аня взглянула на экран.
   «Похоже, похоже на правду то, в чем уверяет Феликс Иванович, — думала Светлова после раз-, говора с Алисой, глядя, как та щелкает клавиатурой на своем ноутбуке. — Похоже… Федуев хоть и вор, но тут, видно, ему можно поверить!»
   Получается вот что: в день, когда исчез Селиверстов и когда, по Аниным предположениям, его мог сгоряча укокошить неадекватный Виктор, в Федуевке копают глубокие ямы, сажают деревья. Положи труп в любую — идеальный способ сокрытия тела… Идеальный! ан нет, Селиверстова везут за много километров, под Тверь, с риском быть остановленными на дороге гаишниками. Два-три часа дороги.
   — Алиса, сколько отсюда до Твери? — спросила Анна на всякий случай.
   — Два тридцать пять, — пробормотала та автоматически, не отрываясь от ноутбука.
   И вдруг вздрогнула и оглянулась на Светлову.
   — А зачем тебе?
   — Да так, — уклончиво пробормотала Светлова. Откуда такая точность? И что означали странные слова Феликса Ивановича, брошенные им Светловой на пепелище?
   Вот так дела! Одного подозреваемого, Федуева, Анна только что лишилась, зато другая…
   Какой-то странный шум, доносящийся с улицы, отвлек Светлову от этих размышлений.
   Похоже, этому дню не суждено было завершиться спокойно.
   С улицы явственно доносились голоса. Мужские и не совсем трезвые.
   — А ну-ка, пойдем поглядим! — Алиса встревоженно побежала по лестнице наверх.
   Светлова за ней.
   Из окна на втором этаже хорошо было видно, что у ворот Алисиного дома толпятся люди.
   Возможно даже, что это были те же самые люди, что подожгли Федуевку.
   Ане показалось, что она узнала парня, который воровал груши.
   Народная месть? Видно, юшка, которую пустил воришке Виктор, Федуевке боком вышла. Сожгли! А теперь вот и до блондинки Алисы, кажется, добрались.
   Русский бунт бессмысленный и беспощадный.
   Вот и ответ на ностальгический вопрос Феликса Ивановича!
   «Жили бы да жили! Ну что мешало?!» — интересовался Федуев. Вот то и мешало. Потому и не могли.
   — Зачем им бревно? — Светлова встревоженно переглянулась с хозяйкой дома.
   — Думаю, сейчас увидим, — только вздохнула Алиса. — Ждать долго не придется!
   И правда… Несколько мужиков подтащили довольно увесистое бревно к воротам и с традиционным народным «эй, ухнем» ударили им в железные створки.
   — Так! Все понятно!
   Алиса быстрым и решительным шагом вышла из светелки.
   Вернулась она в черной, наглухо застегнутой кожаной куртке; под мышкой — знакомый Ане сверток. Светлова сразу его узнала.
   А в руках, батюшки святы, натурально, «винчестер»!
   Старый добрый «винчестер»… Старомодно, но надежно.
   Блондинка достала из свертка патроны и деловито принялась заряжать.
   — Это ты в Кругличе покупаешь? — поинтересовалась Светлова, кивнув на сверток.
   — Ага! Есть там один умелец, наш отечественный производитель — по доллару за штуку берет.
   — А винтовочка? «Винчестер» откуда?
   — Я охоту люблю, — усмехнулась Алиса. — Он у меня зарегистрирован. Все как полагается…