Страница:
— Да что вы?!
— Точно! — Малякин хмыкнул. — Поделился я как-то в его присутствии своими замыслами, а он, стервец, возьми да и…
— Использовал вашу идею?
— Именно!
— Не может быть! — ахнула Светлова —А я вам говорю: может! Еще как может! А этот стервец Кравинский?! Вы только спросите у меня про этого стервеца Кравинского — так я вам все расскажу!
— А что Кравинский? — покладисто спросила Светлова.
— И он украл! Ах, сколько он у меня украл!..
— Да что вы!
— Точно!
— А Погребижская? — вдруг спросила Светлова, все время целеустремленно придумывавшая, как бы половчее подрулить в разговоре к нужной теме.
Малякин втянул воздух и при этом имени замер, широко раскрытыми глазами глядя на Светлову.
Пауза было такой длинной, что Светлова уже всерьез опасалась, что старика сейчас хватит кондратий… По-видимому, то, что украла у него Погребижская, не шло ни в какое сравнение даже со знаменитой собачкой Кутей…
— Она-то что у вас украла? — забеспокоилась Светлова.
Но все обошлось, старик благополучно выдохнул.
— Она — ничего! Как вы смели такое предположить?!
Оказалось, что это был вздох восхищения, а вовсе не негодования, как это было в случае со «стервецом Горчаковым» и «стервецом Кравинским».
Просто выяснилось, что и возмущение, и восхищение писатель Малякин переживал одинаковым способом.
— Мария Погребижская… Маша… — вдруг совершенно расслабленным голосом прошелестел писатель. — Господи… Какая же она была красавица!
— Была? — переспросила Аня.
— Ну, разумеется… Я имею в виду в молодости. Ведь чудес не бывает.
Машеньке-то уже годков пятьдесят стукнуло. А красота продукт эфемерный.
Консервации, увы, не поддается. Хотя Мария, наверное, и сейчас еще ничего — держится.
— Вот как?
— Ну, такая была красавица, такая красавица!.. — опять заахал писатель.
— Какая все-таки? — решила уточнить Светлова, стараясь представить молодую Погребижскую.
— Черные как вороново крыло волосы и синие глаза. Удивительные глаза…
Пронзительной синевы! Я других таких больше не встречал. Представляете?!
— Пытаюсь, пытаюсь… — пробормотала задумчиво Светлова.
— Понимаете, Машенька могла ведь вообще ничего не делать… Жить исключительно на дивиденды от эксплуатации своей внешности. Так нет, "трудилась всю жизнь, как пчелка.
— А я думала, ей уже лет семьдесят!
— С чего вы взяли?
— Ну… Ведь ее книжки читают уже, кажется, спокон века?
— Книжки, да, давно печатаются, — согласился Малякин. — Но самой ей… даже не знаю… Не так уж она и стара, в общем, на мой взгляд. Ведь Машенька вундеркинд — очень рано добилась успеха. Ее первая книжечка, дай бог памяти, вышла в свет, когда ей лет двадцать всего было.
— Интересно…
— Ах, Маша, Маша… — снова забормотал Малякин. — Что это были за годы!
Упоение… Арбатские переулки… Как мы веселились!
И опять: «Маша, Маша…»
Светлова терпеливо ждала, когда писатель наконец вынырнет из этих переулков своей молодости.
— Вы не могли бы меня с ней познакомить?
— С Машей? — Малякин запнулся и впервые за время визита Анны взглянул на свою жену. — Понимаете, какая незадача: признаться честно, я давно уже ее не видел… Глупая ссора, пустяк, а ничего не поделаешь… Поссорились! Танечка, скажи-ка, сколько мы уже не разговариваем с Погребижской? Уж года два будет?
Жена Малякина согласно кивнула.
— Вот как? Такая ужасная ссора, что нельзя и помириться? — удивилась Светлова.
— Выходит, нельзя, — вздохнул писатель Малякин.
— Ну, хоть расскажите еще немного о Марии Иннокентьевне! Как она сейчас? Над чем работает?
— Да говорю вам, милая девушка, я уже не в курсе ее жизни.
— А кто же в курсе? Малякин пожал плечами:
— Даже не знаю… Брат Погребижской умер. Знакомые, друзья? Кто уехал, кто тоже умер. Право, не знаю… Знаете, ведь как это бывает: чем дольше живешь, тем больше вокруг пустеет местность…
— Неужели даже никого из родственников у нее больше не осталось? — удивилась Светлова.
— Из близких родственников — не знаю… Получается вроде, что никого не осталось. А вот есть одна дама… Она Погребижской вроде как золовкой приходится. Маша когда-то на заре юности была замужем. Потом развелась.
По-другому, впрочем, и быть не могло. Прирожденная холостячка. Так вот, эта дама — сестра Машиного бывшего мужа…
— А долго?
— Что — долго?
— Долго Погребижская была замужем? Писатель закатил глаза к потолку:
— Лет пять, наверное.
— А кто он, этот муж? — оживилась Светлова, почувствовав, что нащупывается наконец хоть какая-то ниточка, ведущая к замкнутой жизни Марии Погребижской.
— Не имеет значения, кто он…
— Почему?
— Потому его уже тоже нет в живых.
— Надо же какая напасть… — покачала головой Светлова. — Похоже, родственники Погребижской долго не живут.
— Да уж, — согласился Малякин. — Муж-то Машин умер… А вот его сестра, Елизавета, насколько я знаю, здоровехонька, видел ее недавно — на улице столкнулись.
— Получается, что эта Елизавета…
— Елизавета Львовна, с вашего позволения!
— Да-да, конечно… Значит, эта Елизавета Львовна — золовка Погребижской?
— Точней сказать, была ею когда-то! И довольно, следует заметить, это было давно.
«Неважно, когда это было… — думала Светлова. — Неважно, что это было давно… Пять лет — немалый срок. За это время люди многое узнают друг о друге, особенно если живут одной семьей…»
— А телефончик? — попросила Светлова.
— Кажется, был… — Малякин оглянулся на жену:
— Поищи, Танечка, поищи!
— Светлова вздыхала, возвращаясь домой. — В общем, наверняка сложно организованная дама, с уймой психологических проблем и комплексов, да к тому же еще и творческая личность! В общем… Как говаривал бессмертный Шерлок Холмс:
«Его дед был герцогом, а сам он учился в Итоне и Оксфорде, так возьмите с собой на встречу пистолет, Ватсон».
Может, это она сама и «убила-закопала»? Какая-нибудь интрижка с молодым журналистом? И вот такой печальный результат…"
Светлова набрала номер телефона Андрея Кронрода.
— А как у Селиверстова обстояли дела с романчиками?
— Ну, как тебе сказать… Не как у меня. Видишь ли, он даже когда женился, предупредил свою жену: «Я тебя очень люблю, но, учти, в библиотеке я все-таки люблю посидеть больше».
— Поняла… — Светлова разочарованно положила трубку. Кажется, версия с мимолетной интрижкой имела очень мало шансов на успех. И телефон бывшей золовки Елизаветы Львовны, увы, тоже все время молчал.
В общем, как и было Светловой обещано, подобраться к Погребижской, как, впрочем, наверное, и к любым другим, пользующимся известностью людям в Москве, было чрезвычайно трудно.
И надо было признать, предложение Андрея «прокатиться» действительно не лишено было смысла.
Итак, Светлова подытожила результаты своих первых усилий…
Известно, что Мария Иннокентьевна и ее секретарь Лидия Евгеньевна собрались за границу.
Известно место, время, даже отель, в котором они остановятся.
Светлова задумалась. Это была очень важная информация. И глупо было бы ею не воспользоваться. Притом, что сведения, которыми, по всей видимости, обладала Погребижская, могли оказаться крайне важными для начала расследования.
Здесь, в Москве, любая попытка приблизиться к ним будет слишком бросаться в глаза и отпугнет старушек… Да они, по словам Кронрода, почти и не выбираются за пределы своей «крепости».
А вот там, в отеле «Адриатика»…
Не собираются же дамы сидеть взаперти в своих номерах?
В общем, цель предстоящего путешествия — познакомиться там с Погребижской и в неформальной, дружественной обстановке, поговорить о том вечере, когда исчез Максим Селиверстов, — не выглядела такой уж недостижимой.
Глава 5
— Точно! — Малякин хмыкнул. — Поделился я как-то в его присутствии своими замыслами, а он, стервец, возьми да и…
— Использовал вашу идею?
— Именно!
— Не может быть! — ахнула Светлова —А я вам говорю: может! Еще как может! А этот стервец Кравинский?! Вы только спросите у меня про этого стервеца Кравинского — так я вам все расскажу!
— А что Кравинский? — покладисто спросила Светлова.
— И он украл! Ах, сколько он у меня украл!..
— Да что вы!
— Точно!
— А Погребижская? — вдруг спросила Светлова, все время целеустремленно придумывавшая, как бы половчее подрулить в разговоре к нужной теме.
Малякин втянул воздух и при этом имени замер, широко раскрытыми глазами глядя на Светлову.
Пауза было такой длинной, что Светлова уже всерьез опасалась, что старика сейчас хватит кондратий… По-видимому, то, что украла у него Погребижская, не шло ни в какое сравнение даже со знаменитой собачкой Кутей…
— Она-то что у вас украла? — забеспокоилась Светлова.
Но все обошлось, старик благополучно выдохнул.
— Она — ничего! Как вы смели такое предположить?!
Оказалось, что это был вздох восхищения, а вовсе не негодования, как это было в случае со «стервецом Горчаковым» и «стервецом Кравинским».
Просто выяснилось, что и возмущение, и восхищение писатель Малякин переживал одинаковым способом.
— Мария Погребижская… Маша… — вдруг совершенно расслабленным голосом прошелестел писатель. — Господи… Какая же она была красавица!
— Была? — переспросила Аня.
— Ну, разумеется… Я имею в виду в молодости. Ведь чудес не бывает.
Машеньке-то уже годков пятьдесят стукнуло. А красота продукт эфемерный.
Консервации, увы, не поддается. Хотя Мария, наверное, и сейчас еще ничего — держится.
— Вот как?
— Ну, такая была красавица, такая красавица!.. — опять заахал писатель.
— Какая все-таки? — решила уточнить Светлова, стараясь представить молодую Погребижскую.
— Черные как вороново крыло волосы и синие глаза. Удивительные глаза…
Пронзительной синевы! Я других таких больше не встречал. Представляете?!
— Пытаюсь, пытаюсь… — пробормотала задумчиво Светлова.
— Понимаете, Машенька могла ведь вообще ничего не делать… Жить исключительно на дивиденды от эксплуатации своей внешности. Так нет, "трудилась всю жизнь, как пчелка.
— А я думала, ей уже лет семьдесят!
— С чего вы взяли?
— Ну… Ведь ее книжки читают уже, кажется, спокон века?
— Книжки, да, давно печатаются, — согласился Малякин. — Но самой ей… даже не знаю… Не так уж она и стара, в общем, на мой взгляд. Ведь Машенька вундеркинд — очень рано добилась успеха. Ее первая книжечка, дай бог памяти, вышла в свет, когда ей лет двадцать всего было.
— Интересно…
— Ах, Маша, Маша… — снова забормотал Малякин. — Что это были за годы!
Упоение… Арбатские переулки… Как мы веселились!
И опять: «Маша, Маша…»
Светлова терпеливо ждала, когда писатель наконец вынырнет из этих переулков своей молодости.
— Вы не могли бы меня с ней познакомить?
— С Машей? — Малякин запнулся и впервые за время визита Анны взглянул на свою жену. — Понимаете, какая незадача: признаться честно, я давно уже ее не видел… Глупая ссора, пустяк, а ничего не поделаешь… Поссорились! Танечка, скажи-ка, сколько мы уже не разговариваем с Погребижской? Уж года два будет?
Жена Малякина согласно кивнула.
— Вот как? Такая ужасная ссора, что нельзя и помириться? — удивилась Светлова.
— Выходит, нельзя, — вздохнул писатель Малякин.
— Ну, хоть расскажите еще немного о Марии Иннокентьевне! Как она сейчас? Над чем работает?
— Да говорю вам, милая девушка, я уже не в курсе ее жизни.
— А кто же в курсе? Малякин пожал плечами:
— Даже не знаю… Брат Погребижской умер. Знакомые, друзья? Кто уехал, кто тоже умер. Право, не знаю… Знаете, ведь как это бывает: чем дольше живешь, тем больше вокруг пустеет местность…
— Неужели даже никого из родственников у нее больше не осталось? — удивилась Светлова.
— Из близких родственников — не знаю… Получается вроде, что никого не осталось. А вот есть одна дама… Она Погребижской вроде как золовкой приходится. Маша когда-то на заре юности была замужем. Потом развелась.
По-другому, впрочем, и быть не могло. Прирожденная холостячка. Так вот, эта дама — сестра Машиного бывшего мужа…
— А долго?
— Что — долго?
— Долго Погребижская была замужем? Писатель закатил глаза к потолку:
— Лет пять, наверное.
— А кто он, этот муж? — оживилась Светлова, почувствовав, что нащупывается наконец хоть какая-то ниточка, ведущая к замкнутой жизни Марии Погребижской.
— Не имеет значения, кто он…
— Почему?
— Потому его уже тоже нет в живых.
— Надо же какая напасть… — покачала головой Светлова. — Похоже, родственники Погребижской долго не живут.
— Да уж, — согласился Малякин. — Муж-то Машин умер… А вот его сестра, Елизавета, насколько я знаю, здоровехонька, видел ее недавно — на улице столкнулись.
— Получается, что эта Елизавета…
— Елизавета Львовна, с вашего позволения!
— Да-да, конечно… Значит, эта Елизавета Львовна — золовка Погребижской?
— Точней сказать, была ею когда-то! И довольно, следует заметить, это было давно.
«Неважно, когда это было… — думала Светлова. — Неважно, что это было давно… Пять лет — немалый срок. За это время люди многое узнают друг о друге, особенно если живут одной семьей…»
— А телефончик? — попросила Светлова.
— Кажется, был… — Малякин оглянулся на жену:
— Поищи, Танечка, поищи!
* * *
"Значит, еще не слишком старая и к тому же бывшая красавица… У-фф!..— Светлова вздыхала, возвращаясь домой. — В общем, наверняка сложно организованная дама, с уймой психологических проблем и комплексов, да к тому же еще и творческая личность! В общем… Как говаривал бессмертный Шерлок Холмс:
«Его дед был герцогом, а сам он учился в Итоне и Оксфорде, так возьмите с собой на встречу пистолет, Ватсон».
Может, это она сама и «убила-закопала»? Какая-нибудь интрижка с молодым журналистом? И вот такой печальный результат…"
Светлова набрала номер телефона Андрея Кронрода.
— А как у Селиверстова обстояли дела с романчиками?
— Ну, как тебе сказать… Не как у меня. Видишь ли, он даже когда женился, предупредил свою жену: «Я тебя очень люблю, но, учти, в библиотеке я все-таки люблю посидеть больше».
— Поняла… — Светлова разочарованно положила трубку. Кажется, версия с мимолетной интрижкой имела очень мало шансов на успех. И телефон бывшей золовки Елизаветы Львовны, увы, тоже все время молчал.
В общем, как и было Светловой обещано, подобраться к Погребижской, как, впрочем, наверное, и к любым другим, пользующимся известностью людям в Москве, было чрезвычайно трудно.
И надо было признать, предложение Андрея «прокатиться» действительно не лишено было смысла.
Итак, Светлова подытожила результаты своих первых усилий…
Известно, что Мария Иннокентьевна и ее секретарь Лидия Евгеньевна собрались за границу.
Известно место, время, даже отель, в котором они остановятся.
Светлова задумалась. Это была очень важная информация. И глупо было бы ею не воспользоваться. Притом, что сведения, которыми, по всей видимости, обладала Погребижская, могли оказаться крайне важными для начала расследования.
Здесь, в Москве, любая попытка приблизиться к ним будет слишком бросаться в глаза и отпугнет старушек… Да они, по словам Кронрода, почти и не выбираются за пределы своей «крепости».
А вот там, в отеле «Адриатика»…
Не собираются же дамы сидеть взаперти в своих номерах?
В общем, цель предстоящего путешествия — познакомиться там с Погребижской и в неформальной, дружественной обстановке, поговорить о том вечере, когда исчез Максим Селиверстов, — не выглядела такой уж недостижимой.
Глава 5
Как уверяли путеводители, эта страна находилась на втором месте после Греции по количеству островов, которыми обладала. А туристические фирмы, заинтересованные в привлечении туристов, уверяли также, что на одном из этих островов когда-то гостил Одиссей. Здесь он потерял счет времени, забывшись с нимфой Калипсо. И когда очнулся, обнаружил, что прошло несколько лет.
Точно ли существовал этот остров, на котором гостил Одиссей, подтвердить, конечно, было некому… Но что время останавливалось здесь, на этих великолепных адриатических островах, подчиняясь приказу «Остановись мгновение, ты прекрасно!» — не было никаких сомнений.
Светлова спустилась с пароходика на сушу и замерла от восхищения. Звон цикад окружал остров Локрум — самый ближний к Дубровнику островок, — что называется «с головы до ног», словно защищал от остального мира прозрачной невидимой, но непроницаемой оболочкой. Причем этот звон цикад, как показалось Светловой, обладал особым релаксирующим свойством: если у человека были проблемы, то он должен был о них забыть. Счет времени здесь терялся. И было совершенно понятно, почему Одиссей провел на одном из этих островов несколько лет, уверенный, что прошло всего несколько дней.
И вода вокруг острова Локрум была особого цвета оттенок бледно-зеленого бутылочного стекла. И прозрачна до самого последнего камушка на дне. Запах сосен и кипарисов, кактусы до небес… В общем, у Анны не оставалось сомнений, что это именно тот самый остров, на котором побывал Одиссей.
На живописных развалинах бывшего доминиканского монастыря — стены сохранились, а крыша нет — впрочем, очень ухоженных и аккуратных развалинах, размещался ресторанчик. Можно было заказать свежевыловленную рыбу и местное, со здешних виноградников, вино.
Так Светлова и поступила.
Народу было очень мало.
Мэтр принес на огромном продолговатом блюде Анину рыбку, сам отделил плавники и рыбью голову и выложил на тарелку нежные кусочки филе.
Он величественно, как и полагается мэтру, удалился… А Светлова забылась — увлеклась в точности как Одиссей, позабыв о времени…
"Что я делаю?! — вдруг подумала она. — Ем, пью, наслаждаюсь жизнью…
Причем за чужой счет… А дело застыло на мертвой точке!"
Между тем уже третий день, как Светлова в Дубровнике, до отъезда остается четыре. Уже давно пора было бы с ними познакомиться!
Но как?
Конечно, Аня заприметила Погребижскую и ее секретаря еще в самолете. И потом, когда они все вместе приехали в «Адриатику», уже не спускала с них глаз.
Газетные фотографии, которыми ее снабдил Андрей Кронрод, не оставляли сомнений: это именно они. Впрочем, эту пару трудно было не заметить. «Колобок», с пучочком седых волос, секретарь Лидия Евгеньевна… Этакий — довольно привычный! — тип «славной бабули».
И очень высокая, величественная, несмотря на годы, с талией как у русской борзой, и тщательно, по-видимому, закрашенной сединой яркая брюнетка Мария Иннокентьевна.
Обнаружить-то их было легко, но вот познакомиться с ними оказалось непросто. Завтракали Мария Иннокентьевна и ее секретарь Лидия Евгеньевна очень рано, в семь утра. Бедная Светлова уже третий день поднималась из-за них ни свет ни заря. Но в это время почти все столики на террасе отеля пустовали, и садиться поблизости от дам, которые явно старались уединиться, было бы довольно назойливо. Столь откровенная попытка приблизиться к ним могла только отпугнуть.
В общем, время шло, а цель, ради которой Светлова отправилась в это путешествие, оставалась все еще недостижимой. Уж какие там откровенные разговоры — даже как подойти к ним, Анна не могла придумать…
Размышляя столь грустным образом, Светлова попрощалась с островом Локрум, погрузилась на пароходик и поплыла обратно в Дубровник. Но, как утверждали древние китайцы, ночь особенно темна перед самым рассветом. Когда кажется, что и последняя надежда уже иссякла, тут-то все и случается…
Светлова высадилась на пристани и — о, чудо! — на террасе кафе в Старой гавани Дубровника сидели обе дамы. Она тут же устроилась неподалеку.
Минут через двадцать они поднялись.
Быстренько расплатилась по счету и Аня.
Светлова шла на некотором расстоянии от «своих дам», стараясь не терять их из виду. Это было непросто, потому что город, по которому она шла, был без преувеличения одним из самых удивительных в мире. И не отвлекаться ради этой красоты было очень трудно.
Ну, почему такая нелепость, думала Анна: оказалась в таком потрясающем месте, а должна вместо того, чтобы наслаждаться этой красотой, следить за тем, чтобы не скрылись из виду две скучные пенсионерки!
Погуляв с полчасика, дамы неожиданно не торопясь направились по главной улице к городским воротам.
Ну, вот и все. И эта «удача» закончилась ничем — сейчас они возьмут такси, вернутся в отель, и все по новой: подъем в семь утра, и ищи их свищи!
Но печальный Анин прогноз на сей раз не оправдался.
Почти у самых ворот, о чем-то посовещавшись, Дамы неожиданно остановились у афиши, возвещавшей, что завтра в девять вечера в княжеском дворце состоится концерт симфонического оркестра города Дубровника.
Рядом за столиком продавались билеты.
Безмолвно ликуя, Светлова остановилась вслед за дамами.
Когда они купили билеты, Анна намеренно некоторое время копалась в кошельке, ожидая, пока интересующие ее дамы отойдут… А когда Мария Иннокентьевна и ее секретарь Лидия Евгеньевна наконец это сделали, попросила:
«Мне рядом с этими дамами, пожалуйста!»
Уф! Все! До следующего вечера она про своих старушек больше не вспомнит!.. Познакомится на концерте. Сидя в соседних креслах, этого трудно избежать!
Кроме того, вернувшись в отель, освободившаяся от главной заботы Светлова тут же осуществила замысел, который лелеяла с самого приезда: из своего номера она позвонила в фирму «Дорис» и спросила, не найдется у них завтра с утра местечка на катере «Дорис» для русской туристки из отеля «Адриатика»? И сама хозяйка фирмы Дорис ответила ей: «О'кей!»
На следующее утро Анна благополучно проспала до девяти. А в десять на своей серебристой «Мазде» за ней заехала Дорис.
Среди туристов Дорис славилась тем, что за пятьдесят баксов на своем катере устраивала для них путешествия в гроты и морские пещеры удивительной красоты, которыми славилось это побережье и острова и которые сама Дорис знала как свои пять пальцев. А катер у Дорис был очень послушным и мог лавировать в совершенно непроходимых местах. Вооружив своих пассажиров масками и ластами, Дорис плавала с ними в подводные пещеры, где в прозрачной глубине обитали морские звезды, актинии и прочая живность теплого моря.
Впрочем, запросто можно было обойтись и без маски, и без ныряния: и так все видно, настолько прозрачной была здешняя вода. Тихая и прозрачная до самого дна вода Адриатики… Лишь на очень большой глубине, где-то в пятидесяти метрах от поверхности, «над бездной», дна уже не было видно, вода там казалась матово-голубой, как цветное венецианское стекло…
Аня смотрела на подводную скалу, над которой проходил катерок Дорис, и ей казалось, что до нее можно дотянуться рукой… На самом же деле до этой скалы было метров пятнадцать, не меньше. Ну, разве Кусто был не прав, расхваливая чистоту здешнего моря?
Вообще, здесь, на Адриатике, вода была разного цвета. Возле одного из островов темно-бирюзовая; возле другого ярко-голубая, какой обычно бывает в бассейнах; рядом с Локрумом, например, может быть, потому, что он отражал в ней кроны своих деревьев, — бледно-зеленого… Хотя Дорис говорила, что это зависит вовсе не от деревьев, которые отражаются, а от глубины моря, от преломления света и от наличия в морской воде каких-то биологических микроорганизмов…
Как бы там ни было, но такой красивой и прозрачной воды Светлова больше не видела нигде.
Наконец, когда все вдоволь наплавались, катер причалил на мелководье возле очередного острова. Дорис принялась готовить обед и накрывать на стол. А ее пассажиры разбрелись по колено в воде вокруг этого острова.
Серый тонкий песок струился между пальцами ног… Бархатное прикосновение песчаного дна и волшебно теплой прозрачной воды заманивали в бесконечное путешествие. По этой волшебной воде хотелось ходить бесконечно…
Здесь вспоминалось о том, что жизнь зародилась в океане. Причем, очевидно, что это была очень и очень неплохая жизнь? Казалось, что вполне можно снова, как миллион лет назад, вернуться в воду и очень даже недурно в ней жить.
Кто-то из пассажиров Дорис отправился осматривать новые пещеры и гроты, кто-то загорать на небольшой цивилизованный песчаный пляжик — яркие пятна его разноцветных зонтиков пестрели вдалеке.
Вверх, в глубину острова, уходила, маня, очень красивая извилистая дорога, усыпанная длинными сосновыми иголками…
Но Светлова никуда не пошла.
Светлова выбрала скалу поудобнее и расположились на ней со своей пляжной сумкой — неподалеку от Дорис и ее готовящегося обеда.
Ане хотело побыть в одиночестве и подумать. А здесь, если не считать небольшой колонии нудистов, по составу напоминавшей массовку на знаменитой картине художника Иванова — женщины, мужчины, дети, старики, — расположившейся неподалеку, вообще не было людей.
Не то чтобы Светлова не считала нудистов за людей, но ей они не мешали.
Она воспринимала эти безобидные создания как часть природы, с которой те так мечтали слиться.
Тишина стояла такая, что слышно было, как падают на камни сосновые иголки…
Нарушило эту тишину только неожиданное появление троицы бравых американцев — трое рыжих мужчин в звездно-полосатых трусах до колен расцветки американского флага прошествовали по воде к своему катеру.
Светлова фыркнула — надо было видеть, с какой усмешкой превосходства и легкого презрения эта бравая троица продефилировала мимо несчастных нудистов.
«Ох, уж эти изнеженные чада Адриатики!» — было написано на лицах рыжих мужчин в звездно-полосатых трусах.
Да, это была ухмылка настоящих янки, для которых не подлежало сомнению, что от нудиста до гея буквально один шаг, и что настоящий мужчина и на пляже должен быть непременно в трусах, причем желательно до колен и уж точно звездно-полосатых.
Рыжие мужчины в звездно-полосатых труса уплыли на своем катере. Снова наступила тишина и Светлова словно бы задремала…
Когда она снова открыла глаза, рядом на скале сидел какой-то человек средних лет. Отчего-то Светловой стало не по себе, хотя пришелец явно не был нудистом: незнакомец был в шортах и бейсболке и к тому же обладал вполне благообразной внешностью. Может быть, ей стало не по себе оттого, что его появление был таким неслышным? Ни шороха, ни всплеска, не было никого — и вдруг появился!
«Наверное, он явился с одного из катеров, покачивающихся неподалеку, рядом с катером Дорис», — подумала Анна.
Между тем, не обращая на Светлову никакого, внимания, человек смотрел вдаль, на море. Неожиданно он поднялся, пробормотал что-то по-английски, спустился со скалы. И ушел по мелководью…
А Светловой хватило «объема знаний», чтобы перевести фразу, которую тот пробормотал: «Как вы похожи на Клару…» — сказал этот человек.
Обед у Дорис был по-настоящему домашним. Домашнее вино, тунец и сардинки, у которых Дорис перед жаркой мастерски извлекала хребет, а потом распластывала, так что, когда в жареном виде они появились на столе, никто и не догадался, что это сардины — по виду настоящие маленькие камбалы. Запеченное мясо, салаты, плюс свежайший. нынешним утром приготовленный самой Дорис майонезик.
На десерт всякие вкусные засахаренные фрукты и цукатики из апельсинов, выросших в собственном саду Дорис. Их кожура не проходила химической обработки, как апельсинов из магазина, и это были не просто очень вкусные, но и экологически чистые цукаты.
После обеда Светлова отяжелела, разленилась… Однако впереди были новые гроты, и не увидеть их было бы очень жаль.
— Аня, вон тот грот… — Дорис, убиравшая посуду со стола, указала рукой направо:
— Очень интересный!
— Правда?
— Там «королевские ежи» — у них белые колючки. Они очень красивы и в отличие от черных ежей не колются. Можно даже дотронуться, если встретите…
— Погладить? — несказанно удивилась Светлова такому чуду.
Дорис засмеялась:
— Почти!
— Не может быть!
— Точно, точно…
— Тогда, пожалуй, я непременно должна сплавать в этот грот!
— Там еще есть подводный коридор, который выводит к крошечному озерку в скалах. Только вы без меня туда не ныряйте! Не нужно этого делать, обещаете?
— Конечно, конечно… А что, правда, подводный коридор?
— Да, представьте! Вообще-то, здесь есть и поинтереснее места.
Некоторые и вовсе называют раем для аквалангистов — целые подводные хоромы.
— Вот как?
— В некоторых аквалангисты специально сидят, дожидаясь определенного часа, когда в сквозное отверстие в скале снаружи, пробиваясь, падает солнце.
Получается удивительный эффект — как будто лазерные лучи в воде зажигаются.
— Ну что ж… Надо плыть! Светлова стряхнула ленивое оцепенение и встала на лесенку, спущенную с катера в воду.
— Это ведь не опасный грот? — спросила она на всякий случай у Дорис.
— Нет-нет… Конечно, не опасный. Если нет южного ветра, нисколько.
— А если есть южный ветер?
— То он поднимает высокую волну, и тогда уж действительно становится очень опасно.
— Но, — Дорис подняла ладонь, чтобы ощутить ветер, — к счастью, сегодня его нет.
Вдруг мимо, переполошив плавающих вокруг стоящего на якоре катера людей, пронеслась молнией моторная лодка.
Дорис поморщилась.
— Куда только смотрит береговая полиция?.. — пробормотала хозяйка катера.
— Он был не прав? — Светлова посмотрела вслед исчезнувшей лодке.
— Конечно! Так плавать нельзя. — Дорис укоризненно покачала головой. — Если бы рядом сейчас был полицейский катер, этот лихач здорово бы поплатился.
Дорис, вдруг словно вспомнив что-то, снова посмотрела вдогонку исчезнувшей лодке, и Светловой почудилась в этом взгляде настоящая тревога.
— Ну, поплыла я… — Аня помахала Дорис рукой и нырнула в тихую ласковую воду Адриатики.
Волны тяжело ходили в узком гроте… Но высота их пока была не опасной.
Светлова представила, что тут творится, когда начинает дуть знаменитый южный ветер, и что происходит с теми, кто имел несчастье оказаться здесь в этот момент… И по спине у нее побежали мурашки, хотя температура воды была двадцать три градуса, не меньше.
Говорят, никогда не надо думать о том, чего боишься. Стоит только подумать, и…
Светлова вдруг почувствовала, что новая волна, гораздо выше, чем прежняя, с невероятной силой тащит ее к выходу из грота… Но лишь затем, чтобы с размаху бросить снова в его каменную глубину.
Наверное, нет ничего страшнее непреодолимой силы морской волны, затягивающей человека в свои объятия… И Анна не на шутку испугалась.
Багрово-красные актинии, застывшие на каменных стенах грота, вдруг показались ей похожими на запекшуюся кровь, а сам грот — узким и мрачным, как могила.
В чем, однако, дело? Ведь, заплывая в грот, она тоже, как Дорис, поднимала ладонь — ветра не было… Ни малейшего. Правда, говорят, что начинается этот страшный для тех, кто попал в грот, южный ветер внезапно…
Новая, еще более страшная волна снова швырнула ее в глубину грота.
Если следующая волна будет хоть на немного выше и сильней, ей отсюда уже не выбраться…
Анна нырнула как можно глубже, медленно считая до пяти. Все выяснится, когда она вынырнет! Момент истины. Жить ей или не жить. Если это южный ветер — ее просто измочалит волнами о стенки этого грота, прилепит к ним, как эти актинии… Или…
Когда Анна наконец вынырнула, волна, заходившая в этот момент в грот, была нормальной высоты, и Светлова чуть не прослезилась от этого открытия.
Значит, это был не южный ветер. Скорей всего, лодка… Кто-то прогнал ее мимо и очень близко от входа в грот, возможно, не зная, что там находится человек.
Волна, которая поднимается вслед за лодкой, бьет несколько секунд, как раз успеваешь сосчитать до пяти.
Отдаленный звук мотора снова вернул чуть не прослезившуюся от счастья Светлову к реальности. И Анна вдруг почувствовала, что сейчас произойдет…
Если бы время, за которое она, чтобы спастись, должна доплыть до выхода из грота, кто-нибудь мог зафиксировать!.. — это был бы, без сомнения, новый мировой рекорд по плаванию! Увы… Анна не в состоянии его установить.
Ей не успеть. Еще несколько мгновений, и грот снова закроет страшная волна!
Выход только один.
И Анна снова нырнула: где этот подводный коридор, о котором говорила Дорис?
Счастье еще, что вода такая прозрачная: впереди она увидела прорезавшую подводную скалу широкую щель.
Светлова перекрестилась — дай бог, чтобы это было именно то, что она ищет!
Bay! Это был не тупик, а именно коридор. И совсем не длинный — ей хватило дыхания его проплыть. Впереди воду освещал солнечный свет!
Через несколько мгновений она вынырнула в маленьком прогретом солнцем бассейне среди скал. Все было именно так, как объясняла Дорис: подводный коридор выводил из грота в наружный бассейн естественного происхождения.
Светлова выплыла наружу, выбралась на скалу и спряталась за выступ.
Точно ли существовал этот остров, на котором гостил Одиссей, подтвердить, конечно, было некому… Но что время останавливалось здесь, на этих великолепных адриатических островах, подчиняясь приказу «Остановись мгновение, ты прекрасно!» — не было никаких сомнений.
Светлова спустилась с пароходика на сушу и замерла от восхищения. Звон цикад окружал остров Локрум — самый ближний к Дубровнику островок, — что называется «с головы до ног», словно защищал от остального мира прозрачной невидимой, но непроницаемой оболочкой. Причем этот звон цикад, как показалось Светловой, обладал особым релаксирующим свойством: если у человека были проблемы, то он должен был о них забыть. Счет времени здесь терялся. И было совершенно понятно, почему Одиссей провел на одном из этих островов несколько лет, уверенный, что прошло всего несколько дней.
И вода вокруг острова Локрум была особого цвета оттенок бледно-зеленого бутылочного стекла. И прозрачна до самого последнего камушка на дне. Запах сосен и кипарисов, кактусы до небес… В общем, у Анны не оставалось сомнений, что это именно тот самый остров, на котором побывал Одиссей.
На живописных развалинах бывшего доминиканского монастыря — стены сохранились, а крыша нет — впрочем, очень ухоженных и аккуратных развалинах, размещался ресторанчик. Можно было заказать свежевыловленную рыбу и местное, со здешних виноградников, вино.
Так Светлова и поступила.
Народу было очень мало.
Мэтр принес на огромном продолговатом блюде Анину рыбку, сам отделил плавники и рыбью голову и выложил на тарелку нежные кусочки филе.
Он величественно, как и полагается мэтру, удалился… А Светлова забылась — увлеклась в точности как Одиссей, позабыв о времени…
"Что я делаю?! — вдруг подумала она. — Ем, пью, наслаждаюсь жизнью…
Причем за чужой счет… А дело застыло на мертвой точке!"
Между тем уже третий день, как Светлова в Дубровнике, до отъезда остается четыре. Уже давно пора было бы с ними познакомиться!
Но как?
Конечно, Аня заприметила Погребижскую и ее секретаря еще в самолете. И потом, когда они все вместе приехали в «Адриатику», уже не спускала с них глаз.
Газетные фотографии, которыми ее снабдил Андрей Кронрод, не оставляли сомнений: это именно они. Впрочем, эту пару трудно было не заметить. «Колобок», с пучочком седых волос, секретарь Лидия Евгеньевна… Этакий — довольно привычный! — тип «славной бабули».
И очень высокая, величественная, несмотря на годы, с талией как у русской борзой, и тщательно, по-видимому, закрашенной сединой яркая брюнетка Мария Иннокентьевна.
Обнаружить-то их было легко, но вот познакомиться с ними оказалось непросто. Завтракали Мария Иннокентьевна и ее секретарь Лидия Евгеньевна очень рано, в семь утра. Бедная Светлова уже третий день поднималась из-за них ни свет ни заря. Но в это время почти все столики на террасе отеля пустовали, и садиться поблизости от дам, которые явно старались уединиться, было бы довольно назойливо. Столь откровенная попытка приблизиться к ним могла только отпугнуть.
* * *
После завтрака дамы куда-то исчезали. Ужинали они не в отеле. На пляже их не было видно.В общем, время шло, а цель, ради которой Светлова отправилась в это путешествие, оставалась все еще недостижимой. Уж какие там откровенные разговоры — даже как подойти к ним, Анна не могла придумать…
Размышляя столь грустным образом, Светлова попрощалась с островом Локрум, погрузилась на пароходик и поплыла обратно в Дубровник. Но, как утверждали древние китайцы, ночь особенно темна перед самым рассветом. Когда кажется, что и последняя надежда уже иссякла, тут-то все и случается…
Светлова высадилась на пристани и — о, чудо! — на террасе кафе в Старой гавани Дубровника сидели обе дамы. Она тут же устроилась неподалеку.
Минут через двадцать они поднялись.
Быстренько расплатилась по счету и Аня.
Светлова шла на некотором расстоянии от «своих дам», стараясь не терять их из виду. Это было непросто, потому что город, по которому она шла, был без преувеличения одним из самых удивительных в мире. И не отвлекаться ради этой красоты было очень трудно.
Ну, почему такая нелепость, думала Анна: оказалась в таком потрясающем месте, а должна вместо того, чтобы наслаждаться этой красотой, следить за тем, чтобы не скрылись из виду две скучные пенсионерки!
Погуляв с полчасика, дамы неожиданно не торопясь направились по главной улице к городским воротам.
Ну, вот и все. И эта «удача» закончилась ничем — сейчас они возьмут такси, вернутся в отель, и все по новой: подъем в семь утра, и ищи их свищи!
Но печальный Анин прогноз на сей раз не оправдался.
Почти у самых ворот, о чем-то посовещавшись, Дамы неожиданно остановились у афиши, возвещавшей, что завтра в девять вечера в княжеском дворце состоится концерт симфонического оркестра города Дубровника.
Рядом за столиком продавались билеты.
Безмолвно ликуя, Светлова остановилась вслед за дамами.
Когда они купили билеты, Анна намеренно некоторое время копалась в кошельке, ожидая, пока интересующие ее дамы отойдут… А когда Мария Иннокентьевна и ее секретарь Лидия Евгеньевна наконец это сделали, попросила:
«Мне рядом с этими дамами, пожалуйста!»
Уф! Все! До следующего вечера она про своих старушек больше не вспомнит!.. Познакомится на концерте. Сидя в соседних креслах, этого трудно избежать!
Кроме того, вернувшись в отель, освободившаяся от главной заботы Светлова тут же осуществила замысел, который лелеяла с самого приезда: из своего номера она позвонила в фирму «Дорис» и спросила, не найдется у них завтра с утра местечка на катере «Дорис» для русской туристки из отеля «Адриатика»? И сама хозяйка фирмы Дорис ответила ей: «О'кей!»
На следующее утро Анна благополучно проспала до девяти. А в десять на своей серебристой «Мазде» за ней заехала Дорис.
Среди туристов Дорис славилась тем, что за пятьдесят баксов на своем катере устраивала для них путешествия в гроты и морские пещеры удивительной красоты, которыми славилось это побережье и острова и которые сама Дорис знала как свои пять пальцев. А катер у Дорис был очень послушным и мог лавировать в совершенно непроходимых местах. Вооружив своих пассажиров масками и ластами, Дорис плавала с ними в подводные пещеры, где в прозрачной глубине обитали морские звезды, актинии и прочая живность теплого моря.
Впрочем, запросто можно было обойтись и без маски, и без ныряния: и так все видно, настолько прозрачной была здешняя вода. Тихая и прозрачная до самого дна вода Адриатики… Лишь на очень большой глубине, где-то в пятидесяти метрах от поверхности, «над бездной», дна уже не было видно, вода там казалась матово-голубой, как цветное венецианское стекло…
Аня смотрела на подводную скалу, над которой проходил катерок Дорис, и ей казалось, что до нее можно дотянуться рукой… На самом же деле до этой скалы было метров пятнадцать, не меньше. Ну, разве Кусто был не прав, расхваливая чистоту здешнего моря?
Вообще, здесь, на Адриатике, вода была разного цвета. Возле одного из островов темно-бирюзовая; возле другого ярко-голубая, какой обычно бывает в бассейнах; рядом с Локрумом, например, может быть, потому, что он отражал в ней кроны своих деревьев, — бледно-зеленого… Хотя Дорис говорила, что это зависит вовсе не от деревьев, которые отражаются, а от глубины моря, от преломления света и от наличия в морской воде каких-то биологических микроорганизмов…
Как бы там ни было, но такой красивой и прозрачной воды Светлова больше не видела нигде.
Наконец, когда все вдоволь наплавались, катер причалил на мелководье возле очередного острова. Дорис принялась готовить обед и накрывать на стол. А ее пассажиры разбрелись по колено в воде вокруг этого острова.
Серый тонкий песок струился между пальцами ног… Бархатное прикосновение песчаного дна и волшебно теплой прозрачной воды заманивали в бесконечное путешествие. По этой волшебной воде хотелось ходить бесконечно…
Здесь вспоминалось о том, что жизнь зародилась в океане. Причем, очевидно, что это была очень и очень неплохая жизнь? Казалось, что вполне можно снова, как миллион лет назад, вернуться в воду и очень даже недурно в ней жить.
Кто-то из пассажиров Дорис отправился осматривать новые пещеры и гроты, кто-то загорать на небольшой цивилизованный песчаный пляжик — яркие пятна его разноцветных зонтиков пестрели вдалеке.
Вверх, в глубину острова, уходила, маня, очень красивая извилистая дорога, усыпанная длинными сосновыми иголками…
Но Светлова никуда не пошла.
Светлова выбрала скалу поудобнее и расположились на ней со своей пляжной сумкой — неподалеку от Дорис и ее готовящегося обеда.
Ане хотело побыть в одиночестве и подумать. А здесь, если не считать небольшой колонии нудистов, по составу напоминавшей массовку на знаменитой картине художника Иванова — женщины, мужчины, дети, старики, — расположившейся неподалеку, вообще не было людей.
Не то чтобы Светлова не считала нудистов за людей, но ей они не мешали.
Она воспринимала эти безобидные создания как часть природы, с которой те так мечтали слиться.
Тишина стояла такая, что слышно было, как падают на камни сосновые иголки…
Нарушило эту тишину только неожиданное появление троицы бравых американцев — трое рыжих мужчин в звездно-полосатых трусах до колен расцветки американского флага прошествовали по воде к своему катеру.
Светлова фыркнула — надо было видеть, с какой усмешкой превосходства и легкого презрения эта бравая троица продефилировала мимо несчастных нудистов.
«Ох, уж эти изнеженные чада Адриатики!» — было написано на лицах рыжих мужчин в звездно-полосатых трусах.
Да, это была ухмылка настоящих янки, для которых не подлежало сомнению, что от нудиста до гея буквально один шаг, и что настоящий мужчина и на пляже должен быть непременно в трусах, причем желательно до колен и уж точно звездно-полосатых.
Рыжие мужчины в звездно-полосатых труса уплыли на своем катере. Снова наступила тишина и Светлова словно бы задремала…
Когда она снова открыла глаза, рядом на скале сидел какой-то человек средних лет. Отчего-то Светловой стало не по себе, хотя пришелец явно не был нудистом: незнакомец был в шортах и бейсболке и к тому же обладал вполне благообразной внешностью. Может быть, ей стало не по себе оттого, что его появление был таким неслышным? Ни шороха, ни всплеска, не было никого — и вдруг появился!
«Наверное, он явился с одного из катеров, покачивающихся неподалеку, рядом с катером Дорис», — подумала Анна.
Между тем, не обращая на Светлову никакого, внимания, человек смотрел вдаль, на море. Неожиданно он поднялся, пробормотал что-то по-английски, спустился со скалы. И ушел по мелководью…
А Светловой хватило «объема знаний», чтобы перевести фразу, которую тот пробормотал: «Как вы похожи на Клару…» — сказал этот человек.
Обед у Дорис был по-настоящему домашним. Домашнее вино, тунец и сардинки, у которых Дорис перед жаркой мастерски извлекала хребет, а потом распластывала, так что, когда в жареном виде они появились на столе, никто и не догадался, что это сардины — по виду настоящие маленькие камбалы. Запеченное мясо, салаты, плюс свежайший. нынешним утром приготовленный самой Дорис майонезик.
На десерт всякие вкусные засахаренные фрукты и цукатики из апельсинов, выросших в собственном саду Дорис. Их кожура не проходила химической обработки, как апельсинов из магазина, и это были не просто очень вкусные, но и экологически чистые цукаты.
После обеда Светлова отяжелела, разленилась… Однако впереди были новые гроты, и не увидеть их было бы очень жаль.
— Аня, вон тот грот… — Дорис, убиравшая посуду со стола, указала рукой направо:
— Очень интересный!
— Правда?
— Там «королевские ежи» — у них белые колючки. Они очень красивы и в отличие от черных ежей не колются. Можно даже дотронуться, если встретите…
— Погладить? — несказанно удивилась Светлова такому чуду.
Дорис засмеялась:
— Почти!
— Не может быть!
— Точно, точно…
— Тогда, пожалуй, я непременно должна сплавать в этот грот!
— Там еще есть подводный коридор, который выводит к крошечному озерку в скалах. Только вы без меня туда не ныряйте! Не нужно этого делать, обещаете?
— Конечно, конечно… А что, правда, подводный коридор?
— Да, представьте! Вообще-то, здесь есть и поинтереснее места.
Некоторые и вовсе называют раем для аквалангистов — целые подводные хоромы.
— Вот как?
— В некоторых аквалангисты специально сидят, дожидаясь определенного часа, когда в сквозное отверстие в скале снаружи, пробиваясь, падает солнце.
Получается удивительный эффект — как будто лазерные лучи в воде зажигаются.
— Ну что ж… Надо плыть! Светлова стряхнула ленивое оцепенение и встала на лесенку, спущенную с катера в воду.
— Это ведь не опасный грот? — спросила она на всякий случай у Дорис.
— Нет-нет… Конечно, не опасный. Если нет южного ветра, нисколько.
— А если есть южный ветер?
— То он поднимает высокую волну, и тогда уж действительно становится очень опасно.
— Но, — Дорис подняла ладонь, чтобы ощутить ветер, — к счастью, сегодня его нет.
Вдруг мимо, переполошив плавающих вокруг стоящего на якоре катера людей, пронеслась молнией моторная лодка.
Дорис поморщилась.
— Куда только смотрит береговая полиция?.. — пробормотала хозяйка катера.
— Он был не прав? — Светлова посмотрела вслед исчезнувшей лодке.
— Конечно! Так плавать нельзя. — Дорис укоризненно покачала головой. — Если бы рядом сейчас был полицейский катер, этот лихач здорово бы поплатился.
Дорис, вдруг словно вспомнив что-то, снова посмотрела вдогонку исчезнувшей лодке, и Светловой почудилась в этом взгляде настоящая тревога.
— Ну, поплыла я… — Аня помахала Дорис рукой и нырнула в тихую ласковую воду Адриатики.
Волны тяжело ходили в узком гроте… Но высота их пока была не опасной.
Светлова представила, что тут творится, когда начинает дуть знаменитый южный ветер, и что происходит с теми, кто имел несчастье оказаться здесь в этот момент… И по спине у нее побежали мурашки, хотя температура воды была двадцать три градуса, не меньше.
Говорят, никогда не надо думать о том, чего боишься. Стоит только подумать, и…
Светлова вдруг почувствовала, что новая волна, гораздо выше, чем прежняя, с невероятной силой тащит ее к выходу из грота… Но лишь затем, чтобы с размаху бросить снова в его каменную глубину.
Наверное, нет ничего страшнее непреодолимой силы морской волны, затягивающей человека в свои объятия… И Анна не на шутку испугалась.
Багрово-красные актинии, застывшие на каменных стенах грота, вдруг показались ей похожими на запекшуюся кровь, а сам грот — узким и мрачным, как могила.
В чем, однако, дело? Ведь, заплывая в грот, она тоже, как Дорис, поднимала ладонь — ветра не было… Ни малейшего. Правда, говорят, что начинается этот страшный для тех, кто попал в грот, южный ветер внезапно…
Новая, еще более страшная волна снова швырнула ее в глубину грота.
Если следующая волна будет хоть на немного выше и сильней, ей отсюда уже не выбраться…
Анна нырнула как можно глубже, медленно считая до пяти. Все выяснится, когда она вынырнет! Момент истины. Жить ей или не жить. Если это южный ветер — ее просто измочалит волнами о стенки этого грота, прилепит к ним, как эти актинии… Или…
Когда Анна наконец вынырнула, волна, заходившая в этот момент в грот, была нормальной высоты, и Светлова чуть не прослезилась от этого открытия.
Значит, это был не южный ветер. Скорей всего, лодка… Кто-то прогнал ее мимо и очень близко от входа в грот, возможно, не зная, что там находится человек.
Волна, которая поднимается вслед за лодкой, бьет несколько секунд, как раз успеваешь сосчитать до пяти.
Отдаленный звук мотора снова вернул чуть не прослезившуюся от счастья Светлову к реальности. И Анна вдруг почувствовала, что сейчас произойдет…
Если бы время, за которое она, чтобы спастись, должна доплыть до выхода из грота, кто-нибудь мог зафиксировать!.. — это был бы, без сомнения, новый мировой рекорд по плаванию! Увы… Анна не в состоянии его установить.
Ей не успеть. Еще несколько мгновений, и грот снова закроет страшная волна!
Выход только один.
И Анна снова нырнула: где этот подводный коридор, о котором говорила Дорис?
Счастье еще, что вода такая прозрачная: впереди она увидела прорезавшую подводную скалу широкую щель.
Светлова перекрестилась — дай бог, чтобы это было именно то, что она ищет!
Bay! Это был не тупик, а именно коридор. И совсем не длинный — ей хватило дыхания его проплыть. Впереди воду освещал солнечный свет!
Через несколько мгновений она вынырнула в маленьком прогретом солнцем бассейне среди скал. Все было именно так, как объясняла Дорис: подводный коридор выводил из грота в наружный бассейн естественного происхождения.
Светлова выплыла наружу, выбралась на скалу и спряталась за выступ.