Страница:
— Хрупкая?! — Елена Ивановна даже чуть порозовела от негодования. — Да если хочешь знать, люди с аномалиями… Известно, например, что умственно неполноценные люди обладают огромной — нечеловеческой! — физической силой!
— Ну уж, нечеловеческой, — засмеялся Туровский. — К тому же она была абсолютно полноценна в смысле интеллекта. И даже, я бы сказал, — довольно смышлена…
— Но она была немой! А любая нерасходующаяся энергия куда-то направляется. По другому назначению. То, что не расходуется в одном месте.., непременно прибавляет силы в другом. Закон сохранения энергии.
— Любопытно, какое же место ты имеешь в виду?
— Нечего надо мной подшучивать! Это бесспорный факт, например, что дебилы и идиоты обязательно отличаются повышенной сексуальной энергией! Причем специалисты это связывают именно с недорасходом энергии в плане умственной деятельности… А она все время молчала, молчала…
"А что.., пожалуй”, — подумала, слушая рассуждения Елены Ивановны, Светлова. В частности, Аня сразу припомнила неистовые, просто ошалелые объятия девчонки с Кикалишвили, — кстати сказать, по словам Богула, известного в городе своей репутацией “кролика”. Репутацией “юноши — в любую секунду своего существования готового к оплодотворению”. Может, и правда, у девушки Марины было, как бы это помягче выразиться, не все в порядке с “энергией”?
— Это твои собственные догадки? — продолжил между тем “научную дискуссию” супругов Леонид Алексеевич.
— Представь, мои!
— Очаровательно! Тебе остается только привести еще в качестве доказательства пример дворника Герасима. “Муму”! Он ведь немой и, как следствие, надо полагать — обладал недюжинной физической силой. — Туровский иронично хмыкнул. — Ну просто один к одному — наша Марина Скворцова!
— А что?! И правильный ты привел пример. Жаль, что я сама не вспомнила. Но я приведу другой пример…
— Мы просто затаили дыхание…
— Так вот… Ты знаешь тот вентиль в бойлерной, тот, который все время заклинивает? И я еще всегда зову тебя, чтобы его повернуть? А ты идешь за гаечным ключом и так далее…
— И что же?
— Так вот, представь, тебя нет… А я чертыхаюсь, пытаюсь повернуть этот дурацкий вентиль… Плююсь, ругаюсь, естественно…
— Ну, всем известен твой “нрав”…
— А наша Мариночка услышала мои вопли. Подходит летящей походкой. Берется белыми рученьками за этот фигов вентиль — и легко, непринужденно так его поворачивает!.. А тяжелые подносы, которые она играючи таскала с утра до вечера — и при этом была свежа как роза?! И все это, надо заметить, с той же летящей походкой!
— И как ты представляешь это себе?
— Что “это”?
— Ну, как она все это проделывала.., со своими жертвами?
— Не так уж и сложно!
— Ну-ну… — иронически ободрил жену Туровский. — Слушаем внимательно. Знаешь, я тут читал рецензию на фильм “Умирать легко”. Автор рецензии высказал остроумное мнение, что фильм “Умирать легко” следовало бы назвать — “Убивать нетрудно”. Я бы вообще всем детективам дал такое название… Тому, который ты сейчас сочиняешь, оно бы точно подошло!
— Да ты лучше послушай… В общем, ты же знаешь: ее охотно подсаживали на дороге? Так ведь?
— Да, я замечал.
— Очаровательная юная девушка… Редкий водила откажется, чтобы такая девушка составила ему компанию, правда?
— Верно.
— Ну, а дальше все повторялось по известному ей с детства сценарию. Она, видно, как папочка, маньяк Скворцов, гасила свой приступ безумия, убивая жертву.
— Как?
— Ну, это не так уж и важно. Душила, например.
— Хороший пример, ничего не скажешь! А куда девала?
— Ну, я же говорю — как папа!
— Закапывала, значит?
— Да, и возможно, это было для нее не менее, а может быть, и более важной частью ритуала, дающего выход приступу безумия. Именно закапывала!
"Да-да.., пожалуй… — внутренне согласилась с ней Светлова. В ушах у нее до сих пор стоял детский лепет, раздававшийся на сеансе у Горенштейна: “А ямка глубокая? Я пойду посмотрю…” — Безусловно у ребенка уже тогда проглядывался некий патологический интерес”.
— И вот — машина оставалась на дороге, а тело исчезало, — продолжала Туровская.
— Где? Как? Куда оно, это тело, исчезало?
— Лес… Кругом леса! Выбирай любую елку и закапывай.
— И она тащила на себе… Или волоком? Тяжелое тело?
"Под центнер весом, как, например, у пропавшего Шматрикова”, — уточнила про себя Аня.
— Почему нет? Известно, что, например, молоденькие санитарки, в которых было не более сорока пяти килограммов, вытаскивали с поля боя здоровенных мужчин, весивших значительно больше, чем сами эти девочки.
— По всей видимости, наша Марина далеко их тащила? Ведь у дороги не закопаешь, правда?
— Правда…
— "Копала глубокую яму?
— Я уже говорила о ее необычной физической силе.
— По времени — на такое должно было уходить не меньше половины ночи!
— А я, надо тебе признаться, иногда видела, как она выскальзывает по ночам! — торжествующе обнародовала явно припасенный сюрприз Туровская. — Только раньше не хотела тебе говорить… Боялась, что ты ее выгонишь из мотеля.
Аня хотела хоть немного реабилитировать Немую, упомянув о ее свиданиях с Кикалишвили, на которые та выскальзывала по ночам. Но решила не мешать захватывающему диалогу супругов.
— Ленечка, а ты помнишь дело, — продолжала Туровская, — одного из самых кровожадных маньяков столетия? Ну помнишь — по телевизору фильм показывали?
— Не припоминаю что-то.
— Когда он был маленьким, его мамаша работала в суде и часто приносила домой судебные дела с фотографиями — жертвами кровавых преступлений. И вот, представь, мальчик разглядывал их со все возрастающим интересом, любопытством и, как оказалось, удовольствием… И в итоге…
— Да-да? Мы затаили дыхание…
— И в итоге у повзрослевшего свихнувшегося молодого человека на счету оказалось с десяток ужасных преступлений…
— Ужас!
— Он резал и кромсал свои жертвы так же, как те тела на фотоснимках из суда, которые ему показывала мамочка. Вот вам и детские впечатления!
Допустим, белая глина на кроссовках — оттуда, где Скворцова “копала ямку”… Но почему — точно такая же на колесах машин? Ведь они оставались на дороге, на асфальтированной трассе, где нет никакой глины…
Или она заезжала на машине жертвы куда-то в лес, оставляла там труп, потом возвращала машину на место? Тогда неплохо бы это место найти. Там же должна быть и белая глина…
Почему же Скворцова не сумела справиться с Ниной Семерчук-Фофановой? Шматрикова — мужика здорового! — одолела… А Фофанову — нет?
Но то, что Немая причастна, — это, пожалуй, правда.
Итак…
Осич убирала Кривошееву не сама. И Амалечка убрала Айвазян не сама.
Осич, которая для Немой “вторая мама”, использовала для этого девушку… Точней, использовала ее кровожадность. Питон хочет кролика? Укажем ему на этого кролика!
Возможно, они просто сами направляли в мотель тех, от кого они хотели избавиться.
Осич — Кривошееву.
Кудинова — Айвазян.
Но Питону парочки кроликов было мало…
И далее Немая уже промышляла сама — без указки “второй мамы”.
Так исчезли:
Шматриков.
Вадим Алексеев.
И, наконец, та же участь ожидала Нину Фофанову… Но она отчего-то не исчезла.
Теперь Немой больше нет. Амалия сбежала.
Одна Осич как ни в чем не бывало живет припеваючи”.
Светловой давно следовало навестить Горенштейна. Анна, увы, не была у него с тех пор, как трагически погибла Марина Скворцова.
К тому же Светловой пришло в голову, что она вообще страшно неблагодарная.
И Анна заехала в цветочный магазин, чтобы в знак своей признательности доктору пополнить его цветочную, дорогую его сердцу коллекцию.
Светлова выбрала какой-то очень редкий и очень дорогостоящий цветок в горшке. Так ей, во всяком случае, объяснила девушка-продавец.
С трудом удерживая в руках тяжелый этот горшок, Светлова заторопилась в дом доктора Горенштейна.
Дверь почему-то открылась не сразу… Наконец после третьего звонка она резко распахнулась…
На пороге стояла крепко накрашенная дама… Взгляд ее был полон холодного презрения.
От недоброго предчувствия у Анны сжалось сердце.
Видимо, это и была супруга доктора, про которую, увы, ввиду ее долгого отсутствия Светлова совсем запамятовала.
И как же эта супруга оказалась некстати!
— Здравствуйте! — растерянно промямлила Аня. Дама молча смотрела на Светлову.
— Как вы только осмеливаетесь сюда являться? — наконец изрекла она.
— Я?
— Да! Я попрошу вас, голубушка, больше сюда не приходить!
И прежде чем дверь захлопнулась перед ее носом, Светлова успела увидеть огорченное, растерянное лицо доктора Горенштейна, промелькнувшее в коридоре за спиной крепко накрашенной дамы.
Вне себя от возмущения, Светлова все-таки опять нажала кнопку звонка.
Дверь снова отворилась.
— Мне Соломона Григорьевича, — начала Аня.
— Собственно, я передала вам слова Соломона Григорьевича — больше сюда не приходить! — так же холодно и зло глядя на нее, сообщила супруга Горенштейна. — Я бы сама и вовсе не стала с вами разговаривать! Мало того, что вы чужих мужей пытаетесь соблазнять, еще и девушку несчастную до могилы довели! Как вы могли втянуть моего мужа в эту историю?
Она презрительно кивнула на цветочный горшок, который Светлова продолжала растерянно держать в руках.
. — Цветочков принесли! Неплохие. Не поскупились! Впрочем… Совести у вас, видно, совсем нет! Это ясно!
— О чем вы говорите? — изумилась Светлова.
— Таким, как вы, наверное, все равно, по какому поводу покупать цветы — к свадьбе или похоронам, не так ли?
И дверь снова захлопнулась.
— Дорогая! — Анна слышала за дверью возмущенный голос Гора, явно возражавший супруге. — Как ты могла.., как ты могла поверить в эти сплетни? Как ты могла выгнать эту девушку? Вообще… как ты могла, ничего не сказав мне, вмешиваться в мои дела? И так.., так говорить с ней!
— Учти, Соломон, из-за нее ты попал в беду!
— Боже мой! Виктория! Кому ты поверила! Неужели нашей соседке? Единожды солгавши.., знаешь, как там дальше?!
— Ну ты слишком строг к нашим соседям. Я понимаю, что у нас возникло какое-то охлаждение в отношениях… Но это бывает в семейной жизни… Каждый из нас небезгрешен, и иногда так получается.., ну ты понимаешь? Маленькая случайная ложь вовсе не значит, что человек способен на клевету.
— “Маленькая случайная”! — горько повторил Гор. — Дорогая, ты еще наивнее меня! Конечно, можно солгать… Но не в таких вещах…
Голоса выясняющих отношения супругов, удаляясь, стали тише.
В общем, Светлова была бы не Светлова, если бы не позвонила еще раз.
Расчет оправдался. На этот раз после долгой, очень затянувшейся паузы ей открыл сам Гор.
Очевидно, в непростой борьбе, но ему все-таки удалось нейтрализовать свою разбушевавшуюся супругу.
"Неужели Гор запер ее в ванной?” — с некоторым удовлетворением и даже злорадством подумала Светлова.
Впрочем, она не стала тратить время на выяснение этих щекотливых подробностей.
— Слушаю вас, — сухо и страшно официально поприветствовал Светлову Гор.
Было очевидно, что он уже знает о смерти Марины Скворцовой.
— Соломон Григорьевич, — робко начала Аня. — Понимаете… Я все не решалась вам этого сообщить…
— Напрасно, — горько заметил Гор. Аня сделала паузу, набираясь храбрости:
— Вы еще не все знаете, Гор… Я не хотела вам, этого говорить, Соломон Григорьевич… Но это было не самоубийство. Доктор, видите ли, Марину Скворцову убили.
— Так… — Горенштейн низко опустил голову. — Это точно?
— Скорее всего…
— Значит, взяли мы с вами все-таки, любонька, грех на душу? Насколько я понимаю, самое предосудительное, что собиралась сделать эта девочка, — это заговорить? Не так ли? Право же, в нашем мире безопаснее быть немой. Опять я вляпался, стало быть.
— Да, я знаю, Соломон Григорьевич. Простите. Если можете, простите, что я вас втянула в новую неприятность.
— Да что вы такое знаете?!
— Ну, что у вас уже был инцидент. Что вы влюбчивый… И у вас с какой-то пациенткой был роман… С банкиршей, кажется.
— Нет, ну какова?! Что же это вы такое несете?! Кто вам поведал всю эту чушь? — Гор испуганно оглянулся, явно не забывая о своей накрашенной супруге.
— Кто поведал? Ну кто… Осич!
— Нет, ну вы только на них на всех поглядите! Осич посмела сказать вам, что я влюбчивый?
— Ну да!
— Кто бы давал такие оценки! Сама, как кошка, влюблена! И без малейших, причем заметьте, шансов на успех.
— Влюблена? Осич? Вот уж никогда бы не подумала!
— А вы вообще, кажется, мало думаете. Представьте, влюблена, как пятнадцатилетняя девчонка!
— В вас, что ли, Соломон Григорьевич?
— Избави бог!
— А в кого же?
— Да в нашего придорожного Челентано — Туровского.
— В Туровского?! — Аня изумленно уставилась на Горенштейна. — Неужели это правда?!
— По-вашему, я похож на человека, который любит приврать?!
— Осич по-настоящему, — Аня интонацией подчеркнула это слово, — влюблена в Туровского?
— Не то слово! Готова ради него на любое преступление!
— На любое? И… Скажем, на лжесвидетельство?
— Фи! Это разве преступление для любящего человека? Даже если бы вы спросили: на убийство — я бы ответил: да!
Глава 13
— Ну уж, нечеловеческой, — засмеялся Туровский. — К тому же она была абсолютно полноценна в смысле интеллекта. И даже, я бы сказал, — довольно смышлена…
— Но она была немой! А любая нерасходующаяся энергия куда-то направляется. По другому назначению. То, что не расходуется в одном месте.., непременно прибавляет силы в другом. Закон сохранения энергии.
— Любопытно, какое же место ты имеешь в виду?
— Нечего надо мной подшучивать! Это бесспорный факт, например, что дебилы и идиоты обязательно отличаются повышенной сексуальной энергией! Причем специалисты это связывают именно с недорасходом энергии в плане умственной деятельности… А она все время молчала, молчала…
"А что.., пожалуй”, — подумала, слушая рассуждения Елены Ивановны, Светлова. В частности, Аня сразу припомнила неистовые, просто ошалелые объятия девчонки с Кикалишвили, — кстати сказать, по словам Богула, известного в городе своей репутацией “кролика”. Репутацией “юноши — в любую секунду своего существования готового к оплодотворению”. Может, и правда, у девушки Марины было, как бы это помягче выразиться, не все в порядке с “энергией”?
— Это твои собственные догадки? — продолжил между тем “научную дискуссию” супругов Леонид Алексеевич.
— Представь, мои!
— Очаровательно! Тебе остается только привести еще в качестве доказательства пример дворника Герасима. “Муму”! Он ведь немой и, как следствие, надо полагать — обладал недюжинной физической силой. — Туровский иронично хмыкнул. — Ну просто один к одному — наша Марина Скворцова!
— А что?! И правильный ты привел пример. Жаль, что я сама не вспомнила. Но я приведу другой пример…
— Мы просто затаили дыхание…
— Так вот… Ты знаешь тот вентиль в бойлерной, тот, который все время заклинивает? И я еще всегда зову тебя, чтобы его повернуть? А ты идешь за гаечным ключом и так далее…
— И что же?
— Так вот, представь, тебя нет… А я чертыхаюсь, пытаюсь повернуть этот дурацкий вентиль… Плююсь, ругаюсь, естественно…
— Ну, всем известен твой “нрав”…
— А наша Мариночка услышала мои вопли. Подходит летящей походкой. Берется белыми рученьками за этот фигов вентиль — и легко, непринужденно так его поворачивает!.. А тяжелые подносы, которые она играючи таскала с утра до вечера — и при этом была свежа как роза?! И все это, надо заметить, с той же летящей походкой!
— И как ты представляешь это себе?
— Что “это”?
— Ну, как она все это проделывала.., со своими жертвами?
— Не так уж и сложно!
— Ну-ну… — иронически ободрил жену Туровский. — Слушаем внимательно. Знаешь, я тут читал рецензию на фильм “Умирать легко”. Автор рецензии высказал остроумное мнение, что фильм “Умирать легко” следовало бы назвать — “Убивать нетрудно”. Я бы вообще всем детективам дал такое название… Тому, который ты сейчас сочиняешь, оно бы точно подошло!
— Да ты лучше послушай… В общем, ты же знаешь: ее охотно подсаживали на дороге? Так ведь?
— Да, я замечал.
— Очаровательная юная девушка… Редкий водила откажется, чтобы такая девушка составила ему компанию, правда?
— Верно.
— Ну, а дальше все повторялось по известному ей с детства сценарию. Она, видно, как папочка, маньяк Скворцов, гасила свой приступ безумия, убивая жертву.
— Как?
— Ну, это не так уж и важно. Душила, например.
— Хороший пример, ничего не скажешь! А куда девала?
— Ну, я же говорю — как папа!
— Закапывала, значит?
— Да, и возможно, это было для нее не менее, а может быть, и более важной частью ритуала, дающего выход приступу безумия. Именно закапывала!
"Да-да.., пожалуй… — внутренне согласилась с ней Светлова. В ушах у нее до сих пор стоял детский лепет, раздававшийся на сеансе у Горенштейна: “А ямка глубокая? Я пойду посмотрю…” — Безусловно у ребенка уже тогда проглядывался некий патологический интерес”.
— И вот — машина оставалась на дороге, а тело исчезало, — продолжала Туровская.
— Где? Как? Куда оно, это тело, исчезало?
— Лес… Кругом леса! Выбирай любую елку и закапывай.
— И она тащила на себе… Или волоком? Тяжелое тело?
"Под центнер весом, как, например, у пропавшего Шматрикова”, — уточнила про себя Аня.
— Почему нет? Известно, что, например, молоденькие санитарки, в которых было не более сорока пяти килограммов, вытаскивали с поля боя здоровенных мужчин, весивших значительно больше, чем сами эти девочки.
— По всей видимости, наша Марина далеко их тащила? Ведь у дороги не закопаешь, правда?
— Правда…
— "Копала глубокую яму?
— Я уже говорила о ее необычной физической силе.
— По времени — на такое должно было уходить не меньше половины ночи!
— А я, надо тебе признаться, иногда видела, как она выскальзывает по ночам! — торжествующе обнародовала явно припасенный сюрприз Туровская. — Только раньше не хотела тебе говорить… Боялась, что ты ее выгонишь из мотеля.
Аня хотела хоть немного реабилитировать Немую, упомянув о ее свиданиях с Кикалишвили, на которые та выскальзывала по ночам. Но решила не мешать захватывающему диалогу супругов.
— Ленечка, а ты помнишь дело, — продолжала Туровская, — одного из самых кровожадных маньяков столетия? Ну помнишь — по телевизору фильм показывали?
— Не припоминаю что-то.
— Когда он был маленьким, его мамаша работала в суде и часто приносила домой судебные дела с фотографиями — жертвами кровавых преступлений. И вот, представь, мальчик разглядывал их со все возрастающим интересом, любопытством и, как оказалось, удовольствием… И в итоге…
— Да-да? Мы затаили дыхание…
— И в итоге у повзрослевшего свихнувшегося молодого человека на счету оказалось с десяток ужасных преступлений…
— Ужас!
— Он резал и кромсал свои жертвы так же, как те тела на фотоснимках из суда, которые ему показывала мамочка. Вот вам и детские впечатления!
* * *
"Похоже, похоже на правду, — думала Светлова. — Похоже, однако, и — не более!Допустим, белая глина на кроссовках — оттуда, где Скворцова “копала ямку”… Но почему — точно такая же на колесах машин? Ведь они оставались на дороге, на асфальтированной трассе, где нет никакой глины…
Или она заезжала на машине жертвы куда-то в лес, оставляла там труп, потом возвращала машину на место? Тогда неплохо бы это место найти. Там же должна быть и белая глина…
Почему же Скворцова не сумела справиться с Ниной Семерчук-Фофановой? Шматрикова — мужика здорового! — одолела… А Фофанову — нет?
Но то, что Немая причастна, — это, пожалуй, правда.
Итак…
Осич убирала Кривошееву не сама. И Амалечка убрала Айвазян не сама.
Осич, которая для Немой “вторая мама”, использовала для этого девушку… Точней, использовала ее кровожадность. Питон хочет кролика? Укажем ему на этого кролика!
Возможно, они просто сами направляли в мотель тех, от кого они хотели избавиться.
Осич — Кривошееву.
Кудинова — Айвазян.
Но Питону парочки кроликов было мало…
И далее Немая уже промышляла сама — без указки “второй мамы”.
Так исчезли:
Шматриков.
Вадим Алексеев.
И, наконец, та же участь ожидала Нину Фофанову… Но она отчего-то не исчезла.
Теперь Немой больше нет. Амалия сбежала.
Одна Осич как ни в чем не бывало живет припеваючи”.
Светловой давно следовало навестить Горенштейна. Анна, увы, не была у него с тех пор, как трагически погибла Марина Скворцова.
К тому же Светловой пришло в голову, что она вообще страшно неблагодарная.
И Анна заехала в цветочный магазин, чтобы в знак своей признательности доктору пополнить его цветочную, дорогую его сердцу коллекцию.
Светлова выбрала какой-то очень редкий и очень дорогостоящий цветок в горшке. Так ей, во всяком случае, объяснила девушка-продавец.
С трудом удерживая в руках тяжелый этот горшок, Светлова заторопилась в дом доктора Горенштейна.
Дверь почему-то открылась не сразу… Наконец после третьего звонка она резко распахнулась…
На пороге стояла крепко накрашенная дама… Взгляд ее был полон холодного презрения.
От недоброго предчувствия у Анны сжалось сердце.
Видимо, это и была супруга доктора, про которую, увы, ввиду ее долгого отсутствия Светлова совсем запамятовала.
И как же эта супруга оказалась некстати!
— Здравствуйте! — растерянно промямлила Аня. Дама молча смотрела на Светлову.
— Как вы только осмеливаетесь сюда являться? — наконец изрекла она.
— Я?
— Да! Я попрошу вас, голубушка, больше сюда не приходить!
И прежде чем дверь захлопнулась перед ее носом, Светлова успела увидеть огорченное, растерянное лицо доктора Горенштейна, промелькнувшее в коридоре за спиной крепко накрашенной дамы.
Вне себя от возмущения, Светлова все-таки опять нажала кнопку звонка.
Дверь снова отворилась.
— Мне Соломона Григорьевича, — начала Аня.
— Собственно, я передала вам слова Соломона Григорьевича — больше сюда не приходить! — так же холодно и зло глядя на нее, сообщила супруга Горенштейна. — Я бы сама и вовсе не стала с вами разговаривать! Мало того, что вы чужих мужей пытаетесь соблазнять, еще и девушку несчастную до могилы довели! Как вы могли втянуть моего мужа в эту историю?
Она презрительно кивнула на цветочный горшок, который Светлова продолжала растерянно держать в руках.
. — Цветочков принесли! Неплохие. Не поскупились! Впрочем… Совести у вас, видно, совсем нет! Это ясно!
— О чем вы говорите? — изумилась Светлова.
— Таким, как вы, наверное, все равно, по какому поводу покупать цветы — к свадьбе или похоронам, не так ли?
И дверь снова захлопнулась.
— Дорогая! — Анна слышала за дверью возмущенный голос Гора, явно возражавший супруге. — Как ты могла.., как ты могла поверить в эти сплетни? Как ты могла выгнать эту девушку? Вообще… как ты могла, ничего не сказав мне, вмешиваться в мои дела? И так.., так говорить с ней!
— Учти, Соломон, из-за нее ты попал в беду!
— Боже мой! Виктория! Кому ты поверила! Неужели нашей соседке? Единожды солгавши.., знаешь, как там дальше?!
— Ну ты слишком строг к нашим соседям. Я понимаю, что у нас возникло какое-то охлаждение в отношениях… Но это бывает в семейной жизни… Каждый из нас небезгрешен, и иногда так получается.., ну ты понимаешь? Маленькая случайная ложь вовсе не значит, что человек способен на клевету.
— “Маленькая случайная”! — горько повторил Гор. — Дорогая, ты еще наивнее меня! Конечно, можно солгать… Но не в таких вещах…
Голоса выясняющих отношения супругов, удаляясь, стали тише.
В общем, Светлова была бы не Светлова, если бы не позвонила еще раз.
Расчет оправдался. На этот раз после долгой, очень затянувшейся паузы ей открыл сам Гор.
Очевидно, в непростой борьбе, но ему все-таки удалось нейтрализовать свою разбушевавшуюся супругу.
"Неужели Гор запер ее в ванной?” — с некоторым удовлетворением и даже злорадством подумала Светлова.
Впрочем, она не стала тратить время на выяснение этих щекотливых подробностей.
— Слушаю вас, — сухо и страшно официально поприветствовал Светлову Гор.
Было очевидно, что он уже знает о смерти Марины Скворцовой.
— Соломон Григорьевич, — робко начала Аня. — Понимаете… Я все не решалась вам этого сообщить…
— Напрасно, — горько заметил Гор. Аня сделала паузу, набираясь храбрости:
— Вы еще не все знаете, Гор… Я не хотела вам, этого говорить, Соломон Григорьевич… Но это было не самоубийство. Доктор, видите ли, Марину Скворцову убили.
— Так… — Горенштейн низко опустил голову. — Это точно?
— Скорее всего…
— Значит, взяли мы с вами все-таки, любонька, грех на душу? Насколько я понимаю, самое предосудительное, что собиралась сделать эта девочка, — это заговорить? Не так ли? Право же, в нашем мире безопаснее быть немой. Опять я вляпался, стало быть.
— Да, я знаю, Соломон Григорьевич. Простите. Если можете, простите, что я вас втянула в новую неприятность.
— Да что вы такое знаете?!
— Ну, что у вас уже был инцидент. Что вы влюбчивый… И у вас с какой-то пациенткой был роман… С банкиршей, кажется.
— Нет, ну какова?! Что же это вы такое несете?! Кто вам поведал всю эту чушь? — Гор испуганно оглянулся, явно не забывая о своей накрашенной супруге.
— Кто поведал? Ну кто… Осич!
— Нет, ну вы только на них на всех поглядите! Осич посмела сказать вам, что я влюбчивый?
— Ну да!
— Кто бы давал такие оценки! Сама, как кошка, влюблена! И без малейших, причем заметьте, шансов на успех.
— Влюблена? Осич? Вот уж никогда бы не подумала!
— А вы вообще, кажется, мало думаете. Представьте, влюблена, как пятнадцатилетняя девчонка!
— В вас, что ли, Соломон Григорьевич?
— Избави бог!
— А в кого же?
— Да в нашего придорожного Челентано — Туровского.
— В Туровского?! — Аня изумленно уставилась на Горенштейна. — Неужели это правда?!
— По-вашему, я похож на человека, который любит приврать?!
— Осич по-настоящему, — Аня интонацией подчеркнула это слово, — влюблена в Туровского?
— Не то слово! Готова ради него на любое преступление!
— На любое? И… Скажем, на лжесвидетельство?
— Фи! Это разве преступление для любящего человека? Даже если бы вы спросили: на убийство — я бы ответил: да!
Глава 13
Оставив негостеприимный отныне дом Горенштейнов, в который ее на этот раз дальше порога не пустили, Аня растерянно брела к машине.
Теперь она точно припомнила свой имевший место быть некоторое время назад разговор с Осич.
На вопрос Светловой, не останавливалась ли Кривошеева в мотеле “Ночка”, Осич — тогда! — изумленно подняла на Аню свои светлые добродушные глазки:
— Ну, откуда же я знаю, дорогая моя?! Дело было так… Кривошеева приехала ко мне в приют. Я сказала ей, что пока ничего не получается. Мамочка, подкинувшая нам в приют ребенка, раздумала и прибежала за ним обратно. Я сказала ей, чтобы она ехала домой, к себе в город, и ждала моего звонка.
А куда эта Кривошеева, выйдя от меня, поехала на самом деле — откуда же мне знать?
Вот так Осич ответила тогда Светловой.
А на самом деле Осич, возможно, это знает. Возможно, Кривошеева решила остановиться переночевать в “Ночке” и только наутро отправиться в обратный путь?
Именно так кто-то попробовал убрать Осич. Валентина Терентьевна вернулась с работы домой как обычно и набрала код своей квартиры.
И это в корне меняло дело! Валентина из разряда главной злодейки, таким печальным образом, перешла в разряд жертв!
— Неужели нет надежды?
— Да что вы! С такими повреждениями?!
— Можно мне с ней поговорить?
— Попробуйте… Попытка не пытка.
— Вы кого имеете в виду? Надеюсь, не пациентку? — уточнила Аня у представителя “самой милосердной профессии”. По правда сказать, Светлова всегда придерживалась мнения, что цинизм медицинских работников, впрочем, так же, как любой другой профессиональный цинизм, не имеет границ.
— Да нет… Помилуйте. Пациентке в общем уже все равно. Она — на обезболивающих.
Аня вошла в палату.
Валентина Осич лежала с открытыми глазами. Когда Светлова наклонилась к ней, краешек века у Осич дрогнул.
— Я должна вам кое-что сказать, — прошептала она. — Эта женщина, Айвазян… Амалия посоветовала ей тогда остановиться в “Ночке”… И.., и еще я.., я отправила туда Галю Кривошееву. А Елена.., она…
— Елена? — переспросила Светлова.
— Елена… Елена… — только повторяла Осич из последних сил.
— Я все поняла, поняла… Успокойтесь!
— Елена, — снова почти неслышно прошептала Осич.
— Это она? — спросила Аня.
Осич закрыла глаза. Что могло означать только одно — “да”.
— Валентина Терентьевна, вы меня слышите? — Анна наклонилась к лицу умирающей.
Но веки у Валентины Осич даже не дрогнули. Она больше не слышала Аню. И не могла ей ответить.
Цветочки, которые он нес в палату своей старой приятельнице и подруге сбежавшей жены, несколько пообвяли… Будто он находился с этим букетом в пути дня три — не меньше…
«Печально, — подумала, глядя на него, Светлова. — Пьяненький, никудышный супруг Амалии… И ее дышащий на ладан салон “Молодость”, доходность которого приходилось поддерживать сомнительными противозаконными услугами. Поистине ни один из этих двух видов бизнеса не удался Амалии!»
Кстати, Кудинов не производил впечатления человека, сильно огорченного исчезновением супруги. Или хотя бы удивленного этим обстоятельством.
И цветы для Осич, которые он нес в больницу, получились слишком запоздалые — уже к похоронам.
Но теперь, перед смертью, ей было все равно, и Валентина решила больше не молчать, облегчить душу — сказать правду.
Что она имела в виду, называя Елену?
Ну, в общем, это могло означать только одно.
Недолго думая — все-таки какая она предусмотрительная! — Светлова достала диктофон, который брала с собой на косметические процедуры, и нажала кнопку…
На секунду Ане показалось, что кассета вроде бы остановлена не на том месте, где это сделала она, когда в последний раз пользовалась диктофоном.
Неужели кто-то был в ее номере и слушал диктофон?
Кто?
Да нет! Скорее всего Анна ошибается: наверное, все так и было. Хотя разве запомнишь? Но, в общем-то, следует иметь это в виду на будущее — надо запоминать такие вещи!
И Светлова, немного успокоившись, стала слушать пленку:
" — Амалия, помните, вы говорили, что Елена — открытие Туровского. Высмотрел ее, еще Когда она в школе училась, и ждал терпеливо, пока та подрастет? — услышала Аня свой собственный, записанный на пленку голос.
— Да-да, точно… Разглядел наш Иван-царевич в лягушонке — Елену Прекрасную. Или, уж не помню точно, в кого там, в сказке, лягушка превращается, когда ее добрый молодец о землю ударяет?
— Я сказку, к сожалению, не помню. Помню только анекдот. Знаете? Ударил добрый молодец о землю лягушку. Превратилась она в красавицу. Поженились они. Живут счастливо, поживают. А люди спрашивают: “Ну, раскрасавица она — это видно. А умная ли?” — “Да как сказать… — отвечает муж. — Видно, все-таки сильно ударилась”.
— Ха-ха!.. Смешно.
— И насчет раскрасавицы я тоже все-таки не разделяю принятых у вас восторгов, Амалия. Все-таки что-то от лягушки в вашей Елене осталось. Как ни превращалась она в красавицу, а, видно, до конца не получилось. На мой взгляд, в ее лице есть что-то отталкивающее. Не могу точно сформулировать что, какой-то штрих… Именно лягушачье, жабье. Очевидно, нельзя так уж без последствий превращаться в лягушку или в козленочка и прочее… А потом снова — в человека. Что-то лягушачье после таких метаморфоз остается, наверное, насовсем?
— Ну, про козленочка — спорить не буду. Может, вы и правы… Столько кругом народу, про который можно с уверенностью сказать: козленочками они точно когда-то побывали! А вот про лягушек — поспорю!
— Что, я не права?
— Это вы по молодости так наивны… Совсем, я вижу, не разбираетесь в таких вещах! Любая женщина постарше сказала бы вам, в чем тут дело.
— В чем?
— У Елены — это последствия многочисленных подтяжек. Результат вмешательства косметологов. Лифтинг, который сами же косметологи иногда называют жабингом. Нельзя без конца тянуть кожу к ушам — неизбежно появляется этот “жабий” растянутый рот, это лягушачье, как вы говорите, выражение лица.
— Любопытно!
— Не то слово! Понимаете, Елена ведь у нас была не только Прекрасная… Но и Неувядаемая. Очень долго не сдавалась и оставалась молодой. Просто на удивление! И вопреки времени. И вдруг словно обвал. Разом… Ну так иногда бывает. Я-то в косметическом салоне насмотрелась… Знаете, одни стареют постепенно, незаметно, как бы изо дня в день… А некоторые этакими скачками. Причем… Иногда ведь с женщинами вещи просто необъяснимые случаются. Ну все понятно: уход, уровень жизни, стрессы, болезни, образ жизни, дурные наклонности и привычки, я уж не говорю о пороках… Все это имеет значение. Понятно, что у тех, кто ставит в каждой графе плюс — преимущества… Но есть, поверьте, и что-то сверх этого! Я, например, знаю женщину, которая сегодня выглядит моложе, чем десять лет назад. Совершенно удивительное явление… Как будто стрелки часов вспять пошли. Мистика!
А у Елены нашей Прекрасной все наоборот. Держалась, держалась — и вдруг… Как будто обвал! Словно дом с красивым фасадом изнутри жуки проели, и разом вся красота осыпалась. Я бы сказала, что это случилось так внезапно и резко, что иначе как мистикой или колдовством каким-то — ну если бы я в это верила! — не объяснишь. Ну, в общем, он переживал это ужасно.
— Он? Туровский?
— Ну да…
— Неужели это для него было так важно?
— А как же! Он, как игрок, который все поставил на одно. Понимаете, он все поставил на ее красоту. Он не стал делать карьеру. У него, в общем, нет близких друзей. Нет детей. Причем он сам не захотел — боялся, что это испортит ее великолепную внешность. Они всегда жили очень уединенно. Такое ощущение, что ему ни с кем не хотелось делиться… Представьте, что какому-то зачуханному коллекционеру вдруг чудом досталась “Весна” Боттичелли. И вот он, одурев от радости, запирает ее в своем доме на восемь замков.., и все! Отныне его жизнь состоит из того, что он любуется шедевром… Вот это Туровский и его Елена Прекрасная.
Да, вот так оно все и было… Почти без преувеличений. А она… Она вдруг начала стареть.
И ладно бы постепенно… Все-таки, когда изо дня в день по чуть-чуть и люди все время бок о бок, рядом… Вроде не так заметно.
— А сама Елена Ивановна, что же — очень переживала?
— Ну, не радовалась, конечно. Это мягко говоря…
— И что, она до сих пор не успокоилась?
— Понимаете, она вообще очень изменилась… Я, честно говоря, думала, что она спокойнее воспримет возраст. Примет как должное. Смиренно…
— Да-да…
— Ведь Леночка за свою жизнь собрала столько вздохов восхищения, что, в общем, должна была успокоиться на этот счет! Но, видно, все мало. Это началось с ней где-то года три назад…
— Что именно?
— Ну, она словно с цепи сорвалась…” Анна выключила пленку с откровениями Амалии, которые та произносила во время косметических процедур…
Теперь, когда Анна была уверена, что Кудинова виновна и сбежала, ей чудилось в ее голосе что-то подозрительное, и она вслушивалась в него критически. Ей стало казаться, что она различает в нем какие-то новые интонации. И это были незнакомые интонации. Хотя, безусловно, она слышала голос Амалии не один раз.
Аня снова включила диктофон:
" — Ну, она словно с цепи сорвалась…
— Что вы имеете в виду?
— Ну, такая, почти не контролируемая злоба по отношению к тем, кто моложе… Иногда создавалось такое ощущение, что она просто сейчас бросится и загрызет… Я уж ее успокаивала, успокаивала… И потом… — Амалия замолчала.
— Вы что-то знаете, Амалия?
— Я бы не хотела об этом говорить.
— А все-таки!
— Ну… Ходили всякие слухи… Что, мол, романы с проезжающими по большой дороге стала крутить не только юная красотка Немая… Говорят, что-то стали замечать и за Еленой. Знаете, это бывает: красота уходит, и женщина бросается во все тяжкие. Но у нее все как-то странно. В частности, был такой случай… Один юный красавчик.., очень за ней увивался…
— И что же?
— Да потом исчез…
— Как это?
— Да так! Исчез — и все! Больше его никто не видел!
— Не понимаю… Уехал, наверное?
— Может, и уехал… Извините, прервемся — у меня телефон звонит…"
В голосе Кудиновой, в последних фразах этого диалога, теперь Анне слышался неподдельный несыгранный страх.
Или все-таки — сыгранный?
Но в самом деле… Так ли уж Елена спокойна, как кажется окружающим в мотеле?
В истории женских преступлений мотив этот — злость стареющей красавицы по отношению к молодым и красивым — далеко не на последнем месте. Стоит поверить знатоку криминальной души Чезаре Лоброзо. Кокотка Stakenburg начала свой преступный путь в сорок два года, когда ее оставили поклонники. “Я терпеть не могу девочек”, — говорила состарившаяся красавица, истязая этих самых девочек. А одна из самых страшных преступниц маркиза Brinvilliers украсила свой послужной список тем, что отравила свою дочь исключительно из ревности к ее молодости и красоте.
Теперь она точно припомнила свой имевший место быть некоторое время назад разговор с Осич.
На вопрос Светловой, не останавливалась ли Кривошеева в мотеле “Ночка”, Осич — тогда! — изумленно подняла на Аню свои светлые добродушные глазки:
— Ну, откуда же я знаю, дорогая моя?! Дело было так… Кривошеева приехала ко мне в приют. Я сказала ей, что пока ничего не получается. Мамочка, подкинувшая нам в приют ребенка, раздумала и прибежала за ним обратно. Я сказала ей, чтобы она ехала домой, к себе в город, и ждала моего звонка.
А куда эта Кривошеева, выйдя от меня, поехала на самом деле — откуда же мне знать?
Вот так Осич ответила тогда Светловой.
А на самом деле Осич, возможно, это знает. Возможно, Кривошеева решила остановиться переночевать в “Ночке” и только наутро отправиться в обратный путь?
* * *
И Светлова поторопилась к Валентине Осич. Непременно, непременно следовало ее навестить!.. Но, к сожалению, Светлова не успела…* * *
Осич жила в многоквартирном доме. Поэтому взрывное устройство было вмонтировано в радиотелефон, соединенный с домофоном. Входящий набирает код определенной квартиры, и следует взрыв. Таков был принцип работы этого устройства.Именно так кто-то попробовал убрать Осич. Валентина Терентьевна вернулась с работы домой как обычно и набрала код своей квартиры.
И это в корне меняло дело! Валентина из разряда главной злодейки, таким печальным образом, перешла в разряд жертв!
* * *
— Осич? — В приемном покое больницы стоял резкий запах нашатыря. — Она в очень тяжелом состоянии.— Неужели нет надежды?
— Да что вы! С такими повреждениями?!
— Можно мне с ней поговорить?
— Попробуйте… Попытка не пытка.
— Вы кого имеете в виду? Надеюсь, не пациентку? — уточнила Аня у представителя “самой милосердной профессии”. По правда сказать, Светлова всегда придерживалась мнения, что цинизм медицинских работников, впрочем, так же, как любой другой профессиональный цинизм, не имеет границ.
— Да нет… Помилуйте. Пациентке в общем уже все равно. Она — на обезболивающих.
Аня вошла в палату.
Валентина Осич лежала с открытыми глазами. Когда Светлова наклонилась к ней, краешек века у Осич дрогнул.
— Я должна вам кое-что сказать, — прошептала она. — Эта женщина, Айвазян… Амалия посоветовала ей тогда остановиться в “Ночке”… И.., и еще я.., я отправила туда Галю Кривошееву. А Елена.., она…
— Елена? — переспросила Светлова.
— Елена… Елена… — только повторяла Осич из последних сил.
— Я все поняла, поняла… Успокойтесь!
— Елена, — снова почти неслышно прошептала Осич.
— Это она? — спросила Аня.
Осич закрыла глаза. Что могло означать только одно — “да”.
— Валентина Терентьевна, вы меня слышите? — Анна наклонилась к лицу умирающей.
Но веки у Валентины Осич даже не дрогнули. Она больше не слышала Аню. И не могла ей ответить.
* * *
По больничному коридору навстречу покидающей больницу Светловой шел Кудинов. Шел, как всегда, покачиваясь.Цветочки, которые он нес в палату своей старой приятельнице и подруге сбежавшей жены, несколько пообвяли… Будто он находился с этим букетом в пути дня три — не меньше…
«Печально, — подумала, глядя на него, Светлова. — Пьяненький, никудышный супруг Амалии… И ее дышащий на ладан салон “Молодость”, доходность которого приходилось поддерживать сомнительными противозаконными услугами. Поистине ни один из этих двух видов бизнеса не удался Амалии!»
Кстати, Кудинов не производил впечатления человека, сильно огорченного исчезновением супруги. Или хотя бы удивленного этим обстоятельством.
И цветы для Осич, которые он нес в больницу, получились слишком запоздалые — уже к похоронам.
* * *
Итак, Кудинова отправила Айвазян в “Ночку”. Точно так же и Осич, когда к ней приехала Кривошеева, посоветовала той остановиться в мотеле. Правда, Осич была влюблена в Туровского, и она этот факт от Светловой намеренно скрыла, чтобы оградить мотель “Ночку” от ненужного внимания милиции.Но теперь, перед смертью, ей было все равно, и Валентина решила больше не молчать, облегчить душу — сказать правду.
Что она имела в виду, называя Елену?
Ну, в общем, это могло означать только одно.
* * *
Анна вдруг вспомнила одну из своих бесед с Амалией в салоне “Молодость”.Недолго думая — все-таки какая она предусмотрительная! — Светлова достала диктофон, который брала с собой на косметические процедуры, и нажала кнопку…
На секунду Ане показалось, что кассета вроде бы остановлена не на том месте, где это сделала она, когда в последний раз пользовалась диктофоном.
Неужели кто-то был в ее номере и слушал диктофон?
Кто?
Да нет! Скорее всего Анна ошибается: наверное, все так и было. Хотя разве запомнишь? Но, в общем-то, следует иметь это в виду на будущее — надо запоминать такие вещи!
И Светлова, немного успокоившись, стала слушать пленку:
" — Амалия, помните, вы говорили, что Елена — открытие Туровского. Высмотрел ее, еще Когда она в школе училась, и ждал терпеливо, пока та подрастет? — услышала Аня свой собственный, записанный на пленку голос.
— Да-да, точно… Разглядел наш Иван-царевич в лягушонке — Елену Прекрасную. Или, уж не помню точно, в кого там, в сказке, лягушка превращается, когда ее добрый молодец о землю ударяет?
— Я сказку, к сожалению, не помню. Помню только анекдот. Знаете? Ударил добрый молодец о землю лягушку. Превратилась она в красавицу. Поженились они. Живут счастливо, поживают. А люди спрашивают: “Ну, раскрасавица она — это видно. А умная ли?” — “Да как сказать… — отвечает муж. — Видно, все-таки сильно ударилась”.
— Ха-ха!.. Смешно.
— И насчет раскрасавицы я тоже все-таки не разделяю принятых у вас восторгов, Амалия. Все-таки что-то от лягушки в вашей Елене осталось. Как ни превращалась она в красавицу, а, видно, до конца не получилось. На мой взгляд, в ее лице есть что-то отталкивающее. Не могу точно сформулировать что, какой-то штрих… Именно лягушачье, жабье. Очевидно, нельзя так уж без последствий превращаться в лягушку или в козленочка и прочее… А потом снова — в человека. Что-то лягушачье после таких метаморфоз остается, наверное, насовсем?
— Ну, про козленочка — спорить не буду. Может, вы и правы… Столько кругом народу, про который можно с уверенностью сказать: козленочками они точно когда-то побывали! А вот про лягушек — поспорю!
— Что, я не права?
— Это вы по молодости так наивны… Совсем, я вижу, не разбираетесь в таких вещах! Любая женщина постарше сказала бы вам, в чем тут дело.
— В чем?
— У Елены — это последствия многочисленных подтяжек. Результат вмешательства косметологов. Лифтинг, который сами же косметологи иногда называют жабингом. Нельзя без конца тянуть кожу к ушам — неизбежно появляется этот “жабий” растянутый рот, это лягушачье, как вы говорите, выражение лица.
— Любопытно!
— Не то слово! Понимаете, Елена ведь у нас была не только Прекрасная… Но и Неувядаемая. Очень долго не сдавалась и оставалась молодой. Просто на удивление! И вопреки времени. И вдруг словно обвал. Разом… Ну так иногда бывает. Я-то в косметическом салоне насмотрелась… Знаете, одни стареют постепенно, незаметно, как бы изо дня в день… А некоторые этакими скачками. Причем… Иногда ведь с женщинами вещи просто необъяснимые случаются. Ну все понятно: уход, уровень жизни, стрессы, болезни, образ жизни, дурные наклонности и привычки, я уж не говорю о пороках… Все это имеет значение. Понятно, что у тех, кто ставит в каждой графе плюс — преимущества… Но есть, поверьте, и что-то сверх этого! Я, например, знаю женщину, которая сегодня выглядит моложе, чем десять лет назад. Совершенно удивительное явление… Как будто стрелки часов вспять пошли. Мистика!
А у Елены нашей Прекрасной все наоборот. Держалась, держалась — и вдруг… Как будто обвал! Словно дом с красивым фасадом изнутри жуки проели, и разом вся красота осыпалась. Я бы сказала, что это случилось так внезапно и резко, что иначе как мистикой или колдовством каким-то — ну если бы я в это верила! — не объяснишь. Ну, в общем, он переживал это ужасно.
— Он? Туровский?
— Ну да…
— Неужели это для него было так важно?
— А как же! Он, как игрок, который все поставил на одно. Понимаете, он все поставил на ее красоту. Он не стал делать карьеру. У него, в общем, нет близких друзей. Нет детей. Причем он сам не захотел — боялся, что это испортит ее великолепную внешность. Они всегда жили очень уединенно. Такое ощущение, что ему ни с кем не хотелось делиться… Представьте, что какому-то зачуханному коллекционеру вдруг чудом досталась “Весна” Боттичелли. И вот он, одурев от радости, запирает ее в своем доме на восемь замков.., и все! Отныне его жизнь состоит из того, что он любуется шедевром… Вот это Туровский и его Елена Прекрасная.
Да, вот так оно все и было… Почти без преувеличений. А она… Она вдруг начала стареть.
И ладно бы постепенно… Все-таки, когда изо дня в день по чуть-чуть и люди все время бок о бок, рядом… Вроде не так заметно.
— А сама Елена Ивановна, что же — очень переживала?
— Ну, не радовалась, конечно. Это мягко говоря…
— И что, она до сих пор не успокоилась?
— Понимаете, она вообще очень изменилась… Я, честно говоря, думала, что она спокойнее воспримет возраст. Примет как должное. Смиренно…
— Да-да…
— Ведь Леночка за свою жизнь собрала столько вздохов восхищения, что, в общем, должна была успокоиться на этот счет! Но, видно, все мало. Это началось с ней где-то года три назад…
— Что именно?
— Ну, она словно с цепи сорвалась…” Анна выключила пленку с откровениями Амалии, которые та произносила во время косметических процедур…
Теперь, когда Анна была уверена, что Кудинова виновна и сбежала, ей чудилось в ее голосе что-то подозрительное, и она вслушивалась в него критически. Ей стало казаться, что она различает в нем какие-то новые интонации. И это были незнакомые интонации. Хотя, безусловно, она слышала голос Амалии не один раз.
Аня снова включила диктофон:
" — Ну, она словно с цепи сорвалась…
— Что вы имеете в виду?
— Ну, такая, почти не контролируемая злоба по отношению к тем, кто моложе… Иногда создавалось такое ощущение, что она просто сейчас бросится и загрызет… Я уж ее успокаивала, успокаивала… И потом… — Амалия замолчала.
— Вы что-то знаете, Амалия?
— Я бы не хотела об этом говорить.
— А все-таки!
— Ну… Ходили всякие слухи… Что, мол, романы с проезжающими по большой дороге стала крутить не только юная красотка Немая… Говорят, что-то стали замечать и за Еленой. Знаете, это бывает: красота уходит, и женщина бросается во все тяжкие. Но у нее все как-то странно. В частности, был такой случай… Один юный красавчик.., очень за ней увивался…
— И что же?
— Да потом исчез…
— Как это?
— Да так! Исчез — и все! Больше его никто не видел!
— Не понимаю… Уехал, наверное?
— Может, и уехал… Извините, прервемся — у меня телефон звонит…"
* * *
Светлова выключила зашуршавший пустой пленкой диктофон.В голосе Кудиновой, в последних фразах этого диалога, теперь Анне слышался неподдельный несыгранный страх.
Или все-таки — сыгранный?
Но в самом деле… Так ли уж Елена спокойна, как кажется окружающим в мотеле?
В истории женских преступлений мотив этот — злость стареющей красавицы по отношению к молодым и красивым — далеко не на последнем месте. Стоит поверить знатоку криминальной души Чезаре Лоброзо. Кокотка Stakenburg начала свой преступный путь в сорок два года, когда ее оставили поклонники. “Я терпеть не могу девочек”, — говорила состарившаяся красавица, истязая этих самых девочек. А одна из самых страшных преступниц маркиза Brinvilliers украсила свой послужной список тем, что отравила свою дочь исключительно из ревности к ее молодости и красоте.