Арбенина Ирина. Эликсир вечной молодости

   И вообще, номер мотеля показался Ане значительно меньше, чем в прошлый раз, когда она оставляла тут вещи.
   Чрезмерный запах парфюма, сияние белых носков на фоне черного костюма… Номер был обитаем.
   Громадных габаритов импозантная фигура господина Фофанова заполняла сейчас значительную часть полезного пространства этого, в общем-то, небольшого помещения.
   Кстати, теперь эти самые Анины вещи, выпотрошенные из ее дорожной сумки, валялись на диване и на полу. А господин Фофанов задумчиво их разглядывал.
   "Какая наглость…” — пробормотала про себя Светлова.
   А вслух поинтересовалась:
   — Обыск?
   — А хоть бы и обыск! — Господин Фофанов перевел на нее затуманенный, задумчивый взгляд.
   Впрочем, ей показалось, что слово “задумчивый” следует употреблять по отношению к господину Фофанову с некоторой оговоркой.
   Ибо оно происходит от глагола “думать” и все-таки кое к чему обязывает. Между тем есть в природе лица столь каменные и бесчувственные, что их не в состоянии облагородить даже самая искренняя печаль. Даже по усопшей супруге. Ну не отражается печаль на таких лицах — и все тут! Не отражается.
   "Хотя… — подумала про себя Светлова, — даже если бы его перекосило от скорби — это тоже, в общем, ни о чем бы не говорило. Поскольку выражение лица часто свидетельствует лишь о способности человека управлять своими лицевыми мускулами… И только”.
   — — И что же вы искали?
   — — Значит, так… — медленно и внятно начал господин Фофанов, потирая бритый затылок и совершенно не замечая иронических Аниных наскоков. Что, впрочем, подтверждало незатейливую истину: словесная пикировка и состязание в остроумии с бандитами возможны только в детективных фильмах. — Я вас сейчас спрашивать буду, а вы отвечайте. Это понятно?
   Аня кивнула.
   — Как вы нашли Нину? Рассказывайте.
   — Нину?
   — Только очень подробно.
   Восстановив в памяти то злополучное туманное утро, Светлова принялась за подробное повествование.
   — Ну так… — Фофанов, который до того слушал Анну, неподвижно уставясь в пол, поднял наконец на Светлову взор. И столь же безмолвно уставился теперь на нее.
   — Вы что же, мне не верите? — заволновалась Светлова от этого безмолвия.
   — Если бы я уже решил, что не верю… — Фофанов сжал пудовый кулак.
   — Понятно, — поторопилась согласиться Светлова.
   — Но я еще не решил, верю я или не верю… Я думаю.
   "Неужели?” — вертелось на языке у Светловой, но она сочла за благо язык проглотить.
   — В общем, так… Чтобы вам живой отсюда выбраться — придется помогать.
   — Помогать?! Но…
   — Нет.
   — Что — нет?
   — Никаких “но”!
   — Но…
   — У вас, мне сказали, в Москве — детективное агентство? Так вот, из города этого ни шагу, пока не найдете того, кто это с Нинкой сделал! Понятно?
   — Но, может, она сама…
   — Нет! Не надо мне сказок про мою жену рассказывать. С этого часа… — Фофанов взглянул на часы, — ваше дело — искать!
   — Но вы… У вас у самого такие возможности!
   — Про свои возможности я сам все знаю. Ваше дело — соображать и искать тех, кто это сделал. Понятно?
   — А милиция? Вы что же, совсем не верите в возможности правоохранительных органов?
   По каменной физиономии Фофанова промелькнула неожиданная для него хитроватая усмешка.
   В общем, конечно, и без этой усмешки было понятно, в какие “возможности” он верит, а в какие нет.
   — Это вы о чем? “Всем встать, суд идет”? А “без шансов на раскрытие” не желаете?!
   — А может, нужно.., стимулировать активность.., э-э.., наших органов?
   — Вам не следует меня учить. Аня кивнула.
   — А в общем-то, мне по фигу, кто найдет. Они не могут, давай ты!
   И Фофанов снова усмехнулся.
   Усмешка легкая, но вполне достаточная для того, чтоб сообразить: не такой уж этот Фофанов и дуболом. Во всяком случае, его сообразительности хватило для того, чтобы понять: за смертью его жены, по всей видимости, скрывается нечто, с чем грубой силой и одним бандитским напором не сладишь. Что-то достаточно изощренное… С чем не справится, скажем, и сам господин Фофанов, даже если он действительно поставит весь этот город на уши.
   — — И не вздумайте исчезнуть! Мы будем вас.., навещать.
   На шелковое покрывало шмякнулась пачка денег, перетянутая резинкой.
   — А это на текущие расходы… Так, кажется, полагается у частных детективов?!
   Фофанов опять усмехнулся и вразвалку вышел из номера.

* * *

   Послышалась мелодия из мультфильма про розовую пантеру.
   — Да, — Аня подняла брошенный на пол орангутангом перед уходом телефон. — Да, Петя, милый, здравствуй!.. Нет, ну что ты…, со мной все в порядке. Да, весь день дышала воздухом… Это чудный пансионат.., народу немного.., в основном тихие, безобидные старички…
   Светлова вспомнила рожу орангутанга и передернула плечами. И постаралась, чтобы голос не выдал ее истинные чувства.
   — Кто со мной, Петя, за столом? Да старушка одна. То есть не одна, конечно… Одна, и еще одна… И еще старичок. Сейчас же, понимаешь, не курортный сезон, одни пенсионеры отдыхают… Как зовут старушку? Э-э… Нина Викторовна… — Светлова неожиданно для самой себя назвала первое вертевшееся у нее в голове имя. — Фофанова. — Милая-милая старушка и старичок, ее муж, — прелесть. Мы ели на ужин творожники со сметаной и разговаривали о погоде.
   Да, Петр, погода тут замечательная! — Аня впилась взглядом в бегущую в этот момент по экрану включенного телевизора сводку погоды. — Двадцать — двадцать два выше нуля…
   Ты тоже смотришь телевизор? Нет, ну я-то тебе не про то, что по телевизору, а про то, что тут за окном… Теплый-теплый вечер, просто замечательный сегодня вечер.
   Да, я тебе завтра обязательно позвоню. Да, дорогой, до свидания.
   Изовравшаяся и измученная, Светлова без сил уронила трубку на постель и закрыла глаза.

* * *

   Ей снилось — очевидно, Анна сама не заметила, как заснула, — что напротив нее за столом сидит молодая девушка и, улыбаясь, накручивает на руку прядь длинных светлых волос. Причем понятно, что эта девушка и есть Нина Викторовна Фофанова. И не потому, что у нее такие же длинные светлые волосы, как у той, что была в машине, а просто понятно, как это бывает во сне, что это Фофанова — и все тут.
   И вдруг эти волосы начинают седеть, а молодое лицо девушки покрывается тяжелыми морщинами, улыбка превращается в усмешку. И Нина Фофанова вдруг превращается в старуху.
   Но не в милую-милую старушку из сочиненной Светловой для Пети, чтобы не волновался, сказки про отдых на берегу Черноморского побережья и творожники. А именно в жутковатую старуху со странной усмешкой…
   — Вас, кажется, вчера.., э-э.., беспокоили? — осторожно поинтересовалась у Светловой хозяйка мотеля, когда Аня подошла расплачиваться за номер.
   — Так.., немного. Ничего особенного. Аня отвела глаза. Настроение у нее было совсем поганое — самое время поплакаться кому-нибудь в жилетку. Эх, Петя, как плохо, когда тебя нет рядом!
   Но не жаловаться же ей, в самом деле, хозяйке мотеля “Ночка”. Этой Елене Ивановне Туровской, хрупкой, изящной — сорок четвертого размера — женщине…
   — Абсолютно ничего особенного, — решительно повторила Светлова.
   — Да-да… Я все понимаю! Сейчас такие времена. Извините, если я проявила излишнее любопытство. — Елена Ивановна тоже отвела глаза.
   Времена, по всей видимости, настали такие, что говорить о них удобнее всего было с отведенными в сторону глазами.
   В общем, такие времена, что лучше не задавать лишних вопросов, а если вам все-таки их задали, то не отвечать.
   — Вы разве.., не уезжаете?
   Скрывая изо всех сил изумление, Туровская посмотрела на деньги, выложенные Светловой на стойку. Сумма покрывала проживание в мотеле на неделю вперед, не меньше.
   — Увы! — Светлова не удержалась от этого “увы”. — Я остаюсь. Мне у вас понравилось.
   Начало фразы не состыковывалось с ее завершением.
   Ну да ладно, пусть думает что хочет.
   Уже заходя в ресторан завтракать, в дверях Аня оглянулась и увидела, что Елена Туровская разговаривает со своим мужем. “Наверное, торопится доложить о содержании разговора с беспокойной постоялицей”, — подумала Аня.
   Этот мужчина, муж Туровской, мелькал время от времени где-то на заднем фоне мотеля, хлопоча по хозяйственным делам. Но Светлова за все время пребывания здесь так с ним еще и не познакомилась. Успела только разглядеть, что это мужчина солидных габаритов.
   «Вот такому, может, пожаловаться? — уныло подумала Светлова. — Это вам не хрупкая Елена Ивановна»
   Да что они оба могут против Фофанова?! Тут и чемпион по штанге не поможет. К тому же очевидно, что здешняя жизнь на большой дороге научила их не соваться в чужие дела. Вон как осторожно эта Туровская интересовалась, что там ночью у Светловой в номере происходило! А ведение такого придорожного бизнеса, по-видимому процветающего, требует особого искусства и, несомненно, соблюдения незыблемого правила: “Меньше будешь знать — дольше останешься в живых”.
   "Интересно, кто у них “крыша”?” — мельком подумала Светлова. — Ведь в такое время и в таком месте — “здесь и сейчас” — люди, занимающиеся бизнесом, без “крыши” не живут… А они вот живут. И, кажется, неплохо”.
   Вот такая информация — о “крыше” — могла бы Анне, возможно, пригодиться.

* * *

   Зал ресторана совсем опустел. Светлова не спеша допивала кофе. Усиленно раздумывая, не налить ли ей еще чашечку или это уже будет перебор….
   Торопиться Анне было совсем некуда. По той неприятной причине, что она понятия не имела, что ей делать дальше. И как, собственно, решать свои “проблемы”.
   Еще одна чашка кофе — это была пока единственная определенность в ее туманном будущем.

* * *

   Откуда Фофанов узнал про детективное агентство?
   И агентство-то у них с Ладушкиным — скорей больше игра в детективный бизнес, чем настоящее агентство.
   И вообще, “агентство” — это громко сказано.
   Соучредил его вместе со Светловой Егор Ладушкин, который имел право на такую профессиональную деятельность — у него был диплом какой-то милицейской школы. И произошло это совсем недавно.
   Вместе с Гошей Ладушкиным Светлова выполняла однажды поручение одной женщины, пострадавшей от “черного солнца”.
   Но, в общем, заказы они с Гошей пока не брали, решив, что заниматься своим агентством будут от случая к случаю. То есть когда такой случай представится. И с условием, что случай этот будет безусловно заслуживающим внимания.
   У Ладушкина-то основные заработки шли в другом месте. Он по-прежнему мучился в своих “Неверных супругах”. Основное место работы, так сказать. Скучно, противно.., зато стабильно. Вот уж поистине вечный бизнес — скорей земля перестанет вращаться, чем переведутся подозрительные мужья, жены и супружеские измены…
   А то, что с Аней агентство детективное Ладушкин соучредил, так это так.., ради творчества. То есть вдруг появится что-то интересное. А они со Светловой — тут как тут, наготове. Имеют легитимное, как сейчас говорят, законное основание предложить клиенту свои услуги детективов.
   И теперь вот это “творчество” Анюте боком вышло.
   Недаром Богул изучал ее паспорт. Светлову подвела манера забывать-оставлять в нем всякие бумажки. В краснокожей книжице на сей раз лежала и ксерокопия лицензии на частную детективную деятельность, которую они с Ладушкиным не так давно получили. Разумеется, внимательный лейтенант бумажку изучил, Светловой ничего не сказал, но, безусловно, поимел в виду полученную информацию.
   Обмолвился Фофанову…
   Может быть, даже намеренно сболтнул. Сам не может задержать Светлову в городе — так хоть таким вот способом. Чужими руками. Не мытьем так катаньем.
   А Фофанов решил, что она и вправду детектив.
   И вот он, случай — представился.
   Право, уж лучше бы не представлялся. Уж как-нибудь Светлова обошлась бы без этих незапланированных приключений!
   Да-а, а Ладушкина Анне сюда бы — не помешало.
   Аня вспомнила, как Гоша Ладушкин когда-то возник на пороге ее квартиры…
   — Кофе? Чай?
   — Кофе и чай. И что-нибудь поесть! Молодой человек, которого ей порекомендовал тогда капитан Дубовиков, так стремительно — оп и пусто! — расправлялся с изящными бутербродиками, с бужениной и карбонатом, что Светлова и мигнуть не успела. “Отлично… — вздохнула тогда Аня, — с такими сотрудниками я, пожалуй, разорюсь, а не заработаю…"
   Молодого человека звали Егор Ладушкин.
   — Может, вам картошки пожарить? — на всякий случай поинтересовалась тогда Анна.
   — Можно, — согласился с готовностью протеже капитана Дубовикова.
   — Но чуть позже, хорошо? — попросила Аня. — Сначала поговорим?
   — Валяйте! — ее собеседник был покладист. Разговор, в результате которого сей субъект возник на пороге ее квартиры, сводился к тому, что Аня попросила своего друга капитана Олега Ивановича Дубовикова поучаствовать в общем, так сказать, деле:
   — Понимаете, товарищ капитан, нужны крепкие мужские плечи для исключительно оперативной, чисто сыскной работы…
   Но капитан оказался страшно занятым.
   — Вам что же, помощник нужен?
   — Получается, что так… Помощник или сотрудник, назовите, как хотите, но одной мне не справиться. И желательно, чтобы он был с чисто ментовским взглядом на жизнь, — попросила тогда капитана Светлова. — Мне самой этого не хватает.
   — “Чисто ментовский” — это, разрешите уточнить, что означает? — осторожно поинтересовался капитан Дубовиков.
   — Ну, это когда у индивидуума такая картина мира, что все, кто не в погонах, — потенциальные подследственные. А если кто-то еще не задержан, то это временное состояние.
   — А, ну-ну. Умеете вы, Анна Владимировна, сказать человеку приятное. Спасибо!
   — Да не за что.
   — То есть, если Шекспир сказал, что весь мир — театр, то милиционер Дубовиков должен выдать: “Весь мир — изолятор временного содержания”.
   — Умри, лучше не скажешь! И, заметьте, не я это предложила…
   Иногда это бывает полезно для работы…
   Так вот, Гоша Ладушкин, который в результате этого разговора с капитаном возник на пороге Анининой квартиры, был человеком “с чисто ментовским взглядом на жизнь”.
   Кроме того, у Гоши, как и полагается классическому сыщику, было в жизни несколько правил.
   Так он совсем не любил, когда исчезало то, что должно было бы быть на прежнем месте.
   На подозрительное движение и шорох — мгновенная реакция.
   Приверженность третьему правилу особенно часто Ладушкина выручала: то, что убегает, следует догнать.
   Правило четвертое: и чем быстрее убегает, тем незамедлительнее следует бросаться вдогонку.
   Можно было бы, конечно, сказать, что эти правила одобрил бы и любой доберман-пинчер. Но что поделаешь, и сыщикам эти правила бывают крайне полезны. Сходство, может, обидное, но неизбежное. Ибо бывают ситуации, когда на объяснения с окружающим миром времени просто нет.
   И сейчас со своим “взглядом на жизнь” и правилами Егор Ладушкин был бы здесь, в Рукомойске, незаменим. Но увы… То, что с Аней здесь случилось, — личное, частное дело. И загружать делового партнера своими личными проблемами она не имеет никакого права.
   На каком, собственно, основании вызывать сюда Ладушкина? Не следует путать деловые отношения с дружескими. А у них с Гошей именно партнерские деловые отношения, финансовые в том числе. За то время, что он потратит на спасение Светловой, попавшейся на собственной глупости, он, может, кучу денег заработает, выполняя какой-нибудь стоящий денежный заказ в своих “Неверных супругах”.
   С какой стати он должен все бросать и мчаться в этот город, в который ненароком угораздило попасть Светлову? А в том, что так именно и случится, прознай, где она застряла, Петя, или Ладушкин или капитан Дубовиков, Аня не сомневалась.
   Нет, сама попалась — сама и выбирайся…
   Светлова еще подлила себе кофейку.

* * *

   В это время за окном просигналила машина. Причем как-то очень призывно. Что-то вроде “выгляни в окошко — я тут”.
   Из кухни вышла на зов немая девушка, подошла к окну и, по-детски встав на стул коленками, приподняла занавески — милые, в цветочках и оборочках, очень уютные, как и все в мотеле “Ночка”.
   И Светлова, сидевшая близко от окна и довольно безразлично наблюдавшая за происходящим, чуть не поперхнулась. Да так, что девушка испуганно оглянулась на ее фырканье.
   — Кофе очень горячий! — Аня, извиняясь, показала рукой на термос.
   Девушка снова отвернулась к окну. А Светлова, забыв про кофе, рассматривала ее ноги…
   Ибо совсем близко от себя она видела Немую, стоящую на коленках, и подошвы ее белоснежных кроссовочек, совсем небольшого, наверное, тридцать пятого, детского, размера.., пятки сведены вместе, носки врозь…
   А на глубоком рельефе подошвы застыла, засохла грязь.
   Да ладно бы грязь.
   Глина. Очень белая глина. Ну точно такая, как…
   Аня встала, чтобы подойти невзначай к окну и хоть краем глаза увидеть того, кто посигналил из машины Немой.
   И опоздала.
   Девушка, помахав кому-то рукой, уже уходила на кухню.
   И Светлова лихорадочно стала придумывать повод, чтобы пойти туда же, на кухню, и поговорить с ней.
   И тут же осеклась…
   Вот облом! Как же это немаловажное обстоятельство совсем выскочило у нее из головы?
   Просто уникальный случай… Такое с Аней впервые: попробуй, разговори нужного человека, если это немая!
   Все-таки есть вещи, к которым трудно привыкнуть. Например, не в состоянии детектив смириться с тем, что нет возможности задавать вопросы и получать на них ответы.
   Впрочем, кое-что можно сообразить, и не прибегая к расспросам. Дело нехитрое. Что мог означать этот безмолвный диалог через окно?
   Подъехала машина, посигналила. По тому, как девушка бросилась — со светящимся, и явно от счастья, взором к окну, — можно легко угадать: за рулем машины была не женщина!
   Итак… Молодая девушка, в самом что ни на есть романтическом возрасте, выглянула в окно — и уже через пару минут, словно убедившись в чем-то, снова опустила занавески. Машина тут же уехала. При этом вид у девушки был отнюдь не разочарованный.
   Таким образом, можно догадаться: сигнал, который ей подали, был положительного толка. Возможно, он означал просто: “Да”. И скорее всего речь шла о свидании. Причем о регулярном — на условленном месте. Так что не надо никаких лишних слов, чтобы его назначить или подтвердить.
   А достаточно вот такой короткой сценки.
   Почему мужчина не зашел в ресторан?
   Скорее всего они просто не хотят афишировать свои отношения.
   Теперь Светловой, если она хочет узнать что-то еще, нужно не выпускать Немую из поля зрения. Ждать. Попросту говоря — сторожить Немую.
   Аня поглядела на часы. Свидания обычно назначают по вечерам. Сейчас — четвертый час пополудни.
   Ну что ж… Делать ей, строго говоря, в общем, больше нечего — идей пока никаких! И в полной этой бесперспективности Немая — кажется, единственная ниточка, которая, возможно, куда-то и ведет. Ведь белая эта глина Светловой не померещилась.
   Кстати, эта Немая и Нина Фофанова — почти ровесницы.
   Почему “кстати”? Возможно, совсем некстати пришло Ане в голову это соображение…

Глава 4

   В середине дня “Ночку” навестил Фофанов со своим эскортом. Обедали в ресторане. На Аню господин Фофанов взглянул как на незнакомую. Просто, так сказать, удостоверился, что она не исчезла.
   Кстати, может, все эти канувшие в Бермудский треугольник областного масштаба — от того и исчезли, что их “навещали”?

* * *

   Ожидания Светловой не оказались бесполезными.
   Часов в десять вечера Немая вышла из мотеля и принялась голосовать на дороге. Учитывая, что посудомойка мотеля настоящая красотка, Светлова уже была наготове — за рулем. И действительно, симпатичную девушку посадили в машину почти сразу.
   И Аня двинулась по пятам. Следом. На окраине города Немую высадили. Темный силуэт Немой призрачно скользил по пустынной улице, изредка проявляясь в квадратах света, падающего из окон.
   Аня же, время от времени ненадолго останавливаясь, ехала потихоньку следом.
   Наконец девушка остановилась у явно поджидающей ее в сумраке лип машины.
   Навстречу ей вылез рослый брюнетистый тип, заключив ее без промедления в объятия.
   Понятно, в чем дело! И смешно. Если не сказать — глупо! Светлова оказалась в довольно странном положении свидетельницы страстного свидания.
   Практически не размыкая объятий, парочка умудрилась погрузиться в джип.
   Анна уже опасалась не на шутку, что страстные поцелуи Немой и ее дружка — это только увертюра, а вскоре последует и все остальное.
   Ребром вставали вопросы этического порядка: наблюдать ли все это? Или уехать? Хорошо хоть на таком расстоянии без подробностей…
   Итак, у Немой, оказывается, действительно есть друг. Возможно, это самая “страшная” ее тайна. Ха-ха! Всего-то навсего. И из-за этого Ане придется, что называется, свечку держать? Стать свидетельницей банальной автомобильной любви? Довольно унизительная ситуация.
   Не то чтобы целомудрие Светловой совсем этого не позволяло. Главным образом ее смущало другое. Вдруг это окажется бесполезной тратой времени? Вот из-за чего были Анины сомнения.
   Правда, возвращаться в “Ночку” было уже и вовсе глупо — так она вообще ничего не узнает.
   Но мужчина в машине, на Анино счастье, все-таки разомкнул страстные объятия, и автомобиль с ним и Немой тронулся с места.
   И Светлова опять поехала следом. Однако в таком пустынном и безлюдном, а главное, безавтомобильном городе ничего хорошего получиться из этого, конечно, не могло.
   Автомобиль впереди прибавил скорость и резко свернул влево. Светлова, тоже прибавившая, чуть не проскочила поворот, резко повернула и.., чуть, лоб в лоб, не въехала в милицейский “газик”. Вот тебе и безлюдный, безавтомобильный город!
   Визг тормозов, крепкие, очень крепкие, выражения.
   Между капотами осталось расстояние сантиметров в десять. Не больше.
   Светлова решила не торопиться навстречу сильным ощущениям. Ей их и так уже хватало с избытком.
   Откинувшись в кресле сиденья, она как-то уж слишком рассеянно наблюдала, как из “газика” выбирается фигура в милицейской форме.
   Наступил момент, когда непруха идет так плотно, что становится, в общем, уже все равно: крылышки складываются — и можно лететь камнем вниз.
   По закону подлости, которая сопровождала ее с того треклятого мгновения, когда она решилась остановиться возле “Тойоты” Фофановой, бутерброд сейчас не только упал маслом вниз, но и размазался так, что не соскребешь и не отмоешь.
   Фигура приблизилась, “личико” в фуражке наклонилось к окошку…
   — Батюшки! — заерничал до боли знакомый голос.
   Час от часу не легче.
   — Какие люди!
   Ну, разумеется, ничего другого уже и не имело смысла при такой непрухе ожидать. Это был Богул. Светлова невежливо молчала.
   — Да что же такое, Анна Владимировна? Даже и не поздороваетесь? Ничего не понимаю. Медом тут у нас, что ли, намазано?
   — Насчет меда это вы, конечно, погорячились.
   — Неужели?!
   — Сказала бы я, чем тут у вас намазано…
   — Ну и скажите, скажите! Зачем в себе держать? Зачем отрицательные эмоции копить? Вредно для здоровья. Выговоритесь! А уж мы потерпим — и не такое на рабочем месте слыхивали.
   — Да не хочу я с вами говорить.
   — Вот как… Причина?
   — Противно.
   — Замечательная причина. Если бы эта причина считалась уважительной, полмира бы уже онемело. Так что не молчите, настоятельно советую. А то я сейчас как составлю протокольчик!..
   — Ну и вперед.
   Светлова демонстративно отвернулась.
   — Да ладно, Светлова, — миролюбиво и каким-то на удивление человеческим голосом вдруг сказал Богул. — Колитесь! Какого лешего вы тут у нас, в городе, застряли? Я же сказал вам русским языком, что вы можете уезжать!
   Еще секунду Светлова раздумывала, стоит ли ей верить в ментовскую человечность. Но выбора у нее все равно не было.
   — Мало ли что вы сказали, — неспешно начала Анна свое печальное повествование. — А вот некоторые другие так не считают!..
   Повествование оказалось недлинным и давно уже закончилось, а Богул все молчал и смотрел куда-то вбок.
   Безнадежная позиция.
   Когда люди, от которых ждут помощи, смотрят вбок — это нехорошая примета.
   Ну, разумеется, Светлова ничего иного и не ожидала. Но где-то на донышке души все-таки теплилась атавистическая советская, неискоренимая ничем до конца надежда: “Моя милиция меня бережет”.
   Но Богул молчал — и все глядел вбок.
   — Ну, Аня… — наконец развел он руками, — вы же сами все лучше меня понимаете…
   — Да понимаю, конечно! — сочувственно вздохнула Светлова. — А помните, когда-то в милицейском лексиконе было такое замечательное слово “привлечь”? Знаете, этакий очередной бравый Анискин бодро говаривал: а вот я привлеку его сейчас к ответственности!
   — Мало ли чего раньше было… Анискин! Вы бы еще Дзержинского вспомнили. Ну сами подумайте: как я могу привлечь Фофанова?! Или чем? Разве что своей мужской красотой… Но очевидно, что ни он, ни я…
   — Даже этого вы не можете, — Светлова включила, зажигание. — Беспомощные органы — ничего-то они не могут.
   — А знаете, я даже отчасти рад, что вы остаетесь.
   — Вот спасибо!
   — Получается, что вы не можете отсюда смотаться, пока не раскроете дело Фофановой… Так? А может, оно и правильно… Все-таки у меня хоть и кожа толстая уже стала, милицейская, но как-то не по себе, когда вот так народ исчезает на трассе…