Страница:
Стивен не отступал от своего:
— Мистер Меткаф, может, примерите? Любопытно было бы посмотреть на вас в академическом облачении.
Удивлённый приёмщик уже сожалел, что мистер Венейблс задерживается на обеденном перерыве.
— Будьте любезны, сэр, пройдите в примерочную.
Харви исчез за занавеской, а Стивен выскочил на улицу:
— Джеймс, ты меня слышишь? Ну ответь же, Джеймс!
— Успокойся, старина. Никак не могу надеть эту проклятую мантию правильно, но до нашей встречи у меня ещё семнадцать минут.
— Встреча отменяется.
— Как отменяется?
— Отменяется, и скажи Жан-Пьеру. Оба свяжитесь с Робином. Вам троим надо как можно скорее встретиться, и он расскажет вам о новом плане.
— Что за новый план, Стивен? У тебя все в порядке?
— Да, и даже лучше, чем я предполагал.
Отключив передатчик, Стивен бросился обратно в мастерскую.
Харви как раз появился из примерочной, облачённый в мантию доктора литературы. Более нелепой фигуры Стивен не видел уже много лет.
— Вы выглядите бесподобно.
— И сколько этот наряд стоит?
— Наверное, фунтов сто.
— Да я не о том. Сколько мне нужно дать…
— Не имею ни малейшего представления. Это вы обсудите с вице-канцлером после «Гарден-Парти».
Харви долго разглядывал себя в зеркало, потом вернулся в примерочную, а Стивен, поблагодарив приёмщика, попросил его завернуть мантию и все, что к ней полагается, и прислать в Кларендон, оставив у привратника на имя сэра Джона Бетьемана, и тут же расплатился наличными.
— Да, сэр, — только и ответил совсем сбитый с толку приёмщик, продолжая молиться, чтобы поскорее вернулся Венейблс. Тот и вправду вернулся через десять минут, но к тому времени Стивен и Харви уже направлялись к Тринити-колледжу на «Гарден-Парти».
— Мистер Венейблс, меня только что попросили прислать полный наряд доктора литературы сэру Джону Бетьеману в здание Кларендона.
— Странно. Для сегодняшней церемонии мы послали ему все, что нужно, ещё несколько недель назад. Интересно, зачем ему понадобился второй комплект?
— Уплатили наличными.
— Ладно. Отошлите все в Кларендон, только убедитесь, что точно на его имя.
Стивен и Харви пришли в Тринити-колледж вскоре после половины четвёртого. Более тысячи гостей расположились на элегантных зелёных лужайках, с которых на время праздника убрали крикетные воротца. Представители университета были одеты несколько непривычно: мужчины носили шикарные выходные костюмы, а дамы шёлковые вечерние платья, но и в том и в другом случае поверх были наброшены мантии с капюшонами и надеты четырехугольные шапочки с кистью. Чай, клубника и сандвичи со свежими огурцами пользовались популярностью среди приглашённых.
— О-о, какая шикарная вечеринка! — И Харви невольно процитировал Фрэнка Синатру. — Определённо, здесь все делают со вкусом, профессор.
— Стараемся. «Гарден-Парти» всегда весьма интересны. Это главное светское событие учебного года в университете. Я уже говорил вам, сегодня празднуется его окончание. Половина преподавателей, которых вы видите здесь, с трудом выкроили всего лишь несколько часов, а затем они снова вернутся к проверке экзаменационных работ. А у выпускников экзамены только что закончились.
Стивен тщательно высмотрел, где находились вице-канцлер, секретарь и казначей университета, и отвёл Харви подальше. Он непринуждённо представлял Меткафа чуть ли не каждому встречному профессору, надеясь, что они не посчитают это знакомство чересчур запоминающимся, а уж тем более к чему-то обязывающим. Они провели три четверти часа, переходя от одного мэтра к другому, и Стивен не раз ловил себя на том, что чувствует себя как секретарь высокопоставленного, но некомпетентного деятеля, чей рот, во избежание дипломатического скандала, должен оставаться закрытым. Тем не менее Харви явно нравилось все.
— Робин, Робин, ты меня слышишь?
— Да, Джеймс.
— Ты где?
— В ресторане «Истгейт». Идите сюда ко мне с Жан-Пьером.
— Сейчас будем. Минут через пять. Может, десять. С моим гримом мне лучше особо не торопиться.
Робин расплатился по счёту. Дети уже доели свою награду, и он отвёл их к ожидавшему у ресторана автомобилю, дал последние указания специально нанятому на этот день шофёру, и тот повёз мальчиков обратно в Ньюбери. Они сыграли свою роль и теперь только мешали бы ему.
— Папочка, а разве ты не едешь с нами? — спросил маленький Джейми.
— Я приеду, сынок, попозже. Скажите маме, что я буду после семи часов.
Возвращаясь в «Истгейт», Робин увидел Джеймса и Жан-Пьера, ковылявших к нему навстречу.
— Робин, что такое? Почему поменялся план? — спросил Жан-Пьер. — Я целый час одевался и гримировался.
— Ничего страшного. Сейчас вы выглядите именно так, как нужно. Вы не представляете, как нам страшно повезло. Я болтал с Харви на улице, и этот нахальный негодяй пригласил меня на чай в отель «Рэндолф». Я, естественно, ответил, что это невозможно, и предложил ему прийти ко мне в Кларендон. А Стивен ещё посоветовал пригласить и вас обоих.
— Разумно, — высказался Джеймс. — Не на глазах же у публики нам обдирать его, как липку.
— Надеюсь, что это не чересчур умно, — заметил Жан-Пьер.
— По крайней мере, весь спектакль разыграется за закрытыми дверями, — сказал Робин, — что уже намного легче. Мне никогда не нравилась идея разгуливать с Харви по улицам.
— С Харви вообще непросто, — проговорил Жан-Пьер.
— Итак, я приду в Кларендон в четверть пятого, — изложил новый план Робин. — Ты, Жан-Пьер, появишься через несколько минут после половины пятого, а ты, Джеймс, через пять минут после него. Все играем свои роли по плану, как если бы мы были на «Гарден-Парти».
Стивен напомнил Харви, что им пора отправляться в Кларендон: было бы невежливо опаздывать на встречу с вице-канцлером.
— Да-да, конечно. — Харви поспешно взглянул на часы. — Надо же, уже половина пятого.
Они покинули «Гарден-Парти» и быстрым шагом направились в сторону Кларендона. По дороге Стивен объяснил, что в Оксфордском университете Кларендон является чем-то вроде Белого дома: там располагаются все административные кабинеты.
Кларендон, огромное представительное здание постройки восемнадцатого века, неопытный гость легко мог принять за колледж. Лестница из нескольких ступеней вела ко входу в просторный вестибюль, попав в который тут же начинаешь понимать, что находишься в великолепном старинном здании, которое используется в качестве административного с минимальными внутренними изменениями.
При появлении Стивена и Харви швейцар в знак приветствия поднялся им навстречу.
— Вице-канцлер ожидает нас, — сказал Стивен.
Когда пятнадцать минут назад пришёл Робин и сказал, что мистер Хабаккук просил подождать его у него в кабинете, привратник несколько удивился и с подозрением посмотрел на человека в полном академическом облачении: вице-канцлер и его свита должны были покинуть «Гарден-Парти» не ранее чем через час. Приход Стивена немного рассеял его сомнения. Привратник отлично помнил фунтовую купюру, полученную за экскурсию по зданию.
Он провёл Стивена и Харви в кабинет Хабаккука и оставил их там, отправив себе в карман ещё одну фунтовую бумажку.
Кабинет вице-канцлера выглядел довольно скромно. Бежевый ковёр и бледные стены придавали ему вид кабинета чиновника средней руки. И только великолепная, висевшая над мраморным камином картина Уилсона Стиера[45], изображавшая деревенскую площадь во Франции, исправляла впечатление.
Из огромного окна взгляду Робина открывался вид на Бодлеанскую библиотеку.
— Добрый день, вице-канцлер.
Робин обернулся:
— А, профессор, добрый вечер. Входите, пожалуйста.
— Вы помните мистера Меткафа?
— Конечно. Рад вас видеть, мистер Меткаф. — Робина даже передёрнуло. Ему ещё никогда не хотелось так сильно оказаться дома, как сейчас. Несколько минут они поговорили ни о чём.
Раздался стук, и в комнату вошёл Жан-Пьер:
— Здравствуйте, секретарь.
— Здравствуйте, вице-канцлер и профессор Портер.
— Разрешите представить вам мистера Харви Меткафа.
— Здравствуйте, сэр.
— Уважаемый секретарь, не хотели бы немного…
— Где этот молодой человек? Где Меткаф?
Все трое обернулись и замерли в изумлении, глядя на девяностолетнего старика, с трудом передвигавшегося на костылях. Проковыляв к Робину, старик подмигнул ему, поклонился и громко сказал брюзгливым голосом:
— Добрый день, вице-канцлер.
— Здравствуйте, Хорсли.
Джеймс приблизился к Харви и слегка ткнул его костылём, будто проверяя, не чудится ли ему.
— А я читал о вас, молодой человек.
Харви уже лет тридцать никто не называл молодым человеком. Компаньоны с восхищением смотрели на Джеймса. Они не знали, что на последнем курсе университета он сыграл в пьесе Мольера «Скупой» и зал бурными овациями не отпускал его со сцены. Его казначей был примитивным повтором Гарпагона, но, пожалуй, даже Мольер остался бы доволен его игрой. Джеймс продолжил:
— Вы были чрезвычайно щедры к Гарварду.
— Приятно, что вы знаете об этом, сэр, — почтительно произнёс Харви.
— Не называйте меня «сэр». Вы мне сразу понравились. Зовите меня просто Хорсли.
— С удовольствием, Хорсли, сэр, — выпалил Харви.
Компаньоны с большим трудом сохраняли серьёзные лица.
— Ну-с, вице-канцлер, — Джеймс был неподражаем, — надеюсь, вы заставили меня протащиться через весь город не ради вашего удовольствия. Что у вас здесь? И где мой херес?
Стивен испугался, что Джеймс переигрывает, но, взглянув на Харви, понял, что тот просто очарован происходящим. Возможно ли, чтобы такой искушённый в определённой области человек был таким совершенно беспомощным в другой? До него только сейчас начало доходить, как за последние двадцать лет Вестминстерский мост продали, по крайней мере, четырём американцам.
— Мы весьма надеемся, что мистер Меткаф заинтересуется проектами нашего университета, вот я и подумал, что присутствие хозяина университетского сундука просто необходимо.
— А что за сундук? — спросил Харви.
— Так называют университетское казначейство, — пояснил Джеймс громким, убедительно старческим голосом. — А вот, почитайте! — Он сунул в руку Харви «Оксфордский университетский календарь», который тот мог бы и сам купить в книжном магазине за два фунта, как это только что сделал Джеймс.
Стивен терзался, какой следующий шаг ожидается от него, но тут инициативу перехватил Харви.
— Джентльмены, я хочу сказать, что горжусь моим присутствием здесь, да ещё в такой день. Для меня это невероятно счастливый год. Я посетил Уимблдон, когда турнир выиграл американец. Я, наконец, приобрёл Ван Гога. В Монте-Карло чудесный хирург спас мне жизнь. И вот теперь здесь, в Оксфорде, меня окружает сама история. Джентльмены, мне доставило бы огромное наслаждение, если бы я связал своё имя с вашим знаменитым университетом.
Джеймс опять вмешался:
— Что вы имеете в виду? Говорите яснее! — выкрикнул он, поправляя свой слуховой аппарат.
— Сэр, получив Приз короля Георга и Елизаветы на скачках в Аскоте из рук вашей королевы, я осуществил мечту всей своей жизни, а призовые деньги мне хотелось бы пожертвовать вашему университету.
— Но ведь это более 80 000 фунтов! — театрально ахнул Стивен.
— Если уж быть совсем точным, сэр, то 81 240 фунтов. Но почему бы мне не сказать 250 000 долларов?
Стивен, Робин и Жан-Пьер онемели. Не растерялся только Джеймс и блестяще продолжил игру. Наконец-то у него появилась возможность показать остальным, почему его прадед считался одним из самых уважаемых генералов Веллингтона.
— Мы принимаем ваш дар, молодой человек. Но он должен быть анонимным, — произнёс он. — Думаю, что я не преувеличиваю своих полномочий и могу вас заверить, что вице-канцлер доведёт до сведения мистера Гарольда Макмиллана и еженедельного совета, кто наш благодетель, но мы не должны устраивать из этого спектакль. Конечно, вице-канцлер, хотелось бы, чтобы вы рассмотрели вопрос о почётном звании.
Робин настолько поверил в то, что Джеймс держит всю ситуацию под контролем, что только и спросил:
— А как вы рекомендуете провести все это, Хорсли?
— Обналичить чек, чтобы никто не смог проследить движение денег обратно к мистеру Меткафу. Нельзя, чтобы эти подонки из Кембриджа преследовали его до конца жизни. Мы же уже делали так для сэра Дэвида — и никакой шумихи.
— Согласен, — сказал Жан-Пьер, не имевший ни малейшего представления, о чём говорит Джеймс. Что же до Харви, то он вообще ничего не понимал.
Джеймс кивнул Стивену, и тот вышел из кабинета и сразу направился в привратницкую, чтобы узнать, не приходила ли посылка на имя сэра Джона Бетьемана.
— Есть такая, сэр. Но я не понимаю, почему посылку оставили здесь. Мне ничего не известно, что сэр Джон должен прийти сюда.
— Не волнуйтесь, — успокоил его Стивен, — он как раз попросил меня забрать её.
Вернувшись, Стивен обнаружил, что Джеймс все ещё разглагольствует о том, что пожертвование Харви является символом его связи с университетом.
Стивен развязал пакет и вынул великолепную мантию доктора литературы. От растерянности и гордости Харви даже покраснел, когда Робин накинул мантию ему на плечи, речитативом произнося бессмысленный набор латинских фраз: «De mortius bonum. Dulce et decorum est pro patria mori. Rer ardua ad astra. Nil desperandum»
— Мои наилучшие пожелания! — проорал Джеймс. — Жаль, что это присвоение не вошло в сегодняшнюю церемонию, но при таком щедром подарке мы просто не имеем права ждать ещё год.
«Блестяще! — восхищался Стивен. — Лоренс Оливье не сыграл бы лучше».
— Со своей стороны, я не имею никаких претензий, — скромно сказал Харви и, сев за стол, выписал чек на предъявителя. — Даю вам слово, что никто и никогда не узнает от меня об этом деле.
Никто из присутствующих не принял его слова всерьёз.
Они молча поднялись с мест, когда Харви встал и протянул чек Джеймсу.
— Как можно, сэр! — Джеймс чуть не пробуравил его взглядом. Остальные тоже ошеломлённо уставились на него. — Вице-канцлеру!
— Конечно, конечно, — стал извиняться Харви. — Простите, сэр.
— Благодарю вас. — Когда Робин брал чек, его рука дрожала. — Очень щедрый дар, и будьте уверены, что мы найдём ему наилучшее применение.
Раздался сильный стук в дверь. Все испуганно переглянулись, один Джеймс оставался невозмутимым: он вошёл в роль и был готов ко всему. Это оказался шофёр Харви, которого Джеймс не переваривал за его слишком щеголеватую белую форму и белую фуражку.
— А-а, мой исполнительный мистер Меллор, — сказал Харви. — Джентльмены, уверен, что сегодня он проследил за каждым нашим шагом.
Четвёрка замерла, но шофёр явно не сделал никаких зловещих выводов из своих наблюдений.
— Ваш автомобиль готов, сэр. Вам необходимо вернуться в «Клэриджис» к девятнадцати часам, иначе у вас будет недостаточно времени до назначенного вами обеда.
— Молодой человек! — заорал Джеймс.
— Да, сэр, — почтительно отозвался шофёр.
— Вы что, не понимаете, что находитесь в присутствии вице-канцлера университета?
— Нет, сэр. Виноват, сэр.
— Немедленно снимите головной убор!
— Да, сэр.
Шофёр снял фуражку и, выйдя из кабинета, направился к лимузину, шёпотом ругая сумасбродного профессора.
— Вице-канцлер, мне очень не хочется прерывать нашу встречу, но, как вы сейчас слышали, у меня на самом деле назначено…
— Разумеется, мы понимаем, что вы занятой человек. Разрешите мне ещё раз выразить вам официальную благодарность за ваш очень щедрый вклад, который будет использован на благо многих заслуженных людей.
— Мы все надеемся, что вы благополучно возвратитесь в Штаты и будете вспоминать нас так же тепло, как мы будем вспоминать вас, — добавил Жан-Пьер.
Харви направился к двери.
— Я прощаюсь с вами сейчас, сэр, — закричал ему вслед Джеймс, — у меня уйдёт двадцать минут, чтобы спуститься по этим треклятым ступенькам. Вы хороший и щедрый человек.
— Пустяки, — ответил Харви, широко улыбаясь.
«Вот именно, — подумал Джеймс, — для тебя пустяки, а для нас деньги».
Стивен, Робин и Жан-Пьер проводили Харви до поджидавшего его «роллс-ройса».
— Профессор, — сказал Харви, — я не совсем понял, что говорил этот старикан. — При этих словах он немного смущённо поправил на плечах тяжёлое одеяние.
— Видите ли, он глуховат и очень стар, но его сердце правильно чувствует. Он хотел, чтобы вы поняли, что широкая публика не должна знать про этот дар. Руководству университета мы, конечно, расскажем всю правду. Но если об этом станет известно всем, то всякие нежелательные лица, никогда ничего не сделавшие для образования, хлынут к нам в праздник «Энкения», желая купить себе почётное звание.
— Да, конечно, я понимаю. Меня это устраивает, — сказал Харви. — Также хочу поблагодарить вас, Род, и желаю вам удачи в будущем. Как жаль, что с нами здесь не было нашего общего друга Уайли Баркера.
Робин покраснел.
Харви забрался в «роллс-ройс» и восторженно помахал троим компаньонам, наблюдавшим, как машина бесшумно двинулась в обратный путь в Лондон.
Итак, три операции закончили, осталась ещё одна.
— Джеймс блестяще справился со своей ролью, — заметил Жан-Пьер. — Когда он только вошёл, я не сразу понял, кто это.
— Пожалуй, — поддержал его Робин, — идёмте ему на выручку: он настоящий герой дня.
Когда все трое с шумом взбежали по ступенькам наверх, забыв, что им было по пятьдесят— шестьдесят лет, и снова ворвались в кабинет вице-канцлера, чтобы поздравить Джеймса, он лежал молча на полу посреди комнаты. Джеймс был без сознания.
Через час в Магдален, с помощью Робина и двух больших виски, Джеймс вернулся в нормальное состояние.
— Ты был бесподобен, — сказал Стивен, — ты все спас как раз в тот момент, когда я стал терять присутствие духа.
— Если бы мы могли заснять весь спектакль на плёнку, ты бы получил академическую премию, — сказал Робин. — После такого представления отец просто обязан отпустить тебя на сцену.
Впервые за три месяца Джеймс купался в лучах славы. Он с нетерпением ждал момента, когда сможет обо всём рассказать Энн.
«Энн!» Он быстро взглянул на часы: 18.30.
— Ребята, мне пора. В восемь встречаюсь с Энн. Увидимся в понедельник на обеде у Стивена дома. К тому времени я постараюсь подготовить свой план.
Джеймс бросился вон из комнаты.
— Джеймс!
Его лицо снова показалось в дверях. Друзья все хором воскликнули: «Невероятно!!!»
Ухмыльнувшись, Джеймс сбежал по лестнице и прыгнул в «альфа-ромео», который они, как он чувствовал, разрешат ему оставить у себя, и стрелой помчался в Лондон.
Он долетел до Кингс-роуд за 59 минут. Новое шоссе многое поменяло с тех времён, когда он был студентом. Тогда путешествие в Оксфорд занимало от полутора до двух часов через Хай-Уайкоум или Хенли.
Джеймс так спешил потому, что это было необычное свидание: сегодня вечером она должна познакомить его со своим отцом. Поэтому ни по какой причине он не имел права опаздывать. Все, что Джеймс знал о нём, — это то, что он был большой шишкой в дипломатической службе Вашингтона. А дипломаты всегда предполагают, что вы придёте вовремя. Джеймс изо всех сил хотел произвести на её отца хорошее впечатление, особенно после успешного уик-энда в Татуэлл-Холле. Его старику Энн сразу понравилась, и он просто не отходил от неё. Они даже согласовали день свадьбы, конечно в случае, если её одобрят и родители Энн.
С дороги Джеймс принял холодный душ и стёр с себя весь грим, помолодев в процессе мытья лет на шестьдесят. Они договорились с Энн, что до обеда встретятся в баре «Лез Амбассдёр» на Мейфэр. Когда он надевал смокинг, у него мелькнула мысль, успеет ли он добраться от Кингс-роуд до Гайд-парка за двенадцать минут: новая гонка а-ля Монте-Карло. Он прыгнул в автомобиль, быстро переключил скорости, промчался по Слоун-сквер, через Итон-сквер, мимо больницы св. Георга, обогнул Гайд-парк-корнер и в 7.58 остановил «альфа-ромео».
— Добрый вечер, милорд, — поприветствовал его хозяин клуба Миллс.
— Добрый вечер. Я обедаю с мисс Саммертон и был вынужден оставить машину во втором ряду. Позаботьтесь о ней, — обратился Джеймс к швейцару, опуская ключи и фунтовую купюру в затянутую в белую перчатку руку.
— С удовольствием, милорд. Проводите лорда Бригсли в отдельный кабинет.
Джеймса провели вверх по красной ковровой дорожке в маленький кабинет в стиле регентства, где был накрыт стол на троих. В соседней комнате он услышал голос Энн. В кабинет она, в светло-зелёном облегающем платье, вошла ещё более ослепительная, чем всегда.
— Привет, дорогой. Проходи. Идём я познакомлю тебя с папой.
Джеймс прошёл за ней в соседнюю комнату.
— Папа, это Джеймс. Джеймс, это мой отец.
Сначала Джеймс покраснел, потом побелел, потом стал зеленеть.
— Как поживаете, молодой человек? Я столько слышал о вас от Розали, что не мог дождаться, когда же мы познакомимся.
17
— Мистер Меткаф, может, примерите? Любопытно было бы посмотреть на вас в академическом облачении.
Удивлённый приёмщик уже сожалел, что мистер Венейблс задерживается на обеденном перерыве.
— Будьте любезны, сэр, пройдите в примерочную.
Харви исчез за занавеской, а Стивен выскочил на улицу:
— Джеймс, ты меня слышишь? Ну ответь же, Джеймс!
— Успокойся, старина. Никак не могу надеть эту проклятую мантию правильно, но до нашей встречи у меня ещё семнадцать минут.
— Встреча отменяется.
— Как отменяется?
— Отменяется, и скажи Жан-Пьеру. Оба свяжитесь с Робином. Вам троим надо как можно скорее встретиться, и он расскажет вам о новом плане.
— Что за новый план, Стивен? У тебя все в порядке?
— Да, и даже лучше, чем я предполагал.
Отключив передатчик, Стивен бросился обратно в мастерскую.
Харви как раз появился из примерочной, облачённый в мантию доктора литературы. Более нелепой фигуры Стивен не видел уже много лет.
— Вы выглядите бесподобно.
— И сколько этот наряд стоит?
— Наверное, фунтов сто.
— Да я не о том. Сколько мне нужно дать…
— Не имею ни малейшего представления. Это вы обсудите с вице-канцлером после «Гарден-Парти».
Харви долго разглядывал себя в зеркало, потом вернулся в примерочную, а Стивен, поблагодарив приёмщика, попросил его завернуть мантию и все, что к ней полагается, и прислать в Кларендон, оставив у привратника на имя сэра Джона Бетьемана, и тут же расплатился наличными.
— Да, сэр, — только и ответил совсем сбитый с толку приёмщик, продолжая молиться, чтобы поскорее вернулся Венейблс. Тот и вправду вернулся через десять минут, но к тому времени Стивен и Харви уже направлялись к Тринити-колледжу на «Гарден-Парти».
— Мистер Венейблс, меня только что попросили прислать полный наряд доктора литературы сэру Джону Бетьеману в здание Кларендона.
— Странно. Для сегодняшней церемонии мы послали ему все, что нужно, ещё несколько недель назад. Интересно, зачем ему понадобился второй комплект?
— Уплатили наличными.
— Ладно. Отошлите все в Кларендон, только убедитесь, что точно на его имя.
Стивен и Харви пришли в Тринити-колледж вскоре после половины четвёртого. Более тысячи гостей расположились на элегантных зелёных лужайках, с которых на время праздника убрали крикетные воротца. Представители университета были одеты несколько непривычно: мужчины носили шикарные выходные костюмы, а дамы шёлковые вечерние платья, но и в том и в другом случае поверх были наброшены мантии с капюшонами и надеты четырехугольные шапочки с кистью. Чай, клубника и сандвичи со свежими огурцами пользовались популярностью среди приглашённых.
— О-о, какая шикарная вечеринка! — И Харви невольно процитировал Фрэнка Синатру. — Определённо, здесь все делают со вкусом, профессор.
— Стараемся. «Гарден-Парти» всегда весьма интересны. Это главное светское событие учебного года в университете. Я уже говорил вам, сегодня празднуется его окончание. Половина преподавателей, которых вы видите здесь, с трудом выкроили всего лишь несколько часов, а затем они снова вернутся к проверке экзаменационных работ. А у выпускников экзамены только что закончились.
Стивен тщательно высмотрел, где находились вице-канцлер, секретарь и казначей университета, и отвёл Харви подальше. Он непринуждённо представлял Меткафа чуть ли не каждому встречному профессору, надеясь, что они не посчитают это знакомство чересчур запоминающимся, а уж тем более к чему-то обязывающим. Они провели три четверти часа, переходя от одного мэтра к другому, и Стивен не раз ловил себя на том, что чувствует себя как секретарь высокопоставленного, но некомпетентного деятеля, чей рот, во избежание дипломатического скандала, должен оставаться закрытым. Тем не менее Харви явно нравилось все.
— Робин, Робин, ты меня слышишь?
— Да, Джеймс.
— Ты где?
— В ресторане «Истгейт». Идите сюда ко мне с Жан-Пьером.
— Сейчас будем. Минут через пять. Может, десять. С моим гримом мне лучше особо не торопиться.
Робин расплатился по счёту. Дети уже доели свою награду, и он отвёл их к ожидавшему у ресторана автомобилю, дал последние указания специально нанятому на этот день шофёру, и тот повёз мальчиков обратно в Ньюбери. Они сыграли свою роль и теперь только мешали бы ему.
— Папочка, а разве ты не едешь с нами? — спросил маленький Джейми.
— Я приеду, сынок, попозже. Скажите маме, что я буду после семи часов.
Возвращаясь в «Истгейт», Робин увидел Джеймса и Жан-Пьера, ковылявших к нему навстречу.
— Робин, что такое? Почему поменялся план? — спросил Жан-Пьер. — Я целый час одевался и гримировался.
— Ничего страшного. Сейчас вы выглядите именно так, как нужно. Вы не представляете, как нам страшно повезло. Я болтал с Харви на улице, и этот нахальный негодяй пригласил меня на чай в отель «Рэндолф». Я, естественно, ответил, что это невозможно, и предложил ему прийти ко мне в Кларендон. А Стивен ещё посоветовал пригласить и вас обоих.
— Разумно, — высказался Джеймс. — Не на глазах же у публики нам обдирать его, как липку.
— Надеюсь, что это не чересчур умно, — заметил Жан-Пьер.
— По крайней мере, весь спектакль разыграется за закрытыми дверями, — сказал Робин, — что уже намного легче. Мне никогда не нравилась идея разгуливать с Харви по улицам.
— С Харви вообще непросто, — проговорил Жан-Пьер.
— Итак, я приду в Кларендон в четверть пятого, — изложил новый план Робин. — Ты, Жан-Пьер, появишься через несколько минут после половины пятого, а ты, Джеймс, через пять минут после него. Все играем свои роли по плану, как если бы мы были на «Гарден-Парти».
Стивен напомнил Харви, что им пора отправляться в Кларендон: было бы невежливо опаздывать на встречу с вице-канцлером.
— Да-да, конечно. — Харви поспешно взглянул на часы. — Надо же, уже половина пятого.
Они покинули «Гарден-Парти» и быстрым шагом направились в сторону Кларендона. По дороге Стивен объяснил, что в Оксфордском университете Кларендон является чем-то вроде Белого дома: там располагаются все административные кабинеты.
Кларендон, огромное представительное здание постройки восемнадцатого века, неопытный гость легко мог принять за колледж. Лестница из нескольких ступеней вела ко входу в просторный вестибюль, попав в который тут же начинаешь понимать, что находишься в великолепном старинном здании, которое используется в качестве административного с минимальными внутренними изменениями.
При появлении Стивена и Харви швейцар в знак приветствия поднялся им навстречу.
— Вице-канцлер ожидает нас, — сказал Стивен.
Когда пятнадцать минут назад пришёл Робин и сказал, что мистер Хабаккук просил подождать его у него в кабинете, привратник несколько удивился и с подозрением посмотрел на человека в полном академическом облачении: вице-канцлер и его свита должны были покинуть «Гарден-Парти» не ранее чем через час. Приход Стивена немного рассеял его сомнения. Привратник отлично помнил фунтовую купюру, полученную за экскурсию по зданию.
Он провёл Стивена и Харви в кабинет Хабаккука и оставил их там, отправив себе в карман ещё одну фунтовую бумажку.
Кабинет вице-канцлера выглядел довольно скромно. Бежевый ковёр и бледные стены придавали ему вид кабинета чиновника средней руки. И только великолепная, висевшая над мраморным камином картина Уилсона Стиера[45], изображавшая деревенскую площадь во Франции, исправляла впечатление.
Из огромного окна взгляду Робина открывался вид на Бодлеанскую библиотеку.
— Добрый день, вице-канцлер.
Робин обернулся:
— А, профессор, добрый вечер. Входите, пожалуйста.
— Вы помните мистера Меткафа?
— Конечно. Рад вас видеть, мистер Меткаф. — Робина даже передёрнуло. Ему ещё никогда не хотелось так сильно оказаться дома, как сейчас. Несколько минут они поговорили ни о чём.
Раздался стук, и в комнату вошёл Жан-Пьер:
— Здравствуйте, секретарь.
— Здравствуйте, вице-канцлер и профессор Портер.
— Разрешите представить вам мистера Харви Меткафа.
— Здравствуйте, сэр.
— Уважаемый секретарь, не хотели бы немного…
— Где этот молодой человек? Где Меткаф?
Все трое обернулись и замерли в изумлении, глядя на девяностолетнего старика, с трудом передвигавшегося на костылях. Проковыляв к Робину, старик подмигнул ему, поклонился и громко сказал брюзгливым голосом:
— Добрый день, вице-канцлер.
— Здравствуйте, Хорсли.
Джеймс приблизился к Харви и слегка ткнул его костылём, будто проверяя, не чудится ли ему.
— А я читал о вас, молодой человек.
Харви уже лет тридцать никто не называл молодым человеком. Компаньоны с восхищением смотрели на Джеймса. Они не знали, что на последнем курсе университета он сыграл в пьесе Мольера «Скупой» и зал бурными овациями не отпускал его со сцены. Его казначей был примитивным повтором Гарпагона, но, пожалуй, даже Мольер остался бы доволен его игрой. Джеймс продолжил:
— Вы были чрезвычайно щедры к Гарварду.
— Приятно, что вы знаете об этом, сэр, — почтительно произнёс Харви.
— Не называйте меня «сэр». Вы мне сразу понравились. Зовите меня просто Хорсли.
— С удовольствием, Хорсли, сэр, — выпалил Харви.
Компаньоны с большим трудом сохраняли серьёзные лица.
— Ну-с, вице-канцлер, — Джеймс был неподражаем, — надеюсь, вы заставили меня протащиться через весь город не ради вашего удовольствия. Что у вас здесь? И где мой херес?
Стивен испугался, что Джеймс переигрывает, но, взглянув на Харви, понял, что тот просто очарован происходящим. Возможно ли, чтобы такой искушённый в определённой области человек был таким совершенно беспомощным в другой? До него только сейчас начало доходить, как за последние двадцать лет Вестминстерский мост продали, по крайней мере, четырём американцам.
— Мы весьма надеемся, что мистер Меткаф заинтересуется проектами нашего университета, вот я и подумал, что присутствие хозяина университетского сундука просто необходимо.
— А что за сундук? — спросил Харви.
— Так называют университетское казначейство, — пояснил Джеймс громким, убедительно старческим голосом. — А вот, почитайте! — Он сунул в руку Харви «Оксфордский университетский календарь», который тот мог бы и сам купить в книжном магазине за два фунта, как это только что сделал Джеймс.
Стивен терзался, какой следующий шаг ожидается от него, но тут инициативу перехватил Харви.
— Джентльмены, я хочу сказать, что горжусь моим присутствием здесь, да ещё в такой день. Для меня это невероятно счастливый год. Я посетил Уимблдон, когда турнир выиграл американец. Я, наконец, приобрёл Ван Гога. В Монте-Карло чудесный хирург спас мне жизнь. И вот теперь здесь, в Оксфорде, меня окружает сама история. Джентльмены, мне доставило бы огромное наслаждение, если бы я связал своё имя с вашим знаменитым университетом.
Джеймс опять вмешался:
— Что вы имеете в виду? Говорите яснее! — выкрикнул он, поправляя свой слуховой аппарат.
— Сэр, получив Приз короля Георга и Елизаветы на скачках в Аскоте из рук вашей королевы, я осуществил мечту всей своей жизни, а призовые деньги мне хотелось бы пожертвовать вашему университету.
— Но ведь это более 80 000 фунтов! — театрально ахнул Стивен.
— Если уж быть совсем точным, сэр, то 81 240 фунтов. Но почему бы мне не сказать 250 000 долларов?
Стивен, Робин и Жан-Пьер онемели. Не растерялся только Джеймс и блестяще продолжил игру. Наконец-то у него появилась возможность показать остальным, почему его прадед считался одним из самых уважаемых генералов Веллингтона.
— Мы принимаем ваш дар, молодой человек. Но он должен быть анонимным, — произнёс он. — Думаю, что я не преувеличиваю своих полномочий и могу вас заверить, что вице-канцлер доведёт до сведения мистера Гарольда Макмиллана и еженедельного совета, кто наш благодетель, но мы не должны устраивать из этого спектакль. Конечно, вице-канцлер, хотелось бы, чтобы вы рассмотрели вопрос о почётном звании.
Робин настолько поверил в то, что Джеймс держит всю ситуацию под контролем, что только и спросил:
— А как вы рекомендуете провести все это, Хорсли?
— Обналичить чек, чтобы никто не смог проследить движение денег обратно к мистеру Меткафу. Нельзя, чтобы эти подонки из Кембриджа преследовали его до конца жизни. Мы же уже делали так для сэра Дэвида — и никакой шумихи.
— Согласен, — сказал Жан-Пьер, не имевший ни малейшего представления, о чём говорит Джеймс. Что же до Харви, то он вообще ничего не понимал.
Джеймс кивнул Стивену, и тот вышел из кабинета и сразу направился в привратницкую, чтобы узнать, не приходила ли посылка на имя сэра Джона Бетьемана.
— Есть такая, сэр. Но я не понимаю, почему посылку оставили здесь. Мне ничего не известно, что сэр Джон должен прийти сюда.
— Не волнуйтесь, — успокоил его Стивен, — он как раз попросил меня забрать её.
Вернувшись, Стивен обнаружил, что Джеймс все ещё разглагольствует о том, что пожертвование Харви является символом его связи с университетом.
Стивен развязал пакет и вынул великолепную мантию доктора литературы. От растерянности и гордости Харви даже покраснел, когда Робин накинул мантию ему на плечи, речитативом произнося бессмысленный набор латинских фраз: «De mortius bonum. Dulce et decorum est pro patria mori. Rer ardua ad astra. Nil desperandum»
— Мои наилучшие пожелания! — проорал Джеймс. — Жаль, что это присвоение не вошло в сегодняшнюю церемонию, но при таком щедром подарке мы просто не имеем права ждать ещё год.
«Блестяще! — восхищался Стивен. — Лоренс Оливье не сыграл бы лучше».
— Со своей стороны, я не имею никаких претензий, — скромно сказал Харви и, сев за стол, выписал чек на предъявителя. — Даю вам слово, что никто и никогда не узнает от меня об этом деле.
Никто из присутствующих не принял его слова всерьёз.
Они молча поднялись с мест, когда Харви встал и протянул чек Джеймсу.
— Как можно, сэр! — Джеймс чуть не пробуравил его взглядом. Остальные тоже ошеломлённо уставились на него. — Вице-канцлеру!
— Конечно, конечно, — стал извиняться Харви. — Простите, сэр.
— Благодарю вас. — Когда Робин брал чек, его рука дрожала. — Очень щедрый дар, и будьте уверены, что мы найдём ему наилучшее применение.
Раздался сильный стук в дверь. Все испуганно переглянулись, один Джеймс оставался невозмутимым: он вошёл в роль и был готов ко всему. Это оказался шофёр Харви, которого Джеймс не переваривал за его слишком щеголеватую белую форму и белую фуражку.
— А-а, мой исполнительный мистер Меллор, — сказал Харви. — Джентльмены, уверен, что сегодня он проследил за каждым нашим шагом.
Четвёрка замерла, но шофёр явно не сделал никаких зловещих выводов из своих наблюдений.
— Ваш автомобиль готов, сэр. Вам необходимо вернуться в «Клэриджис» к девятнадцати часам, иначе у вас будет недостаточно времени до назначенного вами обеда.
— Молодой человек! — заорал Джеймс.
— Да, сэр, — почтительно отозвался шофёр.
— Вы что, не понимаете, что находитесь в присутствии вице-канцлера университета?
— Нет, сэр. Виноват, сэр.
— Немедленно снимите головной убор!
— Да, сэр.
Шофёр снял фуражку и, выйдя из кабинета, направился к лимузину, шёпотом ругая сумасбродного профессора.
— Вице-канцлер, мне очень не хочется прерывать нашу встречу, но, как вы сейчас слышали, у меня на самом деле назначено…
— Разумеется, мы понимаем, что вы занятой человек. Разрешите мне ещё раз выразить вам официальную благодарность за ваш очень щедрый вклад, который будет использован на благо многих заслуженных людей.
— Мы все надеемся, что вы благополучно возвратитесь в Штаты и будете вспоминать нас так же тепло, как мы будем вспоминать вас, — добавил Жан-Пьер.
Харви направился к двери.
— Я прощаюсь с вами сейчас, сэр, — закричал ему вслед Джеймс, — у меня уйдёт двадцать минут, чтобы спуститься по этим треклятым ступенькам. Вы хороший и щедрый человек.
— Пустяки, — ответил Харви, широко улыбаясь.
«Вот именно, — подумал Джеймс, — для тебя пустяки, а для нас деньги».
Стивен, Робин и Жан-Пьер проводили Харви до поджидавшего его «роллс-ройса».
— Профессор, — сказал Харви, — я не совсем понял, что говорил этот старикан. — При этих словах он немного смущённо поправил на плечах тяжёлое одеяние.
— Видите ли, он глуховат и очень стар, но его сердце правильно чувствует. Он хотел, чтобы вы поняли, что широкая публика не должна знать про этот дар. Руководству университета мы, конечно, расскажем всю правду. Но если об этом станет известно всем, то всякие нежелательные лица, никогда ничего не сделавшие для образования, хлынут к нам в праздник «Энкения», желая купить себе почётное звание.
— Да, конечно, я понимаю. Меня это устраивает, — сказал Харви. — Также хочу поблагодарить вас, Род, и желаю вам удачи в будущем. Как жаль, что с нами здесь не было нашего общего друга Уайли Баркера.
Робин покраснел.
Харви забрался в «роллс-ройс» и восторженно помахал троим компаньонам, наблюдавшим, как машина бесшумно двинулась в обратный путь в Лондон.
Итак, три операции закончили, осталась ещё одна.
— Джеймс блестяще справился со своей ролью, — заметил Жан-Пьер. — Когда он только вошёл, я не сразу понял, кто это.
— Пожалуй, — поддержал его Робин, — идёмте ему на выручку: он настоящий герой дня.
Когда все трое с шумом взбежали по ступенькам наверх, забыв, что им было по пятьдесят— шестьдесят лет, и снова ворвались в кабинет вице-канцлера, чтобы поздравить Джеймса, он лежал молча на полу посреди комнаты. Джеймс был без сознания.
Через час в Магдален, с помощью Робина и двух больших виски, Джеймс вернулся в нормальное состояние.
— Ты был бесподобен, — сказал Стивен, — ты все спас как раз в тот момент, когда я стал терять присутствие духа.
— Если бы мы могли заснять весь спектакль на плёнку, ты бы получил академическую премию, — сказал Робин. — После такого представления отец просто обязан отпустить тебя на сцену.
Впервые за три месяца Джеймс купался в лучах славы. Он с нетерпением ждал момента, когда сможет обо всём рассказать Энн.
«Энн!» Он быстро взглянул на часы: 18.30.
— Ребята, мне пора. В восемь встречаюсь с Энн. Увидимся в понедельник на обеде у Стивена дома. К тому времени я постараюсь подготовить свой план.
Джеймс бросился вон из комнаты.
— Джеймс!
Его лицо снова показалось в дверях. Друзья все хором воскликнули: «Невероятно!!!»
Ухмыльнувшись, Джеймс сбежал по лестнице и прыгнул в «альфа-ромео», который они, как он чувствовал, разрешат ему оставить у себя, и стрелой помчался в Лондон.
Он долетел до Кингс-роуд за 59 минут. Новое шоссе многое поменяло с тех времён, когда он был студентом. Тогда путешествие в Оксфорд занимало от полутора до двух часов через Хай-Уайкоум или Хенли.
Джеймс так спешил потому, что это было необычное свидание: сегодня вечером она должна познакомить его со своим отцом. Поэтому ни по какой причине он не имел права опаздывать. Все, что Джеймс знал о нём, — это то, что он был большой шишкой в дипломатической службе Вашингтона. А дипломаты всегда предполагают, что вы придёте вовремя. Джеймс изо всех сил хотел произвести на её отца хорошее впечатление, особенно после успешного уик-энда в Татуэлл-Холле. Его старику Энн сразу понравилась, и он просто не отходил от неё. Они даже согласовали день свадьбы, конечно в случае, если её одобрят и родители Энн.
С дороги Джеймс принял холодный душ и стёр с себя весь грим, помолодев в процессе мытья лет на шестьдесят. Они договорились с Энн, что до обеда встретятся в баре «Лез Амбассдёр» на Мейфэр. Когда он надевал смокинг, у него мелькнула мысль, успеет ли он добраться от Кингс-роуд до Гайд-парка за двенадцать минут: новая гонка а-ля Монте-Карло. Он прыгнул в автомобиль, быстро переключил скорости, промчался по Слоун-сквер, через Итон-сквер, мимо больницы св. Георга, обогнул Гайд-парк-корнер и в 7.58 остановил «альфа-ромео».
— Добрый вечер, милорд, — поприветствовал его хозяин клуба Миллс.
— Добрый вечер. Я обедаю с мисс Саммертон и был вынужден оставить машину во втором ряду. Позаботьтесь о ней, — обратился Джеймс к швейцару, опуская ключи и фунтовую купюру в затянутую в белую перчатку руку.
— С удовольствием, милорд. Проводите лорда Бригсли в отдельный кабинет.
Джеймса провели вверх по красной ковровой дорожке в маленький кабинет в стиле регентства, где был накрыт стол на троих. В соседней комнате он услышал голос Энн. В кабинет она, в светло-зелёном облегающем платье, вошла ещё более ослепительная, чем всегда.
— Привет, дорогой. Проходи. Идём я познакомлю тебя с папой.
Джеймс прошёл за ней в соседнюю комнату.
— Папа, это Джеймс. Джеймс, это мой отец.
Сначала Джеймс покраснел, потом побелел, потом стал зеленеть.
— Как поживаете, молодой человек? Я столько слышал о вас от Розали, что не мог дождаться, когда же мы познакомимся.
17
— Зовите меня просто Харви.
Джеймс оцепенел и онемел от ужаса. Энн прервала затянувшееся молчание:
— Джеймс, тебе налить виски?
— Спасибо, — едва пролепетал Джеймс.
— Я хочу знать о вас все, молодой человек, — продолжал Харви. — Начиная с того, что вы делаете после того, как проснулись утром, и почему за последние несколько недель я так мало видел свою дочь. Хотя, по-моему, не трудно догадаться, какой ответ я получу.
Джеймс залпом осушил стакан, и Энн снова быстро наполнила его.
— Ты видишь свою дочь мало потому, что, как модель, я много работаю и поэтому редко бываю в Лондоне.
— Розали, я же все понимаю…
— Джеймс знает меня как Энн, папочка.
— Мы с твоей мамой крестили тебя Розали, и для нас это имя достаточно хорошее, поэтому оно должно быть достаточно хорошим и для тебя.
— Папа, кто-нибудь слышал о европейской топ-модели, которую бы звали Розали Меткаф? Все мои друзья знают меня как Энн Саммертон.
— А вы что думаете, Джеймс?
— Я просто начинаю думать, что совсем не знал её, — ответил Джеймс, медленно приходя в себя.
Было очевидно только одно: Харви ни о чём не подозревал. Он не сталкивался с Джеймсом лицом к лицу в галерее, никогда не видел его ни в Монте-Карло, ни на Аскоте, и ещё вчера в Оксфорде Джеймс выглядел на девяносто лет. До него начало доходить, что выкрутиться ему удалось. Но что он скажет остальным на следующей встрече, в понедельник? Что цель его плана — перехитрить не какого-то там Харви Меткафа, а своего будущего тестя?
— Идём обедать? — предложил Харви и, не дожидаясь ответа, встал и прошёл в другую комнату.
— Розали Меткаф, — свирепо прошептал Джеймс, — ты мне должна многое объяснить.
Энн нежно поцеловала его в щеку:
— Ты — первый человек, давший мне возможность хоть в чём-то превзойти отца. Ты простишь меня?.. Я тебя очень люблю…
— Эй, вы двое, идите скорей. Можно подумать, что вы никогда раньше не встречались.
Энн и Джеймс присоединились к Харви. При виде коктейля из креветок Джеймсу стало смешно, когда он вспомнил, как Стивен сожалел о своей промашке во время обеда с Харви в Магдален.
— Ну-с, Джеймс, как я понимаю, вы с Энн уже назначили день свадьбы.
— Да, сэр, при условии, что вы одобряете.
— Конечно одобряю. Правда, после того, как я выиграл заезд на Приз короля Георга и Елизаветы, у меня появилась надежда, что Энн выйдет замуж за принца Чарльза, хотя граф для моей единственной дочери тоже неплохо.
Они оба рассмеялись, но ни один из них не считал шутку даже с натяжкой смешной.
— Ах, Розали, как мне хотелось, чтобы ты побывала на Уимблдоне в этом году. Представляешь, День благовещения, а моя единственная компания — старый нудный швейцарский банкир?
Энн с улыбкой взглянула на Джеймса.
Официант убрал со стола и вкатил на тележке жаркое из молодого барашка в безукоризненных бумажных оборочках. Харви тут же принялся с большим интересом изучать их, не переставая при этом болтать.
— Но ты молодец, что позвонила мне в Монте-Карло, дорогая. Знаешь, я на самом деле думал, что помру. Джеймс, вы не поверите: у меня из желчного пузыря вынули камень величиной с бейсбольный мяч. Повезло ещё, что операцию проводил сам Уайли Баркер, один из величайших хирургов мира, личный хирург президента США. Он спас мне жизнь.
Харви тут же вытащил рубашку из брюк и продемонстрировал десятисантиметровый шрам поперёк живота.
— Ну, что вы об этом думаете?
— Вам крупно повезло.
— Как можно, папа! Мы же обедаем.
— Не суетись, милая. Думаю, Джеймс не в первый раз видит мужской живот.
«Именно этот живот не в первый — точно», — подумал Джеймс.
Харви запихнул рубашку в брюки и продолжал:
— В любом случае ты умница, что позвонила мне. — Он наклонился к дочери и погладил её руку. — А я был послушным мальчиком и последовал твоему совету — оставил доктора Баркера ещё на неделю — на случай осложнения. Ты знаешь, какие деньги эти доктора…
Джеймс уронил бокал с вином. Кларет разлился красным пятном по столу.
— Джеймс, с вами все в порядке?
— Да, сэр.
Джеймс посмотрел на Энн с молчаливым упрёком. Харви был невозмутим:
Джеймс оцепенел и онемел от ужаса. Энн прервала затянувшееся молчание:
— Джеймс, тебе налить виски?
— Спасибо, — едва пролепетал Джеймс.
— Я хочу знать о вас все, молодой человек, — продолжал Харви. — Начиная с того, что вы делаете после того, как проснулись утром, и почему за последние несколько недель я так мало видел свою дочь. Хотя, по-моему, не трудно догадаться, какой ответ я получу.
Джеймс залпом осушил стакан, и Энн снова быстро наполнила его.
— Ты видишь свою дочь мало потому, что, как модель, я много работаю и поэтому редко бываю в Лондоне.
— Розали, я же все понимаю…
— Джеймс знает меня как Энн, папочка.
— Мы с твоей мамой крестили тебя Розали, и для нас это имя достаточно хорошее, поэтому оно должно быть достаточно хорошим и для тебя.
— Папа, кто-нибудь слышал о европейской топ-модели, которую бы звали Розали Меткаф? Все мои друзья знают меня как Энн Саммертон.
— А вы что думаете, Джеймс?
— Я просто начинаю думать, что совсем не знал её, — ответил Джеймс, медленно приходя в себя.
Было очевидно только одно: Харви ни о чём не подозревал. Он не сталкивался с Джеймсом лицом к лицу в галерее, никогда не видел его ни в Монте-Карло, ни на Аскоте, и ещё вчера в Оксфорде Джеймс выглядел на девяносто лет. До него начало доходить, что выкрутиться ему удалось. Но что он скажет остальным на следующей встрече, в понедельник? Что цель его плана — перехитрить не какого-то там Харви Меткафа, а своего будущего тестя?
— Идём обедать? — предложил Харви и, не дожидаясь ответа, встал и прошёл в другую комнату.
— Розали Меткаф, — свирепо прошептал Джеймс, — ты мне должна многое объяснить.
Энн нежно поцеловала его в щеку:
— Ты — первый человек, давший мне возможность хоть в чём-то превзойти отца. Ты простишь меня?.. Я тебя очень люблю…
— Эй, вы двое, идите скорей. Можно подумать, что вы никогда раньше не встречались.
Энн и Джеймс присоединились к Харви. При виде коктейля из креветок Джеймсу стало смешно, когда он вспомнил, как Стивен сожалел о своей промашке во время обеда с Харви в Магдален.
— Ну-с, Джеймс, как я понимаю, вы с Энн уже назначили день свадьбы.
— Да, сэр, при условии, что вы одобряете.
— Конечно одобряю. Правда, после того, как я выиграл заезд на Приз короля Георга и Елизаветы, у меня появилась надежда, что Энн выйдет замуж за принца Чарльза, хотя граф для моей единственной дочери тоже неплохо.
Они оба рассмеялись, но ни один из них не считал шутку даже с натяжкой смешной.
— Ах, Розали, как мне хотелось, чтобы ты побывала на Уимблдоне в этом году. Представляешь, День благовещения, а моя единственная компания — старый нудный швейцарский банкир?
Энн с улыбкой взглянула на Джеймса.
Официант убрал со стола и вкатил на тележке жаркое из молодого барашка в безукоризненных бумажных оборочках. Харви тут же принялся с большим интересом изучать их, не переставая при этом болтать.
— Но ты молодец, что позвонила мне в Монте-Карло, дорогая. Знаешь, я на самом деле думал, что помру. Джеймс, вы не поверите: у меня из желчного пузыря вынули камень величиной с бейсбольный мяч. Повезло ещё, что операцию проводил сам Уайли Баркер, один из величайших хирургов мира, личный хирург президента США. Он спас мне жизнь.
Харви тут же вытащил рубашку из брюк и продемонстрировал десятисантиметровый шрам поперёк живота.
— Ну, что вы об этом думаете?
— Вам крупно повезло.
— Как можно, папа! Мы же обедаем.
— Не суетись, милая. Думаю, Джеймс не в первый раз видит мужской живот.
«Именно этот живот не в первый — точно», — подумал Джеймс.
Харви запихнул рубашку в брюки и продолжал:
— В любом случае ты умница, что позвонила мне. — Он наклонился к дочери и погладил её руку. — А я был послушным мальчиком и последовал твоему совету — оставил доктора Баркера ещё на неделю — на случай осложнения. Ты знаешь, какие деньги эти доктора…
Джеймс уронил бокал с вином. Кларет разлился красным пятном по столу.
— Джеймс, с вами все в порядке?
— Да, сэр.
Джеймс посмотрел на Энн с молчаливым упрёком. Харви был невозмутим: