Страница:
— Свяжусь с тобой, как только увижу его. Оставайся у Королевской академии.
— Понял, — ответил Робин.
Харви обогнул Беркли-сквер и вышел на Пикадилли через Палладианские арки Берлингтон-хаус. С большим неудовольствием он встал в конец весьма разношёрстной очереди, которая черепашьим шагом двигалась мимо Астрономического общества и Общества антикваров. Меткаф не заметил и ещё одного молодого человека, стоявшего у входа в Химическое общество и погруженного в чтение журнала «Химия в Британии». Наконец Харви поднялся по красной дорожке в залы Королевской академии. Купив за пять фунтов сезонный билет — возможно, он захочет прийти сюда ещё три-четыре раза, — Харви провёл остаток утра, разглядывая 1182 картины, ни одна из которых, в соответствии со строгими правилами академии, ещё ни разу не выставлялась нигде в мире. Несмотря на эти правила, комиссии, формирующей выставочный фонд, было из чего выбирать: в её распоряжении имелось более пяти тысяч картин.
Месяцем раньше, в первый день открытия выставки, Харви купил через агента акварель Альфреда Дэниелса «Палата общин» за 350 фунтов и две картины маслом Бернарда Данстэна, изображавших сценки из жизни английской провинции, по 125 фунтов каждая. Харви считал приобретение на Летней выставке выгодным: даже если ему не захочется оставлять себе все картины, они станут великолепными подарками по возвращении в Штаты. Дэниелс напомнил ему Доури, чью картину он купил в академии двадцать лет назад всего за восемьдесят фунтов: как выяснилось впоследствии, он очень проницательно разместил капитал, вложив деньги в это полотно.
Харви специально проверил, есть ли на выставке картины Бернарда Данстэна. Как и предполагалось, их уже раскупили. Данстэн был одним из тех художников, чьи картины всегда распродавались в первые минуты вернисажа. И хотя в день открытия выставки Харви не было в Лондоне, ему не составило труда купить то, что он хотел. Он ставил своего человека в самом начале очереди, и тот, получив каталог, отмечал тех художников, картины которых, по его мнению, Харви мог бы сразу продать в случае ошибки или оставить себе, если они понравятся. Ровно в 10.00, когда открывалась выставка, агент направлялся прямо к столу продаж и приобретал пять или шесть картин из отмеченных в каталоге, ещё до того, как он сам или кто другой, кроме академиков, увидел их. Харви тщательно изучал сделанные агентом приобретения. На этот раз он с удовольствием оставил все картины у себя. Если же в партии находилась хоть одна картина, не подходившая для его коллекции, Харви возвращал её для перепродажи, обещая выкупить её, если не найдётся другой покупатель. За двадцать лет он приобрёл таким способом более сотни картин, вернув всего с десяток, причём они все ушли другим лицам. Харви выработал системы на все случаи жизни.
В час дня, довольный тем, как прошло утро, он ушёл из Королевской академии. Белый «роллс-ройс» ожидал его во дворе.
— На Уимблдон, — распорядился Харви.
— Дерьмо! — сказал Робин в микрофон «уоки-токи».
— Что-что? — не понял Стивен.
— Передаю по буквам: Д. Е. Р. Ь. М. О! Он уехал на Уимблдон, и весь сегодняшний день коту под хвост.
Это означало, что Харви вернётся в отель не раньше семи-восьми часов вечера. Компаньоны разработали график наблюдения за отелем, и Робин, сев в свой «Ровер-3500 V8» у парковочного счётчика на Сент-Джеймс-сквер, отправился на Уимблдон. Джеймс достал по два билета на все дни турнира на места напротив ложи Харви.
Робин появился на теннисных кортах через несколько минут после Харви и занял своё место на трибуне центрального корта, затерявшись в море лиц. В ожидании начала соревнований атмосфера становилась все более напряжённой. С каждым годом популярность Уимблдонского турнира возрастала, и трибуны центрального корта заполнялись до отказа. Принцесса Александра и премьер-министр заняли королевскую ложу, ожидая выхода «гладиаторов». На южном конце корта на небольших щитах уже вспыхнули фамилии Кодеш и Стюарт, а рефери занял своё место на высоком стуле над сеткой в центре корта. Зрители зааплодировали одетым в белое спортсменам, которые вышли на корт, каждый с четырьмя ракетками в руках. На Уимблдоне спортсменам разрешается одеваться только в белый цвет, хотя в последнее время правила немного ослабли, и спортсменкам разрешили цветную отделку на юбках.
Робин с удовольствием наблюдал за матчем между Кодешем и американским теннисистом, который поначалу упорно сопротивлялся чемпиону, но в конце концов проиграл чеху со счётом 6-3, 6-4, 9-7. Робин даже немного расстроился, когда Харви решил в середине захватывающих парных сражений покинуть корт. «Труба зовёт», — сказал себе Робин, пристраиваясь на безопасном расстоянии за белым лимузином. Так они и вернулись в «Клэриджис». Подъехав к отелю, Робин позвонил на квартиру Джеймсу, которую Команда использовала в Лондоне в качестве штаба, и доложил Стивену обстановку.
— Пожалуй, на сегодня хватит, — ответил Стивен, — Завтра попробуем ещё раз. У нашего бедного Жан-Пьера сегодня пульс подскочил до ста пятидесяти. Не стоит напрасные волнения растягивать на несколько дней.
Покинув на следующее утро отель, Харви отправился через Беркли-сквер на Брутон-стрит, а оттуда на Бонд-стрит, остановившись всего в пятидесяти метрах от галереи Жан-Пьера. Но вместо того, чтобы повернуть на запад, он повернул на восток и заскочил в «Агнюс», где у него была назначена встреча с сэром Джеффри Агню, главой семейной фирмы. Меткаф собирался узнать о новостях на рынке произведений импрессионистов. Сэр Джеффри торопился на другую встречу и смог уделить Харви всего несколько минут. Стоящих картин импрессионистов у него тоже не было.
Через несколько минут Харви вышел от Агню, держа в руках маленький утешительный приз — макет статуи Родена, обычную безделушку за 800 фунтов.
— Он выходит, — сообщил Робин, — и движется в нужном направлении.
У Жан-Пьера перехватило дыхание, но Харви снова не дошёл до него: на этот раз он остановился у галереи «Мальборо» — посмотреть последнюю выставку Барбары Хэруорт. На выставке он провёл более часа, наслаждаясь великолепными полотнами художницы, но ничего не купил, решив, что цены просто возмутительные. Десять лет назад он купил две её картины всего за восемьсот фунтов, а теперь галерея запрашивала от семи до десяти тысяч за одну картину. Харви продолжил прогулку по Бонд-стрит.
— Жан-Пьер?
— Слушаю, — послышался в динамике нервный голос.
— Он подошёл к углу Кондуит-стрит и сейчас всего лишь в пятидесяти метрах от твоей галереи.
Жан-Пьер подготовил витрину, убрав из неё акварель Сазерленда «Темза и лодочник».
— Повернул налево, вот гад какой! — произнёс Джеймс, стоявший напротив галереи. — Идёт по правой стороне Брутон-стрит.
Жан-Пьер поставил Сазерленда обратно на мольберт в витрине и поспешил в туалет, бормоча себе под нос:
— Я не могу справиться с двумя видами дерьма одновременно.
Тем временем Харви зашёл в ничем не приметный подъезд на Брутон-стрит и поднялся по лестнице в галерею «Туутс», ставшую известной именно благодаря картинам импрессионистов. Кли, Пикассо, две картины Сальвадора Дали — всё это было не то, что искал Харви. Хотя Кли был и хорош, но не настолько, как тот, что висел в столовой его особняка в Линкольне. Кроме того, он не вписывался ни в один из замыслов Арлин, занимавшейся интерьерами их недвижимости. Управляющий галереей Николас Туут обещал следить за поступлениями и позвонить Харви в «Клэриджис», если появится что-нибудь интересное.
— Он опять вышел на улицу, но, по-моему, идёт обратно в отель.
Джеймс стал мысленно уговаривать Харви повернуть назад и двигаться в сторону Жан-Пьера, но тот неуклонно шёл к Беркли-сквер, только один раз отклонившись от курса — к галерее О'Хейна. Альберт, старший швейцар «Клэриджис», сказал ему, что там в витрине был выставлен Ренуар, — так оно и было на самом деле. Но полотно оказалось недоконченным. То ли Ренуар написал его просто так, чтобы потренироваться, то ли оно так не понравилось ему, что он не стал заканчивать работу. Харви захотелось узнать цену, и он вошёл в магазин.
— Тридцать тысяч фунтов, — ответил продавец на его вопрос, словно разговор шёл о десяти фунтах и покупка этой картины во всех отношениях была выгодной.
Харви даже присвистнул. Его всегда удивляло, как второсортная картина известного мастера может стоить тридцать тысяч, а великолепная работа художника без громкого имени принесёт тому всего несколько сотен долларов. Поблагодарив продавца за беспокойство, Харви вышел из галереи.
— Приятно, что вы не забываете о нас, мистер Меткаф, — донеслось ему в спину.
Харви всегда льстило, когда люди помнили его фамилию. Но, черт побери, они обязаны помнить, что в прошлом году он купил у них Моне за 62 000 фунтов.
— Он определённо возвращается в отель, — сообщил Джеймс.
Харви зашёл в «Клэриджис» всего на несколько минут, чтобы взять их знаменитую, специально приготовленную корзину сандвичей с икрой, говядиной, ветчиной, сыром и шоколадным тортом для более позднего ленча на Уимблдоне.
По графику теперь настала очередь Джеймса наблюдать на турнире за Меткафом, и он решил взять с собой Энн. Почему бы и нет? Ведь она знала всю правду.
Сегодня был женский день, и очередь Билли Джин Кинг, бойкой американской чемпионки, выйти на корт. Её противницей была американка Кэти Мей, которая выглядела так, будто догадывалась, что её ждут тяжёлые времена. Аплодисменты, которыми встретили Билли Джин, были слабоваты для её возможностей, но по непонятной причине она так никогда и не стала фавориткой Уимблдона. Харви сопровождал гость, которого едва можно было принять за уроженца Средней Европы.
— И где ваша жертва? — поинтересовалась Энн.
— Почти прямо напротив — разговаривает с мужчиной в светло-сером костюме. Его собеседник похож на чиновника ЕЭС.
— Вот тот толстый коротышка? — спросила Энн.
— Именно, — ответил Джеймс. Замечание, высказанное Энн, заглушил крик рефери «Игра!» и внимание зрителей сосредоточилось на Билли Джин. Было ровно два часа дня.
— Спасибо, Харви, что пригласили меня на Уимблдон, — сказал Йорг Биррер. — Сейчас столько работы, что позволить себе такой отдых я просто не могу. Рынок нельзя оставлять без присмотра больше чем на несколько часов: где-нибудь обязательно разразится скандал.
— Если вас так волнуют скандалы, не пора ли подумать об отставке? — заметил Харви.
— А кто займёт моё место? Я уже десять лет председатель этого банка, и найти достойного преемника совсем не просто.
— Первый гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 1-0.
— Послушайте, Харви, мы с вами давно сотрудничаем, и, зная ваш характер, думаю, вы пригласили меня сюда не просто ради удовольствия.
— Как вы обо мне дурно думаете, Йорг.
— Иногда приходится. Работа такая,
— Ладно. Я хотел узнать, в каком состоянии находятся три моих счета, а вы узнаете о моих планах на ближайшие месяцы.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 2-0.
— Официальный счёт номер один составляет несколько тысяч долларов в приходной части. Номерной товарный счёт, — Биррер задержался, чтобы раскрутить маленькую бумажку с напечатанным на ней аккуратным столбцом цифр, — в минусе на 3 726 000 долларов, но на нём размещены 37 000 унций золота по нынешней рыночной цене 135 долларов за унцию.
— И что вы мне посоветуете?
— Продолжайте в том же духе. Я так считаю, что ваш президент или объявит о новом золотом стандарте, или разрешит вашим соотечественникам покупать золото на открытом рынке не раньше начала следующего года.
— Я тоже так считаю; и всё-таки, думаю, начнём продавать его за несколько недель до того, когда на рынок хлынут массы. На этот счёт у меня своя теория.
— Пожалуй, Харви, вы, как всегда, правы.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 3-0.
— Сколько возьмёте с меня за овердрафт?
— Полтора процента сверх межбанковской процентной ставки, которая сейчас составляет 13,25 процента. Следовательно, мой банк получит с вас 14,75 процента. Это учитывая, что цена на золото за год подскочит почти на 70 процентов. Конечно, цена не будет расти вечно, но пара месяцев в запасе у нас пока есть.
— Отлично, — подвёл итог Харви, — подождём до первого ноября, а там сверим нашу информацию. Как всегда, кодированным телексом. Не представляю, что бы мир делал без швейцарцев.
— Будьте осторожны, Харви. Знаете, у нас в полиции специалистов по мошенничеству гораздо больше, чем по убийствам.
— Занимайтесь своими делами, Йорг, а уж о своих я позабочусь сам. И если вдруг настанет день, когда я стану нервничать из-за нескольких чиновников из Цюриха, получающих нищенскую зарплату, я дам вам знать. А теперь давайте перекусим и будем наслаждаться игрой. О третьем счёте поговорим в другой раз.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 4-0.
— Похоже, они говорят о делах, — заметила Энн. — Не заметно, чтобы они вообще следили за игрой.
— Наверное, Харви пытается купить Уимблдон по себестоимости, — пошутил Джеймс — Беда в том, что я наблюдаю за нашим подопечным уже несколько дней и даже в какой-то мере начал уважать его. Это самый организованный человек, с каким я когда-либо встречался в жизни. Если он такой во время отдыха, то какой же он во время работы, черт побери?
— Не представляю, — ответила Энн.
— Гейм выиграла мисс Мей. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 4-1.
— Неудивительно, что он такой толстый. Посмотри, как он заглатывает торт. — Джеймс поднял свой цейссовский бинокль. — Кстати, дорогая, а ты что-нибудь захватила для нас?
Эни достала из корзинки листья салата и французские хлебцы для Джеймса, а сама стала жевать стебелёк сельдерея.
— Похоже, я немножко поправилась, — пояснила она. — На следующей неделе мне предстоит демонстрировать зимнюю коллекцию. А вдруг не влезу? — Энн коснулась коленки Джеймса и улыбнулась. — Наверное, эти килограммы от счастья.
— Эй, не надо чувствовать себя такой уж счастливой. Я предпочитаю, чтобы ты осталась стройненькой.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 5-1.
— Эта победа будет лёгкой, — сказал Джеймс. — На открытии так часто бывает. Люди приходят только для того, чтобы посмотреть, в хорошей ли форме чемпион, и, по-моему, Кинг будет трудно победить в этом году: похоже, она стремится повторить рекорд Хелен Муди на восьми Уимблдонских турнирах.
— Гейм и первый сет выиграла миссис Кинг со счётом 6-1. Миссис Кинг ведёт сет 1-0. Пожалуйста, новые мячи. Подаёт мисс Мей.
— Мы будем наблюдать за ним весь день? — спросила Энн.
— Нет, мы должны убедиться, что он вернулся в отель и не собирается ни с того ни с сего менять свои планы. Если мы упустим шанс и он пройдёт мимо галереи Жан-Пьера, то другой возможности у нас может и не быть.
— А что, если он действительно изменит свои планы?
— Бог его знает, или, вернее, Стивен знает — он у нас самый головастый.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 1-0.
— Бедняжка мисс Мей! Джеймс, по-моему, ей везёт так же, как и тебе. А как продвигается операция Жан-Пьера?
— Никак. Меткаф так и не появился у галереи. Сегодня он был в тридцати метрах от витрины, но развернулся и пошёл в обратном направлении. У бедного Жан-Пьера чуть не случился сердечный приступ. Но мы очень надеемся на завтра. Кажется, он уже осмотрел все галереи на Пикадилли и в дальней части Бонд-стрит, а он человек обстоятельный. Рано или поздно он просто обязан и на нашу территорию зайти.
— Вам каждому надо было застраховаться на миллион долларов, назначив остальных троих своими бенефициарами[27], — пошутила Энн, — и тогда, если кто-либо умрёт от сердечного приступа, остальные получат все свои денежки обратно.
— Это совсем не смешно, Энн. Знаешь, как действует на нервы, когда всё время болтаешься рядом с ним и ждёшь, что он в любую минуту возьмёт и выкинет какую-нибудь штуку.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 2-0 и выиграла первый сет.
— А как поживает твой собственный план?
— Тоже никак. Бесполезно. А теперь, когда мы начали другие операции, у меня вообще нет времени думать о свеем плане.
— А давай я его соблазню.
— Идея неплохая, но тебе придётся придумать что-нибудь совершенно особенное, чтобы вытянуть из него сто тысяч фунтов. Ему достаточно свистнуть у «Хилтона» или на «Шефферд маркет», и он получит то же самое за тридцать фунтов. Понимаешь, одной из особенностей этого господина, как выяснилось в процессе, является то, что за свои деньги он старается получить нечто особенное. А за тридцать фунтов за ночь тебе придётся работать лет пятнадцать, чтобы вернуть мою долю. К тому же, уверен, мои компаньоны не согласятся столько ждать. Вообще-то, по-моему, они не согласны ждать и две недели.
— Ничего, мы что-нибудь придумаем, — заверила его Энн.
— Гейм выиграла мисс Мей. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 2-1 и выиграла первый сет.
— Так-так. Все ж таки мисс Мей удалось выиграть ещё один гейм. Великолепный ленч, Харви.
— Скажите спасибо «Клэриджис». Много лучше, чем сидеть в битком набитом ресторане, да и теннис там смотреть нельзя.
— Билли Джин делает из бедной девушки отбивную.
— Я так и предполагал, — ответил Харви. — Давайте-ка, Йорг, поговорим о моём счёте номер два.
Йорг опять извлёк на свет в несколько раз сложенный листок бумаги со столбцами цифр. Это и была та самая обстоятельность швейцарцев, такая привлекательная для половины мира: им вверяли свои деньги и главы государств, и арабские шейхи. В свою очередь, швейцарцы сохранили одну из самых устойчивых финансовых систем в мире. А если система функционирует хорошо, зачем изобретать что-то новое? Биррер несколько секунд смотрел на цифры.
— Первого апреля — только вы, Харви, могли выбрать этот день — на счёт номер два переведены 7 486 000 долларов, где до этого уже лежали 2 791 428 долларов. Второго апреля вы распорядились перевести один миллион долларов в банк Минас-Жерайс на имена Силвермен и Эллиот. Затем мы заплатили 420 000 долларов компании «Ридинг и Бейтс» за аренду платформы и оплатили ещё несколько счётов на общую сумму 104 112 долларов. Итого на счёте номер два находится 8 753 316 долларов.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 3-1.
— Очень хорошо, — сказал Харви.
— Хорошо что — теннис или деньги? — уточнил Биррер.
— И то и другое. Теперь, Йорг, о планах. Я предполагаю, что в течение ближайших недель шести мне понадобится около двух миллионов долларов. Хочу купить в Лондоне пару картин. Я уже присмотрел одну работу Клее, но похожу ещё по галереям. Если бы я знал, что авантюра с нашей «Проспекта ойл» окажется такой удачной, обязательно перебил бы у Арманда Хаммера Ван Гога на прошлогоднем аукционе в «Сотби-Парк Бернет». Ещё мне нужны наличные на покупку новых лошадей: вы знаете, в Аскоте состоится аукцион чистокровок. Мой племенной завод несколько уменьшился, а так хочется выиграть скачки на Приз короля Георга и Елизаветы. (Если бы Джеймс услышал, как Харви перевирает название скачек, он бы, наверное, содрогнулся.)[28] Вы же знаете, мой лучший результат до сих пор — третье место, а это не очень хорошо. В этом году я выставил на скачках молодую кобылу Розали, лучшую за многие годы. Если проиграю, то придётся полностью заново создавать завод, но, черт меня побери, в этом году я постараюсь победить.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 4-1.
— Миссис Кинг тоже старается, — заметил Биррер. — Хорошо, я скажу старшему кассиру, что вы собираетесь в ближайшие недели снимать крупные суммы.
— Но мне бы не хотелось, чтобы остаток лежал без движения, поэтому за эти месяцы прикупите ещё золота, а в следующем году продадим его. Если цены начнут падать, я позвоню в Цюрих. Ежедневно, после окончания торгов, пожалуйста, все не предъявленные к платежу ценные бумаги кредитуйте «овернайт» первоклассным банкам.
— Что вы собираетесь со всем этим делать, если ваши сигары не добьют вас раньше?
— Перестаньте, Йорг. Вы прямо как мой доктор. Я уже сто раз говорил вам, что в будущем году ухожу в отставку, бросаю все, finito.
— Не могу себе представить, чтобы Харви Меткаф добровольно бросил крысиные бега. Я просто не берусь подсчитать, сколько вы сейчас стоите.
— Я тоже, Иорг, — рассмеялся Харви. — По этому поводу Аристотель Онассис[29] однажды сказал: «Если вы можете сосчитать свои деньги, считайте, что их у вас нет».
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 5-1.
— А как Розали? У нас все ещё лежит ваше распоряжение, что, если с вами что случится, все счета перевести на неё в Бостон.
— С ней все в порядке. Сегодня утром позвонила мне и сказала, что работы у неё выше крыши и на Уимблдон она со мной не пойдёт. Скорее всего она кончит тем, что выйдет замуж за богатого американца, и эти счета ей просто не понадобятся. К ней уже многие сватались. Только кто их разберёт, любят ли они её или мои деньги. Мы с ней крупно поссорились пару лет назад, и, боюсь, она до сих пор не простила меня.
— Гейм, сет и матч выиграла миссис Кинг — 6-1, 6-1.
Харви, Йорг, Джеймс и Энн вместе со всеми зрителями аплодировали, пока спортсменки покидали корт. Проходя перед королевской ложей, они сделали книксен президенту Всеанглийского теннисного клуба его королевскому высочеству герцогу Кентскому. Харви и Йорг Биррер остались посмотреть матч следующей пары, а затем вместе вернулись в «Клэриджис» пообедать.
Джеймс и Энн остались довольны тем, как провели день на Уимблдоне, и, благополучно проводив Харви и его «континентального» друга до отеля, вернулись домой к Джеймсу.
— Стивен, я вернулся. Меткаф устроен на ночь. На вахте с полдевятого утра.
— Молодец, Джеймс. Может, он завтра клюнет.
Услышав шум льющейся воды, Джеймс прошёл на кухню. Энн, с руками по локоть в пене, оттирала железной мочалкой глубокую сковороду. Она повернулась и помахала мочалкой у него перед носом:
— Дорогой, я ничего не хочу сказать плохого о твоей приходящей прислуге, но это единственная в моей жизни кухня, где нужно мыть посуду перед тем, как приготовить обед.
— Знаю. Она всегда подметает пол только там, где чисто. С каждым приходом она делает все меньше и меньше работы. — Джеймс сел к кухонному столу и залюбовался стройной фигуркой Энн. — Потрёшь мне спину, если я перед обедом приму ванну?
— Да, железной мочалкой.
Воды было много, и она была приятно горячая. Джеймс, наслаждаясь, лежал в ванне, позволяя Энн мыть себя. Когда, наконец, он вылез из ванны, вода струйками сбегала с него прямо на пол.
— Дорогая, а тебе не кажется, что для банщицы ты чересчур одета, — заметил он. — Почему бы нам не исправить этот промах?
Пока Джеймс вытирался, Энн успела снять с себя всю одежду. Когда он вошёл в спальню, она уже лежала на кровати, свернувшись калачиком под одеялом.
— Холодно, — пожаловалась она.
— Не беспокойтесь, мисс, — ответил он, — сейчас в ваше распоряжение будет предоставлена двухметровая горячая грелка.
Она заключила его в свои объятия:
— Врунишка, ты же замёрзший.
— Зато ты восхитительна! — сказал он, пытаясь обнять её всю сразу.
— Как поживает твой план?
— Пока не знаю. Поговорим о нём минут через двадцать.
За следующие полчаса Энн не произнесла ни слова. Затем она наконец сказала:
— Ну все, хватит, вылезай. Печёный сыр уже, должно быть, приготовился, и в любом случае надо перестелить постель.
— Глупышка, оставь постель в покое.
— Не оставлю. Сегодня ночью я совсем не выспалась. Ты стянул все одеяла на себя, а мне, замерзая от холода, оставалось только любоваться, как ты дрыхнешь, свернувшись, словно самодовольный кот. Заниматься с тобой любовыо — совсем не то, что обещал Гарольд Роббинс.
— Женщина, когда кончишь болтать, поставь будильник на семь часов.
— На семь? Но ты должен быть у «Клэриджис» в полдевятого.
— Знаю, но хотелось ещё поработать над яичницей.
— Джеймс, тебе уже давно пора забыть свой студенческий юмор.
— Я всегда считал эту шутку довольно смешной.
— Несомненно, дорогой. Но почему бы тебе не одеться, пока обед не превратился в угольки?
Джеймс подъехал к «Клэриджис» в 8.29. Какими бы ни были его собственные недостатки, он твёрдо настроился не подвести других. Он включил «уоки-токи», проверяя, находится ли Стивен на Беркли-сквер, а Робин — на Бонд-стрит.
— Доброе утро, — сказал Стивен, — ночь прошла хорошо?
— Лучше не придумаешь, — ответил Джеймс.
— Я так понимаю, хорошо спалось? — снова спросил Стивен.
— Глаз не сомкнул.
— Хватит нас дразнить, — сказал Робин, — и сосредоточься на Харви Меткафе.
Джеймс остановился у входа в меховой магазин «Слейтерс», наблюдая, как расходятся по домам дворники и первые клерки спешат на работу.
Харви Меткаф закончил завтракать и отложил газету. Вчера он уже лёг спать, когда из Бостона позвонила жена, за завтраком позвонила дочь. Наступающий день начинался хорошо. Харви решил сегодня ещё поискать импрессионистов — в других галереях на Корк-стрит и Бонд-стрит. Возможно, ему смогут помочь в «Сотбис».
— Понял, — ответил Робин.
Харви обогнул Беркли-сквер и вышел на Пикадилли через Палладианские арки Берлингтон-хаус. С большим неудовольствием он встал в конец весьма разношёрстной очереди, которая черепашьим шагом двигалась мимо Астрономического общества и Общества антикваров. Меткаф не заметил и ещё одного молодого человека, стоявшего у входа в Химическое общество и погруженного в чтение журнала «Химия в Британии». Наконец Харви поднялся по красной дорожке в залы Королевской академии. Купив за пять фунтов сезонный билет — возможно, он захочет прийти сюда ещё три-четыре раза, — Харви провёл остаток утра, разглядывая 1182 картины, ни одна из которых, в соответствии со строгими правилами академии, ещё ни разу не выставлялась нигде в мире. Несмотря на эти правила, комиссии, формирующей выставочный фонд, было из чего выбирать: в её распоряжении имелось более пяти тысяч картин.
Месяцем раньше, в первый день открытия выставки, Харви купил через агента акварель Альфреда Дэниелса «Палата общин» за 350 фунтов и две картины маслом Бернарда Данстэна, изображавших сценки из жизни английской провинции, по 125 фунтов каждая. Харви считал приобретение на Летней выставке выгодным: даже если ему не захочется оставлять себе все картины, они станут великолепными подарками по возвращении в Штаты. Дэниелс напомнил ему Доури, чью картину он купил в академии двадцать лет назад всего за восемьдесят фунтов: как выяснилось впоследствии, он очень проницательно разместил капитал, вложив деньги в это полотно.
Харви специально проверил, есть ли на выставке картины Бернарда Данстэна. Как и предполагалось, их уже раскупили. Данстэн был одним из тех художников, чьи картины всегда распродавались в первые минуты вернисажа. И хотя в день открытия выставки Харви не было в Лондоне, ему не составило труда купить то, что он хотел. Он ставил своего человека в самом начале очереди, и тот, получив каталог, отмечал тех художников, картины которых, по его мнению, Харви мог бы сразу продать в случае ошибки или оставить себе, если они понравятся. Ровно в 10.00, когда открывалась выставка, агент направлялся прямо к столу продаж и приобретал пять или шесть картин из отмеченных в каталоге, ещё до того, как он сам или кто другой, кроме академиков, увидел их. Харви тщательно изучал сделанные агентом приобретения. На этот раз он с удовольствием оставил все картины у себя. Если же в партии находилась хоть одна картина, не подходившая для его коллекции, Харви возвращал её для перепродажи, обещая выкупить её, если не найдётся другой покупатель. За двадцать лет он приобрёл таким способом более сотни картин, вернув всего с десяток, причём они все ушли другим лицам. Харви выработал системы на все случаи жизни.
В час дня, довольный тем, как прошло утро, он ушёл из Королевской академии. Белый «роллс-ройс» ожидал его во дворе.
— На Уимблдон, — распорядился Харви.
— Дерьмо! — сказал Робин в микрофон «уоки-токи».
— Что-что? — не понял Стивен.
— Передаю по буквам: Д. Е. Р. Ь. М. О! Он уехал на Уимблдон, и весь сегодняшний день коту под хвост.
Это означало, что Харви вернётся в отель не раньше семи-восьми часов вечера. Компаньоны разработали график наблюдения за отелем, и Робин, сев в свой «Ровер-3500 V8» у парковочного счётчика на Сент-Джеймс-сквер, отправился на Уимблдон. Джеймс достал по два билета на все дни турнира на места напротив ложи Харви.
Робин появился на теннисных кортах через несколько минут после Харви и занял своё место на трибуне центрального корта, затерявшись в море лиц. В ожидании начала соревнований атмосфера становилась все более напряжённой. С каждым годом популярность Уимблдонского турнира возрастала, и трибуны центрального корта заполнялись до отказа. Принцесса Александра и премьер-министр заняли королевскую ложу, ожидая выхода «гладиаторов». На южном конце корта на небольших щитах уже вспыхнули фамилии Кодеш и Стюарт, а рефери занял своё место на высоком стуле над сеткой в центре корта. Зрители зааплодировали одетым в белое спортсменам, которые вышли на корт, каждый с четырьмя ракетками в руках. На Уимблдоне спортсменам разрешается одеваться только в белый цвет, хотя в последнее время правила немного ослабли, и спортсменкам разрешили цветную отделку на юбках.
Робин с удовольствием наблюдал за матчем между Кодешем и американским теннисистом, который поначалу упорно сопротивлялся чемпиону, но в конце концов проиграл чеху со счётом 6-3, 6-4, 9-7. Робин даже немного расстроился, когда Харви решил в середине захватывающих парных сражений покинуть корт. «Труба зовёт», — сказал себе Робин, пристраиваясь на безопасном расстоянии за белым лимузином. Так они и вернулись в «Клэриджис». Подъехав к отелю, Робин позвонил на квартиру Джеймсу, которую Команда использовала в Лондоне в качестве штаба, и доложил Стивену обстановку.
— Пожалуй, на сегодня хватит, — ответил Стивен, — Завтра попробуем ещё раз. У нашего бедного Жан-Пьера сегодня пульс подскочил до ста пятидесяти. Не стоит напрасные волнения растягивать на несколько дней.
Покинув на следующее утро отель, Харви отправился через Беркли-сквер на Брутон-стрит, а оттуда на Бонд-стрит, остановившись всего в пятидесяти метрах от галереи Жан-Пьера. Но вместо того, чтобы повернуть на запад, он повернул на восток и заскочил в «Агнюс», где у него была назначена встреча с сэром Джеффри Агню, главой семейной фирмы. Меткаф собирался узнать о новостях на рынке произведений импрессионистов. Сэр Джеффри торопился на другую встречу и смог уделить Харви всего несколько минут. Стоящих картин импрессионистов у него тоже не было.
Через несколько минут Харви вышел от Агню, держа в руках маленький утешительный приз — макет статуи Родена, обычную безделушку за 800 фунтов.
— Он выходит, — сообщил Робин, — и движется в нужном направлении.
У Жан-Пьера перехватило дыхание, но Харви снова не дошёл до него: на этот раз он остановился у галереи «Мальборо» — посмотреть последнюю выставку Барбары Хэруорт. На выставке он провёл более часа, наслаждаясь великолепными полотнами художницы, но ничего не купил, решив, что цены просто возмутительные. Десять лет назад он купил две её картины всего за восемьсот фунтов, а теперь галерея запрашивала от семи до десяти тысяч за одну картину. Харви продолжил прогулку по Бонд-стрит.
— Жан-Пьер?
— Слушаю, — послышался в динамике нервный голос.
— Он подошёл к углу Кондуит-стрит и сейчас всего лишь в пятидесяти метрах от твоей галереи.
Жан-Пьер подготовил витрину, убрав из неё акварель Сазерленда «Темза и лодочник».
— Повернул налево, вот гад какой! — произнёс Джеймс, стоявший напротив галереи. — Идёт по правой стороне Брутон-стрит.
Жан-Пьер поставил Сазерленда обратно на мольберт в витрине и поспешил в туалет, бормоча себе под нос:
— Я не могу справиться с двумя видами дерьма одновременно.
Тем временем Харви зашёл в ничем не приметный подъезд на Брутон-стрит и поднялся по лестнице в галерею «Туутс», ставшую известной именно благодаря картинам импрессионистов. Кли, Пикассо, две картины Сальвадора Дали — всё это было не то, что искал Харви. Хотя Кли был и хорош, но не настолько, как тот, что висел в столовой его особняка в Линкольне. Кроме того, он не вписывался ни в один из замыслов Арлин, занимавшейся интерьерами их недвижимости. Управляющий галереей Николас Туут обещал следить за поступлениями и позвонить Харви в «Клэриджис», если появится что-нибудь интересное.
— Он опять вышел на улицу, но, по-моему, идёт обратно в отель.
Джеймс стал мысленно уговаривать Харви повернуть назад и двигаться в сторону Жан-Пьера, но тот неуклонно шёл к Беркли-сквер, только один раз отклонившись от курса — к галерее О'Хейна. Альберт, старший швейцар «Клэриджис», сказал ему, что там в витрине был выставлен Ренуар, — так оно и было на самом деле. Но полотно оказалось недоконченным. То ли Ренуар написал его просто так, чтобы потренироваться, то ли оно так не понравилось ему, что он не стал заканчивать работу. Харви захотелось узнать цену, и он вошёл в магазин.
— Тридцать тысяч фунтов, — ответил продавец на его вопрос, словно разговор шёл о десяти фунтах и покупка этой картины во всех отношениях была выгодной.
Харви даже присвистнул. Его всегда удивляло, как второсортная картина известного мастера может стоить тридцать тысяч, а великолепная работа художника без громкого имени принесёт тому всего несколько сотен долларов. Поблагодарив продавца за беспокойство, Харви вышел из галереи.
— Приятно, что вы не забываете о нас, мистер Меткаф, — донеслось ему в спину.
Харви всегда льстило, когда люди помнили его фамилию. Но, черт побери, они обязаны помнить, что в прошлом году он купил у них Моне за 62 000 фунтов.
— Он определённо возвращается в отель, — сообщил Джеймс.
Харви зашёл в «Клэриджис» всего на несколько минут, чтобы взять их знаменитую, специально приготовленную корзину сандвичей с икрой, говядиной, ветчиной, сыром и шоколадным тортом для более позднего ленча на Уимблдоне.
По графику теперь настала очередь Джеймса наблюдать на турнире за Меткафом, и он решил взять с собой Энн. Почему бы и нет? Ведь она знала всю правду.
Сегодня был женский день, и очередь Билли Джин Кинг, бойкой американской чемпионки, выйти на корт. Её противницей была американка Кэти Мей, которая выглядела так, будто догадывалась, что её ждут тяжёлые времена. Аплодисменты, которыми встретили Билли Джин, были слабоваты для её возможностей, но по непонятной причине она так никогда и не стала фавориткой Уимблдона. Харви сопровождал гость, которого едва можно было принять за уроженца Средней Европы.
— И где ваша жертва? — поинтересовалась Энн.
— Почти прямо напротив — разговаривает с мужчиной в светло-сером костюме. Его собеседник похож на чиновника ЕЭС.
— Вот тот толстый коротышка? — спросила Энн.
— Именно, — ответил Джеймс. Замечание, высказанное Энн, заглушил крик рефери «Игра!» и внимание зрителей сосредоточилось на Билли Джин. Было ровно два часа дня.
— Спасибо, Харви, что пригласили меня на Уимблдон, — сказал Йорг Биррер. — Сейчас столько работы, что позволить себе такой отдых я просто не могу. Рынок нельзя оставлять без присмотра больше чем на несколько часов: где-нибудь обязательно разразится скандал.
— Если вас так волнуют скандалы, не пора ли подумать об отставке? — заметил Харви.
— А кто займёт моё место? Я уже десять лет председатель этого банка, и найти достойного преемника совсем не просто.
— Первый гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 1-0.
— Послушайте, Харви, мы с вами давно сотрудничаем, и, зная ваш характер, думаю, вы пригласили меня сюда не просто ради удовольствия.
— Как вы обо мне дурно думаете, Йорг.
— Иногда приходится. Работа такая,
— Ладно. Я хотел узнать, в каком состоянии находятся три моих счета, а вы узнаете о моих планах на ближайшие месяцы.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 2-0.
— Официальный счёт номер один составляет несколько тысяч долларов в приходной части. Номерной товарный счёт, — Биррер задержался, чтобы раскрутить маленькую бумажку с напечатанным на ней аккуратным столбцом цифр, — в минусе на 3 726 000 долларов, но на нём размещены 37 000 унций золота по нынешней рыночной цене 135 долларов за унцию.
— И что вы мне посоветуете?
— Продолжайте в том же духе. Я так считаю, что ваш президент или объявит о новом золотом стандарте, или разрешит вашим соотечественникам покупать золото на открытом рынке не раньше начала следующего года.
— Я тоже так считаю; и всё-таки, думаю, начнём продавать его за несколько недель до того, когда на рынок хлынут массы. На этот счёт у меня своя теория.
— Пожалуй, Харви, вы, как всегда, правы.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 3-0.
— Сколько возьмёте с меня за овердрафт?
— Полтора процента сверх межбанковской процентной ставки, которая сейчас составляет 13,25 процента. Следовательно, мой банк получит с вас 14,75 процента. Это учитывая, что цена на золото за год подскочит почти на 70 процентов. Конечно, цена не будет расти вечно, но пара месяцев в запасе у нас пока есть.
— Отлично, — подвёл итог Харви, — подождём до первого ноября, а там сверим нашу информацию. Как всегда, кодированным телексом. Не представляю, что бы мир делал без швейцарцев.
— Будьте осторожны, Харви. Знаете, у нас в полиции специалистов по мошенничеству гораздо больше, чем по убийствам.
— Занимайтесь своими делами, Йорг, а уж о своих я позабочусь сам. И если вдруг настанет день, когда я стану нервничать из-за нескольких чиновников из Цюриха, получающих нищенскую зарплату, я дам вам знать. А теперь давайте перекусим и будем наслаждаться игрой. О третьем счёте поговорим в другой раз.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 4-0.
— Похоже, они говорят о делах, — заметила Энн. — Не заметно, чтобы они вообще следили за игрой.
— Наверное, Харви пытается купить Уимблдон по себестоимости, — пошутил Джеймс — Беда в том, что я наблюдаю за нашим подопечным уже несколько дней и даже в какой-то мере начал уважать его. Это самый организованный человек, с каким я когда-либо встречался в жизни. Если он такой во время отдыха, то какой же он во время работы, черт побери?
— Не представляю, — ответила Энн.
— Гейм выиграла мисс Мей. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 4-1.
— Неудивительно, что он такой толстый. Посмотри, как он заглатывает торт. — Джеймс поднял свой цейссовский бинокль. — Кстати, дорогая, а ты что-нибудь захватила для нас?
Эни достала из корзинки листья салата и французские хлебцы для Джеймса, а сама стала жевать стебелёк сельдерея.
— Похоже, я немножко поправилась, — пояснила она. — На следующей неделе мне предстоит демонстрировать зимнюю коллекцию. А вдруг не влезу? — Энн коснулась коленки Джеймса и улыбнулась. — Наверное, эти килограммы от счастья.
— Эй, не надо чувствовать себя такой уж счастливой. Я предпочитаю, чтобы ты осталась стройненькой.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт в первом сете со счётом 5-1.
— Эта победа будет лёгкой, — сказал Джеймс. — На открытии так часто бывает. Люди приходят только для того, чтобы посмотреть, в хорошей ли форме чемпион, и, по-моему, Кинг будет трудно победить в этом году: похоже, она стремится повторить рекорд Хелен Муди на восьми Уимблдонских турнирах.
— Гейм и первый сет выиграла миссис Кинг со счётом 6-1. Миссис Кинг ведёт сет 1-0. Пожалуйста, новые мячи. Подаёт мисс Мей.
— Мы будем наблюдать за ним весь день? — спросила Энн.
— Нет, мы должны убедиться, что он вернулся в отель и не собирается ни с того ни с сего менять свои планы. Если мы упустим шанс и он пройдёт мимо галереи Жан-Пьера, то другой возможности у нас может и не быть.
— А что, если он действительно изменит свои планы?
— Бог его знает, или, вернее, Стивен знает — он у нас самый головастый.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 1-0.
— Бедняжка мисс Мей! Джеймс, по-моему, ей везёт так же, как и тебе. А как продвигается операция Жан-Пьера?
— Никак. Меткаф так и не появился у галереи. Сегодня он был в тридцати метрах от витрины, но развернулся и пошёл в обратном направлении. У бедного Жан-Пьера чуть не случился сердечный приступ. Но мы очень надеемся на завтра. Кажется, он уже осмотрел все галереи на Пикадилли и в дальней части Бонд-стрит, а он человек обстоятельный. Рано или поздно он просто обязан и на нашу территорию зайти.
— Вам каждому надо было застраховаться на миллион долларов, назначив остальных троих своими бенефициарами[27], — пошутила Энн, — и тогда, если кто-либо умрёт от сердечного приступа, остальные получат все свои денежки обратно.
— Это совсем не смешно, Энн. Знаешь, как действует на нервы, когда всё время болтаешься рядом с ним и ждёшь, что он в любую минуту возьмёт и выкинет какую-нибудь штуку.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 2-0 и выиграла первый сет.
— А как поживает твой собственный план?
— Тоже никак. Бесполезно. А теперь, когда мы начали другие операции, у меня вообще нет времени думать о свеем плане.
— А давай я его соблазню.
— Идея неплохая, но тебе придётся придумать что-нибудь совершенно особенное, чтобы вытянуть из него сто тысяч фунтов. Ему достаточно свистнуть у «Хилтона» или на «Шефферд маркет», и он получит то же самое за тридцать фунтов. Понимаешь, одной из особенностей этого господина, как выяснилось в процессе, является то, что за свои деньги он старается получить нечто особенное. А за тридцать фунтов за ночь тебе придётся работать лет пятнадцать, чтобы вернуть мою долю. К тому же, уверен, мои компаньоны не согласятся столько ждать. Вообще-то, по-моему, они не согласны ждать и две недели.
— Ничего, мы что-нибудь придумаем, — заверила его Энн.
— Гейм выиграла мисс Мей. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 2-1 и выиграла первый сет.
— Так-так. Все ж таки мисс Мей удалось выиграть ещё один гейм. Великолепный ленч, Харви.
— Скажите спасибо «Клэриджис». Много лучше, чем сидеть в битком набитом ресторане, да и теннис там смотреть нельзя.
— Билли Джин делает из бедной девушки отбивную.
— Я так и предполагал, — ответил Харви. — Давайте-ка, Йорг, поговорим о моём счёте номер два.
Йорг опять извлёк на свет в несколько раз сложенный листок бумаги со столбцами цифр. Это и была та самая обстоятельность швейцарцев, такая привлекательная для половины мира: им вверяли свои деньги и главы государств, и арабские шейхи. В свою очередь, швейцарцы сохранили одну из самых устойчивых финансовых систем в мире. А если система функционирует хорошо, зачем изобретать что-то новое? Биррер несколько секунд смотрел на цифры.
— Первого апреля — только вы, Харви, могли выбрать этот день — на счёт номер два переведены 7 486 000 долларов, где до этого уже лежали 2 791 428 долларов. Второго апреля вы распорядились перевести один миллион долларов в банк Минас-Жерайс на имена Силвермен и Эллиот. Затем мы заплатили 420 000 долларов компании «Ридинг и Бейтс» за аренду платформы и оплатили ещё несколько счётов на общую сумму 104 112 долларов. Итого на счёте номер два находится 8 753 316 долларов.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 3-1.
— Очень хорошо, — сказал Харви.
— Хорошо что — теннис или деньги? — уточнил Биррер.
— И то и другое. Теперь, Йорг, о планах. Я предполагаю, что в течение ближайших недель шести мне понадобится около двух миллионов долларов. Хочу купить в Лондоне пару картин. Я уже присмотрел одну работу Клее, но похожу ещё по галереям. Если бы я знал, что авантюра с нашей «Проспекта ойл» окажется такой удачной, обязательно перебил бы у Арманда Хаммера Ван Гога на прошлогоднем аукционе в «Сотби-Парк Бернет». Ещё мне нужны наличные на покупку новых лошадей: вы знаете, в Аскоте состоится аукцион чистокровок. Мой племенной завод несколько уменьшился, а так хочется выиграть скачки на Приз короля Георга и Елизаветы. (Если бы Джеймс услышал, как Харви перевирает название скачек, он бы, наверное, содрогнулся.)[28] Вы же знаете, мой лучший результат до сих пор — третье место, а это не очень хорошо. В этом году я выставил на скачках молодую кобылу Розали, лучшую за многие годы. Если проиграю, то придётся полностью заново создавать завод, но, черт меня побери, в этом году я постараюсь победить.
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 4-1.
— Миссис Кинг тоже старается, — заметил Биррер. — Хорошо, я скажу старшему кассиру, что вы собираетесь в ближайшие недели снимать крупные суммы.
— Но мне бы не хотелось, чтобы остаток лежал без движения, поэтому за эти месяцы прикупите ещё золота, а в следующем году продадим его. Если цены начнут падать, я позвоню в Цюрих. Ежедневно, после окончания торгов, пожалуйста, все не предъявленные к платежу ценные бумаги кредитуйте «овернайт» первоклассным банкам.
— Что вы собираетесь со всем этим делать, если ваши сигары не добьют вас раньше?
— Перестаньте, Йорг. Вы прямо как мой доктор. Я уже сто раз говорил вам, что в будущем году ухожу в отставку, бросаю все, finito.
— Не могу себе представить, чтобы Харви Меткаф добровольно бросил крысиные бега. Я просто не берусь подсчитать, сколько вы сейчас стоите.
— Я тоже, Иорг, — рассмеялся Харви. — По этому поводу Аристотель Онассис[29] однажды сказал: «Если вы можете сосчитать свои деньги, считайте, что их у вас нет».
— Гейм выиграла миссис Кинг. Миссис Кинг ведёт во втором сете со счётом 5-1.
— А как Розали? У нас все ещё лежит ваше распоряжение, что, если с вами что случится, все счета перевести на неё в Бостон.
— С ней все в порядке. Сегодня утром позвонила мне и сказала, что работы у неё выше крыши и на Уимблдон она со мной не пойдёт. Скорее всего она кончит тем, что выйдет замуж за богатого американца, и эти счета ей просто не понадобятся. К ней уже многие сватались. Только кто их разберёт, любят ли они её или мои деньги. Мы с ней крупно поссорились пару лет назад, и, боюсь, она до сих пор не простила меня.
— Гейм, сет и матч выиграла миссис Кинг — 6-1, 6-1.
Харви, Йорг, Джеймс и Энн вместе со всеми зрителями аплодировали, пока спортсменки покидали корт. Проходя перед королевской ложей, они сделали книксен президенту Всеанглийского теннисного клуба его королевскому высочеству герцогу Кентскому. Харви и Йорг Биррер остались посмотреть матч следующей пары, а затем вместе вернулись в «Клэриджис» пообедать.
Джеймс и Энн остались довольны тем, как провели день на Уимблдоне, и, благополучно проводив Харви и его «континентального» друга до отеля, вернулись домой к Джеймсу.
— Стивен, я вернулся. Меткаф устроен на ночь. На вахте с полдевятого утра.
— Молодец, Джеймс. Может, он завтра клюнет.
Услышав шум льющейся воды, Джеймс прошёл на кухню. Энн, с руками по локоть в пене, оттирала железной мочалкой глубокую сковороду. Она повернулась и помахала мочалкой у него перед носом:
— Дорогой, я ничего не хочу сказать плохого о твоей приходящей прислуге, но это единственная в моей жизни кухня, где нужно мыть посуду перед тем, как приготовить обед.
— Знаю. Она всегда подметает пол только там, где чисто. С каждым приходом она делает все меньше и меньше работы. — Джеймс сел к кухонному столу и залюбовался стройной фигуркой Энн. — Потрёшь мне спину, если я перед обедом приму ванну?
— Да, железной мочалкой.
Воды было много, и она была приятно горячая. Джеймс, наслаждаясь, лежал в ванне, позволяя Энн мыть себя. Когда, наконец, он вылез из ванны, вода струйками сбегала с него прямо на пол.
— Дорогая, а тебе не кажется, что для банщицы ты чересчур одета, — заметил он. — Почему бы нам не исправить этот промах?
Пока Джеймс вытирался, Энн успела снять с себя всю одежду. Когда он вошёл в спальню, она уже лежала на кровати, свернувшись калачиком под одеялом.
— Холодно, — пожаловалась она.
— Не беспокойтесь, мисс, — ответил он, — сейчас в ваше распоряжение будет предоставлена двухметровая горячая грелка.
Она заключила его в свои объятия:
— Врунишка, ты же замёрзший.
— Зато ты восхитительна! — сказал он, пытаясь обнять её всю сразу.
— Как поживает твой план?
— Пока не знаю. Поговорим о нём минут через двадцать.
За следующие полчаса Энн не произнесла ни слова. Затем она наконец сказала:
— Ну все, хватит, вылезай. Печёный сыр уже, должно быть, приготовился, и в любом случае надо перестелить постель.
— Глупышка, оставь постель в покое.
— Не оставлю. Сегодня ночью я совсем не выспалась. Ты стянул все одеяла на себя, а мне, замерзая от холода, оставалось только любоваться, как ты дрыхнешь, свернувшись, словно самодовольный кот. Заниматься с тобой любовыо — совсем не то, что обещал Гарольд Роббинс.
— Женщина, когда кончишь болтать, поставь будильник на семь часов.
— На семь? Но ты должен быть у «Клэриджис» в полдевятого.
— Знаю, но хотелось ещё поработать над яичницей.
— Джеймс, тебе уже давно пора забыть свой студенческий юмор.
— Я всегда считал эту шутку довольно смешной.
— Несомненно, дорогой. Но почему бы тебе не одеться, пока обед не превратился в угольки?
Джеймс подъехал к «Клэриджис» в 8.29. Какими бы ни были его собственные недостатки, он твёрдо настроился не подвести других. Он включил «уоки-токи», проверяя, находится ли Стивен на Беркли-сквер, а Робин — на Бонд-стрит.
— Доброе утро, — сказал Стивен, — ночь прошла хорошо?
— Лучше не придумаешь, — ответил Джеймс.
— Я так понимаю, хорошо спалось? — снова спросил Стивен.
— Глаз не сомкнул.
— Хватит нас дразнить, — сказал Робин, — и сосредоточься на Харви Меткафе.
Джеймс остановился у входа в меховой магазин «Слейтерс», наблюдая, как расходятся по домам дворники и первые клерки спешат на работу.
Харви Меткаф закончил завтракать и отложил газету. Вчера он уже лёг спать, когда из Бостона позвонила жена, за завтраком позвонила дочь. Наступающий день начинался хорошо. Харви решил сегодня ещё поискать импрессионистов — в других галереях на Корк-стрит и Бонд-стрит. Возможно, ему смогут помочь в «Сотбис».