в следующий вторник у себя на квартире я устраиваю небольшой обед для нескольких тщательно отобранных людей.
   Буду весьма рад, если вы сможете пожертвовать своим временем и присоединиться к нам.
   Полагаю, что вы останетесь довольны этим визитом.
   С уважением Стивен Брэдли.
   Р.S. К сожалению, Дэвид Кеслер не сможет присоединиться к нам.
   Форма одежды вечерняя. От 19.30 до 20.00.
   Стивен вставил чистый лист бумаги в свою старенькую пишущую машинку, детище компании «Ремингтон», и написал точно такие же письма Жан-Пьеру Ламанну и лорду Бригсли. Немного подумав, он поднял трубку внутреннего телефона.
   — Гарри, — обратился он к главному привратнику, — если будут звонить и спрашивать, есть ли в колледже некий Стивен Брэдли, отвечайте, пожалуйста: «Да, сэр, новый аспирант-математик из Гарварда, уже известный своими зваными обедами». Можно так сделать?
   — Да, сэр, — ответил главный привратник Гарри Вудли. Он никогда не понимал американцев, в том числе и доктора Брэдли.
   Как Стивен и предполагал, все трое приглашённых позвонили и справились о нём. В подобных обстоятельствах он и сам поступил бы точно так же. Гарри хорошо запомнил своё задание и старательно повторял ответ, хотя звонившие все равно оставались немного озадаченными.
   — Как же, известен! Не больше, чем я! — ворчал себе под нос Гарри.
   На следующей неделе Стивен получил согласие от всех троих. Последнее пришло от Джеймса Бригсли. В верхней части листа с гербом был написан девиз: Ex nihilo omnia[19].
   Переговорив с дворецким профессорской гостиной и шеф-поваром колледжа, Стивен составил меню обеда, способного развязать язык даже самого молчаливого человека:
   Морской гребешок на раковине «Пуйи Фуиссе» 1969.
   Запечённое седло барашка «Фе Сен-Жан» 1970.
   Артишоки с грибами в горшочке.
   Жареный картофель-фри.
   Малиновый пирог «Барсек Ш. д'Иквем» 1927.
   Камамбер в нарезке «Порт Тейлор» 1947.
   Кофе.
   Всё было готово, оставалось только ждать назначенного часа.
   В назначенный день ровно в 19.30 прибыл Жан-Пьер. Его элегантный смокинг и огромный галстук-бабочка произвели на Стивена, носившего обычный скромный галстук на резинке, впечатление, но в то же время вызвали и недоумение, как такой, явно неглупый, человек мог пасть жертвой компании «Проспекта ойл».
   От волнения Стивен разразился занудным монологом о роли равнобедренного треугольника в современном искусстве, на что Жан-Пьер только поглаживал усы. В нормальном состоянии Стивен не выбрал бы равнобедренный треугольник темой для светского разговора, и от неизбежных более прямых вопросов собеседника его спасло появление доктора Робина Оукли. За последний месяц Робин похудел на несколько фунтов, но Стивен сразу же понял, почему практика доктора Оукли на Харлей-стрит процветала. Его внешний вид, говоря словами X.X.Монро, позволял женщинам прощать ему другие маленькие недостатки. Робин же, в свою очередь рассматривая смущённого хозяина дома, никак не мог припомнить, знакомы ли они. В конце концов он решил не мучиться этим вопросом, надеясь, что причина его приглашения выяснится во время обеда. Постскриптум с именем Дэвида Кеслера немного беспокоил его.
   Стивен представил Робина Жан-Пьеру и оставил их вести светскую беседу, а сам отправился проверить готовность стола. Тут дверь снова распахнулась, и с несколько большим, чем раньше, почтением привратник объявил о прибытии лорда Бригсли. Стивен подошёл к вновь прибывшему гостю и вдруг понял, что не знает, поклониться ему или пожать руку. Со своей стороны, Джеймс, нисколько не смущаясь тем, что все присутствующие ему незнакомы, непринуждённо присоединился к беседе Робина и Жан-Пьера. Его свободная манера держаться в обществе поразила даже Стивена, хотя он не мог не вспомнить оценки лорда Бригсли, когда тот был студентом Крайстчерч, и свои сомнения, действительно ли этот благородный лорд окажется ценной находкой для претворения его замысла.
   Кулинарные способности шеф-повара возымели на гостей, как и предполагалось, магическое воздействие: никто не осмелился спросить хозяина о причине непонятного обеда, когда на столе благоухал чесночным соусом нежнейший барашек под изысканное вино, а воздушный малиновый пирог так и просился в рот.
   Наконец, когда прислуга убрала со стола и обедавшие во второй раз наполнили бокалы, Робин не выдержал:
   — Если мой вопрос не покажется вам бестактным, доктор Брэдли…
   — Пожалуйста, зовите меня Стивен.
   — Хорошо, Стивен, я хотел бы узнать причину нашего маленького собрания.
   Три пары глаз устремили взгляды на хозяина дома, требуя незамедлительного ответа на тот же самый вопрос.
   Поднявшись со своего места, Стивен оглядел гостей и, прежде чем заговорить, дважды обошёл вокруг стола. Он начал рассказ с событий, которые произошли за несколько последних недель. Он поведал собравшимся о своей встрече в этой самой комнате с Дэвидом Кеслером, о покупке акций компании «Проспекта ойл», за которой вскоре последовал визит полицейских из отдела по борьбе с мошенничеством, и о том, что он узнал от них о Харви Меткафе. Свою тщательно продуманную речь Стивен закончил словами:
   — Джентльмены, правда заключается в том, что мы, все четверо, влипли в одну и ту же грязную историю.
   Не успел Стивен договорить, как Жан-Пьер заявил:
   — Увольте меня от этого. Я скромный торговец картинами, а не биржевой спекулянт и не мог наделать таких глупостей.
   Робин Оукли тоже вскочил, не дав Стивену возможности ответить:
   — Я никогда не слышал ничего более нелепого. Вы, наверное, обратились не к тому человеку. У меня врачебная практика на Харлей-стрит, и я ничего не понимаю в нефти.
   Теперь Стивен понял, почему полицейские так благодарили его за помощь. Тут все присутствующие посмотрели на лорда Бригсли. Он поднял голову и негромко произнёс:
   — Вы абсолютно правы по всем пунктам, доктор Брэдли, и я попал в большую беду, чем любой из вас. Чтобы купить акции, я занял 150 000 фунтов, заложив своё небольшое имение в Хэмпшире, и полагаю, что скоро банк потребует вернуть долг. Когда мой добрый старый папа, пятый граф, узнает, что я натворил, я не получу ни гроша, пока не стану шестым графом.
   — Спасибо, — искренне поблагодарил его Стивен. Сев в кресло, он повернулся к Робину и вопросительно поднял брови.
   — Ладно, ваша взяла, — признался Робин. — Вы правы. Я тоже попался. Дэвид Кеслер пришёл ко мне на приём, и, в общем, так получилось, что я тоже опрометчиво вложил сто тысяч фунтов в эту «Проспекта ойл» под залог моих акций. Сам не понимаю, почему так сделал. Теперь эти акции стоят 50 пенсов. Значит, и я здорово прогорел. Пора платить, и в банке уже начинают потихоньку ворчать. К тому же мне много ещё выплачивать по закладной за мой загородный дом в Беркшире и у меня высокая плата за аренду приёмного кабинета на Харлей-стрит, да и жена тоже себе ни в чём не отказывает, и оба сына учатся в лучшей частной школе в Англии. Две недели назад меня посетил инспектор Смит, и с тех пор я лишился сна. — Робин поднял голову. Его лицо было бледным, а лощёный, самоуверенный вид врача с Харлей-стрит испарился.
   Все медленно повернулись и пристально посмотрели на Жан-Пьера.
   — Ладно, ладно, — признался он. — И я тоже. Эта дрянь приключилась со мной, когда я был в Париже. И теперь я прочно застрял с этими совершенно бесполезными акциями. Я заплатил за них восемьдесят тысяч фунтов, заложив картины моей галереи. Но, что хуже всего, я посоветовал кое-кому из моих друзей тоже вложить деньги в эту проклятую компанию.
   В комнате повисла тишина. Первым снова заговорил Жан-Пьер.
   — А что вы предлагаете, профессор? — саркастически спросил он. — Ежегодно устраивать обед, чтобы напоминать себе, какими дураками мы оказались?
   — Нет, это не совсем то, что я хочу предложить вам, джентльмены. — Стивен немного помолчал, прекрасно понимая, что его слова могут вызвать ещё большее волнение. Он снова встал и тихо, но решительно произнёс: — Наши деньги украл очень умный человек. Он доказал своё мастерство в финансовых афёрах. Никто из здесь присутствующих не является специалистом в денежных делах, но мы все — профессионалы, каждый в своей области. Поэтому, джентльмены, я предлагаю украсть наши деньги обратно. НИ ПЕНСОМ БОЛЬШЕ, НИ ПЕНСОМ МЕНЬШЕ.
   Через несколько секунд мёртвая тишина взорвалась.
   — Может, просто пойти и отобрать у него? — предложил Робин.
   — Похитить его, что ли, — задумчиво произнёс Джеймс.
   — Давайте просто убьём его и получим за него страховку, — высказал своё предложение Жан-Пьер.
   Стивен подождал, пока все выговорятся, и раздал им папки с надписью «Харви Меткаф» и именем каждого из них внизу: Робин получил зелёную, Джеймс — синюю, а Жан-Пьер — жёлтую. Главную, красную, папку Стивен оставил себе. Досье произвело впечатление на всех. Стало очевидно, что, пока они заламывали руки в бесполезном отчаянии, Стивен Брэдли проделал основательную работу.
   — Пожалуйста, внимательно прочтите досье, — продолжил Стивен. — В нём содержатся все известные о Харви Меткафе факты. Каждый из вас возьмёт папку с собой и тщательно изучит всю информацию, а затем мы соберёмся снова, но каждый должен прийти с самостоятельно составленным планом, как нам извлечь у Харви Меткафа один миллион долларов так, чтобы он даже ничего не заподозрил. В своей операции разрешается задействовать трех остальных участников. Следующий раз встречаемся в этой комнате через две недели и смотрим, кто что придумал. Каждый член Команды вносит в общий фонд десять тысяч долларов на накладные расходы. Я, как математик, буду вести текущий счёт. Все затраты в ходе возвращения наших денег будут прибавляться к счёту, выставленному нами Харви Меткафу, начиная со стоимости вашей сегодняшней поездки сюда и обратно и нашего обеда.
   Жан-Пьер и Робин опять попробовали протестовать, но Джеймс остановил спор:
   — Я полностью согласен. Что мы теряем? Поодиночке у нас нет никаких шансов на успех, вместе мы можем прищучить мерзавца.
   Взглянув друг на друга, Робин и Жан-Пьер пожали плечами и согласно кивнули.
   Затем четвёрка уселась подробно обсудить сведения, добытые Стивеном за последние несколько дней. Гости покинули колледж за полночь, предварительно каждый пообещал, что через четырнадцать дней представит на рассмотрение свой план. Никто не знал, чем все это закончится, но от сознания, что он уже больше не одинок, всем стало легче.
   Стивен с удовлетворением отметил, что первая часть его плана — создание Команды против Харви Меткафа — прошла наилучшим образом. Оставалось только надеяться, что теперь его партнёры выполнят свою часть работы. Он сел в кресло и стал думать, глядя в потолок.

6

   Робин сел в свой автомобиль, оставленный на Хай-стрит, не в первый раз поблагодарив табличку на лобовом стекле «Доктор на вызове», которая давала ему дополнительную свободу при парковке, и поехал к себе в загородный дом в Беркшире. Без сомнения, Стивен Брэдли был неординарным человеком, и Робин решительно настроился на то, чтобы придумать такое, что убедит всех: он до конца выполнил свою часть договора.
   Робин позволил себе ещё немного насладиться радостной перспективой вернуть деньги, которые он так неразумно доверил компании «Проспекта ойл» и Харви Меткафу. Попытаться стоило: в конце концов, в любом случае ему грозило исключение из регистра Общего медицинского совета — как за попытку ограбления, так и за банкротство. Он немного опустил стекло, чтобы выветрились остатки великолепного кларета и можно было трезво обдумать принятое ими решение.
   Дорога от Оксфорда до дома прошла незаметно. Харви Меткаф так занял мысли Робина, что когда он приехал домой, то не мог вспомнить значительные отрезки своего пути. Кроме природного обаяния, Робин мог предложить только один талант. Он надеялся, что не ошибается, считая этот талант своей силой и слабостью Меткафа. Он принялся читать вслух строчки на шестнадцатой странице досье Стивена: «Одним из повторяющихся расстройств Харви Меткафа является…»
   — Как все прошло, дорогой?
   Голос жены сразу вернул Робина к действительности, и он тут же запер зелёное досье в кейс.
   — Ты всё ещё не спишь, Мэри?
   — Раз разговариваю, значит, не сплю, милый.
   Робин лихорадочно соображал: у него не хватило духа рассказать жене о своём дурацком капиталовложении, но он уже успел проговориться ей об обеде в Оксфорде, хотя тогда он ещё не знал, что приглашение связано с компанией «Проспекта ойл».
   — Никак было не отвертеться, дорогая. Одного моего однокашника по Кембриджу назначили преподавателем в Оксфорд. Вот он и решил отметить это событие в кругу старых друзей. Мы неплохо провели вечер. Джим и Фред — мы все вместе учились в колледже — тоже приехали, но ты, наверное, их не помнишь.
   «Слабовато», — подумал Робин, но ничего лучше во втором часу ночи в голову не приходило.
   — А ты уверен, что провёл время не с красоткой? — поинтересовалась Мэри.
   — Боюсь, Джима и Фреда красивыми не назовут даже их любящие жены.
   — Робин, пожалуйста, потише — разбудишь детей.
   — Недельки через две снова собираюсь поехать к нему, надо будет…
   — Ложись спать, расскажешь за завтраком.
   Робин с облегчением подумал, что ему удалось соскочить с крючка, по крайней мере до утра. Забравшись под одеяло, он устроился рядом с благоухающей, одетой в шёлковую ночную рубашку женой и с тайной надеждой пробежался пальцами по её позвоночнику — сверху до самого копчика.
   — Слишком тебе хорошо будет посреди-то ночи, — сонно пробормотала жена. И они оба заснули.
 
   Жан-Пьер забронировал номер в отеле «Ист-гейт» на Хай-стрит. На следующий день открывалась студенческая выставка в картинной галерее колледжа Крайстчерч. Жан-Пьер всегда старался выискивать молодые таланты и заключать контракты для своей галереи. Благодаря галерее Мальборо, которая находилась на Бонд-стрит через несколько домов от него, лондонский мир искусства научился ловко покупать молодых художников, что стало неотъемлемой частью их карьеры. Но в настоящее время Жан-Пьера беспокоило не столько художественное развитие его галереи, сколько угроза, нависшая над самим её существованием, а профессор-американец предложил ему реальный шанс возместить потери. Несмотря на поздний час, он устроился в уютной спальне номера и стал внимательно изучать материалы досье, обдумывая, где бы проявить свои способности. Ему совсем не хотелось, чтобы двое англичан и один янки обошли его: и так в 1918 году англичане спасли его отца в Рошфоре, а в 1945 году американцы освободили его из лагеря военнопленных. И теперь он просто обязан стать равноправным участником этой операции. Жан-Пьер читал жёлтую папку почти всю ночь. Под утро у него в голове смутно замаячил план.
 
   Джеймс успел на последний поезд из Оксфорда и стал искать пустое купе, где бы ему никто не помешал спокойно читать синее досье. В глубине души он чувствовал непонятную тревогу, и было отчего: каждый из его компаньонов, несомненно, принесёт блестящий план, а он, как это нередко бывало в прошлом, явится ни с чем. Никогда раньше он не испытывал такого напряжения, — ему все давалось легко, но сейчас эта лёгкость куда-то испарилась. Изобретение жизнеспособного плана, облегчающего кошелёк Харви Меткафа на определённую часть его незаконной прибыли, не совпадало с его представлением о приятном времяпрепровождении. Тем не менее, когда он представлял себе отца, узнающего, что ферма в Хэмпшире заложена и её уже не вернуть, в голове начинали появляться отдельные мысли. Но четырнадцать дней — это совсем немного! С чего начать? Джеймс не был профессионалом в своей области и не обладал никакими особыми качествами. Оставалась надежда только на его актёрский опыт.
   В вагоне Джеймс столкнулся с кондуктором, который немало удивился, что перед ним обладатель билета первого класса. Но свободное купе все равно не удалось найти. Из чего Джеймс сделал вывод, что Ричарда Марша, владельца этой железной дороги, интересует только прибыль, а не удобство пассажиров. Если дело и дальше так пойдёт, то, вероятно, скоро его наградят за такие труды дворянским титулом.
   Отказавшись от поисков свободного купе, Джеймс рассудил, что его вполне устроит купе, которое он будет делить с красивой девушкой, и на этот раз ему повезло. Нашлось одно такое, занятое потрясающим созданием, и, похоже, девушка ехала одна. Правда, там была и другая персона — дама средних лет, читавшая журнал «Вог», но она не подавала никаких признаков, что знакома со своей попутчицей. Джеймс устроился у окна против движения, прекрасно понимая, что не судьба ему почитать досье Меткафа в поезде. Дело в том, что все четверо компаньонов поклялись в соблюдении полной секретности, а Стивен ещё раз напомнил, чтобы в присутствии посторонних досье не читали. Джеймс опасался, что из них четверых ему окажется труднее всех сохранить молчание: как человека компанейского, секреты весьма тяготили его. Он дотронулся до кармана пальто, где в конверте лежало досье. «Какой он талантливый! — подумал Джеймс о Стивене. — Даже немножко страшно, такой башковитый!» Вот уж кто к их следующей встрече разработает дюжину планов… Джеймс с хмурым видом смотрел в окно в надежде, что, может, ему в голову залетит удачная мысль. И вдруг он обнаружил, что не без интереса рассматривает отражение сидящей напротив девушки.
   Искрящиеся каштановые волосы, изящный прямой носик… Взгляд огромных карих глаз, казалось, прикован к книге, которую она держала на коленях. Джеймсу стало интересно, так ли уж она совсем не замечает его присутствия, как это выглядит со стороны, и с сожалением решил, что дело обстоит именно так. Его взгляд соскользнул на изящный изгиб её груди, укутанной в мягкую ангорскую шерсть. Он слегка вытянул шею, чтобы рассмотреть, какими ножками обладало отражение в окне. Уф! Ножки, затянутые в сапожки! Он снова вернулся к лицу. Теперь карие глаза чуть насмешливо смотрели прямо на него. Несколько смутившись, Джеймс переключил внимание на другую пассажирку купе, невольную свидетельницу, в присутствии которой он стеснялся даже заговорить с обладательницей красивого личика.
   В отчаянии он посмотрел на обложку журнала «Вог», который читала дама средних лет.
   Ещё одна красавица. Затем он присмотрелся повнимательнее. Не ещё одна, а та же самая красавица. Поначалу он не поверил своим глазам, но один быстрый взгляд на оригинал развеял все сомнения. Как только дама отложила «Бог» и взяла в руки другой журнал — «Куин», Джеймс тут же наклонился к ней и попросил разрешения почитать журнал с красавицей.
   — Понимаете, киоски на вокзале закрываются все раньше и раньше, — сбивчиво пробормотал он, чувствуя себя полным идиотом. — Ничего не успел купить.
   Дама неохотно, но разрешила. Джеймс сразу же открыл вторую страницу:
   «На обложке: представьте себя в таком же виде… чёрное шёлковое жоржетовое платье с шифоновой отделкой. Боа из страусиных перьев. Тюрбан с цветком в тон платья. Сделано на заказ Зандрой Родс. Причёска Энн выполнена Джейсоном в „Видаль Сассун”. Фото Личфилда. Камера: „Хассельблад”».
   Представить себя в таком виде Джеймс не мог, но, по крайней мере, он выяснил, что девушку зовут Энн. Когда красавица взглянула на него в следующий раз, он молча дал ей понять, что заметил фото. Она улыбнулась и снова вернулась к чтению.
   В Ридинге дама вышла, забрав с собой «Вог». «Как повезло», — подумал Джеймс. Энн, несколько смутившись, оторвалась от книги и стала с надеждой улыбаться пассажирам, которые ходили взад и вперёд по коридору в поисках свободного купе. Когда они заглядывали в их купе, Джеймс зверем смотрел на них, и они проходили мимо. Первый раунд молодой лорд Бригсли выиграл. Когда поезд набрал скорость, он решился разыграть гамбит, который, в его понимании, был вполне приемлем:
   — Мне понравилось фото на обложке «Вог». Между прочим, снимал мой старый приятель Патрик Личфилд.
   Энн Саммертон взглянула на попутчика. В жизни она была ещё красивее, чем на фото, о котором он говорил. Тёмные волосы, чуть-чуть подстриженные по последней моде «Видаль Сассун», большие карие глаза и безупречная кожа создавали тот нежный облик, который Джеймс нашёл неотразимым. У неё была стройная, изящная фигура, необходимая всем топ-моделям, чтобы зарабатывать на жизнь, но Энн ещё обладала и той грацией, которой многим из них недоставало. Потрясённый, Джеймс хотел услышать её голос.
   Энн привыкла, что мужчины пытаются завязать с ней знакомство, но её немного смутило замечание о лорде Личфилде. Если это его друг, то разумно быть хотя бы вежливой. Ей даже начинала нравиться застенчивость Джеймса. Чтобы познакомиться с девушкой, он нередко надевал на себя такую маску, но на этот раз его застенчивость была совершенно искренней.
   Джеймс предпринял ещё одну попытку:
   — Наверное, трудно работать моделью?
   «Какая чушь! — думал он. — Почему просто нельзя сказать ей, что она классная? Давайте поболтаем немного, и, если после этого я не решу, что ошибся, мы можем начать наше знакомство прямо здесь». Но так с девушками не знакомятся. Он понял, что ему придётся действовать, как всегда.
   — Пережить можно, если платят хорошо, — ответила Энн, — но сегодня был очень тяжёлый день. — Её голос звучал нежно, с лёгким континентальным акцентом, который понравился Джеймсу. — Весь день пришлось улыбаться в рекламе зубной пасты «Клоуз-Ап»: фотограф все никак не мог сделать приличный снимок. Одно радует: съёмки закончились на день раньше контракта. А откуда вы знаете Патрика?
   — Мы вместе учились на первом курсе в Хэрроу. Когда надо было увильнуть от работы, даже я не мог с ним тягаться в этом.
   Энн искренне тихонько рассмеялась. Значит, этот молодой человек не обманывает, что знаком с лордом Личфилдом.
   — А сейчас вы часто встречаетесь с ним?
   — Не очень. Так, на званых обедах, иногда. А он вас много фотографирует?
   — Нет, — ответила Энн, — только один раз — для обложки «Вог».
   За оживлённым разговором тридцать пять минут пути между Ридингом и Лондоном пролетели совсем незаметно. Джеймс шёл рядом с Энн по платформе Паддингтонского вокзала и наконец, набравшись смелости, спросил:
   — Можно я подвезу вас до дому? Моя машина стоит за углом на Крейвен-роуд.
   Энн не хотелось ловить такси в такой поздний час, и она приняла предложение.
   Джеймс довёз её на своём «альфа-ромео». Он уже свыкся с мыслью, что не сможет больше держать этот роскошный автомобиль: цены на бензин ползли вверх, а доходы — вниз. Он без умолку болтал всю дорогу. Выяснилось, что Энн живёт на Чейн-роу в многоквартирном доме с видом на Темзу. К большому удивлению девушки, он просто высадил её у подъезда и попрощался, даже не попросив номер телефона. Фамилию он тоже спрашивать не стал. К тому же и она не знала, как его зовут. «А жаль», — подумала она, закрывая входную дверь: он приятно отличался от остальных мужчин, работавших в рекламном бизнесе, — они все считали, что уступчивость девушки подразумевалась сама собой только потому, что она позирует в нижнем бельё.
   Но никакой ошибки не произошло: Джеймс поступил именно так, как хотел. Он уже усвоил, что девушки просто таяли от его нежданного звонка. Поэтому он выбрал свою излюбленную тактику — оставить впечатление, что они никогда больше не увидятся, особенно если первая встреча прошла успешно. Вернувшись домой на Кингс-роуд, молодой лорд Бригсли попытался трезво рассмотреть сложившуюся ситуацию. В отличие от Стивена, Робина и Жан-Пьера, впереди у него оставалось тринадцать дней и ни одного мало-мальски подходящего плана, как победить Харви Меткафа. Зато появились планы в отношении Энн.
 
   Утром Стивен предпринял кое-что ещё для своего расследования. Начал он с того, что подробно изучил принципы управления университетом. Он посетил приёмную вице-канцлера в здании Кларендона, где пробыл некоторое время, задавая странные вопросы его личному секретарю мисс Смолвуд. Затем пошёл в приёмную секретаря университета, где тоже проявил немалое любопытство. Его день закончился в Бодлеанской библиотеке, где Стивен выписал несколько статей из устава университета. Среди других походов за эти две недели значились визит в оксфордскую швейную мастерскую «Шефферд и Вудворд» и посещение Шелдонского театра, где Стивен просидел целый день, наблюдая церемонию вручения студентам дипломов бакалавров искусств. Также Стивен изучил расположение «Рэндолфа» — самого крупного отеля Оксфорда. На это занятие он потратил довольно много времени, так что даже привлёк к себе внимание портье, поэтому пришлось поспешно уйти, пока тот не заподозрил что-нибудь неладное. Затем, снова вернувшись в Кларендон, он встретился с казначеем университета и после договорился с привратником о проведении экскурсии по зданию. Не особо распространяясь о причинах, Стивен довольно неопределённо высказался, что ему хочется на «Энкению» — показать Кларендон одному американцу. — Ну, вы же понимаете, это непросто…— начал было привратник. Стивен старательно и нарочито медленно сложил фунтовую купюру и протянул ему. — Однако, уверен, можно найти выход, сэр.
   Между походами во все концы университетского городка Стивен много размышлял у себя в кабинете в большом кожаном кресле и ещё больше писал за столом. К концу второй недели его план был готов для представления компаньонам. Он поставил спектакль, как сказал бы Харви Меткаф, и теперь хотел, чтобы премьера не провалилась.