Арчер Вадим. Алтари Келады

   Слуга утвердительно кивнул. Равенор подошел к Фирелле вплотную и снял с ее головы шапку. Длинные белокурые волосы девочки посыпались на плечи.
   — Так… — протянул Равенор. — Ты кто такая?
   — Фирелла, дочь Норрена.
   Слегка прищурив глаз, будто целясь из лука, Равенор окинул ее взглядом и отдал распоряжение слуге:
   — Умойте ее.
   Фирелла растерянно последовала за слугой. Тот отвел ее умываться, затем вернул в кабинет. Равенор вновь оглядел девочку.
   — У Норрена красивая дочка, — изрек он. — Я догадываюсь, что ты сбежала из дома. Верно?
   С Фиреллой от самой дворцовой калитки разговаривали исключительно жестами, поэтому она лишь кивнула в ответ.
   — Смелая девочка. — В голосе Равенора прозвучали одновременно и похвала, и ирония. — И это потому, что твоему знакомому магу грозит опасность?
   Фирелла опять кивнула. Равенор проводил ее к столу, усадил в кресло, сам удобно устроился в соседнем кресле.
   — Рассказывай, — разрешил он.
   Фирелла рассказала ему весь сон, от начала и до конца, а затем высказала уверенность в том, что все виденное происходило на самом деле.
   — Твоя игрушка с тобой? — спросил ее Равенор. Фирелла вытащила из кармана сонного духа и подала магу.
   — Умная девочка. — На этот раз похвала мага прозвучала без намека на иронию. Он взял фигурку и некоторое время изучал ее, полуприкрыв глаза и осторожно поводя пальцами вокруг хитрой эфилемовой головки.
   — Это не простая безделушка, — подвел он итог осмотру. — Я чувствую, что здесь использованы сильные заклинания. Ее делал какой-то мастер из Оккады, и не для развлечения.
   — Духа сделал друг Альмарена, Риссарн, — вспомнила Фирелла.
   — Не слышал. Должно быть, сильный маг. Этот амулет улучшает способность к ясновидению, а она, кажется, у тебя есть.
   Равенор не спешил ни со словами, ни с выводами, не обращая внимания на нетерпеливое волнение девочки.
   — Ты сказала, что видела два кристалла — красный и желтый. Опиши их подробнее. — Выслушав Фиреллу, он заговорил сам с собой, размышляя вслух:
   — Это они. Значит, Альмарену удалось найти два камня. Тот человек с уттаками, который преследует его, похож на Каморру. Но почему в пещере?! Вчера я получил новости из Босхана — во вражеских войсках Каморры нет, а есть Госсар. Это тоже сходится. Что такое Фаур, я не знаю, — Равенор потер ладонью лоб, — но она утверждает, что они, идут на Белый алтарь. Из этого следует, что помощь нужно посылать на Белый алтарь. Как это сделать? Нужно ехать к Норрену. Лишних войск у него нет, но для такого дела… — Равенор на мгновение замолчал, затем остановил взгляд на Фирелле:
   — Мой слуга доставит тебя домой. Я передам с ним письмо, чтобы тебя не наказывали. А духа оставь мне.
   — Я не расстанусь с ним, — отказалась Фирелла. — Это подарок Альмарена.
   Равенор нахмурился:
   — Этот амулет может мне понадобиться.
   — Возьмите меня с собой, — попросила его девочка. — Я знаю, как разговаривать с духом. Меня он слушается, а вас может и не послушаться.
   — Верно. Я не ясновидящий. Ты умеешь ездить верхом?
   — Умею.
   — Мы поедем быстро. Выдержишь?
   — Я постараюсь.
   — Хороший ответ. — Равенор позвонил в колокольчик. В дверях мгновенно появился слуга. Маг поднялся ему навстречу, от его вялости не осталось и следа.
   — Двух слуг, четырех лошадей и все для двухнедельной поездки, немедленно! Ей — другую одежду, она едет со мной, — указал он на Фиреллу. — Выполняйте!
   Отправив слугу, маг сел писать письмо матери Фиреллы. Когда он поставил последнюю точку, вернувшийся слуга доложил, что все готово к отъезду.
   — Прекрасно, — одобрил Равенор, запечатывая письмо фамильным перстнем. — Это отнесете супруге Норрена, но не сейчас. Ближе к обеду.
   Затратив на сборы ровно столько времени, сколько потребовалось для переодевания, Равенор и Фирелла спустились к выходу по парадной лестнице. У ее подножия стояли заседланные лошади, вышколенные, как и державшие их слуги. Две из них, завьюченные дорожными мешками, предназначались слугам, другие две, в богатой сбруе, ожидали хозяина и его спутницу. Равенор, не прощаясь, вскочил в седло и первым подъехал к воротам, немедленно распахнувшимся перед ним.
   Выехав на улицу, Равенор сразу же пустил коня галопом. Поначалу он оглядывался на следовавшую за ним Фиреллу, но затем, убедившись, что девочка хорошо держится в седле, перестал обращать на нее внимание. До обеда было еще далеко, а они уже скакали вверх по Большому Тионскому тракту, навстречу потоку беженцев, идущему с севера.

Глава 37

   Теперь, когда были точно известны и численность войск подошедшего с юга Донкара, и печальный итог событий в Келанге, однозначно выяснилось, что положение складывается наихудшим образом для защитников Босхана. Если раньше еще можно было надеяться на тактические просчеты Каморры, присутствие Госсара исключало малейшую надежду на ошибки врага в бою. Укрепления, возведенные на подступах к городу, вряд ли могли остановить врага, вчетверо превосходящего по численности объединенную армию южных городов Келады. Это вынудило Ромбара собрать военный совет, куда были приглашены все, кто принимал участие в руководстве войсками.
   Вечером к шатру Норрена стали собираться правители и военачальники. Сюда подъехала и Десса с сыном, которого с малых лет приучала к нелегким обязанностям правителя, и Донкар, а с ним его взрослые сыновья, двое из которых командовали отрядами, и предводитель тимайской конницы. На совет пришел и сам Норрен, которому лекарь на днях разрешил вставать с постели.
   Правитель Цитиона держался бодро, хотя его бескровное лицо и запавшие щеки свидетельствовали о недавней горячке. Когда все приглашенные собрались и расселись под навесом, установленным у шатра Норрена, Ромбар поднялся с места и в нескольких словах обрисовал положение.
   — Мы уже рассматривали осаду Босхана как возможный вариант развития войны, — подытожил он сообщение. — Обстоятельства указывают, что это — единственно возможный вариант. Я считаю, что в первую очередь нам следует позаботиться об обеспечении нашей жизни в условиях осады.
   — Для чего же мы строили укрепления, Ромбар? — проворчал военачальник Дессы. — Чтобы подарить их уттакам?
   — Не беспокойтесь, Вастен, они нам пригодятся, — ответил ему Ромбар. — Мы не отступим в город без боя, но отступление нужно организовать так, чтобы наши потери оказались существенно меньше вражеских. Как это сделать, мы решим, когда увидим расстановку сил Каморры.
   — Не случится ли так, что Госсар с армией пройдет мимо Босхана на юг, пока мы отсиживаемся за стенами? — поинтересовался Донкар. — Все наши войска здесь, а южные земли остались без защиты.
   — Если это случится, мы догоним врага сзади и нанесем ему гораздо больший урон, чем в открытом бою. Но Госсар, к сожалению, никогда не сделает такой тупости. — Взгляд Ромбара остановился на сидевшей поблизости правительнице Босхана. — А вы, ваше величество, что скажете нам о возможности города принять и содержать наши войска?
   — Все подготовлено, — ответила Десса. — Горожане извещены о необходимости разместить воинов, запаса провизии, и конского корма хватит недели на три… при имеющейся численности войск.
   — Хорошо. В войсках есть собственные запасы, да и численность…
   При бережном расходовании месяца полтора мы продержимся, — вслух прикинул Ром-бар. — С завтрашнего дня нужно начать размещение войск в городе, а также переправить туда военные припасы и имущество. Когда разведка известит о приближении уттаков, мы расставим войска по укреплениям.
   Никто не оспаривал предложение Ромбара. В последующем обсуждении говорилось только о том, как лучше и быстрее выполнить намеченное. Совет закончился поздно вечером, а наутро весь военный лагерь зашевелился. Ручейки людей и нагруженных войсковым имуществом повозок потекли к городским воротам.
   За один день равнина между Босханом и восточным берегом Тиона опустела, лишь вытоптаная трава напоминала о стоявших здесь войсках.
   Приняв в себя армию, город закрылся на ночь и уснул, охраняемый стражей у ворот и на стенных башнях.
   Спустя два дня в Босхан один за другим стали возвращаться разведчики, высланные навстречу вражеской армии. Из донесений выяснилось, что через сутки первые отряды уттаков появятся у городских стен. Дикари, возглавляемые Госсаром, двигались вдоль восточного берега Тиона, а не западного, как ожидалось, поэтому береговые укрепления оказались ненужными, а северная линия — слишком слабой, чтобы задержать огромное войско. По призыву Дессы горожане с лопатами вышли углублять ров перед насыпью северной линии, а вечером лучники и пешие воины заняли свои позиции вдоль насыпи, где и заночевали, выставив дозорных.
   Во второй половине следующего дня стража заметила приближающиеся отряды уттаков. Серая шевелящаяся масса текла вдоль берега, щетинясь каменными секирами, среди которых поблескивали и бронзовые, захваченные в Келанге. Дикари встали, лагерем на расстоянии десяти полетов стрелы от линии укреплений, заполнив долину реки от берега до самых Ционских скал.
   Вечером Норрен и Ромбар выехали на укрепления и поднялись на насыпь, чтобы посмотреть на врага поближе. По всей долине горели костры, затягивая окрестности сизым дымом, торчали сотни шалашей, придававших ей сходство со сжатым, но не убранным полем. На пригорке у самого берега реки возвышался белый шатер с черно-желтым гербом рода Лотварна, окруженный группой походных палаток.
   Двое мужчин поначалу стояли молча. Каждый рассматривал открывшуюся картину, обдумывал увиденное, делал прикидки и выводы.
   — Их численность втрое больше нашей, Ромбар, — нарушил молчание Норрен.
   — Думаю, они стоят и за излучиной, — отозвался тот. — Для нас важно, что расстояние между скалами и берегом не позволит им атаковать одновременно.
   — Странно, что они не пошли западным берегом. На этом берегу им нечего есть.
   — Госсар предвидел трудности с переправой. С той стороны Тиона мало леса для плотов. Кроме того, я слышал от Вальборна, что голодные уттаки злее дерутся. Наверное, и Госсар это знает. — Норрен вновь перевел взгляд на долину, усеянную уттаками.
   — Даже сейчас, когда уттаки здесь, я не могу поверить, что они способны подчиняться чьим-то приказам, выполнять чью-то чужую волю, — сказал он. — Если это магия, как ты утверждаешь, Ромбар, тогда как она действует?
   — Как? — переспросил его Ромбар. — Давай вспомним, почему люди бывают рады исполнять чужую волю. Корыстные мотивы пока отбросим, не все определяется только ими. Представь себе, что уличный нищий надел твою одежду, Норрен.
   — Представил. — Улыбка, прозвучавшая в голосе Норрена, дополнила его ответ.
   — Нам с тобой он смешон, — подтвердил Ромбар, — но сам он слишком убог, чтобы понять это. Он любуется собой в зеркало и видит, что стал и красив, и велик, почти правитель. Так?
   — Возможно.
   — А теперь представь себе, как некая личность, слишком мелкая, слабая и невзрачная, чтобы иметь свои цели и свою волю, воодушевляется чужими целями и исполняет чужую волю. Ты, наверное, видел это и сам?
   — Видел. Положение такое.
   — А для чего ей это нужно? Приняв в себя чужую идею, эта личность кажется себе и незаурядной, и значительной. Бывает, что и время сменилось, и творец забыт, а она все шумит, суетится…
   — Но при чем тут уттаки, Ромбар?
   — Без магии они слишком примитивны даже для того, чтобы воодушевляться чьими-то чужими целями. Зачем им послезавтрашний день, когда есть сегодняшний?! Их головы пусты, но магия Каморры заполняет эту пустоту. Она помогает им подняться до уровня, пригодного для возвеличивания себя путем участия в чужих замыслах, особенно таких, где есть захват и грабеж. Уттаки — это идеальные исполнители, живущие волей своего вождя. В каждом уттаке благодаря магии есть частичка воли Каморры, его жажды власти, неудовлетворенного честолюбия. Они — его меч, его пальцы до тех пор, пока действует магия.
   — Ты говорил мне в Цитионе, Ромбар, что эту магию можно уничтожить — вспомнил Норрен. — Ты знаешь, как это сделать?
   — Конкретно — нет, но мы с Альмареном предположили, что это можно сделать с помощью камней Трех Братьев. Сейчас он ушел на Керн за Красным камнем, а я, как видишь, здесь.
   — От него не было никаких известий?
   — Нет. Дорого бы я дал, чтобы узнать, как у него дела. — Ромбар нахмурился и устремил взгляд на север, за горизонт, туда, где оставил своего молодого друга. — Знаешь, что меня беспокоит, Норрен, — все разведчики утверждают, что Госсар ведет уттаков один, без Каморры. Боюсь, этот босханец всерьез занялся поиском камней.
   — Думается мне, что нам не следует слишком уж рассчитывать на твоего приятеля, — высказался Норрен. — Мы с тобой — воины, враг — перед нами.
   Что м можем сделать, чтобы получить преимущество? Как предугадать действия врага и помешать ему?
   — На месте Госсара я бы не вступил в бой сразу, — подхватил мысль Ромбар. — Я выждал бы несколько дней, пока защитники не устанут сидеть на укреплениях и не ослабят бдительность.
   — Ромбар! — неожиданно сказал Норрен. — Разве нам что-нибудь мешает начать бой, когда это нам удобнее?
   Ромбар быстро повернулся к нему:
   — А ведь ты прав, Норрен. Чего Госсар никак не ожидает, так это того, что мы начнем бой первыми. В этом бою мы, конечно, не победим, но у нас другая цель — нанести врагу как можно больший урон и отступить в город.
   — Когда, по-твоему, лучшее время для нападения?
   — Завтра утром. Но вряд ли мы успеем расставить силы.
   — Успеем, — твердо заявил Норрен. — Как бы ты спланировал этот бой?
   — Сначала нужна вылазка, лучше — внезапная, чтобы втянуть дикарей в стычку до вмешательства Госсара со своей магией. Разгоряченными уттаками наверняка труднее управлять. Затем передовое войско должно отступить к насыпи и заманить дикарей под стрелы наших лучников. Если это удастся и дикари полезут на укрепления, их следует сдерживать, пока есть силы. Именно здесь я планировал бы поубивать как можно больше уттаков.
   — А дальше?
   — Нужно вовремя дать сигнал к отступлению, чтобы предотвратить потери в пеших войсках. Конница и клыканы прикроют их отход и внесут свою долю в убавление уттаков. Затем конница уйдет в город, и можно будет подсчитывать наши достижения и потери.
   — На словах это выглядит заманчиво… — с сомнением произнес Норрен. — А на деле?
   — Если бой пройдет по плану, соотношение сил выровняется в нашу пользу, а насколько — здесь все зависит от мужества воинов и руководства боем.
   Но любой приказ, отданный неточно или не вовремя, может привести к разгрому наших войск. Конечно, есть риск потерять все, но и выиграть можно немало.
   — При таком соотношении сил риск неизбежен. — Нотки сомнения исчезли из голоса правителя Цитиона. — Мы должны использовать этот случай, другого может не представиться.
   — Тогда — за дело, — поддержал его Ромбар. — Нам нужно многое успеть до темноты.
   Утро перед битвой выдалось ясное и по-осеннему холодное. Риссарн встретил его в небольшой лощине к западу от Босхана, где ночью укрылась конница Ромбара. Воины в боевых доспехах, вооруженные пиками и мечами, расселись по склону в ожидании сигнала, кони в кольчужных сетках, прикрывающих шею и грудь, стояли на дне лощины, привязанные к кустарнику. Кое-кто из воинов спал прямо на траве, наверстывая бессонную ночь, но таких было немного. Прочие сидели небольшими группами и односложно переговаривались, а то и попросту молчали вместе, подчиняясь полуосознанной потребности чувствовать рядом товарищей по оружию.
   Риссарн сидел рядом с Ромбаром, при мече, в кольчуге и шлеме, как и остальные конники. Со дня его появления в лагере они оба жили в одной палатке, а после переселения в Босхан заняли соседние комнаты во дворце Дессы.
   Ромбар доброжелательно отнесся к другу Альмарена — снабдил оружием и доспехами, сам показал некоторые приемы боя на мечах, но между новыми знакомыми не возникло тесной дружбы. Ромбар был слишком занят военными делами, а Риссарн целыми днями пропадал на тренировочной площадке, стремясь усердными занятиями наверстать нехватку опыта в обращении с мечом.
   Приближалось время, когда передовой отряд должен был спуститься с Ционских скал и напасть на уттакский лагерь. Будь здесь Альмарен, он, наверное, давно засыпал бы Ромбара вопросами, но Риссарн молчал, оставляя право начать разговор на усмотрение своего покровителя и военачальника. Тот внезапно поднялся с земли, повернулся к северу и прислушался к доносившимся оттуда звукам.
   Ромбар пошел вверх по склону лощины, Риссарн вскочил и присоединился к нему. Теперь и он слышал улюлюкающие крики разбуженных дикарей, доносящиеся из уттакского лагеря. С верхнего края лощины хорошо просматривалась и равнина между городской стеной и Тионом, и крутой скальный массив к востоку от города, и линия укреплений, на которой пока не было никакого движения.
   Шум, доносящийся с места боя, усиливался и расширялся по мере пробуждения врагов. Вскоре стало возможным, не прислушиваясь, определить место сражения — у восточного края долины. Там, упираясь в скалы, проходила линия насыпи, за которой укрывались пешие войска — лучники вперемешку с копейщиками, готовыми отразить штурм укреплений.
   Люди на насыпи зашевелились, помогая влезть наверх воинам передового отряда, преследуемого уттаками. Замелькали взятые наизготовку луки и копья, форма воинов Цитиона, Босхана, Кертенка смешалась в единую пеструю, клубящуюся массу. До места, где стояла конница Ромбара, не доносилось ни свиста стрел, ни щелчков спускаемой тетивы, ни лязга оружия — ничего, кроме угрожающего воя разбуженной, разозленной уттакской толпы, лезущей на противника, но безостановочные движения лучников, выпускавших стрелу за стрелой, беготня подносчиков стрел, ритмичные движения спин копейщиков выдавали напряжение схватки.
   Солнце ползло вверх по небу, а воины на укреплениях стойко держали оборону, сменяя друг друга на передовой линии. В город потянулись повозки с ранеными. Конники Ромбара наблюдали за сражением, и каждый чувствовал, что близится время вступления в бой.
   Ромбар заметил, что уттаки стали управляемыми — они больше не кидались на насыпь как попало, а стали накапливаться в восточном углу долины.
   Он скомандовал воинам садиться на коней и первым спустился в лощину к своему Тулану. Выехав наверх, конники увидели, что дикари сосредоточились на штурме края насыпи, прилегавшего к Ционским скалам. Вскоре они заняли восточную часть укреплений, серым языком выплеснувшись в пестрые скопления обороняющихся.
   Оставшиеся без прикрытия лучники побежали по равнине к городским воротам, прочие воины пиками и мечами безуспешно пытались сдержать натиск дикарей. В этот миг с башни городской стены донесся звук серебряного рога Норрена.
   Ромбар поднес к губам висевший на груди рог и повторил сигнал, оповещая тимайскую конницу, укрывшуюся под берегом Тиона. Со стороны реки, со стороны скал отозвались рога стоявших в засаде отрядов, давая знать о готовности к атаке. По этой перекличке пешие войска разом оставили насыпь и побежали к городу, спеша как можно дальше оторваться от хлынувших следом уттаков. Когда первые из отступавших преодолели половину расстояния до ворот, Ромбар вновь приложил к губам рог, сигналя о начале атаки, и пришпорил коня.
   Отряд Ромбара единым порывом снялся с места и полетел по равнине, направляясь в промежуток между бегущими войсками и преследующими их уттаками.
   Риссарн, благодаря великолепному коню не отстававший от Ромбара, увидел, как из-под берега реки, будто взметенная ветром, вымахнула легкая тимайская конница и устремилась на врагов с западного края, как из-за Ционских скал вывернулась конница Дессы, преграждая уттакам путь к городу. Одновременно от городской стены отделилось собачье войско — сотня клыканов в блестящих кольчужках, сопровождаемая конными псарями. Боевые псы Кельварна, каждый ростом с теленка, беззвучно понеслись навстречу уттакам и первыми налетели на дикарей, прорвавших защиту у Ционских скал.
   Риссарн уже не видел, как вступили в бой тимайцы и конники Дессы — отряд Ромбара столкнулся с уттаками. Мечи остановили передних дикарей, но задние напирали, образуя тесноту и свалку. Жестокое возбуждение битвой охватило мага, придавая силу ударам, заставляя не замечать усталость. Его меч поднимался и опускался, наносил и отбивал удары, вышибал оружие и сносил головы, а враги не убывали. Казалось, за укреплениями бил неиссякаемый источник, порождающий уттаков. Казалось, время замерло, застряло на битве, лишь краешек сознания шептал, что солнце пошло за полдень, да уголок глаза ухватывал, что там, за шеренгой крепко стоящих конников Ромбара, какая-то суматоха в рядах воинов Дессы, что толпа дикарей, умело направляемая невидимой рукой Госсара, теснит тимайскую конницу к Тисну.
   Какой-то звук, похожий на голос серебряного рога Норрена, пробился сквозь шум битвы в уши Риссарну. Маг понял, что это ему не померещилось от усталости, только когда Ромбар, не переставая махать мечом, другой рукой поднес к губам свой рог. Рог Ромбара захрипел, но затем обрел звук, возвещая отступление. Отряд отходил к городским воротам до тех пор, пока Ромбар не скомандовал стоять до сигнала. И вновь сомкнулись ряды, и вновь заработали мечи, обеспечивая отступление тимайской и босханской конницы.
   Эта схватка нелегко далась Риссарну. Меч с каждым мгновением тяжелел, а дикари, расхрабрившиеся при виде отступления противника, лезли напролом. Маг с нетерпением отчаяния ловил сигнал, по которому конница Ромбара должна была уйти в город, и наконец услышал его, но не с городской башни.
   Ромбар, не дожидаясь команды Норрена, в третий раз затрубил в рог.
   Измученная конница во весь опор поскакала к воротам, опережая бегущих следом уттаков. Едва городские ворота захлопнулись за всадниками, едва прогрохотала опускаемая решетка, как о ворота ударилась беснующаяся толпа дикарей. Камни и отбросы, посыпавшиеся с городской стены, охладили рвение нападавших.
   Отряд Ромбара теснился на площади перед воротами, пока со стены не сообщили, что уттаки отходят от города. Нервно всхрапывали кони, поводя боками в клочьях пота и крови, лица всадников, почерневшие от усталости, стали неузнаваемыми, затрудняя выяснение того, кто же остался в живых. Риссарн чувствовал, что весь покрыт синяками от пропущенных ударов — кольчуга спасала от ран, но не от ушибов. Он осмотрел коня и убедился, что тот уцелел, если не считать двух-трех царапин. Ромбар отпустил отряд и пошел на смотровую башню, где еще оставался Норрен, следивший с нее за ходом боя.
   Поднявшись на башню, Ромбар увидел правителя Цитиона стоящим у ограждения и увлеченно разговаривающим со Скампадой, оказавшимся здесь же.
   Увидев Ромбара, Норрен обрадованно шагнул к нему навстречу.
   — Я ждал тебя, Ромбар, — сказал он. — Я знал, что ты придешь сюда.
   — Сто аспидов, Норрен! — гневно сказал Ромбар. — Я ждал сигнала, пока у нас оставалась хоть малейшая возможность сдерживать уттаков, но так и не дождался! Конечно, конницу трудно содержать в условиях осады, но это еще не повод, чтобы избавляться от нее таким способом!
   — Не возмущайся, брат, — ответил Норрен. — Я был вынужден задержать вас в бою, как твой друг ни уговаривал меня дать сигнал.
   — Мой друг?
   — Да, Скампада.
   — Кто?!
   — Скампада. Уттаки окружили тимайскую конницу, и я думал, что, пока вы сражаетесь, у них есть надежда выбраться из окружения.
   — Тимайцы остались там? — переменился в лице Ромбар.
   — К счастью, обошлось. Ваше поспешное отступление отвлекло большую часть уттаков. Тимайцы опрокинули остальных и сумели прорваться к южным воротам.
   Ромбар облегченно перевел дух.
   — А как другие войска? — спросил он.
   — Потери есть везде, но не больше, чем мы предполагали. На укреплениях блестяще сделали свое дело — ров перед насыпью буквально завален уттаками. Вот посмотри… — Норрен указал рукой на вражеский лагерь.
   Некоторое время Ромбар разглядывал сверху место битвы — опустевшие, заваленные трупами укрепления, равнину, покрытую телами уттаков вперемешку с людьми и лошадьми.
   — Да, их потери значительны, как мы и надеялись, — подтвердил он, завершив осмотр. — Жаль, что мы не можем похоронить своих убитых.
   — У нас будет много хлопот и с ранеными, — напомнил ему Норрен. — Когда уттаки угомонятся, я вышлю отряд, чтобы подобрали тех, кто еще жив. Мне показалось, что ранена Десса — когда она вводила конницу в город, ее правая рука висела как неживая.
   — Ты послал к ней справиться о здоровье?
   — Не успел.
   — Скампада! — Ромбар наконец обратил внимание на стоявшего рядом сына первого министра. — Будь добр, узнай, как здоровье ее величества.
   Скампада отправился выполнять поручение. У выхода на лестницу его чуть не свалил с ног стражник, торопившийся к Норрену с докладом.
   — Я от южных ворот, ваше величество! — доложил стражник.
   — Тимайская конница успела войти в город? — спросил его Норрен. — Ворота закрыты?
   — Все закрыто, и решетка опущена, — подтвердил стражник. — Дело в том, что вместе с конницей в город въехал какой-то господин, он требует немедленной встречи с вами. Говорит, что позавчера утром выехал из Цитиона.