Страница:
"На пол не плевать", "Чаевые унижают советского человека" и "Да здравствует воспитанный клиент – строитель коммунизма!". В центре, за вечным огнём из газовой горелки, стенд передовиков производства общепита и победителей социалистического соревнования.
Меж столами не торопко бродят в постоянной дрёме официантки необъятных размеров, сзади нередко принимаемые за модные в 50-х годах шифоньеры, в ажурных передниках даже не третьей свежести. Из алкоголя подаётся исключительно коктейль "Советский", состоящий из
"Столичной" с "Пшеничной" фифти-фифти, в гранёном стакане с отпечатками пальцев всего обслуживающего персонала. В меню обозначено одно грузинское вино, но при заказе оказывается, что это всего лишь фамилия хозяина заведения. Пиво только "Жигулевское" с кисловатым привкусом верблюжьей мочи, разлитое в помятые алюминиевые кружки. Для затравки и поднятия настроения за отдельную плату выходит косоглазый и горбоносый артист лёгкого жанра с железной
"фиксой" на переднем зубе, в тельнике, при чёрной бабочке, и поливает вас под бурные аплодисменты матюгом без передышки и повторов от пяти минут до получаса согласно прейскуранту.
На первое – борщ помойного цвета, с кусочками оплывшего жира и кружочком сельдерея, на второе – котлеты по-киевски цвета бледной спирохеты, с тухленьким запашком, и с картофельным пюре на воде. На третье – жиденький чай в железном подстаканнике с изображением звёздного Кремля либо лика отца всех народов. Кроме этого, в меню не слишком много блюд, да и то не все всегда в наличии. Зато названия чаруют слух. Вот извольте, списал втихаря:
– Овсянка "Сэр";
– Салями "Алейкум";
– Гуляш по коридору;
– Гегемон под гнётом;
– Отбивная по почкам;
– Каша древнегреческая;
– Сбитень "Мессершмитт";
– Рыльце в собственном пушку;
– Мозги куриные по-министерски;
– Батон нарезной 45-го калибра;
Оркестр беспрерывно наяривает новый гимн со старым текстом, солисты в форме хора Александрова за пятихатку "в лапу" фальшивят на тему "Подмосковных вечеров" и "Марша энтузиастов", в перерывах оглашаются "Вести с полей" и "Рабочая пятиминутка". В вазе среди завядших искусственных ромашек болтается плохо скрытый микрофон, и в конце застолья клиентам приносят магнитофонную бобину, предлагая на выбор или выкупить её, или провести остаток ночи в кутузке КГБ.
Приблатненный амбал с прыщавой рожей уголовника с "зоны" обходит столы и предлагает папиросы "Беломор-канал" по двадцатнику за пачку и сигареты "Стройки коммунизма", набитые древесной трухой. В дальнем конце задымлённого зала – импровизированный тир, вместо мишеней бюсты выдающихся политических деятелей с 1917 года по наши дни.
Стрельба ведётся холостыми из "Калашей", но число попаданий выносится компьютером на лазерный экран вверху. Там же в углу, рядом со столиком с увесистой жалобной книгой и огрызком карандашика на верёвочке, чтобы не спёрли, располагается букмекерская конторка, принимающая ставки на конечный результат зрительских симпатий. После зависания компьютера на счёте по Чубайсу, его заменили на более продвинутый (компьютер, не Чубайса). Попаданий во Владимира
Владимировича не отмечено.
И при всём при том, вопреки самым мрачным прогнозам, ресторан пользуется бешеным успехом, праздная публика валом валит и по старинке переплачивает за вход строгому, облачённому в ливрею швейцару, суя купюры заученным жестом в его необъёмный карман.
Иногда создается впечатление, что Ева была создана в результате долгого торга Адама с господом Богом. Видимо, за изначальный вариант
Боже запросил неподъёмную для первого мужчины цену, и сторговались в конце концов на одном ребре. Вот и получили мы из-за мужского жмотства то, что имеем. Нет, сначала, в девичестве, чувствуется в ней задуманное в божественном творческом порыве, но как отгремят последние аккорды марша Мендельсона, как настанет бытовая рутина семейной жизни с чёрным трудом день-деньской на кухне, детскими горшками, бесконечными стирками и уборками, мужем колодным на диване в дрёме перед телевизором, да еще ночью в койку, как на работу во вторую смену, тут и попёрла из неё дешевизна купленной Адамом божьей программы. И нечего женщину в обиде, подчас неправедной, "дешёвкой" называть, сами, можно сказать, не доплатили, а скупой, как известно, платит дважды.
Придется замаливать грех, мужики, Бог терпел и нам повелел. Надо признать, что всё же за одно паршивое ребро, которому и цена-то красная в базарный день три копейки, получили не так уж мало. Если труда, денег, времени не пожалеть, отдача сразу сказывается, и отдача сторицей. Видно, в этом и состоит гениальная задумка
Всевышнего, продать по дешёвке, а на запчастях и техобслуживании сбытого товара получить упущенную прибыль.
Посудите сами. Взять любую дурнушку со стервозным характером, приодеть, намакияжить, причёсочку фасонную изобразить, колечки там с висюльками блескучими приладить, на худой конец к хирургу-косметологу и психотерапевту сводить да еще улыбнуться ей душевно и пары ласковых слов не пожалеть – принимай в объятья со слезами возрождённого счастья на глазах Венеру Милосскую с цельными ручками. Да даже без этого они не так уж плохи. Проведите простой научный эксперимент, посадите жену за стол твердой рукой, нацедите себе в мензурку граммулек сто, время по секундомеру отметьте, махните, глаза зажмурив, а потом медленно открывайте. Будто пелена дьявольская с глаз спадёт и истинную красоту избранной подруги жизни узрите.
Опять же с чисто экономической стороны подойдём. Не поленитесь, посчитайте, во что обошлись бы нам годы, проведённые в супружестве, если бы остались холостыми. Да на одних дам легкого поведения
(кстати, кто назвал этот труд лёгким, не иначе очередной жмот, чтобы сбить цену) пошло бы столько, что только по этой статье (халява, сэр) мы в неоплатном долгу перед женой. А завет божий "Плодитесь, размножайтесь!"? Что-то я не слышал, чтобы для реализации этой жизненно важной детерминанты народ потянулся к любимому певцу Борису
Моисееву.
Ведь до чего дошло, женщина, можно сказать в практически обнажённом виде в бар заходит, а мужик и глазом не поведёт, только бармен и удивляется, откуда она денежку достанет, чтобы расплатиться. Куда ушла её чарующая таинственность, которая заставляла поэтов воспевать чуть мелькнувшую на виду, а уже сводившую с ума щиколотку? Вот ломает народ голову над загадкой улыбки Джоконды, а отгадка-то в нас самих. Это рукой гениального провидца Леонардо царь небесный водил в затаённой надежде подправить своё первое одушевлённое произведение мужеску полу и намёк ему подкинул. Ведь так и ведёт себя художественный творец, всё ему мало и рука тянется улучшить свой шедевр.
А мы чаще поступаем как криворукий кустарь, не получилось и "Баба с возу – кобыле легче". Лень это мужская и несмышлёность. Конечно, чем жене помочь ребёнка своего отмыть да сопли вытереть, легче да веселей нового сделать, а чуть что не по нраву – налево в нычку откосить, где тебя не "пилят" и не дураком недоделанным называют, а милашкой, за ушком почесывая. Что-то мне в минуту озарения подсказывает, что мудрее будет напрячься и поработать над полученным материалом, а допреж всего – над собой неразумным. И да поможет нам
Бог!
Как-то воскресным утром после творческого вечера в ресторане
"Пегас" проснулся поэт Вергилиев в своей тёплой постели. Вставать не хотелось, за окном чувствовалась хмурая слякоть и караулил неуютный до богомерзости окружающий мир. Поэт скосил глаз налево, там раскинула свои пышные телеса и похрюкивала в сладком сне супруга
Аграфена Васильевна. Он вяло потянулся, подоткнул стёганое ватное одеяло под подбородок и, дремотно вновь веки сомкнув, задумался.
Мысли потекли привычной чередой, лениво цепляясь одна за другую, отправной была "Что-то надо делать".
А делать надо потому, что последнее время всё сильнее ощущал он в себе нарастающее физическое, а от него, как считал, и творческое бессилие. Смотался к знакомому гипнотерапевту Лихоедову, занялся по его совету аутогенным погружением в медитацию, но и в ней мысли тревожные доставали и душу теребили, заглушая внушаемую мантру "я половой гигант, я половой гигант". Стал подумывать о виагре, встречая в подъезде дышащего силой и здоровьем с отдушиной дорогого коньяка семидесятилетнего соседа, отца пятерых детей (последнему – три года). Однако, прикинув свои последние поступления от хилого словотворчества, от мысли отказался, решив, что не стоит Аграфена такой жертвенности.
Оставалось на её супружеские заигрывания ответить либо жалостливой просьбой о реструктуризации супружеского долга, либо собраться с духом и вовсе объявить жене дефолт. А как всё хорошо начиналось… После первой брачной ночи весь день в голове вертелся незатейливый мотивчик марша Мендельсона и почему-то стала, как у
Ахиллеса, чесаться левая пятка. Значит, крепко зацепило амуровой стрелой, – подумал тогда ещё студент литфака Вергилиев, приучавший свой мозг мыслить поэтическими образами. А теперь, видно, пришла пора, вооружившись зубилом и молотом, расковать себя, освободив от цепей Гименея.
Тут из-под его корсета жёстких моральных принципов вылезла змейкой-искусительницей одна фривольная мыслишка, мол, не пора ли блудануть, и высветила в памяти поэта подзабытый Люськин адресок, по которому не раз бегал спортивной трусцой. Почему-то на ней любилось легко, привольно и, главное, без виагровых проблем, в голову вползали в такт мерным и сладостным колебаниям оригинальные рифмы, в антрактах, то бишь между актами, в неге и истоме сами собой слагались свежие лирические вирши, которые тут же хотелось пропеть под гитару и тащить вечно хмурому литредактору.
Свят-свят-свят, пресвятая богородица, – шепотком просипел
Вергилиев, мелко крестясь и сплёвывая за левое плечо, – ну и чертовщина в голову спросонья лезет, вставать пора. И он осторожненько, чтобы, не дай Бог, не разбудить жену, ужом выполз из супружеской постели, бодро встряхнулся и пошел на цыпочках в гостиную, на ходу спортивно потягиваясь и проигрывая в голове новый комплекс физупражнений, подсказанный всё тем же другом Лиходеевым.
Извините, что начинаю с лягушек, но уж больно уморительно они совокупляются. Чувствуется, охочи до этого, как и "лягушатники" французы. Взлезает самец (вестимо, не француз) на самочку, глаза вылупит донельзя и с самым серьёзным профессорским видом отдается инстинкту продолжения рода. Хоть бы квакнул от удовольствия да улыбнулся, рот ведь до ушей. Другое дело "гекко", маленькая золотистая ящерка с милейшей мордашкой, обитающая в Юго-Восточной Азии.
Эта, вопреки всем законам эквилибристики, может совокупляться на потолке. Самочка ловким движением проворачивает тазобедренную часть тела на 180 градусов, а потом ещё язычком в губки целует столь же проворного мальчика под-над собой. И глазки всегда весёлые и умные, не чета квакуше. Обожает жить с человеком в комнатах, где для них предусмотрены в потолочных углах вроде как ласточкины гнёзда, питается залетающими комарами и другим гнусом, за что человеком и пригрета.
О гекконе бытует легенда, что был это красавец юноша, сын богатого мандарина, оставившего ему большое наследство. Да вот загулял сынишка, денежки промотал, много безобразий учинил, но вовремя опомнился, лик свой Будде обратил и испросил милости замолить грехи свои тяжкие перед человеком. Потому и обращён был в ящерицу, живёт рядом, комарьё кусачее изничтожает, за человеком с любовью исподтишка наблюдает, а глянешь в глаза – стеснительно скрывается в гнездышке.
Дело было во Вьетнаме, зашла как-то ко мне бухгалтерша, еще и присесть не успела, а Геккоша мой, видимо, от изумления невидалью
(по холостому статусу и строгому загранкодексу женщины меня не посещали) свалился с потолка и угодил прямиком в декольтированную межгрудную щёлочку. То-то крика и суеты было, пришлось и платье скинуть и бюстгальтер рассупонить, тут уж не до стыдобы. Отодрал цепкого геккона, бухгалтерша наутёк, я ему пальцем погрозил и вижу, улыбается мне с потолка чертёнок, мол, здорово повеселились. Ну, разве на такого обидишься?
А в Таиланде жили у нас мартышки Клёпа (ласково от полного имени
Клеопатра) и Ромка (от Ромео), приковали их за длиннющую цепь к росшему на нашей территории гигантскому манговому дереву, с которого местные мальчишки прежде мешками сочные плоды приворовывали. С появлением обезьянок кончилось их золотое время. Еще на подходе слыша угрожающее верещание, правильно понимали предупреждение и удалялись. Нам же срывать плоды разрешалось, и вообще, за малым исключением, мартышки людей любили, а в исключение, как ни странно, попадали те люди, что и у нас уважением не пользовались.
Друг друга Ромка с Клёпой любили пламенно, но дальше поцелуйчиков и имитации ловли друг у дружки блох в шерсти на людях не шли, предпочитая заниматься плотскими удовольствиями лишь в густой древесной листве. Это вам не гамадрилы в им посвящённом индийском храме. Эти обнаглевшие божьи твари, пользуясь вседозволенностью и почитанием наравне со священными коровами, стыда не знают и развратом занимаются на глазах туристического люда, так что у мамаш руки отсыхают детские глазёнки любопытствующие прикрывать.
Закончу детским воспоминанием на эту тему. Как-то мужик у нас, в
России, принялся случать корову с быком ну прямо в двух шагах от забора нашего пионерлагеря. Известие об этом разнеслось в мгновение ока и вся ребятня повисла на заборе, наблюдая это дело. Девочки, разумеется, стушевались, в кучки сгрудились и запричитали: Какой кошмар, какой кошмар! И старшей пионервожатой тут же, конечно, наябедничали. Та мигом прилетела, на забор взобралась и ну отчитывать мужика, мол, такой ты рассякой, как можно при детях, сам своей головой поработай, на что мужик в духе старого анекдота ей ответил со смехом: "Могу и я, но у моего быка оно лучше с коровой получается".
Так что приходишь к выводу, что у зверей разных, как и у людей, любовные дела по морали и поведению зело различаются, видимо, кто генетически ближе к Ноевой паре своих прародителей, в том и ума со скромностью больше.
В пору моей работы в Минвнешторге была там одна проблема для молодых сотрудников. Огромное значение имела характеристика, особенно при выезде в загранкомандировку. Характеристика эта состояла из набора устоявшихся клише, про холостого так и писали, мол, холост, ранее в браке не состоял. А дальше полагалось отметить, что имярек политически грамотен, морально устойчив, в чём и состояла закавыка. По заскорузлой логике отдела кадров, если ты холостой, то быть морально устойчивым не можешь, а если можешь, то "голубой", что ещё хуже. В общем, классический заколдованный круг, который, как вериги на ногах, мешал карьере.
В помощь таким бедолагам и возник один на нас, торгашей, и
"мидаков", то есть ребят из МИДа (работали-то все в высотке на
Смоленской), полуподпольный клуб холостяков. Возглавил его начинающий дипломат, милейший хлопец Геночка. Сам он был, что говорится, метр с кепкой, правда, справедливости ради следует сказать, на кепку приходилось сантиметров шестьдесят, к тому же ладно скроен, на лицо пригож и, главное, пользовался славой невиданного бабника. Поставлено дело было на серьёзную ногу, сначала теоретическая часть с лекцией одного из членов на тему женщин как таковых, их специфики при выходе под венец и применяемых для сокрытия внутренних и внешних изъянов уловок.
Но самой сладенькой частью заседаний были практические занятия.
Наскоро похлопав выступавшему, споро накрывали стол, и Геночка доставал свой знаменитый талмуд с телефончиками. Все замирали в трепетном молчании перед вершимым Геночкой священнодейством, а он, небрежно бросив трубку на рычаг, объявлял: Девочки будут через двадцать минут, есть время для двух тостов, мне для настроя, вам для храбрости.
Как он пил, отдельная песня. Рука в грациозной истоме возносила рюмку к губам, очи заволакивала мечтательная дымка, божественный нектар изливался в пищевод легко и как бы даже эротически. Пытались подражать, но нет, получалась жалкая пародия. И всё же основная грань таланта маэстро раскрывалась с появлением дам. Это было художественное яство для Станиславского, который, будь он с нами, хлопал бы в ладоши с криком "Верю!". За столом, забывая своих кавалеров, а были среди нас и истинные гренадёры, девушки внимали любому Геночкиному слову, каждая норовила дотянуться и чокнуться, обращая лишь ему обворожительные улыбки.
Кульминацией застолья был его традиционный тост "за дам-с!".
Геннадий вставал с царственной ленцой, по-гусарски заводил левую ручку за спину, локоток правой подтягивал строго до уровня плеча, рюмочка чуть касалась низа подбородка. Казалось, что возвышался он над столом, на голову превосходя всех. И ни слова более, только крещендо точно выдержанной паузы и одно величественное "буль".
Девушки бессильно обмякали, мужики в смущении, как будто ненароком подглядев акт коллективного соития, торопко опрокидывали свои рюмки и на ощупь цепляли вилкой селедочный хвост.
Кстати, авторитет Геночки зиждился ещё и на его просветительских способностях. Он, приобщившись к западному стилю жизни, привнёс в нашу компанию, к примеру, глинтвейн. Привнёс в прямом смысле, т. е. как-то притащил на заседание клуба бутылку с этим странным напитком и ознакомил с рецептом приготовления и компонентами (красное винцо, специи, цитрусовые и др.). Как-то раз в его отсутствие мы решили сварганить этот самый глинтвейн, но, исходя из наличия ингредиентов, в качестве специй использовали чёрный перец, цитрусовыми послужил зелёный лук, ну а вино заменили на водочку. Получилось нечто убойное, но мы списали это на экзотичность напитка.
А ещё он любил поражать общество чем-нибудь эдаким, привезённым из очередной загранки. Как-то на заседании клуба, посвящённом его возвращению из-за бугра (насколько помню, это была Голландия) во время аперитива он попросил одного из нас принести пачку "Мальборо" из смежной комнаты. Но когда этот член клуба открыл дверь, с ним случилось что-то странное. Он вдруг попунцовел, зашаркал ножками и стал блеющим голосом извиняться в пустоту. Закрыв дверь и оборотившись к Геночке, он прошипел: "Что же ты, подлец, не предупредил?!".
А нам возбуждённо объяснил шёпотом, что там, мол, небесной красоты голая дева, видимо, переодевается для выхода в свет. Геночка залился таким смехом, что чуть не упал с кресла. Сквозь слёзы умиления он объяснил нам, неразумным, что это – так называемая резиновая баба. И что на Западе она давно в ходу и используется их ленивыми мужиками по прямому назначению. На наш робкий вопрос "А ты как, пользуешь?" он снисходительно объяснил, что да, но не по прямому назначению, а натягивая на неё свои шикарные джинсы фирмы
"Левис" после стирки для просушки без глажки. И в этом был весь он, наш Геночка.
Клуб холостяков просуществовал недолго, первым его покинул и не поверите кто… Да, он, Геночка. Найдя где-то невидную деваху ростом с каланчу, которая родила ему аж четырех миленьких девочек, все в папу. Причем сделала это в какой-то заштатной стране африканского континента, куда счастливые молодожены отправились по месту
Геночкиного назначения чуть не сразу после свадьбы. Другие члены клуба, чувствуя себя обездоленными после отбытия учредителя, тоже как-то второпях переженились и разъехались кто куда по миру.
В министерстве, где работал в брежневские времена, существовала шкала географических предпочтений выезда в загранкомандировки. В одни страны очередь стояла, в другие – кнутом не загонишь. По расхожей тогда шутке, капитализм, конечно, загнивает, но запашок больно обворожительный. Народ пожиже тоже туда тянулся, но не со всяким рылом в тот калашный ряд пускали. Однако, как известно, в любом правиле есть исключения. Рвался народ в Монголию, и не за тугриками, а ради охоты и рыбалки, о которых прямо чудеса рассказывали. И рыба такая, что руки не хватает показать какая, и лисичка степная жене на шубку халявную, и другого непуганого зверья и птицы видимо-невидимо, только забирайся в "газик" да в степь, и стреляй из окошка направо и налево.
А меня судьба закинула во Вьетнам, да еще в военное время, так что о таких развлечениях и не мечтал, но вот сподобился. Во время приостановки американских воздушных бомбардировок пригласили нашего торгпреда, прослышав о его увлечении, поохотиться на тигра, а он меня прихватил, не за какие-нибудь охотничьи доблести, а за знание языка, переводчиком. Добрались машиной до предгорных джунглей, переночевали в хижине на сваях, а утром не свет – не заря отправились пешим ходом, в сопровождении вьетнамских солдатиков с
"калашами", в дремучую чащобу тут же, за околицей.
В подготовленном схороне вооружили нас французскими охотничьими карабинами, на лоб нацепили фары типа мотоциклетных и сказали, мол, ждите хищника, его уже подняли и местные мужики на вас гонят. Дело простое, как тигр появится, слепите фарой и стреляйте в лоб.
Промахнётесь, не беда, "калаши" подстрахуют. Прислушались, и верно, вдали слышен шум, гам и звон пустых консервных банок, блики от факелов сквозь листву мелькают. Мы с торгпредом, метрах в десяти друг от друга, набычились, целимся в сторону предполагаемого выхода противника.
И пяти минут не прошло, вдруг "ба-бах" и пуля в метре от меня шмелем. Ноги подкосились и полёг я, голову руками прикрывая. Мамочки мои, – думаю, – не углядел тигра с собой рядышком, небось, тихой сапой подкрался вражина. А торгпред радостно эдак вопит: Я ему прям меж глаз влепил. Переведи, Сашок, чтобы шкуру снимали. А у меня от пережитого скулы свело, ни бе, ни ме, ни кукареку. Но вьетнамцы и так быстро разобрались. Оказалось, пальнул начальничек промеж двух пролётных светлячков, приняв их за тигриные глаза. А сам король джунглей, не будь дурак, на дереве затаился.
Но это мы потом узнали, а тогда с расстройства побросали ружья, снаряжение вернули и отправились несолоно хлебавши в хижину досыпать. Днём принесли нам шкуру освежёванного хитреца, всё же достали его егеря, да мы чинно-благородно отказались принять незаслуженный трофей, хоть слюнки текли. Напросились на рыбалку, нам предложили охоту на акул, благо, до моря рукой подать, но мы, наученные горьким опытом, предпочли вариант сермяжный и уселись с удочками у деревенского пруда. Наловили по пятку рыбок, типа наших окушков, только желтоватых. Оказались "тюйой ка", то есть банановая рыба на местном наречии, в зажаренном виде вкуснотища, пальчики оближешь.
Случилось это в далёкие 80-е прошлого столетия, ещё до перестройки с разными ускорениями. Любили мы, грешные, на кухоньке с друзьями стусоваться и водочку под винегрет с селедочкой да солёный анекдотец покушать. Вот, помнится, как-то сидим, хорошо сидим, под воскресенье, под вой вьюги за тёмным окном. На троих сложилось, я да два кореша милых, Андрюха рыболов-спортсмен и Грачик, кандидат компьютерных наук, из солнечной Армении в Москву на моё соседское счастье перебравшийся. Тут Андрей и молвит, под конец уже, за окошко задумчиво поглядывая, мол, самое времечко у лунки посидеть да рыбку потягать, вы, небось, и не пробовали. Мы хором: Нет, но жуть как хочется.
Быстро сговорились, на посошок приняли и расстались до рассвета.
Я в пять утра, как солдат на побудке, подскочил и к телефону, друзей будить. Грачик, как оказалось, и не ложился вовсе в нетерпении, чтобы, не дай Бог, не проспать, а Андрей, про уговор забыв, ухо на подушке давит. Вломились мы к нему, с постели стащили, мол, выполняй, друже, обещанное. Короче, забрались в его разбитую дальними дорогами старенькую "Волгу" и отправились на дачу, что стоит на одноимённой реке. В Калуге, помнится, прикупили местной для сугреву, и через пару часов были на месте.
Переправа, вестимо, в лёд вмёрзла, мы машину бросили и пешкодралом под завывание вьюжного ветра двинулись на тот берег.
Пока до дачи дошли, мои пижонские финские сапожки приказали долго жить, а у Грачика и того хуже. Он, бедолага, продрог до синевы в своём демисезоне да ещё, когда нога под наст уходила, каждый раз с жизнью прощался, считая, что на дно Волги проваливается. Но держался молодцом на кавказской гордости. Пока добрались, Андрей уж печь в хате растопил и три гранёных стаканища до краёв налил, говорит: Или смерть вам от воспаления лёгких, или махните не глядя. Поморщились, но заглотали живительную влагу, дробь зубами выбивая об стаканный край, и сразу полегчало.
Раздел хозяин нас догола, облачил каждого в две кальсонные пары, поверх ватные штаны, опять же ватники, а на всё это – противоипритный прорезиненный костюм химической защиты. Сам налегке, лишь доха мохнатая да солдатская шапка-ушанка, поводырём вывел нас из хаты к реке заледеневшей. Пробурили мы лунки, мормышки закинули, всё под отеческим Андрюшиным надзором, и пошло дело. Ловилась рыбка большая и маленькая, только к Грачику приходилось всё бегать рыбу с крючка снимать. Как потом выяснилось, боялся, что за палец укусит, ведь он её в живом виде отродясь не видывал, только на блюде под киндзой с укропчиком.
Так увлеклись, что только силком и оттащил нас Андрюха от лунок уже под вечер, как поземка началась и клёв кончился. Можете представить, сколько смеху было и рассказов взахлёб, когда собрались мы тремя семьями на уху да зажаренный с картошечкой коллективный улов. Потом всё это в весёлые байки превратилось, а я, очистив от поздних наслоений, лишь истинные факты изложил.
Меж столами не торопко бродят в постоянной дрёме официантки необъятных размеров, сзади нередко принимаемые за модные в 50-х годах шифоньеры, в ажурных передниках даже не третьей свежести. Из алкоголя подаётся исключительно коктейль "Советский", состоящий из
"Столичной" с "Пшеничной" фифти-фифти, в гранёном стакане с отпечатками пальцев всего обслуживающего персонала. В меню обозначено одно грузинское вино, но при заказе оказывается, что это всего лишь фамилия хозяина заведения. Пиво только "Жигулевское" с кисловатым привкусом верблюжьей мочи, разлитое в помятые алюминиевые кружки. Для затравки и поднятия настроения за отдельную плату выходит косоглазый и горбоносый артист лёгкого жанра с железной
"фиксой" на переднем зубе, в тельнике, при чёрной бабочке, и поливает вас под бурные аплодисменты матюгом без передышки и повторов от пяти минут до получаса согласно прейскуранту.
На первое – борщ помойного цвета, с кусочками оплывшего жира и кружочком сельдерея, на второе – котлеты по-киевски цвета бледной спирохеты, с тухленьким запашком, и с картофельным пюре на воде. На третье – жиденький чай в железном подстаканнике с изображением звёздного Кремля либо лика отца всех народов. Кроме этого, в меню не слишком много блюд, да и то не все всегда в наличии. Зато названия чаруют слух. Вот извольте, списал втихаря:
– Овсянка "Сэр";
– Салями "Алейкум";
– Гуляш по коридору;
– Гегемон под гнётом;
– Отбивная по почкам;
– Каша древнегреческая;
– Сбитень "Мессершмитт";
– Рыльце в собственном пушку;
– Мозги куриные по-министерски;
– Батон нарезной 45-го калибра;
Оркестр беспрерывно наяривает новый гимн со старым текстом, солисты в форме хора Александрова за пятихатку "в лапу" фальшивят на тему "Подмосковных вечеров" и "Марша энтузиастов", в перерывах оглашаются "Вести с полей" и "Рабочая пятиминутка". В вазе среди завядших искусственных ромашек болтается плохо скрытый микрофон, и в конце застолья клиентам приносят магнитофонную бобину, предлагая на выбор или выкупить её, или провести остаток ночи в кутузке КГБ.
Приблатненный амбал с прыщавой рожей уголовника с "зоны" обходит столы и предлагает папиросы "Беломор-канал" по двадцатнику за пачку и сигареты "Стройки коммунизма", набитые древесной трухой. В дальнем конце задымлённого зала – импровизированный тир, вместо мишеней бюсты выдающихся политических деятелей с 1917 года по наши дни.
Стрельба ведётся холостыми из "Калашей", но число попаданий выносится компьютером на лазерный экран вверху. Там же в углу, рядом со столиком с увесистой жалобной книгой и огрызком карандашика на верёвочке, чтобы не спёрли, располагается букмекерская конторка, принимающая ставки на конечный результат зрительских симпатий. После зависания компьютера на счёте по Чубайсу, его заменили на более продвинутый (компьютер, не Чубайса). Попаданий во Владимира
Владимировича не отмечено.
И при всём при том, вопреки самым мрачным прогнозам, ресторан пользуется бешеным успехом, праздная публика валом валит и по старинке переплачивает за вход строгому, облачённому в ливрею швейцару, суя купюры заученным жестом в его необъёмный карман.
Ева
Иногда создается впечатление, что Ева была создана в результате долгого торга Адама с господом Богом. Видимо, за изначальный вариант
Боже запросил неподъёмную для первого мужчины цену, и сторговались в конце концов на одном ребре. Вот и получили мы из-за мужского жмотства то, что имеем. Нет, сначала, в девичестве, чувствуется в ней задуманное в божественном творческом порыве, но как отгремят последние аккорды марша Мендельсона, как настанет бытовая рутина семейной жизни с чёрным трудом день-деньской на кухне, детскими горшками, бесконечными стирками и уборками, мужем колодным на диване в дрёме перед телевизором, да еще ночью в койку, как на работу во вторую смену, тут и попёрла из неё дешевизна купленной Адамом божьей программы. И нечего женщину в обиде, подчас неправедной, "дешёвкой" называть, сами, можно сказать, не доплатили, а скупой, как известно, платит дважды.
Придется замаливать грех, мужики, Бог терпел и нам повелел. Надо признать, что всё же за одно паршивое ребро, которому и цена-то красная в базарный день три копейки, получили не так уж мало. Если труда, денег, времени не пожалеть, отдача сразу сказывается, и отдача сторицей. Видно, в этом и состоит гениальная задумка
Всевышнего, продать по дешёвке, а на запчастях и техобслуживании сбытого товара получить упущенную прибыль.
Посудите сами. Взять любую дурнушку со стервозным характером, приодеть, намакияжить, причёсочку фасонную изобразить, колечки там с висюльками блескучими приладить, на худой конец к хирургу-косметологу и психотерапевту сводить да еще улыбнуться ей душевно и пары ласковых слов не пожалеть – принимай в объятья со слезами возрождённого счастья на глазах Венеру Милосскую с цельными ручками. Да даже без этого они не так уж плохи. Проведите простой научный эксперимент, посадите жену за стол твердой рукой, нацедите себе в мензурку граммулек сто, время по секундомеру отметьте, махните, глаза зажмурив, а потом медленно открывайте. Будто пелена дьявольская с глаз спадёт и истинную красоту избранной подруги жизни узрите.
Опять же с чисто экономической стороны подойдём. Не поленитесь, посчитайте, во что обошлись бы нам годы, проведённые в супружестве, если бы остались холостыми. Да на одних дам легкого поведения
(кстати, кто назвал этот труд лёгким, не иначе очередной жмот, чтобы сбить цену) пошло бы столько, что только по этой статье (халява, сэр) мы в неоплатном долгу перед женой. А завет божий "Плодитесь, размножайтесь!"? Что-то я не слышал, чтобы для реализации этой жизненно важной детерминанты народ потянулся к любимому певцу Борису
Моисееву.
Ведь до чего дошло, женщина, можно сказать в практически обнажённом виде в бар заходит, а мужик и глазом не поведёт, только бармен и удивляется, откуда она денежку достанет, чтобы расплатиться. Куда ушла её чарующая таинственность, которая заставляла поэтов воспевать чуть мелькнувшую на виду, а уже сводившую с ума щиколотку? Вот ломает народ голову над загадкой улыбки Джоконды, а отгадка-то в нас самих. Это рукой гениального провидца Леонардо царь небесный водил в затаённой надежде подправить своё первое одушевлённое произведение мужеску полу и намёк ему подкинул. Ведь так и ведёт себя художественный творец, всё ему мало и рука тянется улучшить свой шедевр.
А мы чаще поступаем как криворукий кустарь, не получилось и "Баба с возу – кобыле легче". Лень это мужская и несмышлёность. Конечно, чем жене помочь ребёнка своего отмыть да сопли вытереть, легче да веселей нового сделать, а чуть что не по нраву – налево в нычку откосить, где тебя не "пилят" и не дураком недоделанным называют, а милашкой, за ушком почесывая. Что-то мне в минуту озарения подсказывает, что мудрее будет напрячься и поработать над полученным материалом, а допреж всего – над собой неразумным. И да поможет нам
Бог!
Виагра
Как-то воскресным утром после творческого вечера в ресторане
"Пегас" проснулся поэт Вергилиев в своей тёплой постели. Вставать не хотелось, за окном чувствовалась хмурая слякоть и караулил неуютный до богомерзости окружающий мир. Поэт скосил глаз налево, там раскинула свои пышные телеса и похрюкивала в сладком сне супруга
Аграфена Васильевна. Он вяло потянулся, подоткнул стёганое ватное одеяло под подбородок и, дремотно вновь веки сомкнув, задумался.
Мысли потекли привычной чередой, лениво цепляясь одна за другую, отправной была "Что-то надо делать".
А делать надо потому, что последнее время всё сильнее ощущал он в себе нарастающее физическое, а от него, как считал, и творческое бессилие. Смотался к знакомому гипнотерапевту Лихоедову, занялся по его совету аутогенным погружением в медитацию, но и в ней мысли тревожные доставали и душу теребили, заглушая внушаемую мантру "я половой гигант, я половой гигант". Стал подумывать о виагре, встречая в подъезде дышащего силой и здоровьем с отдушиной дорогого коньяка семидесятилетнего соседа, отца пятерых детей (последнему – три года). Однако, прикинув свои последние поступления от хилого словотворчества, от мысли отказался, решив, что не стоит Аграфена такой жертвенности.
Оставалось на её супружеские заигрывания ответить либо жалостливой просьбой о реструктуризации супружеского долга, либо собраться с духом и вовсе объявить жене дефолт. А как всё хорошо начиналось… После первой брачной ночи весь день в голове вертелся незатейливый мотивчик марша Мендельсона и почему-то стала, как у
Ахиллеса, чесаться левая пятка. Значит, крепко зацепило амуровой стрелой, – подумал тогда ещё студент литфака Вергилиев, приучавший свой мозг мыслить поэтическими образами. А теперь, видно, пришла пора, вооружившись зубилом и молотом, расковать себя, освободив от цепей Гименея.
Тут из-под его корсета жёстких моральных принципов вылезла змейкой-искусительницей одна фривольная мыслишка, мол, не пора ли блудануть, и высветила в памяти поэта подзабытый Люськин адресок, по которому не раз бегал спортивной трусцой. Почему-то на ней любилось легко, привольно и, главное, без виагровых проблем, в голову вползали в такт мерным и сладостным колебаниям оригинальные рифмы, в антрактах, то бишь между актами, в неге и истоме сами собой слагались свежие лирические вирши, которые тут же хотелось пропеть под гитару и тащить вечно хмурому литредактору.
Свят-свят-свят, пресвятая богородица, – шепотком просипел
Вергилиев, мелко крестясь и сплёвывая за левое плечо, – ну и чертовщина в голову спросонья лезет, вставать пора. И он осторожненько, чтобы, не дай Бог, не разбудить жену, ужом выполз из супружеской постели, бодро встряхнулся и пошел на цыпочках в гостиную, на ходу спортивно потягиваясь и проигрывая в голове новый комплекс физупражнений, подсказанный всё тем же другом Лиходеевым.
Немного об этом
Извините, что начинаю с лягушек, но уж больно уморительно они совокупляются. Чувствуется, охочи до этого, как и "лягушатники" французы. Взлезает самец (вестимо, не француз) на самочку, глаза вылупит донельзя и с самым серьёзным профессорским видом отдается инстинкту продолжения рода. Хоть бы квакнул от удовольствия да улыбнулся, рот ведь до ушей. Другое дело "гекко", маленькая золотистая ящерка с милейшей мордашкой, обитающая в Юго-Восточной Азии.
Эта, вопреки всем законам эквилибристики, может совокупляться на потолке. Самочка ловким движением проворачивает тазобедренную часть тела на 180 градусов, а потом ещё язычком в губки целует столь же проворного мальчика под-над собой. И глазки всегда весёлые и умные, не чета квакуше. Обожает жить с человеком в комнатах, где для них предусмотрены в потолочных углах вроде как ласточкины гнёзда, питается залетающими комарами и другим гнусом, за что человеком и пригрета.
О гекконе бытует легенда, что был это красавец юноша, сын богатого мандарина, оставившего ему большое наследство. Да вот загулял сынишка, денежки промотал, много безобразий учинил, но вовремя опомнился, лик свой Будде обратил и испросил милости замолить грехи свои тяжкие перед человеком. Потому и обращён был в ящерицу, живёт рядом, комарьё кусачее изничтожает, за человеком с любовью исподтишка наблюдает, а глянешь в глаза – стеснительно скрывается в гнездышке.
Дело было во Вьетнаме, зашла как-то ко мне бухгалтерша, еще и присесть не успела, а Геккоша мой, видимо, от изумления невидалью
(по холостому статусу и строгому загранкодексу женщины меня не посещали) свалился с потолка и угодил прямиком в декольтированную межгрудную щёлочку. То-то крика и суеты было, пришлось и платье скинуть и бюстгальтер рассупонить, тут уж не до стыдобы. Отодрал цепкого геккона, бухгалтерша наутёк, я ему пальцем погрозил и вижу, улыбается мне с потолка чертёнок, мол, здорово повеселились. Ну, разве на такого обидишься?
А в Таиланде жили у нас мартышки Клёпа (ласково от полного имени
Клеопатра) и Ромка (от Ромео), приковали их за длиннющую цепь к росшему на нашей территории гигантскому манговому дереву, с которого местные мальчишки прежде мешками сочные плоды приворовывали. С появлением обезьянок кончилось их золотое время. Еще на подходе слыша угрожающее верещание, правильно понимали предупреждение и удалялись. Нам же срывать плоды разрешалось, и вообще, за малым исключением, мартышки людей любили, а в исключение, как ни странно, попадали те люди, что и у нас уважением не пользовались.
Друг друга Ромка с Клёпой любили пламенно, но дальше поцелуйчиков и имитации ловли друг у дружки блох в шерсти на людях не шли, предпочитая заниматься плотскими удовольствиями лишь в густой древесной листве. Это вам не гамадрилы в им посвящённом индийском храме. Эти обнаглевшие божьи твари, пользуясь вседозволенностью и почитанием наравне со священными коровами, стыда не знают и развратом занимаются на глазах туристического люда, так что у мамаш руки отсыхают детские глазёнки любопытствующие прикрывать.
Закончу детским воспоминанием на эту тему. Как-то мужик у нас, в
России, принялся случать корову с быком ну прямо в двух шагах от забора нашего пионерлагеря. Известие об этом разнеслось в мгновение ока и вся ребятня повисла на заборе, наблюдая это дело. Девочки, разумеется, стушевались, в кучки сгрудились и запричитали: Какой кошмар, какой кошмар! И старшей пионервожатой тут же, конечно, наябедничали. Та мигом прилетела, на забор взобралась и ну отчитывать мужика, мол, такой ты рассякой, как можно при детях, сам своей головой поработай, на что мужик в духе старого анекдота ей ответил со смехом: "Могу и я, но у моего быка оно лучше с коровой получается".
Так что приходишь к выводу, что у зверей разных, как и у людей, любовные дела по морали и поведению зело различаются, видимо, кто генетически ближе к Ноевой паре своих прародителей, в том и ума со скромностью больше.
Геночка
В пору моей работы в Минвнешторге была там одна проблема для молодых сотрудников. Огромное значение имела характеристика, особенно при выезде в загранкомандировку. Характеристика эта состояла из набора устоявшихся клише, про холостого так и писали, мол, холост, ранее в браке не состоял. А дальше полагалось отметить, что имярек политически грамотен, морально устойчив, в чём и состояла закавыка. По заскорузлой логике отдела кадров, если ты холостой, то быть морально устойчивым не можешь, а если можешь, то "голубой", что ещё хуже. В общем, классический заколдованный круг, который, как вериги на ногах, мешал карьере.
В помощь таким бедолагам и возник один на нас, торгашей, и
"мидаков", то есть ребят из МИДа (работали-то все в высотке на
Смоленской), полуподпольный клуб холостяков. Возглавил его начинающий дипломат, милейший хлопец Геночка. Сам он был, что говорится, метр с кепкой, правда, справедливости ради следует сказать, на кепку приходилось сантиметров шестьдесят, к тому же ладно скроен, на лицо пригож и, главное, пользовался славой невиданного бабника. Поставлено дело было на серьёзную ногу, сначала теоретическая часть с лекцией одного из членов на тему женщин как таковых, их специфики при выходе под венец и применяемых для сокрытия внутренних и внешних изъянов уловок.
Но самой сладенькой частью заседаний были практические занятия.
Наскоро похлопав выступавшему, споро накрывали стол, и Геночка доставал свой знаменитый талмуд с телефончиками. Все замирали в трепетном молчании перед вершимым Геночкой священнодейством, а он, небрежно бросив трубку на рычаг, объявлял: Девочки будут через двадцать минут, есть время для двух тостов, мне для настроя, вам для храбрости.
Как он пил, отдельная песня. Рука в грациозной истоме возносила рюмку к губам, очи заволакивала мечтательная дымка, божественный нектар изливался в пищевод легко и как бы даже эротически. Пытались подражать, но нет, получалась жалкая пародия. И всё же основная грань таланта маэстро раскрывалась с появлением дам. Это было художественное яство для Станиславского, который, будь он с нами, хлопал бы в ладоши с криком "Верю!". За столом, забывая своих кавалеров, а были среди нас и истинные гренадёры, девушки внимали любому Геночкиному слову, каждая норовила дотянуться и чокнуться, обращая лишь ему обворожительные улыбки.
Кульминацией застолья был его традиционный тост "за дам-с!".
Геннадий вставал с царственной ленцой, по-гусарски заводил левую ручку за спину, локоток правой подтягивал строго до уровня плеча, рюмочка чуть касалась низа подбородка. Казалось, что возвышался он над столом, на голову превосходя всех. И ни слова более, только крещендо точно выдержанной паузы и одно величественное "буль".
Девушки бессильно обмякали, мужики в смущении, как будто ненароком подглядев акт коллективного соития, торопко опрокидывали свои рюмки и на ощупь цепляли вилкой селедочный хвост.
Кстати, авторитет Геночки зиждился ещё и на его просветительских способностях. Он, приобщившись к западному стилю жизни, привнёс в нашу компанию, к примеру, глинтвейн. Привнёс в прямом смысле, т. е. как-то притащил на заседание клуба бутылку с этим странным напитком и ознакомил с рецептом приготовления и компонентами (красное винцо, специи, цитрусовые и др.). Как-то раз в его отсутствие мы решили сварганить этот самый глинтвейн, но, исходя из наличия ингредиентов, в качестве специй использовали чёрный перец, цитрусовыми послужил зелёный лук, ну а вино заменили на водочку. Получилось нечто убойное, но мы списали это на экзотичность напитка.
А ещё он любил поражать общество чем-нибудь эдаким, привезённым из очередной загранки. Как-то на заседании клуба, посвящённом его возвращению из-за бугра (насколько помню, это была Голландия) во время аперитива он попросил одного из нас принести пачку "Мальборо" из смежной комнаты. Но когда этот член клуба открыл дверь, с ним случилось что-то странное. Он вдруг попунцовел, зашаркал ножками и стал блеющим голосом извиняться в пустоту. Закрыв дверь и оборотившись к Геночке, он прошипел: "Что же ты, подлец, не предупредил?!".
А нам возбуждённо объяснил шёпотом, что там, мол, небесной красоты голая дева, видимо, переодевается для выхода в свет. Геночка залился таким смехом, что чуть не упал с кресла. Сквозь слёзы умиления он объяснил нам, неразумным, что это – так называемая резиновая баба. И что на Западе она давно в ходу и используется их ленивыми мужиками по прямому назначению. На наш робкий вопрос "А ты как, пользуешь?" он снисходительно объяснил, что да, но не по прямому назначению, а натягивая на неё свои шикарные джинсы фирмы
"Левис" после стирки для просушки без глажки. И в этом был весь он, наш Геночка.
Клуб холостяков просуществовал недолго, первым его покинул и не поверите кто… Да, он, Геночка. Найдя где-то невидную деваху ростом с каланчу, которая родила ему аж четырех миленьких девочек, все в папу. Причем сделала это в какой-то заштатной стране африканского континента, куда счастливые молодожены отправились по месту
Геночкиного назначения чуть не сразу после свадьбы. Другие члены клуба, чувствуя себя обездоленными после отбытия учредителя, тоже как-то второпях переженились и разъехались кто куда по миру.
Тигриная охота
В министерстве, где работал в брежневские времена, существовала шкала географических предпочтений выезда в загранкомандировки. В одни страны очередь стояла, в другие – кнутом не загонишь. По расхожей тогда шутке, капитализм, конечно, загнивает, но запашок больно обворожительный. Народ пожиже тоже туда тянулся, но не со всяким рылом в тот калашный ряд пускали. Однако, как известно, в любом правиле есть исключения. Рвался народ в Монголию, и не за тугриками, а ради охоты и рыбалки, о которых прямо чудеса рассказывали. И рыба такая, что руки не хватает показать какая, и лисичка степная жене на шубку халявную, и другого непуганого зверья и птицы видимо-невидимо, только забирайся в "газик" да в степь, и стреляй из окошка направо и налево.
А меня судьба закинула во Вьетнам, да еще в военное время, так что о таких развлечениях и не мечтал, но вот сподобился. Во время приостановки американских воздушных бомбардировок пригласили нашего торгпреда, прослышав о его увлечении, поохотиться на тигра, а он меня прихватил, не за какие-нибудь охотничьи доблести, а за знание языка, переводчиком. Добрались машиной до предгорных джунглей, переночевали в хижине на сваях, а утром не свет – не заря отправились пешим ходом, в сопровождении вьетнамских солдатиков с
"калашами", в дремучую чащобу тут же, за околицей.
В подготовленном схороне вооружили нас французскими охотничьими карабинами, на лоб нацепили фары типа мотоциклетных и сказали, мол, ждите хищника, его уже подняли и местные мужики на вас гонят. Дело простое, как тигр появится, слепите фарой и стреляйте в лоб.
Промахнётесь, не беда, "калаши" подстрахуют. Прислушались, и верно, вдали слышен шум, гам и звон пустых консервных банок, блики от факелов сквозь листву мелькают. Мы с торгпредом, метрах в десяти друг от друга, набычились, целимся в сторону предполагаемого выхода противника.
И пяти минут не прошло, вдруг "ба-бах" и пуля в метре от меня шмелем. Ноги подкосились и полёг я, голову руками прикрывая. Мамочки мои, – думаю, – не углядел тигра с собой рядышком, небось, тихой сапой подкрался вражина. А торгпред радостно эдак вопит: Я ему прям меж глаз влепил. Переведи, Сашок, чтобы шкуру снимали. А у меня от пережитого скулы свело, ни бе, ни ме, ни кукареку. Но вьетнамцы и так быстро разобрались. Оказалось, пальнул начальничек промеж двух пролётных светлячков, приняв их за тигриные глаза. А сам король джунглей, не будь дурак, на дереве затаился.
Но это мы потом узнали, а тогда с расстройства побросали ружья, снаряжение вернули и отправились несолоно хлебавши в хижину досыпать. Днём принесли нам шкуру освежёванного хитреца, всё же достали его егеря, да мы чинно-благородно отказались принять незаслуженный трофей, хоть слюнки текли. Напросились на рыбалку, нам предложили охоту на акул, благо, до моря рукой подать, но мы, наученные горьким опытом, предпочли вариант сермяжный и уселись с удочками у деревенского пруда. Наловили по пятку рыбок, типа наших окушков, только желтоватых. Оказались "тюйой ка", то есть банановая рыба на местном наречии, в зажаренном виде вкуснотища, пальчики оближешь.
Секреты подлёдного лова
Случилось это в далёкие 80-е прошлого столетия, ещё до перестройки с разными ускорениями. Любили мы, грешные, на кухоньке с друзьями стусоваться и водочку под винегрет с селедочкой да солёный анекдотец покушать. Вот, помнится, как-то сидим, хорошо сидим, под воскресенье, под вой вьюги за тёмным окном. На троих сложилось, я да два кореша милых, Андрюха рыболов-спортсмен и Грачик, кандидат компьютерных наук, из солнечной Армении в Москву на моё соседское счастье перебравшийся. Тут Андрей и молвит, под конец уже, за окошко задумчиво поглядывая, мол, самое времечко у лунки посидеть да рыбку потягать, вы, небось, и не пробовали. Мы хором: Нет, но жуть как хочется.
Быстро сговорились, на посошок приняли и расстались до рассвета.
Я в пять утра, как солдат на побудке, подскочил и к телефону, друзей будить. Грачик, как оказалось, и не ложился вовсе в нетерпении, чтобы, не дай Бог, не проспать, а Андрей, про уговор забыв, ухо на подушке давит. Вломились мы к нему, с постели стащили, мол, выполняй, друже, обещанное. Короче, забрались в его разбитую дальними дорогами старенькую "Волгу" и отправились на дачу, что стоит на одноимённой реке. В Калуге, помнится, прикупили местной для сугреву, и через пару часов были на месте.
Переправа, вестимо, в лёд вмёрзла, мы машину бросили и пешкодралом под завывание вьюжного ветра двинулись на тот берег.
Пока до дачи дошли, мои пижонские финские сапожки приказали долго жить, а у Грачика и того хуже. Он, бедолага, продрог до синевы в своём демисезоне да ещё, когда нога под наст уходила, каждый раз с жизнью прощался, считая, что на дно Волги проваливается. Но держался молодцом на кавказской гордости. Пока добрались, Андрей уж печь в хате растопил и три гранёных стаканища до краёв налил, говорит: Или смерть вам от воспаления лёгких, или махните не глядя. Поморщились, но заглотали живительную влагу, дробь зубами выбивая об стаканный край, и сразу полегчало.
Раздел хозяин нас догола, облачил каждого в две кальсонные пары, поверх ватные штаны, опять же ватники, а на всё это – противоипритный прорезиненный костюм химической защиты. Сам налегке, лишь доха мохнатая да солдатская шапка-ушанка, поводырём вывел нас из хаты к реке заледеневшей. Пробурили мы лунки, мормышки закинули, всё под отеческим Андрюшиным надзором, и пошло дело. Ловилась рыбка большая и маленькая, только к Грачику приходилось всё бегать рыбу с крючка снимать. Как потом выяснилось, боялся, что за палец укусит, ведь он её в живом виде отродясь не видывал, только на блюде под киндзой с укропчиком.
Так увлеклись, что только силком и оттащил нас Андрюха от лунок уже под вечер, как поземка началась и клёв кончился. Можете представить, сколько смеху было и рассказов взахлёб, когда собрались мы тремя семьями на уху да зажаренный с картошечкой коллективный улов. Потом всё это в весёлые байки превратилось, а я, очистив от поздних наслоений, лишь истинные факты изложил.