Я вошел в него с парадного входа, и лакей поторопился доложить обо мне хозяевам, после чего проводил в паркетную гостиную, отделанную под мрамор. Навстречу мне вышла дородная женщина с заплаканным лицом, одетая в черное шелковое платье с плерезами. По этим траурным нашивкам я догадался, что вижу перед собой мать задушенной девушки, Анну Васильевну. Она была вся в расстроенных чувствах и говорила дрожащим голосом, так как еще не оправилась от горя. Я объяснил ей цель моего визита намерением выразить соболезнования ближайшим родственникам своего друга.
— Как это мило с вашей стороны, — печально произнесла Анна Васильевна, утирая слезы носовым платком с вензелями. — Алексей Валерианович в отъезде, все в имении хлопочет. Как уехал после похорон, так и не появлялся больше, — женщина всхлипнула и попросила воды у одной из девушек. — Говорит, в хозяйстве глаз да глаз нужен, — скзала она, отпивая глоток из стакана. — А сам так страдает, так страдает, не может просто здесь находиться. Я сама, как о Танюшке подумаю… — голос графини прервался, и она залилась слезами.
Вокруг барыни засуетились девушки, кто с водой, кто с нюхательными солями. Мне оставлось дожидаться, когда Анна Васильевно придет в себя и сможет продолжить разговор. Я прекрасно понимал, что оставься здесь в данный момент скорее всего неуместно, но другой возможности встретиться с матерью покойной могло больше и не представиться, так как я никогда не был вхож в эту семью, и поэтому продолжал стеснять графиню своим присутствием, развлекая себя изучением настенных росписей и потолочной лепнины.
Наконец Анна Васильевна пришла в себя и, слегка удивленная тем, что я все еще продолжаю быть ее гостем, спросила меня из вежливости, чем может быть мне полезной.
Я ответил, что хотел бы ее немного отвлечь от грустных мыслей, отвечая настоятельной просьбе Андрея Валериановича, пребывающего в Москве и не имеющего возможности лично засвидетельствовать ей свое почтение и утешить в такую трагическую минуту.
— Если бы что-то могло меня утешить, — грустно произнесла графиня и махнула рукой, отпуская девушек.
— Вожможно, вы хотели бы поговорить о Татьяне Алексеевне, излить свою душу, рассказать, с кем она была близка, что ее занимало?
— Молодой человек, вы так любезны, — она вздохнула. — Говоря entre nous, я совсем не понимала свою дочь. В последнее время она стала такой скрытной. Я никогда не умела угадать, что у нее на уме. К примеру, Таня сблизилась со своей бывшей гувернаткой Харитой Никифоровной и нередко захаживала к Бибиковым, где та теперь состоит в услужении, -Анна Васильевна снова утерла платком глаза.
— Неужели у нее не было подруг из своего круга? — задал я графине наводящий вопрос.
— Ах, да, Нелли Орлова, вы верно о ней наслышаны? Ныне она блистает в свете, а раньше… — она махнула рукой. -Впрочем, что говорить? Татьяна познакомилась с ней еще до ее удачного замужества. Я считаю, что Нелли сделала очень выгодную партию. Я и дочери всегда говорила… — внезапно графиня осеклась, видимо сообразив, что наговорила лишнего. — Хотя, — очевидно, поразмыслив, Анна Васильевна решила, что я заслуживаю доверия, — Танечка собиралсь замуж за князя Павла Корецкого, так что ее жених ничуть не уступал Орлову. — вдруг она вспомнила, что Тани больше нет, а свадьба уже никогда не состоится, и снова заплакала.
— Ну что вы, графиня, полноте, — пытался я ее успокоить. — Господь милостив, надо уповать на него, — но Анна Васильевна оставалсь безутешной.
— На что мне теперь Господня милость? — всхлипывала она.
В конце концев графине все-таки удалось взять себя в руки, и она перестала без устали увлажнять белоснежный батистовый платок. Мы расстались с ней почти что друзьями, и Анна Васильевна даже приглашала навестить ее разочек — другой.
Я как раз, стоя за дверью, раздумывал над тем, как бы познакомиться с Татьяниной горничной, не открывая хозяйке истинной цели своего визита, как в гостную влетела, едва не сбив меня с ног, расстроенная молодая женщина. Судя по ее наружности, я признал в ней камеристку — француженку. Она сбивчиво и взволновонно принялась объяснять графине причину своего длительного отсутствия, та же, в свою очередь, очевидно, полагая, что незванный гость уже покинул ее владения, принялась упрекать ее в смерти дочери, обвиняя в том, что не доглядела.
— Так барышня-то уже взрослая были, — оправдавалась девушка, которую графиня звала мадмуазель Камилла.
Я поинтересовался у камердинера, где можно встретиться с мадмуазель Камиллой наедине, и сунул ему в руку несколько гривенников. Он с подозрением осмотрел меня с головы до ног прищуренными глазами, нахмурил брови и изрек простуженным глухим басом, когда я уже потерял всякую надежду дождаться какого-либо вразумительного ответа:
— На какой предмет?
Я ответил, что не его ума дело. Однако лакей на меня ни капли не обиделся. Подумав немного, старик предложил подождать Камиллу у дверей ее комнаты.
— Что вы здесь делаете? — набросилась она на меня, гневно сверкнув ореховыми глазами.
— Дожидаюсь вас, — честно тветил я.
— Я приняла вас за порядочного человека, — девушка сделала попытку ускользнуть от меня, протиснувшись в полуоткрытую дверь, но я преградил ей дорогу.
— Вы не ошиблись.
— Тогда что же вам от меня понадобилось? — сердито вопрошала она.
— Да вот, хочу расспросить вас о молодой графине.
— Вы из полиции?
Я согласно кивнул, справедливо полагая, что если ей и придет в голову пересказать наш разговор Анне Васильевне, она ей в любом случае не поверит. Тогда камеристка пригласила меня войти. Она выглядела испуганной и обеспокоенной, словно что-то скрывала.
Я спросил:
— Какого числа исчезла барышня и при каких обстоятельствах?
— Если вы из полиции, вам и так все известно, — дерзко ответила девушка.
— Я хотел бы услышать это от вас.
— Ну, хорошо, — горничная, все-таки сдалась. — Это случилось двадцать первого августа. Она вышла из дома поздно вечером, когда все уже спали, поэтому-то ее отсутствия до утра никто и не обнаружил.
— В тот трагический вечер лично вы не заметили ничего подозрительного?
Губы Камиллы дрогнули, и она коротко сказала, что нет. Камилла скрестила руки на груди, от волнения ее щеки порозовели. Девушка показалась мне смущенной. Я был уверен, что она что-то знает, но по каким-то одной ей ведомым причинам скрывает это от меня. Я задал ей еще несколько вопросов, но в результате перестал уповать на то, что мне удастся ее разговорить. Однако я надеялся, что в будущем Фортуна будет ко мне более благосклонна.
Притворив за собою дверь, я, озираяясь по сторонам, стал продвигаться к выходу.
— Барин! — возглас старика — камердинера заставил меня вздрогнуть, так как я старался уйти незамеченным. -Идем, я тебя выпущу с черного входа.
Он проводил меня по коридору мимо людской и вывел на крыльцо во дворе.
Отблагодарив услужливого лакея, я отправился ловить извозчика, чтобы благополучно добраться до Кутузова, так как назрела острая необходимость в его участии, а жил он от Офицерской улицы на довольно приличном расстоянии.
Иван Сергеевич встретил меня в белом мундире, звездах и ленте, по всей видимости, собираясь отправится на какое-то официальное мероприятие, где должны были присутствовать значительные особы.
— Мой друг, возникли какие-нибудь сложности? — осведомился он, отодвинув в сторону пюпитр с бумагой и выложив из рук заточенное перо. Голос моего мастера всегда вызывал во мне ощущение какой-то смутной тревоги. Это не был страх, а скорее его предчувствие. — Как продвигается наше дело?
— Я вижу, что вы заняты, — сказал я в ответ. — И мне не хотелось бы причинять вам беспокойство.
— Я заканчиваю труд о гибели тамплиеров и как раз принялся за последнюю страницу. Так что, Яков, я очень рад встрече с вами. Вы сможете его оценить. — Он протянул мне стопку исписанных листов. Я пробежал глазами по рукописи, которая и в самом деле вызывала невероятный интерес, однако почти сразу же передал ее автору.
— К сожалению, мое дело не терпит отлагательств, -улыбнулся я, как бы извиняясь.
— Конечно, конечно, — сказал Кутузов. — Мы все заинтересованы в его скорейшем продвижении. Чем я могу быть вам полезен? Что-то подсказывает, что сегодня вы нанесли мне визит неспроста.
— Вы знакомы с Нелли Орловой? — осведомился я.
Иван Сергеевич, наморщив высокий лоб, медленно произнес:
— Конечно. Прекрасная женщина, настоящая светская львица. Сегодня вечером она устраивает бал-маскарад.
— Об этом мне известно, — заметил я.
О Елене Николаевне Орловой я и в самом деле был наслышан, но никогда не входил в круг ее близких друзей, а получить приглашение на бал, устраиваемый в ее доме, было не так-то просто. Разумеется, я мог бы попробовать раздобыть пригласительный билет, и моя попытка, возможно, и увенчалась бы успехом, если бы бал состоялся на неделе или, в крайнем случае, завтра, в любой другой день, но только не этим вечером. Теперь же все возможности были упущены, и я в любом случае не успевал ко времени при всем своем желании. Поэтому я и явился к всемогущему Кутузову просить о помощи.
— А в чем же дело? — поинтересовался Иван Сергеевич.
— Мне любой ценой необходимо попасть на этот бал и встретиться с Нелли.
— Я постараюсь вам это устроить, — пообещал Кутузов. Он лично проводил меня до дверей и, прощаясь, сказал, что с его работой я смогу более детально ознакомиться на собрании ложи.
Итак, я наметил себе три пути, посредством которых намеревался продвигаться в своем расследовании. Меня инетересовали, в частности, три персоны, с которыми я еще не успел познакомиться: гувернантка Харита, князь Корецкий и блистательная Нелли Орлова. Оставалось лишь сделать выбор, с кого начать, но Судьба распорядилась самостоятельно, непосредственно в лице Ивана Кутузова, который пообещал мне свое горячее содействие. Поэтому я и решил для себя, что в первую очередь отправлюсь к Елене Николаевне, если мастер соизволит выслать мне пригласительный билет. А так как мне не приходило в голову сомневаться в его возможностях, я отправился домой готовиться к маскараду.
Мира прогуливалась в английском парке, примыкавшем к особняку. Она стояла под раскидистым деревом и вертела в пальцах кленовый лист.
— Я чувствую опасность, — сказала Мира, когда я подошел к ней на достаточное расстояние, чтобы ее услышать. Впрочем, в ее словах не было ничего необычного, у себя на родине она славилась как гадалка, предсказания которой всегда сбывались.
— Откуда она исходит? — искренне поинтересовался я.
В братстве меня научили верить в оккультные науки, поэтому я ничуть не сомневался в ее способностях.
— Пока не могу сказать ничего определенного, — Мира пожала красивыми плечами, слегка оголенными по европейской моде. Сегодня она решила обойтись без своего обычного сари, но и парижские наряды ей очень шли.
Мы вышли из парка под руку, оживленно беседуя. Я радовался этой перемене в ее настроении, так как нуждался в дружеском участии. Мира умела меня поддержать, как никто другой.
Здание дома, в котором я имел счастие коротать свои мирные вечера, имело колонный портик с треугольным фронтоном. Я всегда питал слабость к античной архитектуре и потому не мыслил родного жилища без ее классически стройных мотивов.
В столовой меня уже ждал сервированный стол, где пряные восточные закуски гармонично перемежались с изысканными французскими блюдами. Я был уверен, что и тут без Миры не обошлось, поскольку она добровольно взяла на себя обязанности экономки. Только одна Мира справлялась с моими строптивыми людьми и делала это с непременным успехом. Я неизменно представлял ее в свете как мою гостью с Востока, но знал, что о ней уже пошла дурная молва, однако ничего не мог с этим поделать. Расстаться с Мирой было выше моих сил и возможностей, поэтому я эгоистично продолжал держать ее подле себя. К тому же я знал, что она на это не согласится.
Кинрю куда-то запропастился, и мы пообедали вдвоем в огромной пустой столовой.
— Вы куда-нибудь собираетесь этим вечером? — поинтересовалась индианка, поглощенная созерцанием столового серебра. Она старалась выглядеть безразличной, но ей это совершенно не удавалось.
— Да, — я кивнул. — У меня большие планы на вечер, и я остро нуждаюсь в твоей помощи.
— Я польщена, — ответила Мира, но мне показалось, что я уловил в ее голосе ироничные нотки.
— Нелли Орлова устраивает бал-маскарад, — сообщил я ей.
— Это не новость, — усмехнулась девушка. — Она устраевает балы едва ли не каждую неделю. Нелли мне не нравится, — добавила Мира и категорично заключила: — Пустая женщина!
Я улыбнулся:
— Ты же ее совсем не знаешь.
— Я достаточно наслышана, — сказала индианка. — Так что же требуется от меня?
— Подобрать мне подходящий костюм. Только и всего, -на ее лице я заметил тень разочарования, которая тут же развеялась, уступив место привычно бесстрастному выражению.
— Это несложно, — сказала она. — Я пошлю кого-нибудь к месье Жано, а сама займусь чем-нибудь более полезным.
Мира покинула столовую, оставив меня наедине со своими размышлениями. Я спрашивал себя, кому могла понадобиться жизнь молодой графини, и не находил ответа. Мне оставалось надеяться, что встреча с Нелли прольет свет на эту загадочную историю.
Я вернулся в свой кабинет и снова открыл тетрадь в бархатном переплете, в которую так до сих пор и не удосужился внести ни одной строки, взял гусиное перо из стеклянного стакана и обмакнул его в чернила. Слова полились на бумагу сами собой.
Спустя полчаса в дверь постучала Мира, я позволил ей войти, оторвавшись от своей рукописи.
— Почему вы ничего не рассказываете мне о том, чем сейчас заняты? — обиженно спросила она. Я и сам не знал, что ей ответить. Обычно я всегда делился с Мирой своими наблюдениями, в пределах возможного, конечно. Но в памяти моей все еще звучали слова Кутузова, прочитанные им из священного устава в день, когда я отрекся от жизни обычного непосвященного смертного: «Бойся наказаний, соединенных с клятвопреступством…»
Однако Мира ни разу не заставила меня пожалеть о своей откровенности, к тому же я смутно чувствовал, что ей известно куда более, чем она старается показать.
— Я должен найти и покарать убийцу невинной девушки, — решился я приоткрыть ей тайну происходящего. Впрочем, я не был уверен, что девушка эта и впрямь не замешана в чем-либо преступном.
— Я так и знала, — взволнованно воскликнула Мира. -Так и знала, — приглушенно повторила она, широко распахнув свои черные глаза, из которых смотрела ночь. — Смерть прячется где-то рядом, — пророчески произнесла индианка. — Я скоро вернусь, — сказала она и вышла. От ее слов мне стало как-то не по себе, несмотря на то, что я был готов ко всяким неожиданностям и нередко заглядывал в лицо костлявой старухе с косой.
Не успела за Мирой закрыться дверь, как явился лакей доложить, что приехал посыльный от господина Кутузова. Я велел проводить его в гостиную, где он и передал мне пригласительный билет к Орловой, запечатанный в красивый конверт. Он покосился на Миру, которая возлежала на оттоманке, разложив кругом себя астрологические таблицы, и представляла собой весьма экзотическое зрелище.
Когда посыльный ушел, Мира заговорила:
— «Панчак» говорит, что вы разыщите убийцу, — обнадеживающе сказала она, ткнув пальцем в одну из таблиц.
— А там не сказано, как его имя? — усмехнулся я, склонившись над ее астрологическими атрибутами.
— Нет, не сказано, — Мира восприняла мой вопрос всерьез. — Но можешь быть уверен, речь здесь идет о деньгах, об очень болших деньгах, — сообщила она многозначительно.
К вечеру мне доставили пару костюмов от месье Жано. Я должен был выбрать, предстать ли перед Нелли в образе испанского кабальеро или облачиться в мадьяра. Я все-таки предпочел испанца и довольно легко перевоплотился в дона Фернандо. Мира собственноручно водрузила мне на голову бархатный берет, украшенный перьями и бриллиантами. Мой взгляд случайно скользнул по зеркалу, и я едва не рассмеялся, увидев себя в таком обличии. На мне красовались пышные, но короткие штаны, узкая куртка со стоячим воротником, застегнутая спереди, с висячими откидными рукавами и наплечными валиками, благодаря которым мои плечи выглядели неестественно широкими. Особенно смешными, на мой вгляд, были накрахмаленные складчатые брыжи, от которых Мира пришла в настоящий восторг. Картину довершали высокие высокие узкие сапоги из белой кожи, заходящие за колено. Я скорее укутался в длинный черный плащ, лишь бы не видеть этого кошмара. Меня утешала единственная мысль, что лицо мое будет скрыто под бархатом элегантной маски, и я, очевидно, останусь неузнанным.
Карета, запряженная четверкой породистых лошадей, подвезла меня к сверкающему подъезду дома Орловых. Я миновал швейцара и оказался в парадном зале, окруженный толпой народа. Почти все гости были в маскарадных костюмах, а иные просто скрывали лицо за масками. Только сама хозяйка не прятала свою внешность, а выступала, как королева, среди зеркал по навощенному паркету. Она была удивительно хороша в атласном мареновом роброне, широком и длинном платье со шлейфом. Ее послушные белокурые волосы были уложены локонами в прическу a la Ninon.
И вот, наконец, зазвучала музыка. Пары закружились в вальсе, который затем сменила мазурка. Но танцы в данный момент интересовали меня меньше всего, я непременно хотел переговорить с хозяйкой этого гостеприимного дома. И тут я услышал разговор, который в ту же минуту привлек мое внимание. Два гвардейских офицера обсуждали несостоявшуюся дуэль. Сам этот факт вряд ли мог меня заинтересовать, но мне показалось, что один из них упомянул имя князя Павла Корецкого. Я прислушался, офицеры говорили приглушенными голосами, но все же я мог разобрать их шопот.
— Рябинин едва не стал секундантом Корецкого, — распинался один из них.
— Я знаю Сергея. С каких это пор, господа, он дружен с князем? — дивился другой.
— Так или иначе, но дуэль не состоялась. Секунданты уладили дело миром.
— Говорят, что Корецкий хотел стреляться из-за… — в этот момент говоривший отвлекся, глянув на даму в малиновых кружевах.
— Какая ножка! — воскликнул он полушепотом, едва заметно кивнув в сторону маленькой узконосой туфельки, краешком показавшейся из-под платья, и разговор потек совсем в ином русле, нежели мне хотелось бы. Поэтому я так и не узнал, из-за чего Павел Корецкий едва не стал участником почти узаконенного кровопролития. Для себя я решил, что при первой же возможности познакомлюсь с Сергеем Рябининым. Этот вопрос засел у меня в голове, как заноза. Я надеялся, что если мне удастся докопаться до истинных причин, побудивших жениха Татьяны взяться за оружие, то я смогу и разгадать загадку ее таинственной гибели.
Я отошел от стены, где простоял почти половину бала, и направился в сторону Нелли, которая смеялась в окружении толпы поклонников, наперебой восхищавшихся ее несомненными достоинствами.
— Дозволите ли пригласить вас на котильон? — обратился я к ней, прижимая к груди берет.
— С огромным удовольствием, — сказала Нелли, вставая.
Я не был удивлен столь легкой победой, потому что уже к двадцати годам заметил, что редко какую женщину оставляет равнодушной моя наружность. По молодости я был этим польщен, но с годами стал тяготиться таким вниманием со стороны слабого пола, так как считал, что меня занимают вещи куда более серьезные, чем пустые светские страсти. Однако я научился использовать свое очарование, когда того требовали особенные обстоятельства, оставаясь при этом человеком чести и не выходя за рамки дозволенного.
— Вы избавили меня от скуки, — благодарно добавила хозяйка дома. Мы с вами знакомы?
Ее жаркий взор пронизывал меня насквозь, Нелли просто жаждала узнать, кем же я являюсь на самом деле. Мне показалось, что она была бы очень разочарована, если бы могла догадываться, что я интересуюсь только ее подругой, чья смерть, очевидно, ее не очень-то и печалила. По крайней мере, носить по ней траур она явно не собиралась.
— Я чужестранец, — ответил я. — И видимся мы впервые.
— Так как вас зовут, благородный кабальеро?
Губы Нелли слегка тронула едва уловимая улыбка. Она подняла голову, пытаясь заглянуть мне под маску. Однако ее намерение не увенчалось успехом.
Я представился:
— Дон Фернандо.
— Вы божественно танцуете, дон Фернандо, — заметила Елена Николаевна.
— С вами легко танцевать божественно, — ответил я любезностью на любезность.
Тур за туром я осыпал ее комплиментами, к которым моя дама в силу своей красоты уже успела привыкнуть, но тем не менее неизмено приходила в восторг. Я ангажировал ее на следующий танец, и мы разговаривали уже как давние знакомые. Наконец, я уединился с ней у одной из колонн и попробовал расспросить о графине Татьяне. При звуке ее имени Нелли изменилась в лице, краска схлынула с ее щек, а фиалковые глаза померкли.
— Разговоры о смерти навивают тоску, — печально произнесла она. — Бедняжка, она была еще так молода.
— Вы были подругами?
— Да, сударь, — согласилась Нелли. — Однако почему вас так интересует эта несчастная девушка? Вы были в нее влюблены? — предположила она.
— Нет, право же, вы ошибаетесь, — поспешил я ее разубедить. — Просто меня ужасает, что в столице можно так вот легко задушить человека, женщину, даму из высшего общества. И при этом полиция бездействует.
— Вы правы, это ужасно, — произнесла Елена Николаевна дрожащим голосом, но я больше не хочу об этом говорить. Давайте оставим эту тему, — предложила она.
Это не входило в мои намерения, но возражать я не стал, потому что страшился спугнуть ее своим навязчивым интересом. Я заговорил о другом. Через час мы уже обсудили с Нелли всех ее гостей и перебирали косточки ее ныне здравствующим подругам. Я пришел к выводу, что моей милой Мире и в этот раз не изменила ее обычная проницательность.
— Я должен с вами проститься, — сказал я грустно. -Могу ли я надеяться вновь вас увидеть?
— Вы так и не сняли маски, — укорила она меня в ответ.
— Вы сможете рассмотреть мое лицо при новой встрече.
— Завтра в моем доме премный день, — сказала Нелли. — Буду рада вас видеть.
Маскарад я покинул, возлагая огромные надежды на грядущее рандеву и вполне довольный собой. Отправляясь в гости к Орлововой, я получал возможность выяснить у нее новые обстоятельства гибели графини, а заодно и расспросить ее о Рябинине, в связи с тем, что не мог отрицать вероятность их знакомства.
II
— Как это мило с вашей стороны, — печально произнесла Анна Васильевна, утирая слезы носовым платком с вензелями. — Алексей Валерианович в отъезде, все в имении хлопочет. Как уехал после похорон, так и не появлялся больше, — женщина всхлипнула и попросила воды у одной из девушек. — Говорит, в хозяйстве глаз да глаз нужен, — скзала она, отпивая глоток из стакана. — А сам так страдает, так страдает, не может просто здесь находиться. Я сама, как о Танюшке подумаю… — голос графини прервался, и она залилась слезами.
Вокруг барыни засуетились девушки, кто с водой, кто с нюхательными солями. Мне оставлось дожидаться, когда Анна Васильевно придет в себя и сможет продолжить разговор. Я прекрасно понимал, что оставься здесь в данный момент скорее всего неуместно, но другой возможности встретиться с матерью покойной могло больше и не представиться, так как я никогда не был вхож в эту семью, и поэтому продолжал стеснять графиню своим присутствием, развлекая себя изучением настенных росписей и потолочной лепнины.
Наконец Анна Васильевна пришла в себя и, слегка удивленная тем, что я все еще продолжаю быть ее гостем, спросила меня из вежливости, чем может быть мне полезной.
Я ответил, что хотел бы ее немного отвлечь от грустных мыслей, отвечая настоятельной просьбе Андрея Валериановича, пребывающего в Москве и не имеющего возможности лично засвидетельствовать ей свое почтение и утешить в такую трагическую минуту.
— Если бы что-то могло меня утешить, — грустно произнесла графиня и махнула рукой, отпуская девушек.
— Вожможно, вы хотели бы поговорить о Татьяне Алексеевне, излить свою душу, рассказать, с кем она была близка, что ее занимало?
— Молодой человек, вы так любезны, — она вздохнула. — Говоря entre nous, я совсем не понимала свою дочь. В последнее время она стала такой скрытной. Я никогда не умела угадать, что у нее на уме. К примеру, Таня сблизилась со своей бывшей гувернаткой Харитой Никифоровной и нередко захаживала к Бибиковым, где та теперь состоит в услужении, -Анна Васильевна снова утерла платком глаза.
— Неужели у нее не было подруг из своего круга? — задал я графине наводящий вопрос.
— Ах, да, Нелли Орлова, вы верно о ней наслышаны? Ныне она блистает в свете, а раньше… — она махнула рукой. -Впрочем, что говорить? Татьяна познакомилась с ней еще до ее удачного замужества. Я считаю, что Нелли сделала очень выгодную партию. Я и дочери всегда говорила… — внезапно графиня осеклась, видимо сообразив, что наговорила лишнего. — Хотя, — очевидно, поразмыслив, Анна Васильевна решила, что я заслуживаю доверия, — Танечка собиралсь замуж за князя Павла Корецкого, так что ее жених ничуть не уступал Орлову. — вдруг она вспомнила, что Тани больше нет, а свадьба уже никогда не состоится, и снова заплакала.
— Ну что вы, графиня, полноте, — пытался я ее успокоить. — Господь милостив, надо уповать на него, — но Анна Васильевна оставалсь безутешной.
— На что мне теперь Господня милость? — всхлипывала она.
В конце концев графине все-таки удалось взять себя в руки, и она перестала без устали увлажнять белоснежный батистовый платок. Мы расстались с ней почти что друзьями, и Анна Васильевна даже приглашала навестить ее разочек — другой.
Я как раз, стоя за дверью, раздумывал над тем, как бы познакомиться с Татьяниной горничной, не открывая хозяйке истинной цели своего визита, как в гостную влетела, едва не сбив меня с ног, расстроенная молодая женщина. Судя по ее наружности, я признал в ней камеристку — француженку. Она сбивчиво и взволновонно принялась объяснять графине причину своего длительного отсутствия, та же, в свою очередь, очевидно, полагая, что незванный гость уже покинул ее владения, принялась упрекать ее в смерти дочери, обвиняя в том, что не доглядела.
— Так барышня-то уже взрослая были, — оправдавалась девушка, которую графиня звала мадмуазель Камилла.
Я поинтересовался у камердинера, где можно встретиться с мадмуазель Камиллой наедине, и сунул ему в руку несколько гривенников. Он с подозрением осмотрел меня с головы до ног прищуренными глазами, нахмурил брови и изрек простуженным глухим басом, когда я уже потерял всякую надежду дождаться какого-либо вразумительного ответа:
— На какой предмет?
Я ответил, что не его ума дело. Однако лакей на меня ни капли не обиделся. Подумав немного, старик предложил подождать Камиллу у дверей ее комнаты.
— Что вы здесь делаете? — набросилась она на меня, гневно сверкнув ореховыми глазами.
— Дожидаюсь вас, — честно тветил я.
— Я приняла вас за порядочного человека, — девушка сделала попытку ускользнуть от меня, протиснувшись в полуоткрытую дверь, но я преградил ей дорогу.
— Вы не ошиблись.
— Тогда что же вам от меня понадобилось? — сердито вопрошала она.
— Да вот, хочу расспросить вас о молодой графине.
— Вы из полиции?
Я согласно кивнул, справедливо полагая, что если ей и придет в голову пересказать наш разговор Анне Васильевне, она ей в любом случае не поверит. Тогда камеристка пригласила меня войти. Она выглядела испуганной и обеспокоенной, словно что-то скрывала.
Я спросил:
— Какого числа исчезла барышня и при каких обстоятельствах?
— Если вы из полиции, вам и так все известно, — дерзко ответила девушка.
— Я хотел бы услышать это от вас.
— Ну, хорошо, — горничная, все-таки сдалась. — Это случилось двадцать первого августа. Она вышла из дома поздно вечером, когда все уже спали, поэтому-то ее отсутствия до утра никто и не обнаружил.
— В тот трагический вечер лично вы не заметили ничего подозрительного?
Губы Камиллы дрогнули, и она коротко сказала, что нет. Камилла скрестила руки на груди, от волнения ее щеки порозовели. Девушка показалась мне смущенной. Я был уверен, что она что-то знает, но по каким-то одной ей ведомым причинам скрывает это от меня. Я задал ей еще несколько вопросов, но в результате перестал уповать на то, что мне удастся ее разговорить. Однако я надеялся, что в будущем Фортуна будет ко мне более благосклонна.
Притворив за собою дверь, я, озираяясь по сторонам, стал продвигаться к выходу.
— Барин! — возглас старика — камердинера заставил меня вздрогнуть, так как я старался уйти незамеченным. -Идем, я тебя выпущу с черного входа.
Он проводил меня по коридору мимо людской и вывел на крыльцо во дворе.
Отблагодарив услужливого лакея, я отправился ловить извозчика, чтобы благополучно добраться до Кутузова, так как назрела острая необходимость в его участии, а жил он от Офицерской улицы на довольно приличном расстоянии.
Иван Сергеевич встретил меня в белом мундире, звездах и ленте, по всей видимости, собираясь отправится на какое-то официальное мероприятие, где должны были присутствовать значительные особы.
— Мой друг, возникли какие-нибудь сложности? — осведомился он, отодвинув в сторону пюпитр с бумагой и выложив из рук заточенное перо. Голос моего мастера всегда вызывал во мне ощущение какой-то смутной тревоги. Это не был страх, а скорее его предчувствие. — Как продвигается наше дело?
— Я вижу, что вы заняты, — сказал я в ответ. — И мне не хотелось бы причинять вам беспокойство.
— Я заканчиваю труд о гибели тамплиеров и как раз принялся за последнюю страницу. Так что, Яков, я очень рад встрече с вами. Вы сможете его оценить. — Он протянул мне стопку исписанных листов. Я пробежал глазами по рукописи, которая и в самом деле вызывала невероятный интерес, однако почти сразу же передал ее автору.
— К сожалению, мое дело не терпит отлагательств, -улыбнулся я, как бы извиняясь.
— Конечно, конечно, — сказал Кутузов. — Мы все заинтересованы в его скорейшем продвижении. Чем я могу быть вам полезен? Что-то подсказывает, что сегодня вы нанесли мне визит неспроста.
— Вы знакомы с Нелли Орловой? — осведомился я.
Иван Сергеевич, наморщив высокий лоб, медленно произнес:
— Конечно. Прекрасная женщина, настоящая светская львица. Сегодня вечером она устраивает бал-маскарад.
— Об этом мне известно, — заметил я.
О Елене Николаевне Орловой я и в самом деле был наслышан, но никогда не входил в круг ее близких друзей, а получить приглашение на бал, устраиваемый в ее доме, было не так-то просто. Разумеется, я мог бы попробовать раздобыть пригласительный билет, и моя попытка, возможно, и увенчалась бы успехом, если бы бал состоялся на неделе или, в крайнем случае, завтра, в любой другой день, но только не этим вечером. Теперь же все возможности были упущены, и я в любом случае не успевал ко времени при всем своем желании. Поэтому я и явился к всемогущему Кутузову просить о помощи.
— А в чем же дело? — поинтересовался Иван Сергеевич.
— Мне любой ценой необходимо попасть на этот бал и встретиться с Нелли.
— Я постараюсь вам это устроить, — пообещал Кутузов. Он лично проводил меня до дверей и, прощаясь, сказал, что с его работой я смогу более детально ознакомиться на собрании ложи.
Итак, я наметил себе три пути, посредством которых намеревался продвигаться в своем расследовании. Меня инетересовали, в частности, три персоны, с которыми я еще не успел познакомиться: гувернантка Харита, князь Корецкий и блистательная Нелли Орлова. Оставалось лишь сделать выбор, с кого начать, но Судьба распорядилась самостоятельно, непосредственно в лице Ивана Кутузова, который пообещал мне свое горячее содействие. Поэтому я и решил для себя, что в первую очередь отправлюсь к Елене Николаевне, если мастер соизволит выслать мне пригласительный билет. А так как мне не приходило в голову сомневаться в его возможностях, я отправился домой готовиться к маскараду.
Мира прогуливалась в английском парке, примыкавшем к особняку. Она стояла под раскидистым деревом и вертела в пальцах кленовый лист.
— Я чувствую опасность, — сказала Мира, когда я подошел к ней на достаточное расстояние, чтобы ее услышать. Впрочем, в ее словах не было ничего необычного, у себя на родине она славилась как гадалка, предсказания которой всегда сбывались.
— Откуда она исходит? — искренне поинтересовался я.
В братстве меня научили верить в оккультные науки, поэтому я ничуть не сомневался в ее способностях.
— Пока не могу сказать ничего определенного, — Мира пожала красивыми плечами, слегка оголенными по европейской моде. Сегодня она решила обойтись без своего обычного сари, но и парижские наряды ей очень шли.
Мы вышли из парка под руку, оживленно беседуя. Я радовался этой перемене в ее настроении, так как нуждался в дружеском участии. Мира умела меня поддержать, как никто другой.
Здание дома, в котором я имел счастие коротать свои мирные вечера, имело колонный портик с треугольным фронтоном. Я всегда питал слабость к античной архитектуре и потому не мыслил родного жилища без ее классически стройных мотивов.
В столовой меня уже ждал сервированный стол, где пряные восточные закуски гармонично перемежались с изысканными французскими блюдами. Я был уверен, что и тут без Миры не обошлось, поскольку она добровольно взяла на себя обязанности экономки. Только одна Мира справлялась с моими строптивыми людьми и делала это с непременным успехом. Я неизменно представлял ее в свете как мою гостью с Востока, но знал, что о ней уже пошла дурная молва, однако ничего не мог с этим поделать. Расстаться с Мирой было выше моих сил и возможностей, поэтому я эгоистично продолжал держать ее подле себя. К тому же я знал, что она на это не согласится.
Кинрю куда-то запропастился, и мы пообедали вдвоем в огромной пустой столовой.
— Вы куда-нибудь собираетесь этим вечером? — поинтересовалась индианка, поглощенная созерцанием столового серебра. Она старалась выглядеть безразличной, но ей это совершенно не удавалось.
— Да, — я кивнул. — У меня большие планы на вечер, и я остро нуждаюсь в твоей помощи.
— Я польщена, — ответила Мира, но мне показалось, что я уловил в ее голосе ироничные нотки.
— Нелли Орлова устраивает бал-маскарад, — сообщил я ей.
— Это не новость, — усмехнулась девушка. — Она устраевает балы едва ли не каждую неделю. Нелли мне не нравится, — добавила Мира и категорично заключила: — Пустая женщина!
Я улыбнулся:
— Ты же ее совсем не знаешь.
— Я достаточно наслышана, — сказала индианка. — Так что же требуется от меня?
— Подобрать мне подходящий костюм. Только и всего, -на ее лице я заметил тень разочарования, которая тут же развеялась, уступив место привычно бесстрастному выражению.
— Это несложно, — сказала она. — Я пошлю кого-нибудь к месье Жано, а сама займусь чем-нибудь более полезным.
Мира покинула столовую, оставив меня наедине со своими размышлениями. Я спрашивал себя, кому могла понадобиться жизнь молодой графини, и не находил ответа. Мне оставалось надеяться, что встреча с Нелли прольет свет на эту загадочную историю.
Я вернулся в свой кабинет и снова открыл тетрадь в бархатном переплете, в которую так до сих пор и не удосужился внести ни одной строки, взял гусиное перо из стеклянного стакана и обмакнул его в чернила. Слова полились на бумагу сами собой.
Спустя полчаса в дверь постучала Мира, я позволил ей войти, оторвавшись от своей рукописи.
— Почему вы ничего не рассказываете мне о том, чем сейчас заняты? — обиженно спросила она. Я и сам не знал, что ей ответить. Обычно я всегда делился с Мирой своими наблюдениями, в пределах возможного, конечно. Но в памяти моей все еще звучали слова Кутузова, прочитанные им из священного устава в день, когда я отрекся от жизни обычного непосвященного смертного: «Бойся наказаний, соединенных с клятвопреступством…»
Однако Мира ни разу не заставила меня пожалеть о своей откровенности, к тому же я смутно чувствовал, что ей известно куда более, чем она старается показать.
— Я должен найти и покарать убийцу невинной девушки, — решился я приоткрыть ей тайну происходящего. Впрочем, я не был уверен, что девушка эта и впрямь не замешана в чем-либо преступном.
— Я так и знала, — взволнованно воскликнула Мира. -Так и знала, — приглушенно повторила она, широко распахнув свои черные глаза, из которых смотрела ночь. — Смерть прячется где-то рядом, — пророчески произнесла индианка. — Я скоро вернусь, — сказала она и вышла. От ее слов мне стало как-то не по себе, несмотря на то, что я был готов ко всяким неожиданностям и нередко заглядывал в лицо костлявой старухе с косой.
Не успела за Мирой закрыться дверь, как явился лакей доложить, что приехал посыльный от господина Кутузова. Я велел проводить его в гостиную, где он и передал мне пригласительный билет к Орловой, запечатанный в красивый конверт. Он покосился на Миру, которая возлежала на оттоманке, разложив кругом себя астрологические таблицы, и представляла собой весьма экзотическое зрелище.
Когда посыльный ушел, Мира заговорила:
— «Панчак» говорит, что вы разыщите убийцу, — обнадеживающе сказала она, ткнув пальцем в одну из таблиц.
— А там не сказано, как его имя? — усмехнулся я, склонившись над ее астрологическими атрибутами.
— Нет, не сказано, — Мира восприняла мой вопрос всерьез. — Но можешь быть уверен, речь здесь идет о деньгах, об очень болших деньгах, — сообщила она многозначительно.
К вечеру мне доставили пару костюмов от месье Жано. Я должен был выбрать, предстать ли перед Нелли в образе испанского кабальеро или облачиться в мадьяра. Я все-таки предпочел испанца и довольно легко перевоплотился в дона Фернандо. Мира собственноручно водрузила мне на голову бархатный берет, украшенный перьями и бриллиантами. Мой взгляд случайно скользнул по зеркалу, и я едва не рассмеялся, увидев себя в таком обличии. На мне красовались пышные, но короткие штаны, узкая куртка со стоячим воротником, застегнутая спереди, с висячими откидными рукавами и наплечными валиками, благодаря которым мои плечи выглядели неестественно широкими. Особенно смешными, на мой вгляд, были накрахмаленные складчатые брыжи, от которых Мира пришла в настоящий восторг. Картину довершали высокие высокие узкие сапоги из белой кожи, заходящие за колено. Я скорее укутался в длинный черный плащ, лишь бы не видеть этого кошмара. Меня утешала единственная мысль, что лицо мое будет скрыто под бархатом элегантной маски, и я, очевидно, останусь неузнанным.
Карета, запряженная четверкой породистых лошадей, подвезла меня к сверкающему подъезду дома Орловых. Я миновал швейцара и оказался в парадном зале, окруженный толпой народа. Почти все гости были в маскарадных костюмах, а иные просто скрывали лицо за масками. Только сама хозяйка не прятала свою внешность, а выступала, как королева, среди зеркал по навощенному паркету. Она была удивительно хороша в атласном мареновом роброне, широком и длинном платье со шлейфом. Ее послушные белокурые волосы были уложены локонами в прическу a la Ninon.
И вот, наконец, зазвучала музыка. Пары закружились в вальсе, который затем сменила мазурка. Но танцы в данный момент интересовали меня меньше всего, я непременно хотел переговорить с хозяйкой этого гостеприимного дома. И тут я услышал разговор, который в ту же минуту привлек мое внимание. Два гвардейских офицера обсуждали несостоявшуюся дуэль. Сам этот факт вряд ли мог меня заинтересовать, но мне показалось, что один из них упомянул имя князя Павла Корецкого. Я прислушался, офицеры говорили приглушенными голосами, но все же я мог разобрать их шопот.
— Рябинин едва не стал секундантом Корецкого, — распинался один из них.
— Я знаю Сергея. С каких это пор, господа, он дружен с князем? — дивился другой.
— Так или иначе, но дуэль не состоялась. Секунданты уладили дело миром.
— Говорят, что Корецкий хотел стреляться из-за… — в этот момент говоривший отвлекся, глянув на даму в малиновых кружевах.
— Какая ножка! — воскликнул он полушепотом, едва заметно кивнув в сторону маленькой узконосой туфельки, краешком показавшейся из-под платья, и разговор потек совсем в ином русле, нежели мне хотелось бы. Поэтому я так и не узнал, из-за чего Павел Корецкий едва не стал участником почти узаконенного кровопролития. Для себя я решил, что при первой же возможности познакомлюсь с Сергеем Рябининым. Этот вопрос засел у меня в голове, как заноза. Я надеялся, что если мне удастся докопаться до истинных причин, побудивших жениха Татьяны взяться за оружие, то я смогу и разгадать загадку ее таинственной гибели.
Я отошел от стены, где простоял почти половину бала, и направился в сторону Нелли, которая смеялась в окружении толпы поклонников, наперебой восхищавшихся ее несомненными достоинствами.
— Дозволите ли пригласить вас на котильон? — обратился я к ней, прижимая к груди берет.
— С огромным удовольствием, — сказала Нелли, вставая.
Я не был удивлен столь легкой победой, потому что уже к двадцати годам заметил, что редко какую женщину оставляет равнодушной моя наружность. По молодости я был этим польщен, но с годами стал тяготиться таким вниманием со стороны слабого пола, так как считал, что меня занимают вещи куда более серьезные, чем пустые светские страсти. Однако я научился использовать свое очарование, когда того требовали особенные обстоятельства, оставаясь при этом человеком чести и не выходя за рамки дозволенного.
— Вы избавили меня от скуки, — благодарно добавила хозяйка дома. Мы с вами знакомы?
Ее жаркий взор пронизывал меня насквозь, Нелли просто жаждала узнать, кем же я являюсь на самом деле. Мне показалось, что она была бы очень разочарована, если бы могла догадываться, что я интересуюсь только ее подругой, чья смерть, очевидно, ее не очень-то и печалила. По крайней мере, носить по ней траур она явно не собиралась.
— Я чужестранец, — ответил я. — И видимся мы впервые.
— Так как вас зовут, благородный кабальеро?
Губы Нелли слегка тронула едва уловимая улыбка. Она подняла голову, пытаясь заглянуть мне под маску. Однако ее намерение не увенчалось успехом.
Я представился:
— Дон Фернандо.
— Вы божественно танцуете, дон Фернандо, — заметила Елена Николаевна.
— С вами легко танцевать божественно, — ответил я любезностью на любезность.
Тур за туром я осыпал ее комплиментами, к которым моя дама в силу своей красоты уже успела привыкнуть, но тем не менее неизмено приходила в восторг. Я ангажировал ее на следующий танец, и мы разговаривали уже как давние знакомые. Наконец, я уединился с ней у одной из колонн и попробовал расспросить о графине Татьяне. При звуке ее имени Нелли изменилась в лице, краска схлынула с ее щек, а фиалковые глаза померкли.
— Разговоры о смерти навивают тоску, — печально произнесла она. — Бедняжка, она была еще так молода.
— Вы были подругами?
— Да, сударь, — согласилась Нелли. — Однако почему вас так интересует эта несчастная девушка? Вы были в нее влюблены? — предположила она.
— Нет, право же, вы ошибаетесь, — поспешил я ее разубедить. — Просто меня ужасает, что в столице можно так вот легко задушить человека, женщину, даму из высшего общества. И при этом полиция бездействует.
— Вы правы, это ужасно, — произнесла Елена Николаевна дрожащим голосом, но я больше не хочу об этом говорить. Давайте оставим эту тему, — предложила она.
Это не входило в мои намерения, но возражать я не стал, потому что страшился спугнуть ее своим навязчивым интересом. Я заговорил о другом. Через час мы уже обсудили с Нелли всех ее гостей и перебирали косточки ее ныне здравствующим подругам. Я пришел к выводу, что моей милой Мире и в этот раз не изменила ее обычная проницательность.
— Я должен с вами проститься, — сказал я грустно. -Могу ли я надеяться вновь вас увидеть?
— Вы так и не сняли маски, — укорила она меня в ответ.
— Вы сможете рассмотреть мое лицо при новой встрече.
— Завтра в моем доме премный день, — сказала Нелли. — Буду рада вас видеть.
Маскарад я покинул, возлагая огромные надежды на грядущее рандеву и вполне довольный собой. Отправляясь в гости к Орлововой, я получал возможность выяснить у нее новые обстоятельства гибели графини, а заодно и расспросить ее о Рябинине, в связи с тем, что не мог отрицать вероятность их знакомства.
II
Ночь я провел в тревожных сновидениях. Морфей навеивал картины одна страшнее другой, участниками которых были я, Мира и Кинрю, от присутствия которого мне невозможно было избавиться даже в своих кошмарах, так как он с некоторых пор вменил себе в обязанность стать моим бессменным ангелом-хранителем. Я видел и графиню Татьяну в ее предсмертной агонии, видел ее мучителя, лицо котрого было скрыто тьмой, и мертвенный лунный свет, оказавшийся не в силах развеять ее бархатный занавес в россыпи мерцающих далеких созвездий.
Я проснулся, обливаясь холодным потом. Стены любимого кабинета виделись мне чужими, за окнами едва забрезжил рассвет. Я и сам не помнил, как умудрился минувшим вечером уснуть, не дойдя до постели. Хотя и редко, но такое случалось: кабинет служил мне столовой, и спальней, и даже гостиной.
Ночью, когда часы пробили двенадцать, я все еще размышлял над тем, что сумел выяснить за день, и не спешил покинуть сою обитель. Я и не заметил, как сон сморил меня, и я очутился в плену смутных, пугающих видений.
Свечи в бронзовых резных подсвечниках догорели, перестав ронять блики на стены, затянутые неярким шелком. Я оставил свое неуютное ложе и вышел в коридор, собираясь подняться в спальню и поспать хотя бы пару часов.
У лестницы меня подстерегал неутомимый Кинрю. Его тень выскользнула из-за угла так неожиданно, что я едва не принял японца за призрака.
— Что ты здесь делаешь? — возмутился я, все еще отчасти встревоженный его столь внезапным появлением.
— Дожидаюсь вас, — на его губах играла обычная улыбочка, к которой я, признаюсь, успел привыкнуть с тех пор, как вместе с ним и Мирой вернулся с Востока, где по заданию Ордена мне пришлось провести довольно долгое время еще накануне Наполеоновского вторжения. Однако цель своей миссии открывать не имею права, ибо носила она характер секретный, и замешаны в этом деле были персоны весьма влиятельные.
— Чему обязан высокой честью? — поинтересовался я, немного успокоившись.
— Я слышал, вы взялись за новое расследование? — Кинрю скорее утверждал, чем спрашивал, и я догадывался, кто мог послужить ему самым верным источником информации. К счастью, Юкио я тоже мог полностью доверять.
Я ответил, что Мира всегда знает то, о чем говорит.
— Я только хотел предложить свою помощь, — добавил Кинрю, в чем, собственно, я и не сомневался.
Выспаться мне все-таки удалось, и я спустился в столовую в прекрасном расположении духа, полный сил и веры в успех своего нового предприятия. Мира была очаровательна, как никогда, но малоразговорчива. Я знал, что в такие минуты индианку лучше всего оставить в покое, позволив предаваться своим тяжелым воспоминаниям без помех. Она витала в мире вечнозеленых джунглей, древних богов, погребальных костров, жертвоприношений, мистических песнопений. Вряд ли в данный момент Мира была способна воспринимать действительность.
Я проснулся, обливаясь холодным потом. Стены любимого кабинета виделись мне чужими, за окнами едва забрезжил рассвет. Я и сам не помнил, как умудрился минувшим вечером уснуть, не дойдя до постели. Хотя и редко, но такое случалось: кабинет служил мне столовой, и спальней, и даже гостиной.
Ночью, когда часы пробили двенадцать, я все еще размышлял над тем, что сумел выяснить за день, и не спешил покинуть сою обитель. Я и не заметил, как сон сморил меня, и я очутился в плену смутных, пугающих видений.
Свечи в бронзовых резных подсвечниках догорели, перестав ронять блики на стены, затянутые неярким шелком. Я оставил свое неуютное ложе и вышел в коридор, собираясь подняться в спальню и поспать хотя бы пару часов.
У лестницы меня подстерегал неутомимый Кинрю. Его тень выскользнула из-за угла так неожиданно, что я едва не принял японца за призрака.
— Что ты здесь делаешь? — возмутился я, все еще отчасти встревоженный его столь внезапным появлением.
— Дожидаюсь вас, — на его губах играла обычная улыбочка, к которой я, признаюсь, успел привыкнуть с тех пор, как вместе с ним и Мирой вернулся с Востока, где по заданию Ордена мне пришлось провести довольно долгое время еще накануне Наполеоновского вторжения. Однако цель своей миссии открывать не имею права, ибо носила она характер секретный, и замешаны в этом деле были персоны весьма влиятельные.
— Чему обязан высокой честью? — поинтересовался я, немного успокоившись.
— Я слышал, вы взялись за новое расследование? — Кинрю скорее утверждал, чем спрашивал, и я догадывался, кто мог послужить ему самым верным источником информации. К счастью, Юкио я тоже мог полностью доверять.
Я ответил, что Мира всегда знает то, о чем говорит.
— Я только хотел предложить свою помощь, — добавил Кинрю, в чем, собственно, я и не сомневался.
Выспаться мне все-таки удалось, и я спустился в столовую в прекрасном расположении духа, полный сил и веры в успех своего нового предприятия. Мира была очаровательна, как никогда, но малоразговорчива. Я знал, что в такие минуты индианку лучше всего оставить в покое, позволив предаваться своим тяжелым воспоминаниям без помех. Она витала в мире вечнозеленых джунглей, древних богов, погребальных костров, жертвоприношений, мистических песнопений. Вряд ли в данный момент Мира была способна воспринимать действительность.