— Эта встреча тебя встревожила? — я нахмурился, в предчувствии нериятностей.
— Нет, дело не в этом, — сказал Кинрю. — Помните, когда мы обыскивали в столице особняк Радевича? — он выжидающе посмотрел в мою сторону.
— Конечно, помню, — согласился я, гадая к чему клонит Кинрю. Иногда ход мыслей моего самурая был мне немного непонятен.
— Вас тогда едва не сшибла карета, — продолжил он.
— Да, — усмехнулся я. — Честно говоря, я здорово испугался. Мне кажется, что к концу этого расследования из меня выйдет самый настоящий калека.
— По-моему, здесь неуместна ирония, — серьезно заметил Кинрю. — Это дело может стоить вам жизни.
Я философски заметил:
— В конечном итоге, именно для этого я и живу.
— Какие глупости! — скорчился японец. — А я-то считал вас разумным человеком.
— Ближе к делу! — поторопил я Кинрю.
— Так вот, на выезде из имения я встретил этот же экипаж! — воскликнул он.
— Ну, вряд ли сегодня ты сможешь меня удивить этим известием, — заметил я.
— Это я уже понял, — ответил Кинрю, усаживаясь в кресло. Мне показалось, что ему наконец-то надоело стоять. — Я же говорил, что в любом случае запомню лицо извозчика. Я просто подумал, что теперь наверняка должен встретить его в имении. Так что Радевичу помогает не только управляющий. Здесь есть по крайней мере еще один человек, преданный Родиону Михайловичу настолько, что даже способен на убийство, -заключил японец. — Поэтому я решил действовать так быстро, как это только возможно. И мне повезло, — продолжил он. -Я встретил вашего оберкоменданта гораздо раньше, чем мог надеяться, даже не доезжая до Борисова, на постоялом дворе в одной из местных деревень. Я понял так, что он какого-то беглого разыскивает. Вот ему на месте-то и не сидится.
— И что?! — воскликнул я и даже присел в постели. -Ну же, не томи! Он передал мне ответ? — одеяло откинулось, и глазам Кинрю предстала моя окровавленная повязка. Он выругался по-русски, но больше ничего не сказал по этому поводу.
— Нет, не передал, — ответил он сухо. — Но ваша печать на конверте произвела на него очень большое впечатление. Мы играли с ним в бикс на постоялом дворе, и все, что он знает, оберкомендант велел передать на словах. Очень приятный человек, между прочим.
— Не сомневаюсь. А что такое бикс? — удивился я.
Кинрю заулыбался:
— Миниатюрный китайский бильярд. Он мне понравился даже больше, чем шахматы. На этом самом постоялом дворе под него оборудована целая комната. Каждый удар по шару сопровождается приватной беседой, можно услышать много интересного, — добавил он, — когда шар по наклонной поверхности катится в обратном направлении.
— И что же ты услышал? — не удержался я, начиная уже терять свое натренированное терпение.
— Здесь действительно велись правительственные работы по розыску брошенной французской военной казны, — заявил он торжественно. — Сведущие люди считали, что спрятать их в земле в условиях вашей русской зимы и уничтожить следы такого тайника было бы просто немыслимо, поэтому казну и искали на дне Березины, и проделано это было сразу после войны, в 1813 году.
— Это все? — сердце бешено колотилось в моей груди, хотелось плакать и смеяться одновременно. Вот оно, дверь в неизведанное приоткрылась. Еще чуть-чуть и…
— Не все, — японец продолжал испытывать мои нервы. -Экспедицией руководил военный советник императора Александра Благословенного — Алексей Алексеевич Коротков.
Я взгляда не смел от Кинрю отвести, как завороженный, а он невзначай добавил:
— Кажется, он служит в артиллерийском департаменте.
Неожиданно Кинрю резким движением оказался у двери и распахнул ее. Послышался топот ног где-то в конце коридора, но «шпиона» уже и след простыл.
— Превосходно, — раздраженно заметил Кинрю. — Нас еще и подслушивали. Не имение, а гадюшник, — констатировал он, закрывая дверь. — Не прочтете ли мне что-нибудь из вашей тетради? — заговорщически спросил Кинрю. Я даже не нашелся, что же ответить моему другу. Зачитывать вслух выдержки из моего дневника мне по-прежнему не хотелось.
— Да ладно! — Кинрю махнул рукой вместо своего обычного хлопка по плечу, видимо, сделал скидку на мое «боевое» ранение. — Я не в обиде, — добавил он. — Очень бы хотелось на этого Радевича взглянуть. Всегда желательно знать в лицо своего врага!
Я ожидал, что мой золотой дракон прочтет мне что-нибудь, подходящее по случаю, наизусть из своего родового кодекса, но на этот раз Кинрю удержался от цитирования.
— Ты прав, как всегда, — согласился я, — но, к сожалению, любезнейший Родион Михайлович не горит желанием с нами познакомиться!
— А чей портрет я видел в гостиной? — оживился Кинрю.
— Не знаю, — я пожал плечами, и это движение причинило мне жуткую боль. Выражение лица у Кинрю изменилось, видимо, он заметил, как страдальчески скорчились мои губы.
— Вам очень больно? — спросил он сочувственно.
— Терпимо. Но я и в самом деле не видел никакого портрета!
— Странно, — пробормотал Кинрю, о чем-то задумавшись. — А вы не могли бы послать за Варварой Николаевной?
Я усмехнулся:
— Мой золотой дракон истосковался по белокрылой горлице?
— Что же в этом удивительного? — невозмутимо спросил Кинрю.
Я признал, что в этом действительно не было ничего удивительного, настолько Варвара Николаевна была мила, и дернул сонетку, отдав приказание тотчас же появившемуся лакею сходить за супругой управляющего.
Спустя некоторое время в мою комнату опасливо постучалась Варвара Николаевна. В последние дни она выглядела испуганной и несчастной, подозревая мужа в ужасных преступлениях.
— Что случилось? — осведомилась она, безрезультатно пытаясь скрыть тревогу в дрожащем голосе.
— Господин Юкио Хацуми соскучился, — ответил я.
— Это вы приказали повесить в гостиной портрет господина Радевича? — спросил японец, чем по началу весьма меня удивил.
— Да, — кивнула Варвара Николаевна. — Ведь вы никогда его не видели. А прошлой ночью… Мне показалось. Ну, в общем, по-моему, я видела его экипаж у старой усадьбы, Демьян вместе с кучером грузил в него какие-то сундуки. А потом они уехали, остался только мой муж, и он меня заметил, -сказала она. — И еще… — Варвара николаевна колебалась: сказать или не сказать. — Это просто немыслимо! — она закрыла лицо руками. — Демьян намекал мне, что если я об этом проговорюсь, то, скорее всего, разделю судьбу графини Татьяны. Я спросила его, что сталось с Картышевой, и он ответил, — Варя запнулась. — Он сказал, что она мертва.
— Вам необходимо уехать отсюда и как можно быстрее, -сказал я серьезно. — Вы становитесь опасны и для Радевича, и для вашего мужа. Вы можете погибнуть.
— Но мне некуда ехать, — растерянно улыбнулась Варенька.
— Вы поедете с нами, — сказал я твердо. — Некоторое время, пока все не утрясется, поживете у моей кузины Божены Феликсовны.
— Нет, я не могу, — грустно ответила Варвара Николаевна. — Нехорошо это как-то, не по-человечески. Он же все-таки муж мне… И потом, я не уверена, что Демьян и Родион Михайлович причастны к убийству.
Я понял, что переубеждать ее совершенно бесполезно, она принадлежала к тем цельным личностям, которые действуют только в соответствии со своим твердыми принципами и хорошо обдуманными решениями. Но Варя еще ничего не решила, час ее еще не настал. Она оставила нас с Кинрю наедине, все же пообещав подумать.
Спустя некоторое время я вышел в коридор, чтобы воспользоваться случаем и рассмотреть лицо моего противника. Мой ангел-хранитель сопровождал меня неотступно, верный своему слову.
— А мое второе письмо будет отправлено по назначению? — заволновался я, неожиданно вспомнив, что забыл расспросить об этом Кинрю. — Что сказал оберкрмендант?
— Он сказал, что ваш адресат ныне находится в Петербурге, а вовсе не в Лондоне. И все же он пообещал отправить ему ваше послание с эстафетой, — ответил Кинрю, поддерживая меня под здоровую руку и приоткрывая дверь в гостиную.
— Если мы уедем отсюда как можно быстрее, то, скорее всего, сумеем еще застать моего англичанина в столице, и я смогу переговорить с ним лично. Здесь нам все равно теперь делать нечего. Радевич в имении теперь наверняка еще долго не появится. Он исполнил все что хотел: забрал часть сокровищ из усадьбы и улики уничтожил. Его теперь и след простыл! Что-то мне подсказывает, что теперь Родион Михайлович, скорее всего, в Лондоне объявится, в каком-нибудь из тамошних банков.
— А как же карта? Вы не хотите попробовать отыскать то, что осталось от сокровищ?! — изумился Кинрю.
— Я больше чем уверен, что их уже нет на месте. Радевич, подстрелив меня, выиграл время. Пока я здесь валялся больной, он их или забрал, или, по крайней мере, перепрятал, — объяснил я свое спокойствие на этот счет. — Но если желаешь, — я пожал плечами, снова скривившись от боли, — можем рискнуть.
Я, наконец, обратил внимание на стену, куда указывал Кинрю. Над камином красовался огромный портрет хозяина, на котором Радевич предстал во всем своем великолепии. Это был отлично сложенный, широкоплечий, довольно высокий светловолосый человек лет тридцати с приятным добродушным лицом, почти правильные черты которого прекрасно гармонировали между собою. Он улыбался тонкими, почти женскими губами и смотрел с портрета в тяжелой бронзовой раме мечтательным легким взглядом прозрачных светло-карих глаз.
— Красавец! — усмехнулся Кинрю.
— Да уж, — ответил я. — И богат к тому же. По всей вероятности, если мы ему не помешаем, вскорости станет первым светским львом в северной столице!
— И то! — снова усмехнулся Кинрю. — Особняк-то в Петербурге он уже приобрел. Вот только обстановку в нем мы немного попортили!
Я тоже заулыбался, как только вспомнил, что сталось с фарфоровым грифоном Радевича.
— Кто распорядился портрет повесить?! — от грозного голоса за своей спиной я едва не вздрогнул. — Извините, господа, но вы здесь уже, как у себя дома, командуете, -возмущался Демьян Ермолаевич, нахохлившись, словно взъерошенная курица.
— А мы не распоряжались, — развел руками Кинрю. Демьян Ермолаевич отступил на шаг, помрачнел. Кажется, и сам догадался, что глупость сморозил. Откуда нам вообще знать про портрет? Только вот Вареньку жалко. Понятно, что ее рук дело, больше некому!
— Я должен вас уведомить, — сухо произнес Демьян Ермолаевич, — что ваше присутствие в имении на данный момент нежелательно и, — управляющий запнулся, — я бы даже сказал, неуместно.
— Неужели? — У Кинрю брови полезли вверх от удивления.
— Да, господа. Мне кажется, что вы злоупотребляете нашим гостеприимством. Всякие бредни выдумываете, по ночам шастаете… Впрочем, мне бы не хотелось показаться невежливым, но это распоряжение господина Радевича, — добавил он.
— Вы виделись с Родионом Михайловичем? — заинтересовался я.
— Нет, — сказал управляющий. — Господин Радевич известил меня письменно. — Он не желает, чтобы в его отсутствие в имении находились какие-либо гости.
— Должен вас успокоить, — ответил я, переглянувшись с Кинрю. — Думаю, завтра мы уже будем вынуждены откланяться.
Демьян Ермолаевич кивнул и вышел, очевидно, удовлетворенный моим ответом.
Я вернулся к себе, попросил у горничной ножницы и, как только она ушла, вспорол подкладку у сюртука, подойдя поближе к окну.
— Что это вы делаете? — удивился Кинрю, наблюдая за мною пристальными глазами.
Я открыл было рот, чтобы ответить, но промолчал и судорожно начал ощупывать край суконной материи, отложив маленькие ножнички на край полированного стола.
— Черт возьми! — не удержался я. Пусть я был масон, знакомый с каббалистикой, однако не мог при помощи молитв и ритуалов вмешиваться в божественно-космические процессы. А теперь вот пришлось допустить это умение за кем-то еще. Хотя до настоящего момента я и не предполагал, что такой человек мог находиться в имении Радевича.
— Что-то случилось?
— Карта! — воскликнул я. — Ее похитили!
— Демьян Ермолаевич времени даром не теряет, — задумчиво заметил Кинрю. — Как это могло произойти? — заинтересовался он.
Я хотел уже было посвятить его в таинства «Книги Сияния», переведенной с арамейского одним из наших ученых братьев и знакомой мне как теоретику этой мистической науки, но неожиданно вспомнил о горьковатом вкусе вина, отведанного мною за ужином накануне вкупе с телятиной, которая показалась мне безвкусной, и плутоватые глаза лакея с подносом. Всю ночь я проспал как убитый, несмотря на раненое плечо.
— По-моему, обошлось без каббалы, — заметил я вслух.
— А нельзя ли попонятнее? — попросил Кинрю.
— Кажется, прошлой ночью меня пытались отравить и, воспользовавшись моим бессознательным состоянием, обыскали мою одежду, — я закашлялся, простуда не проходила. -По-моему, что-то подмешали в вино.
— То-то у Демьяна глаза были удивленные, когда он вас увидел почти что в полном здравии, да еще и возле хозяйского портрета. Вот он и начал возмущаться, — ухмыльнулся японец, ему было хорошо известно, что некоторые яды на меня совершенно не действовали, так как я употреблял их постоянно в мельчайших дозах, и мой организм к ним привык. Однако на некоторое время я все-таки заснул непробудным сном.
Я прислонился к стене, лицо у меня покрылся испариной, и голова закружилась. Кинрю дотронулся ладонью до моего лба и изрек с видом опытного эскулапа:
— Яков Андреевич, да у вас жар! Пожалуй, наши поиски клада придется отложить!
— О чем ты говоришь? — мне показалось, что горячка у Кинрю, а не у меня. — Карта же теперь у Радевича.
— Вы меня недооцениваете, Яков Андреевич. Я давно уже сделал копию с плана, — сообщил Кинрю.
— Тебе и опаивать меня не пришлось? — изумился я.
— Вы же не сразу карту за подкладку зашили, — сверкнул он белозубой улыбкой. — Помните, когда я вашу тетрадку читал?
— А ты, однако, шустрый малый! — заметил я.
— На сообразительность не жалуюсь, — снова заулыбался Кинрю. Видя мое состояние — я присел в глубокое малиновое кресло, едва сдерживая стоны — японец принес мне луневскую тинктуру. Я выпил лекарство и почувствовал некоторое облегчение.
— Пора идти, — сказал я Кинрю.
— Конечно, как скажете, Яков Андреевич, но моя бы воля… — японец махнул рукой. — Я буду за кучера, — добавил он. — Нет у меня желания втягивать в это дело Григория.
— И то верно, — согласился я. — Чем меньше глаз, тем лучше.
Спустя час мы уже выехали из имения по главной парковой аллее и добрались до места довольно быстро, расстояние-то -всего несколько верст.
Я спросил у какого-то местного мужика в рваной рубахе, с серпом в руках, где здесь брод через реку. Он почесал в затылке, помолчал немного, подумал, словно запамятовал, но тем не менее ответил и даже показал узловатым пальцем в нужную сторону.
Мы подъехали к переправе, Кинрю протянул мне копию плана, я сверил ее с местностью и остался доволен. Мне показалось, что это и есть именно то место, что на карте дворянина Радевича крестиком обозначено.
— Приехали, — сказал я Кинрю, и пошли мы с ним на левом берегу ивовые кусты обшаривать после того, как я принял новую порцию своего лекарства. Комары, почуяв новые жертвы, устремились к нам целым роем. Что с того, что сентябрь? Пора упущенное время наверстывать. Знай успевай отмахиваться!
Кинрю прихватил с собой из экипажа топор, о такой экипировке он еще в имении позаботился, чтобы быть, так сказать, во всеоружии. Иву он всю, несчастную, повырубил, душа самурайская. И сердце у него не дрогнуло! Однако никаких сокровищ мы в этом месте так и не нашли. И реку вброд, где было можно, несколько раз пролазили, но так ничего и не отыскали! Пришлось в усадьбу возвращаться не солоно хлебавши! Останавливались несколько раз в дороге, когда мне совсем худо делалось, и Кинрю перевязывал мне рану.
— Перепрятал Радевич сокровища! — сокрушался я, постанывая. — Не успели!
Японец меня утешал:
— Мы еще, Яков Андреевич, с вами свое возьмем!
Одна из лошадей захромала, и Кинрю заехал к кузнецу ее подковать, там бедную животину и оставив, так что до новой усадьбы нам пришлось добираться пешком по парковой центральной аллее. Я еле тащился на ослабевших ногах, поддерживаемый Кинрю. Приступы кашля настигали меня все чаще и чаще, видимо, из-за нашей безрассудной попытки найти сокровища. Я ведь заранее был уверен в неудаче этого предприятия, но ввязался в эту рискованную авантюру. И все-таки я никак не мог смириться с тем, что Радевич меня опередил, успокаивая себя тем, что я просто дал фору Радиону Михайловичу, и спуску ему в любом случае не будет.
Из беседки, увитой зеленью, раздавались громкие голоса, один женский, другой мужской. Они показались мне знакомыми. Я прислушался. Предчувствие подсказывало мне, что Варвара Николаевна в опасности. Говоря откровенно, за время своего пребывания в имении Радевича я успел привязаться к этой искренней доброй женщине, которая помимо своих прочих достоинств была еще и удивительно красива глубокой спокойной красотой. Надеюсь, что Мирины глаза никогда не увидят эти строки, или же мне несдобровать.
— Вы слишком много на себя берете! — вопил управляющий.
— Вы чудовище, — взволнованно отвечала Варя дрожащим голосом.
— Я заставлю вас замолчать! — рыкнул Демьян Ермолаевич, и мое ухо явственно различило звук звонкой пощечины. Кинрю подался вперед, но я его удержал, полагая, что эта сцена придаст Варваре Николаевне решимости и ускорит ход событий. Я заметил, что Варенька очаровала даже моего неприступного японца, считающего своей силой невозмутимость. Смутила-таки его провинциальная красавица.
Варвара Николаевна вылетела из беседки как ошпаренная. Ее лицо вспыхнуло и зарделось, как только она нас увидела. Она пробежала мимо, едва соприкоснувшись со мной рукавом шерстяного спенсера. Я шепнул ей:
— Решайтесь!
Она ничего не ответила и устремилась прочь легкими шагами. Ее юбка, украшенная по краю цветочной гирляндой, колыхалась в такт шагам, сметая росу с травы на своем пути.
Следом за ней из беседки выскочил управляющий. Шея его побагровела, жилки на лбу кровью налились, да и рыбьи глаза покраснели от ярости.
— Вы еще здесь? — выпалил он. — Я же сказал вам, чтобы вы убирались из имения. — Или русского языка не понимаете?
— По-моему, вы, уважаемый Демьян Ермолаевич, нарываетесь на неприятности. Вы забыли, что разговариваете с благородным человеком? О последствиях не беспокоитесь? Я ведь могу вас и того… нет, не к барьеру пригласить, а попросту арапником выдрать — выговорил я, стараясь сохранять свойственное мне в таких ситуациях ледяное спокойствие. Кинрю выступил чуть вперед, готовый в любую минуту броситься на обидчика. Я задумался на мгновение, с собой ли у него его редкостное кольцо со спицей. Не завидывал я нашему Демьяну Ермолаевичу!
Управляющий сразу поостыл, сник как-то. Плечи его ссутулились, от лица отхлынула краска. Понял, наверное, что лишнего хватил, через край разошелся. Радевича-то нету поблизости, защитить-то в случае чего некому! В уме у меня промелькнуло, что апоплексический удар в этот раз Демьяна Ермолаевича, по-видимому, не хватит!
— Завтра на рассвете мы уезжаем, — заверил я его.
— Всех благ! — поклонился Демьян Ермолаевич и пошел в сторону новой усадьбы.
— Что с Варей будем делать? — поинтересовался Кинрю, как только управляющий скрылся из вида.
— Я так думаю, выручать, — произнес я задумчиво. -Выезжаем этой же ночью. Варвару Николаевну я лично предупрежу.
— Ну, наконец-то, появились дельные мысли! — обрадовался японец. — Пойду кучера предупрежу, чтобы лошадей запрягал. Надеюсь, что кузнец уже закончил свою работу!
Чета управляющих проживала в отдельном домике, выстроенном вблизи новой усадьбы специально для Демьяна Ермолаевича. Однако я узнал от молоденькой горничной Насти, что около полугода назад Варенька отделилась от него и жила самостоятельно в одной из комнат на втором этаже хозяйского дома.
— Ох и шуму-то поначалу было! — восклицала она, делая огромные глазищи. — А потом ничего, буря-то улеглась, смирились Демьян Ермолаевич и не мешали вести супруге жизнь, сообразно ее желаниям.
Настя так и произнесла:
«Сообразно желаниям», старательно проговаривая неясные ей слова, очевидно, в недавнем прошлом подслушала барский разговор, надо полагать, не для ее ушей предназначенный.
Я осторожно постучал в дверь Варенькиной комнаты. Однако никто мне не ответил, шаги под дверью не раздались, никакое движение не нарушило мертвенной тишины. Я собрался было уйти, вообразив, что Варвара Николаевна отсутствует.
Вдруг я услышал какой-то шепот, мигом нарушивший затянувшееся безмолвие. Я прислушался, однако слов не разобрал. Но мне показалось, что говорила женщина. Я подтолкнул дверь здоровым плечом, и она открылась, не запертая на ключ.
Комната Варвары Николаевны была светлой, просторной, хотя и скромной, но со вкусом обставленной. Она не напоминала альков аристократки, однако и не говорила о нищите. Мебель у Вари была мягких тонов с позолотой. В зеркале отражался вид из широкого окна. Под образами горела лампада. Молодая женщина стояла на коленях и читала молитву:
«Благого Царя Благая Мати, Пречистая и Благородная Богородица Матерь…»
Мне стало не по себе, словно я подслушал ее сокровенные мысли, что, впрочем, и было недалеко от истины.
«Милость Сына Твоего и Бога нашего излей на страстную мою душу, — шептала Варя. — И Твоими молитвами наставь меня на деяния благия».
Я понимал, что Варвара Николаевна все еще сомневается, все не решается нарушить священные узы брака и устремиться в пугающую неизвестность. Но здесь ей еще страшнее, не может ее ангельская душа смириться с тем, что делит она кров с преступником, а то и с убийцей.
Я хотел уже выйти, как женщина обернулась и взглянула на меня молча. Я и шелохнуться не посмел под взглядом ее немигающих светлых глаз. Черные зрачки ее сузились в отсвете свечей.
Варя так ничего и не сказала, а снова принялась за молитву. Взывала она к Богу простоволосая и коленопреклоненная, готовая смириться.
— «… да прочее время жизни моей без порока переживу и Тобой рай да обрящу, Богородица Дева, единственная Чистая и Благословенная», — твердили ее пересохшие губы.
— Варвара Николаевна, — наконец позвал я ее. — Опомнитесь! Вы здесь погибнете. Бог благословит вас, — заверил я ее.
— Когда? — спросила она в отчаянии.
— Сейчас же!
Она кивнула, у входа нас уже ждал Кинрю с запряженными лошадьми. Только в экипаже Варвара Николаевна наконец-то окончательно пришла в себя. Зато ваш покорный слуга в очередной раз потерял сознание.
VI
— Нет, дело не в этом, — сказал Кинрю. — Помните, когда мы обыскивали в столице особняк Радевича? — он выжидающе посмотрел в мою сторону.
— Конечно, помню, — согласился я, гадая к чему клонит Кинрю. Иногда ход мыслей моего самурая был мне немного непонятен.
— Вас тогда едва не сшибла карета, — продолжил он.
— Да, — усмехнулся я. — Честно говоря, я здорово испугался. Мне кажется, что к концу этого расследования из меня выйдет самый настоящий калека.
— По-моему, здесь неуместна ирония, — серьезно заметил Кинрю. — Это дело может стоить вам жизни.
Я философски заметил:
— В конечном итоге, именно для этого я и живу.
— Какие глупости! — скорчился японец. — А я-то считал вас разумным человеком.
— Ближе к делу! — поторопил я Кинрю.
— Так вот, на выезде из имения я встретил этот же экипаж! — воскликнул он.
— Ну, вряд ли сегодня ты сможешь меня удивить этим известием, — заметил я.
— Это я уже понял, — ответил Кинрю, усаживаясь в кресло. Мне показалось, что ему наконец-то надоело стоять. — Я же говорил, что в любом случае запомню лицо извозчика. Я просто подумал, что теперь наверняка должен встретить его в имении. Так что Радевичу помогает не только управляющий. Здесь есть по крайней мере еще один человек, преданный Родиону Михайловичу настолько, что даже способен на убийство, -заключил японец. — Поэтому я решил действовать так быстро, как это только возможно. И мне повезло, — продолжил он. -Я встретил вашего оберкоменданта гораздо раньше, чем мог надеяться, даже не доезжая до Борисова, на постоялом дворе в одной из местных деревень. Я понял так, что он какого-то беглого разыскивает. Вот ему на месте-то и не сидится.
— И что?! — воскликнул я и даже присел в постели. -Ну же, не томи! Он передал мне ответ? — одеяло откинулось, и глазам Кинрю предстала моя окровавленная повязка. Он выругался по-русски, но больше ничего не сказал по этому поводу.
— Нет, не передал, — ответил он сухо. — Но ваша печать на конверте произвела на него очень большое впечатление. Мы играли с ним в бикс на постоялом дворе, и все, что он знает, оберкомендант велел передать на словах. Очень приятный человек, между прочим.
— Не сомневаюсь. А что такое бикс? — удивился я.
Кинрю заулыбался:
— Миниатюрный китайский бильярд. Он мне понравился даже больше, чем шахматы. На этом самом постоялом дворе под него оборудована целая комната. Каждый удар по шару сопровождается приватной беседой, можно услышать много интересного, — добавил он, — когда шар по наклонной поверхности катится в обратном направлении.
— И что же ты услышал? — не удержался я, начиная уже терять свое натренированное терпение.
— Здесь действительно велись правительственные работы по розыску брошенной французской военной казны, — заявил он торжественно. — Сведущие люди считали, что спрятать их в земле в условиях вашей русской зимы и уничтожить следы такого тайника было бы просто немыслимо, поэтому казну и искали на дне Березины, и проделано это было сразу после войны, в 1813 году.
— Это все? — сердце бешено колотилось в моей груди, хотелось плакать и смеяться одновременно. Вот оно, дверь в неизведанное приоткрылась. Еще чуть-чуть и…
— Не все, — японец продолжал испытывать мои нервы. -Экспедицией руководил военный советник императора Александра Благословенного — Алексей Алексеевич Коротков.
Я взгляда не смел от Кинрю отвести, как завороженный, а он невзначай добавил:
— Кажется, он служит в артиллерийском департаменте.
Неожиданно Кинрю резким движением оказался у двери и распахнул ее. Послышался топот ног где-то в конце коридора, но «шпиона» уже и след простыл.
— Превосходно, — раздраженно заметил Кинрю. — Нас еще и подслушивали. Не имение, а гадюшник, — констатировал он, закрывая дверь. — Не прочтете ли мне что-нибудь из вашей тетради? — заговорщически спросил Кинрю. Я даже не нашелся, что же ответить моему другу. Зачитывать вслух выдержки из моего дневника мне по-прежнему не хотелось.
— Да ладно! — Кинрю махнул рукой вместо своего обычного хлопка по плечу, видимо, сделал скидку на мое «боевое» ранение. — Я не в обиде, — добавил он. — Очень бы хотелось на этого Радевича взглянуть. Всегда желательно знать в лицо своего врага!
Я ожидал, что мой золотой дракон прочтет мне что-нибудь, подходящее по случаю, наизусть из своего родового кодекса, но на этот раз Кинрю удержался от цитирования.
— Ты прав, как всегда, — согласился я, — но, к сожалению, любезнейший Родион Михайлович не горит желанием с нами познакомиться!
— А чей портрет я видел в гостиной? — оживился Кинрю.
— Не знаю, — я пожал плечами, и это движение причинило мне жуткую боль. Выражение лица у Кинрю изменилось, видимо, он заметил, как страдальчески скорчились мои губы.
— Вам очень больно? — спросил он сочувственно.
— Терпимо. Но я и в самом деле не видел никакого портрета!
— Странно, — пробормотал Кинрю, о чем-то задумавшись. — А вы не могли бы послать за Варварой Николаевной?
Я усмехнулся:
— Мой золотой дракон истосковался по белокрылой горлице?
— Что же в этом удивительного? — невозмутимо спросил Кинрю.
Я признал, что в этом действительно не было ничего удивительного, настолько Варвара Николаевна была мила, и дернул сонетку, отдав приказание тотчас же появившемуся лакею сходить за супругой управляющего.
Спустя некоторое время в мою комнату опасливо постучалась Варвара Николаевна. В последние дни она выглядела испуганной и несчастной, подозревая мужа в ужасных преступлениях.
— Что случилось? — осведомилась она, безрезультатно пытаясь скрыть тревогу в дрожащем голосе.
— Господин Юкио Хацуми соскучился, — ответил я.
— Это вы приказали повесить в гостиной портрет господина Радевича? — спросил японец, чем по началу весьма меня удивил.
— Да, — кивнула Варвара Николаевна. — Ведь вы никогда его не видели. А прошлой ночью… Мне показалось. Ну, в общем, по-моему, я видела его экипаж у старой усадьбы, Демьян вместе с кучером грузил в него какие-то сундуки. А потом они уехали, остался только мой муж, и он меня заметил, -сказала она. — И еще… — Варвара николаевна колебалась: сказать или не сказать. — Это просто немыслимо! — она закрыла лицо руками. — Демьян намекал мне, что если я об этом проговорюсь, то, скорее всего, разделю судьбу графини Татьяны. Я спросила его, что сталось с Картышевой, и он ответил, — Варя запнулась. — Он сказал, что она мертва.
— Вам необходимо уехать отсюда и как можно быстрее, -сказал я серьезно. — Вы становитесь опасны и для Радевича, и для вашего мужа. Вы можете погибнуть.
— Но мне некуда ехать, — растерянно улыбнулась Варенька.
— Вы поедете с нами, — сказал я твердо. — Некоторое время, пока все не утрясется, поживете у моей кузины Божены Феликсовны.
— Нет, я не могу, — грустно ответила Варвара Николаевна. — Нехорошо это как-то, не по-человечески. Он же все-таки муж мне… И потом, я не уверена, что Демьян и Родион Михайлович причастны к убийству.
Я понял, что переубеждать ее совершенно бесполезно, она принадлежала к тем цельным личностям, которые действуют только в соответствии со своим твердыми принципами и хорошо обдуманными решениями. Но Варя еще ничего не решила, час ее еще не настал. Она оставила нас с Кинрю наедине, все же пообещав подумать.
Спустя некоторое время я вышел в коридор, чтобы воспользоваться случаем и рассмотреть лицо моего противника. Мой ангел-хранитель сопровождал меня неотступно, верный своему слову.
— А мое второе письмо будет отправлено по назначению? — заволновался я, неожиданно вспомнив, что забыл расспросить об этом Кинрю. — Что сказал оберкрмендант?
— Он сказал, что ваш адресат ныне находится в Петербурге, а вовсе не в Лондоне. И все же он пообещал отправить ему ваше послание с эстафетой, — ответил Кинрю, поддерживая меня под здоровую руку и приоткрывая дверь в гостиную.
— Если мы уедем отсюда как можно быстрее, то, скорее всего, сумеем еще застать моего англичанина в столице, и я смогу переговорить с ним лично. Здесь нам все равно теперь делать нечего. Радевич в имении теперь наверняка еще долго не появится. Он исполнил все что хотел: забрал часть сокровищ из усадьбы и улики уничтожил. Его теперь и след простыл! Что-то мне подсказывает, что теперь Родион Михайлович, скорее всего, в Лондоне объявится, в каком-нибудь из тамошних банков.
— А как же карта? Вы не хотите попробовать отыскать то, что осталось от сокровищ?! — изумился Кинрю.
— Я больше чем уверен, что их уже нет на месте. Радевич, подстрелив меня, выиграл время. Пока я здесь валялся больной, он их или забрал, или, по крайней мере, перепрятал, — объяснил я свое спокойствие на этот счет. — Но если желаешь, — я пожал плечами, снова скривившись от боли, — можем рискнуть.
Я, наконец, обратил внимание на стену, куда указывал Кинрю. Над камином красовался огромный портрет хозяина, на котором Радевич предстал во всем своем великолепии. Это был отлично сложенный, широкоплечий, довольно высокий светловолосый человек лет тридцати с приятным добродушным лицом, почти правильные черты которого прекрасно гармонировали между собою. Он улыбался тонкими, почти женскими губами и смотрел с портрета в тяжелой бронзовой раме мечтательным легким взглядом прозрачных светло-карих глаз.
— Красавец! — усмехнулся Кинрю.
— Да уж, — ответил я. — И богат к тому же. По всей вероятности, если мы ему не помешаем, вскорости станет первым светским львом в северной столице!
— И то! — снова усмехнулся Кинрю. — Особняк-то в Петербурге он уже приобрел. Вот только обстановку в нем мы немного попортили!
Я тоже заулыбался, как только вспомнил, что сталось с фарфоровым грифоном Радевича.
— Кто распорядился портрет повесить?! — от грозного голоса за своей спиной я едва не вздрогнул. — Извините, господа, но вы здесь уже, как у себя дома, командуете, -возмущался Демьян Ермолаевич, нахохлившись, словно взъерошенная курица.
— А мы не распоряжались, — развел руками Кинрю. Демьян Ермолаевич отступил на шаг, помрачнел. Кажется, и сам догадался, что глупость сморозил. Откуда нам вообще знать про портрет? Только вот Вареньку жалко. Понятно, что ее рук дело, больше некому!
— Я должен вас уведомить, — сухо произнес Демьян Ермолаевич, — что ваше присутствие в имении на данный момент нежелательно и, — управляющий запнулся, — я бы даже сказал, неуместно.
— Неужели? — У Кинрю брови полезли вверх от удивления.
— Да, господа. Мне кажется, что вы злоупотребляете нашим гостеприимством. Всякие бредни выдумываете, по ночам шастаете… Впрочем, мне бы не хотелось показаться невежливым, но это распоряжение господина Радевича, — добавил он.
— Вы виделись с Родионом Михайловичем? — заинтересовался я.
— Нет, — сказал управляющий. — Господин Радевич известил меня письменно. — Он не желает, чтобы в его отсутствие в имении находились какие-либо гости.
— Должен вас успокоить, — ответил я, переглянувшись с Кинрю. — Думаю, завтра мы уже будем вынуждены откланяться.
Демьян Ермолаевич кивнул и вышел, очевидно, удовлетворенный моим ответом.
Я вернулся к себе, попросил у горничной ножницы и, как только она ушла, вспорол подкладку у сюртука, подойдя поближе к окну.
— Что это вы делаете? — удивился Кинрю, наблюдая за мною пристальными глазами.
Я открыл было рот, чтобы ответить, но промолчал и судорожно начал ощупывать край суконной материи, отложив маленькие ножнички на край полированного стола.
— Черт возьми! — не удержался я. Пусть я был масон, знакомый с каббалистикой, однако не мог при помощи молитв и ритуалов вмешиваться в божественно-космические процессы. А теперь вот пришлось допустить это умение за кем-то еще. Хотя до настоящего момента я и не предполагал, что такой человек мог находиться в имении Радевича.
— Что-то случилось?
— Карта! — воскликнул я. — Ее похитили!
— Демьян Ермолаевич времени даром не теряет, — задумчиво заметил Кинрю. — Как это могло произойти? — заинтересовался он.
Я хотел уже было посвятить его в таинства «Книги Сияния», переведенной с арамейского одним из наших ученых братьев и знакомой мне как теоретику этой мистической науки, но неожиданно вспомнил о горьковатом вкусе вина, отведанного мною за ужином накануне вкупе с телятиной, которая показалась мне безвкусной, и плутоватые глаза лакея с подносом. Всю ночь я проспал как убитый, несмотря на раненое плечо.
— По-моему, обошлось без каббалы, — заметил я вслух.
— А нельзя ли попонятнее? — попросил Кинрю.
— Кажется, прошлой ночью меня пытались отравить и, воспользовавшись моим бессознательным состоянием, обыскали мою одежду, — я закашлялся, простуда не проходила. -По-моему, что-то подмешали в вино.
— То-то у Демьяна глаза были удивленные, когда он вас увидел почти что в полном здравии, да еще и возле хозяйского портрета. Вот он и начал возмущаться, — ухмыльнулся японец, ему было хорошо известно, что некоторые яды на меня совершенно не действовали, так как я употреблял их постоянно в мельчайших дозах, и мой организм к ним привык. Однако на некоторое время я все-таки заснул непробудным сном.
Я прислонился к стене, лицо у меня покрылся испариной, и голова закружилась. Кинрю дотронулся ладонью до моего лба и изрек с видом опытного эскулапа:
— Яков Андреевич, да у вас жар! Пожалуй, наши поиски клада придется отложить!
— О чем ты говоришь? — мне показалось, что горячка у Кинрю, а не у меня. — Карта же теперь у Радевича.
— Вы меня недооцениваете, Яков Андреевич. Я давно уже сделал копию с плана, — сообщил Кинрю.
— Тебе и опаивать меня не пришлось? — изумился я.
— Вы же не сразу карту за подкладку зашили, — сверкнул он белозубой улыбкой. — Помните, когда я вашу тетрадку читал?
— А ты, однако, шустрый малый! — заметил я.
— На сообразительность не жалуюсь, — снова заулыбался Кинрю. Видя мое состояние — я присел в глубокое малиновое кресло, едва сдерживая стоны — японец принес мне луневскую тинктуру. Я выпил лекарство и почувствовал некоторое облегчение.
— Пора идти, — сказал я Кинрю.
— Конечно, как скажете, Яков Андреевич, но моя бы воля… — японец махнул рукой. — Я буду за кучера, — добавил он. — Нет у меня желания втягивать в это дело Григория.
— И то верно, — согласился я. — Чем меньше глаз, тем лучше.
Спустя час мы уже выехали из имения по главной парковой аллее и добрались до места довольно быстро, расстояние-то -всего несколько верст.
Я спросил у какого-то местного мужика в рваной рубахе, с серпом в руках, где здесь брод через реку. Он почесал в затылке, помолчал немного, подумал, словно запамятовал, но тем не менее ответил и даже показал узловатым пальцем в нужную сторону.
Мы подъехали к переправе, Кинрю протянул мне копию плана, я сверил ее с местностью и остался доволен. Мне показалось, что это и есть именно то место, что на карте дворянина Радевича крестиком обозначено.
— Приехали, — сказал я Кинрю, и пошли мы с ним на левом берегу ивовые кусты обшаривать после того, как я принял новую порцию своего лекарства. Комары, почуяв новые жертвы, устремились к нам целым роем. Что с того, что сентябрь? Пора упущенное время наверстывать. Знай успевай отмахиваться!
Кинрю прихватил с собой из экипажа топор, о такой экипировке он еще в имении позаботился, чтобы быть, так сказать, во всеоружии. Иву он всю, несчастную, повырубил, душа самурайская. И сердце у него не дрогнуло! Однако никаких сокровищ мы в этом месте так и не нашли. И реку вброд, где было можно, несколько раз пролазили, но так ничего и не отыскали! Пришлось в усадьбу возвращаться не солоно хлебавши! Останавливались несколько раз в дороге, когда мне совсем худо делалось, и Кинрю перевязывал мне рану.
— Перепрятал Радевич сокровища! — сокрушался я, постанывая. — Не успели!
Японец меня утешал:
— Мы еще, Яков Андреевич, с вами свое возьмем!
Одна из лошадей захромала, и Кинрю заехал к кузнецу ее подковать, там бедную животину и оставив, так что до новой усадьбы нам пришлось добираться пешком по парковой центральной аллее. Я еле тащился на ослабевших ногах, поддерживаемый Кинрю. Приступы кашля настигали меня все чаще и чаще, видимо, из-за нашей безрассудной попытки найти сокровища. Я ведь заранее был уверен в неудаче этого предприятия, но ввязался в эту рискованную авантюру. И все-таки я никак не мог смириться с тем, что Радевич меня опередил, успокаивая себя тем, что я просто дал фору Радиону Михайловичу, и спуску ему в любом случае не будет.
Из беседки, увитой зеленью, раздавались громкие голоса, один женский, другой мужской. Они показались мне знакомыми. Я прислушался. Предчувствие подсказывало мне, что Варвара Николаевна в опасности. Говоря откровенно, за время своего пребывания в имении Радевича я успел привязаться к этой искренней доброй женщине, которая помимо своих прочих достоинств была еще и удивительно красива глубокой спокойной красотой. Надеюсь, что Мирины глаза никогда не увидят эти строки, или же мне несдобровать.
— Вы слишком много на себя берете! — вопил управляющий.
— Вы чудовище, — взволнованно отвечала Варя дрожащим голосом.
— Я заставлю вас замолчать! — рыкнул Демьян Ермолаевич, и мое ухо явственно различило звук звонкой пощечины. Кинрю подался вперед, но я его удержал, полагая, что эта сцена придаст Варваре Николаевне решимости и ускорит ход событий. Я заметил, что Варенька очаровала даже моего неприступного японца, считающего своей силой невозмутимость. Смутила-таки его провинциальная красавица.
Варвара Николаевна вылетела из беседки как ошпаренная. Ее лицо вспыхнуло и зарделось, как только она нас увидела. Она пробежала мимо, едва соприкоснувшись со мной рукавом шерстяного спенсера. Я шепнул ей:
— Решайтесь!
Она ничего не ответила и устремилась прочь легкими шагами. Ее юбка, украшенная по краю цветочной гирляндой, колыхалась в такт шагам, сметая росу с травы на своем пути.
Следом за ней из беседки выскочил управляющий. Шея его побагровела, жилки на лбу кровью налились, да и рыбьи глаза покраснели от ярости.
— Вы еще здесь? — выпалил он. — Я же сказал вам, чтобы вы убирались из имения. — Или русского языка не понимаете?
— По-моему, вы, уважаемый Демьян Ермолаевич, нарываетесь на неприятности. Вы забыли, что разговариваете с благородным человеком? О последствиях не беспокоитесь? Я ведь могу вас и того… нет, не к барьеру пригласить, а попросту арапником выдрать — выговорил я, стараясь сохранять свойственное мне в таких ситуациях ледяное спокойствие. Кинрю выступил чуть вперед, готовый в любую минуту броситься на обидчика. Я задумался на мгновение, с собой ли у него его редкостное кольцо со спицей. Не завидывал я нашему Демьяну Ермолаевичу!
Управляющий сразу поостыл, сник как-то. Плечи его ссутулились, от лица отхлынула краска. Понял, наверное, что лишнего хватил, через край разошелся. Радевича-то нету поблизости, защитить-то в случае чего некому! В уме у меня промелькнуло, что апоплексический удар в этот раз Демьяна Ермолаевича, по-видимому, не хватит!
— Завтра на рассвете мы уезжаем, — заверил я его.
— Всех благ! — поклонился Демьян Ермолаевич и пошел в сторону новой усадьбы.
— Что с Варей будем делать? — поинтересовался Кинрю, как только управляющий скрылся из вида.
— Я так думаю, выручать, — произнес я задумчиво. -Выезжаем этой же ночью. Варвару Николаевну я лично предупрежу.
— Ну, наконец-то, появились дельные мысли! — обрадовался японец. — Пойду кучера предупрежу, чтобы лошадей запрягал. Надеюсь, что кузнец уже закончил свою работу!
Чета управляющих проживала в отдельном домике, выстроенном вблизи новой усадьбы специально для Демьяна Ермолаевича. Однако я узнал от молоденькой горничной Насти, что около полугода назад Варенька отделилась от него и жила самостоятельно в одной из комнат на втором этаже хозяйского дома.
— Ох и шуму-то поначалу было! — восклицала она, делая огромные глазищи. — А потом ничего, буря-то улеглась, смирились Демьян Ермолаевич и не мешали вести супруге жизнь, сообразно ее желаниям.
Настя так и произнесла:
«Сообразно желаниям», старательно проговаривая неясные ей слова, очевидно, в недавнем прошлом подслушала барский разговор, надо полагать, не для ее ушей предназначенный.
Я осторожно постучал в дверь Варенькиной комнаты. Однако никто мне не ответил, шаги под дверью не раздались, никакое движение не нарушило мертвенной тишины. Я собрался было уйти, вообразив, что Варвара Николаевна отсутствует.
Вдруг я услышал какой-то шепот, мигом нарушивший затянувшееся безмолвие. Я прислушался, однако слов не разобрал. Но мне показалось, что говорила женщина. Я подтолкнул дверь здоровым плечом, и она открылась, не запертая на ключ.
Комната Варвары Николаевны была светлой, просторной, хотя и скромной, но со вкусом обставленной. Она не напоминала альков аристократки, однако и не говорила о нищите. Мебель у Вари была мягких тонов с позолотой. В зеркале отражался вид из широкого окна. Под образами горела лампада. Молодая женщина стояла на коленях и читала молитву:
«Благого Царя Благая Мати, Пречистая и Благородная Богородица Матерь…»
Мне стало не по себе, словно я подслушал ее сокровенные мысли, что, впрочем, и было недалеко от истины.
«Милость Сына Твоего и Бога нашего излей на страстную мою душу, — шептала Варя. — И Твоими молитвами наставь меня на деяния благия».
Я понимал, что Варвара Николаевна все еще сомневается, все не решается нарушить священные узы брака и устремиться в пугающую неизвестность. Но здесь ей еще страшнее, не может ее ангельская душа смириться с тем, что делит она кров с преступником, а то и с убийцей.
Я хотел уже выйти, как женщина обернулась и взглянула на меня молча. Я и шелохнуться не посмел под взглядом ее немигающих светлых глаз. Черные зрачки ее сузились в отсвете свечей.
Варя так ничего и не сказала, а снова принялась за молитву. Взывала она к Богу простоволосая и коленопреклоненная, готовая смириться.
— «… да прочее время жизни моей без порока переживу и Тобой рай да обрящу, Богородица Дева, единственная Чистая и Благословенная», — твердили ее пересохшие губы.
— Варвара Николаевна, — наконец позвал я ее. — Опомнитесь! Вы здесь погибнете. Бог благословит вас, — заверил я ее.
— Когда? — спросила она в отчаянии.
— Сейчас же!
Она кивнула, у входа нас уже ждал Кинрю с запряженными лошадьми. Только в экипаже Варвара Николаевна наконец-то окончательно пришла в себя. Зато ваш покорный слуга в очередной раз потерял сознание.
VI
Подъезжая к Петербургу, вся наша компания умирала от усталости. Плечо мое то и дело обжигала огненная волна, и каждый раз, когда карета подпрыгивала в каком-нибудь ухабе, мне приходилось стискивать зубы, чтобы не застонать. Дороги наши, как всегда, оставляли желать лучшего, однако в данный момент это обстоятельство беспокоило меня меньше всего, так как я раздумывал над тем, какие шаги предпринять мне в первую очередь, по прибытии в северную столицу. И все-таки Кинрю пару раз умудрился обыграть меня в шахматы. — О чем вы мечтаете? — осведомился он, складывая фигуры. Ферзь закатился у него под сидение, и Кинрю полез его доставать, чем почти до слез рассмешил, пребывающую в экзальтации Варвару Николаевну, которая изредка бросала на меня нежные взоры, чем приводила почти в полное недоумение. Время от времени она вновь принималась за молитвы и потихонечку стала выводить меня из себя, хотя я и считал себя человеком религиозным. — О том, чем мы будем заниматься в Петербурге, — ответил я золотому дракону, которому наконец удалось водрузить королеву на место. — А это и не вопрос, — скзал Юкио Хацуми. — Вашим здоровьем, разумеется. Я усмехнулся: — О своем здоровье я позабочусь чуть позже, — и кивнул в сторону Вари. — Меня беспокоит судьба вот этой сударыни. Радевич ведь может не постеняться и обойтись с нею так же, как и с Татьяной. Решит наш богач, что она много знает, что болтлива не в меру, посчитает ее опасной. И обнаружит ее тело какой-нибудь Коровкин где-нибудь возле Крюкова канала. — Вы в самом деле полагаете, что?.. — ужаснулась было задремавшая Варя. — Не берусь утверждать, — промолвил я. — Но существует такая вероятность. Кинрю тоже как-то напрягся, мне показалось, что его массивные скулы сделались еще шире, вскипела-таки азиатская кровь. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но смолчал, с его языка и пары слов не слетело. Не хотелось Кинрю выдавать своего волнения. — По-вашему, в вас Демьян стрелял? — серьезно спросила Варвара Николаевна. — Ведь это он вас нашел, я даже выстрела не слышала. Я честно сказал: — Не знаю. Или он, или Радевич. Они явно действуют заодно. — Из-за затопленной казны? Я не ожидал, что ей и об этом известно. — Милая Варвара Николаевна, вы-то что об этом знаете? — спросил я, всерьез заинтересовавшись ее осведомленностью. — Но я же не полная дура, — ответила она, застегивая верхнюю пуговицу спенсера, которая в вечерних сумерках слегка отливала перламутром. — Слухи-то давно ходят. А в двенадцатом году одна повозка, запряженная тройкой лошадей, была с мосту сброшена, так эти лошади, из-за того, что берег в том месте крутой, выбраться не смогли, да вместе с грузом и утонули. — Откуда вам это известно? — осведомился я. — Так я сама видела, мне в ту пору шестнадцать лет исполнилось. И любила я тогда по берегу погулять, так и подмывало на баталию поглазеть, точно одержимая была какая. Околдовывали меня мундиры, залпы, опасность! Я тогда сожалела, что мужчиной не родилась, первая бы ринулась с французами воевать! — Так что же вы об этом раньше молчали? — вступил в разговор Кинрю, переваривая услышанное. — Ну, так вы и не спрашивали. — Резонно, — заметил я. Мне ведь и в голову не могло прийти, что вы, сударыня, такой находкой окажетесь. — Так вот, — продолжала Варвара Николаевна. — Мне кажется, что я передок с колесами от той денежной повозки в подвале старой усадьбы видела. — А потом добавила: — Может, мне и померещилось, — глаза у Варвары Николаевны слипались. Она зевнула и склонила голову на плечо ошеломленному Кинрю. Варя задремала, а японец бросил на меня какой-то затравленный взгляд и развел руками. Ничего, мол, не могу поделать!