– Конечно, – простодушно откликнулась Катя. – Расскажите, где студенты проводят свои свободные вечера, ну и вообще, каков их быт, как он устроен.
– Насчет свободных вечеров дело дрянь. Для необеспеченных выбор невелик, – со вздохом промолвил Алексей Петрович. – У совсем уж бедных и вовсе знакомств почти нет, да и пойти не в чем, ну и некуда тоже. Вот только дешевые трактиры и остаются, – он глянул на нее сбоку. – У живописцев два таких: «Колокола», что на Сретенке, и вот, неподалеку от училища, на углу Уланского переулка и Сретенского бульвара. Там и гуляют. У кого нынче есть свободный рубль, то и угощает. Вообще студенты, как правило, живут по-товарищески. Но в Ляпинку попасть не так уж просто, тут у них всегда очередь на место.
Сульский снова вздохнул, но в это время экипаж уже подъехал к Ляпинке и разговор был прерван. Алексей Петрович помог Кате выйти и провел ее во двор, к двухэтажному жилому дому, где и квартировали студенты. Вошли в довольно грязный подъезд.
– Начальства здесь никакого, – оповестил Катю Сульский. – То есть, никакого надсмотра. Внизу столовая, как раз скоро обед, здесь рано обедают. Обед простой, щи да каша, – улыбнувшись продолжил Алексей Петрович. – пятнадцать копеек стоит, а раз в день бесплатно чай с хлебом. Причем, в столовой как раз нечто вроде клуба. И сюда, – понизив голос, добавил он, – нашему брату лучше не соваться, не одному уж сыщику делали допрос «по-ляпински».
Они подошли к лестнице и стали подниматься.
– Комнаты на четыре человека рассчитаны и нам нужна та, что крайняя слева, – они шли уже по длинному коридору.
– А вы уверены, – спросила Катя, – что мы застанем тех, кто нам нужен?
– Застанем, здесь его соседи нынче, за это уж не волнуйтесь, – усмехнулся Сульский. Он смело постучал в последнюю слева дверь.
– Кто там? – тотчас раздался за дверью глухой мужской голос.
– Открывайте, Пивоваров, это Сульский.
Дверь отворилась и на пороге появился не слишком молодой человек, одетый весьма неряшливо – в несвежую рубашку и мятые брюки, длинноволосый с худым широкоскулым лицом и болезненно горящими темными глазами.
– Простите, я не знал, что вы с дамой, – виновато пробормотал он и тотчас скрылся в глубине комнатки.
Катя не спешила входить, через несколько минут Пивоваров сам позвал гостей. Он успел одеть длиннополый, засаленный на карманах и локтях сюртук и даже причесаться.
– Входите, – он закрыл за ними дверь. – Вы по давешнему делу, да, Сульский?
– Да, – ответил Алексей Петрович. – А где ваши соседи?
– Они в лавку отлучились. Сейчас придут. Садитесь, – предложил он, указывая на два из четырех имеющихся в комнатке стульев.
Катя огляделась. Комната была длинная, как пенал, об одно окно, вместо штор на нем использовалось старенькое покрывало, висящее сейчас на одном гвозде. Четыре кровати, четыре столика с ящиками у каждой из них, четыре стула, а по стенам на вбитых гвоздях висели кое-какие вещи, составляющие скудный гардероб хозяев комнатки.
Она осторожно опустилась на краешек стула, Сульский при этом посмотрел на нее сочувственно и понимающе, а Пивоваров, наоборот, с какой-то сардонической усмешкой.
– Итак, чем могу помочь? – спросил Пивоваров у Алексея Петровича.
– Мы приехали поговорить о вашем соседе. Это чрезвычайно важно, Пивоваров. Не скрывайте, пожалуйста, ничего. Победите в себе предубеждение против полиции.
– А я и не знал, – едко отпустил Пивоваров, – что с некоторых пор в полиции служат и дамы.
– Вы забываетесь, – довольно мягко, но уверенно этак произнес Сульский и глаза его опасно сузились. – Эта дама, к вашему сведению, дальняя родственница вашего соседа и ей не безразлична его участь.
– Прошу прощения, – неприязненное выражение тотчас улетучилось с лица Пивоварова и он посмотрел на Катю как-то по-новому. – Вы из Рязани, да? Михаил говорил что-то... – он нахмурился, видимо, силясь припомнить.
– Да, да, – кивнула Катя согласно и улыбнулась.
Пивоваров заметно расслабился.
– Что ж, в таком случае... Его завтра хоронят.
– Я знаю и позабочусь об этом, – тут же среагировала Катя.
– Понятно, – Пивоваров вздохнул, сел на кровать. – Что вы хотите узнать? Каким человеком он был? Нормальным. Ну, конечно, у него были свои странности, да ведь, сударыня, у творческих людей, почитай, странности это самая что ни на есть норма. Это вы у любого спросите, вам так же и скажут. У Михаила вот странность была в склонности к мистике, ну так этим-то никого здесь и вовсе не удивишь. – На этих словах Катя и Сульский быстро переглянулись.
– А что, Мишель увлекался гаданиями или чем иным?.. – проговорила Катя неуверенно.
– Да нет, какие там гадания! – махнул рукой Пивоваров. – Нет, у него увлечение другого рода было. Любил он всякие странные легенды, ну там, чтоб с таинственными смертями и воскрешениями. Помогало это ему, что ли? – он пожал плечами. – Наслушается таких вот историй, а потом давай всю эту нечисть рисовать... Но как рисовал! Графика ему особенно удавалась, да и тушь, хотя чего говорить, он и маслом мастерски...
Тут дверь распахнулась без стука и в комнату вошли еще двое. Как поняла Катя, тоже соседи Соколова и хозяева этой комнатки. Оба молодых человека были одеты так же неряшливо, как и Пивоваров, оба были небриты и с длинными волосами, у обоих лихорадочно горели глаза, отличия же заключались в росте, один был ниже на две головы другого, да и в цвете волос – маленький был ярко-рыжеволос, а высокий блондинист.
– День добрый, – пробормотал маленький, сверкнув глазами на Сульского, а потом посмотрел на Катю с прищуром. Примерно такой же была реакция и высокого, только он и вовсе невнятно пробубнил какое-то приветствие.
– Знакомтесь, это господа Артюшкин... – маленький быстро кивнул головой и подошел к одному из столиков, чтобы положить на него какой-то довольно увесистый сверток. – И Федоров, – высокий нервно кивнул и тут же сел на одну из свободных кроватей.
– А это родственница Михаила, – продолжил Пивоваров. – Та, что из Рязани. – Сульского он не представил, из чего Катя сделала заключение, что они и так знакомы.
– Понятно, – пробормотал маленький Артюшкин, а Федоров снова нервно кивнул.
– Вот, про Михаила хотят расспросить, – проговорил Пивоваров.
– А вам надо его рисунки посмотреть, – предложил Артюшкин. – Ежели вас интересует, что он за человек был, то лучше, чем его работы, о нем никто не расскажет. Вы ведь, небось, хотели с нами по этому поводу побеседовать?
– Да, – чуть вскинув брови, кивнула Катя. – А что же в этом особенного?..
– Да ничего, – перебил ее Артюшкин совершенно беззлобно. – Ничего в этом такого-этакого нет. Просто все так и делают... Когда человеку помощь нужна, так и не вспомнят про него, а как помрет, то сразу и родственники отыскиваются...
– Кузьма! – возмущенно прервал его Федоров, глянув на Катю. – Перестань, это невежливо.
– А чего там! – бросил Артюшкин и быстрыми шагами вышел из комнаты, хлопнув дверью.
– А что, Мишелю нужна была помощь? – тут же обеспокоенно спросила Катя. – Я не знала, что он нуждался так сильно.
– А кто, скажите, из тех, что здесь квартируют, не сильно нуждается? – едко переспросил Пивоваров. – Но ведь вы ему и так помогали, так что простите Кузьму, он имел в виду вовсе не вас, вы и так для Михаила много сделали.
Катя опустила глаза и конфузливо промолвила:
– Да что вы, разве я что-то сделала...
– Господь с вами! – воскликнул Пивоваров и подскочил с кровати. – Вы ведь сами не представляете, что вы для нас прошлым летом сделали, прислав Михаилу полторы тысячи!
Катя чуть не поперхнулась, услышав такое заявление.
– Вы ведь не представляете, что тогда была за ситуация! Ну, мальчишки, с кем же такого не случалось, но только вы нас спасли!
– Да о чем вы, господа?.. – пролепетала Катя, испытывая смешанные чувства и боясь взглянуть на них.
– Федоров вот не даст солгать! Нет, правда, спасибо вам огромное, мы за вас потом даже свечки в церкви ставили!
– Но в чем же дело? – Катя наконец, премило зардевшись, подняла глаза на Пивоварова. – Ведь мне Михаил ничего толком и не объяснял. Просто написал, что в отчаянном положении и срочно нужны полторы тысячи. Вот и все. А что же произошло?
– Так вы не знаете? – ахнул Пивоваров и опять опустился на кровать, глядя на нее широко раскрытыми удивленными глазами, отчего все его хмурое и худое лицо даже преобразилось и стало казаться открытым и молодым.
– Нет, – покачала головой Катя с сожалением. Сейчас она намеренно не смотрела на Сульского, боясь, как бы он каким-нибудь взглядом или жестом не выдал ее.
– Федоров, вот это женщина, – потрясенно проговорил Пивоваров, обращаясь к своему товарищу. – Госпожа Ковалева, – Катя чуть заметно вздрогнула, услышав, как к ней обратился Пивоваров, – если Михаил вам ничего не сказал, то, поверьте, это значит, что и я не имею на это права. То есть, не имел, но теперь... – он глубоко вздохнул. – Теперь-то что, дело прошлое, да и Михаил, надеюсь, меня не осудит. – Он помолчал, затем встал, пересек комнату и посмотрел в окно. – Прошлым летом, госпожа Ковалева, это было. Проигрались мы в картишки. Общий долг у нас составил полторы тысячи, было нас четыре человека и игра эта состоялась в доме у одного человека. Он какой-то приятель Михаилу оказался, а мы... Не играли мы никогда в карты, а тут, простите, но пьяны были уж очень, день рождения у Михаила как раз был. Ну вот и решились с пьяного дела сыграть, мол, новичкам везет и все такое. Сначала-то даже и везло, только все по мелочи, а потом... – он в сердцах рукой махнул. – А откуда у нас этакие деньжищи? Мы и не помнили ничего толком на следующий день. И не вспомнили бы, только тот человек нам забыть не позволил. Прибыл, да еще и расписочки наши привез. Вот так-то. Ну, а мы что... Отпираться бессмысленно, уговаривать – унизительно. Дал он нам сроку месяц. Кое-кто из нас даже покончить с жизнью думал, – хмыкнул он.
Сульский и Катя взглянули на Федорова, но по выражению его лица поняли, что этим человеком был наверняка не он, а маленький и суетливый Артюшкин.
– Вот, а Михаил через три недели и приходит к нам и говорит: так, мол, и так, братцы, писал я своей родственнице, вам, то есть, госпожа Ковалева, в Рязань, имение у них там богатое, вот написал да и попросил денег. А она возьми да и вышли. Только сегодня получил. И показывает он нам эти деньжищи-то, которых мы отродясь и не видали в глаза, – Пивоваров покачал головой, припоминая, видно, «такие деньжищи». – Так что спасибо вам, госпожа Ковалева, – он повернулся к Кате и, подошедши к ней, опустился на одно колено. – Не знаю, как вас по имени-отчеству, но только вы тогда нас спасли и мы перед вами в неоплатном долгу. И как вам отплатить, тоже не знаю!
– Да что вы, ничего не надо, – Катя улыбнулась. – Ничего не надо и, пожалуйста, не считайте, что вы мне что-то должны. Нужно помогать близким. Мишель был в ужасном положении, а он мне близкий человек, хоть и дальний родственник, – Катя попыталась пошутить. – Ну, а вы его друзья, так что...
– Друзья, – вдруг горько проговорил Федоров. – Э, нет, вы, госпожа Ковалева, ошибаетесь. Мы ему так, извиняюсь, собутыльники, а друзья у него другие... были... И кто они такие... – Федоров поморщился и пожал плечами. – Только вот что я вам скажу, это не иначе как они и виноваты, а может, даже это они его...
– Брось ты, Федоров, – перебил его Пивоваров.
– А что, хочешь сказать, они не способны на такое были?!
– Мы их не знаем и не видели, – возразил Пивоваров, поднимаясь с колена.
– Зато мы Мишку видели! – не сдавался Федоров. – Видели, какой он был до того, как с ними связался, и каким после стал!
Катя все-таки взглянула на Сульского, но его лицо сейчас ровным счетом ничего не выражало, он только спросил, уточняя:
– Когда это было? Деньги вы когда проиграли? – и посмотрел на Пивоварова.
– Да прошлым летом, – Пивоваров глянул на Катю, ища подтверждения. – И как раз после этого-то случая и нашел себе Мишка другую компанию.
– Понятно, – протянул Сульский.
А студенты между тем замолчали, не глядя друг на друга. Оба они были хмурыми, оба, по всей видимости, испытывали неловкость.
– Еще что-нибудь? – через некоторое время спросил Пивоваров, бросив на Катю взгляд исподлобья.
– Нет, спасибо, – выдавила из себя она. – О похоронах я позабочусь, – и встала со стульчика.
– Вы уж извините, что все вот так, – все сильней хмурясь, добавил Пивоваров, поднимаясь следом за ней.
– Нет-нет, это вы нас извините, – мягко улыбнулась Катя.
– Ну, если мы чего-то не то сказали... Так вы уж извините, – снова промолвил Пивоваров.
– Спасибо, что поговорили с нами, – Катя протянула ему свою ручку в лайковой перчатке для рукопожатия.
– Вы удивительная женщина, – вздохнув и осторожно прикоснувшись к ее пальчикам в темно-линей лайке своей большой и не слишком чистой рукой, заключил Пивоваров.
– До свидания, – сказала Катя уже в дверях и пока спускалась и выходила из общежития, она молчала, не глядела на Сульского и заметно была расстроена.
Зато когда сели в экипаж, Катя посмотрела на Алексея Петровича решительно и выговорила ему:
– Отчего вы это молчали все время? Ничем мне не помогли?
– А разве вам была нужна чья-то помощь? – с учтивым поклоном и легкой улыбкой переспросил Сульский. – Вы великолепно справились с ролью, Катерина Дмитриевна. И Пивоваров прав, вы действительно удивительная женщина.
Катя вздохнула и слегка поджала губки.
– Но вы слышали, что говорили эти люди? – через некоторое время снова подала она голос. – Значит, они полагают, что те самые друзья Соколова вполне были способны на убийство.
– Да, но чем они все-таки занимались? – задумавшись, спросил Сульский. – Что там, мистика или политика? Это нам, увы, не известно.
– Зато известно кое-что другое, – в тон ему откликнулась Катя. – Например, то, что к появлению денег у Соколова прошлым летом, да еще такой крупной суммы, причастен не кто иной, как Ковалев. А из этого вполне можно заключить, что это все-таки Соколов подделал векселя и подменил их, за что и получил полторы тысячи, может, даже две.
– Вы так считаете? – Сульский посмотрел на Катю сбоку.
– Я думаю, что это более чем вероятно, – со вздохом заключила она. – Иначе в разговоре просто не всплыла бы рязанская госпожа Ковалева, дальняя родственница и щедрая душа.
– А что вы скажете, если выяснится, что такая дама и правда существует? – возразил Сульский не потому, что полагал, что Катя заблуждается, а скорее по привычке возражать на услышанное, что практикуется нередко при обсуждении версий.
– Хотите пари? – улыбнулась Катя лукаво. – Я согласна заключить его.
– Вы так уверены в себе? – с улыбкой промолвил Сульский, живо напомнив ей в этот момент покойного художника.
– Да, – поспешила согласиться Катя. – Кстати, о бедном Соколове придется позаботится. А мне еще нужно навестить Наташу, она, бедняжка, наверное, не знает... Нет, сегодня не могу.
– Хотите, это сделаю я? – предложил Алексей Петрович. – Постороннему человеку легче сообщать такие вещи, – объяснил он свой жест.
Катя молча кивнула, чувствуя, что у нее и правда нынче не достанет сил объясняться с Наташей. Она была благодарна Сульскому за то, что он понял ее состояние.
– Что ж, поездка оказалась довольно результативной, мой начальник будет доволен.
– Да, – эхом отозвалась Катя.
Они помолчали, и так, в молчании, подъехали к Брюсовскому. Сульский, как всегда, помог Кате выйти из экипажа и, спросив адрес Наташи, пообещал телефонировать после разговора с ней.
– Только сделайте это как можно деликатней, Алексей Петрович, и постарайтесь, чтобы Галина Сергеевна не присутствовала при вашем разговоре, хорошо?
Он обещал и это. На том и расстались. Катя дождалась супруга из университета, рассказала ему то, что они с Сульским узнали от соседей Соколова. Он согласился с ней, что, скорее всего, она права и в деле с подменой векселей, надо полагать, не обошлось без Ковалева, но потом заметил:
– Увы, если все так, то нам не удастся ни проверить правильность этого предположения, ни, тем более, наказать виновных. Оба уже наказаны.
– Никита, нам нужно позаботиться о Соколове. Обязательно нужно, Никита, – повторила она мягко. – Я обещала. И потом, кто же возьмется его хоронить?
– Ладно, – вздохнув, согласился Карозин. – Я займусь этим. Это, наверное, нужно нынче сделать? – Катя кивнула. – На Даниловском хоронить будут?
– Да, наверное, – кивнула она.
– А где он сейчас?
– В леднике, должно быть.
– Протелефонировать надо Фарапонову, – с этими словами Карозин пошел к аппарату и довольно долго говорил с подполковником.
Когда он вернулся, то сообщил Кате, что все обговорено и гроб будет готов к завтрашнему дню, а похоронят его завтра в полдень на Даниловском.
– Спасибо, Никита, – устало поблагодарила его жена.
– Еще одна новость. Сульский просил тебе передать, что он сообщил Наташе о смерти Соколова.
– И как она это восприняла?
– По мнению Сульского, она уже все знала. Впрочем, она просила тебя приехать, потому что действовал он от твоего имени.
– Хорошо, – вздохнула Катя. – Но завтра. Нынче я устала и сил нет ни на что.
– Тогда идем спать, – предложил Карозин и Катя покорно пошла за мужем наверх, в спальню.
– Как ты думаешь, – спросила она уже там, – может быть, мне стоит поехать на похороны? Вдруг там будет кто-то из тех его друзей?
– Может быть, оставить это полиции? – спросил Карозин, впрочем, особо не настаивая.
– Если Наташа захочет поехать на похороны, то я поеду с ней, а если нет... Утро вечера мудренее, – добавила она, прижимаясь к мужу.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
– Насчет свободных вечеров дело дрянь. Для необеспеченных выбор невелик, – со вздохом промолвил Алексей Петрович. – У совсем уж бедных и вовсе знакомств почти нет, да и пойти не в чем, ну и некуда тоже. Вот только дешевые трактиры и остаются, – он глянул на нее сбоку. – У живописцев два таких: «Колокола», что на Сретенке, и вот, неподалеку от училища, на углу Уланского переулка и Сретенского бульвара. Там и гуляют. У кого нынче есть свободный рубль, то и угощает. Вообще студенты, как правило, живут по-товарищески. Но в Ляпинку попасть не так уж просто, тут у них всегда очередь на место.
Сульский снова вздохнул, но в это время экипаж уже подъехал к Ляпинке и разговор был прерван. Алексей Петрович помог Кате выйти и провел ее во двор, к двухэтажному жилому дому, где и квартировали студенты. Вошли в довольно грязный подъезд.
– Начальства здесь никакого, – оповестил Катю Сульский. – То есть, никакого надсмотра. Внизу столовая, как раз скоро обед, здесь рано обедают. Обед простой, щи да каша, – улыбнувшись продолжил Алексей Петрович. – пятнадцать копеек стоит, а раз в день бесплатно чай с хлебом. Причем, в столовой как раз нечто вроде клуба. И сюда, – понизив голос, добавил он, – нашему брату лучше не соваться, не одному уж сыщику делали допрос «по-ляпински».
Они подошли к лестнице и стали подниматься.
– Комнаты на четыре человека рассчитаны и нам нужна та, что крайняя слева, – они шли уже по длинному коридору.
– А вы уверены, – спросила Катя, – что мы застанем тех, кто нам нужен?
– Застанем, здесь его соседи нынче, за это уж не волнуйтесь, – усмехнулся Сульский. Он смело постучал в последнюю слева дверь.
– Кто там? – тотчас раздался за дверью глухой мужской голос.
– Открывайте, Пивоваров, это Сульский.
Дверь отворилась и на пороге появился не слишком молодой человек, одетый весьма неряшливо – в несвежую рубашку и мятые брюки, длинноволосый с худым широкоскулым лицом и болезненно горящими темными глазами.
– Простите, я не знал, что вы с дамой, – виновато пробормотал он и тотчас скрылся в глубине комнатки.
Катя не спешила входить, через несколько минут Пивоваров сам позвал гостей. Он успел одеть длиннополый, засаленный на карманах и локтях сюртук и даже причесаться.
– Входите, – он закрыл за ними дверь. – Вы по давешнему делу, да, Сульский?
– Да, – ответил Алексей Петрович. – А где ваши соседи?
– Они в лавку отлучились. Сейчас придут. Садитесь, – предложил он, указывая на два из четырех имеющихся в комнатке стульев.
Катя огляделась. Комната была длинная, как пенал, об одно окно, вместо штор на нем использовалось старенькое покрывало, висящее сейчас на одном гвозде. Четыре кровати, четыре столика с ящиками у каждой из них, четыре стула, а по стенам на вбитых гвоздях висели кое-какие вещи, составляющие скудный гардероб хозяев комнатки.
Она осторожно опустилась на краешек стула, Сульский при этом посмотрел на нее сочувственно и понимающе, а Пивоваров, наоборот, с какой-то сардонической усмешкой.
– Итак, чем могу помочь? – спросил Пивоваров у Алексея Петровича.
– Мы приехали поговорить о вашем соседе. Это чрезвычайно важно, Пивоваров. Не скрывайте, пожалуйста, ничего. Победите в себе предубеждение против полиции.
– А я и не знал, – едко отпустил Пивоваров, – что с некоторых пор в полиции служат и дамы.
– Вы забываетесь, – довольно мягко, но уверенно этак произнес Сульский и глаза его опасно сузились. – Эта дама, к вашему сведению, дальняя родственница вашего соседа и ей не безразлична его участь.
– Прошу прощения, – неприязненное выражение тотчас улетучилось с лица Пивоварова и он посмотрел на Катю как-то по-новому. – Вы из Рязани, да? Михаил говорил что-то... – он нахмурился, видимо, силясь припомнить.
– Да, да, – кивнула Катя согласно и улыбнулась.
Пивоваров заметно расслабился.
– Что ж, в таком случае... Его завтра хоронят.
– Я знаю и позабочусь об этом, – тут же среагировала Катя.
– Понятно, – Пивоваров вздохнул, сел на кровать. – Что вы хотите узнать? Каким человеком он был? Нормальным. Ну, конечно, у него были свои странности, да ведь, сударыня, у творческих людей, почитай, странности это самая что ни на есть норма. Это вы у любого спросите, вам так же и скажут. У Михаила вот странность была в склонности к мистике, ну так этим-то никого здесь и вовсе не удивишь. – На этих словах Катя и Сульский быстро переглянулись.
– А что, Мишель увлекался гаданиями или чем иным?.. – проговорила Катя неуверенно.
– Да нет, какие там гадания! – махнул рукой Пивоваров. – Нет, у него увлечение другого рода было. Любил он всякие странные легенды, ну там, чтоб с таинственными смертями и воскрешениями. Помогало это ему, что ли? – он пожал плечами. – Наслушается таких вот историй, а потом давай всю эту нечисть рисовать... Но как рисовал! Графика ему особенно удавалась, да и тушь, хотя чего говорить, он и маслом мастерски...
Тут дверь распахнулась без стука и в комнату вошли еще двое. Как поняла Катя, тоже соседи Соколова и хозяева этой комнатки. Оба молодых человека были одеты так же неряшливо, как и Пивоваров, оба были небриты и с длинными волосами, у обоих лихорадочно горели глаза, отличия же заключались в росте, один был ниже на две головы другого, да и в цвете волос – маленький был ярко-рыжеволос, а высокий блондинист.
– День добрый, – пробормотал маленький, сверкнув глазами на Сульского, а потом посмотрел на Катю с прищуром. Примерно такой же была реакция и высокого, только он и вовсе невнятно пробубнил какое-то приветствие.
– Знакомтесь, это господа Артюшкин... – маленький быстро кивнул головой и подошел к одному из столиков, чтобы положить на него какой-то довольно увесистый сверток. – И Федоров, – высокий нервно кивнул и тут же сел на одну из свободных кроватей.
– А это родственница Михаила, – продолжил Пивоваров. – Та, что из Рязани. – Сульского он не представил, из чего Катя сделала заключение, что они и так знакомы.
– Понятно, – пробормотал маленький Артюшкин, а Федоров снова нервно кивнул.
– Вот, про Михаила хотят расспросить, – проговорил Пивоваров.
– А вам надо его рисунки посмотреть, – предложил Артюшкин. – Ежели вас интересует, что он за человек был, то лучше, чем его работы, о нем никто не расскажет. Вы ведь, небось, хотели с нами по этому поводу побеседовать?
– Да, – чуть вскинув брови, кивнула Катя. – А что же в этом особенного?..
– Да ничего, – перебил ее Артюшкин совершенно беззлобно. – Ничего в этом такого-этакого нет. Просто все так и делают... Когда человеку помощь нужна, так и не вспомнят про него, а как помрет, то сразу и родственники отыскиваются...
– Кузьма! – возмущенно прервал его Федоров, глянув на Катю. – Перестань, это невежливо.
– А чего там! – бросил Артюшкин и быстрыми шагами вышел из комнаты, хлопнув дверью.
– А что, Мишелю нужна была помощь? – тут же обеспокоенно спросила Катя. – Я не знала, что он нуждался так сильно.
– А кто, скажите, из тех, что здесь квартируют, не сильно нуждается? – едко переспросил Пивоваров. – Но ведь вы ему и так помогали, так что простите Кузьму, он имел в виду вовсе не вас, вы и так для Михаила много сделали.
Катя опустила глаза и конфузливо промолвила:
– Да что вы, разве я что-то сделала...
– Господь с вами! – воскликнул Пивоваров и подскочил с кровати. – Вы ведь сами не представляете, что вы для нас прошлым летом сделали, прислав Михаилу полторы тысячи!
Катя чуть не поперхнулась, услышав такое заявление.
– Вы ведь не представляете, что тогда была за ситуация! Ну, мальчишки, с кем же такого не случалось, но только вы нас спасли!
– Да о чем вы, господа?.. – пролепетала Катя, испытывая смешанные чувства и боясь взглянуть на них.
– Федоров вот не даст солгать! Нет, правда, спасибо вам огромное, мы за вас потом даже свечки в церкви ставили!
– Но в чем же дело? – Катя наконец, премило зардевшись, подняла глаза на Пивоварова. – Ведь мне Михаил ничего толком и не объяснял. Просто написал, что в отчаянном положении и срочно нужны полторы тысячи. Вот и все. А что же произошло?
– Так вы не знаете? – ахнул Пивоваров и опять опустился на кровать, глядя на нее широко раскрытыми удивленными глазами, отчего все его хмурое и худое лицо даже преобразилось и стало казаться открытым и молодым.
– Нет, – покачала головой Катя с сожалением. Сейчас она намеренно не смотрела на Сульского, боясь, как бы он каким-нибудь взглядом или жестом не выдал ее.
– Федоров, вот это женщина, – потрясенно проговорил Пивоваров, обращаясь к своему товарищу. – Госпожа Ковалева, – Катя чуть заметно вздрогнула, услышав, как к ней обратился Пивоваров, – если Михаил вам ничего не сказал, то, поверьте, это значит, что и я не имею на это права. То есть, не имел, но теперь... – он глубоко вздохнул. – Теперь-то что, дело прошлое, да и Михаил, надеюсь, меня не осудит. – Он помолчал, затем встал, пересек комнату и посмотрел в окно. – Прошлым летом, госпожа Ковалева, это было. Проигрались мы в картишки. Общий долг у нас составил полторы тысячи, было нас четыре человека и игра эта состоялась в доме у одного человека. Он какой-то приятель Михаилу оказался, а мы... Не играли мы никогда в карты, а тут, простите, но пьяны были уж очень, день рождения у Михаила как раз был. Ну вот и решились с пьяного дела сыграть, мол, новичкам везет и все такое. Сначала-то даже и везло, только все по мелочи, а потом... – он в сердцах рукой махнул. – А откуда у нас этакие деньжищи? Мы и не помнили ничего толком на следующий день. И не вспомнили бы, только тот человек нам забыть не позволил. Прибыл, да еще и расписочки наши привез. Вот так-то. Ну, а мы что... Отпираться бессмысленно, уговаривать – унизительно. Дал он нам сроку месяц. Кое-кто из нас даже покончить с жизнью думал, – хмыкнул он.
Сульский и Катя взглянули на Федорова, но по выражению его лица поняли, что этим человеком был наверняка не он, а маленький и суетливый Артюшкин.
– Вот, а Михаил через три недели и приходит к нам и говорит: так, мол, и так, братцы, писал я своей родственнице, вам, то есть, госпожа Ковалева, в Рязань, имение у них там богатое, вот написал да и попросил денег. А она возьми да и вышли. Только сегодня получил. И показывает он нам эти деньжищи-то, которых мы отродясь и не видали в глаза, – Пивоваров покачал головой, припоминая, видно, «такие деньжищи». – Так что спасибо вам, госпожа Ковалева, – он повернулся к Кате и, подошедши к ней, опустился на одно колено. – Не знаю, как вас по имени-отчеству, но только вы тогда нас спасли и мы перед вами в неоплатном долгу. И как вам отплатить, тоже не знаю!
– Да что вы, ничего не надо, – Катя улыбнулась. – Ничего не надо и, пожалуйста, не считайте, что вы мне что-то должны. Нужно помогать близким. Мишель был в ужасном положении, а он мне близкий человек, хоть и дальний родственник, – Катя попыталась пошутить. – Ну, а вы его друзья, так что...
– Друзья, – вдруг горько проговорил Федоров. – Э, нет, вы, госпожа Ковалева, ошибаетесь. Мы ему так, извиняюсь, собутыльники, а друзья у него другие... были... И кто они такие... – Федоров поморщился и пожал плечами. – Только вот что я вам скажу, это не иначе как они и виноваты, а может, даже это они его...
– Брось ты, Федоров, – перебил его Пивоваров.
– А что, хочешь сказать, они не способны на такое были?!
– Мы их не знаем и не видели, – возразил Пивоваров, поднимаясь с колена.
– Зато мы Мишку видели! – не сдавался Федоров. – Видели, какой он был до того, как с ними связался, и каким после стал!
Катя все-таки взглянула на Сульского, но его лицо сейчас ровным счетом ничего не выражало, он только спросил, уточняя:
– Когда это было? Деньги вы когда проиграли? – и посмотрел на Пивоварова.
– Да прошлым летом, – Пивоваров глянул на Катю, ища подтверждения. – И как раз после этого-то случая и нашел себе Мишка другую компанию.
– Понятно, – протянул Сульский.
А студенты между тем замолчали, не глядя друг на друга. Оба они были хмурыми, оба, по всей видимости, испытывали неловкость.
– Еще что-нибудь? – через некоторое время спросил Пивоваров, бросив на Катю взгляд исподлобья.
– Нет, спасибо, – выдавила из себя она. – О похоронах я позабочусь, – и встала со стульчика.
– Вы уж извините, что все вот так, – все сильней хмурясь, добавил Пивоваров, поднимаясь следом за ней.
– Нет-нет, это вы нас извините, – мягко улыбнулась Катя.
– Ну, если мы чего-то не то сказали... Так вы уж извините, – снова промолвил Пивоваров.
– Спасибо, что поговорили с нами, – Катя протянула ему свою ручку в лайковой перчатке для рукопожатия.
– Вы удивительная женщина, – вздохнув и осторожно прикоснувшись к ее пальчикам в темно-линей лайке своей большой и не слишком чистой рукой, заключил Пивоваров.
– До свидания, – сказала Катя уже в дверях и пока спускалась и выходила из общежития, она молчала, не глядела на Сульского и заметно была расстроена.
Зато когда сели в экипаж, Катя посмотрела на Алексея Петровича решительно и выговорила ему:
– Отчего вы это молчали все время? Ничем мне не помогли?
– А разве вам была нужна чья-то помощь? – с учтивым поклоном и легкой улыбкой переспросил Сульский. – Вы великолепно справились с ролью, Катерина Дмитриевна. И Пивоваров прав, вы действительно удивительная женщина.
Катя вздохнула и слегка поджала губки.
– Но вы слышали, что говорили эти люди? – через некоторое время снова подала она голос. – Значит, они полагают, что те самые друзья Соколова вполне были способны на убийство.
– Да, но чем они все-таки занимались? – задумавшись, спросил Сульский. – Что там, мистика или политика? Это нам, увы, не известно.
– Зато известно кое-что другое, – в тон ему откликнулась Катя. – Например, то, что к появлению денег у Соколова прошлым летом, да еще такой крупной суммы, причастен не кто иной, как Ковалев. А из этого вполне можно заключить, что это все-таки Соколов подделал векселя и подменил их, за что и получил полторы тысячи, может, даже две.
– Вы так считаете? – Сульский посмотрел на Катю сбоку.
– Я думаю, что это более чем вероятно, – со вздохом заключила она. – Иначе в разговоре просто не всплыла бы рязанская госпожа Ковалева, дальняя родственница и щедрая душа.
– А что вы скажете, если выяснится, что такая дама и правда существует? – возразил Сульский не потому, что полагал, что Катя заблуждается, а скорее по привычке возражать на услышанное, что практикуется нередко при обсуждении версий.
– Хотите пари? – улыбнулась Катя лукаво. – Я согласна заключить его.
– Вы так уверены в себе? – с улыбкой промолвил Сульский, живо напомнив ей в этот момент покойного художника.
– Да, – поспешила согласиться Катя. – Кстати, о бедном Соколове придется позаботится. А мне еще нужно навестить Наташу, она, бедняжка, наверное, не знает... Нет, сегодня не могу.
– Хотите, это сделаю я? – предложил Алексей Петрович. – Постороннему человеку легче сообщать такие вещи, – объяснил он свой жест.
Катя молча кивнула, чувствуя, что у нее и правда нынче не достанет сил объясняться с Наташей. Она была благодарна Сульскому за то, что он понял ее состояние.
– Что ж, поездка оказалась довольно результативной, мой начальник будет доволен.
– Да, – эхом отозвалась Катя.
Они помолчали, и так, в молчании, подъехали к Брюсовскому. Сульский, как всегда, помог Кате выйти из экипажа и, спросив адрес Наташи, пообещал телефонировать после разговора с ней.
– Только сделайте это как можно деликатней, Алексей Петрович, и постарайтесь, чтобы Галина Сергеевна не присутствовала при вашем разговоре, хорошо?
Он обещал и это. На том и расстались. Катя дождалась супруга из университета, рассказала ему то, что они с Сульским узнали от соседей Соколова. Он согласился с ней, что, скорее всего, она права и в деле с подменой векселей, надо полагать, не обошлось без Ковалева, но потом заметил:
– Увы, если все так, то нам не удастся ни проверить правильность этого предположения, ни, тем более, наказать виновных. Оба уже наказаны.
– Никита, нам нужно позаботиться о Соколове. Обязательно нужно, Никита, – повторила она мягко. – Я обещала. И потом, кто же возьмется его хоронить?
– Ладно, – вздохнув, согласился Карозин. – Я займусь этим. Это, наверное, нужно нынче сделать? – Катя кивнула. – На Даниловском хоронить будут?
– Да, наверное, – кивнула она.
– А где он сейчас?
– В леднике, должно быть.
– Протелефонировать надо Фарапонову, – с этими словами Карозин пошел к аппарату и довольно долго говорил с подполковником.
Когда он вернулся, то сообщил Кате, что все обговорено и гроб будет готов к завтрашнему дню, а похоронят его завтра в полдень на Даниловском.
– Спасибо, Никита, – устало поблагодарила его жена.
– Еще одна новость. Сульский просил тебе передать, что он сообщил Наташе о смерти Соколова.
– И как она это восприняла?
– По мнению Сульского, она уже все знала. Впрочем, она просила тебя приехать, потому что действовал он от твоего имени.
– Хорошо, – вздохнула Катя. – Но завтра. Нынче я устала и сил нет ни на что.
– Тогда идем спать, – предложил Карозин и Катя покорно пошла за мужем наверх, в спальню.
– Как ты думаешь, – спросила она уже там, – может быть, мне стоит поехать на похороны? Вдруг там будет кто-то из тех его друзей?
– Может быть, оставить это полиции? – спросил Карозин, впрочем, особо не настаивая.
– Если Наташа захочет поехать на похороны, то я поеду с ней, а если нет... Утро вечера мудренее, – добавила она, прижимаясь к мужу.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На следующий день с утра Катя получила от Наташи записку, в которой та сообщала, что все-таки решила поехать на похороны, и просила Катю, чтобы та ее сопровождала. Катя ответила согласием, а после телефонировала Сульскому, чтобы и он поехал с ними. Алексей Петрович сказал, что заедет в половине двенадцатого, между прочим добавив, что у него имеются кое-какие новости.
Когда он прибыл в карозинский особнячок, Наташа уже была там. Обе они ждали его в кабинете, но Сульский просил Катю уделить ему несколько минут:
– Простите меня, Наталья Ильинична, – обратился он к Наташе, – но мне нужно кое-что сообщить нашей хозяйке.
– Пойдемте в гостиную, – предложила Катя, и когда они остались вдвоем, Сульский проговорил:
– Если на кладбище будет Мельский, а у меня есть основания полагать, что он там будет, то я намерен за ним проследить.
– Пожалуйста, – чуть удивленно кивнула Катя. – И это все, что вы хотели сообщить?
– Нет, – улыбнулся Сульский. – Помните пари? – Катя в ответ кивнула. – Так вот, я навел справки. Вы оказались правы, Катерина Дмитриевна, никакой деревенской родственницы по фамилии Ковалева у Соколова не имелось.
– Ну что ж, я не удивлена, – пожала плечами Катя. – Только вот интересно, откуда они друг друга знали с Сергеем Юрьевичем?
– И это я вам тоже скажу, – Алексей Петрович явно был собой доволен. – Соколов, конечно, дворянин, но тут тоже не обошлось без некоторой таинственности.
– О Боже, – не удержалась от возгласа Катя, – и сколько вокруг таинственности! Когда только все это кончится.
– Скоро, должно быть, – заверил Алексей Петрович. – Михаил Соколов жил в соседней с Ковалевыми деревне, и знакомы они были с Сергеем Юрьевичем с младых ногтей, так сказать. Потом их пути разошлись и вот, видимо, отыскали они друг друга уже в Москве. Так что мало того, что в деле о пропаже векселей, скорее всего, участвовал Соколов, но и те поддельные письма, при помощи которых Ковалеву удавалось проникать в уважаемые дома, тоже дело его рук.
– А в чем же таинственность? – напомнила Катя.
– Ну вот, например, в том, зачем Соколову понадобилось обзаводиться новым паспортом, по которому он выходит никаким не дворянином, а сыном обходчика путей.
– Возможно, что в Ляпинку проще устроиться именно таким людям? – предположила Катя.
– Ничего подобного, – отрицательно качнул головой Сульский. – Никакой существенной разницы нет.
– Тогда действительно зачем? – Катя вздохнула.
– Но и это не все. Дело в том, что из тех двенадцати, что собирались на кладбище, половина поступили точно так же. Остальные шесть человек на самом деле из простых, как говорится.
– И что же это значит?
– Это мне неизвестно, – вздохнул Сульский. – Пока, во всяком случае, неизвестно.
– Послушайте, Алексей Петрович, – заговорила Катя, – вы как хотите думайте, но я все-таки придерживаюсь той версии, что тут не обошлось без мистики. По-моему не зря придается ей такое значение. Вот четьи-минеи, например, да и то, что половина этих молодых людей зачем-то скрывает свое происхождение.
– Не стану пока что с вами спорить, – пожал плечами Сульский, – однако у всего этого может быть и иное, совершенно не мистическое объяснение.
– Политическое, хотите сказать? – улыбнулась Катя. – Впрочем, мы ведь договорились, что на этой версии вы с подполковником сосредоточитесь. Если это все, Алексей Петрович, то идемте, нам пора, – закончила она, глянув на часы, показывающие без четверти полдень.
– Да, конечно, – согласился Сульский.
Они вышли из гостиной и, вместе с Наташей покинули дом Карозиных, чтобы ехать на похороны. Наташа, несмотря на довольно ясный и теплый день, была одета в закрытое черное платье и шляпку с густой вуалеткой. Катя же решила, что если соседи Соколова приняли ее за родственницу, то незачем скрываться. Доехали довольно быстро и у кладбищенских ворот увидали выезжающий уже пустой катафалк.
Место для могилы, которое выхлопотал Никита Сергеевич, находилось в самом конце довольно обширного кладбища, но все трое уже издали заметили небольшую компанию в черном, священника среди них. Прибавили шагу и как раз успели к тому моменту, когда священник уже прочитал отходную.
Катя оглядела присутствующих, кроме Пивоваров и Артюшкина, которые оба ей сдержанно кивнули, она никого здесь больше не знала. Затем Катенька посмотрела на покойника и поспешила отвести взгляд. Зато Наташа покачнулась, схватилась за Катенькину руку, а когда стали гроб заколачивать, рванулась к нему, из ее груди вырвались рыдания и Катя тотчас пожалела, что они приехали. Как же она не подумала, что такое возможно!.. Она попыталась оттащить Наташу от гроба, присутствующие смотрели со смятением и любопытством. Наташа рыдала, Катя пыталась ее уговорить, а Сульский куда-то запропал. Кате помог священник, вдвоем они все-таки оторвали рыдающую Наташу от гроба и отвели подальше.
Катя стала оглядываться в поисках Алексея Петровича, но не обнаружила его, тогда она попросила священника помочь довести Наташу до кареты, ожидающей у ворот. Он согласно кивнул, что-то тихонько нашептывая Наташе. Та судорожно всхлипывала, но рыдать уже перестала и, видимо, прислушивалась к его словам. Добрались до кареты, священник что-то еще на дорогу проговорил, благословил Наташу и карозинский экипаж поехал в обратном направлении.
Катя молчала, жалея о том, что поехала на кладбище и не удержала Наташу от этой поездки. Да и зачем приезжали? Впрочем, возможно, Сульскому что-нибудь удастся узнать. Не зря же он, должно быть, запропастился куда-то.
Наташа потихоньку успокаивалась и уже почти у самого дома тихонько попросила Катю:
– Можно мне немного у вас побыть?
– Конечно, – промолвила в ответ Катенька.
Дамы молча вышли из экипажа и вошли в дом.
– Наташа, тебе, наверное, нужно отдохнуть, ты пойди за Груней, она проводит тебя, – предложила Катя.
Наташа только кивнула в ответ и покорно пошла за Груней, получившей распоряжение проводить барышню наверх, в комнату для гостей, и если что понадобится – все сделать.
Сама же Катя прошла в кабинет и села за Никитин стол, думая о том, что же делать-то. В ее хорошенькой головке по-прежнему, если так можно выразиться, была полнейшая абракадабра. Ее тихую задумчивость прервал Ефим, приоткрывший дверь и сообщивший:
– Катерина Дмитриевна, вас к аппарату-с.
– Иду, – поднялась Катя, предположив, что это, должно быть, Никита телефонирует.
Однако она ошиблась. Голос был мужской, но чей-то незнакомый.
– Слушаю, – сказала Катя, поднося рожок к уху.
– Катерина Дмитриевна? – уточнил незнакомый голос. – Вы интересуетесь смертью Соколова? Я могу вам помочь. Давайте встретимся нынче же.
– Хорошо, – тут же согласилась Катя. – Но кто вы?
– Это после, – в трубке послышался треск, голос куда-то пропал, потом появился вновь: – Вы слышите? Я вас узнаю. Вы будете?
– Где? – не поняла Катя.
– В Александровском парке! Нынче же! – крикнул незнакомец. – Будьте одна. Я вас узнаю сам!
– Но во сколько?
– В восемь часов вечера! Прогуляйтесь по аллее. Я вас найду! Вы будете?
– Да! – подтвердила Катя.
– Тогда до встречи!
Катя повесила рожок и вернулась в кабинет. Дело принимало интересный оборот. Кто-то знает о том, что она пытается найти убийцу Соколова, и вообще проявляет интерес к этому делу. Кто же это мог быть? Возможно, тот самый человек, который и подсунул ей на коронации четьи-минеи? Он не захотел назваться. Опасна ли встреча с ним? Катя покачала головой и вздохнула. В любом случае, она пойдет на встречу с этим человеком, возможно, что он действительно имеет что сказать. Конечно, следует предупредить Никиту, да еще, пожалуй, и Фарапонова с Сульским. Но вот где Алексей Петрович? Наверное, увидал на кладбище кого-то, за кем решил проследить. Мельского? Возможно, возможно. Что ж, решила Катя, надо протелефонировать Фарапонову и сообщить о назначенной встрече. Конечно, прогуляется она по саду в одиночестве, но желательно, чтобы за ней, так сказать, присматривали.
Когда он прибыл в карозинский особнячок, Наташа уже была там. Обе они ждали его в кабинете, но Сульский просил Катю уделить ему несколько минут:
– Простите меня, Наталья Ильинична, – обратился он к Наташе, – но мне нужно кое-что сообщить нашей хозяйке.
– Пойдемте в гостиную, – предложила Катя, и когда они остались вдвоем, Сульский проговорил:
– Если на кладбище будет Мельский, а у меня есть основания полагать, что он там будет, то я намерен за ним проследить.
– Пожалуйста, – чуть удивленно кивнула Катя. – И это все, что вы хотели сообщить?
– Нет, – улыбнулся Сульский. – Помните пари? – Катя в ответ кивнула. – Так вот, я навел справки. Вы оказались правы, Катерина Дмитриевна, никакой деревенской родственницы по фамилии Ковалева у Соколова не имелось.
– Ну что ж, я не удивлена, – пожала плечами Катя. – Только вот интересно, откуда они друг друга знали с Сергеем Юрьевичем?
– И это я вам тоже скажу, – Алексей Петрович явно был собой доволен. – Соколов, конечно, дворянин, но тут тоже не обошлось без некоторой таинственности.
– О Боже, – не удержалась от возгласа Катя, – и сколько вокруг таинственности! Когда только все это кончится.
– Скоро, должно быть, – заверил Алексей Петрович. – Михаил Соколов жил в соседней с Ковалевыми деревне, и знакомы они были с Сергеем Юрьевичем с младых ногтей, так сказать. Потом их пути разошлись и вот, видимо, отыскали они друг друга уже в Москве. Так что мало того, что в деле о пропаже векселей, скорее всего, участвовал Соколов, но и те поддельные письма, при помощи которых Ковалеву удавалось проникать в уважаемые дома, тоже дело его рук.
– А в чем же таинственность? – напомнила Катя.
– Ну вот, например, в том, зачем Соколову понадобилось обзаводиться новым паспортом, по которому он выходит никаким не дворянином, а сыном обходчика путей.
– Возможно, что в Ляпинку проще устроиться именно таким людям? – предположила Катя.
– Ничего подобного, – отрицательно качнул головой Сульский. – Никакой существенной разницы нет.
– Тогда действительно зачем? – Катя вздохнула.
– Но и это не все. Дело в том, что из тех двенадцати, что собирались на кладбище, половина поступили точно так же. Остальные шесть человек на самом деле из простых, как говорится.
– И что же это значит?
– Это мне неизвестно, – вздохнул Сульский. – Пока, во всяком случае, неизвестно.
– Послушайте, Алексей Петрович, – заговорила Катя, – вы как хотите думайте, но я все-таки придерживаюсь той версии, что тут не обошлось без мистики. По-моему не зря придается ей такое значение. Вот четьи-минеи, например, да и то, что половина этих молодых людей зачем-то скрывает свое происхождение.
– Не стану пока что с вами спорить, – пожал плечами Сульский, – однако у всего этого может быть и иное, совершенно не мистическое объяснение.
– Политическое, хотите сказать? – улыбнулась Катя. – Впрочем, мы ведь договорились, что на этой версии вы с подполковником сосредоточитесь. Если это все, Алексей Петрович, то идемте, нам пора, – закончила она, глянув на часы, показывающие без четверти полдень.
– Да, конечно, – согласился Сульский.
Они вышли из гостиной и, вместе с Наташей покинули дом Карозиных, чтобы ехать на похороны. Наташа, несмотря на довольно ясный и теплый день, была одета в закрытое черное платье и шляпку с густой вуалеткой. Катя же решила, что если соседи Соколова приняли ее за родственницу, то незачем скрываться. Доехали довольно быстро и у кладбищенских ворот увидали выезжающий уже пустой катафалк.
Место для могилы, которое выхлопотал Никита Сергеевич, находилось в самом конце довольно обширного кладбища, но все трое уже издали заметили небольшую компанию в черном, священника среди них. Прибавили шагу и как раз успели к тому моменту, когда священник уже прочитал отходную.
Катя оглядела присутствующих, кроме Пивоваров и Артюшкина, которые оба ей сдержанно кивнули, она никого здесь больше не знала. Затем Катенька посмотрела на покойника и поспешила отвести взгляд. Зато Наташа покачнулась, схватилась за Катенькину руку, а когда стали гроб заколачивать, рванулась к нему, из ее груди вырвались рыдания и Катя тотчас пожалела, что они приехали. Как же она не подумала, что такое возможно!.. Она попыталась оттащить Наташу от гроба, присутствующие смотрели со смятением и любопытством. Наташа рыдала, Катя пыталась ее уговорить, а Сульский куда-то запропал. Кате помог священник, вдвоем они все-таки оторвали рыдающую Наташу от гроба и отвели подальше.
Катя стала оглядываться в поисках Алексея Петровича, но не обнаружила его, тогда она попросила священника помочь довести Наташу до кареты, ожидающей у ворот. Он согласно кивнул, что-то тихонько нашептывая Наташе. Та судорожно всхлипывала, но рыдать уже перестала и, видимо, прислушивалась к его словам. Добрались до кареты, священник что-то еще на дорогу проговорил, благословил Наташу и карозинский экипаж поехал в обратном направлении.
Катя молчала, жалея о том, что поехала на кладбище и не удержала Наташу от этой поездки. Да и зачем приезжали? Впрочем, возможно, Сульскому что-нибудь удастся узнать. Не зря же он, должно быть, запропастился куда-то.
Наташа потихоньку успокаивалась и уже почти у самого дома тихонько попросила Катю:
– Можно мне немного у вас побыть?
– Конечно, – промолвила в ответ Катенька.
Дамы молча вышли из экипажа и вошли в дом.
– Наташа, тебе, наверное, нужно отдохнуть, ты пойди за Груней, она проводит тебя, – предложила Катя.
Наташа только кивнула в ответ и покорно пошла за Груней, получившей распоряжение проводить барышню наверх, в комнату для гостей, и если что понадобится – все сделать.
Сама же Катя прошла в кабинет и села за Никитин стол, думая о том, что же делать-то. В ее хорошенькой головке по-прежнему, если так можно выразиться, была полнейшая абракадабра. Ее тихую задумчивость прервал Ефим, приоткрывший дверь и сообщивший:
– Катерина Дмитриевна, вас к аппарату-с.
– Иду, – поднялась Катя, предположив, что это, должно быть, Никита телефонирует.
Однако она ошиблась. Голос был мужской, но чей-то незнакомый.
– Слушаю, – сказала Катя, поднося рожок к уху.
– Катерина Дмитриевна? – уточнил незнакомый голос. – Вы интересуетесь смертью Соколова? Я могу вам помочь. Давайте встретимся нынче же.
– Хорошо, – тут же согласилась Катя. – Но кто вы?
– Это после, – в трубке послышался треск, голос куда-то пропал, потом появился вновь: – Вы слышите? Я вас узнаю. Вы будете?
– Где? – не поняла Катя.
– В Александровском парке! Нынче же! – крикнул незнакомец. – Будьте одна. Я вас узнаю сам!
– Но во сколько?
– В восемь часов вечера! Прогуляйтесь по аллее. Я вас найду! Вы будете?
– Да! – подтвердила Катя.
– Тогда до встречи!
Катя повесила рожок и вернулась в кабинет. Дело принимало интересный оборот. Кто-то знает о том, что она пытается найти убийцу Соколова, и вообще проявляет интерес к этому делу. Кто же это мог быть? Возможно, тот самый человек, который и подсунул ей на коронации четьи-минеи? Он не захотел назваться. Опасна ли встреча с ним? Катя покачала головой и вздохнула. В любом случае, она пойдет на встречу с этим человеком, возможно, что он действительно имеет что сказать. Конечно, следует предупредить Никиту, да еще, пожалуй, и Фарапонова с Сульским. Но вот где Алексей Петрович? Наверное, увидал на кладбище кого-то, за кем решил проследить. Мельского? Возможно, возможно. Что ж, решила Катя, надо протелефонировать Фарапонову и сообщить о назначенной встрече. Конечно, прогуляется она по саду в одиночестве, но желательно, чтобы за ней, так сказать, присматривали.